А где же находился в это время сам виновник катаклизмов в Калачевске? Что сталось с Егором Гавриловичем?

Трезвому уму беспристрастного историка ничего не составляет мысленно перенестись назад на несколько сот, а то и тысяч лет. И если бы такой беспристрастный историк направил бы свой взор в последний год первой трети очень давно прошедшего столетия, то он увидел бы множество любопытнейших и чрезвычайно поучительных для потомства фактов. Жизнь на планете показалась бы позорно неорганизованной. Огромные стада буйволов и мамонтов бродили по земному шару, совершенно не учтенные никаким статуправлением, без плана привеса и роста молодняка. Бродили без чабанов, отчего хищники, которых следовало бы безжалостно истреблять, сами истребляли большой процент поголовья. А уж о зимней заготовке кормов вопроса, разумеется, не ставил никто, поэтому в зимние периоды хозяйствования, если бы они были, пришлось бы подписывать акты на списание с астрономическими цифрами падежа.

В непроходимых чащах гнили многие тысячи кубометров бесхозного леса. Членам общества рыбаков и охотников можно было производить отстрел и отлов без всяких ограничений, настолько много было дичи и рыбы.

Не было асфальтовых дорог между городами, не было, если уж быть более точным, и самих городов. Не было автомобилей, фототелеграфа, Аэрофлота, пляжей с полосатыми зонтиками, путевок в дома отдыха, не существовало понятия об академиках, растратчиках, шоферах и автоинспекторах, не прослеживалось никаких следов общественной и культурной жизни.

И трезвый историк должен был бы воскликнуть возмущенно:

— Да что у них там делается? Хозяина нет, что ли?

Но если бы он внимательнее всмотрелся, он бы увидел, что хозяин на планете Земля существовал. Этот хозяин был — человек.

Правда, недостатки можно найти во все времена. В том веке, например, наблюдался катастрофический кризис с жильем. На жилплощадь не выписывали ордеров, ибо квартирами служили обыкновенные малогабаритные пещерки, а о водопроводе и канализации вообще речи никто не заводил. Но наши далекие предки были оптимистами и верили, что эти бытовые неувязки разрешатся скоро.

Одевались они явно не в ателье мод и не в цумах: кусок звериной шкуры заменял им весь гардероб.

Никто не занимался вопросами общественного порядка, не собирал взносов среди членов всевозможных обществ, не читал лекций о вреде алкоголя. Представители фауны еще не дрались за место в зоопарке, не желая быть занесенными в Красную книгу.

Но, как уже сказано выше, все эти трудности были временные. Человек бодро шагал по первым ступеням эволюции с каменным топором в одной руке и с дубинкой в другой, закладывая великие основы истории человечества. Он, первый человек, еще ужасно мерз зимой, не зная элементарных правил пользования нагревательными приборами, но свои задачи понимал хорошо и выполнял их перед скрытыми в грядущем потомками добросовестно, без приписок и очковтирательства.

Все еще предстояло человечеству: и рабство, и инквизиция, и война Белой и Алой Розы, и открытие Америки, и гонка вооружения, и демократия, но, счастью, люди того времени и не подозревали об этом.

И вот именно на этом отрезке времени по каменистой пустыне медленно тащился в направлении далекой реки человек. Вид его казался немного странным для каменного века. Одет он был в полосатую пижаму, поверх которой наброшен однобортный пиджак. В нагрудном кармане виднелась авторучка. На голове шляпа из рисовой соломы. Под рукой он держал большой портфель с медными застежками, в другой нес грелку из красной резины. На одной ноге комнатная туфля, вторая нога босая. Человек при каждом шаге босой ногой вскрикивал от боли.

И трезвый историк сразу признал бы в нем Егора Гавриловича Бобылева, который, охая и стеная, присел отдохнуть. В его глазах стояла тоска. Он не мог себе представить, куда он попал, как, что с ним происходит вообще. Он помнил всю свою прошлую жизнь, помнил, сколько должен принести ему за последние вагоны с хлопком Людовик Монета, а вот как он попал сюда, не помнил совсем.

Очнулся Бобылев под большой скалой. Ему было холодно и жестко. Он еще и сейчас содрогался, вспоминая страшилище, которое увидел, придя в себя. Это был огромный летающий зверюга с перепончатыми крыльями и головой дракона.

Зверь страшно щелкал зубами, громко и протяжно кричал, и этот зловещий крик долго царствовал над землей. Ничего подобного Егор Гаврилович не видел ни в одном зоопарке.

А полчаса назад Егор Гаврилович встретил вообще что-то невообразимое. Зверь, отдаленно похожий на слона, но несравненно больший, с длинной бурой шерстью и страшными бивнями, прошел мимо, как многоэтажный крупнопанельный дом. Когда прошло первое потрясение от этой встречи, Бобылев сообразил, что встретился с мамонтом: когда-то в школе он листал книжку по зоологии.

Вечер у реки Егор Гаврилович встретил грустно. Ему было одиноко. Напившись из реки, не замутненной отбросами производства, он с тоской вспомнил буфетчика Рачека и его постоянно свежее пиво. С обидой думал Егор Гаврилович, наблюдая каменновековый закат, что вот уже кончается рабочий день, а он еще не ел. Потом вспомнил свою белотелую Агнессу Гарасимовну и загрустил еще больше. Что за глупая история с ним происходит? Где он оказался?

Устроился он на ночлег на своем пиджаке, подумав при этом, что потом придется отдавать его в химчистку. Егор Гаврилович провел свою первую ночь в каменном веке, совершенно не догадываясь, где он, хотя все время думал об этом. Он и не подозревал, что от свежего пива Рачека, от вкусных обедов, от химчистки и от пышной Агнессы его отделяют целые тысячелетия, что их еще вообще нет в природе.

И хорошо, что не знал. Иначе бы он совсем не уснул в эту ночь.