Мы непростительно долго обходим вниманием личность во всех отношениях примечательную и необыкновенную. Читатель, конечно, догадался, что речь идет о Людовике Аванесовиче Монете, злом гении семьи Бобылевых, правой руке Егора Гавриловича, заведующем лабораторией на хлопкозаводе, который возглавлял его всесильный шеф.

Жизнь Людовика Аванесовича настолько богата событиями и фактами, что просто удивляешься, как он до сих пор не заслужил пристального внимания талантливого романиста, который написал бы о нем толстенный роман и издал бы тиражом в 300 000 экземпляров. Почему же здесь ему посвящается только несколько слов, хотя он по-настоящему заслуживает много большего?

Людовику Аванесовичу всю жизнь не везло. Фатально не везло, как он сам выражался. Вот и эта повесть написана не о Людовике Аванесовиче, а о везучем Егоре Гавриловиче с его несимпатичным животиком и незапоминающимся расплывшимся лицом.

А ведь смуглый, необыкновенно подвижный — скажем в скобках — даже немного суетливый, невысокого роста и слегка кривоногий, но тем не менее очень похожий на гасконца, Монета больше подходит на роль героя книги. Опять не повезло, как не везло с самого рождения. При заполнении метрик на младенца Монету никак не могли решить, что же записать в графу «национальность». Украинские, французские и армянские корни его родословной не могли прийти к разумному компромиссу, и его записали… норманном. Что за национальность? Почему? Фатум. Судьба. И только спустя шестнадцать лет Людовик сам исправил эту историческую ошибку, записавшись русским.

Не повезло Людовику и с образованием. Он толком не учился ни на русском, ни на украинском, ни на армянском языках. Это вовсе не значит, что он получил французское образование или учился в медресе. Просто его беспокойные родители так часто переезжали, что маленькому Людовику не приходилось учиться в одной школе более полугода, зато он сидел в каждом классе по три года.

Монета сменил за свою бурную жизнь великое множество профессий. Работал шофером, кондитером, спекулировал, трудился звонарем в православной церкви, писал книги, торговал газводой, рвал зубы, водил пароход, даже секретарем-машинисткой работал и стал, наконец, помощником Егора Гавриловича на хлопкозаводе, хотя толком не представлял, как растет этот самый хлопок.

Все жители города были его родственниками. Если не родственниками, то друзьями. Если не друзьями, то товарищами, а уж если не товарищами, то земляками наверняка. И ведь нельзя было не поддаться обаянию этого в высшей степени приятного человека, когда он чуть не лобызает тебя, встретив на улице, и трогательно-подробно расспрашивает о здоровье, о здоровье супруги, родителей супруги и даже о здоровье первого мужа вашей супруги. А как он волнуется за здоровье ваших детей! Дети — страсть Людовика Аванесовича. О детях он мог говорить часами.

Но в его жилах текла, наверное, изрядная доля и цыганской крови, потому что он не мог равнодушно смотреть на то, что можно перекупить, перепродать, обменять. Особенно обменять. Везде, где бы он ни работал, с кем бы ни разговаривал, он комбинировал. Комбинации Монета проводил с наполеоновским размахом, но почти все они заканчивались крахом.

Есть такие поэты. Они могут писать много и обо всем, пишут всегда и везде, в любом возрасте. И хотя стихи их корявы и несовершенны, порою просто безграмотны, они, не желая трезво взглянуть на свое творчество, постепенно теряют веру в удачу и потихоньку старятся. И до самой смерти человек не поймет, что жизнь прошла в тумане сладкого обмана, что прожита она просто зря.

Вот таким поэтом в своем деле был и Людовик Аванесович Монета. Да вот, например.

Однажды, отчаявшись от длительных неудач, он выгодно обменял на Заалайском рынке магнитофон на годовалого бычка. И все-таки при всей очевидной выгоде этой сделки, он прогорел. Монета не учел, что именно в эти дни на бойне большая очередь частников на убой скотины. А попробуй прокорми этого бычка два-три дня, пока дойдет твоя очередь, если ты живешь в центре города и, кроме коридора в квартире на третьем этаже, нет другого хлева? Наутро почерневший от горя Людовик Аванесович пинками выгнал на улицу ни в чем не повинное животное. И долго бродил по улицам беспризорный бычок, пугая своим видом прохожих.

Еще хуже обстояло дело у Монеты с женами. Людовик обладал несомненным даром с одного взгляда разбивать сердца буфетчиц, продавщиц и официанток. Но все они вскоре убеждались, что вместе с сердцем он им разбивает и жизнь. Ни с одной из жен он не жил более трех месяцев. После свадьбы томился от прозы жизни, затем следовал развод. Его не раз жестоко били, ему приходилось отпускать бороду для конспирации, он вступал в секту. Чего только не пережил Монета из-за женщин! Одно оставалось непонятным: как ему удавалось ускользать от алиментов? Ведь он не платил ни первой жене, ни второй, ни третьей, не говоря уже обо всех последующих. Более того, при всей трогательной любви к чужим детям, своих детей он никогда не видел и панически боялся встречи с ними.

И, как результат всех жизненных неудач, у Людовика Аванесовича случались жестокие запои. Да, Людовик Аванесович Монета — человек необычайной судьбы.

В ту злосчастную ночь, когда Егор Гаврилович так неосмотрительно покинул свою опочивальню, Монета спешил к дверям своего начальника.

На этот раз он не был в запое. Просто только что закончил в ресторане «Жучок» дела с клиентами по оформлению вагонов с хлопком, которые пошли пустыми в текстильный край, и спешил доложить своему начальнику об исполнении, а заодно отдать деньги. Он еще ничего не знал о трагедии. На душе у него было легко и радостно. Денежки грели его любвеобильное сердце.