1

Сергей Сергеевич Потанин, сорокапятилетний, очень уверенный в себе мужчина, представительный, как говорят о таких, «ведущий инженер одного из СКВ», как пишут о таких, привычным движением запер машину, опустил ключ в карман брюк и перехватил из рук жены сумки. Он выглядел гораздо крупнее своей миловидной жены Тани. Она в это время еще раз взглянула на себя в зеркальце, поправила зеленое покрывальце у их трехмесячной Светы и вышла из салона вслед за мужем, тоже захлопнув на замок свою дверцу. Через стекло она еще раз помахала своему крошечному чуду и, взяв под руку мужа, пошла в магазин.

Одного взгляда на эту пару достаточно, чтобы сделать вывод, что они счастливы.

Много ли сейчас на свете счастливых пар? Много ли люден, о которых можно смело сказать, что они счастливы? Люди озабочены, неприветливы, озлоблены, замкнуты в себе. Тяжелые настали времена. Жизнь дорожает, все труднее прожить, заботы съедают настроение людей. Беды страны теперь отражались на каждом человеке в отдельности. Люди перестали общаться даже с ближайшими соседями, они не улыбаются на улице и дома. И если Потанины были счастливым исключением, то только в силу иронического характера мужа, который на жизнь смотрел философски: все пройдет, наладится и образуется. Перемелется — мука будет, любит он повторять. Но главная причина все же была в их Светке. Сошлись они с Таней совсем недавно. Он разошелся с женой, долго снимал угол, она вообще жила одна. Встретились, поженились, вскоре, по счастливому совпадению, подошла его очередь на квартиру, а тут родилась доченька, как подарок судьбы. Может быть поэтому, на общем фоне они и бросались в глаза своим счастливым видом, который красит людей больше достатка и обеспеченности, особенно в эти трудные времена.

В универсаме на девятнадцатом квартале Чиланзара они бывают часто и всегда оставляют машину на обочине, где сегодня стоял в ряд еще десяток машин. Но раньше они оставляли машину пустую, а теперь там спящая Света, которая в машине спит особенно крепко, за что отец в шутку и прозвал ее «автомобильной леди».

Купить что-нибудь в магазине в наше время не так-то просто, но сегодня в продаже была колбаса. А еще куры, которые

Сергей прозвал «лагерными» за их истощенный, синий вид. Но сейчас люди хватают все что выбросили в продажу.

Вот и они взяли колбасы, кур и направились к базарчику, который стихийно вырос вблизи магазина. Когда у человека нет времени поехать на Фархадский рынок, то здесь можно прихватить кое-что по мелочи, правда, по цене несколько выше, но с этим сейчас мало кто считается. Таня взяла два килограмма помидоров и пучок укропа. Покупки были сделаны, и они направились к машине.

— Не проснулась ли наша Светочка? — озаботилась Таня.

— Любишь ты ходить по базару, — шутливо упрекнул ее муж.

— О, я в молодости на Алайском по часу ходила! Пока все не попробую, не уйду.

— А хоть что-нибудь покупала? Напробуешься — и домой?…

Если послушать, каким тоном разговаривают они между собой, то понять можно очень многое. Муж разговаривает с женой тоном снисходительным, каким говорят обычно с маленькой девочкой. Он ведь старше ее, опытнее, и, главное, мудрее. Она же, впервые почувствовавшая надежную опору, полностью доверилась мужу. Гармония их отношений, может быть, иногда и нарушалась, но только по мелочам, потому что эти отношения устраивали обоих. В таком настроении они и направились к своей машине.

И вначале даже не испугались, а удивились. Машины на месте не оказалось,

Сергей еще удивленно смотрел по сторонам. Бывало с ним такое, когда он забывал, где именно оставил машину. Но Таня своим материнским сердцем поняла, что случилась беда. Она охнула, выронила из рук сумку, выдохнула имя дочери и вяло опустилась на асфальт.

Теперь мешкать уже времени не оставалось. Жена сидит на асфальте, машины нет, а в машине их ребенок. Он кинулся ловить такси.

Но по закону подлости именно в это время свободных такси не оказалось, а те, что шли мимо, не останавливались, хотя и были пустые. Может быть, они ехали на обед.

Даже не страшное, а странное чувство испытал в эти минуты Сергей Сергеевич. Случилась беда. И никто не подумает кинуться на помощь, просто по-человечески спросить, что случилось. Равнодушные, ко всему посторонние, занятые только собой и своими заботами, шли мимо люди. Громадный город с огромным населением раскинулся вокруг двух раздавленных бедой людей. Даже если бы их убивали, наверное, никто бы не пришел на помощь.

Щеголеватый, с иголочки одетый Сарвар Куртсеитов, покручивая ключом зажигания на пальце, променадно прошелся вдоль магазина. Он иронически кривил губы. Ему нужна бутылка самого хорошего коньяка, и он рассчитывал купить его и этом универсаме, но коньяка в продаже не оказалось вообще. Сегодня дают портвейн и за ним такая давка, что даже смешно смотреть. В этой давке стоят опустившиеся мужчины и такие женщины, которые кроме грусти и иронии ничего не вызывают. И только сознание, что сам он не такой, что стоишь выше этой жалкой толпы, придавало ему уверенность в себе, в своем сегодняшнем и завтрашнем дне.

Он никогда не задумывался, да и не хотел задумываться, почему эти презираемые им люди стали такими и что довело их до жизни такой. Он по натуре прагматик, деловой человек. Он умеет делать деньги и делает их. Всякие там проблемы его не касаются, с него хватит того, что он покорненько отсидел десять лет в школе и еще шесть лет в институте. Теперь он живет.

Деньги ведь можно делать по-всякому. Только дураки думают, что можно разбогатеть лишь на взятках или на спекуляции автомобилями. Есть, например (только например!), внешне незаметные, даже в чем-то непрестижные работы, но на них вполне можно стать состоятельным человеком. Ну, скажем, устроиться на автозаправочную станцию. Да-да, с дипломом инженера на АЗС, ведь это тоже техническая работа. И вовсе не для того, чтобы недоливать бензин в баки машин, это глупость. Но представим себе, что в городе перебои с бензином. Ну всего на один день? Если нет, то и организовать можно! И вот люди мечутся в поисках бензина. Ну нет, и все! Зачем его продавать жалким автолюбителям, которые ходят вокруг тебя С пустыми канистрами и жалобно заглядывают в глаза? За этим бензином приедут близкие и нужные тебе люди, или пришлют посланца с запиской. Они кинут деньги не считая. Но зато когда тебе самому что-то будет нужно, ты зайдешь к этому человеку на равных, и он сделает для тебя все. И ты сам кинешь деньги не считая…

— Друг, выручи, — обратился к нему чем-то заведенный, нервный человек, — подбрось до милиции? Машину угнали… Там ребенок…

Ах чудак, чудак, нашел ты к кому обратиться! Тюфяк, у которого угнали машину, и сожаления-то недостоин. И неужели он не понимает сам, что вполне может статься, что кому-то нужна не его дохлая тачка, а именно ребенок! Ну для чего ребенок, это вопрос совсем другой. Но не будешь же ты читать ему популярную лекцию на эту тему. Но если кому-то нужен именно ребенок, чтобы выпотрошить этого олуха, то вмешиваться и вовсе не резон. Можно нарваться на кого-то из своих, Но как объяснить этому мужику все тонкости жизни? В милицию? Вообще-то и милиция любит заправляться на халяву, так что и там Сарвар нашел бы нужных людей, но зачем?

— Что ты, приятель! Ты уж без меня. Свидетелем же затаскают!

Дружески сделав ручкой, Сарвар сел в свою машину и укатил. Потанин только автоматически запомнил его номер — В 1794 ТН — и снова вышел на проезжую часть ловить машину.

Но как ее поймать, если у тебя действительно беда? Никакой Красный Крест еще ье придумал, как поступать в таком случае. Милосердие по принуждению смысла не имеет.

2

И все же через десять минут Потанины были в Чиланзарском РОВД. Их за рублевку подвез на «запорожце» краснорожий инвалид. Машина у него с ручным управлением, а так вроде цел-целехонек.

Дежурный офицер с красной повязкой на рукаве что-то писал в журнал. Таня прислонилась к стене уже от всего отрешенная, умершая от страха за дочь.

— Товарищ капитан! — почти крича, обратился Потанин к дежурному.

Капитан Досметов дописал фразу, полюбовался на свое произведение, поставил подпись, закрыл журнал, убрал его в сейф к спросил официальным тоном:

— Что случилось, гражданин? Да вы не кричите. Вот вам бумага, изложите все в письменном виде.

Потанин почувствовал, что попал в липкую обстановку, где все идет законным путем к каждый твой шаг будет вязнуть в формальностях. Писать бумагу, когда ребенок твой в машине, а машину гонят неизвестно куда и неизвестно кто. Кричать? Биться головой о стенку? И сможет ли он сейчас вообще писать?

Капитан Досметов мучился желудком. Мало кто знает, что острый гастрит уже давно стал профессиональной болезнью оперативников. Обыватель ведь как судит о работе милиции? Бездельники, взяточники, шкурники. Но есть в милиции такие отделы, где чаще всего удается поесть хорошо если один раз в сутки, да и то всухомятку А человеческих бед за время своей работы в органах он столько повидал, что стал к ним… ну не равнодушен, а как-то спокоен, что ли. Да и то сказать, человек ведь ко всему привыкает, а уж к чужому горю особенно. Поэтому он сейчас и протягивал посетителю чистый лист бумаги:

— Напишите заявление.

Но в это время зазвонил телефон, а Потанин возмутился:

— Какие бумажки?! Угнали машину, а в ней грудной ребенок!

Капитан глянул на посетителя и стал слушать, что ему говорят по телефону.

— Слушай, джаным, — услышал он в трубке голос Володи Салакаева, начальника угрозыска, — срочного ничего? Посплю пару часов, пока начальства нет.

— Володя, тут ЧП. Угон машины. Пошлю к тебе?

— Может, ты их куда подальше пошлешь? Я сутки не спал, — посетовал Салакаев. — Эти ротозеи бросают машины, а мы тут…,

— Володя, в машине грудной ребенок, — пояснил капитан. Он-то знал, что Салакаев последние сутки действительно не спал.

— Грудной ребенок? Так чего же рукава жуешь? Мигом ко мне!

Досметов подозвал к себе отошедшего к жене Потанина:

— Быстро на третий этаж. Комната тридцать девять, к капитану Салакаеву. Вам повезло.

Потанин в иной обстановке и возмутился бы. Что значит повезло, когда ты обращаешься в органы охраны порядка? Но даже он, в таком состоянии, уразумел, что ни тревоги, ни сигнальной сирены не будет. Для него пропажа дочери — катастрофа, равная гибели всего сущего, а здесь это только один из случаев, каких бывает в сутки сотни. И если ему повезло, что какой-то капитан Салакаев оказался на месте, то это и надо считать везением.

Капитан Салакаев в эту ночь брал с группой захвата банду, но ведь мало ее взять, нужно немедленно, по горячим следам написать обстоятельный рапорт. И эта бумажная процедура заняла у утомленного, взвинченного пережитой опасностью человека еще три часа. Салакаев кипел от негодования, ведь нужно завести, наконец, компьютер. Но нет, говорят, лазерных принтеров… Вот и делают оперативника бюрократом: возьми банду (это твой долг), но еще будь добр, напиши эти бумаги…

Однако благодаря этому он и не ушел утром домой отдыхать, а Потанину дежурный объяснил все просто — повезло. Может быть и хорошо, что Потанин не знал, чему он обязан своим везением.

Таня шла за мужем на этаж обреченно, уже ни на что их надеясь. Она почему-то считала, что все кончено, девочка пропала навсегда, а эти хождения по кабинетам только затягивает мучения. Сергей, как мог, поддерживал ее, но слова уже не могли что-либо изменить, ведь он и сам не слишком верил а благополучный исход. Такие кражи легко не вскрываются. Он, как и все современные люди, знал, что детей крадут и, чаще всего, они исчезают для родителей навсегда. Когда вымогают выкуп, родители по крайней мере знают, что ребенок хотя бы жив, но ведь нередко детей крадут совсем по другим причинам.

Они поднимались на третий этаж, раздавленные горем. Но шли, потому что в этом была их последняя надежда. Другого выхода у них просто не было.

3

То, что они увидели в тридцать девятой комнате, нисколько не прибавило им бодрости и уверенности. За письменным столом со стаканом чая в руке сидел простецкого вида русоволосый парень в летней распашонке, легких светлых брюках и сандалетах. Правда, был он крепкого сложения, коренастый, а вот лицо казалось что-то уж очень обычным. Какой-нибудь дружинник, с неприязнью подумал Потанин, поэтому спросил раздраженно:

— А где капитан Салакаев?

— Это я. Входите, — капитан отставил стакан с чаем, поднялся им навстречу и подал руку. — Владимир Васильевич. Садитесь.

Сергей удивленно, насколько это было возможно в его положении, осмотрелся. В кабинете почему-то стоит пудовая гиря и скат вагонетки весом килограммов под сто, явно вместо штанги.

— Неплохая визитная карточка для начальника уголовного розыска, — нашел он силы пошутить. — Писать заставите?

— Какое там писать! Рассказывайте, я слушаю, — капитан стал серьезным и совсем утратил свой мальчишеский вид. — Только кратко. Времени у нас нет.

Только вчера у Володи дома состоялся крутой разговор с женой. Люда категорически потребовала, чтобы он покинул милицию.

— На твой оклад, Володенька, скоро на одной картошке сидеть будем, — упрекнула его Люда. — Другие хоть вовремя домой приходят, а ты? Ты Ленку видишь пять минут в неделю, без тебя вырастет. Отца знать не будет!

Володя глотал завтрак и любовался женой.

— Ведь зовут же в кооператив! Пятьсот рэ дают. Ради чего мы еле концы с концами сводим? — не унималась Люда.

— Люда, по сегодняшним ценам мы с тобой и на пять сотен не проживем, — попытался отшутиться Володя.

— Ну умоляю тебя, перейди в другой отдел! Да сядь ты хоть на паспорта, что ли? Ведь не всегда тебе будет обходиться, все равно когда-нибудь подловят. Я ведь за тебя боюсь, Володя. Вот однажды придут и скажут…

Это был неожиданный поворот. Об опасностях его работы в доме не говорили, Люда ведь раньше сама работала в райотделе, знает, что к чему. Ну опасно, ну были случаи гибели оперативников, даже в эту ночь идти на банду будет непросто, но именно сейчас, когда волна преступлений нарастает и надо же кому-то бороться с нею, Люда вдруг начала этот нелегкий разговор.

— Володя, стало очень опасно, — продолжала она. — Убивают ваших, потому что уже ничего не боятся. А вы даже права на самооборону не имеете. А если ты убьешь преступника, затаскают. Зачем нам это, Володя? Ленка вон растет, а вдруг без отца останется? Мне страшно становится, Володя. Раньше не боялась, а теперь боюсь.

Володя уже без иронии посмотрел в глаза жене:

— Видно, так и умру сыщиком. Куда мне теперь?

И так он это сказал, что Люда притихла.

Нелегко на душе после такого разговора, а в ночь после него он шел брать банду на массиве Кызыл Шарк. Они укрылись в незаселенной девятиэтажке. Массив новый, половина домов пустая, поди угадай, в Какой квартире они отсиживаются, а бандиты матерые, вооруженные. Но за ними ограбление с жестоким убийством, брать нужно любой ценой. И вот Вася Белов в госпитале, утром сам отвозил. Зацепили-таки. И в самый бы раз прилечь и поспать, но, слушая Потанина, он уже нажал кнопку звонка под крышкой стола — сигнал «готовиться» в комнату группы захвата.

А между делом капитан уже оценил эту семейную пару. Он, конечно, старше жены. Интеллигент, конечно, и впервые сталкивается с преступлением, поэтому так откровенно растерян. А жена, жена чем-то похожа на его Люду. Женщины этого возраста все в чем-то имеют сходство.

— Уже двадцать минут прошло, — взглянул на часы Потанин.

— Сергей Сергеевич, послушайтесь моего совета, отправьте жену домой, машину я дам, — посоветовал Салакаев, — А сами можете остаться. Так будет лучше.

Таня испуганно возразила, но муж быстро убедил ее, что так действительно будет лучше.

Чтобы обнаружить угнанную машину, потребуется работа многих людей. И далеко не на каждый угон объявляется тревога, иначе патрульные машины будут постоянно в состоянии погони. Машин в городе крадут много, но этот случай особый, в машине грудной ребенок. Такое впервые случилось в практике капитана Салакаева. Поэтому он тотчас доложил о ЧП дежурному по городу. А майор Салиходжаев объявил тревогу по городу.

Капитан держал группу захвата наготове, но уже стало ясно, что дело затягивается. Стали поступать рапорта с постов ГАИ, что такой машины не проходило. И тогда капитан, отправив Потанина в соседнюю пустую комнату, чтобы не мешал своими тоскливыми глазами, поднял трубку телефона и сказал:

— Докладывает капитан Салакаев. Соедините с генералом.

Вряд ли он рискнул бы звонить напрямую заместителю министра внутренних дел, если бы не участие Салакаева в известной Хавастской операции, когда генерал сам возглавил эту акцию и запомнил по той поре сообразительного капитана. На это и рассчитывал Салакаев.

— Мухтар Насырович, — без тени панибратства заговорил он, когда генерал поднял трубку. — У меня сложное дело и нужна ваша санкция.

— Говори, капитан, — генерал был настроен благожелательно, и капитан это учел. — А ты все-таки мне не объяснил, откуда у тебя, чисто русского парня, такая фамилия. Помнишь, я все допытывался?

— Товарищ генерал, сейчас не до этого, — и Салакаев изложил коротко суть дела.

— Говори прямо, Владимир, чего ты от меня хочешь? — уже построже спросил генерал.

— Дайте мне в оперативное подчинение городское и областное ГАИ и выделите вертолет.

Генерал ответил только после внушительной паузы:

— Ты хоть понимаешь, о чем просишь?

Володя прекрасно понимал. Он отлично знал, как все эти по разделения не любят вмешательства в свои дела людей со стороны. Угро, как называют их для краткости, да еще районное, берет себе в оперативное подчинение ГАИ. Мало кто этого захочет. Но у капитана был убийственный довод:

— Товарищ генерал, в машине грудной ребенок.

Генерал долго говорил по другим телефонам, а трубка городского телефона лежала и лежала на столе. Володя слышал обрывки его переговоров и находился в понятном напряжении. В одну минуту все может рухнуть, его затея провалится, а со своей небольшой группой он не сможет повлиять на ход событий.

Только десять минут спустя он услышал голос генерала:

— Действуй, капитан. Но смотри, не сорвись. Тебе этого не простят!

4

Ирина Аркадьевна Полторацкая, маленькая, высохшая, уже начавшая седеть, не первый год живет на одних нервах. Нынче все учителя живут на нервах, и она уже сжилась с постоянным чувством тревоги настолько, что предчувствует беду за день до того, как она случится. Класс у нее действительно тяжелый, но сейчас у всех учителей тяжелые классы. Но у нее есть группа ребят, а в девятом классе, хочешь не хочешь, они уже парни, совершенно неуправляемые. Всюду есть ученики неблагополучные, и этим никого не удивишь. Но ее группа всегда на грани срыва и справиться с ними Ирина Аркадьевна уже не в состоянии. Это Алик Алферов, это Алеша Трухин, Олег Космынин и с ними вяжется Нуритдин Кабулов. А верховодит у них, конечно, Алик Алферов. И прозвище-то у него угрожающее — Алик-Клыч.

Еще в шестом классе Алик доставлял ей немало огорчений, были у него и приводы в милицию, и кражи, были жестокие избиения ребят из других классов, а что могла она сделать? Говоришь им хорошие, правильные слова, даже умоляешь, а они смотрят тебе в глаза к ухмыляются, словно им дано знать такое, что тебе, учителю, и на ум не придет, будто тебя за дуру несмышленную держат.

Она часто думала о природе лидерства в детских коллективах. На чем может держаться лидерство Алика-Клыча? Он и комплекцией мельче своих дружков, вертлявый, с черными курчавыми волосами и демоническим лицом. Лживый и трусливый мальчишка, он жесток в своих выходках, а его дружки восхищаются им, и он именно благодаря жестокости стал кумиром этих ребят. И чем изощреннее его выходки, тем привлекательнее он выглядит в их глазах.

Причем, несколько дней он может ходить смирным, сговорчивым, но потом его движения, жесты становятся все более порывистыми, непредсказуемыми, дергаными, и злая энергия накапливается в нем с каждым днем, пока не вырвется наружу. Ирина Аркадьевна в таких случаях говорит, что на Алика уже находит. И сегодня у него как раз тот пик напряжения, за которым неизбежно последует взрыв. И это будет не какая-то там элементарная грубость учителю, очередная двойка, к этому уже привыкли, а будет что-то изощренное, жестокое. Именно в таком состоянии он становится неуправляемым.

Черта лысого в ней, в этой психологии, да и в остальных премудростях педагогической науки, если ты чувствуешь, знаешь, просто убеждена, что Алик уже созрел и очередная беда вот-вот грянет, а предупредить, остановить не можешь. Попробуй подойти и начать его в чем-то убеждать, он сделает честные глаза и удивится: «Да что вы, Ирина Аркадьевна?"

Сегодня с утра он в школе появился, как все. Но уже по тому, как он вошел своей взвинченной походкой, как он диковато и зло оглядывал вестибюль, по нервному подергиванию его плеч Ирина Аркадьевна поняла, что он готов. Вполне возможно, что он еще и сам не знает, что отмочит, но его злая соля должна обязательно выплеснуться наружу. На первом уроке он еще сидел. Ирина Аркадьевна сама проверила, но вот уже на втором и третьем его в школе не было. Потом вдруг опять появился на следующих уроках, но вел себя ужасно, громко разговаривал, дерзил и совсем не занимался.

Ирина Аркадьевна тут же проверила, на месте ли Зоя Айшина из седьмого класса, его подружка. И Зоя тоже исчезала со второго и третьего уроков. Значит, опять были вместе, а чем это кончится, никто предсказать не может. Эта пара способна на все. Пронеси Бог, чтобы эта Зоя ребенка школе не принесла, но и без этого они могут натворить что угодно. Зоя-то ровесница Алику, но по глупости учителя ее оставляли на второй год, и только теперь поняли, что они наделали. Хорошо о ней сказал классный руководитель при подведении четвертных оценок: «А поведение ей надо записать «легкое», и это еще мягко сказано. Девочка испорчена насквозь, и что с ней делать, ума не приложу».

Ирина Аркадьевна в который раз уже решается идти к директору школы. Они давние подруги, вместе работали в старой школе, вместе перешли сюда. Алевтина Ивановна, собственно, убедила подругу перейти на «новостройку», все же новое здание.

И исполненная тревоги и предчувствий она открыла дверь кабинета директора школы.

В кабинете у директора сидел Вячеслав Семенович Кучеров, учитель литературы старших классов, мужчина прочный, всегда знающий, чего он хочет. Блестящий эрудит, великолепно знающий не предмет, а именно литературу во всех ее тонкостях, очень воспитанны!! и сдержанный человек, он только своим присутствием одних приподнимал, а других заставлял ощущать свою неполноценность, за что его многие недолюбливали. Небольшого роста, но очень ладно скроенный, всегда аккуратно, с иголочки одетый, он не допускал себе вольности даже в выборе галстука. Немного седеющий на висках, он выглядел респектабельно, что крайне редко увидишь в современных учителях.

— Ира, ты послушай, что говорит этот человек! — встретила подругу Алевтина. — Ты только послушай!

Вячеслав Семенович встал и поздоровался. Он всегда вставил, когда входила женщина.

— Нет, ты представляешь! Он швырнул мне заявление об уходе!

Алевтина Ивановна, крупная, решительная женщина, выражается всегда резко, хотя по натуре она человек добрый и за школу переживает.

— Алевтина Ивановна, — поморщился Вячеслав Семенович, — я могу швырнуть перчатку за оскорбление, и только мужчине, равному себе. Заявление я подал. Как в старину подавали прошение на высочайшее имя.

Есть в Вячеславе Семеновиче что-то аристократическое, хотя Ирине Аркадьевне доподлинно известно, что корни его что ни на есть самые крестьянские, он интеллигент во втором поколении. Отец его получил образование и воспитание в подпольных кружках, после революции учился в школе партактива, а потом был расстрелян. Вячеслав Семенович из тех, кто сам сделал себя. Закончил два вуза, правда, ученую степень выбивать не захотел именно потому, что ее нужно было выбивать. Многое казалось странным в этом человеке, близко знающие его люди поговаривали, что он может и запить, хотя пьяным его никто не видел. Вообще о нем любили поговорить.

Впрочем, он сам давал повод судачить о собр. Этот человек закрыт наглухо для всех. О себе, о своей семье он никогда ничего не рассказывает, к себе в гости никого не приглашает и даже никто толком не зияет, где он живет, а это еще больше разжигает сплетни. Кто-то мельком видел его с женой и уверял, что она у него красавица, но вполне можно допустить, что видели его и не с женой. Вообще, он отлично подходил для домыслов и пересудов.

— Подал, подал, — возмущается Алевтина. — Так и говорите, что вас поманили высоким заработком. В вуз, наверное, уходите? Так бы и сказали.

— Алевтина Ивановна, — скучным голосом поясняет Вячеслав Семенович, — в вузе мне заплатят сто пять рэ, потому что не остепенен. За такую цену свои мозги даже на вес не продают, с голоду помрешь.

— Ну значит в кооператив! — кипит Алевтина.

— Побойтесь Бога, Алевтина Ивановна, — театрально развел руками Вячеслав Семенович, — какому кооперативу нужны Пушкин или Ахматова? Бог с вами.

— Тогда я вас не понимаю.

— И понимать нечего. Я не привык работать с глухонемыми. Хотя нет, с ними работать, наверное, все-таки можно. Я бьюсь о глухую стену непонимания, неприятия, работаю без малейшей отдачи. Я выворачиваюсь наизнанку, а в их глазах пустота! В вашем классе, Ирина Аркадьевна, я спросил, какие они журналы знают. Не читают, я уж об этом и не мечтаю, а хотя бы знают. И ваш Алферов…

При упоминании имени Алферова Ирина Аркадьевна нервно постучала рукой по столу, но пока смолчала.

— … Ваш Алферов тянет руку.

— Он любит высовываться, даже если не знает ни уха, ни рыла, — не удержалась Ирина Аркадьевна.

— …и говорит мне: «Литературная газета». Что я должен ему объяснять, девятикласснику? Что в самом названии уже стоит слово «газета» и, значит, это не журнал? Вы меня увольте, такого контингента я еще не видел, уважаемая Алевтина Ивановна. Это дремучий лес.

— Алевтина! — нашла паузу, чтобы вступить Ирина Аркадьевна. — Умоляю тебя, переведи ты Алферова в другую школу! Он же не нашего микрорайона, я не могу уже с ним. Ты представь себе, каждый день в жутком напряжении: вот-вот что-нибудь отмочит. У меня от него постоянные головные боли. Это же какое-то исчадие!..

Что может она сказать о своих тревогах, о постоянном ожидании беды, о том ужасе, который постоянно висит над твоей головой?

— У тебя все, Ира? — ласково спросила Алевтина.

Она встала из-за стола, прошлась по кабинету, снова села и сказала в упор:

— Ну так слушайте сюда, мои дорогие педагоги. Что такое Алферов, я не хуже вас знаю. Но даже его я вам не отдам, — она положила перед собой ладони так, словно что-то хотела придавить, — Вы что, спятили? У меня минимальная наполняемость в этом классе. Убери я сейчас хоть одного человека и роно закроет класс, вы это знаете не хуже меня. Остальные должны будут искать другие школы. А учителя? У них и так нагрузки нет, а тут снимут целый класс. Нет, вы будто сегодня на свет родились, милые!

— Ну да, — согласился Вячеслав Семенович, — он-то школе нужен, хоть этот Клыч. Весь вопрос, нужна ли школа ему самому. Да вы напрасно волнуетесь, Ирина Аркадьевна, он уже по городу на автомобиле раскатывает, этакий преуспевающий «джентльмен»…

— На каком автомобиле? — только и спросила Ирина Аркадьевна, хватаясь за сердце.

Вячеслав Семенович, обычно такой предупредительный, ничего не заметил.

— Я не знаю, на каком, в марках не разбираюсь. Я шел сюда, в школу, как раз с мыслями о заявлении, а меня пугнули сигналом на переходе. Оборачиваюсь — и пожалуйста, аттракцион. Летит на меня автомобиль, а за рулем ваш Алферов. Да что с вами, Ирина Аркадьевна?

— Вот оно. Я же чувствовала…

Дурные предчувствия, не в пример добрым намерениям, имеют обыкновение сбываться.

— Папаша, наверное, купил ему, — продолжал Вячеслав Семенович, — у таких обычно папаши деловые.

— Какой папаша! Какой вам папаша! — вскинулась, наконец, и Алевтина Ивановна. — У него нет отца и нет машины! Там одна нищета, Вячеслав Семенович!

— Вот оно, — беспомощно уронила голову Ирина Аркадьевна. — Началось.

Она медленно подняла руку к сердцу.

Что делать? Что в таких случаях делать?

Ирина Аркадьевна прекрасно знала, в какой бедности живет Алик Алферов, она ведь была у них дома. В педагогике это называется «посетить на дому». Она видела ту степень бедности, которая даже не осознает свою бедность. Убогая обстановка, голые стены, на которых наклеена полуобнаженная натура, это как вызов. Почти пусто, но чисто и светло, потому что даже занавесок на окнах нет. Откуда быть автомобилю у такой бедности? Тут едва сводят концы с концами, живут одним днем.

Ведь знала, знала Ирина Аркадьевна, чем живет Люба! Ходит к ней мужчины, приносят с собой выпивку и закуску, а вот на содержание ее никто не берет. Одноразовая женщина, кому она нужна с таким непутевым сыном? И хотелось бы Ирине Аркадьевне высказать Любе свое мнение о таком образе жизни, но что скажешь человеку, живущему на восемьдесят рублей зарплаты и двадцать рублей пособия на сына? Можно только сесть с нею рядом и поплакаться над ее судьбой. А ведь кто-то определял такую нищенскую зарплату, сытый, глухой ко всему на свете, посчитавший, что нормальному человеку можно прожить на эти деньги. Недрогнувшей рукой подписав эти документы, он заранее обрекал Любу и подобных ей на такое оскорбительное, убогое существование. А ведь Люба даже не ужасалась своей жизни, с живучестью кошки она цеплялась за каждую возможность выжить, не пропасть и не удавиться, хотя поступалась и самолюбием, и честью. Но откуда у нищего и голодного человека самолюбие и честь?

И как можно осуждать ее за такую жизнь? Может, и хорошо, что она и не задумывается ни о чем, потому что задумайся — останется один путь, в петлю. И из-за сына она даже скандалит, когда ей говорят, что у него злая душа. Со злыми слезами на глазах доказывает, что он хороший, добрый и ласковый, что он не хуже других детей

Сколько же их, таких вот жалких, опустившихся женщин, мыкается, едва сводит концы с концами, приспосабливается, чтобы удержаться на поверхности! Женщина, женщина! Женщина без достоинства, без самолюбия, без уверенности в завтрашнем дне. Жалко, недостойно то общество, в котором такие женщины появляются и в котором оставлены один на один со своей бедностью…

Когда Вячеслав Семенович сказал об автомобиле, первым побуждением Ирины Аркадьевны было сейчас же ехать к Любе Алферовой на работу. Но Ирина Аркадьевна уже предвидела, что Люба встретит в штыки такое сообщение, будет убеждать всех, и более всего себя, что учитель просто ошибся или оговорил ее сына.

— Надо идти в милицию, — уже поднялась было Ирина Аркадьевна, но директор ее остановила.

— Ира, не горячись. Еще неизвестно, что за машина и кто был за рулем. А ты подумала, что скажут нам в районо? «Еще одно ЧП в 302-й школе!» И будут нас чесать на каждой конференции.

Вячеслав Семенович слушал директора все пристальнее.

— Ира, у тебя просто сдали нервы, — продолжала директор — и шум раньше времени поднимать не советую. Только на себя беду накличем, вот и все. Ну даже если это и Алик? Пусть милиция там, ГАИ разбираются, и если это он, то нам сообщат.

При этих словах неожиданно для директора и для коллеги обычно флегматичный, оберегающий себя от лишних раздражителей Вячеслав Семенович решительно поднялся со стула:

— Я провожу вас в милицию, Ирина Аркадьевна. Пусть все мы сто раз ошибаемся, но если случится беда, мы себе никогда этого не простим. Идемте, я не оставлю вас одну.

Алевтина Ивановна прикусила губу. Досадно, что такую реакцию со стороны Вячеслава Семеновича она просто не предвидела. Но даже очень запрограммированные люди порой непредсказуемы.

— Конечно, идите, — тряхнула головой директор.

Вячеслав Семенович Кучеров был непробиваемым скептиком, он принципиально ни во что не верил, никаким лозунгам, оставался «человеком в себе». Круг его интересов был раз и навсегда очерчен: жена, ну еще телевизор, и этот мир был непроницаемым для всех посторонних. Таких людей называли черными котами. Они мудры, опасно умны, все видят и все знают, но никогда ни во что не вмешиваются. На его столе дома лежит толстенная рукопись работы, которая никогда не будет закончена. Никому не дано понять его мысли, они все остались при нем, этим он и был опасен для Алевтины Ивановны.

Получил образование он в офицерском училище, отсюда его определенные принципы и устои. Потом был Московский университет. Но его диплом выпускника философского факультета оказался никому не нужен, и он остался учителем. В армии его карьера не сложилась, потому что там не любят «шибко умных», а здесь, потому, что нигде философы в штатах не предусмотрены. Жену свою он обожал, прощал ее недалекость, примитивность ума, но ее чисто женские качества ценил выше женского ума, и это его устраивало. Любовь для него никогда не была пустым звуком. Внутренний мир его для других непостижим, именно поэтому неожиданностью было его желание идти вместе с Ириной Аркадьевной в милицию. Он милиции не верил, но в силу своих принципов не мог оставить женщину в таких обстоятельствах. Он поступил так в полном соответствии со своими убеждениями и воспитанием. Но этого никто не понял, даже Ирина Аркадьевна.

До милиции было недалеко, но Вячеслав Семенович, не меняя холодного выражения лица, остановил такси: он не любил общественный транспорт. Вообще же снобизм Вячеслава Семеновича уже раздражал Ирину Аркадьевну: учителя на такси не ездят. И от возникшего отчуждения до отделения милиции они доехали молча.

Около милиции Вячеслав Семенович сказал:

— Если мы встретим казенного дурака, наше дело обречено. Ваши предощущения здесь могут просто не понять. Они же не лягут в рамки опроса свидетеля. Эмоции не факт, но все же попробуем!

Кучеров имел вполне сложившееся мнение о милиции и поэтому обращался к ее услугам только в самых крайних случаях. Мальчишкой ему пришлось бегать от милиции, когда скитался в поездах, оставшись в войну без матери. Потом, найдя мать, он так и сохранил в душе на долгие годы враждебное отношение к их синей форме.

Одним словом, эти люди уважения у Вячеслава Семеновича не вызывали, и говорил он сейчас с дежурным с той долей отчуждения, которую считал единственно правильной в этой ситуации.

— У нас сложный случай и нам нужен человек, который сможет внимательно выслушать и понять.

Капитан Досметов мог бы ответить, что здесь не место для бесед, но уже вымотанный суточным дежурством, коротко спросил:

— Что у вас, граждане?

— Наш ученик ехал за рулем автомобиля, — заспешила Ирина Аркадьевна.

— Мы думаем, что наш ученик ехал за рулем автомобиля по городу, а это не та семья, где есть автомобиль. Мы, учителя… — солидно дополнил ее Вячеслав Семенович.

Вряд ли капитан Досметов усмотрел связь между заявлением четы об угоне машины и приходом учителей, он просто констатировал:

— Угон?…

— Мы этого окончательно утверждать не можем…

Досметов поморщился про себя. Не нравятся ему такие люди. Много говорят, трещат, как бедана. И чтобы быстрее решить дело, он отправил их тоже к Салакаеву.

Через две минуты учителя уже сидели в его кабинете. Володя порадовался, что отправил Потанина в комнату группы захвата пить чай, а то бы он сейчас только мешал своим волнением. Капитан слушал предельно внимательно. Интуиция подсказывала, что «здесь что-то есть», и хотя ему не терпелось выехать на трассу, но он еще чего-то ждал, а главное, хотел понять, что его самого тревожит.

— Расскажите, откуда и куда вы направлялись? И вообще все подробно. В каком направлении шла машина?

Манера говорить, думая при этом, сразу понравилась Салакаеву, и пока рассказывал Вячеслав Семенович, он между делом успел подумать, что при иных обстоятельствах хорошо бы посидеть с этим человеком за чаем да поговорить. Но гораздо интереснее оказалось другое: и время, и приметы машины, и направление движения совпадали с показаниями Потанина. Салакаев поблагодарил учителей и поспешил с ними распрощаться. В комнате группы захвата прозвенел сигнал «всем на выход». По телефону-рации он передал ГАИ приметы Алика Алферова и его спутницы Зои Айшиной и поднялся из-за стола.

— Сергей Сергеевич, вы можете ехать с нами!

Через двадцать минут два вертолета ГАИ уже патрулировали над городом для опознания «москвича-412», белого цвета, госзнак С 50–85 ТН. За рулем должен быть мальчик пятнадцати лет, с ним девочка четырнадцати лет. Возможно, едет один. При обнаружении предписывалось задержать любыми средствами: в салоне может находиться грудной ребенок.

5

Света родилась в обстановке любви.

Она была поздним ребенком. Отцу идет уже пятый десяток, как там ни крути, да и маме уже тридцать с хвостиком. Многие родные и знакомые отговаривали Таню от таких поздних родов. Да и в женской консультации советовали не рисковать и освободиться от ребенка.

Дома обсуждали проблему недолго. Сергей сказал:

— Таня, они ничего не понимают. Мы же не больные. Я уверен, всё будет хорошо.

Света появилась на свет, и была вполне нормальным ребёнком. Дом их теперь стал счастливым. Все наполнилось любовью, стало теплее. Сергей боготворил жену, Таня боготворила мужа, а оба они души не чаяли в маленькой девочке по имени Светлана.

Характер девочки, всегда настроенный на радость, на улыбку, мог сложиться только при гармоничных отношениях родителей. Она не знала, что такое испуг, окрик, и не ждала от окружавшего мира зла. Она не знала даже такого жеста, как взмах рукой перед лицом, и поэтому только смеялась, когда Таня в шутку грозила ей. И несмотря на сложности ухода за грудным ребенком, особых трудностей родителям она не доставляла.

Именно поэтому она не знала и не могла знать, что над нею уже совершено насилие. Перед отъездом в магазин родители покормили Свету, и поэтому она спала безмятежно, как спят в её возрасте все благополучные и здоровые дети. Она не проснулась от того, что машина тронулась. Может быть, проснись «на в первые же минуты, все события пошли бы иным путем. Но она не проснулась, потому что была сыта, суха, ничего у неё не болело. И она еще ничего не знала о жизни.

1

Алик Клыч вырос злым и жестоким.

Отца он не знал вообще, но этим обстоятельством он как раз не очень тяготился. С беззаботной матерью ему было легко и удобно. А вот вопрос о национальности почему-то больно его задевал. Мать его, Любовь Алферова, была русской, и Алик писался русским, но все черты его лица выдавали в нем что-то кавказское. Всем почему-то казалось важным выпытать у Алика его происхождение. Он обижался, плакал, а когда подрос, то лез в драку.

Но и образ жизни матери стал приносить огорчения. Даже мальчишки во дворе знали, как она живет. Митька из десятого класса сказал даже Альке: «У меня четвертак есть, скажи матери, что вечером приду». Драться с Митькой дело дохлое, но обида сидит в душе.

У матери никогда не было мужа, зато гостей или, как она называет, «друзей», в доме бывает почти каждый вечер. Некоторых Алик даже папами называл, но через некоторое время такой «папа» исчезал и, как правило, навсегда. При появлении нового «друга» соседки злословили: «Что, Алик, у мамы опять свадьба?» Но к этому времени он научился их посылать, и соседки ославили его как грубияна и хулигана.

И все равно такие гости в доме для Альки даже в радость. Каждый приносит с собой и пожрать, и выпить. Ну, выпивка для мамки с гостем, а вот порубать Алька момента не упускал. Иной раз за весь день хорошо, если один пирожок в школе перепадет, а тут так нарубаешься, что еще и завтра с утра есть не хочется.

Но самое главное, каждый гость норовит выпроводить из дому Альку. Им-то деться некуда, комната одна, и суют ему трояк, а то и пятерку. Главное тут не промахнуться. Если тупой гость не соображает, Алька из дома ни за что не уйдет. Будет злиться мать, гость кусать губы и улыбаться, по Алька из дома не уйдет, пока мать не шепнет гостю, что Альку нужно «отправить в кино». Но и тут Алька держал свою линию. Если гость рубчик совал, то Алька капризничал и не уходил. А на три или пять рублей он уж знал, что ему делать. Он и шашлыка, и самсы поест, и лимонаду надуется, а в кинотеатре и мороженого возьмёт. Он знает, что чем позже появится дома, тем лучше для них, и не спешил, сидел до последнего сеанса. Как только он возвращался, гость быстро сматывался, хмельная мать уроки с него не спрашивала, ну и ложился Алька спать довольный жизнью.

Две страсти терзали Альку Клыча: он очень любил деньги, которые дают возможность жить привольно, и автомобили. Деньги он любил так, что при виде гривенников у него загорались глаза, и он хотел тут же ими завладеть. Добывал он деньги не только у гостей матери, но и в карманах одноклассников, одним словом, крал. Но поймать его не удавалось, а если кто из одноклассниксв начинал «тянуть» на него, то лез в драку.

С матерью говорить на эту тему не рисковали даже учителя, она сразу кидалась на защиту своего мальчика. Родила она Алика от бывшего одноклассника Карика Давидяна, с которым встретилась через два года после выпуска из школы на новогодней вечеринке. Карик в школе слыл умным и скромным мальчиком, но к моменту встречи с Любашей уже крупно играл в карты, кололся и отсидел полтора года, хотя обо всем этом Люба узнала позже. Узнав о будущем ребенке, Карик надолго исчез и на этот раз успел отсидеть еще шесть лет. Люба приняла его, но через три дня он вышел за сигаретами и исчез еще на три года. Алик и унаследовал от отца кавказскую внешность и страсть к дармовым деньгам.

К автомобилю, сам тою особенно не заметив, пристрастил его дядя Сервер. Он летчик Аэрофлота, живет в Москве, но в Ташкенте у него квартира и даже «жигуль». Он всегда приезжает с чемоданами, держит их до утра, а утром с мамкой увозит. Люба догадывалась, что Сервер фарцует по-крупному, но молчала, а Алик его обожал. Денег он кидает больше, чем другие. Вот этот-то дядя и научил Альку водить машину. Зачем он это сделал, трудно сказать. Он в тот день приехал раньше обычного, мать была еще на работе, и дядя Сервер стал учить мальчишку заводить мотор, потом включать скорости, а вскоре Алька уже водил «жигуль» по дороге внутри квартала. С той поры он даже во сне видел себя за рулем. Он рисовал в тетрадях автомобили, вырезал из журналов их снимки, знал все отечественные марки и зарубежные. Алька бредил собственным автомобилем, видел себя в шикарных лимузинах.

Толчком для угона машины стало появление у Олега Космынина автомобильной отмычки. Откуда она появилась, Алика не интересовало. Он выклянчил ее за трояк. Она грела его душу грезами об автострадах и бешеных скоростях. Это был ключ к счастью, но еще не само счастье обладания скоростью и комфортом. Несколько дней Алик распалял свое воображение, пока не решился.

В этот день он пришел в школу взвинченный. Он стремительно прошелся по этажам, сам не зная, чего ищет и чего хочет. По видеолентам он хорошо усвоил, что в машине рядом с суперменом всегда сидит красотка. Без нее ездить в машине уже не интересно. И вообще, все потеряет свою прелесть без зрителей.

После первого урока он похвастал Лехе, Олегу и Нуришке, что сегодня будет «брать машину».

— Едете со мной? — спросил Алик дружков. Он рассчитывал, что они с восторгом примут его предложение, но они под разными предлогами отказались.

— А посмотреть хотите? — кривлялся Алик.

Мальчишки согласились. И тогда Алик после второго урока позвал Зойку Айшину из седьмого класса. Зойка вообще должна учиться с ними в девятом, но ее оставляли на второй год дважды. Киношного в Зойке мало, но зато девочка она битая. И она с восторгом согласилась покататься вместе с Клычом.

Определенного плана у Алика не было. Больше часа он таскался по кварталам Чиланзара в поисках машины. На стоянках искать бесполезно, там охрана. Около универсама он оказался случайно, даже не думая, что тут можно чем-то поживиться. Но оказалось, что многие оставляют машины на обочине и бегут в универсам или на базарчик.

Вообще «москвич» не числился у Алика в престижных машинах, но «жигули» почему-то пустыми не оставляли их владельцы, обязательно кто-то стоит около или сидит в салоне. Этот белый «москвич» на сегодня его устраивал. Алик видел, как муж с женой заперли машину и подались к магазину. Весь вопрос, долго ли они там пробудут.

Леха, Олег и Нури по просьбе Алика отошли ко входу на случай, если хозяин скоро вернется. Они должны создать заминку в дверях.

Теперь дело за отмычкой. Откроет ли она дверцу? С первого раза машина не открылась. Стараясь сохранять безразличный вид бездельника, который стоит «просто так», он лихорадочно шарил в замке второй отмычкой. Замок щелкнул. Алик медленно приоткрыл дверцу и вынул из замка отмычку. Если она подошла к дверце, то должна подойти и к замку зажигания. В одно мгновение он оказался в салоне за рулем. Хозяин, как видно, не пуганный, тайного замка не ставил, противоугонного устройства тоже. Мотор заработал сразу, тихо и ровно. Теперь уже не скажешь в случае чего, что ты пошутил. Алик рванул изнутри ручку правой дверцы и заорал на Зойку:

— Падай, мочалка!

Зойку и в других случаях два раза не просят. Она тут же оказалась рядом, смотрит на Клычика сияющими глазами. Машина медленно тронулась. Теперь даже если хозяин и увидит, то только хвост своей машины. Алик включил вторую, третью скорость, поддавая газ, как учил его дядя Сервер.

— Гореть на этом будет наш Клычок только так, — мрачно заключил Леха, глядя вслед дружку. — Рвем отсюда, кенты. Мы, тут не при чем.

Алик и Зойка переглянулись с победным видом.

На заднее сиденье они лаже не оглянулись,

2

Выехать с Чиланзара на кольцевую дорогу просто, и путь этот Алик знал. Он проехал прямо через трамвайные пути и погнал машину мимо кладбища. Вообще-то опытные водители тут ездят редко, потому что хитрые гаишники устраивают здесь ловушки, но сегодня, в будний день, стояла только машина с медсестрой для проверки на алкоголь, так что на первом этапе Алику повезло.

Повернув влево, он подъехал к первому светофору. Впереди стоял большой самосвал, и Алик с непривычки чуть не врезался ему в хвост, но все же удержался, только заглох мотор. Он быстро завел его снова и теперь ждал зеленый свет.

Здесь его одолело сомнение, куда же теперь ехать. Вправо идет дорога на Самарканд, но там, на выезде из города, большой пост ГАИ. Увидят за рулем мальчишку, тут же застопорят. Если повернуть влево, въедешь снова в город, а там Алику делать нечего. Но Зойке о своих сомнениях ничего не сказал, он еще был полон задора.

Поворот влево ему удался с трудом, и он поехал-таки в сторону города. Скоро будет кольцо и поворот на Сергели. Туда он и хотел сейчас проскочить. И хотя удалось ему непросто, он проехал и первое кольцо, около АЗС, и второе, на Узгарыше, и помчал в сторону Сергели

Эту дорогу он знал хорошо, по ней гости с автомобилями и сам дядя Сервер возили их с матерью несколько раз купаться. И, как помнил хитрющий Алик, тут почти не бывает ГАИ, а встречи с ними он сейчас боялся больше всего. Но и Сергели он проехал без задержки. Повернув вправо от сергелийского аэропорта, он с облегчением свернул на колхозную дорогу.

Алик Клыч никогда долго не водил машину, и не представлял себе, что с непривычки могут так быстро заболеть и даже занеметь плечи и руки. Он проехал пока километров десять-пятнадцать, но спина у него уже занемела, а пальцы стало сводить судорогой. Да и машину вел неуверенно, вилял, и окажись на его пути дорожный милиционер, вмиг бы сообразил, кто ведет машину. Однако постепенно освоился, машина пошла ровнее и тише, без рывков.

Зойка первое время сидела тихо и млела от восторга, но сейчас, когда они выехали на дорогу, довольно узкую и плотно обсаженную с обеих сторон тутовником, она впервые задумалась:

— А куда мы едем, Клычок?

— На Голубые озера! — восторженно выкрикнул Алик. — Не была? Классные места! Купаться там класс!

— А где это? — тараща глаза, спросила Зойка.

— Это около Янгиюля. Я сто раз там бывал.

Встречных машин тут одна-две за день, и Алик ехал, уже небрежно свесив локоть за стекло. Впереди простор, солнечный день и полная свобода.

За шумом мотора, за разговором, за гулом в голове от восторга владения машиной они не слышали, что на заднем сиденье кто-то уже почмокивает губами. Девочка повозилась, но еще не проснулась.

Алик вел машину все увереннее, а тут еще вспомнил, что прямо перед глазами, только руку протяни, на панели радиоприемник. Он повернул рычажок и салон наполнился музыкой. Видимо, хозяин все время держал настройку на «Маяк».

И в это время сзади раздался плач. Первой его услышала Зойка, испуганно обернулась и тут же вскрикнула от страха:

— Алик! Там лежит ребенок!

3

То обстоятельство, что Алик Клыч повел машину к Голубым озерам, избавило его от проезда мимо стационарных постов ГАИ, поэтому-то и поступали капитану Салакаеву рапорты, что разыскиваемый автомобиль через эти посты не проходил. И это было правдой, хотя капитан знал, что дежурства на этих постах не такие уж надежные. То жара, то на обед уедут, а в это время сотня машин пройдет через пост. Но ведь и не военное же положение, хотя уже передана команда задерживать все «москвичи» белого цвета.

С аэропорта Сергели медленно поднялись два вертолета ГАИ и разлетелись в разные стороны, один пошел на Самаркандское направление, другой — на Чимкентское. От вертолетов пока не поступало ничего. Да и рано еще ждать результатов.

Капитан в ожидании первых сводок сидел с карандашом в руке и рисовал на бумаге чертиков. Он не имел никаких исходных данных, только предположение, что за рулем сейчас сидит Алик Алферов по кличке Клыч. Капитан уже знал, что у него три привода, что парень он ненадежный и на все способен. Но ведь и это еще не факт, что гонит машину именно он. Капитан продумывал варианты. Магистрали он перекрыл, и это правильно, но угонщик может вполне затеряться в путанице городских улиц, это ведь смотря с какой целью угоняется машина. Если ее решили разобрать на части, то из города гнать не будут, поставят где-нибудь на задворках. А если угонщик решил «просто покататься», то постарается выехать на большие магистрали. Там бетон, скорость, весь вопрос; не ошибся ли ты, капитан Салакаев, сделав всю ставку на Алика Алферова. Да, хорошо, что его видел за рулем учитель, но машина неслась на скорости и учитель мог ошибиться. Правда, машина шла прямо по ходу, как ее оставил Потанин, что тоже немаловажно. Скорее всего, угонщик не станет разворачиваться возле универсама, он погонит прямо по движению. Но если угонщик вовсе не Алик, а матерый ворюга? И здесь есть свои сложности. Матерого легче вычислить, угадать, предсказать его поведение. Подростки же непредсказуемы, импульсивны, они не выстраивают какой-то план, а просто хватают автомобиль и мчатся, а куда, зачем, не думают. Поэтому даже приблизительно план розыска строить невозможно. Подростка нужно подкараулить и поймать, а вот где — и не придумаешь. Но сидеть дальше уже нет сил, и капитан дал команду на выезд. Группа едет на двух автомобилях, впереди оперативный «жигуль», за ним «нива». В первой сам капитан, Потанин, Хамид Шарипов, самый хваткий из всей группы, и Василий Терентьев, силач, с которым даже капитан не всегда решается бороться. Оба они дремлют, берегут силы.

Решили ехать в Самаркандском направлении, и теперь подъехали к южному посту ГАИ, ведь все равно пока, куда ехать. И тут Салакаева озарила мысль. Он прямо с рации набрал номер телефона брата.

В райотделе милиции работали два брата Салакаевых, Владимир и Борис. Володя уже капитан и возглавляет угрозыск, Боря, помоложе, старший лейтенант, работает в ОБХСС.

Борис сразу отозвался, к счастью, он оказался в кабинете.

— Боря, ты на месте? Машина у тебя есть?

— А что нужно, Володя? Где ты? Мне говорили, что ты на месте, а потом сообщили, что в поиске.

— Мы с ребятами на трассе, Боря. Угон машины. Боря, сделай для меня! Надо найти дружков Алика Алферова и уточнить, когда они видели его последний раз. И только потом пригласишь на восемнадцать часов его мать, Любовь Алферову. Она работает в Министерстве энергетики, по-моему. Только деликатней пригласи, такие дамочки очень обидчивые.

— А ты уверен, что к восемнадцати управишься?

— Боря, ребенка кормили последний раз полтора часа назад!

Довод показался Боре смехотворным, в их практике такого еще не было, но оспаривать он не стал. Боря Салакаев не то что любил, а прямо боготворил своего старшего брата, гордился его славой удачливого и отчаянного оперативника, поэтому просьба Володи для него закон.

302-я школа работала в одну смену, и поэтому двор был пуст, найти учеников и учителей теперь не просто, но на счастье Бори директор школы оказалась на месте. На спортплощадке несколько пацанов лениво гоняли мяч.

Алевтина Ивановна встретила Борю неприязненно. От посещения школы работниками милиции хорошего не жди, хотя она понимала, что не милиция повинна в этих визитах, а ее ученики.

— Алевтина Ивановна, — просительно заговорил Борис, — без вашей помощи мы просто никуда. Вы же своих детей знаете как… как…

— Как облупленных? — нехорошим голосом подсказала Алевтина Ивановна.

— Ну зачем вы так! Как своих родных детей, я хотел сказать.

— Говорите, что вам ьужно, — чуточку подобрела директор.

— Собрать сейчас всех близких дружков Алика Алферова.

— Вы думаете, я туг волшебница? Или вы думаете, что они по домам сидят? И на бассейне, и на речке, дорогой товарищ. Я не могу знать, где они сейчас.

— Ну, Алевтина Ивановна!

Она улыбнулась. Этот офицер милиции канючит, совсем как ее охломоны, когда что-то натворят: «Ну, Алевтина Ивановна!» И хотя она и в самом деле не волшебница, через полчаса в ее кабинете стояли Леха и Нуритдин. Олег Космынин, конечно, дома, но на звонки он никогда не открывает, даже если придет сама директор школы.

— Ребята, — обратился младший Салакаев к Леве и Нури, — когда вы последний раз видели Длина Алферова?

Нури сразу опустил голову и больше не поднимал, Леха преданно смотрел в глаза, щерил редкозубый рот и бессовестно врал. Это Борис понял сразу. Леха уверял, что Клыч на уроке был, а потом ушел. Может быть, он даже дома сидит. Он любит спать днем.

Борис уже видел, что ничего тут не добьется и отпустил Леху во двор.

— Нури, а ты чего молчишь? Ты же видел Алика.

— Видел, — прошептал Нури, — а потом уже не видел.

В смолянистых глазах Нуритдина выступили слезы. Директор и офицер милиции понимающе переглянулись и тоже отпустили его во двор.

— Слушайте, старший лейтенант! Вы можете, наконец, мне прямо сказать, чего вы вдруг взялись за Алферова? — взорвалась, наконец, директор.

Борис очень кратко все рассказал.

— И вы говорите, что в машине грудной ребенок? — она решительно встала из-за стола, и Борис только сейчас по-настоящему оценил ее достоинства.

Борис через окно видел, как директор, обняв обоих за плечи, ходит с ними по двору и что-то говорит им, а они смотрят в разные стороны и слабо вырываются. Борис усмешкой подумал, что от такого директора не вырвешься.

Алевтина Ивановна вернулась довольно скоро, положила перед собой крупные руки, опустила над ними голову и глухо сказала:

— Ищите Алферова. Машину угнал он. Ребята видели.

— Они признались? — даже вскочил со стула Борис.

— Они тебе признаются… По глазам вижу, что они все знают. А признаваться они никогда не признаются. Такое поколение… Нам, взрослым, они ни в чем не признаются, не доверяют. По их рожам вижу, знают. Ищите Алферова, старший лейтенант милиции, Чей же там ребенок?

Борис вышел во двор, прямо из машины связался с братом:

— Володя, ищи Алферова! Директор школы… Володя, вот гром-баба!.. Она говорит, это Алферов!

— Неужели раскололись? Обычно не признаются, — засомневался Володя.

— Да нет, но Алевтина. Ивановна… Володя, это же царь- женщина!.. Она говорит, что видит по их рожам, они все знают. А вы где?

— Боря, мои дела пока плохи. Уже два часа как угнали машину, а мы катаемся по БУТу. Я боюсь за девочку. На магистралях его нет, Боря. Вся ГАИ на колесах, а Клыч как провалился. Боря, вытаскивай пока мамашу этого паршивца!

4

Алик отъехал еще с километр и только потом остановил машину. С кривой улыбкой на полных губах он вышел из машины:

Зойка не сразу поняла, что он задумал, но сверток с ребёнком взяла на руки и тоже вышла.

Ловко, по-хозяйски, Алик открыл чужой багажник и нашел тяжелый молоток.

— Ты чего это? — испугалась Зойка.

— Чего? Сейчас мы его по башке — пищать больше не будет. — Алик со зловещей улыбкой поиграл молотком в руке. — Подставляй калган.

Зойка даже не осознала, чего требует от нее Алик, и отвернула одеяльце. Ребенок, уже заплаканный, поспешно улыбнулся Зойке. Зойка глянула на Алика и инстинктивно отпрянула от него:

— Нет!

— Ты чё? Давай голову!

— Нет, нет!!!

— Давай, говорю! Зачем он нам? Орать еще тут будет.

Зойка, увидев перекошенное, бледное лица Клыча, поняла, что он сейчас этим молотком вот так просто убьет ребенка и ничто его не остановит. Она испугалась и от испуга кинулась на хитрость.

— Клычок, не надо убивать. Ты послушай меня, Клычок…

— А зачем нам такой след? — Клыч уже надвигался на нее.

— Клычок, это же мокруха! За это вышка, Алик! Нам обоим вышка! Не надо мокрухи, Клычок, за угон, даже если застукают, три года дадут. Не больше. А за этого недоноска вышка, понимаешь? Клычок, не пачкай нас кровью, за это нас шлепнут, и всё.

Она говорила, говорила, торопясь высказать все, и понимала, что в потоке ее слов спасение. Алик все же слушал ее, хотя еще не остыл.

— Ну и что? Так и будем его возить? Тюкну, и в речку, — настаивал Алик, но уже не так свирепо.

— Не надо, миленький Клычок, этого делать. Пас будут искать, пока не найдут, а там уже никто нас не спасет. Указ недавно был, за кражу детей — расстрел. Сама читала в газете, по телеку слушала…

— Ну и что с ним делать будем?

— Да прямо здесь, здесь оставим. На дороге прямо, вон там, под деревом… зато живого. Если что, ничего и не видели, ничего не знаем.

— Машину-то искать будут, — Алик откровенно заколебался. При всем нахальном характере упоминание о «вышке» его значительно охладило. Он постепенно сдавался.

— Ну и что ты с ним делать будешь? Вот течет канал, сунь ею туда.

— Что ты, Клычок! — суетилась Зойка, лишь бы не обозлить Клыча, — я его вот сюда, иод кустик, и пусть себе лежит, какое нам дело. А про машину скажем, тут ее нашли. Правда же, Клычок?

Она уложила сверток с ребенком под куст тутовника и села в машину:

— Поехали на озера.

Алик в досаде швырнул под ноги молоток, сел рядом с Зойкой, запустил мотор и включил скорость.

— Клычок, я есть хочу, — виновато протянула Зойка, искоса глянув на Алика.

Он промолчал, потому что и сам давно почувствовал голод, по кроме этой отмычки он из дома утром ничего не взял.

Через пару километров показалась арка с надписью «Зона отдыха «Голубые озера». И Алик, не заезжая в зону, остановил машину у края дороги.

— Пошли купаться, Зойка.

На Голубых озерах в будние дни никого не бывает. Они покупались в ближнем к дороге озеру, но и от этого настроения не прибавилось. Сказывались усталость и голод.

— Поехали, — как-то нехотя поднялся Алик, — одевайся.

Когда они дошли до машины, Зойка остановилась около задней дверцы:

— Знаешь, Алик, я дальше не поеду.

— Да ты что? — задохнулся Алик. — Что тут делать собираешься?

— Я к ребенку вернусь, Алик. Он один там…

— Ты что, сука! — заорал на нее Алик. — Заложить захотела?

И от отчаяния, от безысходности, которые он еще полностью не осознал, он изо всех сил ударил ее по лицу. Она упала около задних колес, и он, еще несколько раз ударив ее ногой, обутой в кроссовку, завел машину. Подумал, зло крутнул головой и включил с большим трудом заднюю скорость, чтобы колесами раздавить, расплющить эту дрянь. Ведь он машину брал, чтобы перед ней похвастаться, с ней покататься, а она, она…

Будь он чуть поопытней, раздавил бы ей голову, лежащую прямо у правого колеса, но он не смог направить машину задним ходом, как надо.

Теперь он ехал вдоль канала один. Впереди показалась развилка. Вправо уходила дорога на Янгиюль, влево на Михайловку. И здесь машина заглохла.

5

Капитан Салакаев нервничал. Он поддерживал связь с Борисом, с центром ГАИ, с вертолетами, но ничего утешительного пока не поступало. На Потанина он боялся смотреть. Ребята сзади отдыхали, прикрыв глаза. Вторая машина плелась за ними.

Салакаев мучительно думал, прокручивал десятки вариантов, но никакого выхода не находил.

— Ребята, у кого харч с собой? — спросил он, не оборачиваясь.

Хатам молча подал из-за плеча термос с кофе и уже подсыхающий пирожок. Черный кофе с сахаром это то, что нужно.

— Глотните, — предложил Володя Потанину, но тот решительно помогал головой.

— Да не коньяк, не думайте, это кофе.

Потанин подумал и взял термос, сделал несколько глотков. Он и сам любил кофе, но такой крепкий не заваривал. От него и правда сил прибавилось.

По магистрали Алферов гнать не будет, подумал Володя, он же должен знать, что там ГАИ его сразу засечет. Он, конечно, же, метнулся или в сторону Келеса, в Казахстан, или же к Чирчику. Пацан, видимо, знает окрестности и рисковать на магистрали не будет. Или в степь, или к Чирчику.

А Потанин терзался мыслями и о дочери, и о жене. Как она там дома? Хорошо, если догадается позвонить и призвать бабушку, единственную свою родственницу. О Свете он уже и думать боялся. Убита, выброшена на помойку и им никогда не увидеть ее умильную мордашку.

— Обоим вертолетам, — передал в это время Володя, — оставить магистраль. Ищите по обе стороны, по боковым дорогам. Казахстан не исключаю, но больше вероятности пойма Чирчика. Район Сергели — Чиназ, Казахстан до Абая. Он еще не ушел далеко.

Остановив знаком обе машины, Володя тут же провел короткую летучку:

— Самат, — обратился он к старшему на второй машине, — жми на Абай с выходом возле Чиназа. Не исключай и Арнасайскую дорогу. Я иду вдоль Чирчика. Связь через каждые десять минут. По машинам.

Вторая машина рванула влево от бетонки и скрылась за мостом. Володя запросил вертолет:

— Иду вдоль Чирчика, следуйте за мной.

— Сколько у вас бензина в баке? — обернулся капитан к Потанину.

Тот пожал плечами:

— Заправлялся три дня назад… Четверть бака, не больше.

— Далеко не уйдет.

Капитан теперь честил себя на чем свет стоит. Ну, конечно, же, надо было помнить, что машину угнал пацан, а пацан по городу щеголять на чужой машине не будет, побоится. И по магистрали не будет гонять. Он будет скрываться на сельских дорогах. Такие есть и в Казахстане, есть и здесь, слева от бетонки. Как сразу не сообразил!

Теперь рация щелкала все чаще. Вышел на связь Борис:

— Володя, разыскал мамашу. Это такое добро, не дай Бог. Орет на меня. Я ее к шести пригласил, как ты сказал, а она уже пришла и орет на меня, что ее мальчика преследуем…

— Знакомо, не она первая такая. Жди.

Через пару минут снова рация. Теперь на связи генерал Салтанов.

— Капитан, район Голубых озер находится в оцеплении внутренних войск. Бежали двое заключенных и скрываются в том районе, будь внимательнее. Особо опасны.

Капитан ругнулся. Этого ему только сейчас не хватало!

Почему же не видно солдат из заслона? Обычно в таких случаях их кордоны на каждом шагу. Побеги случаются нередко, не знать об этом Салакаев не мог, его самого привлекали для перекрытия, когда сбегала целая группа. Двое, особо опасные… В районе Голубых озер. И если Алика Клыча занесло туда, ему конец. А что тогда с девочкой?

И снова рация, на этот раз вертолет.

— Капитан, иду на посадку. Горючка на исходе. Как поняли?

— Вас понял, связи конец.

И снова рация.

— Капитан! Иду на посадку со стороны Янгиюля, вижу вас.

Капитан, в пяти километрах впереди от тебя белый автомобиль! Не могу рассмотреть марку. Маневр сделать не могу, керосину на одну зажигалку осталось. Около машины трое, капитан! Ухожу из зоны видимости. Спеши!

Вторая машина слушала все переговоры и вмешалась.

— Володя, разворачиваюсь, — раздался голос Самата, — иду от горбольницы Янгиюля. Добро?

— Давай, Самат!

— Иду за сто, включил сигналку.

Володя снова запросил вертолет:

— Вы точно троих видели? Должно быть двое или четверо!

— Трое, капитан. Раскрыты все четыре дверцы. Может, один в салоне. Посадка, конец связи.

Машина проскочила кишлак и неслась к развилке, названной вертолетчиками. Еще три, пять минут и вот она, развилка.

Все выскочили из машины, но никакого белого автомобиля здесь не оказалось.

Капитан огляделся, спрятал пистолет.

6

Заднее колесо прошло совсем рядом с лицом Зойки. Она закричала и зажмурилась, не грохот мотора удалился, и она открыла глаза. В крови и пыли она с трудом поднялась с асфальта, подошла к арыку и умылась. Стало немного легче.

А еще Алик парил ей мозги Штатами. Он был убежден, что обязательно туда уедет и ее возьмет с собой. Правда, еще щерился при этом: «Там женюсь на миллионерше, а тебя брошу». Уехали в Штаты, покатались на «мерседесах»… Ждут там таких, как Алик, как же. Этот дебил сейчас бил ее, как падаль, задавить хотел. Ты же, как сопля, ходил следом и предлагал «дружить», чего надо, так и не смог…

Она шла, спотыкаясь, плакала, растирая кровь и слезы.

— Дебил, ребенка убить хотел. Убить… Ребенка, подонок… Силы покидали Зойку, она снова опускалась к каналу, умывалась, охлаждала ноги в прохладных чирчикских струях, снова поднималась и шла. Всхлипывания постепенно стихли, просохли слезы. Она забыла, кто она и где она, шла как тень, ничего не видя перед собой, только бы добраться, доползти до того места, где оставили ребенка.

Зойка хорошо помнит то место. Вот здесь они стояли. Деревья растут только с одной стороны, с другой канал. Вот это самое дерево. Ошибиться она не могла.

Но свертка с ребенком под деревом не оказалось.

Зойка села под тутовник на то самое месте, где лежал ребенок, расплакалась в голос, уткнувшись в ладони. Куда же делся свёрток?

… Пулат Закиров обедать приезжает часа в два и отдыхает не меньше двух часов. В самую жару он из дома не выезжает. И без того в шесть утра он уже на ногах. Поест в обед, поспит, постелив курпачу прямо в воротах своего дома. А чему тут удивляться? Только в воротах и найдешь хоть небольшой сквознячок. Хороша жизнь, когда и работаешь, и отдыхаешь в меру. Дом у Пулата большой, хозяйство крепкое. Детей у него… восемь, а девятого сейчас Мехринисо грудью кормит. Ничего, всех Пулат прокормит, колхозный механизатор.

Он не заметил, что проспал целый час, поднялся, попил остывающего чаю и завел свой «Беларусь». Мехри, ставшая очень толстой и ворчливой, что-то наказывала ему вслед, но он уехал. От его ворот до асфальта с полкилометра, но их приходится преодолевать по глубокой пыли, и он ведет трактор тихонько, но на выезде небольшой подъемчик, тут Пулат лихо газанул и выкатил на асфальт. Проехав метров пятьдесят, он увидел прямо на дороге новенький тяжелый молоток. Это определенно здесь горожане побывали, вечно они чего-нибудь теряют. А ему новый молоток в хозяйстве очень пригодится.

Пулат спрыгнул с трактора. Молоток лежал у края дороги. Видимо, баллон монтировали и забыли. Пулат нагнулся, потянулся за молотком и тут услышал детский писк. Рука так и застыла в воздухе. Неужели шайтан над ним шутки играет? Он взял молоток, но снова услышал детский крик.

Поводив по сторонам глазами, Пулат увидел прямо перед собой завернутого в покрывало ребенка.

— Йе?! — несказанно удивился Пулат. — Так они вместе с молотком и ребенка забыли?

Он нагнулся над ребенком и испугался. Ведь он хорошо знает, как должны выглядеть дети. Этот ребенок до того наплакался, что теперь хрипит, а на его губах появилась пена. Пулат схватил его в охапку и большими скачками побежал к своему дому.

— Мехри! Мехри! — кричал он еще издалека.

— Ну чего ты орешь, непутевый? — заворчала жена и в ее голосе послышался отдаленный гром. — Разве голову на пороге оставил?

— Ты смотри, смотри, что лежит на дороге!

Уж если Пулат понял, что с ребенком, то Мехри, мать восьмерых детей, и рассуждать не стала. Ловко сбросила насквозь мокрые пеленки, завернула в сухую чистую тряпку, обтерла личико влажной тряпкой и достала грудь. Такой грудью, хихикнул про себя Пулат, троих накормить можно, но вслух этого сказать не решился.

— Девочка, — непривычно ласково сказала Мехри, прижала к себе ребенка и тут же напустилась на Пулата. — А ты? Восемь штук и все мальчишки! Хоть бы одну девочку родить!

Растерянный Пулат с улыбкой смотрел на свою Мехри. Что

сталось с тоненькой, как лоза, нежной Мехри? А девочку и в самом деле неплохо бы в доме, одну на всю ораву сорванцов.

— Что же теперь? — спохватился Пулат.

— А что будет? Разве мы ее украли? Ты ее на дороге поднял. Значит, беда случилась. Чего стоишь? Езжай в правление, пусть звонят в город, в милицию, они знают, куда. Если родители живы, они умрут от горя!

Пулат неловко потоптался, потом вспомнил про молоток, который все еще держал в руке, сунул его под крышу ворот и поплелся к трактору, который так и тарахтел на дороге. Вскоре он развернулся и погнал ка центральную усадьбу. Над ним на малой высоте прошел вертолет с раскраской ГАИ. Пулат только вздохнул ему вслед. В Сергели их аэропорт, это Пулат знает. Летают вот люди, а он по земле на тракторе своем ползает.

… Зоя выплакалась, поднялась на ноги. Она очень хотела направиться к усадьбе, куда вела пыльная дорога со следами трактора, но в пыль сунуться не решилась. Прошла еще с полкилометра, постучалась в калитку ворот, выходящих прямо к дороге, и попросила хлеба.

7

На этой развилке мотор заглох.

И словно по сигналу, из кустов, припавших к каналу, вышли двое мужиков. Один их вид говорил, что это за люди. Алик смотрел на них, онемев. Словно они из кустов заглушили ему мотор. Но и они сразу поняли, что за водитель перед ними. Этот лопух решил, видимо, на папиной машине покататься.

— Что, малый, искра в баллон ушла? — улыбнулась одна небритая физиономия.

— Я… не разбираюсь, — признался Алик, угомоняя дрожь в коленях.

— А ну, дай помогу, — первый властно убрал с пути Алика, а второй тут же юркнул на заднее сиденье:

— Пошамать у тебя ничего нет?

— Сам еще с утра не ел, — поосмелел Алик,

— Машина-то чья? — хитро прищурился первый, пытаясь завести мотор. — Бензонасос ты перегрел. А ну, помочи тряпку, мы его охладим да и поедем. Так чья машина?

— Да-а… — протянул многозначительно Алик.

— Лихой, однако, ты парень. Ну, садись рядом, я уж сам поведу. Видел, как ты петлял. Тоже мне, водила…

Через пятнадцать минут они въехали в Михайловку. Оба озирались осторожно. На открытой веранде столовой обедали трое гаишников, неподалеку стояла их машина. Тот, что сидел за рулем, достал из-за пазухи пистолет. Алик похолодел. Но гаишники даже не посмотрели на этот «москвич». Увидев на столе у них початую поллитровку, водитель хрипло засмеялся:

— Этим, сейчас не до нас.

Он достал из кармана двадцать пять рублей и протянул их Алику:

— Иди и набери самсы штук тридцать. И мы оголодали, да и ты есть хочешь, видно.

Алик набрал в большой бумажный пакет, купленный тут же, сорок штук самсы. Равнодушный пекарь, привыкший ко всему, сунул ему на сдачу мокрые бумажки. Алик прошел мимо стола с гаишниками, но они и головы к нему не повернули.

Алик быстро сел рядом с водителем:

— Порядок.

— Видели мы, — одобрил его водитель, — ну, теперь куда? Что впереди, малый?

— Сейчас мост через Чирчик будет.

— Охраняемый?

— Никто его никогда не охранял.

— Тогда держи хвост пистолетом!

Машина перелетела над рекой и неожиданно для Алика свернула влево, на каменистую неасфальтированную дорогу.

— А туда вам зачем?

— Поймешь, — только и ответил водитель.

… Обе оперативные машины сошлись на развилке. Машина здесь была, была. Всего несколько минут назад ее видел вертолет. Куда же она исчезла? Вот след ее протекторов, вот следы кроссовок и двух пар ботинок. Или кирзовых сапог, не поймешь. Кто же это топтался около машины? И была ли с ними девушка? И ребенок?

— Идем на Михайловку, — распорядился капитан.

Двое гаишников еще обедали, когда их позвали.

Старший из них, Бахтияр, удивился, что их отрывают от такого обеда.

— Вы получили приказ проследить за белым «москвичом»? — спросил его коренастый капитан.

Полное, без единой морщинки лицо расплылось в недоумении:

— Никакого приказа не было.

— Рация у вас работает?

— Рация работает, а приказа не было, — обиделся Бахтияр.

— Недавно белый «москвич» не проходил?

— Нет, не проходил.

Салакаев подошел к тандыру, купил восемь штук самсы, по одной каждому в группе и на Потанина.

Повар сказал вполголоса:

— Только что прошел белый «москвич». Эти, — показал он головой на пирующих, — его не заметили.

— Куда пошел «москвич»?

— К мосту, к мосту, начальник. Недавно ушел.

Проскочили мост. Машину Самата капитан отправил вперед, а сам остался у въезда на мост.

… Водитель проехал еще километра два и загнал машину под развесистое дерево. Алик уже освоился в этой компании, да и они поняли, что пацан годится, хотя все ему говорить не следует.

— Зачем мы сюда? — спросил Алик.

— А вот самсу поесть да речной водичкой запить. Годится?! — Годится, — обрадовался Алик.

— Так чья же это машина? Папаши твоего?

Второй все время молчал, косился. Он был недоволен, что за ними вяжется пацан.

— Не моя, — успокоил Алик, уплетая первую самсу, — взял я её.

— Ну, орел! То-то смотрю, больно зелен хозяин машины, А сколько у тебя бензина в баке?

— Не знаю, — беспечно пожал плечами Алик.

— Пока мы будем туг купаться, парень, — ласково объявил водитель, — ты возьмешь канистру и пойдешь купишь бензин, понял? А к вечерочку и тронемся. Тебе-то куда?

— Домой уже надо, — вспомнил Алик, — мать искать будет.

— Домой так домой, — сразу же согласился водитель, — и домой завезем, а пока ешь.

Они и сами ели жадно, запивали водой из Чирчика.

— Тебе, малый, сходить надо к мосту, — поучал водитель, — под ним самосвальщики машины моют. Видел, наверное? Дашь бабки и тебе плеснут, деньги жалеть не нужно, лишь бы горюч- ку добыть.

Альке дали канистру из багажника, снабдили деньгами, хотя сдачи у него от самсы еще много осталось, и он, жуя на ходу, поплелся к мосту.

— И что ты с этим сукиным сыном делать собираешься? — спросил второй, — Учти, мне он не нужен.

— Мне тоже. Вот заправимся, а потом тут камушком и придавим, — у водителя после обеда настроение заметно повысилось.

А Алик, жуя на ходу, плелся к мосту, хотя ему очень не хотелось. Над его головой низко прошел вертолет, делая разворот, но Алик и подумать не мог, что этот вертолет имеет к нему самое прямое отношение. Он вздохнул и достал еще одну самсу. Под мостом действительно моют самосвалы. Хоть умри, а бензин надо купить.

Здесь Алик впервые подумал, что скоро кончится день, придет домой мать и первым делом хватится его, а он так далеко от дома и еще неизвестно когда вернется.

Эти двое его не напугали, а пистолет захотелось подержать в руке. Вот вернется с бензином и попросит. Хоть раз в жизни подержать пистолет в руке.

8

Капитан Салакаев увидел подростка с канистрой и все понял. Ясно, что машина и сам угонщик здесь, но ребенок, ребенок. Что с ним? Где он, и жив ли вообще?

— Брать не будем. Пропустим, — приказал он группе. Ребята поняли своего капитана с полуслова. «Нива» тут же ушла вперед, развернулась в центре колхоза и вернулась к мосту, остановившись слева от «жигулей». Ребята из машины не выходили.

Около «жигулей» стоят четверо мужиков и рассеянно разговаривают. Алик, не обращая внимания на этих отдыхающих, которые, наверное, высматривают место, где бы им искупаться, шлепал мимо них, жуя самсу. Он все еще не был обеспокоен. Эти двое в его машине ничего мужики, накормили его, а дальше видно будет. По крайней мере, сейчас ему ничего не грозит.

Но как только он ступил на мест, на него обрушился мужчина в светлом костюме, свалил его на землю и вцепился в горло:

— Где моя дочь, негодяй?

Алик хрипел, глаза его выкатились еще больше.

— Берите в машину, — распорядился огорченный капитан.

Потанин расстроил его дальнейший план. Брать мальчишку на мосту, который просматривается с обеих сторон издалека, было ошибочно. Если есть сообщники, а капитан в этом не сомневался, то они следят за Аликом, и как только увидят, что его схватили, скроются. Было бы важно увидеть, куда пацан направляется. Но дело свершилось, угонщик лежит на полу в машине и план нужно менять на ходу. Капитан сел в машину и наклонился к Алику:

— Только быстро! Где машина и кто в ней? Где ребенок?

— Там машина, — захныкал Алик. — Никакого ребенка не видел. Чего вы?

— Кто в машине?

— Я не знаю. Сами сели. Я их не знаю, не знаю!

Над мостом завис вертолет и капитан метнулся к рации.

— Капитан, выше вас по течению в кустах белый «москвич», рядом двое мужчин. Берем?

— Вас понял, иду на задержание. Прикройте сверху.

— Есть, сделано.

… Беглецы, едва заметив вертолет, поняли, что с высоты высматривают их, знаки ГАИ на борту они рассмотрели сразу. Водитель вынул пистолет, а второй развернул фуфайку и достал автомат. Охрана лагеря прозевала оружие.

— Пробиваться будем? — спросил водитель.

— Тебе не знаю, а мне сдаваться нельзя, — зарядил автомат второй, — за мной дела еще с Афгана. Буду драться. Гляди, машина!

Прямо на них, не разбирая дороги, неслась «нива» на предельной скорости. «Афганец» припал к земле и плеснул на- встречу машине короткую очередь. Водитель с пистолетом лежал рядом, но пока не стрелял, Из машины в обе стороны, распахнув дверцы высыпались оперативники и залегли. «Афганец» полоснул очередью по пустой машине.

— Зачем тебе это? — проорал водитель,

— Подожгу! Потом легче уйти!

— А вертолет? Забыл про вертолет?

— Лишь бы патронов хватило.

В рост на них оперативники не шли, а вертолет не садился, только повис в сторонке.

Капитан Салакаев, приложив ладонь ко рту, громко, но спокойно окликнул:

— Ваше дело дохлое, мужики! Сдаваться пора!

— Вот пришью пару твоих гадов, тогда посмотрю! — отозвался «афганец».

— Вертолет садится! — оглянулся водитель. «Афганец» выпустил очередь по вертолету, но поджечь не сумел.

— Крышка нам. Сдаваться надо, — опустил руки водитель.

«Афганец» прикинул патроны в магазине, потом посмотрел на пистолет в руке водителя. Есть еще маленький шанс. Он неожиданно взмахнул автоматом, оглушил водителя и, выхватив у него пистолет, кинулся бежать.

Это уже было безумной затеей: ребята из группы захвата бегают прытче беглого зэка. Он попытался стрелять на ходу, но был схвачен и через пять минут «нива» с двумя беглецами направлялась к мосту, Вертолет вскоре тоже поднялся и взял курс на Сергели.

9

Салакаев отпустил в город «ниву» и «москвича», в котором увезли поодиночке обоих беглецов. Потанин без возражений отдал свою машину ребятам из группы захвата.

— Показывай, где ты ехал, — приказал капитан Алику, которого усадил сзади вместе с Хамидом. Потанин сел рядом с капитаном. Алик добросовестно показал развилку, где его прихватили беглецы.

— Показывай дальше — сурово потребовал капитан.

Алик уже освоился и пытался запросто говорить с этими людьми.

— Вот здесь мы оставили ее, — показал он рукой, — вон под тем тутовником.

— Слушай, а где же твоя подруга? — вспомнил капитан.

Алик опустил голову, Салакаев уже понял этого парня: он никогда не скажет правды, будет до конца крутить и вилять.

А капитану теперь искать двух человек: младенца и девицу.

Он обследовал место, указанное Аликом, но никаких следов пребывания здесь людей не обнаружил. Ведь если девочка тут лежала, то трава должна быть примята, от ног Алика и Зойки тоже должны остаться следы. Но ничего нет.

— Слушай, ты, орел? — раздраженно спросил капитан Алика, — а ты не темнишь? Точно здесь вы оставили девочку?

— Может, забыл я, — беспечно ответил Алик, уже освоившийся и в этой обстановке. — Я не помню.

Ох, как чешутся руки у капитана! Выпороть бы этого щенка паршивого, чтобы неделю сесть на стул не мог! А он, паршивец, еще улыбается и морочит голову.

Было решено идти вдоль дороги и искать следы девочки.

Капитан отвел Алика в сторонку, чтобы не слышал Потанин.

— Слушай, ангелочек. А не пришили ли вы девочку? Ты же тот еще гусь. А ну, рассказывай!

— Да не убивали мы ее! Мы с ней тут поиграли, а потом она плакать стала, Мы и уехали, — Алик даже раскраснелся от обиды, — Ну почему вы мне не верите? Зачем мне мокруха! За нее вышку дают…

— А ты битый, оказывается. Тогда, где девочка? Да, а где же твоя подружка? Зойка, кажется?…

В это время Хамид и Саша обследовали обочины дороги. Нехорошие мысли вызывал и канал, который шел вдоль всей этой дороги. Вполне может случиться, что придется обшарить весь канал. Но этого капитан Потанину сказать не решился.

Салакаев огляделся. Вдалеке виднелись усадьбы колхозников. Придется провести опрос местных жителей, хотя это дело хлопотное и редко дает результаты. Они подъехали к кишлаку, постучались в первые ворота. И там обнаружили спящую на супе Зойку. В доме оказалась одна старуха, все взрослые были в поле. Она и приютила девушку.

— Да вы не там искали, — заявила Зойка, выслушав Салакаева. — Идемте, я вам покажу, где я ее оставила…

Вечером, в двадцать два часа, когда уже начало темнеть, на третьем этаже райотдела собрались почти все, причастные к этому событию. На четыре часа позже, чем намечал вначале капитан.

Алик Алферов сидел в изоляторе в полуподвальном помещении и вызывающе орал молодежные песни. Но это от страха перед неизбежным возмездием. Зойка Айшина ходила по коридору с Ириной Аркадьевной и тихим голосом рассказывала все подробности этого сумасшедшего дня. Она уже немного успокоилась, но стоило ей вспомнить, как Алик Клыч размахивал молотком над головой грудного ребенка, и ее плечи начинали зябко передергиваться.

Капитан Салакаев принял душ, переоделся в летнюю офицерскую форму и смотрелся теперь солиднее и официальнее, чем обычно. Возвращаясь в свой кабинет, увидел Вячеслава Семеновича и остановился около него.

— Добрый вечер, Вячеслав Семенович! Я почему-то думал, что вы не придете. Ваши показания были важны для меня, хотя следователю они мало что дадут. Я же определил с вашей помощью первоначальное движение машины.

— Видите ли, Владимир Васильевич, я здесь с коллегой и нашей ученицей.

— Вячеслав Семенович, зайдите ко мне, если не трудно, через полчаса, у меня сидят дружки Клыча. Эти… Леха, Олег и Нури. Вам будет любопытно на них посмотреть, — пригласил капитан.

Кучеров молча склонил голову, благодаря за приглашение. Выразительно поджав губы, он наблюдал за происходящим в коридоре и в душе ругал себя за то, что ввязался в эту историю. Сидел бы сейчас дома у телевизора и наслаждался душевным комфортом. Но тут тоже для наблюдательного ума нищи хватает.

Стремительно вошла ярко раскрашенная женщина с несколько развязными движениями. Он сразу понял, что это мать Алика Клыча. Настроена она воинственно, и ясно, что будет насмерть сражаться за своего сына и винить всех на свете. Кучеров, например, ее раньше не видел, он же не классный руководитель, но уже понял, что это за дамочка.

Потаниных и угадывать не нужно. Они приехали с ребенком на руках. Он, уже взявшей себя в руки, холодно спокоен, очень внимателен к жене, пытается даже шутить, хотя это дается ему с трудом.

Один момент не ускользнул от внимания Кучерова. Татьяна Ивановна Потанина, увидев Любу Алферову, обменялась с ней такими взглядами, что Кучеров сразу понял: «Эге, да ведь эти две молодые женщины знакомы и давно!» Кучеров продолжал наблюдать за ними. Ведь если бы Любовь Алферова была знакома со всей семьей, она бы подошла к ним сразу, но она этого не сделала, значит, будет продолжение встречи.

Две матери, обе еще молодые, в чем-то изменились после первого обмена взглядами. Любовь Алферова, до этого момента напряженная, как взведенный курок, неожиданно торжествующе улыбнулась и распрямилась. Татьяна Потанина, наоборот, нахмурилась, улыбка сошла с ее лица и Кучеров подумал, что мать Алика Клыча обязательно подойдет к жене Потанина и заговорит с нею. Но пока муж рядом, Алферова к Татьяне не подходила. Значит, выжидает момент, когда Татьяна останется одна.

Капитан выглянул из кабинета, увидел Потанина и пригласил его к себе:

— Сергей Сергеевич, вы к следователю? Зайдите ко мне на минутку.

Как только Потанин зашел в кабинет, Любовь Алферова оказалась рядом с Потаниной, как и предполагал Кучеров. Он равнодушно прикрыл глаза, делая вид, что не слышит разговора, хотя Любовь не очень умеряла свой голос. Впрочем, кажется, она и не очень старалась сохранить беседу в тайне, говорила нарочито громко в расчете на то, что их услышат все в коридоре. Но в коридоре милиции видели и слышали всякое, поэтому на этих двух женщин внимания никто не обращал.

— Ну, что, Танюша, — подбоченилась Любовь. — Вижу, устроилась? Так вот тебе мое слово. Пусть твой муженек заберет заявление и закроет дело Машину вам вернули, пигалица твоя цела, вот и мне сына спасать нужно. Учти, Танька, если твой бабай не заберет заявление, я ему все расскажу, пусть знает. Когда тебе конторить было нужно, когда ключ от хаты был нужен, так ты ко мне: «Любочка, Любочка, сама понимаешь!» Так вот знай, все твои похождения разрисую, в картинках расскажу.

На лице Татьяны Потаниной, вопреки ожиданиям, появилась внимательная улыбка.

— Чего, чего улыбаешься? Думаешь, пожалею?

— Злая ты, Любка, не повезло тебе в жизни крепко. Так вот учти, мой муж все о моем прошлом знает. Чтоб никто меня за прошлое не травил, как ты сейчас, я сама ему все рассказала. Как знала, что найдется дрянь, которая шантажировать меня будет. Так что зря будешь стараться, Любочка, он тебя слушать не станет. Не веришь? Попробуй, он сейчас выйдет, подойди. Твой волчонок нашу крошку молотком хотел убить, бросил ее на дороге погибать, а теперь ты хочешь, чтобы все шито- крыто? А ты помнишь, когда мы были подругами, я тебе говорила, смотри, Люба, твой мальчишка врун, как ужонок хитрющий, подлый парень растет. Ты тогда обижалась на мои слова. Не старайся, Любаша Зла я людям никогда не делала, даже когда непутево жила, а вот от тебя и сына твоего на километр злом тянет. Нелюди вы. Вот, вышел Сергей, начинай!

Сергей Сергеевич подошел к жене, взял из ее рук «автомобильную леди»:

— Поехали домой, Таня. Сегодня следователю не понадобимся.

Он даже внимания не обратил на Любовь Алферову, и уже па ходу сказал жене:

— Как я понял, это мать негодяя. Не нужно с ней общаться. Вообще.

Через три минуты они сели в «москвич» и уехали. Кучеров специально подошел к окну и все это видел.

* * *

Раз в два-три месяца в колхоз имени Кирова к Файзиевым приезжают гости из города, привозят гостинцы детям. В этот день делается плов, сидят подолгу, беседуют. С Потаниными иногда приезжает Зоя Айшина. Она особенно льнет к Татьяне Ивановне, любит возиться с маленькой Светкой.

Никто не вспоминает об ужасах того дня. Только Таня иногда пошутит:

— Иди, иди, Светочка, к тете Мехри. Это же твоя вторая мама, ведь ты ее молоко сосала!

Толстое лицо Мехри тут же расплывается в улыбке. Но и тут она находит повод напуститься на мужа:

— Десятым уже хожу! Неужели снова мальчишка будет?

Пулат виновато улыбается, и чтобы снять неловкость, протягивает гостю пиалу:

— Пейте, Сергей-ака!

Подолгу сидят эти две семьи. Потанины все время приглашают Файзиевых к себе в гости. Но хозяева только грустно улыбаются. Куда тронешься с такой оравой и на кого оставишь хозяйство?

Зло разъединяет людей. Но ведь добро сближает.

Всем бы помнить об этом.