Красная верёвка

Кульбицкая София

Я и дедушка

 

 

Нож

На днях дедушка купил за 600 рублей керамический кухонный Нож.

Этот Нож, сказал дедушка, отличается от обычных ножей тем, что он очень острый. Я удивилась, а как же его точить, раз керамический. На что дедушка ответил, что этот Нож не тупится.

— Как так? — удивилась я.

— А вот так, — ответил дедушка, очень гордый покупкой.

Естественно, во мне пробудилось желание немедленно потрогать чудо-Нож. Но дедушка сухо сказал, что не надо этого делать. Я не могла понять, что тут такого, ведь я же не собираюсь давить на лезвие или тереться об него пальцами, а хочу только потрогать. — И всё же не стоит, — уклончиво отвечал дедушка. Ну можно я хоть с тупой стороны. Вот тут, где широкая часть. Ну, так и быть, и, когда дедушка замешкался, я осторожно прикоснулась пальцем к острому кончику Ножа.

В следующий миг я убрала палец и так же сухо и сдержанно, в тон дедушке, сказала, что он был прав. Этот Нож трогать не стоит. И больше я этого делать не буду.

— Ага, не слушалась дедушку, — злорадствовал тот. Но я, в общем, не жалела: всегда лучше на собственном опыте знать, с чем имеешь дело.

Я не знаю, какой злой гений изобрёл этот Нож и зачем. Он ужасен. Одно скажу: до встречи с ним я и знать не знала, что такое острые ножи. Тот миг, когда я дотронулась до него… это было жуткое ощущение, будто лезвие отточено до м о л е к у л ы — и эта молекула за ту долю секунды, что я скромно держу палец рядом с ней, уже начала, если можно так выразиться, диффундировать в мою плоть. Не потому, что я как-то с ней непочтительна, а просто по закону физики.

Я попросила дедушку, чтобы он, если это возможно, не подходил ко мне с этим Ножом ближе, чем на метр. А на ночь убирал бы его подальше или хотя бы надевал чехол. К счастью, таковой предусмотрен — специальные пластиковые ножны.

А дедушка уже явно был с Ножом запанибрата. Он весело резал овощи, радуясь, как ловко Нож справляется с жёсткой морковкой и капустой — можно даже не придерживать их рукой. (Очень тебя прошу, не придерживай). И рассказывал, как приценивался к Ножу: тоже сдуру спросил, можно ли его потрогать. «Трогайте на здоровье, — сказал продавец, — я затупил лезвие натфилем. Нет, мне, конечно, не жалко, просто надоело каждые два часа смывать кровь с прилавка.»

Остаток вечера прошёл под знаком Ножа. Я жалела об одном — что у меня нет хорошего врага, а ещё лучше — соперницы. Уж теперь-то я знала бы, что подарить им на день рождения — хороший кухонный ножик в хозяйство. А с его чудесными свойствами они разобрались бы сами…

— Вот потому-то и считается, что нельзя дарить ножи, — сказал дедушка, нравоучительно подняв палец кверху.

А есть люди, которым я, наоборот, никогда не подарю такого Ножа. Например, кое-кто из родни — у них очень занятная манера отрезать себе, например, кусочек сыра или чистить картошку… Эдак к себе, опирая на ладонь… Я не хочу даже мысленно представлять в их руках этот Нож…

 

Лампочка

На днях мы с дедушкой вкручивали энергосберегающие лампочки. В доме высокие потолки и, чтобы достать до люстры, надо ставить стремянку, да и там задирать голову и не держаться руками. Поэтому лезла я, а дедушка стоял внизу и придерживал.

— За жопу, дедушка! — просила я. — За центр тяжести. За ноги мне будет только веселее падать!

Лампочки горели хорошо, мы радовались, насколько светлее стало в комнате, и любовались их красивым, холодным белым свечением.

Ночью, лёжа без сна, я вдруг заметила в одном из плафонов, ближе к стенным часам, какие-то странные бледно-голубые вспышки. Они были неравномерные — то ярче, то совсем слабенькие, — но повторялись довольно регулярно, раз в двадцать-тридцать секунд.

Я не очень хороша в электротехнике, но даже мне было ясно, что в люстре, отключённой от источника питания, ничего светиться не может.

Это было очень страшно. У меня сложилось две версии: 1) одна из лампочек каким-то образом нарушилась и выделяет ядовитый газ, который и даёт такое свечение; 2) в здании теплосети, что напротив, притаились враги и направляют в наше окно прицельный лазерный луч.

Часы пробили двенадцать. Я встала, прошла в комнату, где спал дедушка, и разбудила его. — У меня там какие-то вспышки в люстре, — пожаловалась я.

Теперь мы вдвоём сидели на диване в полной темноте и, задрав головы, напряжённо смотрели на люстру. О! — то и дело говорила я. Всё осложнялось тем, что вспышки, как назло, стали очень слабыми и дедушка их не видел. Точнее, вроде бы видел одну, когда только зашёл, но был не уверен.

— Это пришла моя смерть, — догадалась я. — Поэтому я её вижу, а ты нет.

Я была против того, чтобы зажигать люстру — враги могли увидеть и понять, что мы их обнаружили. Но любопытство победило. Люстра погорела минуты две, и мы её снова выключили. Теперь ждать пришлось довольно долго. Зато, когда дождались, вспышка получилась такая, что её разглядел даже дедушка.

Стало немного легче — по крайней мере, он убедился, что я ничего не выдумываю. Теперь, когда предубеждение рассеялось, дедушка стал видеть даже слабые вспышки.

— У меня нет объяснения происходящему, — наконец, сказал он.

— Такого не может быть. У всего есть объяснение! — возразила я, но дедушка повторил:

— Нет. У этого объяснения нет.

Мы ещё немного понаблюдали за вспышками, и дедушка решил, что лампочку надо выкрутить. — Я боюсь. — Ну, я сам выкручу. — Нет! — жертвовать дедушкой я не могла. — Дедушка притащил стремянку, и в кромешной тьме я полезла на неё.

— За жопу, дедушка, — напомнила я.

Прикасаться к лампочке было страшно, но она легко выкручивалась. Я передала её дедушке. — Следи за ней! — говорила я. — А я буду следить за плафоном!

Лампочка остаточно светилась красивым, ровным белым светом. Дедушка ощупью стал подыскивать место для неё на серванте, где лежали и другие лампочки, и когда прикоснулся к одной из них, под его пальцами неожиданно возникла ярко-голубая вспышка. Это было статическое электричество.

Минут десять мы теребили лампочки о пальцы и другие вещи, любуясь красивыми голубыми сполохами. Потом, довольные, разошлись по койкам. Объяснение нашлось.

 

Опыт

Дедушке понадобилось достать из низу шкафа пластмассовый ящик, чтобы убрать туда какие-то свои атрибуты или аксессуары. Тамошней дверце немного мешает открыться стул, на котором сидит сидящий за компьютером (я).

— Убери… убери… — начал было дедушка.

— Задницу?..

— Нет, сиди, я уже почти достал, — и дедушка, действительно, почти без проблем вытащил нужный ящик.

— Что такое? — забормотал он пять минут спустя, — почему я не могу убрать его обратно? Ты со стула встала, что ли?

— Нет, дедушка, я не меняла положения. И вообще ничего не меняла.

— Тогда почему же?..

— А потому, — ответила я афоризмом, — что вынимать всегда легче, чем засовывать.