Вид на сверкающую озёрную поверхность, обрамлённую с одной стороны крышами домов и контор, с другой — буйной зеленью не вырубленных ещё лесов, действует умиротворяюще, но особого умиротворения в помещении нет

— Айзек, задача была поставлена чёрт знает когда, а результата до сих пор нет. Хотя о чём это я? Есть результат, только совсем не тот, что нам нужен! В нашем флоте больше нет броненосца с названием «Техас». И войны с Россией тоже нет. Как так получилось, Айзек?

— Небольшая навигационная ошибка, Дэвид!

Мужчина с сигарой вальяжно забрасывает на полированную столешницу длинные ноги в узких брюках и щёгольских чёрно-белых штиблетах:

— Первый раз слышу о навигационной ошибке, допущенной взрывником.

Айзек слегка вздрагивает, но интонацию не меняет:

— Парень просто не учёл линию перемены дат, Дэвид, и эта старая лохань рванула на сутки раньше, чем вошла в Охотское море. Было бы что жалеть! Построите новое корыто, больше и красивее прежнего. В конце концов, должны же наши корабелы на чём-то тренироваться!

Несколько колец табачного дыма устремляются к потолку, сигара нависает над массивной пепельницей чернёного серебра, роняет столбик светлого пепла.

— Надеюсь, в этот раз ошибки не будет, Айзек. Когда «Орегон» придёт в Петропавловск?

— Завтра, Дэвид. Но взрыв спланирован на второй день визита – во избежание всяких случайностей.

— Смотри Айзек, третью попытку тебе придётся выполнить самому.

— Дэвид, маминым здоровьем клянусь!

— А мама твоя останется со мной, и здоровье её будет прямо завесить от твоей работы. Ты понял?

***

— Капитан, сэр! На горизонте вход в Авачинскую бухту!

 Капитан поворачивается к стоящим на мостике офицерам:

— Господа, мы всё-таки сделали это! А ведь кое-кто считал, что корабли этой серии не способны к дальним океанским походам!

Броненосец береговой обороны «Орегон», продавливая тяжкой тушей холодные волны Охотского моря, приближается к цели своего путешествия. Порывы ветра срывают с его труб клубы дыма и уносят в сторону открывшегося берега.

В отличие от недалёкого солдафона, командующего броненосцем, штурман Моня Либинский понимает, какой шанс уйти под волну имел их низкобортный корабль с чудовищными, не по росту, орудиями главного калибра. А ведь ещё предстоит обратный путь!

Возвращаться «Орегону» не придётся, вот только даже те, кто так тщательно планировал визит, не догадываются, почему.

Отстреляв положенное число выстрелов салюта российскому флагу, получив должное количество бабахов ответного приветствия, броненосец в сопровождении лоцманского катера выходит на рейд Петропавловска. Селение не поражает масштабами, но берег усеян яркими пятнами — кучками стоят и идут куда-то местные жители.

Капитан опускает бинокль:

— Они так радуются нашему прибытию?

— Не думаю, сэр! — разочаровывает командира штурман. На календаре тридцать второе марта, в Петропавловске сегодня празднуют день медведя.

— Это как?

Либински, потомок иммигрантов из России, был взят в экспедицию именно за то, что что-то знал об этой удивительной стране. За пугающие рассказы о бедах и лишениях, от которых дед и бабка решили скрыться в САСШ, лишний вес и крупные резцы верхней челюсти штурмана за глаза именовали Грейт маус фром зе Минск. Моня свою кличку знал и ею гордился.

— В этот день, сэр, русские собираются в кучки, надевают лучшие наряды, и в сопровождении играющих на гармонях попов идут в лес. Там они достают из берлоги медведя, и поят его водкой. Если после этого медведь не способен разглядеть на земле свою тень, значит, урожай водки в этом году будет отличный. Русские радуются, играют медведю на балалайке и идут допивать водку прошлого урожая.

— А если он тень всё-таки разглядит?

— Русские расстраиваются, загоняют медведя на колокольню, и под набат идут допивать водку прошлогоднего урожая.

Капитан задумался.  После того, как «Орегон» припарковался в бухте, закинув на дно пару якорей, он остановил собравшегося спуститься с мостика штурмана:

— Либински, а в чём тогда разница?

— Разницы никакой, сэр, русские всё равно будут пить водку. Они так всегда делают.

Капитан покачал головой, повертел эту мысль под фуражкой, и решил, что в русских, несомненно, есть какое-то первобытное обаяние.

Через час набитые американцами  шлюпки заторопились к берегу — в таком забавном мероприятии стоило принять участие.

***

 Повернувшись к зеркалу, Чейвынэ с отвращением разглядывает своё отражение. Да, годы-годики, сочатся, как вода между пальцами, уносят молодость и красоту, оставляют болячки да морщины. И не повернуть их назад, даже не пытайся. Будь ты хоть восемьдесят раз самой сильной шаманкой Камчатки.

Старуха вновь щурится на серебристую поверхность.

— Развалина. Кривой скелет, обтянутый коричневой кожей. А ведь и трёхсот лет ещё нет. Бабуля в этом возрасте была ещё ого-го! Всё от неправильной жизни — изба тёплая, хожу по дорожкам. Спала бы в снегу, бегала бы по сопкам с оленями…

Шаманка махнула рукой.

— А семя нужно, нужно семя, не то через год-другой и помереть недолго!

Старуха сосредотачивается, из щели в полу выбираются три мышки. Бабка начинает шептать, протягивает к ним руку, и через минуту на полу остаются три мумифицированных трупика.

— Ну, лет сто спрятала, — снова смотрит в зеркало Чейвинэ. – Уже не так страшно, но мышей в избе больше нет. Остальное мороком скрою. Вот только наши-то все меня знают, беда, однако. И русские тоже. Одна надежда — если напьётся кто, и жена недоглядит, тогда уведу. Позабавимся.

Шаманка ласково проводит ладошкой по ведёрной ёмкости, в которой хранится настой лимонника на спирту, и принимается наряжаться. Одевшись, колдунья начинает напевать, вертясь перед зеркалом. Когда останавливается, отражение показывает разбитную крепкую молодку лет двадцати пяти, кровь с молоком — губы сочные, грудь вздымается, как две Ключевские сопки, юбка на бёдрах в обтяжку, того и гляди, лопнет и упадёт. Бархатистая кожа сама просит ласки.

Хлопает дверь. Чейвинэ отправляется на охоту.

***

На берегу оказалось, что информация Либински либо частично устарела, либо была переврана изначально.  В празднично наряженной толпе жителей Петропавловска встречались и попы, и гармони, но всегда порознь.  Моня специально прочесал весь город — и не нашёл их вместе. Услышав из переулка характерные звуки, штурман «Орегона» свернул туда, не раздумывая, но и в этот раз действительность его разочаровала. На завалинке сидела пятнистая коза со следами тяжёлой жизни на морде, и наигрывала на стареньком баяне грустную мелодию.

— Сидор! Сидор! Твоя-то опять за старое принялась! — раздался пронзительный бабий голос из-за соседского забора.

Мужчина в красной шёлковой рубахе, фуражке с лаковым козырьком и портянках на босу ногу махнул рукой и плюхнулся на завалинку рядом с музицирующим животным.

— А пущай! Праздник сёдни, надо и ей удовольствие получить!

Баян замолк на мгновение, затем растянул мехи на весь мах и заиграл плясовую. Моня попятился, вышел на набережную и побежал догонять своих.

Начало праздника янки наверняка пропустили, но судя по тому, что русские были веселы, тени своей мишка не разглядел. Несмотря на это, muzhiki не спешили истреблять vodka прошлогоднего урожая. Они боролись с медведем.

Либински решил, что слухи о непобедимой силе русских сильно преувеличены пропагандой, двое желающих так и не смогли положить зверя на лопатки, а одного, мелкого и чернявого, медведь поборол. Над проигравшим долго смеялись все собравшиеся.

Наконец пресытившийся зрелищами кэп вызвал штурмана и дал команду разобраться, где именно в настоящее время происходит потребление водки и женщин.

Городовой, к которому обратился Моня, услышав «водка» и «бабы» сперва насупился, но потом посветлел лицом — расталкивая толпу не хуже, чем броненосец волны, к ним пробивалась статная темноволосая красавица.

 Чейвинэ приходилось общаться и с английскими, и с американскими китобоями, не первый год в городе живёт.

— Ай кен хелп ю, бойз! — жарко зашептала она и, подхватив капитана под локоть, повлекла в сторону своего жилища. С высоты своего роста полицейский видел, как смешные белые шапочки американских матросов  ручьём устремились за капитанской фуражкой. Городовой лукаво ухмыльнулся и подкрутил правый ус.

Непривычные к действию лимонника, да ещё и истосковавшиеся по женской ласке янки набросились на неё всем скопом. Чейвинэ взлетала на волнах наслаждения к самому небу и падала в тёмные глубины преисподней. А сила, молодая, неуёмная сила с разных сторон вливалась в неё толчками, сотрясающими вселенную, и не было этой силе конца.

— А-а-а– стонала от счастья шаманка. — Пусть этот день не кончается никогда!

— Капитан, сэр! На горизонте вход в Авачинскую бухту!

 Капитан поворачивается к стоящим на мостике офицерам:

— Господа, мы всё-таки сделали это! А ведь кое-кто считал, что корабли этой серии не способны к дальним океанским походам…