Когда комиссар вошел в холл дома на бульваре Сюше, юный Поль, сидя за пианино, трудился над фрагментом Равеля.

— Мама, — сказал он, не оборачиваясь, — это невероятно трудно.

— Но не невозможно, — проворчал комиссар. — Никого из слуг не пускайте, мне надо сказать вам несколько слов.

Мальчик повернулся на табуретке и закричал, вскакивая:

— Доктор Ватсон! Как вам удалось войти? Почему никто не объявил о вашем приходе? Пойду посмотрю, в чем дело.

Он хотел выйти, но Сатурнин загородил собой дверь.

— Мне нужны объяснения по поводу ваших анонимных писем.

— Анонимных писем?

Поль стал грызть и без того уже достаточно обгрызенные ногти и посмотрел на Сатурнина поверх грязных пальцев.

— Это серьезно, малыш! Я могу доказать, что это вы их отправили. Известно ли вам, что сокрытие важных сведений о преступлении карается законом? Предупреждаю, это серьезно, очень серьезно!

Мальчик бросился на кушетку.

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

— Мне будет очень легко доказать, что это вы написали письма и сделали фотографии Колла и его товарища. В каком кафе вы их фотографировали?

Поль отвернулся, спрятав лицо в подушку.

— Уходите прочь! — крикнул он.

— В пятницу 26 сентября вы на мотоцикле проследили Колла, не так ли? Где он высадил в тот вечер отчима? «Испано» отправилась на вокзал Сен-Лазар и оставалась там около получаса. А потом?

Поверх подушки черные глаза Поля неприязненно смотрели на комиссара.

— Вы надоели мне, доктор Ватсон, — сказал он.

— Если желаете, я могу отвезти вас на набережную Орфевр. Но позже. А сейчас я хочу знать, что вы видели, когда шпионили за своим отчимом? Вас видели на мотоцикле на улице Пасси и легко могут вас опознать. Будет лучше, если вы расскажете мне, что вам известно.

— Уходите прочь! Вы мне надоели! Уходите отсюда!

Сатурнин подошел к кушетке и склонился нал мальчиком.

— Вы отдаете себе отчет в том, что то, что вам известно, опасно для вас. Игра в шпионов — не забава. Колла тоже хотел поиграть в эту игру, не так ли? А потом заняться шантажом. Но кто-то напал на него в темноте и перерезал ему горло. Колла мертв. Если бы он пришел к нам и рассказал все, что ему известно, он был бы жив.

— Вы так считаете?

Мальчик подозрительно взглянул на комиссара, его смуглое лицо слегка побледнело.

Сатурнин кивнул головой.

— У нас достаточно могущественная организация, чтобы защитить и вас и других. С кем Колла общался? Опишите мне этого человека. Он был в черных очках и с белой тростью. Где вы его видели? Вам известно его имя?

Мальчик по-прежнему недоверчиво покачал головой.

— Я не знаю, о чем вы говорите.

— Послушайте меня, ведь вы же не полный идиот. Вас заставила следить за отчимом ревность, не так ли? Вы сказали об этом матери? Рассказали ей о том, что видели?

— Я не хочу говорить с вами о маме, и вы не заставите меня сделать это. Я имею право пригласить адвоката, если буду вынужден отвечать на ваши вопросы. Уходите!

— Вы следили за вашим отчимом, и он исчез. Вы что-то знали, даже если и не следили за «испано» в пятницу вечером. Впоследствии вы стали следить за Колла, потому что решили, что он собирается сделать глупость. Вы отказываетесь сообщить полиции то, что вам известно? Дело ведь идет о преступлении. Попробуйте вспомнить.

— Я ничего не знаю ни о каком преступлении. — В глазах мальчика было любопытство. — Колла был убит в то время, когда мы с мамой были в театре.

— Откуда вам это известно?

— Потому что машину, которую мы ожидали на тротуаре возле театра и которая проехала мимо нас, вел не Колла.

— Кто же был за рулем?

— Откуда я знаю?

— А почему вы думаете, что это был не Колла?

— Это был более худой человек, чем Колла.

— А человек, которого вы сфотографировали на террасе кафе? Он был худым? Это он проехал мимо театра?

— Нет… я не знаю. Откуда я могу это знать?

В глазах мальчика сквозили недоверие и злость.

— Послушайте, — произнес Сатурнин. — Мне необходимо знать все, что вы можете сказать, даже мелочь, о человеке, которого вы видели в кафе вместе с Колла. Как называется кафе? Когда вы видели их вместе? Что вы знаете об этом человеке?

— Ничего. Ровно ничего. Я не знаю, кто он такой.

— Но вы его видели. Вы даже сфотографировали его, вы не можете этого отрицать. Подумайте о положении, в котором вы оказались. Вы считаете себя очень ловким, играя в детектив, да? Колла тоже считал себя ловкачом, но ему перерезали горло. Вам хочется, чтобы и с вами поступили так же? Осторожно, малыш, вы играете с динамитом!

Мальчик не ответил и, отвернувшись, снова спрятал лицо в подушку.

— Очень хорошо, — сказал Сатурнин. — Я вынужден задержать вас, так как вы отказываетесь сообщить сведения, относящиеся к убийству. Теперь слушайте…

Положив руку на плечо мальчика, он хотел повернуть его, чтобы видеть его лицо. Юный Поль завопил.

— Грязное животное! — орал он. — Грубиян!

Сатурнин выругался, услышав приближающиеся шаги. Дверь отворилась, и вошла Фелисити Видмер. Обернувшись на нее, Сатурнин увидел совсем другую женщину — молодую, красивую, веселую. Она выглядела шикарно в велюровом манто, отделанном мехом, и кокетливой шляпке. В руках она держала сумку с коньками.

— Боже мой! — воскликнула она. — Что случилось?

И положила коньки на стул. Поль в слезах бросился к ней.

— Мама! Мама! Этот человек обидел меня!

Мадам Видмер посмотрела на ставшего пунцовым Сатурнина.

— Я уверена, мой дорогой, что комиссар Дакс не имел ни малейшего намерения…

— Нет, нет! Это грязное животное! Он проскользнул в холл, где я был один, и грубо обращался со мной. Я боюсь, я ужасно его боюсь!

Мальчик уцепился за мать, прижавшись к ней мокрым лицом и в то же время с хитрой усмешкой наблюдая за комиссаром.

— Мадам… — начал Сатурнин.

Снова за дверью послышались шаги и раздался голос мужчины:

— Вы готовы Фелисити?

Вошел доктор Камилл Алекс и, увидев Сатурнина, протянул ему руку.

— А, месье комиссар! Как поживаете? Вы помните меня?.. Сен-Жен… Эта несчастная женщина… как ее звали?… Лорд!

Сатурнин утвердительно кивнул и пожал руку Алекса.

— Я отлично помню вас, доктор.

— Какое печальное дело. По-моему, это все же было самоубийство. Если что-нибудь не ускользнуло от меня. В моей профессии это случается.

Молодой врач засмеялся. Он был элегантно одет во все серое и тоже держал в руках сумку с коньками.

— Ничто от вас не ускользнуло, — произнес Сатурнин. — По всем медицинским данным это было самоубийство.

— Ужасно! Но нет худа без добра. Ужасные сцены могут привести к очаровательным встречам.

Он бросил взгляд на Фелисити Видмер, которая с момента его появления не спускала с него глаз. Теперь она отвела их в сторону и покраснела.

— Мама, — воскликнул Поль, — неужели ты опять собираешься кататься на коньках? Ты ведь ходила вчера и позавчера?!

— Нет на свете лучшего отдыха, — заявил молодой врач. — А вашей матери, Поль, это необходимо. Вы ведь хотите, чтобы она чувствовала себя хорошо и была красивой, не так ли?

Искоса взглянув на него, Поль потянул мать за платье.

— Мама, не ходи! — ныл он. — Или хотя бы возвращайся к завтраку. Я не люблю завтракать один!

— Ну, мой дорогой…

Она колебалась.

— Я заказал столик в «Триумфе», — сказал врач. — В вашем возрасте, Поль, нельзя быть таким ребенком.

— Но, мама, я не хочу завтракать один. Я…

— Мама, — передразнил его врач, — я ненавижу завтракать один! Выходит, мама не должна выходить на воздух, не должна кататься на коньках, целыми днями должна сидеть дома и держать вас за ручку?

Поль бросился на врача, пытаясь ударить его ногами. Он старался изо всех сил, но врач, который так хорошо имитировал его ноющий голос, со смехом схватил его за запястья и ловко уклонялся от ударов.

— Будь мужчиной, дорогой, — сказала Фелисити. — Я вернусь к пяти часам. Не делайте ему больно, Камилл.

— Мадам, — сказал Сатурнин, — я вернусь в более подходящее время. Мне нужно будет поговорить с вами об очень важных вещах.

Он вышел из холла и покинул дом.