Оля уткнулась лицом в грудь Максима, внимательно прислушивалась к ритму сердца. Она часами была готова слышать эту волшебную музыку. Молодое сердце издавало приглушенные звуки, гасимые одеждой. Распущенные девичьи волосы нежно гладила рука любимого, принося блаженство и удовольствие, но колкие и страшные слова незнакомца так сильно проникли в ее сердце, что остались в нем жгущей занозой. Девушка не боялась смерти, она даже не предполагала всего цинизма и жестокости этого короткого слова. За недолгую жизнь ей не приходилось находиться рядом с почившим в иной мир человеком. Все виденные смерти: ужасные, кровавые, а порой и глупые — в голубом экране телевизора представлялись хорошо проигранным театральным действием, происходившим где-то на другой планете, а не рядом, в другой стране, ином городе или соседнем подъезде. Единственное, за что она боялась, — это за жизнь своего любимого мальчика. Ведь действительно, когда-нибудь холодные руки смерти разлучат их. Оля только на секунду представила себе жизнь без Максима, как ее сразу захватил в плен своими цепкими объятиями панический страх. Он был более ужаснее и безжалостнее, чем страх перед собаками, появившийся в раннем возрасте, когда здоровый доберман потрепал тонкую руку шестилетней девочки, оставив на долгую память рубцы и зашитые шрамы. Влюбленная девушка подняла голову и вопросительно посмотрела на юношу, в ее глазах заблестели капли слез.

— Мы правда умрем вместе, в один час и день? — чуть слышно произнесла она, не отводя пристального взгляда. Она не верила и не желала верить, что наступит день, который навсегда вычеркнет из ее жизни волнующие и трепетные встречи с любимым человеком.

— Не плачь, милая, да, мы умрем вместе, слышишь, вместе, но только лишь тогда, когда станем очень-очень старенькими, — ласково произнес Макс и аккуратно вытер большими пальцами надвигающиеся в женских глазах слезы. Он и сам не представлял себе дальнейшего существования без этой девочки, ставшей для него ангелом-хранителем. Оля внесла в его жалкое существование неугасающую частичку жизни, которая, подобно одиноко горящей свечке, освещает мрачный и пугающий путь. Пусть даже и огонек в этом лучике света был невероятно мал, но все же без его ласкового свечения абсолютно все меркло под властью зловещей темноты. Он боготворил ее за то, что только она смогла разжечь в нем страстное желание жизни, которое яростно противостояло всем трудностям и невзгодам на тернистом жизненном пути.