Карлик дождался, пока автобус отъедет от остановки, чтобы запомнить номер. Автобус прощально показал номера и скрылся за поворотом. Он посмотрел по сторонам и, убедившись, что его никто не преследует, уверенным шагом зашагал к Юле, местной красавице, жившей с престарелой матерью в деревянном бараке на две семьи. Путь к вожделенному объекту пролегал мимо продуктового ларька, куда он решил заглянуть. Мысли о предстоящей встрече будоражили воображение, рисуя возможные картины первого долгожданного свидания. Переполненный грандиозными планами, он совершенно не заметил, как дошел до ларька и отворил дверь. Продавщица Зоя, высокая женщина с глубокими и длинными морщинами на лице, большими серыми глазами, с изумлением смотрела на покупателя, решившего купить две бутылки водки, полукопченую колбасу, паштет, газированную воду и полкилограмма развесных шоколадных конфет.

— Что, опять халтурка? — заискивающе спросила она, помогая убрать покупки в полиэтиленовый пакет.

— Ну да, — ответил покупатель, опешив от неожиданного вопроса.

— Слушай, Толя, — не унималась продавщица, хлопая редкими ресницами с висящими на них комочками туши. — Может, моего сможешь пристроить, — намекала она на мужа, который раньше славился золотыми руками, а в последнее время стал рабом «дешевого одеколона».

— Не знаю, может быть, — отмахнулся убийца и, завязав ручки пакета узлом, постарался как можно быстрее удалиться из магазина. Дальнейшая беседа с очень любопытной женщиной его не вдохновляла, тем более он не раз становился невольным слушателем женских сплетен, зарождавшихся внутри этого магазина. Зоя, работавшая в магазине около трех лет, знала практически всех, живших на «Болоте», и прекрасно была осведомлена об их финансовых возможностях. С широкого барского плеча она могла отпустить кому-то в кредит на несколько дней килограмм мяса, а кто-то мог лишь только рассчитывать на одну бутылку «Ясона». Этот низкорослый карлик запомнился продавщице покупателем дешевого одеколона, поэтому она иногда и не могла понять, как у этого, вечно слонявшегося без дела и работы человека иногда находились такие немалые деньги. С роем крутившихся в голове вопросов, Зоя взглядом проводила рыжеволосого покупателя до конца пустынной улицы. Пройдя еще пару улиц, Анатолий остановился у одноэтажного барака, который устало смотрел на мир перекосившимися окнами. Он надавил на ручку двери, и она, издав плачущий звук, открылась, пустив гостя в еле освещаемые сени. На деревянных стенах висела хозяйская утварь, под потолком тоскливо горела одинокая лампочка. В конце небольшого коридора виднелась зеленая, с потрескавшейся краской дверь, которую он и открыл. Всю дорогу убийца судорожно обдумывал слова и фразы, адресованные хозяйке дома, но как только он переступил порог, в глаза ударил яркий свет, а в ноздри — запах жаренной на нерафинированном масле картошки, оборвавшим весь его мысленный титанический труд. Прошло несколько секунд, прежде чем он смог ухватиться за нить предстоящей беседы.

— Юля, ты дома? — приглушенно выкрикнул гость из прихожей. Ему очень хотелось, чтобы девушка оказалась дома, так долго и нетерпелив он ждал этой встречи. В глубине дома послышались шаги, и через несколько секунд застиранная шторка, отделяющая комнату от прихожей, колыхнулась, и в открывшемся проходе показалась хозяйка дома. Душегуб на мгновенье замер, любуясь уже немолодой девушкой, впрочем, не потерявшей своего природного обаяния. Только сейчас он отчетливо осознал, почему чуть ли не каждый считал за честь переспать с ней, да и стоила она немного — хорошей закуски да выпивки.

— Я это, к тебе, — растягивая слова, протянул он и улыбнулся, не зная с чего начать, и, не найдя ответа в своем сером веществе, протянул пакет с продуктами. Юля послушно взяла из его рук пакет и побрела на кухню. «Все в ажуре! — радостно объявил внутренний голос. — Она твоя на этот вечер». Сняв обувь в прихожей, он зашел в комнату.

— Кто там? — прохрипел старческий голос из-за матерчатой занавески, разделяющей и так небольшую комнату на две половины. Занавеска приоткрылась, и в проеме показалась голова старой женщины с натянутой на череп желтой кожей и взъерошенными седыми волосами. Ее губы непроизвольно шевелились, но больше звуков не последовало. Нежданному гостю так и не пришлось отвечать на вопрос старухи, это сделала Юля, опередившая его.

— Это ко мне, а ты давай спи, — холодно ответила она, закрыв матерчатую перегородку и немного одернув недлинный халатик, так изумительно подчеркивающий правильные линии женского тела. Он даже не мог представить, что под дешевым нарядом скрывается поражающее глаз миниатюрное, полное страсти тело.

— Значит, ты здесь живешь? — осторожно начал разговор мужчина. — А я давно собирался зайти, да времени просто не было, — попытался оправдать он свой неожиданный визит. — Вот и решил зайти, да и свет в окне увидел, — с трудом связывая буквы в слова, а слова в предложения, вымолвил он. Юля со стеклянными глазами и неопрятно уложенными обесцвеченными волосами, говорившими о вчерашнем хорошо проведенном вечере, без особого энтузиазма слушала гостя.

— Ты видела, я это, там, принес, — добавил Анатолий, намекая на сумку с продуктами.

Женщина одобрительно качнула головой и предложила:

— Ну что, давай к столу.

Убийца послушно последовал за хозяйкой дома. На кухонных стенах, оклеенных светлыми, цвета морской волны обоями с невзрачными узорами, возвышались полки с отлетевшими в некоторых местах кусками ламинированной пленки. Единственный стол, накрытый китайской полиэтиленовой скатертью, разместил на себе стандартное угощение: открытую бутылку водки, железную тарелку с неровно нарезанными кусками колбасы, хлеб и еще некоторые пищевые продукты для поддержания душевной беседы. Палач мастерски разлил горькую по двум граненым стаканам, подняв один из которых, закончил тривиальным тостом за здоровье хозяйки дома.

— Да, хороша, — занюхав по привычке рукавом, Анатолий утвердительно одобрил давно не пробованную продукцию ликеро-водочного завода.

— Да, не то что пьют эти дебилы, — поддержала хозяйка, вспоминая, какое страшное было утром похмелье от купленного вчера Ильей суррогата. — Что-то тебя долго не было видно, уезжал что ли? — поддерживая беседу, спросила женщина, наливая очередной стакан. Невероятно мучившее ее вчерашнее похмелье она решила просто-напросто утопить в кристально прозрачной водке.

— Да так, калымку нашел, — с остервенением жуя бутерброд, ответил невысокого роста мужчина, отмахнувшись от назойливого вопроса, мешавшего уничтожению лежавших на куске белого хлеба ломтиков полукопченой колбасы. После пары стаканов, захмелевшая Юля заметила, что сидевший перед ней угловатый карлик не так уж и уродлив, как показалось ей раньше. Дальнейший разговор сидевших за столом людей, изрядно подпитанных сорокоградусным змием, набирал обороты. Убийца неутомимо рассказывал пошлые анекдоты, наслаждаясь громким ржанием женщины. Когда бутылка закончилась, а приспособленный в качестве пепельницы, сломанный стакан был полон окурков, совсем захмелевшая хозяйка вальяжно развязала пояс, стягивающий талию. Обезумевший, похотливый взгляд мужчины сначала остановился на чуть отвисших грудях с маленьким сосками и задержался на застиранных и выцветших, белого цвета трусиках.

— Пойдем в комнату, — игриво пригласил он блудницу заплетающимся языком, встал и, неровно покачиваясь, будто находился на небольшом корабле, попавшем в шторм, пошел в направлении комнаты. Диван принял тяжесть двух тел и стал методично скрипеть, иногда заглушая женские стоны, имитирующие удовольствие женщины. Старенький, с протертой в некоторых местах обшивкой диван видел множество любовников своей нецеломудренной хозяйки. Как и было со всеми любовниками, возня происходила недолго, и, ощутив конвульсии мужского тела, женщина выбралась из крепких объятий. Надев в прихожей синюю болоньевую куртку на голое тело, она побежала во двор, где стоял сколоченный из досок туалет. Толя пребывал в сладостной неге, тело ломило от плотского удовольствия и ощущения удавшейся сексуальной близости. Ему доставило немало трудов одеться и вернуться на кухню, подчиняясь зову сорокаградусного напитка, невидимым толстым канатом притягивающего его к себе. Войдя в кухню, он достал бутылку, открыл ее и жадно, налив стакан до края, залпом выпил все содержимое. Следом за водкой в желудок проследовал кусок хлеба с толстым слоем паштета. Палач испытывал неземное блаженство, по телу проносились горячие волны, принеся с собой удовлетворенное мужское честолюбие. В свои неполные двадцать два года он впервые почувствовал яркое, бьющее фонтаном сексуальное наслаждение.

Осмотрев стол, он решил сделать бутерброд с колбасой и угостить им старуху.

— Вот, держи, — предложил гость, отодвинув занавеску и протянув угощение. Старуха повернула голову и сухими, бледно-серыми, с темными пятнами на коже, худыми руками взяла предложенный ей бутерброд. Беззубыми деснами она впилась в угощение, принявшись сосать его, как карамельную сладость.

— Какого хера ты ее кормишь? — громогласно и грозно спросила Юля прокуренным голосом, снимая куртку в прихожей. — Эта скотина меня замучила, я и так за ней ее дерьмо убираю, весь дом пропах этой гадиной, — продолжила она и, подойдя к матери, резко вырвала угощение. Задвинутая с силой шторка не позволила любовникам увидеть единственную слезу, вытекшую из помутневшего глаза старой женщины. Последние несколько лет сошедшая с ума мать доставляла только одни хлопоты единственной, любимой дочери, но заработанная за долгую и честную сорокалетнюю работу нищенская государственная пенсия, которую бездумно тратила нигде не работающая дочь, была единственной надеждой матери дожить свой недолгий век в родных стенах.

Рыжеволосый карлик виновато улыбнулся, сделав при этом детское лицо.

— Ну, я это, не знал, просто это, решил угостить, — попытался он реабилитироваться в глазах новоиспеченной любовницы. Инцидент был исчерпан, кусок раздора был брошен в помойное ведро, а примирившиеся стороны снова сидели за столом, допивая последнюю бутылку.

— Слушай, а хочешь, я тебе завтра золотую цепочку куплю? — вдруг спросил гость неожиданно для себя самого: слишком огромным было желание безгранично обладать крашеной блондинкой, сидевшей напротив. Юля была ошеломлена такой щедростью и влюбленными глазами посмотрела на рыжеволосого любовника. Она не испытывала серьезных чувств к Анатолию, да и внешне он не соответствовал ее стандартам мужской привлекательности, так что говорить о возникновении огня любви и страсти, пылающей в ее груди при виде этого мужчины, не стоило. Юля, давно выросшая из глупой и наивной любвеобильной девочки, превратилась в прагматичную и расчетливую женщину, мечтающую о женском счастье. Гость все больше и больше притягивал к себе. Все последние горе-любовники были только в состоянии организовать очередную вечернюю попойку да разок поворочаться на диване, ставшем ложем для удовлетворения низменных мужских потребностей. В первый раз за последние годы она почувствовала себя женщиной, постаравшись забыть о том, что превратилась в надувную латексную куклу, продающуюся в секс-шопах. Мужчина в заблестевших, как у кошки, глазах хозяйки увидел, что сидящая перед ним блондинка навсегда останется рядом с ним и не придется больше довольствоваться местной любительницей портвейна Люсей, разыгрывая с собутыльниками в карты, кто начнет первым, а кто продолжит по очереди спариваться с ней. Волна удовольствия пробежала по его жилам, заставив затушить ее еще одним выпитым стаканом. Анатолий посмотрел на часы, эти командирские часы он в детстве снял со смертельно пьяного мужика, лежавшего у забора продовольственного магазина. А потом рассказывал всем, что эти часы — подарок отца-командира, хотя он его и не видел за всю жизнь ни разу. Мать всячески пресекала попытки сына узнать о судьбе биологического отца. Единственное он знал точно, что если родители встретятся еще раз, то отец уйдет со встречи с выцарапанными глазами. Командирские часы безошибочно показывали половину одиннадцатого ночи.

— Ну ладно, я пойду, завтра увидимся, — сказал душегуб, опираясь на край стола, чтобы поднять грузное тело, наполненное бутербродами и сорокоградусной бесцветной жидкостью. Не спеша одевшись в прихожей, он вышел на улицу. Приятная прохлада наступившей осенней ночи окутала пьяного рыжеволосого мужчину, облокотившегося на деревянную оградку палисадника. Достав сигарету, он задушевно закурил, наполняя вялое тело приятной истомой.

Ночь наполнила убаюкивающей тишиной улицы и проулки «Болота», только вой бодрствующих собак и скрип горящих ламп, висевших на деревянных столбах, изредка нарушали воцарившийся покой. Бесчисленное количество пьяных мыслей путалось, сбивая друг друга, в надежде первыми добраться до мозга Анатолия, но позыв, исходивший от мочевого пузыря, оказался проворнее. Хозяин мочевого пузыря неумело оголил пространство между низом живота и началом ног. Мочеиспускательный орган немного дернулся, выбросив из организма бьющий в разные стороны фонтан желтой мочи, забрызгивая штанины и изгородь. Покончив с естественным процессом в не подходящем для этого месте, он направился домой, но, пройдя несколько метров, почувствовал: в животе разразилась короткая революция за право единоличного обладания пространством желудка. Победила водка, выбросив наружу через пищевод всевозможные по величине куски перемолотых зубами бутербродов. Карлик не был готов к этой революции, он не успел вовремя наклониться, и рвотная масса массивным желеобразным куском обдала низ спортивных штанов, уже промоченных мочой.

— Ну, ни хера себе! — громко и замедленно, как испорченная виниловая пластинка, выругался карлик, стряхивая с ног рвотные массы, уже устремившиеся к кроссовкам. В это время из темноты, накрывшей конец улицы, вышел одинокий путник, явно двигавшийся в его направлении.