Пролог

Мне девятнадцать.

Я живу с отцом в глубине леса.

Лес – наш дом и наше спасение от людей. Люди – опасность для нас.

Мы – хладные.

Я – полукровка – единственная, кто был рожден от человека и генетического биоробота, созданного человеком для своих целей.

Их называли хладными.

Они были созданы как идеальные солдаты. Должны были защищать. Но никто не хочет быть животным на привязи. И хладные вырвались. Они оказались вне лабораторий и вне контроля ученых, что создали их.

Хладные – идеальны… или почти идеальны. Они быстрые, практически неуязвимые и не подвержены чувствам…

Так о них говорили… так было, до того как мой отец встретил мою мать – Вивиан.

Они любили друг друга, пытались жить, никому не мешая…

Но мешали они.

И на них началась охота, травля, которая привела к гибели. Отец не смог спасти свою любовь, но спас меня. Я – его жизнь.

Он ушел со мной в лес, далеко и навсегда, не желая даже думать о том, чтобы я хоть раз видела тех, кто являлся причиной гибели моей матери.

Он выстроил нам дом между деревьями, выставил ловушки по периметру и сигналы оповещения. Все они против непрошеных гостей, но они не появлялись… я их за всю жизнь не видела ни разу.

Отец охотился и делал запасы даров леса, что было возможно собрать. Меня он учил с трех лет. К шести я уже могла различать следы животных, выслеживая их и охотясь. К двенадцати я попадала с дальнего расстояния прямо в цель, даже не утруждаясь.

Благодаря тому, что я наполовину хладная, мой слух – идеален, а глаза видят даже в темное время суток. В свои девятнадцать я владею боевыми навыками, которые могут убить. Отец учил меня выживать… учил тому, чему не успел научить мою мать и она погибла… Отец винит себя до сих пор.

Он любит меня, я знаю это. Но никогда отец мне этого не покажет. Но мне и не нужно. Я и так его понимаю.

У меня нет фото моей матери, но отец говорит, что я очень похожа на нее. Он говорит, что у меня ее темные гладкие волосы, что становятся шоколадными на солнце. Отец любит гладить их, когда рассказывает мне короткие истории о матери. Я люблю слушать их. Мне так кажется, что моя мать рядом со мной и это она баюкает меня, а не отец.

Из рассказов я знаю лишь о том, что у меня есть тетя и дядя, что остались вместе с бабушкой за стеной. Она так и не пала с тех пор как всех хладных уничтожили… всех, кроме моего отца и меня.

Всегда, после таких рассказов, я засыпаю с надеждой на сны, которые покажут мне ту жизнь, что я никогда не смогу увидеть. И мне они снятся. Я вижу свою маму, дядю Оливера, тетю Ванессу и бабушку, которой уже может и не быть в живых… Но я надеюсь…

Надеюсь так же, как надеялась моя мать, когда, умирая, отдала меня на руки отцу. Именно, она сказала впервые мое имя – Надежда и отец не посмел нарушить ее последнее желание.

Ее последние слова, что она говорил тогда, отец повторяет мне с самого детства:

– Даже после жизни, остается надежда. У нас она есть – наша Надежда…

Это были последние слова моей матери и мне нельзя подводить ее. И я не подведу.

Но, кажется, я желаю подвести отца…

Я решаю пойти к стене. Знаю, где есть проход.

Я хочу встретиться с семьей моей матери хотя бы раз…

С этого желания и начнется моя история!

 

Глава 1

Сегодня вновь сухой жаркий день. Температура держится у отметки выше тридцати вот уже три дня. Земля истощается. Она становится сухой. Все кругом требует дождя, влаги.

Отец вновь уходит с самого утра в лес, оставляя меня одну. Он все такой же сильный и красивый. Возраст у хладных меняется очень и очень медленно, делая их практически бессмертными. Но на лице отца всегда печаль, что еще больше омрачает его татуировку вокруг глаза. Мне она нравится. Но отец ненавидит ее. Я не знаю ответа на этот вопрос.

Отец запасает дрова, что норовят у нас скоро закончится, а мы не сможем без них готовить пищу. Готовка всегда на мне. Я уже начищаю картофель, который растет у нас за домом в небольшом огороде, что разбил отец. Там растет немногое, но самое нужное: картофель, капуста, морковь и лук. Нам хватает. И еще мясо животных и птиц, а также ягоды.

Мои руки все в грязи от корнеплодов, которые мне приходится очищать.

Отец сегодня будет поздно. Он предупредил меня и я не беспокоюсь. Солнце палит, нагревая наш дом все сильнее и сильнее. На моем лбу выступает пот. Я смазываю его рукой.

– Когда же уже будет дождь…! – постанываю я, окуная в воду картофель. Мне жарко. Я мечтаю о такой вещи, как кондиционер.

Птица пролетает мимо окна, хлопая крыльями. Я пожимаю плечами и поворачиваюсь в ее сторону. В окне уже никого нет. Но там есть пейзаж из деревьев и солнечного цвета.

Меня манит этот пейзаж.

Я откладываю ножик и вытираю руки о широкие штаны защитного цвета, что отец принес мне еще полгода назад. Он иногда делает вылазки в гетто за стену.

Накидываю на себя куртку поверх моей футболки и посильнее затягиваю свой хвост, что болтается и бьет меня по плечам. На ногах у меня шлепанцы.

На спину я закидываю рюкзак, что изрядно потрепан. Ему много лет. Он отцовский. Но другого нет и мне приходится его взять.

В него я кидаю быстрыми движениями пару картофелин, что можно запечь в костре, морковь, чистую тряпку, которая висит на деревянном стуле и нож. Им мы разделываем туши. Он острый с зазубринами на лезвии. Я кладу нож в крайний карман рюкзака и укладываю поверх всего своего скарба прочную веревку. Больше ничего. И у меня больше нет времени на раздумья. Либо сейчас, либо никогда… Если я не решусь, то больше мне не стоит и пытаться уйти к стене, чтобы увидеться с семьей матери.

Мне надо попытаться.

Я решаюсь; выхожу из дома, прикрывая неплотно дверь – знак того, что кто-то есть дома. Отец не сразу поймет, что я ушла непросто, а далеко и не на несколько дней, когда уходила охотиться.

Переступаю аккуратно, боюсь оставить ненужный след отцу, по которому он легко сможет отыскать меня. Обхожу павшие ветки и переступаю с пятки на носок. Рюкзак висит у меня за спиной. Его оттягивает к моей заднице от содержимого, но не сильно. Идти можно будет долго, не уставая.

Я удаляюсь от дома очень далеко, зная, что ждет меня от отца. Но так же я знаю, что сам бы он никогда бы меня не отпустил.

* * *

По моим подсчетам, я иду уже несколько часов. Солнце садится за горизонт, окрашивая все в новые цвета. Я опускаюсь около одного дерева и, прислонившись, закрывая на секунду глаза. Выносливость у меня есть, но все-таки я человек, хоть и наполовину.

Мне хватает десяти минут, чтобы вновь быть в форме – бонус от того, что ты – хладная.

Я знаю куда идти. Единственное направление, куда мне запрещено ходить – к стене.

По моим подсчетам, к ней я должна добраться уже затемно. И это мне на руку. Может удастся провернуть все особых проблем.

Мои подсчеты верны. К ночи я добираюсь к стене. Она в нескольких сотнях метров от меня. Я на окраине леса. Дальше начинается песчаное поле, что изрезано от засухи. На нем ничего нет. Оно для обзора. Но я знаю секрет. Отец проговорился про него, когда рассказывал какая храбрая была мать, когда он ее похитил из гетто.

Я еще раз кидаю взгляд на стену и поворачиваюсь назад, уходя в сторону. Там тот затопленный туннель, что заброшен и подходит к самой стене, не давая увидеть тебя. Единственное, чего я боюсь, так это того, что брешь в стене заделали качественно, а не прикрыли листом железа, выкрашенного под бетон.

Стоя перед колодцем, куда нужно будет нырять, я оттягиваю этот момент, проверяя лямки на рюкзаке. Что ж… надо пробовать. Я должна продержаться под водой.

Я погружаюсь в воду; всплески вокруг.

Плыву вперед, задерживая дыхание, руки работают быстро. Я задеваю локтем какой-то старый ржавый крюк, что торчит с левой стороны. Мой рукав куртки окрашивается красным цветом, но в мутной воде он больше похож на коричнево-болотный. Я застываю на секунду, но надо двигаться дальше. И я не обращаю на рану внимание, а плыву дальше. Просвет. Я вижу его; мое дыхание уже на пределе. Движения становятся частыми.

Выныриваю и жадно вдыхаю воздух в свои легкие, отплевываясь водой. Мои волосы прилипают к шее, делаясь жалким мышиным хвостиком.

Я подтягиваюсь и усаживаюсь на край колодца. Мои ноги все еще в воде, куртка становится невыносимо тяжелой. Мне приходится снять ее; я встряхиваю ее. Рюкзак лежит здесь же, он рядом со мной.

Немного обсушившись, я приглядываюсь к стене. Она огромна и стремится в высь. Я вижу как она тонет в небе. Я прикасаюсь рукой к нагретой на солнце толще, исследуя ее. Находится и брешь, которую так и не заделали. А зачем? Хладные истреблены и нет угрозы из вне, чтобы следить за стеной. Она уже как дань мощи совету мэров семи округов.

Я отворачиваю край железного листа. Он со скрипом отъезжает, открывая мне неровный и рваный проход внутрь. Туда, куда я так стремлюсь.

Сомнений нет ни на секунду. Я делаю первый шаг и мое сердце заходится в частом стуке. Я кладу руку на грудь, чтобы успокоиться. Пытаюсь выровнять дыхание. С трудом, но это получается. Я шагаю вперед.

Проход занимает несколько метров. Толщина стен поражает. Стена – это мощь.

Наконец-то, конец. Я выхожу в какую-то низину, где все давным-давно заросло кустарником и вековыми деревьями. Их сильные толстые ветки склоняются прямо к земле, создавая под собой что-то вроде укрытия. Здесь можно укрыться. Я делаю себе мысленную пометку. Так… на всякий случай. Отец научил меня просчитывать наперед возможные исходы своих решений и я готова отвечать за их последствия.

Надеваю мокрый рюкзак на спину, а куртку скручиваю и стараюсь выжать посильнее. Я здесь. Когда-то тут была и моя мама с отцом, только идя в обратном направлении. Меня охватывает волнение, которое я не испытывала ранее.

Надо двигаться.

Из рассказов отца, я знаю, что семья мамы жила недалеко от стены. Они были из рабочего района. Не самое защищаемое место в гетто. Значит и добраться незамеченной будет гораздо проще. Поднимаюсь по склону, видя уже старые завалы покрышек и пробитых железных бочек, которые уже никому не нужны. Все здесь пахнет старьем и ненужностью. Все покрыто пылью. Люди тоже ходят тенью, что сливаются со всем серым пейзажем этого места. Я уже вижу парочку парней, которые неспешно идут по улице, не торопясь. Весь их вид говорит о пофигистичности. Их освещают редкие фонари, что установлены по тротуару. Они выглядят на двадцать лет или чуть больше. Я наблюдаю за ними из-за старой машины; у нее выбиты стекла и фары, помят бампер.

Парни о чем-то переговариваются и громко смеются. Девушек на улице не видно. Я помню про рассказ отца о запрете для девушек выходить после комендантского часа. Неужели, он все еще действует? Ради чего все еще запирать девушек и подчинять своей воли? Кто-то явно наслаждается этим…

Они скрываются за углом двухэтажного старого домика. Темнота укутывает их. Я решаюсь выйти, скрываясь от фонарей и их света.

Дом моей матери должен быть в конце улицы. Я же сейчас нахожусь рядом со зданием на котором написано «Больница». Но в ней не горит свет. Она заброшена и ее окна заколочены досками. Где же лечат всех, кто живет здесь?

Мне все меньше и меньше нравится это место.

Перебежками я пересекаю дорогу и скрываюсь в тени дома, что находится рядом. Уже через пять минут я достигаю цели – дом моей мамы, где она выросла и где жила. Я с жадностью разглядываю его, впитывая каждую его деталь. Мне он нравится, пусть он старый и давно требует ремонта.

Дом минимум требует покраски и замены старых досок. Окна хлипкие и держаться на честном слове. Я хочу подойти ближе, но мне мешает свет, что вспыхивает в коридоре. Кто-то планирует выйти на улицу в такой час?

Я скрываюсь в кустарнике. Наблюдаю.

На крыльцо выходит старая женщина. Она вся в морщинах и ее руки трясутся. Она измождена и сгорблена. Я бы не смогла определить сколько ей лет.

Ее темно-каштановые волосы с проседью убраны в шишку. Он просто стоит на крыльце и вглядывается вдаль. Мимо меня. Поверх моей головы. Она словно в трансе. Она смотрит в сторону откуда я пришла. На стену. Или, может быть, она пытается разглядеть что-то за ней?

Неужели… это моя бабушка?

На глаза наворачиваются слезы. Она может быть той, кто растил и видел мою мать, кто может обнять меня и приласкать, когда мне будет одиноко или мой разум захватит бессонница. Я беззвучно открываю рот и тут же по моим щекам бегут непрошеные слезы.

Надо выйти к ней? Признаться ей кто я?

Если я останусь здесь и не решусь, то вся моя вылазка и опасное путешествие напрасны. Надо решиться.

Я выхожу из своего убежища. Пока женщина меня не замечает, но она напрягается и начинает вглядываться в темноту. Через секунду она замечает меня и ее глаза округляются. Она протягивает ко мне руки и спускается по лестнице вниз на дорожку.

– Ты… – произносит она. Я таю дыхание в ожидании ее продолжения слов. Но она молчит. И вновь становится отрешенной. – Простите, вы что-то хотели? Вы заблудились? К кому вы приехали?

– Я…

– Просто, видно, что вы не из этих мест. Вы из центра или из торгового района? Вы же знаете, что нельзя находится в это время на улице, – качает головой она; ее глаза глядят на меня, по-отечески, осуждающе. – Так к кому вы?

– Простите, – лепечу я. – я ищу тех, кто жил здесь, – указываю я на ее дом. Женщина глядит на меня и не понимает. – Моя мама… она жила здесь.

Проходит минута прежде, чем оттаивает и спрашивает меня женщина:

– А как звать вашу мать? – в ее голосе слышится надежда на чудо.

– Звали, – поправляю я ее. Она дергается, словно через нее проходит ток. – Вивиан. Ее звали Вивиан. Я ее дочь – Надежда.

Я замираю. Ожидание.

Женщина утирает слезы, она не верит своим глазам. Теперь она подходит ко мне вплотную и касается моего лица, вглядываясь.

– Ты… ты так похожа на нее! – улыбается она сквозь слезы. Я тоже плачу; не могу сдержаться. – Идем! – спохватывается вдруг моя бабушка (я уже уверена в этом) и тащит меня в дом. Ее рука цепко держит меня за запястье. Она сильная, несмотря на возраст и те печали, что свалились на ее плечи. – Тебе нельзя здесь быть. Кто-то может увидеть! – мы синхронно оглядываемся по сторонам и входим в дом.

Я внутри дома моей мамы. Улыбка шире и шире. Я закрываю глаза и с чувством вдыхаю воздух, который царит здесь, стараясь запомнить его навсегда. Он пахнет выпечкой, лавандой и немного затхлостью.

– Что с тобой? – испуганно спрашивает меня бабушка. Она дергает меня за руку. – Тебе плохо?!

– Нет, все хорошо. Я просто… хочу запомнить все это.

– Ты знаешь кто я? – берет мои руки в свои она.

– Да. Вы – моя бабушка.

Она кивает мне.

– Я так рада видеть тебя, моя девочка! – обнимает она меня. Я обнимаю ее в ответ. Вначале робко, но потом смелее. – Так рада! Я так скучала по моей Виви… так скучала. А тебя я и видела всего лишь пару минут после твоего рождения. И все. Малышка, ты такая взрослая. Дай мне посмотреть на тебя во всей красе! – просит она меня и отходит на пару шагов. Я теряюсь. – Красавица! – делает свой вывод она. Я выдыхаю, словно это самое важное, что я должна была услышать.

– Вы видели меня?

– Да, да!

Мы проходим в комнату, где стоит огромный диван и телевизор. Бабушка усаживается и усаживает меня. Мои руки она не выпускает.

– Расскажи мне, как ты жила все эти годы? Где вы жили? Я так скучала по тебе, дорогая!

– М-м-м… – я не знаю, что говорить. То, что нельзя говорить наше убежище с отцом – это факт, но мне от этого не лучше. – хорошо жила. Мы с отцом жили очень хорошо.

– А где, ты мне не скажешь же верно, – улыбается мне она. Я смущена. – Верно, – отвечает сама себе моя бабушка. – ты будешь защищать отца до самого последнего. Так же как и делала твоя мать.

– Отец тоже защищал ее до последнего.

– Папина дочка? – смеется, утирая слезы, бабушка.

– Извините.

– С чего вдруг? Не извиняйся. И не говори мне «вы». Я твоя бабушка. Назовешь меня так?

– Да, – шепотом произношу я. Мое дыхание сбивается. – бабушка.

Я произнесла это. Теперь, моя семья уже не состоит из двух: меня и отца. Теперь, есть и бабушка.

– Отлично. Я так рада видеть тебя.

– Я боялась, что вы не захотите видеть меня.

– Ну что ты, дорогая! – гладит она меня по щеке. – Ты такая худенькая. В тебе лишь кожа и мышцы.

Я разглядываю бабушку, ища черты лица моей матери. Она делает тоже самое.

– А… где ваши дядя Оливер и тетя Ванесса? – вглядываюсь я внутрь дома. Дом отвечает мне тишиной.

– А они не живут здесь.

– Да? – я немного разочарована. – Жаль.

– Да, жаль. Просто, Оливер живет с семьей на другом конце улице, а Несс… она в центре.

– В центре?

Я мало знаю об устройстве гетто, но в курсе того, что центр – это место для привилегированных. Избранные. В центре же находится и здание управления с мэром во главе.

– Она, наверное, там живет с мужем?

– Нет. Несс не вышла замуж…

Бабушке явно не по себе от этой темы. Она теряется и отводит свои глаза. Я чувствую ее боль.

– Что с ней?

– Она танцует там.

– Танцы, – думаю я над этим словом. Что они под собой подразумевают?

– Она танцует в клубе для… богатых мальчиков.

На этом бабушка встает и выходит из комнаты, оставляя меня одну. Не все гладко. Мне хочется помочь своей семье. Но что я могу сделать?

 

Глава 2

У меня еще есть время до рассвета. Немного. Но оно есть.

Я решаю заглянуть в центр, чтобы повидаться с тетей.

Выпросив адрес клуба у бабушки, я заверяю ее, что вернусь не позже, чем через два часа. Она отпускает меня, но не хочет этого делать. Она боится за меня.

– Ты слишком похожа на свою мать, – качает она головой, проводя рукой по щеке. На моих глазах наворачиваются слезы.

– Как и она была похожа на тебя, – целуя я ее быстрым поцелуем в морщинистую щеку. Она обнимает меня так сильно как может.

– Будь осторожна, – напутствует она меня.

– Буду, – даю я ей обещание. Она не верит мне, но все-таки кивает и крестит на прощание. Я вздыхаю и выхожу из дома. На улице тьма постепенно сменяется плотными сумерками, которые в дальнейшем заменит рассвет.

Мне надо спешить. Я короткими перебежками между домами, избегая света ночных фонарей, добираюсь до центра – до пика ночных развлечений привилегированной молодежи.

Тут всюду яркие флюоресцентные огни различных цветов и оттенков. Они светят с разной яркостью, создавая фонтан света. В центре стоит огромное здание, больше похожее на арену. Огромный стеклянный купол, что спускается до земли.

Купол стеклянный. Наверняка, стекло пуленепробиваемое. Но оно показывает все, что происходит там. Внутри.

Это что? Издевательство над теми, кто не может попасть за это стекло?!

Внутри видно веселье.

Тут и там виднеются круглые помосты с серебряными шестами по середине. Возле них танцуют по одной девушке.

Я вглядываюсь в их лица. Большинство из них блондинки с длинными гладкими волосами. Но мне нужна другая… Ванесса выгодно должна отличаться от всех их.

И я нахожу ее. Она танцует в самом центре, где вокруг ее помоста толкутся множество обезумевших от желания и алкоголя мужчин. Все они разного возраста. Но в основном, тут те, кому далеко за сорок.

Меня передергивает.

Заставляя себя идти дальше, я подхожу ко входу, где змеится длинная очередь из желающих попасть в это пекло наслаждений. Больше тут, конечно, девушек из торгового района и окраины, что хотят заполучить свой шанс в жизни, найдя богатого центрового. Они визжат от нетерпения, глядя за стекло. Там все в ярком свете и гремит музыка. Они стремятся туда, как бабочки на огонек.

На входе стоят вооруженные люди – охрана. Они держат наготове свое оружие и строго кидают на всех свои взгляды. Они хмурятся и выглядят весьма уставшими.

– Куда? – останавливает меня один из них.

Я останавливаюсь.

Охранник меня останавливает и осматривает с ног до головы.

Как хорошо, что я переоделась в легкий сарафан матери, что прячет мои короткие шорты под юбкой. Топ без бретелек так же находится все еще на мне. Я привыкла быть практичной, живя в лесу. Никогда не знаешь, когда понадобится бежать и перелезать через препятствия. Отец с детства учил меня предугадывать всевозможные последствия своих действий.

– Туда, – отвечаю я коротким словом на короткий вопрос.

Охранник еще больше хмурится. Ему не нравлюсь я. Я вижу и чувствую это.

– Нельзя. Видишь, очередь? – мотает головой в сторону он.

– Вижу. Только мне туда не для развлечения, а для того, чтобы повидаться кое к кем. И все. Я сразу уйду. – даю я ему обещание. Как и ожидалось: он не верит мне. Лишь усмехается и отворачивается. Я теряю остатки надежды на то, что до рассвета удастся увидеться с тетей. А мне так много надо ей сказать и спросить.

Я отхожу в сторону. Мои руки опускаются. Что же делать?

– Ты сейчас серьезно говорила? – слышу я низкий мужской голос. Я поворачиваюсь на него.

Передо мной стоит молодой парень с густыми темными волосами, что опускаются к шее. Он одет в самую дорогую модную одежду и на его руках болтаются железные цепочки различных размеров. Майка, рваные джинсы и огромные армейские сапоги. И его взгляд.

– Чего уставилась? – начинает злиться он, не слыша ответа от меня на свой вопрос.

– Ничего. Ты окликнул меня. Не я тебя. – начинаю раздражаться и я.

– Серьезно?! – ухмыляется он. – Значит, я виноват в твоем ступоре?!

Он издевается надо мной. Рядом с ним возникает большая компания, что состоит и из девушек, и из парней. Они с любопытством разглядывают меня как диковинную зверюшку. Мне становится не по себе. Словно, я голая перед ними.

– Так ты говорила серьезно? – повторяет все-таки свой вопрос он.

– О чем ты?

– О том, что такая как ты пришла сюда не ради развлечений? Правда?

– Да, – нехотя, но отвечаю я ему.

– Ты ненормальная? – на полном серьезе спрашивает он меня. – Все только и мечтают, чтобы попасть сюда. А ты? Ты пришла для разговора! Не смеши! – его компания издевательски ржет надо мной. Кулаки так и чешутся, чтобы подретушировать им их носы и губы, что вышли не от родительских ген, а из-под скальпеля опытного и дорого хирурга.

– И не собиралась. Мне, действительно, нужно лишь кое к кем увидеться. И все. Я уйду.

– С парнем? – кидает на меня оценивающий взгляд темноволосый. Он – явный лидер среди них всех. Кто же он? – Хотя, какой у тебя парень?! О чем я, вообще?! Ты же с окраины. Верно?

Он угадал это лишь по одежде? Класс! Или что-то выдает другое?

– Верно. И что теперь?

– Ничего. Знаешь, мне интересно. Я проведу тебя… для разговора с твоим «кое с кем». Только с условием, – прищуривается он, наклонив голову в бок. Выжидает моего решения.

– С каким?

Мне очень сильно нужно попасть внутрь и поговорить с Несс. Хотя бы один вопрос: почему она пошла на все это, уйди из дома, оставив мать? Почему?

– Я буду рядом с тобой, чтобы посмотреть. Ты же не обманываешь тут всех, чтобы просто очутится внутри? Если обманываешь, то поплатишься.

– Согласна. Но ты сможешь провести?

– Хм, – усмехается над моим замечанием парень. – Дай свою руку! – требует он.

Я прячу свои руки за спиной. Ко мне еще никто не прикасался из мужчин. Никто. За всю мою жизнь.

– А без этого никак?

– Никак, – смеется он над моей наивностью. Мои щеки окрашивает румянец и я радуюсь, что сейчас темно. – или так, или никак. Так что? Твое решение?

Его рука протянута и ждет, пока я вложу в нее свою.

Несмело, но я протягиваю руку.

На пол пути он перехватывает инициативу и тянет меня за собой. За нами, молча, следуют все остальные.

– Твое имя? – требует он от меня.

– Надежда.

Отчего-то я говорю ему правду и сразу. Его рука теплая и такая мягкая. Одновременно, от него исходит сила. Он – хозяин своей жизни и знает чего хочет. Это проходит через всего него.

– Робин, – сжимает сильнее мою руку парень.

Он называет свое имя, даже не дождавшись моего вопроса. Но я и не собиралась задавать его. И он, кажется, почувствовал это.

Самец. Собственник. Эгоист.

Его характеристики.

Нас без проблем и лишних вопросов пропускают внутрь. Мои уши оглушают громкие звуки из динамиков, смешанные с визгами и криками людей, что находятся здесь. Все они хаотично распределены по огромному залу, больше похожему на ангар. Все двигаются в такт под музыку. У каждого второго в руке бокал с цветным содержимым. Они много пьют. Пьют, потеют и теряются в своем экстазе.

– Где тот, кто тебе нужен? – кричит мне Робин, перекрикивая музыку.

– Вон! – тыкаю я пальцем прямо перед собой на шест, у которого извивается Ванесса – моя тетя.

– Девчонка-танцовщица?!

Я киваю. Робин в шоке. Он не верит мне, но жестом подзывает официанта и шепотом говорит ему, согнутому в три погибели. Тот кивает и быстро исчезает в толпе.

– Становится интересно, – хмыкает себе под нос он. Его взгляд скользит по моим плечам. Жаль, что нож пришлось оставить в доме бабушки. Очень хочется подставит его под горло этому парню. С его лица не сходит улыбка.

* * *

Я вижу как спускается Ванесса, как она идет к нам, покачивая бедрами. Отмечаю, что фигура у моей тети шикарная. Не знаю: либо она так натренировала свое тело, либо у нее это от природы.

Ее темные волосы едва колышутся от движения, обрамляя лицо мягкими локонами. На ней мини-платье. Оно все блестит и переливается в свете разноцветных софитов. Ее кожа отдает легким свечением – она чем-то натерта. Красивая… Кукла.

Это зрелище заставляет меня отвернуться на секунду.

– Тебе, что неприятно? – слышу я голос Робина. Он тщательно рассматривает мои эмоции, что возникают на моем лице. Нужно прятать их тщательнее.

– Нет, дело не в этом.

Ванесса достигает нашего столика, за которым на мягких диванах, развалившись, сидит Робин со своей компанией. Я нахожусь у самого края. Рядом со мной сидит этот самодовольный парень.

– Вы хотели чего-то особенного, господа? – зазывно произносит она, обводя взглядом всех. Все молчат. Все ждут единственного – Робина. Он же молча смотрит на меня и медленно растягивает улыбку.

– Она! – толкает он меня в бок. Я едва не оказываюсь на полу. Едва удерживаюсь за край стола.

– Вы?!

Ванесса удивлена, если не ошеломлена. Она видит мой наряд. В ее подсчетах уже произошел итог. И он таков, что я не должна тут находиться. Мне оно не по карману.

– Можно с вами немного поболтать? – как можно небрежнее спрашиваю я ее.

Ванесса не двигается. Она молчит, не зная, что ей ответить.

– Я плачу… и за разговор тоже, – кивает Робин за моей спиной. Мне от это не по себе. А вот тетя, кажется, чувствует себя легче.

– Да, господин Робин. Где бы вы хотели поговорить? – сладко улыбается мне теперь она. Все решают деньги и связи. И кажется, у этого парня не только красивая внешность с мускулистым телом, но и все остальное. Его тут, определенно, знают. И знают очень хорошо.

– Здесь, – говорит за меня он. Я вздыхаю.

Обещание. Я дала ему обещание, что разговор будет происходит у него на глазах. Черт! Мне это сейчас не нужно. Совершенно. Что же делать?

Я отвешиваю ему улыбку и вновь поворачиваюсь к Ванессе. Она ждет. Ее время оплачено и она никуда не торопится.

– Да, давайте поговорим тут. Мне нужно сказать вам пару слов.

– Хорошо, – бесцветно отзывается тетя. Она не знает меня. Видела лишь при рождении. А я выросла с тех пор.

– Отлично. Я хотела сказать, что… здесь просто супер! – прикидываюсь я восторженной и раскидываю руки в стороны.

Стакан с выпивкой, что стоит на столике, метко опрокидывается на грудь Робина. Капли на его лице, руках – везде. Он весь в липкой слизи темно-зеленого цвета. И кажется, он слегка ошарашен.

– Прости. Прости, пожалуйста! Я так впечатлена этим местом, что не смогла сдержать эмоций. Извини! – приторно улыбаюсь я ему. Он сверкает глазами в мою сторону. Молнии так и летают между нами.

– Я скоро! – бросает он всем. – С нее глаз не спускать, – обращается он к своим друзьям. Те хищно кивают головами и множество пар глаз устремляются на меня. По спине пробегают мурашки.

Он размашистым шагом покидает нас. Я могу вздохнуть спокойно. Даже если и за мной наблюдают, то не шибко рьяно. А слушать так и вовсе некому.

– Так вы хотели что-то спросить? Или уже нет? – не может понять, что здесь происходит Ванесса.

– Тетя Ванесса…

Я произношу эти слова, пропуская удар за ударом. Сердце колотится как бешеное.

– Что? Кто вы? – она теперь вглядывается в мое лицо, ища подтверждение своим догадкам. И она их находит.

– Вивиан…! – не может поверить Ванесса в то слово, что произносит она сама. Она тут же закрывает рот рукой, округлив глаза. Они смотрят лишь на меня. Кругом ничего нет. Больше нет. – Ты… Надежда?! Ее дочь?

Я киваю.

Тетя Ванесса касается моего лица, она проводит пальцами по кромке, не веря в то, что все происходящее – правда. Ее мягкие ухоженные руки с длинными острыми ноготками проводят по волосам, спускаясь на плечи. Она осматривает меня с ног до головы.

– Отойдем, чтобы нас никто не слышал, – тянет она меня за собой.

Мы отходим. Друзья Робина напрягаются. Но никто не встает с места. Мы ведь на виду у них. Чего спешить?

– Как ты здесь оказалась, Надежда? Как тебе это удалось? Ведь, Граф… погоди, – осеняет ее на секунду. – он, что… С ним что-то случилось, раз ты тут?! Да?

В ее голосе я слышу тревогу. Она переживает за того, кто стал ей в детстве, тогда, в сложный для них Вивиан момент, отцом, другом и братом одновременно.

– Нет, – спешу заверить я ее. – с ним все хорошо. И когда я вернусь, то думаю, что переживать надо будет за меня.

Я смеюсь, чтобы разрядить обстановку. Но Ванесса лишь хмурится сильнее.

– Ты ушла из дома, не предупредив отца?! Он не знает, что ты здесь. Так?

– Да. Я всего лишь хотела увидеть тебя, бабушку и дядю. Увидеть семью.

На глаза наворачиваются слезы.

Ванесса тоже едва сдерживает свои. Она плюет на все и поддается эмоциям; обнимает меня крепко-крепко. Я отвечаю ей тем же. Приятно чувствовать теплое объятия.

– Я так скучала по тебе… скучаю по сестре, – слышу я ее шепот.

Она помнит мою мать. Я завидую в этом плане всем тем, кто может воспроизвести в памяти ее образ: бабушке, отцу, дяде Олли и ей – тете Ванессе.

– Зачем ты пришла сюда? – берет себя в руки она, отстраняясь. – Тебя не должно быть здесь! Для тебя это опасно! Как ты не можешь этого понять. Тебе нужно скорее уходить отсюда.

– Все нормально. Все хорошо.

– Нет, не хорошо. И сейчас особенно.

– Почему? – я не могу понять ее. Ее глаза горят лихорадочным блеском испуга. Ужаса.

– Почему?! – передразнивает она меня. Но мне от этого почему-то не смешно. Как и ей. – Потому! Ты хоть знаешь кто такой Робин?!

– Тот парень, что провел меня сюда.

– Вот именно. Но он не просто парень. Он – сын мэра Ксандера.

По телу проходит дрожь. Вот отчего он такой уверенный в себе. Теперь пазл полностью сложился и ничего не мешает увидеть полную картину.

Он – хозяин всего, что здесь есть. Хозяин своей жизни. И хозяин жизней всех остальных.

Отец говорил мне о Ксандере – враг номер один для них с матерью. Тот, кто загнал их в угол, не позволив быть вместе. Они едва не потеряли меня. Но без потерь все же не обошлось. Мать.

Ксандер – убийца моей матери!

Я сжимаю кулаки до такой степени, что мои ногти, которые едва намечаются, прокалывают кожу, добираясь до капилляров крови.

– Так, он – сын Ксандера?! – жилка на моей шее бьет со всей силы. – Он?!

– Тише! – одергивает меня тетя. – Не кричи. Твои слова могут причинить и тебе, и мне большие неприятности. Уходи.

– А ты? Почему ты, вообще, здесь?! – не хочу отпускать я ее руку.

– Я…

Ванесса не договаривает. Робин возвращается в огромным мокрым пятном на своей майке. Он зол и его взгляд устремлен лишь в одну сторону. Мою. Я ежусь от его взгляда. Но теперь, во мне просыпается злость вкупе с яростью. Он – сын убийцы. Он – мой враг, как его отец – враг моей семьи.

Ксандер наслаждается жизнью, а моя семья разбита и мы не вместе. Мы не можем собираться за одним столом, вынужденные постоянно оглядываться назад, боясь его кары.

Это надо исправлять.

Ванесса возвращает меня из моих мыслей:

– Уходи. Иди к нашей матери, твоей бабушке. Я приду туда утром. Все и обговорим. А сейчас, вали и побыстрее! – дергает она меня за руку, приводя в чувство.

Мне приходится подчиниться.

– Хорошо.

– Отлично. Тогда, увидимся.

Ванесса растворяется в толпе, но больше не поднимается на помост к шесту. Она просто исчезает. И мне тоже пора исчезнуть.

Я дергаюсь в противоположную сторону от Робина.

Он замечает это и собирается нагнать меня. Но все не так просто.

Мой отец хорошо тренировал меня.

Я ужом проскальзываю средь разгоряченных тел и захожу за угол. Робин спешно пробирается к моему укрытию, хоть и не видит меня.

Над моей головой огромная железная балка, что поддерживает стеклянный купол. Она соединяется с другими, что ползут кверху. Я цепляюсь за нее.

Через минуту я уже на наверху. Там, где можно укрыться и где еще нет открытого стекла. Там, где безопасно.

Чтобы выбраться отсюда, мне приходиться скинуть с себя сарафан. Я остаюсь лишь в шортах и топе. Но они сидят на мне как вторая кожа. Это просто. Я хватаюсь за балку и спокойно сползаю в нескольких десятков метров от парня. Он выглядит разозленным. Постоянно оглядывается по сторонам. Мне приходится присесть.

Дальше легче.

Через мгновение я уже выбираюсь на улицу, где сумерки растворяются в рассвете.

Надо спешить. Времени мало.

 

Глава 3

– Она так и сказала? Что придет?! – мне не верит бабушка.

– Да, она так и сказала. Я сама слышала это.

Руки бабушки трясутся, а пальцы нервно перебирают друг дружку. Она беспокойно смотрит из стороны в сторону, не зная, что ей делать. Присаживаясь, она тут же встает.

– Ба, да что с тобой? – не выдерживаю я через пару минут такой беготни.

Ее словно окунают в ушат с холодной водой. Она ежится, но обращает на меня внимание.

– Она не была дома уже пять лет, – говорит она нехотя мне. Я не знала этого. – даже ни на минуту. Ее здесь не было.

– Почему?

– Она дала себе обещание…

– И какое?

Бабушка молчит. Она не хочет мне говорить. Да что же у них происходит?

Я медленно подхожу к ней и обнимаю ее за плечи. Она всхлипывает.

– За сестру… твою маму… она хотела…

– Что? Ты о чем? – я вслушиваюсь в каждый ее шепот, но так ничего не понимаю.

Все ставит на свои места Ванесса, которая появляется в дверях.

– Нужно закрывать дверь, если у тебя в гостях полукровка, – со смешком в голосе произносит она, глядя на свою мать. Та дергается и быстро встает на ноги. Я следую за ней.

– Тетя! – я рада ей. Но ее отношение к бабушке немного напрягают. – Ты пришла!

Она обнимает меня, но не сводит своего взгляда с бабушки.

– Ты хотела знать, почему я ушла из дома, чтобы оказаться там, где оказалась? – смотрит она на меня, отстранившись.

– Да.

Честной меня научил быть отец.

– Что ж… из-за того, что хочу подобраться к Ксандеру и убить его. Все, кто мог это сделать, – кидает она презрительный взгляд на свою мать. – отказались. Кроме меня.

– Ты же знаешь, – оправдывается бабушка. – что у Оливера двое детей и жена. А я… что я могу?!

– Отговорки. Пустые слова.

Я в шоке. В моей семье такое творится.

– Ванесса! – со слезами на глазах кричит бабушка. Она хватается за сердце и оседает обратно на старенький диванчик. Я кидаюсь к ней, попутно ища стакан с водой или графин. Ничего такого рядом не находится.

– Тетя, бабушке плохо! Нужна вода, – в беспомощности смотрю я на Ванессу. Она хмыкает и спокойным шагом идет на кухню. Через минуту в руке у бабушки уже стакан воды и одна маленькая белая таблетка от сердца. Она глотает ее и выпивает залпом содержимое стакана. Дышать ей становится легче.

– Спасибо, – шепчет она мне. Тетя Ванесса же лишь молча садится за стол. Она молча наблюдает за всей этой картиной.

– Когда закончишь, выйди и мы поговорим, – наконец говорит она мне и скрывается в кухне.

В моей душе сумятица. Я не знаю, что мне делать и что происходит вокруг меня. Голова идет кругом.

Бабушка помогает мне. Она проводит своей рукой по моей и говорит:

– Иди, поговори с ней. Со мной все будет хорошо. Иди же, она пришла сюда лишь ради тебя, – отправляет она меня к своей дочери, заставляя встать с дивана. Я подчиняюсь.

– Точно?

– Уверена. Иди.

Я выхожу в кухню, где через окошко уже пытается пробиться слабый свет первых лучей утреннего солнца.

Ванесса стоит ко мне спиной и лицом к тому самому окну, что выходит на восточную сторону. Ее руки скрещены за спиной. Натянутость позы говорит о ее нервозности.

– Зачем ты пришла сюда? Сюда, где никто не рад отпрыску хладного и… моей сестренки.

– Я, просто хотела…

– Что?

– … узнать свою семью, увидеть своих родных.

– И что тебе это дало?! То, что ты увидела, тебе понравилось? Тебе нельзя было приходить сюда. Никак нельзя.

– Но почему? Меня ведь никто здесь не знает. И я не собиралась высовываться. Почему ты злишься на меня? – мне обидно из-за этого. Не так я представляла себе нашу встречу. Совсем не так.

– Ты еще спрашиваешь? Да я боюсь за тебя, – разворачивается она ко мне. Я вижу, чувствую, что она говорит мне правду. – дурочка! Ты – дочь сестры. Вивиан бы хотела, чтобы ты была как можно дальше от всего этого. И твой отец прекрасно понимает это. Он унес тебя сразу после рождения. Мы отказались от тебя, чтобы спасти. Отказались видеть тебя, чтобы ты смогла жить. Но ты вернулась! Дура! – истерит тетя. Я пугаюсь ее.

– Я лишь хотела быть с семьей, – больше ничего не могу произнести.

– И теперь я не знаю, что будет. Ты пришла сюда без ведома отца. Ладно. Но то, что ты кинулась в самое «жарево» – в центр гетто… Ты – идиотка! Ксандер так и не оставил идею о вас с отцом.

– Что?!

И вот этот поворот сбивает меня с ног. Меня едва не подкашивает и только рукой мне удается ухватится за кухонную столешницу.

– То! Он грезит о том, чтобы увидеть труп того, кто забрал у него ту, кого он выбрал себе. Он зол до сих пор. И ты, такая вся похожая, появляешься в клубе, где полно камер и где тусуется сынок этого урода!

– Но я не знала, – обхватываю я руками головой.

– Не знала?! Это было видно, когда ты сидела рядом с этим самым сыном – Робином. Он – сын председателя. Того, кто держит все районы.

В голове мутнеет.

* * *

Я сижу на диване, обхватив руками голову. Я попала в водоворот событий, которые никак не ожидала встретить.

Рядом со мной сидит бабушка и гладит меня ласково по голове. Тетя Ванесса готовит на кухне ароматный чай со специями, чтобы мы могли спокойно заснуть. Она хотела уйти, но осталась ради меня. Я не безразлична ей, как и вся ее семья. Хотя она хочет показать своим поведением обратное. Так легче живется. Я знаю.

Когда ты ни к кому не привязан, то и боль от потери будет ни такой сильной и долгой. Но все это лишь самообман. Семья навсегда в твоем сердце и тетя это доказывает, оставаясь вместе со мной и бабушкой в доме, который она уже давно перестала считать своим.

– Не стоит так расстраиваться, красавица, – баюкающим голосом сообщает мне бабушка, когда я кладу голову ей на колени. Ноги подбираю под себя и укладываюсь удобно на диван. – Все не так страшно, как расписала Ванесса.

– Не так, мама?! А как? – слышит ее из кухни тетя. Дом не такой уж и большой, чтобы можно было спрятаться ото всех и побыть наедине с собой. Даже наше жилище с отцом превосходит его. Немного, но больше.

– Хватит стращать Надежду, Несс!

– Не зови меня так! Так могла меня звать лишь…

– Прости, я забыла. Ты так давно не была дома, – затухнувшим голосом сообщает ей бабушка.

– Мама?

– Да, красавица. Так звала ее лишь твоя мама. Для Ванессы она была всем.

– Верно, – выходит из кухни тетя. В ее руках поднос с тремя чашками. Они большие и глубокие. Кажется, что в каждую вместиться литр чая. Над ними колышется белый пар и разносит приятный аромат. Он немного терпкий, но вкусный. – Вив была для меня всем. Она подарила мне жизнь, когда спасала от хладный в их поселении. Она сделала все, что от нее зависело, чтобы я вернулась домой живой и невредимой. Так, что да, она была для меня всем и осталась. Никто не займет ее место.

Мне приятно слышать такие слова о моей матери, но коляет сердце признание тети о хладных.

Да, может они и не все были человечные. Но те, кого знал мой отец и моя мать, были лучше некоторых людей и заслуживали жизни больше, чем они. Но все они давно убиты. Уничтожены. И их уже не вернуть.

– Что мне теперь делать, бабуль? – спрашиваю я ее полушепотом. Почему-то, я думаю, что знаю вариант тети и он мне не нравится. Она слышит нас и успевает ответить вместо бабушки:

– Уходить. И уходить навсегда.

Она возвращается в гостиную. Ее руки все еще мокрые. Она мыла тарелки и не успела их вытереть.

– И оставить вас? Навсегда?

– Да. Оставить. Навсегда, – режет мне ножом по сердцу тетя.

– Нет. Я так не хочу.

– А как ты хочешь?! – резко усаживается она рядом со мной. Бабушка пытается ее успокоить, но тетю несет дальше.

– Быть рядом с семьей.

– Думаешь, ты вывезешь эту тяжесть?!

– Думаю…

– Жаль, что ты так мало думаешь, Надежда. Моя сестра рисковала своей жизнью, чтобы дать ее тебе не ради того, чтобы ты так бездумно отдала ее из-за своей прихоти.

Эмоции зашкаливают.

На дворе ночь и, по словам бабушки, нужно говорить тише. Даже передвигаться не так резко. Мы с тетей Несс слушаемся, несмотря на наше противостояние.

Мы сидим в разных концах комнаты и дуемся друг на друга.

– Ты должна уйти!

– Нет.

– Ни нет, а да! Да, Надежда!

– Нет!

– Надежда! Ты должна слушать меня! Я – твоя тетя!

– А я твоя племянница, а не посторонний человек! – мы обмениваемся взаимными комплиментами. Бабушке остается лишь охать на наши препирания.

Мы умолкаем. Нам больше нечего друг другу сказать.

– Может, мы уже пойдем спать? – боязливо задает вопрос нам бабушка.

– Я хочу спать, – пожимаю я плечами и показно зеваю, показывая, что разговор окончен и решение не принято.

– Надежда…! – вскакивает вслед за мной тетя. Меня это начинает раздражать.

Не ведая, что я вытворяю, я со всего размаху впечатываю в стенку кулак:

– Хватит считать меня маленькой! Я хочу отомстить за родителей! У них забрали их счастье! И я заберу то, дороже всего! Понятно?!

Я вижу глаза моих родных. Да и сама я в легком шоке. Еще никогда я не чувствовала в себе такой силы. Видимо, она спала. Но сейчас активировалась. Это пугает.

– Надежда! – бежит ко мне бабушка, всплескивая руками. В ее голосе неподдельный ужас. – Что же ты наделала?! У тебя кровь!

Я вижу, что на моих костяшках течет кровь и сетка мелких ссадин о старую штукатурку. Руки окрашены в белила.

Разглядываю руку… Кровь есть, но боль чувствуется очень и очень слабо. Я словно наблюдаю со стороны и мои ранки на коже не совсем мои.

– Господи, тебе нужно обработать твои раны и немедленно! – ведет меня на кухню к аптечке бабушка. Тетя молча следует за нами.

– Ты беспокоишься о ее ранах, но не беспокоишься о том, что она едва не проломила своей рукой стену. Не беспокоит?

Бабушка замирает. Ее наполняет понимание произошедшего.

– Вам страшно? – выдираю я свою руку. Мне становится больно.

Молчание… Оно давит все сильнее и сильнее.

Я разворачиваюсь, чтобы уйти. Уйти из дома. Навсегда. Как и просили меня.

Бьет сильнее всего, что никто не останавливает.

Я выхожу на задний двор. На улице сейчас опасно показываться. Там патруль. Они из тех, кто не спрашивают. Они из тех, кто действуют.

Успеваю сделать два шага от крыльца, когда нагоняет Ванесса.

– Ты не поняла нас, Надежда.

– Не надо. Я все поняла… по крайней мере, пытаюсь понять. Вам страшно, что я – хладная и это нормально.

– Нет, все не так.

– А как?!

– Ты не хладная.

– Хладная!

– Нет. Надежда, твоя мама – человек.

– Но отец – хладный! И знаешь, что тетя?

Она не отвечает.

Я решаю ответить и без ее слов. Мне нужно, чтобы она знала.

– И я горжусь этим. Мой отец – самый лучший.

– Никто и не спорит. Он лучший. Благодаря ему, мы выжили с сестрой в тех обстоятельствах. Я жива до сих пор… благодаря ему. Но это не меняет сути.

– Сути чего? Того, что я не такая как вы все?!

– Нет. Мы боимся за тебя.

– О чем ты?!

– Если ты сейчас можешь такое творить, то, что будет, когда ты покажешь свою силу при других? Думаешь, что они не поймут кто ты?

– Тетя…

– Я говорю тебе уйти не потому, что боюсь или стесняюсь тебя. Нет. Я лишь хочу сохранить тебе жизнь, как хотела ее сохранить тебе сестра. И все.

– Ясно.

– Надежда!

– Мне надо идти. До рассвета осталось мало времени. Не хочу, чтобы вас видели вместе со мной.

Больше я не хочу, да и не могу слышать ее слова о моей безопасности.

Через невысокое ограждение перепрыгнуть мне не составляет труда. Дальше там чужой участок, а после уже дорога на завод и развилка в центр. Именно туда я и держу свой путь.

Тетя Ванесса сильно ошибается, если думает, что я так легко уйду из их жизней. Нет. Никогда.

Теперь я узнала своего противника и знаю, кто он и где его искать. Остается дело за малым…

Я убью сына Ксандера… Заберу у него самое дорогое, как он забрал это у моих родителей. И вот тогда, я уйду навсегда от людей.

 

Глава 4

Даже решив для себя, что мне делать, я осталась растерянной. Куда мне идти? Где искать Робина? И как подобраться к нему так близко, чтобы была возможность его убить?

На все эти вопросы ответа у меня не находилось.

Я передвигалась по торговому кварталу, который был еще тихим и скрытым от шума и ругани торговцев. Палатки были пусты. Где-то оборвало тент и он развевался подобно флагу на шпиле, указывая направления ветра не хуже любого флюгера.

У точек с продуктами стоял невыносимый запах от отходов, что не захотели выбросить вчера вечером, поленившись. Сегодня им придется уповать на сильный поток ветра, чтобы отбить этот смрад. Иначе, покупатели просто не смогут подойти к их палаткам.

По переходам летают клочки тканей, остатки строительных материалов и многое другое. Я успеваю отскочить в сторону, когда из-за поворота выскакивает черный огромный кот. Он жирный, но холеный и ухоженный. Весь чистый, если не считать его длинного пушистого хвоста. Он был измазан в какой-то белой вязкой кашице. Кажется, на него что-то вылили и он испугался. Кот был явно не из торгового квартала и уж точно не из рабочего квартала.

– Кис-кис-кис, – зову я его, присев на корточки. Глаза у кота ошарашены от страха. – Иди, не бойся. Я тебя не обижу.

Кот коротко мяучит мне, смотрит в мою сторону, но не спешит приближаться.

– Иди сюда же, зараза хвостатая! – злит меня это существо о четырех ногах. Солнце пробирается сквозь линию горизонта. Пора уходить.

Кот, словно ожидавшей таких резких слов, спешит ко мне, подняв свой заляпанный хвост трубой. Он трется об меня свою тушкой и призывно мяукает.

Я поднимаю его на руки. Он тяжелый для кота.

– Ты много жрешь, красавец! – с укором пеняю я ему. Он лишь смотрит мне в глаза. А что ему еще остается. Он пытается помахивать хвостом. – Так это белила?! – понимаю я. – Ты где-то хотел утянуть еду и попался? – треплю я его шерстку. Кот блаженно закрывает глаза и жмурится. – Ладно, идем отсюда. Ты явно нездешний, а центровой. Отнесу в центр и оставлю где-нибудь в парке. Уж оттуда ты найдешь дорогу к себе домой, – говорю я с котом посреди пустынной улицы, даже не мечтая об ответе.

Надо спешить. С конца базара слышится гул разговора двух мужчин. Первыми просыпаются помощники торговцев, чтобы выгрузить товар на лотки.

Уходить мне приходится уже не по земле, а по крышам зданий.

Подтянуться – для меня легко, но не на одной руке. Я это еще не пробовала. Но надо же когда-то начинать.

Держу кота под мышкой, берусь рукой за водосточную трубу. Надеюсь, что она не ржавая и не обвалиться при малейшем весе. Она не обваливается. Лишь противно скрепит. Но это меня не волнует.

Оказавшись на крыше, я пригибаюсь и перебежками пробираюсь к концу квартала. Там нужно спрыгнуть и пройти в ворота, которые находятся под постоянным видеонаблюдением. Но я не ищу легких путей.

Перед моими глазами есть огромное ветвистое дерево, что растет за оградой района центра. До него с крыши очень далеко. Большое расстояние. Но это для обычного человека, который даже и не окажется здесь, на крыше здания и соберется прыгать через ограждение на ту сторону. А я не человек. Точнее, не совсем. Надо же этим воспользоваться для решения моих проблем? Надо!

Я прижимаю посильнее кота к себе, он начинает взволнованно мяукать. Не привычен к полетам, я так думаю. Но мне все это все равно.

Отхожу на пару метров назад и приноравливаюсь к прыжку. Я такого еще никогда не делала.

Решаюсь на прыжок.

Ветер бьет мне в лицо, а ноги не чувствуют под собой опоры. Крона дерева принимает нас с котом мягко, но хлестко. Ветки бьют по лицу. Черт, больно! Кот рвет мою кожу на плече, царапая и вырываясь.

– Урод! – шиплю я на него. – Я тебя домой доставила, а ты царапаться?!

Кот затихает. Он сидит у меня на руках.

– Так-то лучше. Молчи!

Оставляя себе ссадины и царапины на память, я спускаюсь вниз к стволу дерева. Он огромен. Старое дерево. Многое видело и многое помнит. Может быть, оно еще видело и мою мать? Кот вырывается, как только чувствует близость земли. Я отпускаю его.

Когда я остаюсь вновь одна, на меня накатывает страх: а что мне делать теперь? До этого, цель как-то была определена – попасть в центр, чтобы доставить сюда кота. Я просто прикрылась им, чтобы отогнать от себя страх. Но теперь кота нет, цель достигнута, но не моя.

Мне хочется есть… Утро дает о себе знать. Всю ночь я провела на стрессе и повышенных тонах в разговоре с тетей. Нужно найти что-нибудь и перекусить.

Я иду по улице, стараясь не горбиться. Я стараюсь быть одной из них. Но это так же легко, как заставить себя быть мужчиной при одном лишь желании…

* * *

Я не успела пройти и сотню метров, когда меня окликнул охранник центра. Они были здесь повсюду. Охрана привилегированных особ – превыше всего.

Он подходит ко мне не спеша, оценивая и примериваясь. Решения у него два: либо я опасна, либо безобидна.

– Кто вы? Ваше разрешение на нахождение здесь? – требует он у меня.

Коленки начинают подгибаться. Я с силой выпрямляю их и стойко выдавливаю из себя улыбку:

– Вы это мне? – оборачиваюсь я к нему всем торсом, а не только в пол оборота.

– Да, мисс. Будьте любезны, достать ваше разрешение и показать его мне.

– Вы думаете, что я здесь незаконно?! – играю я праведное возмущение. Глаза от страха и натуги все время норовят скосить к переносице. Как же так?!

– Простите, мисс… просто, техника безопасности. Так вы покажете мне ваше разрешение?

Можно попытаться соврать, что я здешняя и живу неподалеку, но выгляжу я не ахти и сама бы себе не поверила, если бы услышала такое.

– Я пришла сюда к… Робину, сыну председателя! – приходит мне первое на ум. Кажется, я жалею об этом в эту же секунду.

– К сыну председателя? – опускает ствол оружия вниз и отходит на шаг назад.

Я сдерживаюсь, чтобы не разбить ему нос и не сломать руку как учил меня отец. Но если я сделаю это, то путь сюда мне будет заказан, а этого не должно произойти, пока я не выполню обещание, что дала своим родителям.

– Да. К нему.

– Зачем, позвольте поинтересоваться?

– Это не ваше дело! Если так хотите узнать, то узнайте у самого Робина! – начинаю наступление я на этого охранника. Кажется, его бейдж носит имя: Колтер Рик. Что ж, я запомню тебя, мистер Рик. Мы еще встретимся.

Мистер Рик мнется и бегает глазами из стороны в сторону. Он не знает, что ему делать. По инструкции, он должен забрать меня в службу разведки и безопасности гетто, но если я говорю ему правду и я – гостья самого сына мэра этого самого гетто, то ему не поздоровиться при таком отношении ко мне. Что делать?

Я вижу как рука охранника тянется к рации. Он решает посоветоваться со своим начальством. Мне этого не нужно.

– Давайте! Верно, расскажите вашим как вы остановили девушку Робина и как хотели узнать ее имя. Я тоже все расскажу Робину, когда он придет за мной. Как думаете, что он вам скажет из-за того, что вы так домогаетесь его девушки?! – выпячиваю я нижнюю губу и дую вверх. Прядка темных волос резко подпрыгивает вверх и тут же опускается назад на свое законное место.

– Нет, что вы, мисс! – вскидывает он испуганно руки вверх. Теперь, он даже думать забывает о том, чтобы воспользоваться рацией. Слава тебе, Всевышний! – Но почему вы одна в столь ранний час здесь и одна? Где мистер Робин?

– Он ждет меня в квартире. Я же вышла погулять.

– Конечно.

Он кивает и смотрит вверх. Рядом с нами огромное здание, что упирается в облака и следует дальше вверх. Оно кажется бесконечным.

– Вас проводить? – внезапно спрашивает мистер Рик меня, вновь глядя в мою сторону. Я теряюсь.

– Что?

– Я могу вас проводить, чтобы больше никто не пристал к вам, мисс…?

– Нати. Мисс Нати, – сообщаю я ему первое, что приходит мне на ум. Так называл меня в детстве отец. Нати.

– Мисс Нати, прошу, – указывает он на входные двери огромного здания. Зачем? – Я провожу вас до квартиры мистера Робина и скажу ему, что лично позаботился о его девушке.

Черт! Неужели, я ткнула пальцем в небо и попала в самый центр?! Не может быть!

Но мне нельзя доказать этому парню, что желает выслужиться перед сыном мэра, что он прав был в своих первоначальных догадках. А что будет, если парень откроет дверь и ему представят меня как его девушку, которую он ждет?! Верно! Он будет в недоумении.

Надо отвязаться от охранника.

– Я могу дойти сама, – отступаю от него я на шаг.

– Нет. Я вас провожу, мисс Нати, – оказывается он рядом со мной в мгновение ока. Я удивляюсь его скорости, которую подогревает желание получить повышение по службе.

– Не… не надо…

Но меня уже не слушают, а просто тащат к стеклянным двустворчатым дверям, которые сделаны из огнеупорного и пуленепробиваемого стекла. Они раздвигаются, когда мы подходим. К нам уже спешит консьерж и внутренняя охрана дома.

– Это мисс Нати хочет пройти обратно к мистеру Робину… – начинает мой сопровождающий.

– Что? – не понимает его консьерж. Он видит меня в первый раз.

Мне нужно срочно что-то придумать, пока меня не разоблачили. Охрана дома уже и так напряженно смотрит в мою сторону, держа наизготове оружие.

Я вспоминаю, что делал сегодня ночью Робин.

– Не нужно вспоминать, – обращаюсь я к милому дядечке со злобными мелкими глазенками черного цвета. – мы с Робом познакомились сегодня в клубе. Он был таким милым и пригласил меня к себе. Вот я и пришла, – невинно хлопаю я ресничками, надеясь сойти за дуру.

Видимо, мне это удается. Консьерж делает знак рукой; охрана медленно и недоверчиво опускает оружие.

– Ясно. Я провожу мисс…?

– Нати! – подсказывает ему вместо меня охранник Рик. Он меня очень сильно напрягает и прямо напрашивается, чтобы я вернулась лично за ним и расквасила ему лицо.

Мне приходится раздаривать улыбки и молча следовать за дядечкой. Сзади меня вышагивает охрана. Рика не пропускают и ему приходится уйти, вернувшись к своим обязанностям.

Мы поднимаемся на самый верх. Последний этаж.

Там лишь одна квартира. Я так понимаю, мы на месте.

Дядечка со злобными глазками стучит в дверь, игнорируя дверной звонок.

С той стороны двери слышится голос девушки:

– Кто там? – он заспанный и недовольный.

– Хм, мисс… тут к мистеру Робину гостья… можете…

– Он спит! – режет она как нож по маслу. Сразу и без возражений.

Дядечка и охрана смотрит на меня недоверчиво. Правильно. Их сомнения понятны. Если меня пригласил Робин, то зачем ему та и почему он спит, а не ждет меня?

Надо быть решительнее…

И я решаюсь.

Со всей ноги пинаю по двери под округлившиеся глаза моих провожатых. Сразу за первым стуком следует второй и третий. Надо добавить драмы. Добавляем!

– Открывай, Роб! Ты мне что обещал сегодня ночь в клубе, а теперь?! Спишь с другой девкой?!

Меня хватают за руки и оттаскивают от двери поздно спохватившиеся охранники. Что за идиоты?!

С той стороны двери начинается копошение и визгливый голосок:

– Робин, она ненормальная!

– Кто там? – заспанный мужской голос.

– Мистер Робин, к вам… – начинает дядечка.

– Это я! – перебиваю я его.

– Кто? – кажется, Робин в недоумении.

Слышен лязг замка и открывается дверь. Любопытство берет свое. Показывается взлохмаченная голова Роба. Мы смотрим друг на друга.

– Кто это? – задает он вопрос, первым прерывая молчание.

Черт, попала!

 

Глава 5

Мне бы нужно что-то сказать… Но слов, как назло, нет. Что же делать?

– Кто это? – повторяет Роб свой вопрос, оглядывая меня.

– Господин Робин, мы думали, что эта девушка к вам… но, кажется, что… – мямлит строгий дядечка, который становится все более мелким под взглядом парня.

– Я? Ее?! – Робин беспардонно тыкает в меня указательным пальцем. Мне так и хочется сломать его, прямо-таки подмывает. Я едва сдерживаюсь.

– Ты не узнаешь меня? – хмурю я брови и куксюсь, играя в обиженную куклу.

– А ты кто? Хотя… миленькая… Как твое имя?

– Нати.

– Зайдешь, Нати? – приглашает он меня к себе, спасая от строгих стражей в виде охраны и консьержа.

– Хочу. Позвольте, – ухожу я подальше от них и переступаю через порог квартиры. – очень приятно, – обращаюсь я уже к Робину. Мои глаза могут выдать меня, ту ненависть, что охватывает меня. Опускаю их вниз.

Робин не замечает не состыковок между моими словами и жестами. Он просто наглым образом выпроваживает свою спутницу со словами:

– Тебе пора. Увидимся позже. Я тебе позвоню, когда ты будешь мне нужна.

Я жду, когда она воспылает праведным гневом. Но нет. Я так и не дожидаюсь этого.

Вместо этого, девушка легко подбирает свои вещи, которые разбросаны по полу и мебели и страстно целует парня. Тот отвечает ей и провожает до двери. После закрывает ее и смотрит на меня. Мы остались вдвоем. Одни. Охрана осталась за дверью вместе с девушкой.

У меня появляется шанс. И другого не может быть.

– Нати… красивое у тебя имя. Так, ты говоришь, что мы знакомы с тобой. И где же мы познакомились? Я что-то не припомню.

– В клубе.

– Сегодня?

– Вчера, если быть точнее. Сегодня пока лишь утро и вечер не наступил.

– Ты – умная, а я таких не люблю, – говорит он мне лениво и обходит диван, усаживаясь на него ко мне спиной. – Как же я мог с тобой познакомиться? – усмехается он, закинув ногу на ногу.

Мне становится противно.

– Ты меня привлекла чем-то особенным? – не умолкает он ни на секунду.

– Не знаю. Ты не скажешь?

– Нет. Приготовишь кофе, а я пока приму душ. Соображать я начинаю лишь, после воды и горячей кружки кофе. Договорились, – исчезает он в минуту из комнаты за стеклянной створкой, что ведет в ванную.

Он оставляет меня одну. И мне это только на руку.

На глаза сразу же попадается острый широкий нож для разделки мяса. Он стоит в подставке и лишь ждет своего часа. И он дождался. Я решительно вытаскиваю его из ножен. Он мягко скользит и не издает ни звука.

Я прячу его у себя за спиной.

Нельзя медлить. Вода в ванной стихает. Он скоро выйдет.

Скоро… очень скоро.

* * *

– Медленно садись на диван и не пытайся что-нибудь сделать! – шиплю я ему угрожающе сзади на ухо. Робин лишь в полотенце, что обернуто вокруг бедер. Он медленно поднимает руки перед собой и косит взгляд в мою сторону.

– Ты такие игры любишь, Нати? – его усмешка слегка истерична, но он спокоен. Он не верит в то, что я смогу причинить ему боль.

Я надавливаю на шею острым концом лезвия. Запах крови бьет в мой нос.

– Ты думаешь, я играюсь с тобой?

– Сейчас уже так не думаю. Позволишь вопрос перед смертью?

– Говори!

– За что же мне такая привилегия?

– Мое имя не Нати.

– А как же? Если, конечно, не секрет.

– Надежда. Мое имя – Надежда.

Он не понимает. И верно. Ему не нужно. Необходимо, чтобы знал лишь один человек – его отец – Ксандер.

– Надежда? Странное имя…

– Не разговаривай!

– Может, все-таки объяснишь причину желания убить меня? Я могу сесть?

– Садись! – разрешаю я ему. Он не знает моих особенностей, а я знаю.

Парень медленно отходит от меня. Он не бежит звать на помощь. Его походка очень медленная и выверенная.

Оказавшись на диване, он расслабляется еще сильнее. Теперь, он смотрит на меня в прямую.

– Ты – красивая, а желаешь мне смерти. Чем я тебе так не угодил?

– Не ты!

– Не я? А кто же тогда?

– Твой отец. Ксандер.

Лицо парня меняется ежесекундно. Он выпрямляется и перестает ухмыляться.

– Отец? И что этот… мой папа натворил?!

– Он убил мою мать!

Робин не может в это поверить. Его голос срывается, а руки сжимают обивку дивана. Он порывается встать, но я останавливаю его. Он с трудом, но заставляет себя остаться на месте.

– Знаю, что мой отец не святой. Но он никогда не был причастен к убийству людей. Никогда!

– Врешь. И я знаю это. Вопрос лишь в том, знаешь ли ты это?

Мне нельзя плакать. Нельзя. Но слезы предательски подступают к глазам, соперничая с комом в горле.

– Ты говоришь загадками. Объясни.

– Я ничего не должна тебе объяснять!

Мне надоедает спорить. Я бросаюсь вперед.

Неожиданно, но парень ловко реагирует и блокирует удар.

Мы вступаем в схватку. Ваза с искусственными цветами падает на пол и вдребезги разлетается на мелкие осколки. Нож отлетает в дальний угол; он выбивается у меня из рук.

Я нападаю. Но Робин лишь блокирует удары. Не стремится нанести ответ мне.

– Зря ты не отвечаешь, – отправляю я прямой удар в челюсть. Он попадает прямо в цель. – Я убью тебя!

– Ты так ненавидишь меня. Это немного обескураживает.

– Ты – сын того, до которого я доберусь позже!

Робин кидает в меня подушку. Обзор теряется. Меня тут же валят на пол, прижимая к полу. Прямо рядом с ножом, который покоится на полу под шторами. Парень еще этого не видит. Но мне неважно.

Он сидит на мне сверху, прижимая мои руки своими к полу. У него разбит нос и губа. На скуле ссадина. Все руки покрыты мелкой россыпью царапин от моих ногтей.

– Ты – ненормальная. Откуда у девушки такая сила?! Ты же не больше, чем птичка-колибри! Твоя ненависть… она сожрет тебя также как сожрала моего отца. Не надо!

– Ты хочешь лишь спасти себя! – отвечаю ему я.

– И это тоже, но еще я хочу спасти дуру, что хочет поломать себе жизнь. Думаешь, если ты меня убьешь, то выйдешь отсюда незамеченной и сможешь жить среди людей как ни в чем не бывало?! А?! Ответь!

– Мне этого не нужно!

– А что тебе тогда нужно? Жить изгоем, животным… Как когда-то жили убийцы-хладные?!

Он произносит эти роковые слова. Во мне закипает злость, мешаясь с моей кровью. Сталь появляется в голосе, а руки отрываются от пола, сбрасывая руки Робина.

– Твои глаза…! – ужасается он. – Они – жидкий металл! Они изменились. Ты…?!

– Я – хладная!

Робин упускает момент наблюдения за мной. Мне этого хватает, чтобы схватить нож. Он оказывается в ту же секунду в боку у парня.

Из его легких выбивается весь воздух. Глаза округляются.

– Ты… ты… – с хрипом пытается говорить он, глядя на меня. Такое ощущение, что он узнал меня. – Вивиан… – произносит имя моей матери он прежде, чем заваливается на бок, прижимая руку к кровоточащей ране. Лужа крови медленно, но растекается под ним. – Уходи! Беги отсюда! – хрипит он. Его последние слова и он проваливается в беспамятство.

Я встаю на ноги и нож со звонким стуком падает на пол. Он весь в крови.

Делаю шаг по направлению к двери. Но шаги даются мне с большим трудом. Я слышу, что парень еще дышит. Тяжело, но дышит. Рука в его крови. Красной, липкой и такой теплой.

Еще минуту и я уйду отсюда навсегда. Моя рука уже касается дверной ручки, оставляя кровавый отпечаток на ней. Я вижу его. Мне становится плохо.

Кем я стала?!

Неужели, ради такой меня мама жертвовала собой?!

Я не могу убить человека, который ни в чем неповинен. Нет! Только не так!

Я неправильно выбрала цель.

Моя цель не сын, а отец.

Ксандер.

Резко оборачиваюсь назад и вижу Робина, что едва жив. Его дыхание все короче и прерывистее. Он долго не протянет без помощи. И это все моя вина.

Пусть все катится к чертям, но я помогу ему. Моя рука сжимает с силой дверную ручку.

* * *

Рана глубокая. Кровь течет не переставая. Я переворачиваю парня на спину и зажимаю порез полотенцем, что нахожу на кухне.

Как же мне ему помочь, чтобы не упечь себя в тюрьму?

– Ты же не умрешь, верно?! – в панике проговариваюсь я.

Робин приоткрывает свои глаза и шепчет:

– Я думал, что ты надеешься как раз наоборот, – шутит он в такой ситуации.

– Прощения просить не буду. Не дождешься, но помочь собираюсь. Только не знаю как.

Я могу глядеть только на его рану, что зажата моими руками. Они уже окрасились в его кровь.

– И как же ты мне собираешься помочь?

Ответа Робин уже не слышит. Он проваливается вновь в забытье. Становится хуже.

Я слышу его удары сердца. Они слабые. И вскоре прекратятся.

Я закрываю глаза. По щекам текут слезы. Это натворила я. Руки вжимаются в плоть парня еще сильнее, словно проникая.

– Я хочу, чтобы ты жил. Жил! Живи! – приказываю я ему, но Роб меня уже не слышит.

Руки нагреваются. Неужели, это все от крови?! Но нет! Это не от крови парня. Это из-за меня.

Словно пламя горит под руками. Мои руки что-то выталкивает назад из раны.

Мне остается лишь посмотреть вниз, решившись на это зрелище. Но теперь там нет ничего страшного, кроме большого кривого рубца. Он выглядит неопрятно, но прочным. Его словно чем-то прижгли. Лазером или еще чем-нибудь.

Что произошло?!

Медленно поворачиваю свои ладони. Они все еще в крови, которая запеклась на ладошках. По краям же она просто слегка густовата. Живот Робина тоже весь в кровавых разводах и выглядит устрашающе.

Я застываю, сидя на коленях перед тем, кто должен был уже умереть. Сердце практически остановилось. Но сейчас оно бьется и гонит кровь по венам вперед. Значит, он жив. Но как?!

– Роб? – провожу я пальцем у его лба, убирая волосы в сторону. Они мокрые от пота и прилипают к нему. – Ты же будешь жить? Скажи что-нибудь? Мне очень страшно! Открой глаза, пожалуйста! – обхватываю я его лицо ладонями и приподнимаю.

Он откашливается и открывает глаза. Они ни меньше удивлены происходящем, чем мои.

– Кажется, я уже должен был умереть. И если это рай, то я не против такого расклада. И ты здесь, – растягивает он свои губы в подобие вялой, но искренней улыбки.

– Ты жив! Жив! Не мертв, – выдыхаю я. Оказывается, я не заметила как затаила дыхание.

– Серьезно? – не может поверить мне Роб.

– Да.

Он проводит рукой по животу, где должна быть дырка от моего удара. Но там ничего не изменилось с тех пор, как ее видела я. Там рубец, но не дырка.

На лице парня непонимание. Он не верит в происходящее.

– А где… как… что произошло?! – спрашивает он меня. Силы возвращаются к нему ускоренно. Робин может дышать спокойно, его дыхание приходит в норму. – Что ты сделала?!

– Я… я… ничего такого… Я не знаю, что произошло.

– Как это?

Мне нечего ответить ему на вопрос. У меня нет ответа. Приходится импровизировать.

– Давай, я отведу тебя в постель. Лежать на полу в луже собственной крови – это не очень красиво.

– Эту лужу мое тело организовало только лишь благодаря тебе, – иронизирует Робин. Но он все же пытается подняться.

Я спешно подставляю ему плечо в помощь. Парень хоть и жив, но все еще слаб от потери крови. Робин пытается выглядит мужчиной, но все-таки рушится на меня своим весом, чтобы устоять на ногах.

– Где спальня? – хриплю я под ним. Мои руки пачкают его тело, но оно и так грязное. И он тоже замечает это.

– Сначала, в ванную. Мне нужно помяться.

– Нет. Ты слаб. Нужно в кровать, – спорю я с ним.

– Ты не понимаешь. Раз я выжил, то должен хорошо выглядеть. Ванная!

Он еще умудряется спорить на грани нового обморока. Какой же он еще ребенок.

– Нет. Спальня, – тащу я его практически на буксире в противоположную сторону от ванной комнаты.

– Все вы девушки одинаковы. Хотите меня затащить лишь в спальню, – шутит он по ходу следования.

– Иди молча, пока я не передумала на счет тебя и твоей жизни, – бурчу я беззлобно ему в ответ.

Мы добираемся до спальни. Там немного вещей. Лишь огромная двуспальная кровать на подиуме и плазма в половину стены напротив нее. Больше здесь ничего нет. Огромное окно, что показывает вид лишь голубого неба, вызывает неподдельный восторг.

– Ложись, – укладываю я парня на мягкий плед цвета слоновой кости. Боюсь, что его нужно будет выбросить после всего этого.

– Тебе незнакомо такое понятие как «чистота», Надежда?! – издевается Робин надо мной, но укладывается все же в постель. По его лицу я могу прочитать облегчение. Он все-таки еще слабый и ему нужно лежать.

– Ты запомнил мое имя?

– Как-то случайно вышло. Наверное, все запоминают имена своих убийц.

– Извиняться не стану! – морщу я нос. – Пойду, замою пол. И уйду.

Я собираюсь выйти из комнаты. Но голос Робина останавливает меня:

– А кто мне поможет стать чистым?

– Что?

– То! Ты меня покалечила, извозюкала в крови и теперь хочешь оставить такого одного?! Нет!

– И что ты хочешь от меня?

– Помоги мне умыться. Пожалуйста, – складывает он смешно руки, умоляя меня ему помочь. Я улыбаюсь.

– Хорошо. Что-нибудь придумаем.

Мне нужно в ванную за полотенцами и тазиком для теплой воды. Он прав – это моя вина и ее нужно как-то загладить.

 

Глава 6

– Чтобы я стал чистым, ты просто обязана ко мне прикоснуться, – опускает вниз глаза и моментально поднимает их на меня Робин. – Серьезно, ты же не будешь стоять с тазиком в дверях еще час?!

Он прав. Вновь.

Я подхожу и ставлю таз на стул. На моем плече полотенце. Самой мне приходиться присесть на кровать к парню. Он двигается, освобождая место.

– Спасибо, – киваю я. Мое смущение растет в геометрической прогрессии. Сейчас мне неловко. Но не только от того, что я пырнула его ножом, но и от того, что он рядом со мной и не совсем одет.

Робин улыбается.

Он может улыбаться даже после того как потерял лужу крови?! Интересный парень.

– Как ты смогла сделать так, чтобы я выжил? Ведь, ты нанесла мне смертельный удар. Я знаю это и ты знаешь это.

Верно. Но от этого ответа у меня не появляется на его вопрос. Такой же вопрос гложет и меня. Он пугает меня, обескураживает и лишает равновесия.

– Я не знаю, – собираюсь я с силами и отвечаю Робину, протирая его грудную клетку.

– Как это? Делаешь, но не знаешь?! Так ведь можно и убить, как и исцелить, тоже не зная как это все делается. Ты не думала об этом варианте?

– Это первый раз.

– Что первый раз?

– Первый раз, когда такое произошло.

– А что раньше не исцеляла людей?

– Раньше… я… я не так плотно общалась с людьми, – краснею я до кончиков волос. Мне стыдно, словно я признаюсь ему в чем-то запрещенном.

Но Робин не спешит посмеяться надо мной, он лишь ласково берет мою руку, что застыла на нем вместе с мокрым полотенцем, и тихо произносит:

– Иногда, это бывает лучше, чем постоянно быть на виду.

Он прожигает меня взглядом, заставляя чувствовать свое стеснения.

– Ты уже чистый, – оглядываю я свой фронт работы. Тело парня блестит от капелек воды… или пота? Он не двигается и просто кивает мне.

– Спасибо.

– Ладно, – осматриваюсь я вокруг себя. Мне здесь нельзя оставаться дольше, чем положено. – мне нужно идти.

Я уже делаю шаг, когда чувствую его руку на своем запястье. Он останавливает меня.

– Не уходи.

В его голосе слышится обреченность. Или я много думаю обо всем этом?

– Я должна. Меня и так уже потеряли.

– Еще немного. Прошу!

– Робин, я…

Взгляд на его лицо, в его глаза лишают меня воли к активным действиям. Я хочу быть здесь, рядом с ним. Мне совсем не хочется возвращаться туда, где меня ждет лишь тишина, что редко прерывается трелью птиц и шорохом листьев. Не хочу.

В дверь слышится стук. А дальше мужской голос обрывает хрупкую идиллию:

– Сын, открой немедленно! Или мы выломаем твою дверь!

Мы смотрим друг на друга и Робин пулей слетает с кровати, натягивая на себя чистую футболку.

Я не знаю, что я чувствую в этот момент: страх, ажиотаж или то и другое одновременно. Но я точно знаю, что хочу видеть того, кто виновен в бедах моей семьи, даже если это последнее, что мне удастся сделать в своей жизни.

– Прячься, – шипит мне тем временем Робин, толкая в сторону ванной.

– Нет!

– Да. И не спорь. Там мой отец с кучей вооруженных волкодавов, что готовы ради него положить свою жизнь. Ты не понимаешь!

– Понимаю. И хочу видеть его! – возражаю я, не двигаясь с места. Робин еще слаб и сил справиться со мной ему явно не хватает.

– Надежда!

– Робин! – передразниваю от злости я его.

– Робин!!! – словно повторяет за мной Ксандер, что стоит и злиться за закрытой дверью. – Немедленно открывай!

Парень отмахивается от меня и резко дергает меня за собой в коридор к двери. Робин открывает дверь и лишь мельком вижу поседевшего высокого мужчину, что уже обзавелся глубокими мимическими морщинами, как меня разворачивает и мои губы накрывают в поцелуе. Робин закрывает меня собой от отца и его охраны, целуя.

– Я понимаю, что ты всегда очень сильно занят, сын. Но оторвись, иначе мне придется вас оторвать друг от друга.

Робин разрывает наш поцелуй и мне становится не по себе. Ноги ватные и не желают слушаться меня. А тем временем, парень поворачивается к отцу, защищая меня своей спиной.

– Что случилось, отец? Кажется, мы договаривались, что ты не лезешь в мою жизнь, а я не интересуюсь твоими делами. Зачем ты здесь?

– Ради твоей же безопасности.

Ксандер проходит внутрь квартиры. Охрана остается за дверью. Их не меньше десяти. Видимо, мэр считает опасность очень огромной.

Мужчина садится на стул и упирается взглядом в нас. Я лишь могу выглядывать из-за плеча Робина. Он не дает мне выйти из-за него, держа рукой, с силой сдавливая мою ладонь.

– Представишь свою девушку? – старается придать своему тону игривость Ксандер. У него это плохо выходит. Он не знает, что такое радость и счастье.

– Нет. Ты же знаешь, я не представляю своих пассий ни тебе, ни кому-либо еще. Это моя частная жизнь и лезть я в нее никому не позволю, – холодным эгоистичным тоном сообщает ему Робин. В этот момент мне отчаянно кажется, что он – вылитый отец и я зря сделала тот выбор, когда спасла его. Заставляю прогнать себя такие мысли.

– Знаю. Надеюсь, что в этот раз у тебя все серьезно.

– Скажи, что хотел сказать и проваливай!

– У громады видели хладного, – как бы мимолетом произносит он, но я вижу как сжимаются его кулаки при упоминании моего отца.

Я пропускаю удар своего сердца, когда осознаю, что отец пришел за мной. Он тоже знает куда я могу направиться. И он пришел за мной и не уйдет без меня. Я знаю это.

Всхлип, что не могу сдержать.

– Твоей девушке плохо? Не бойся, мы его поймаем, – обращается ко мне напрямую ко мне. Я нахожусь на грани истерики, что граничит с обмороком. Я подвергла своего отца такой опасности. Я виновата во всем этом.

– Мы поняли. Уходи теперь!

Робин чувствует мою тревогу и спешит выпроводить отца отсюда.

– Я должен забрать тебя в убежище. Если хочешь, то можешь взять и свою девушку, – бросает он нехотя ему.

Я мотаю головой. Я не могу завести отца так далеко. Я должна его увидеть и успокоить.

– Мы сами разберемся.

– Нет! – вскипает тут Ксандер, теряя всю свою напускную холодность. Теперь, это резкий и безжалостный руководитель. – Ты идешь со мной и точка. Ты не понимаешь, что он может добраться до меня через тебя?! Не понимаешь?! И еще одно, – он приглушает голос. – если Граф высунулся наружу после стольких лет, то случилось что-то серьезное. А для него – это лишь его ребенок. Значит, где-то у нас прячется ребенок хладного.

И что мне теперь делать?! Я теряюсь в своих догадках.

Ловушка захлопывается и я оказываюсь в ней загнанным зверем.

* * *

Руку сжимает Робин, не давая мне ступить и шагу. Озноб пробирает до самых костей. Я ежусь и хочу сесть. Мне это просто необходимо.

– Отец, я буду в убежище как только отведу мою девушку домой.

– И где же живет твоя девушка? – Ксандер пытается рассмотреть мое лицо. Я не собираюсь потакать ему. – Мы можем ее проводить, а ты должен спешить в убежище.

– Я разберусь сам.

– Робин!

– Отец! – они словно глядят в зеркальное отражение друг друга. Они очень похоже. И это пугает меня. Инстинкты берут вверх и я стараюсь выдернуть руку из руки Робина. Он не понимает и пытается увидеть ответ в моем взгляде. – Что не так? – шепчет он, развернувшись. Меня трясет.

– Мне нужно идти.

Я вырываюсь и бегом достигаю дверей. Ксандер не слишком увлечен моей персоной. Его интересует лишь его сын и его безопасность. А мне же становится плохо. Словно волна эмоций накатывает на меня и, кажется, я не справлюсь с ее натиском. Перед глазами мутнеет и походка становится неуверенной.

– Вот видишь, девушка уходит. Сама. Идем, нас уже ждут, – через чур сладким елейным голоском говорит Робу, Ксандер.

– Сомневаюсь, что это так.

Он быстрым шагом подоспевает ко мне, обхватывая за талию и привлекая меня к себе. Это происходит как раз тогда, когда я едва не падаю перед ним на колени.

– Что с тобой происходит?

– Не знаю. Но то, что что-то творится – это точно. Мне нужно домой. К отцу.

– Понял. Мы уже идем.

Мы выходим из квартиры. Перед нами стоят вооруженные охранники Ксандера. Они ждут приказа от него и не спешат пропустить нас.

– Отец?!

– Пустить. Запомни, у тебя есть час, сын.

– Я понял.

Он уводит меня ото всех них поддерживая под руки и мы оказываемся в лифте.

У меня кружится голова и сознание вот-вот готово где-то затеряться.

– С тобой такое уже бывало? Эй?!

– Нет. Я сама ничего не понимаю.

– Слушай, – прижимает меня к себе парень. Я опираюсь на него как на единственную опору. – ты не должна падать в обморок. Не отключайся. Я не знаю, где ты живешь. Ты должна подсказать мне.

– Громада… стена… рабочий район… Отец, – успеваю я сказать лишь эти отрывистые слова и теряю сознание.

* * *

– Эй, очнись! Пожалуйста, очнись. Я не могу нести тебя через все гетто! – меня трясут. На лицо попадает несколько капель холодной воды. Где я?

Открыв глаза, я понимаю, что нахожусь за старыми ящиками, которыми завален каждый тупик в торговом квартале. Что-то сродни мусорки. Здесь и гниющие помидоры, и порванные рубашки, которые не успели купить и они прогнили в затхлых вонючих подвалах, где стены покрыты плесенью.

По кирпичным стенам ползают не то тараканы, не то мокрицы. Здесь пахнет гнилью и обреченностью. В такие закутки никто старается не заходить. И мы с Робином сейчас именно здесь.

Он сидит на корточках передо мной и придерживает мою голову, чтобы я не упала. Он прислонил меня к стене, усадив на картонку из старой коробки.

Парень не дурак. Он понимает, что никто сюда без лишней надобности не зайдет. А значит, время есть и мы сможем перевести дыхание.

Я вижу руки парня. Они крепко сжаты в замок. Он напряжен и постоянно оглядывается. Неужели, боится? Но за кого? За меня или себя?

– Ты очнулась?! – кидается он ко мне.

– Да. Как давно я в отключке?

– Час… где-то около этого. Когда ты отключилась, то твоя температура была очень высокой, но пока я нес тебя, то ты остыла, – выдает он мне.

– Что? Как это?

– Так. Стала совершенно холодной. Как мертвец. Я испугался за тебя и отнес сюда. Стал бить по щекам. Я не мог позволить тебе… после того как ты спасла меня… Но как ты это сделала?

Он вновь задает мне вопрос, прибавляя новый к, итак, очень длинному списку.

Значит, когда я отключилась, моя температура спала так низко, что я практически окалела? Ничего не понимаю.

– Нам надо найти моего отца! – знала я одно единственное, что не поддавалось вопросам.

– И как же нам это сделать?

– Нам надо попасть ко мне домой. К моей бабушке.

– Идем. Сможешь встать? – помогает он мне, подав руку. Я беру ее и чувствую как смятение порабощает меня.

– Что-то не так?

– Нет. Все нормально. Идем, – я словно заново родилась… или перезагрузилась. Не знаю. Кто я – человек или робот? Впервые, за все свои прожитые года я задаюсь таким вопросом.

Но я многое за столь короткое время совершаю впервые.

Мы пробираемся между торговцами и покупателями. Я вижу, что Робу здесь не комфортно. Он постоянно оглядывается, словно боится кого-то увидеть.

– Что с тобой? – касаюсь я его плеча. Он идет впереди меня и расчищает нам путь. Руку он мою не выпускает, стараясь отвести меня за спину. Он прячет меня.

– Ничего. Все нормально.

– Ты боишься, я вижу. Чего?

– Того, что нас поймают.

– Нет. Ты врешь. – он разворачивается и останавливается. Глаза его прищуриваются и внимательно изучают меня.

– Откуда ты можешь знать: вру я или нет? Ясновидящая?!

– Нет. Просто чувствую твой пульс. Он бьется в ускоренном темпе. И все.

– Так просто? Неужели, у тебя все так просто?

– А разве в жизни должно быть сложно? – тихо спрашиваю я его. Он молчит. Но глаза его так и не перестают бегать.

– Должно. И будет, – прерывисто сообщает он мне.

Нас толкают в плечо. Мимо меня проходит парень, с другой стороны нас тоже окружают двое. Все они разные, но всех их объединяет одно – они питают злость к Робину. Я чувствую это, вижу по их взгляду.

– Приветствуем тебя, принц! – с усмешкой отвешивает один из них поклон. – Неожиданно увидеть тебя здесь. Чего забыли, ваше высочество?! В нашем захолустье, в нашем забытом богом месте?!

– Шелдон и Компания, – улыбается Роб, но его поза предельно настороженная.

– Кто это? Что им нужно? – шепчу я, выглядывая из-за плеча. Он зол.

– Оставайся за мной и не высовывайся!

– А кто это там у нас? – видит меня парень, что повыше своих друзей и пошире в плечах. У него выбеленные волосы, которые с одной стороны свисают к плечам, а с другой выбриты от виска к затылку. Он подмигивает мне и улыбается, обнажая ровные белые зубы. Кто они?

– Тебя не касается. Валите отсюда. Идите куда шли!

Но парни не слушают его. Они лишь ржут над словами Роба и заключают нас в кольцо.

Белобрысый оказывается около меня и берет мой подбородок двумя пальцами.

– Пусти ее! – кричит Роб. Но его оттаскивают двое помощников парня. Он пытается вырваться. Одному из них он бьет пяткой по ноге; парень кривится и кричит:

– Шел, эта тварь мне едва ногу не отбила! Можно убить его?!

– Нет. Пока нет, – поворачивается белобрысый по имени Шелдон. Его компания. Значит, он – голова гидры, что нужно отрубить, чтобы тело перестало дергаться! Ясно. Цель поставлена. – Кто ты, красавица? Я не видел тебя здесь. И ты, явно, не из центровых. Кто ты? – рассматривает он меня тем временем, забыв на минуту о Робе.

Я вытягиваю шею, стараясь оказаться ближе к этому надменному ублюдку, что имеет ровный нос, но через чур огромные зеленые глаза. На лбу у него, ближе к виску, я замечаю маленькую татушку. Она черная и замысловатая. Узоры, что соединяются друг с другом и соединяются в горизонтальную восьмерку.

Символ бесконечности.

Интересно, а он в курсе этого?

– Отпусти, пока я добрая! – сообщаю я Шелдону.

– Оказывается, ты еще и кусаться можешь, а не только лаять? С этим уродом, лишь суки время проводят. Трутся об него, надеясь на сладкую кость. Ты из них, краля?! – сжимает он специально сильнее пальцы на моем лице.

Что ж…

Я с силой бью по руке парня, нога попадает прямо в коленную чашечку, обещая хромоту и жуткие боли своему владельцу. Мой локоть идет ему прямо в горло, а вторая рука бьет прямо в солнечное сплетение.

Он падает на колени, отплевываясь кровью. Но он не сломлен.

Его подопечные озираются по сторонам и в страхе смотрят то на меня, то друг на друга.

– Бегите! – приказываю я им. Их не нужно долго упрашивать.

Я опускаюсь на корточки, чтобы видеть лицо белобрысого. Он смеется и смотрит прямо мне в глаза.

Робин подходит к нам, но остается на расстоянии.

Он не собирается мне мешать.

– Кто ты? – тем временем задает мне вопрос Шелдон.

– Девушка, которую оскорбили, назвав сукой! – беру я его волосы, оттягивая назад. Ему приходится подчиниться мне. Но он, кажется, даже рад этому.

– Ты меня заинтересовала.

– Правда? Жаль, что ты меня нет! – сжимается мой кулак и грубо бьет по челюсти парня. Он кулем валится на грязную площадь. Далеко, где-то на главной торговой площади слышится вой сирен. Крики.

Нужно скрыться. И быстро.

– Идем!

– Ты непохожа на других. Я согласен с ним.

– Кто это, ты расскажешь мне потом. Но не сейчас… Нам надо сейчас идти… или уже бежать! – вижу я приближающихся охранителей порядка в гетто.

Мы с Робом пускаемся в бега. Скрыться среди складов нетрудно, но и нелегко.

 

Глава 7

Бег не пугает меня, меня пугает те, кто гонятся за нами. А вот парню кажется становится не очень. Он держится за бок и часто сбавляет темп. Ему дурно.

– Ты как? – ровняюсь я с Робом.

– Нормально. И почему я бегу с той, что хотела меня убить и убила?! – с трудом произносит он. Ему нужно было это сказать мне?

– Я не собираюсь извиняться!

– Я это понял.

– Тогда, тебе лучше не повторять это вновь. Я ведь могу и вновь воткнуть в тебя нож! – пугаю я его.

– Не сможешь, – останавливает он меня. Погони не слышно. Они отстали. Мы смогли убежать от них. Это хорошо, есть время на передышку. – Ты не сможешь вновь воткнуть в меня нож, – со стопроцентной уверенностью говорит мне Роб.

– Почему же?

– Я видел твои глаза, когда ты поняла, что я умираю у тебя на руках и все это… из-за тебя. Ты испугалась. А убийцы не боятся смерти своих жертв. Ты не такая!

– А какая я? Какая?! Та, которую загнали в угол еще до ее рождения лишь потому, что она была непохожа на вас всех? Да?! – злюсь я на его слова. Они задевают меня. Его слова – правда. Я не могу убить человека.

Роб обнимает меня со спины, обхватив руками. Вырываться не хочется. Но и оставаться так – это позволить себе слабость, что непростительно для меня. Так учил меня отец.

– Убери от нее свои руки, парень, если хочешь, чтобы они были у тебя целыми! – слышу я голос отца над головой.

Он стоит на крыше одно из складов. Его лицо искажает тревога за меня и обида на мою выходку. На его плече автомат. Он готов к войне, лишь бы вытащить меня из гетто.

Робин отпускает меня, но не отходит ни на шаг. А зря… отец никогда не шутит.

Тем временем, отец спускается к нам. Он хватает меня за руку и дергает к себе.

Я кривлюсь, но молча сношу его гнев – я заслужила это.

– Ей больно! Отпустите ее! – кидается мне на помощь Робин. Но я взмахом руки останавливаю его. Не тот момент, когда нужно вступаться и защищать. Но кажется, что отец так не считает. Ему интересен парень.

Он кивает и произносит:

– Ты… кто ты и как оказался рядом с ней? – отец смотрит на Робина в упор, но тот выдерживает его взгляд.

– Я – Робин.

– И кто же ты, Робин? Ты ответил лишь на одну часть моего вопроса. Вторая часть… я жду!

Роб прочищает горло и твердо говорит то, что говорить не стоит.

– Сын Ксандера – мэра этого гетто.

– Ксандера?!

Глаза моего отца наливаются кровью. Его рука больно сжимают мое запястье и я постанываю, ощущая боль в руке.

Робин кидается ко мне.

– Вы делаете ей больно!

– Это твой отец сделал ей больно, когда убил ее мать! – бьет мне в самое сердце отец. Я задыхаюсь слезами и не знаю, куда мне убежать от всего этого.

– Я знаю. И она уже убивала меня из-за этого родства.

Брови отца делаются дугой. Теперь он поворачивается ко мне, ожидая мои пояснения.

– Я пырнула его ножом.

– Именно! – улыбается Роб и задирает край футболки. Небольшой шрам, который стал бледно-розовым цветом, словно ему уже больше года, идет от бока к животу. – Я умер.

– И почему же я говорю с мертвецом? – держит отец на мушке Роба. Тот даже не смотрит на дуло оружия, он просто ждет моего шага. Я должна рассказать отцу о такой возможности моего организма. – Надежда?!

– Я вылечила его лишь прикосновением рук.

Молчание оглушает. Отец ничего не говорит, но его трясет. Я такого не видела. Хладные очень спокойные и очень сдержаны. Но не сейчас.

– Идем и быстро. А ты, – кивает он в сторону Робина. – даже не думай сбежать и сдать нас своему отцу! Я не буду исправлять то, что убью тебя. Я не похож на свою дочь. Она похожа на свою мать.

– Я пойду с ней, – смотрит на меня Роб. Я стою рядом с отцом. Он прячет меня от него за своей спиной.

– Отлично. Значит, ты не так глуп, как кажешься. Быстро, нам надо покинуть это место.

– Куда мы? – я хочу знать наш маршрут.

– В первое гетто, только заберем твою тетку. Несс очень зла на тебя, но она импульсивна и может натворить здесь дел, если ее оставить.

– А что там, в первом гетто?

Отец уже ведет нас укромными путями к рабочему району. Через пару минут я уже вижу улочку, где живет моя бабушка. Фонари горят слабо и мы легко скрываемся в тени света, что они отбрасывают на асфальтовую дорожку. Она уже вся испещрена и требует замены. Но это не волнует правительство центра. Они здесь не появляются. Они лишь управляют им.

– В первом гетто есть тот, кто объяснит твою возможность. Скажи мне, с ней все было после этого хорошо? – внезапной обращается отец не ко мне, а к Робу.

Я глазами и жестами показываю ему правильный ответ: «Да, все хорошо!». Но Роб, видимо, очень правдивый молодой человек. Он говорит правду, которая может привести к очень неоднозначным последствиям:

– Нет. Не все. Ее температура… она поднялась и Надежда упала в обморок. Но потом…

– Что?! Что произошло потом?! – рычит отец. Его вены бугрятся под кожей, а мышцы находятся в напряжении. Он на взводе.

– Когда она была без сознания, то ее тело стало холодным… ледяным… словно, она…

– Что?

– Умерла! – я закатываю глаза. Вот, придурок! Я обещаю, что впредь буду осмотрительнее и тщательнее выбирать тех, кого надо будет спасать. Спасать буду тех, кто сможет держать язык за зубами.

– Надежда!

Я закрываю глаза, боясь посмотреть на отца.

– Нам нужно срочно в первое гетто!!!

Больше от отца ничего не слышно. Мы лишь спешим к дому.

Робин не отстает от меня.

* * *

Ванесса ждет нас уже у входа в дом. Она одета в широкие штаны с карманами по всей длине, свободной футболке, что заправлена в штаны и затянута ремнем. Она похожа на солдата, которого подняли по тревоге и поставили на караул.

– Где вы так долго были? И ты, – кидается она ко мне. – как ты могла уйти?! Надежда, ты должна быть более осмотрительнее! А это еще кто с вами? Сын Ксандера?! – бесцеремонно тыкает она в Робина. Он старается быть позади нас с отцом.

– Верно. Идем, нам некогда. Планы меняются.

– Что случилось? – теряет она интерес к нам с Робом. Все ее внимание теперь сосредоточено на отце. Он перезаряжает оружие, проверяя его. Оно идеально и готово поразить любую цель.

– У Надежды есть кое-какие особенности… из-за меня.

– Какие?

– Вот это и надо узнать. Быстрее! Где твоя мать?

– Она уехала к Оливеру.

– Ясно. Отлично.

Я решаюсь задать ему вопрос.

– А кто тот человек, что знает о том, что происходит со мной?

– Он когда-то работал в больнице рабочего района. Потом он уехал отсюда в другое гетто. Но это не суть. У нас есть десять секунд, чтобы принять решение: идти через официальный туннель или пробираться по выжженной земле, прячась ото всех?

Слышатся выстрелы и крики военных.

– Уже нет. Нам надо пробираться к стене! – решает за всех Робин, оглядываясь назад. Отец кивает ему. Кажется, он немного проникается симпатией к парню. Но до полного доверия еще очень далеко. Даже я не знаю, как отношусь к этому парню и почему он теперь рядом со мной?

– Верно. Идем. Ты с нами?

– Да, – с готовностью отвечает Ванесса. Она закидывает себе рюкзак на плечи и кидает такой же Робину. – Здесь спальные мешки и провиант.

Робин надевает свой и касается моей ладони своей рукой. Я переплетаю пальцы с его. Отец с Ванессой замечают это, я вижу их взгляды, но они молчат.

– Быстрее! – командует отец.

Мы все бежим за ним. Должны успеть.

За нашими спинами слышна стрельба. Кажется, что ветер становится горячим и сухим. Он сжимается вокруг меня и не дает делать свободно шаг. Я бегу как механическая кукла.

Быстро преодолеваем колючие заросли кустарника. Отец постоянно оборачивается и держит меня на контроле. Он хочет, чтобы я была рядом с ним. Но это не так. Впервые, за многие года, я нахожусь не рядом с ним. Я с Робином. Он не выпускает моей руки и крепко держит, боясь отпустить.

– Как ты? – спрашиваю я его, беспокоясь о ране. Все-таки, он недавно был при смерти.

– Я? Отлично. А вот за тебя, я беспокоюсь. Как ты себя чувствуешь?

– Отлично. Ты рядом.

– И ты думаешь, что тебе это помогает? – улыбается Роб. Я киваю.

– Да. Думаю, что помогает. И буду думать.

– Я рад. Я, действительно, хочу, чтобы ты всегда так думала.

– Я странная, да? – моя речь сбивается, но мне неважно.

– Нет. С чего ты так думаешь?

– Я доверилась сыну своего врага. Разве, это не показатель? Ай!

Я останавливаюсь. Мою ногу очень сильно обжигает.

Я прижимаю руку к щиколотке. Она заливается горячей липкой кровью.

– Стойте! – кричит Роб. Отец с Ванессой останавливаются и разворачиваются в нашу сторону. В глазах отца я вижу животный страх за своего ребенка. Он боится не за себя. Он боится лишь за меня. И сейчас, я его подвожу – я поранила ногу о ржавую железную проволоку. Просто не заметила ее в высокой траве.

– Надежда! Дочка! – оглядывает он мою рану, стараясь не касаться.

– У нас нет времени. – Ванесса права: слышится и собачий лай, и крики военных.

– Она права. Я могу идти, – становлюсь я на обе ноги. Но мне не удается обмануть их: лицо кривится от боли. Ногу жжет и очень сильно хочется подогнуть ее, прыгая на одной.

– Нет, ты не можешь. Я понесу тебя, – отец убирает оружие себе за спину. Он хочет меня нести на руках.

– Лучше, я возьму Надежду, – встревает Роб.

– С чего это?

– Я не стрелок, но не менее сильный, чем вы. Вы же можете нас прикрывать и стрелять, если придется. Думать некогда, – присаживается передо мной спиной Роб. Так удобнее и можно дольше нести ношу. Я бросаю быстрый взгляд на отца и забираюсь на спину парня.

– Защищай ее! – предостерегает его отец. – Даже, если я не смогу. Если придется, тащи ее силой, но доберитесь до места назначения – это очень важно.

– Отец!

– Все будет хорошо, Надежда.

– Я не подведу вас, сэр.

– Надеюсь.

Мы движемся вперед. Ванесса впереди, Роб и я у него на спине бежим посередине колонны, а замыкает нас отец. Мы добираемся до Громады. Успешно проникаем за ее пределы. Теперь, остается найти место, где можно переночевать. Солнце садится за горизонт. Несколько часов, и станет темно.

– Туда! – указывает отец на горный массив.

– Вы знаете те места?

– Знаю. Увидишь, парень, там не так все плохо, как кажется все на первой взгляд.

– Посмотрим.

Мы спешно пересекаем оставшийся путь и добираемся до подножья горы. Она огромна и кажется, что может поглотить нас. И это действительно так.

– Сюда, – машет нам отец. Он стоит у камня, который на первый взгляд незаметен, среди всех остальных. – быстрее.

Лучи со стены шарят по оголенной земле. Они ищут беглецов – ищут нас.

– Быстрее! – подгоняет отец. Роб бежит к нему. Ванесса бежит за нами.

Мы оказываемся в подземном туннеле.

 

Глава 8

– Ночью мы останемся здесь. Не самое чистое и уютное место, но придется потерпеть.

Мы стоим в пещере, которая выходит на выступ в горе, откуда можно наблюдать за происходящем внизу. Опасно подходить слишком близко: могут заметить. Внизу, бродят военные с собаками, которые чуют наш след, но не могут понять, почему он обрывается.

Отец сидится у входа в пещеру, чтобы охранять нас. Его оружие наготове, а курок возведен. Вены на руках вздымаются и описывают бугристые мышцы. Губы плотно сжаты, а глаза прищурены.

– Сейчас, всем нужно поспать. Ложитесь, – приказывает он нам.

Ванесса молча кивает и достает из рюкзака спальный мешок. Она раскладывает его на холодном каменном полу и уютно устраивается головой на кофте, из которой она сделала себе подушку.

– Надежда, иди сюда. Ты ляжешь со мной, – хлопает она по спальнику рукой.

Я нерешительно делаю шаг. Мне не хочется отходить от Робина. Но нельзя же показывать это.

– Нет, она будет рядом с ним. – обрывает нас отец. – Ты, – обращается он к Робу. Тот внимательно слушает его и следит за его руками. Видно, что отцу нелегко даются эти слова. Но он все же произносит их:

– Будешь охранять ее. Если что-то произойдет, то ты сможешь ее защитить. Очень важно, чтобы она попала в первое гетто. От этого зависит весь исход.

– Я понял.

– Но уясни одно! – предостерегает его отец. Роб уже рядом со мной и хочет взять за руку.

– Что, сэр?

– Если начнешь к ней приставать, то я…

– То, вы так просто это не оставите. Верно? – ухмылка Роба огромна и это меня пугает. Очень опасно злить моего отца.

– Нет. Оставлю… тебя без яиц, чтобы даже мысли не возникало. Ясно?

– Более, чем… Идем, Надежда. Пора спать.

Робин отводит меня в противоположную сторону пещеры, несмотря на гневные возгласы и взгляды моей тетки. Ванесса не в восторге от решения отца.

– Зря ты позволяешь ему крутиться около Надежды!

– Я – ее отец и знаю, что ей нужно для спасения.

– А я, что? Никто?! Я – ее тетя! Сестра Вивиан!

– Это запрещенный прием, Несс, и ты это знаешь, – кривится отец при упоминании имени моей матери. Его сердце так и не смогло пережить боль. Он все еще кровоточит.

– Прости. Но я думаю, что Надежде небезопасно находится с сынком этого урода!

– Дети не в ответе за своих родителей, – вздыхает отец. – А зря… жаль, что это не так.

– Ты стал мягкосердечным, Граф. Я тебя помню другого!

– Смирись, Несс… и спи, – заканчивает отец разговор, который он больше не видит смысла продолжать.

Несс злится. Она сжимает свои кулаки. Я вижу это. Чувствую.

– Но, Граф, я…

– Приятных снов… если, он тебе еще снятся. Спи! – приказывает мой отец тоном, который уже не терпит возражений. Сейчас, он истинный хладный.

– Мне не снятся сны вот уже девятнадцать лет. Спокойной ночи, – отворачивается к стене пещеры Несс. Она укрывается с головой и шумно вдыхает воздух в свои легкие.

– Мне тоже… – слышу я от отца.

Сажусь на спальник и поджимаю ноги к себе, обнимая их руками. Робин вытягивается во весь рост рядом со мной и кладет руки под голову. Смотрит прямо на меня.

– Что? – не выдерживаю я его взгляда.

– Ничего. Боишься?

– Кого? Тебя?

– Наверное, раз не ложишься. Ты так можешь замерзнуть.

– Не дождешься! – встаю я на ноги и подхожу к выступу. Военные перестали искать; ушли обратно.

Но ушли они недалеко. Их костры виднеются в темноте, словно звезды, что светят на земле.

Я, действительно, замерзла. Но показывать это, а особенно Робу, не собираюсь. Пора становится взрослой; детство позади.

* * *

Сколько проходит время, я не знаю. Но Роб уже давно не претворяется, а, действительно, спит. Он устал меня ждать. Несс давно уже сопит и пару раз она даже всхрапывает.

Одна из удивительных особенностей хладных – это их возможность долгого бодрствования. Он долго и упорно сверлит меня взглядом. Спина уже накаляется и не выдерживает – прогибается. Я теперь похожа на горбатого карлика.

– И долго ты собираешься там стоять?

– И долго ты собираешься там смотреть? – парирую я.

– Кому ты хочешь что доказать, Надежда?

– Я не маленькая и могу сама постоять за себя. Вы носитесь все вокруг меня, словно я фарфоровая кукла!

– У тебя истерика, дочь? – шепот отца отскакивает от стен пещеры.

– Нет. Просто, я устала, что ради меня все рискуют своей жизнью. И так, постоянно. Все мои девятнадцать лет. Тебе не кажется, что это тяжеловато?

– Все это делают, потому, что любят тебя. Разве, это так странно?

– А когда я могу сделать что-то, ради тех, кого люблю?

– Надежда? – голос отца настороженный. Но я должна… обязана высказать все, что есть у меня на сердце.

– Из-за меня уже погибла мама, твой друг Док… все твои друзья. И это моя вина, которая лежит на мне. Бабушка, которая осталась без любимой дочери, тетя, что так и не смогла пережить потерю любимой старшей сестры. Все они – несчастны. И это по моей вине.

– Ты не права, Надежда.

Но я так, к сожалению, не думаю. Я хочу, чтобы отец понял меня. Но он не поймет, у него иная правда.

– Что я, отец?

– Ты о чем?

– Я – человек или хладная? Кто я? Где мое место?

– Твое место рядом с нами, с теми, кто тебя любит.

– Верно. Но я чужая для этого мира. Я одна. Непонятна для людей. А когда люди чего-то не понимают, то они начинают этого бояться, а затем и ненавидеть. Я боюсь их ненависти… и боюсь начать ненавидеть их из-за своего страха.

– Почему?

– Они не выживут после этого. Я боюсь стать убийцей как…

Я опасаюсь последнего слова, что едва не срывается с моих слов. Но отцу не сложно догадаться.

– Убийцей как я, верно?

– Прости. Мне лучше лечь спать.

Я сажусь на землю и натягиваю спальник. Ноги мерзнут, а нос хочет чихнуть.

Я с силой тру свои руки друг о друга, стараясь согреться. Мне холодно.

– Устала выпендриваться?

– Ты не спишь?

Робин смотрит на меня одним глазом и хитро улыбается.

– Не сплю. Замерзла?

– Нет.

– Врешь.

– Не вру.

– Врешь. И я это чувствую. Дай мне сюда свои руки, – берет мои ладони в свои и греет их своим дыханием. Мне уютно и тепло. Инстинктивно прижимаюсь к парню, чтобы согреться.

Я улыбаюсь и мне становиться не по себе.

– Спи, – гладит меня по голове Роб. – все будет хорошо.

– Спокойных снов.

– И тебе.

Я закрываю глаза и отдаюсь во власть Морфею. Сон накатывает мгновенно.

* * *

Просыпаюсь я от того, что мое тело горит, а к спине прижимается Роб.

Я отстраняюсь и вылезаю из мешка, шатаясь и едва держась на ногах.

Мне плохо. Я не знаю, что происходит со мной.

Держась за холодные стены пещеры, я подбираюсь к выступу и выглядываю вниз. Никого нет. Вся земля покрыта утренним туманом.

Под моей рукой плавится камень. Я плавлюсь вместе с ним. Изнутри. Мое тело горит.

– Надежда! – входит в пещеру отец. Он, скорее всего, совершал обход. Он жив, а значит, у нас есть шанс прорваться к первому гетто. Это радует.

Отец подхватывает меня в тот самый момент, когда я готова рухнуть на камни.

Наши голоса и шум будят Робина и Несс. Они с ужасом подлетают к нам, не зная, чем они могут помочь.

– Что случилось? – кричит Несс.

– Нам надо быстрее уходить. Мы должны как можно быстрее добраться до первого гетто! – дает ей ясный ответ отец.

– Что с ней? – гладит меня по волосам Роб, когда отец укладывает меня на спальник.

– Видишь? – тычет он в стену, где видны подтеки оплавленного камня. Такого просто не может быть. Не должно. Но оно есть. К сожалению.

– Это…?!

– Надежда. Она сделала это. Скажи мне, что-то подобное было и с тобой? – кивает он на Робина.

– Верно. Но ей тогда стало не так плохо. Я не знаю, почему она так…

– Никто не знает. Идемте, нам надо спешить, пока военные дают нам шанс.

Несс злится, но молча собирает вещи.

– Идемте!

Робин понурив голову бредет за отцом. Я едва могу разглядеть его; мое сознание покидает мое тело. Мы выходим из пещеры.

 

Глава 9

– Она сильная. Не переживая, Граф, Надежда справиться. Но только я не уверен в том, примет ли она свои особенности…

– Что с ней? Ты можешь сказать конкретно?

– Сейчас? Нет, не могу. Но могу сказать, что она – идеальное оружие! Восхитительное и неповторимое. И я тебе это сейчас объясню. Пойдем, – слышу я разговор двух мужчин, одним из которых является мой отец.

Я дожидаюсь пока хлопнет дверь. Решаюсь открыть глаза. Я нахожусь в стерильном помещение, которое ярко освещено софитами. Во все углы понаставлены приборы, которые фиксируют малейшие изменения в… моем теле?

Я подключена к ним и руки раскинуты в разные стороны; они покоятся на специальных подставках.

Интересно, если я повытаскиваю все эти иголки, то останусь ли я в сознании?

Решаю попробовать. Получается и я могу встать с кровати.

На мне самая стремная одежда, которую я могла когда-либо представить: ночнушка, что завязывается сзади. Медицинская фигня, что скрывает все спереди, но открывает интересный вид на твой зад.

Меня начинает злить все происходящее со мной. Я решаю разобраться с этим раз и навсегда. Но сперва нужно найти свою одежду. Я не собираюсь сверкать голым задом перед всеми.

Руки наливаются силой, а глаза горят яростью.

Я выхожу в коридор. Всюду снуют больные, такие же как я, и врачи, что косятся на меня как на ненормальную. Я все еще в этой больничной рубашке с завязками на спине.

– Где у вас одежда больных? – останавливаю я одну из женщин, что одета в белый халат. У нее очки сползли прямо к крыльям носа и выглядит она высокомерно. Но мне на это плевать. Видимо, пока я была в отключке, то моя сила успела восполниться.

– Внизу. В хранилище. Только, вам ее не выдадут без разрешения врача, – пожимает она плечами и спешит по своим делам. Пару раз она оглядывается назад. Но меня это не заботит, я уже иду вперед по коридору и пытаюсь отыскать глазами лестницу или лифт.

Лестницы не оказывается, а вот два лифта я нахожу уже через минуту.

Рядом со мной стоят люди. Пара больных, но одеты они лучше меня – все отдам за пижаму, что надета на этих счастливцах. Двое парней и одна субтильная девчонка.

– Красивая, – присвистывает один из парней. Я хмыкаю, но ничего не отвечаю. Обойдется. Но кажется, мой новый знакомый так не думает. – Немая?

– Немая и красивая… какая жалость, – строит рожу девчонка. – Идем, Линь! – тянет она парня. Ему подходит имя. Он имеет азиатскую внешность. Второй парень – его друг – выглядит несколько иначе. Он рыжий и его брови сливаются с цветом лица. Их практически невидно. Очень колоритные персонажи.

– Стой, Джесика, я хочу узнать имя этой незнакомки, – остужает пыл Джесики, Линь.

– Линь, друг, не надо, – пытается успокоить его рыжий.

– Гарт! – оборачивается к нему парень. Тот умолкает. – Отвянь!

Ответа и возражений ему не поступает.

Линь медленно, растягивая свои шаги, подходит ко мне. Он выше меня на голову и шире в плечах на пол метра.

– Как твое имя? – обволакивает меня его голос. Глаза шарят по моему телу.

– Надежда.

– Хм… странно, увидеть в моей жизни надежду. А ты знаешь, что в этом гетто надежды давно нет? – он берет своими пальцами мой подбородок и заставляет посмотреть на себя.

– Убери руку от меня! – по слогам произношу я предупреждение. Слышится лишь смех его друзей за спиной.

– Ты такая отважная. А знаешь, почему мы здесь и в таких «нарядах»?! – делает он кавычки пальцами свободной руки. – Знаешь?!

– Плевать я хотела на твою причину.

– А жаль. Если бы поинтересовалась, то узнала бы, что нас приговорили к порке за подстрекание людей к выступу против мэров семи гетто. Не страшно?

– Я предупреждала… – качаю я головой.

Нога с силой ударяет по колену парня. Его рука уже находится в захвате моей и неестественно вывернута. Кровь приливает к моим вискам, заставляя их пульсировать. Сила огромна и я слышу хруст пальцев парня. Он не кричит, но его зубы… я слышу их скрежет. Ему больно.

Его друзья кидаются на меня, пытаясь помочь другу и, заодно, отомстить мне за него. Я с легкостью укладываю на лопатки вначале Джесику, а затем и Гарта. Видимо, Гарт в их компании не явный герой.

– Лежать! – командую я им. Они пытаются подняться, но остаются на полу, когда слышать мой голос.

– Кто ты? – шипит мне Линь. – Ты сильна. Ты не похожа на обычного человека. Твои движения, твои удары и… твой взгляд! Кто ты?!

– Убью, сука! – отплевывает свою кровь Джесика. Гарт предпочитает не вмешиваться.

– Я предупреждала. Вам лучше не связываться со мной, иначе ваши проблемы покажутся лишь детской забавой.

Я вхожу в кабину лифта. Из нее выходят парочка врачей. Их глаза вылезают на лоб от увиденной картины. Они кидаются на помощь Линю и его друзьям.

Я вижу искаженное яростью лицо Линя, когда закрываются створки лифта. Он отмахивается от врачей и тычет в мою сторону указательным пальцем. Кажется, у меня появилась новая проблема дополнением к старым.

И имя ей «Линь».

* * *

Спускаюсь на нижний этаж. Там есть охрана. Зачем охрана для шмотья больных?

– Кто вы? Из какой палаты? – грозный вид не внушает доверия. Он внушает страх.

– Я за вещами.

– За ними приходят лишь медсестры. Больные должны лежать в палатах. – преграждает мне путь второй из охраны. Они оба очень похожи друг на друга: сильные, высокие и очень подозрительные.

– Я уже вылечилась.

– Мне придется сопроводить вас к врачу.

Тот, что понахальнее, пытается взять меня за руку. Такое я терпеть не собираюсь.

Перехват и резкий удар ему в солнечное плетение делают свое дело. Парня откидывает назад и он сгибается пополам. Его напарник кидается на меня с криком: «Ах, ты, сука!».

Что-то я часто стала слышать это слово.

Второй тоже падает на пол с разбитой губой и неестественно вывернутой рукой. Кажется, ему теперь придется побыть в гипсе.

Тороплюсь пробраться к вешалкам и полкам с одеждой. Надо найти свою.

Радуюсь, что они подписаны.

Мимо меня мелькают имена больных: «Сара Голц… Энрике Мартинсон… Линь Чун…».

Линь Чун? Рядом с коробкой этого ненормального я нахожу свою. На ней лишь имя. Фамилии у хладных нет. А я, скорее, отношусь к хладным, нежели к людям.

Переодеваюсь и слышу как мои уши раздирают звуками сирены.

Охрана исчезла. Они побежали за помощью. Мне нужно поторопиться.

– Где же вы, отец, тетя… Роб?! – выбегаю я на первый этаж, в холл. Везде суматоха.

По динамику разносится лишь одно сообщение:

– В больнице хладные. Опасайтесь. Одна из них девушка. Не пытайтесь вступить с ней в схватку. Она – не человек. Она – чудовище.

Я зажимаю рукой рот. Они вынесли мне приговор. Нужно убираться отсюда. Мне некогда искать тех, кто бросил меня одну в палате – свою семью. Даже Робин… и тот, оставил меня. Они все исчезли.

Мне нужно скрыться. Вскоре, здесь все будет заполнено солдатами.

Я пробираюсь к выходу. Сквозь стеклянные двери я вижу как внедорожники охраны окружают двор. Они уже здесь. Быстрое реагирование. Опасность номер один.

Если я сейчас выбегу на улицу, то выдам себя с потрохами. Мне нельзя туда. Тогда, что?!

Мой мозг лихорадочно пытается сообразить пути отхода. Его нет.

Я чувствую, что боль в висках увеличивается, а перед глазами все плывет. Я ощущаю прилив силы. Как тогда… у Робина или в пещере. Я не умею это контролировать, а значит, это грозит опасностью. Я даже сомневаюсь в том, кто я, на самом деле?!

– Ты сильная, но тупая, да?! – орут мне на ухо и дергают вправо от выхода. Там есть закуток. Где притаилась раскидистая пальма в кадке. Меня тянут ха листву и заставляют присесть. – Ты в курсе, что твоя рука плавит мою кожу?! Эй! – мою щеку обжигает пощечина.

Я прихожу в себя. Оцепенение спало.

Рядом со мной сидит тот самый, что назвал себя «Линь». Он пригибается и заставляет меня нагнуться, давя на шею.

Я с ужасом понимаю, что его рука покрывается волдырями. Линь кусает губу, но не кричит. У него сильнейший ожог и это полностью моя вина.

Одергиваю руку и с ужасом смотрю на свое «произведение» у него на ладони:

– Прости меня! Извини, я не хотела.

– Молчи! – зажимает мне рот здоровой рукой парень. Я округляю глаза и он показывает вперед: там рассредоточиваются военные и ищут цель – меня.

Киваю, давая знак того, что обещаю молчать – я поняла.

– Отлично. Сиди тихо, я помогу тебе выбраться незамеченной… хладная, – его глаза улыбаются и смотрят прямо в мои. Я прячу взгляд.

– Как догадался?

– О том, что девчонка, которая дерется как заправский солдат и не выходит из драки без царапины? Интересно, кто она? – играет в задумчивость Линь. Я пихаю его и он шипит на меня:

– Сама бы подумала, прежде, чем творить такой шум в городской больнице!

– Мне просто надо быть подальше от…

– От людей? Я понял. Не слишком ты хорошо с ними уживаешься. Ты словно дикая… из леса, – мотает головой Линь и дует на свой ожог.

– Ты прав.

– В чем?

– Во всем. Кто ты?

– Я уже представился. За тобой следующий шаг, а не за мной.

– И я говорила тебе имя.

– Но ты не сказала о том, кто ты!

– А ты?

Линь поворачивается ко мне.

– Нам надо идти… пока военные ищут тебя на всех этажах. Бежим!

Он вытягивает меня из укрытия и стремится к двери, где табличка с названием: «Прачечная».

– А разве, нам не на выход?

– Хочешь прямо к ним в руки? – намекает на тех, кто остался там… за дверьми.

– Нет.

– Верное решение. Не знаю, чем ты их разозлила, но вид у них очень серьезный.

– У меня здесь еще отец, тетя и…

– И кто? – прищуривается Линь.

– И мой друг.

Я стесняюсь, вспоминая Робина. Это немного обескураживает.

– Найдешь их позже. Сейчас, они в безопасности, их не ищут военные. А вот, ты… другое дело. Бежим!

Мы залетаем в прачечную.

– И что мы тут делаем?

– Будем кататься.

– Что? – не понимаю я парня. А он, тем временем, спокойно отодвигает огромный жбан с бельем. За ним оказывается проем, через который отправляют старое белье в мусорку, чтобы оттуда его вывезли на свалку.

– Прыгай!

– Нет!

– Хладная, а боишься?! – издевается надо мной Линь.

– А ты? Давай, первым!

– Какая же ты противная! Не люблю я из-за этого девчонок!

Линь быстро подхватывает меня на руки, перекинув через плечо. Я оказываюсь в железном желобе, который уносит меня вниз. Я ору. Меня оглушает свой собственный крик.

Куда же я ввязалась?!

* * *

Мы выглядываем из-за двери. Она скрепит и этим все портит. Я зажмуриваюсь, но Линь быстро приводит меня в чувство:

– Не время бояться! Время выживать!

Как я устала не жить, а выживать.

Но я вновь бегу.

Мы залетаем за угол. И там нас ждет сюрприз:

– Стоять на месте! У меня приказ: не выпускать никого из больницы!

– Что ты говоришь? – улыбается Линь военному, что нацелил на нас двоих свое оружие. – А мы и не знали. Вот ты был в курсе, а мы нет. Теперь, мы это знаем и не двигаемся… опусти оружие, видишь, девушка испугалась?! – кивает он на меня.

Я вижу, что Линь убаюкивает бдительность мужчины. Он делает шаг к нему; осторожно и внимательно он просчитывает каждый шаг. От этого зависит наша с ним жизнь.

– Стоять!

– Я стою. Ты, главное, успокойся. А мы с ней стоим. Правда же, Надежда? – поворачивается Линь ко мне и говорит мне лишь губами:

– Беги в сторону!

Я киваю. Линь молниеносно поворачивается к военному и выбивает из его рук оружие. Выглядит весьма комично: парень в больничной пижаме оказывает сопротивление тому, кто шире его в два раза.

Военный сильный. Он дает отпор. Так просто сдаваться он не собирается.

Губа у Линя разбита. Я наблюдаю за дракой и мне очень хочется ему помочь. Я хочу выйти из своего укрытия.

Дергаюсь, но меня тут же прижимают к себе сильные мужские руки:

– Куда ты? Мы тебя уже всюду искали! Ты в своем уме?! Уйти из палаты, не дождавшись ни меня, ни отца с Ванессой! Чем ты думала, Надя?! – узнаю я Робина. Он первый, кто назвал мое имя не так, как я привыкла. Это особенно и неожиданно.

Он прижимает меня к себе и не дает помочь Линю.

– Я должна ему помочь! Он помог мне! – кричу я. Меня едва не бьет истерика.

– Нет. Не могу! Я не могу тебе дать совершить эту глупость! – перечит мне Роб.

Я смотрю на Линя. Ему необходима помощь.

– Твой отец и тетка ждут тебя. Пойми же ты, что они пришли за тобой! Надя, пойми же!!! – тормошит он меня.

– Помоги ему, молю тебя, Роб. Помоги ему! – плачу я, едва видя лицо парня.

– Хорошо, – выдавливает из себя он. – только ты оставайся здесь. Я мигом!

Я киваю. Роб спешит на помощь Линю.

Он дерется ничуть не хуже. Помощь действенна. Они отбиваются от настырного военного.

Уже на обратном пути Линь что-то выхватывает из нагрудного кармана военного; тот лежит в беспамятстве. Роб поторапливает Линя. У нас с каждой секундой тает шанс уйти незамеченными.

Они оказываются рядом со мной.

– Быстрее! Нас ждет твой отец, – хватает меня за локоть Роб. Линь хмурится, видя это. Ему это не нравится.

– Идем же! – отворачивается он.

Мы уходим. Ограждение больницы кажется бесконечным, но нам наконец-то удается достигнуть ворот. Они пусты.

– Почему здесь нет охраны, если они пришли за мной? Они знают, кто я?! – требую я ответа от Роба. Он молча следует по выбранному пути. Не отвлекается на такую ерунду, как я и мои восклицания.

– Она задала тебе вопрос, парень!

– Не твое дело! Она могла погибнуть, если бы кинулась помогать тебе.

– С чего такое заключение? Я видел эту девушку в борьбе: у нее силы, которых нет у простых людей!

– Именно! Сила, которая не должна быть у человека. А Надя наполовину человек, черт возьми!!! – злится Роб. Я не могу понять его причину, но она есть, раз он едва сдерживает себя, чтобы не накинуться на Линя. Только, я и Линь ее не знаем. – И если бы, она не сбежала из палаты и дождалась нас, то и сама бы сейчас знала это.

– Да что я должна знать?! – мне больно: локоть уже покраснел, так сильно впиваются пальцы Роба.

– Что, твоя сила тоже требует плату! – кричит на меня Роб. – Силы даны от хладных, а плата берется от человека. Разницу видишь?

– Нет… – смотрю я вовсе глаза на Робина.

– Человек слабее хладного… и в этом твоя слабость. Сила хладных убивает тебя! – ему больно говорить об этом, но он произносит все те слова, что должен. – А военных нет потому, что они не думают о том, что ты сможешь сбежать из здания. Наивные… думают, что у хладной нет друзей и поддержки!

– Спасибо, – киваю я.

– Пожалуйста! – слабая улыбка трогает губы Роба. Линь вмешивается своим кашлем и разрушает весь момент. – Идемте, хватит разговоров. Тебе все лучше объяснит тот человек, ради которого мы здесь.

– Кто он?

– Увидишь!

Мы уходим с территории больницы.

 

Глава 10

– Куда теперь? – оглядываюсь я. Мы стоим посреди улицы, что заполнена людьми. Они все спешат по своим делам и не обращают внимания на трех людей, что замерли на минуту.

– Твой отец ждет тебя вон в тех блоках! – незаметно указывает мне Робин на торговые ряды.

– Идем!

Он кивает и мы все втроем пробираемся сквозь толпу.

Здесь небольшой торговый ряд. Первое гетто организовывает производственный процесс, но не реализацию готовой продукции.

В этом мире все давно распределено по блокам, чтобы люди не сталкивались интересами других. Но мы сталкиваемся и видим, что в любом из семи районов царит разделение по признакам возвеличивания, отбраковки худших от лучших и избавления от них, чтобы не было проблем. Не все так безоблачно как пытается показать правительство семи. Мэры скрывают то, что было известно до мировой войны, что стерла с лица земли добрую половину земли. Но оно от этого никуда не исчезло: зависть, злоба и предательство витает в воздухе. Он пропитан им, просто люди привыкли его не замечать и думать, что все так и нужно.

Теперь, я начинаю понимать, что круг семи сделал главным врагом хладных, для того, чтобы отвести взоры от истинных паразитов на теле общества – от них самих. Они просто мимикрировали под обстановку: стали защитниками и миротворцами.

– Быстрее, – подталкивает нас с Линем, Робин. Он прикрывает нам тыл и вырывает меня из раздумий. – надо спешить.

– Не толкайся!

– Заткнись!

– Оба заткнитесь, – не выдерживаю я. Парни, на удивление, подчиняются и мы молча продолжаем путь.

Пересекаем небольшую торговую площадь и оказываемся по другую сторону. Там начинаются огромные серые здания заводов. Трубы утопают в серых кучных облаках, которые мешаются с гарью котлов на заводах.

– Долго еще? – оборачиваюсь я к Робу.

И тут меня хватают за руку, я отлетаю в сторону. Рука закрывает мне рот и я просто мычу. Страх охватывает меня и я со всей силой хватаюсь за эту руку, что закрыла мне рот.

Кожа начинает плавиться под ними. Я вновь делаю это… сама не знаю что. Но это помогает.

Рука отпускает меня и я смотрю на своего похитителя – это мой отец.

Он дует на свой ожог и обращается к худощавому карлику, что ниже меня на голову:

– Теперь, я понимаю о чем ты мне говорил, когда кричал о том, что она выпускает энергию. Это больно! – трясет он рукой.

– Не ври, Граф. Тебе не больно. Если бы тебе было больно от этого ожога, то ты бы уже орал и прыгал по всей площади, – отмахивается от него карлик.

Он одет в белый халат, на его носу-крючке цепляются очки. Он рассматривает сквозь их стекла меня.

– Приятно познакомиться с тобой, Надежда, – протягивает он мне свою руку. У него странный цвет волос – цвет пыли на дороге.

– Кто вы? – протягиваю я ему руку.

– Коди Спенсер – врач и биолог, – кажется, он смущается. От чего?

– Про него я тебе говорил. Но нам надо уходить, здесь опасно… тебе особенно, Надежда, – обнимает меня отец. Я с силой прижимаюсь к нему, как тогда, когда он успокаивал меня в лесу – мне снились кошмары.

– Знаешь, если бы я не был уверен, что она – чудо-творение природы и твоя родная дочь, то я бы ни за что с тобой не пошел, Граф. А теперь, я втянут в… Стоп! А это кто? – ткнул он в Линя. Тот до этого молча стоял в стороне и не особо привлекал к себе внимание.

Робин хихикнул. Хихикнул?!

Я зыркнула в его сторону и показала кулак. Тот покривился и прислонился к стенке одного из контейнеров, скрестив ноги.

Ладно, разберусь с ним позже.

– Ты кто? – возвысился над Линем отец. Роб просто умирал от смеха, видя замешательство на лице бравого парня. Он видел перед собой идеального солдата на расстоянии метра. И тот хмурил взгляд, возводя курок.

– Я – Линь, друг Надежды.

– Надежды? – отец смотрит на меня. Кажется, пришло мой черед держать ответ.

– Линь помог мне в больнице, иначе бы я не выбралась. Он говорит правду, – кивнула я, видя взгляд Линя. Он смотрел не на оружие в руках отца, а на меня.

Отец не поверил, но он убирает оружие от Линя.

– Ладно, посмотрим. Коди, где можно спрятаться?

– Ты меня спрашиваешь?! Я думал, что ты все продумал. Нет?!

Отец отводит взгляд. Он говорит, что таким примочкам научился от моей мамы и дико благодарен ей за это чувство жизни.

– Я могу помочь. – это был Линь. Все молча смотрят на него. – Серьезно, могу спрятать на время. Идемте?

Время выбора.

– Проголосуем? – робко предлагаю я.

– Давайте, – кивает Ванесса. Тетя долго молчала, я даже удивляюсь ее выдержке. – Я – против!

– Я – за! – кричу я наперерез ей. Тетя качает головой.

– Против! – поднимает руку Робин. Неожиданно. Он разводит руками, уловив мой открытый рот от возмущения.

– За! – дергается Коди.

– За! – поднял руку Линь и подмигнул мне. Я не скрываю своей улыбки. Робину это очень не нравится.

– Я – за. Надежда права, Линь – наша единственная надежда на спасение в этом гетто. – отец обнимает меня. – Веди, парень.

Линь кивает и проводит нас между огромными железными контейнерами.

Мы приходим к заброшенному заводу.

– Проходите, мы собираемся здесь.

– Почему? – пробираюсь я через старый забор. Мне помогает Линь: он подталкивает меня под задницу, а Робин должен принять меня с той стороны.

– Правительство считает, что здесь опасно – все рушится и в любой момент может рухнут окончательно.

– И вы не боитесь?

– Нет. Мы живем не тут, – тыкает он на верхние этажи старого здания. – а там, – указывает он вниз, под землю. Вот это поворот. Кажется, я могу стать кем-то, наподобие крота.

Мы все пересекаем забор.

Небо зажигается первыми звездами.

– Идемте, мои собраться будут рады познакомиться с вами, – приглашает нас Линь в свой дом.

– Уверен? – вспоминаю я девушку, что была с ним в больнице.

– Уверен.

Мы входим в здание, где есть вход в подвал. Он огромен и он…

Мини-город под землей. Тут сотни людей и кажется, что Линь – их предводитель.

– Мы те, кто не согласен молча терпеть правительство семи. Народ, все сюда! – кричит он тем, кто находится вблизи. Все рады его возвращению, но с опаской оглядывают нас. Мы и тут чужие.

– Кто это с тобой, Линь? – кричит один из крепких парней в старой, но добротной военной куртке и широких штанах, что подпоясаны ремнем.

– Мои друзья. Ванесса, Робин, Коди и Граф…

– Граф?! – слышится и тут, и там. Кажется, они наслышаны о происшествии в нашем гетто.

– Хладный среди нас? – настороженно произносит одна из девушек в кожаной юбке и черной майке.

– Верно, – выходит вперед мой отец. – я – хладный, а это – моя дочь, Надежда. Мы просим у вас помощи и защиты. Сможете сделать это для нас? Если нет, то прошу сказать сразу и мы уйдем.

– Надежда?! – ахают еще больше все присутствующие. – Она… она… она…?!

– Полукровка, – выходит на первый план Коди. Мы все теперь стоим позади него. – Я – врач и знаю, на что способна эта девушка, – оборачивается он ко мне. Я не привыкла к такому всеобщему вниманию; я ежусь от таких пристальных взглядах. – Она – надежда для всех нас. Надеюсь, вы это осознаете.

Гул переворачивает мое сознание. Мое ощущение, что я попала в пчелиный рой. Кажется, я ощущаю укусы на своем теле.

* * *

Нам позволяют быть здесь.

Я сижу на обрывке железной арматуры, что раньше скрепляла этажи и не думаю спускаться в «улий»; не хочу вниз.

Сюда я поднялась еще пару часов назад, оставив Коди, отца и тетю Ванессу, чтобы они могли обсудить обстановку.

Мне же она кажется ясной. Меня не оставят в покое, пока я не буду мертва и это не увидит совет семи мэров. Кажется или я жалею о том, что оставила тогда Ксандера в живых?! Было бы жаль, если это все же так и есть.

Я слышу шаги: они не ровные и не уверенные. Кто это?

– Привет, – садится рядом со мной Робин и свешивает ноги вниз. Они теперь болтаются в такт с моими.

– Привет. Что случилось?

– Ничего. Я думал, что тебе нужна поддержка… мне бы она была нужна, – добавляет он и опускает глаза вниз. Я знаю о чем он и он знает это.

Все были там: и Робин, и Линь, и… все, когда Коди рассказывал обо мне как о некой аномалии, но очень интересной и сильной аномалии.

– Надежда – уникум! – восхищенно произнес он тогда. Мы были в небольшом помещении, что раньше служило для хранения готовой продукции. Здесь была вентиляция. – Она является человеком, но с геномом биологически модифицированных роботов-солдат, что известны нам как хладные. Они были уничтожены. Все… ну или почти все, – смотрит тогда Коди на отца, тот хмурится, но молчит. – И теперь, в крови Надежды прогоняется ее собственная энергия, что аккумулируется ею же самой. Надежда как самодостаточный генератор и может быть непобедима в боях, но она…

– Что, она? – не выдерживает тогда моя тетя. Она волнуется за меня также сильно, как когда-то за нее волновалась ее старшая сестра – моя мать.

– Она так же как и генератор разряжается и ей нужна подзарядка. Именно, поэтому, после того, как девушка исцелила парня, – Робин прислушался еще лучше. – она впала в полудрему и выспалась. Но когда Надежда тратит больше энергии или ее эмоции зашкаливают и она перестает мыслить разумно, то может впасть и в кому, и… даже умереть.

Такими словами заканчивает свою обзорную лекцию Коди.

Вывод неутешителен: я могу уничтожить всех своих противников, но и сама пасть замертво. Но если я продолжу убегать от них, то стану в конце концов загнанным зверем, которого настигнут его охотники… и тогда, исход все тот же – смерть.

Альтернатива у меня, прямо скажем, неутешительная.

И вот, сейчас я сижу на втором этаже полуразрушенного здания, покачивая ногами и испытываю к сыну своего врага что-то сродни влечения.

– Не нужно делать выбор, – пытается приободрить меня Робин.

– О чем ты?

– Хочешь, мы убежим? – разворачивает меня к себе неожиданно Роб. Он так яростно закусывает свою губу, ожидая ответа, что мне становится страшно.

– Ты чего, Роб? Шутишь?!

– Нет. Ни капли. Надя, бежим отсюда. Одни. Так больше шансов у нас с тобой…

– Что? Договаривай уже. Больше шансов на что? На выживание? Надоело! Надоело прятаться, бежать, скрываться и выживать. Я хочу жить, а не выживать. Вот ключевое различие! Вся моя жизнь с самого рождения подчинена закону выживания. На нас охотятся, словно на дикое опасное животное. А ты знаешь, почему хищник нападает и бывает особо яростен? А?!

– Нет, – признается мне Роб.

– Потому, что его загоняют в угол и ему уже безразлично будущее. У него остается лишь настоящее. Миг, который решает всю его жизнь. И поверь, – смахиваю я слезу со щеки. – ему будет плевать на то, выживет ли он или нет, но он постарается убить своих врагов.

– Ты знаешь многое о хищниках…

На небе светят звезды. Они спокойны. А вот я нет.

– Я сама как хищник и могу понять их. Меня пытаются загнать в угол, но я не…

Я не успеваю договорить. Роб обхватывает своими руками мое лицо и притягивает к себе.

Его губы слегка касаются моих, словно ожидая разрешения. Я разрешаю, обхватив руками шею парня. Мы сближаемся и я едва не падаю вниз, покачиваясь на арматуре. Робин ловко подхватывает меня за талию и прижимает меня к себе, моя кровь закипает и требует продолжения.

Мы улыбаемся и, не выдержав, уже смеемся в голос.

– Ты не хищница, а нежная и красивая девушка, которая мне нравится с каждым днем все больше и больше, – шепчет он мне прямо в губы, вновь целуя.

Я не знаю, что ему сказать в ответ. Я лишь могу ответить такой же теплотой на его ласки, что дарят мне его руки, нежно гладя по спине и опускаясь к пояснице. Пальцы пробираются под мою футболку. Я вздрагиваю, но Роб не позволяет мне отстранится.

– Тс-с-с… – успокаивает он мои страхи. – я не причиню тебе вреда. Теперь, ты в моем сердце.

– Ты влюбился в меня? – решаюсь я на прямой вопрос.

– Да, влюбился. А ты? – он тоже напористый; я не выдерживая и утыкаюсь ему носом в плечо – смех душит меня. – Это ответ «да»?! Да? – смеется Роб.

Я киваю головой. Но его это не устраивает, от требует иного:

– Скажи вслух!

– Да, я влюбилась в тебя.

– Замечательно, – обнимает меня Робин. Я довольна и кажется… я счастлива. Да, точно! Я счастлива!

Наверное, только теперь я до конца могу понять жертву своей матери. Ее любовь и желание быть с одним и единственным до конца. У нее был отец, а у меня есть Робин и мне никто больше не нужен. Я призналась себе в этом.

Он отодвигается от края и пересаживает меня к себе, даря тепло. Я мурлыкаю и забиваюсь под его руку, требуя объятий.

– Меня убьет твой отец, когда узнает, что я люблю его дочь.

– Не бойся, он все поймет.

– Уверена? – смотрит на меня Роб и поддевает кончик моего носа своим указательным пальцем.

– Нет. Но надежда всегда есть, – кокетничаю я впервые в своей жизни. Мне так легко и спокойно, что я готова провести в этом грязном, убитом и богом забытом месте всю свою оставшуюся жизнь… лишь бы рядом с ним.

– Да, у меня есть личная надежда – моя Надежда. Верно?

– Да.

* * *

Робин провожает меня до моего спального места. Сам он спит в противоположной стороне огромного подвального помещения, что когда-то был заполнен доверху готовой продукцией.

Я усаживаюсь на потрепанный матрац и прикрываю ноги тряпкой, что должна служить мне одеялом.

– Ты так ему доверяешь? – слышу я шепот. Это Линь. Он рядом, но я не вижу его.

– Где ты?

Линь откидывает от себя полуразрушенную тряпку: он совсем близко. Он рядом со мной.

– Как ты здесь оказался?! – он должен спать с остальными парнями в другом конце помещения. Но он здесь.

– Я тут по просьбе моего друга.

– Что?

– Иногда, бывают такие ночи, когда хочется влюбленным побыть вдвоем и тогда я меняюсь местами с подружкой моего друга.

– Хочешь сказать, что… – краснею я, рисуя себе в голове то, чем могут заниматься те двое.

– Секс еще никто не отменял и дети должны появляться на свет, – без тени смущения огорошивает меня парень. Он – редкостный нахал.

Линь замечает мое смущение.

– Ты покраснела?! Точно, ты смущена! Вот это да! – смеется он, приглушая свой голос, чтобы не разбудить остальных. Мне хочется исчезнуть с лица земли в этот момент.

– Я не краснею! – вру я.

– Пусть здесь и плохое освещение, но я чувствую твое смущение. Но я не об этом, – возвращается к началу нашего разговора. – не доверяй этому парню. Я знаю, кто он!

– Кто же?

– Сын одного из семи. И где ты его только откопала?!

– Я знаю, кто Робин. Но сын не несет ответственности за поступки отца! – защищаю я яростно того, кого люблю.

Линь молчит. Мне хочется закончить этот разговор. Я укладываюсь, подбивая свою импровизированную подушку из скатки старого ватника.

– Гены пальцем не размазать. Подумай об этом, Надя, – говорит напоследок Линь. Я слышу шуршание: Линь укладывается спать.

 

Глава 11

Я просыпаюсь от криков и беготни, что творится вокруг меня. Все кричат и мечутся из угла в угол. Творится что-то страшное. Я вижу, что ко мне спешит отец. За ним бежит Ванесса и Коди. Робина нигде нет по близости.

– Надежда, быстрее, вставай, поднимайся! Нужно уходить! – отец дергает меня без нежностей.

– Что случилось?

– Нас предали! – отфыркивается моя тетя, убирая волосы со своего лица. – Кто-то сдал наше место. И знаешь, что самое интересное?!

– Что? – пытаюсь я сообразить, что происходит.

– Что предатель среди нашей компашки! – кричит Ванесса, оглядываясь. – Надо скорее убираться отсюда, военные уже осаждают это здание.

– Уходите! – толкает меня в спину отец. – Я вас прикрою!

– А ты?

Отец хочет оставить меня?! Нет! Ни за что! Я не позволю этому случиться.

– А как же я? Ты оставишь меня?!

– Я не оставлю тебя никогда! – целует меня в лоб отец. – Но я слишком долго убегал. Я – солдат. Я должен бороться за своих любимых и сделаю это.

Коди трясется мелкой дрожью, но тоже произносит слова о том, что он останется с Графом. Ему страшно, но он держится.

Линь возникает внезапно, словно из ниоткуда.

– Надо уходить! Все, кто хотел, уже ушли. Нам тоже пора, если не хотите попасться в лапы военных. – кричит он. Его взгляд устремлен на меня. Он беспокоится… за меня?!

– А Робин? Где он?! – ищу я того, о котором у меня болит сердце.

– Я не знаю, – пожимает плечами Ванесса. Все остальные поступают также. Все… кроме Линя.

Он молча подходит ко мне. Его выражение лица не предвещает ничего хорошего.

– Я его видел.

– Где он? С ним все хорошо?! – кричу я.

Линь ухмыляется и отдирает мои руки от своей футболки. Ему приходится держать меня, чтобы я не расцарапала ногтями его грудь.

– С ним?! Лучше не бывает! – кривится он. – Он идет в первых рядах… со своим отцом!

– Куда идет? – не понимаю я его. Но все остальные, кажется, осознают кто, тот предатель.

– Куда?

– Не понимаешь?! – я понимаю, просто не хочу верить в это. – Серьезно? Я тебе говорил, просил подумать!

– Такого просто не может быть! Не может быть… – не верю я во все это. Не могу. Он не мог меня предать после того как признался мне в любви.

– Ты не понимаешь, Надя! – кричит на меня Линь. В его глазах стоит боль разочарования. Он обижен за то, что я не поверила ему. Отец не мешает, он тоже разбит предательством Роба. Он так же как и я доверился ему.

Ванесса сплевывает на пол и ругается вслух; ее не заботят то, что вокруг нее творится мини-война.

– Они идут за тобой, Надежда! Ты это осознаешь?! – спрашивает она меня.

Я киваю. А что они хотя от меня еще услышать?

– Уводите ее! – голос отца вытряхивает меня из моих мыслей. Я вновь начинаю реагировать на мир.

Он отдает меня Линю, тот кивает и обещает отцу, что позаботится обо мне. Я вырываюсь из его рук, но он уводит меня силой. Ему помогает в этом Ванесса. Коди и отец идут наверх, чтобы задержать военных.

– Отец…

– Уходи, немедленно! – отмахивается от меня он и исчезает в расщелине. Я сквозь слезы едва его вижу.

Я не хочу просто так уходить, мне нужно все выяснить у Робина. Он не мог просто так предать нас всех. Предать меня. Не мог!

Мы пробираемся в противоположную сторону здания от входа. Линь обещает, что выведет нас.

Я слышу крики позади нас, грохот и стрельбу.

Моя сила перетекает через мои вены, заставляя кожу гореть адским пламенем. Моя злоба подогревает ее.

– Я должна вернуться туда! – мне удается отбиться от цепких рук Линя. И даже Ванесса не сможет меня остановить. Я должна вернуться за отцом. Он – моя единственная семья.

Я мечтаю о том, что мы сможем убежать от военных и вернуться в наш дом в лесу. Больше мне ничего не нужно. Я устала надеяться, что мир сможет принять меня. Он видят во мне лишь угрозу, чудовище, которое необходимо уничтожить. Но я не желаю им зла.

Вдали слышится автоматная очередь.

Я замираю, мое сердце ухает и падает вниз. Случилось непоправимое. Я вижу медленно ползущую дымку газа, что наступает как утренний туман.

Я в ужасе замираю.

– Что случилось?! – кричит мне Линь. Ванесса тоже знает, что это такое.

– Я знаю, что случилось.

– Я тебя не понимаю.

– Надежда говорит о том, что знает, что это. И я, к сожалению, тоже, – у моей тети опускаются руки.

– Кто-нибудь мне объяснит что происходит?!

– Он пустили «дымку смерти» для хладных. Отец рассказывал об этом.

Я стараюсь не запнуться, когда пересекаю подвал, чтобы помочь отцу. Меня мало заботит тот момент, что я могу тоже подвергнуться «дымке». Значит, настало время проверить.

* * *

Все покорежено и острые углы так и норовят поранить кожу тех, кто старается вырваться из это ада. Но я же, наоборот, стремлюсь туда.

За мной спешат Линь, Ванесса. Они не могут меня оставить. Мне жаль их за это, я хочу, чтобы они не были обременены всем этим.

– Ты можешь быть подвержена этому яду! – волнуется Ванесса.

– Я не знаю, могу ли я быть подвержена, но точно знаю, что отец в опасности. Я должна попытаться ему помочь!

Линь догоняет меня. Он хватает меня за руку и тянет вперед. Я удивляюсь, но он спокойно произносит лишь одно:

– Я с тобой, если ты того хочешь.

– Спасибо.

Мы отрываемся от тетки и пересекаем камни, что раньше были стеной. Теперь здесь развалины.

– Стойте! – кричит нам Ванесса. Но мы не останавливаемся. Она отстает от нас и мы скрываемся в дымке, что стелится по полу. Я зажмуриваюсь и готовлюсь к худшему.

«Дымка» проникает в мои легкие.

На секунду я чувствую, что сердце замирает, ощущая скорую смерть. Я останавливаюсь, боясь пошевелиться.

– Что?! Что не так?! – тормошит меня испуганно Линь. Его взгляд лихорадочно мечется по мне, не зная, чем помочь.

Делаю еще один глубокий вдох и… я понимаю, что дымка лишь злит меня, заставляя разгонять кровь в жилах быстрее.

Я вижу сквозь обломков и бетонной пыли людей в масках, бронежилетах и оружием, что всегда наготове. Сердце заходится и кровь приливает к мозгу.

– Что-то не так… – я пытаюсь определить, что со мной происходит, но не получается.

– Что? Что не так?

– Эта штука, «дымка», действует не так как на всех хладных.

– И…?

Я больше не говорю. Просто закрываю собой Линя и принимаю удар прихвата на себя. Солдат смог подкрасться к нам незаметно. Это страшно, значит они хорошо подготовлены.

По моему локтю струится кровь, но меня это только злит. Боль придает мне силы. Я хватаюсь рукой за шею противника, сдавливая ее. Я чувствую как вены пульсируют под кожей.

Все становится слишком ярким и слишком реальным. Я усиливаю нажим.

Солдат хрипит и стонет. Он пытается оторвать мою руку от себя, но я не собираюсь отпускать его живым. Нельзя. Или они, или мы.

Линь отбирает у него оружие. Он собирается уходить, но мы слышим рацию парня:

– Тревис, где ты, мать твою?! Мы схватили того хладного. Он попался под «дымку». Шел напролом, пытаясь преградить нам путь. Он, кажется, пытался дать время своей дочери. Но и ее мы найдем. Ответь же, черт тебя задери!

Мой отец пойман?!

Не может этого быть!

Но это так.

Линь видит как тухнут мои глаза, как рушится мертвый солдат к моим ногам. Меня трясет озноб. Что же теперь делать?

– Надо уходить! Идем! – тянет меня отсюда Линь.

– Нет. Нельзя. Сними с него одежду!

– Что? – не понимает меня он.

– Ты отведешь меня к ним. Он в маске. Помоги мне его раздеть, пока другие не нагрянули.

– Нет. – кажется, он понял. – Я не дам тебе совершить глупость.

– Я уже совершила глупость, когда поверила Робину. Теперь я такое не повторю. Мне нужно добраться до них и вызволить отца, если он еще… еще… – мне не дается последнее слово.

За меня его договаривает Линь:

– Жив?

– Да.

– Я понял. Тогда, идем. Я помогу тебе.

– Уверен?

– Сто процентов.

Я киваю ему; он улыбается. Его улыбка не дает мне пасть духом.

* * *

Мы выходим к остальным солдатом. Я глубоко вдыхаю и стараюсь унять свое сердце, что решило войти в бешеный ритм.

Мои руки уже связаны сзади за спиной: постарался Линь. Он толкает меня дулом автомата в спину, крича тем, кого мы должны обмануть:

– Она здесь! Я ее поймал!!!

Разносится шепот. Солдаты переглядываются между собой, не веря в это. Они расступаются и пропускают тех, кто нам нужен: Роба, Ксандера и… моего отца.

Отец…

Его руки связаны тугим канатом, а глаза завязаны. На руках еще звенят наручники и сцепляются с теми, что обхватывают его щиколотки. Они держат его словно звери. Мне так и хочется вырваться и разорвать Ксандера; мое терпение на пределе.

Ксандер говорит и все остальные замолкают:

– Кто тут у нас?! – аплодирует он, улыбаясь хищным оскалом. Мне становится тошно от этой картины. – Жаль, что ты не видишь этого, урод, – обращается он к моему отцу. Его ставят силой на колени. Резко и с силой, так, чтобы обломки стен впились ему в колени. Отец едва заметно кривится, но молчит; он не даст и шанса увидеть Ксандеру свою победу над ним. Он не победит! – Твоя дочь присоединилась к нашей компании. Сын, ты рад? – хлопает он по плечу Робина. Тот смотрит на меня и в его глазах лед.

Я ругаю себя последними словами. Мне с трудом верится теперь, что я верила без оглядки этому парню. Верила так, что забыла о том, чей он сын. Кровь сильнее чувств. Кровь – мощное оружие и оно очень сильно ранит.

– Думаю, что нужно их забрать отсюда и поговорить. Что думаешь, отец? – поворачивается Роб к Ксандеру.

– Верно мыслишь. Веди ее к нам, – машет он рукой. Линь и я идем вперед.

Я оказываюсь в метре от Ксандера. Он оглядывает меня, словно как вещь. Едва сдерживаюсь от того, чтобы не плюнуть ему в лицо. Мне так сильно хочется упасть рядом с отцом, чтобы вытереть его кровь с лица: его губа и скула рассечены.

– Ты такая…

– Какая же? – решаюсь я ответить на вызов Ксандера. Гордо выпячиваю вперед подбородок.

– Иная, но в тоже время такая глупая, – вздыхает он и с размаху заряжает мне под дых.

Мне кажется, что из моих легких разом выходит весь воздух. Я со стоном валюсь на грязный пол, где мои ноги раздирают мелкие осколки стекла. Стон не удерживается и слетает с моих губ.

Отец дергается, но его тут же успокаивают. Они стреляют необычным оружием: струя «дымки» попадает ему прямо в лицо. Я кидаюсь к отцу, он кашляет и отплевывается.

Я знаю как ему плохо; он истинный хладный и для него это может быть смертельно.

Меня резко хватают за волосы и оттаскивают назад:

– Ты останешься здесь! – слышу я голос сверху. Тот, кто держит меня за волосы…

– Ты?! – фыркаю я, поднимая лицо и наблюдая как смотрит сверху вниз Робин.

– Вижу, что ты удивлена. Как тебе?

– Запомни: я тебя уничтожу! – шиплю я разбуженной змеей.

– Не получится. Кто-то, кажется, признавался мне в любви. Сможешь убить свою любовь?

– Тварь! – кидаюсь я на него.

– Не стоит, – качает он головой. Его свободная рука наставляет на меня автомат. Линь едва не выдает себя: он чуть было не кидается мне на помощь.

Я отворачиваюсь от него.

Ксандер наслаждается всей этой обстановкой. Он подходит ко мне, загораживая картину обмякшего отца.

– Видела нашу новинку? Хорошая вещь, есть регулятор объема выпускаемой «дымки»: таким как твой отец можно сделать и просто плохо и убить.

– Чего ты от нас хочешь?

Наши взгляды впиваются вдруг друга.

– Чего я хочу? – издевается он надо мной. – Чего хочу… хочу… Все просто. Я хочу стереть вас с лица земли и не оставить даже памяти о вас, хладных! – последнее слово он сплевывает и поднимается с корточек. – Увести их! Немедленно! – кричит он своим. Те моментально спешат выполнить его приказ.

Меня поднимают с колен, но разогнуться я не могу. Ноги до сих пор подкашиваются.

– Иди, или умри здесь, – видит это Ксандер.

– Не дождешься!

– Уверена? – отвешивает он мне оплеуху и меня относит в сторону.

Ловит меня Линь. Он рядом со мной; его сделали личной охраной пленной. Он слегка приобнимает меня и шепчет на ухо:

– Только скажи и я пущу ему в пулю в лоб.

– Нет, у них отец. И меня жутко достало, что они преследуют нас с отцом. Я хочу жить, не оглядываясь. Я собираюсь разрушить пирамиду Ксандера изнутри.

– Ты сможешь?

– Не знаю, но это не остановит мою глупость и злость на этого человека и… его сына!

Робин идет чуть впереди нас. Он замедляет свой шаг, ровняясь с нами.

– Я поведу ее и буду сопровождать, – отрывает меня с силой от Линя. Тому приходится лишь молча кивнуть и отойти в сторону.

– Лично решил придушить?

– Лучше тебе помолчать, – советует мне Роб и мы выходим на солнечную улицу. Около здания несколько бронированных машин; они снабжены пулеметами и огнеметами.

 

Глава 12

Меня держат в душной каморке, где единственный источник света – это лампочка в одном из углов комнаты. Никто не спешит зайти ко мне. Видимо, я не настолько важная фигура. Но мне все равно.

Смрадность комнатенки заставляет меня по-иному видеть реальность. Все это кажется теперь уже не таким важным, но оно просто так не отпускает. Но меня это мало волнует.

Все мои мысли заняты лишь отцом: что с ним, как он там?

– Эй?! Эй, там! Кто-нибудь, ответьте!!! – изо всех сил барабаню в дверь.

Дверь со скрипом отпирают и в комнату входит Робин.

Я не хочу смотреть на него. Отворачиваюсь, но он хватает меня и заставляет посмотреть на себя.

– Ты же звала кого-нибудь. Я тебя не устраиваю?!

– Не совсем. Вот если ты дашь мне в руки оружие, тогда я соглашусь быть с тобой в одной комнате. Только, боюсь спросить, тебя это устроит?!

Я кривлю гримасу, но кажется Роба это не пугает. Он лишь поправляет свой рукав и достает из левого кармана брюк ключи. Они от моих наручников, что сковывают мои запястья. Роб звенит ими перед моим носом; я стараюсь не реагировать на него.

– Не хочешь? – издевается он надо мной. Мне противно от того, что я влюбилась в такого как он. Как я могла так предать все, что было в прошлом? Я себя практически уже ненавижу!

– Нет. Что с отцом?!

– Тебе необязательно знать это. – Он вновь кладет ключи себе в карман. Кажется, ему доставляет удовольствие играться со мной как с котенком, которого каждую минуту можно швырнуть об стену и разбить ему голову, но пока он мило мяукает, то опасность сходит на нет. – Не хочешь лучше узнать о твоем дружке, который любит рядиться как клоун на карнавал?

Я понимаю о чем он. Линь. Неужели, они тоже вычислили его и он не успел скрыться в этой бетонной махине? Тюрьма сковывает не только тело людей, но их душу, подавляя всякое желание на попытку сбежать.

Робин обходит меня. Я чувствую как ползет его взгляд сначала по моей спине, потом опускается ниже и тут… он вновь оказывает передо мной. Меня воротит не только от него, но и от самой себя. Как можно было быть такой самонадеянной?

– Зачем тебе это было нужно?

– Ты о чем?

– Зачем ты заставил поверить меня в то, что ты со мной на одной линии?

– А ты не догадываешься? – кривится он, поворачиваясь ко мне спиной. Он смотрит на стены моей камеры. Что он там выглядывает?

– Нет. Скажешь?

– Ты должна заставить своего отца работать на моего. Все просто.

– А как же я?

– Считаешь себя такой уж важной персоной? – смеется он мне в лицо. Я закрываю глаза, подавляя желание плюнуть ему в рожу. – Не обижайся, – проводит он указательным пальцем по моей щеке, опускаясь на шею. Дрожь против моей воли пронизывает меня. Мое тело реагирует на его прикосновения. – ты тоже важна для нас. Твое ДНК уникально. Сплетение человеческих и хладных хромосом вывело в тебе силу, которую до этого момента было трудно представить. Ты тоже послужишь на благо и процветание моего отца.

Он собирается уходить. Но замирает у выхода, словно забыв что-то.

– Ах, да! Забыл уточнить. Тебе дается лишь двенадцать часов на размышление. А потом, мы… Я лично начну, пожалуй, с нашего общего знакомого… Линя, кажется, да?!

– Ты – сволочь! – кидаюсь я на него, но меня тут же отбрасывает назад. В живот ударяет мощный разряд тока. Я, сквозь пелену, вижу, что Роба заслонил мой надзиратель.

Робин на секунду замирает и задерживает дыхание. Что с ним? Боится, что я умру?

– Сволочь… – выдыхая, отключаюсь я.

Мне кажется, что я слышу выдох облегчения. Следующим звуком – это стук двери и навесной замок вновь укрепляет замок в двери. Мне здесь не очень доверяют.

* * *

Я провожу сутки в камере. Полное одиночество и молчание снаружи – все это давит на меня. Я боюсь сойти с ума. Самое страшное – это неизвестность. Незнание того, что происходит с твоими близкими.

Но я оказываюсь не права.

Порой бывает, что страшнее незнания оказывается страшная правда.

На второй день, ближе к вечеру, дверь моей камеры открывается с противным скрежетом. Я готовлюсь увидеть Робина или Ксандера. Неважно кого, знаю лишь то, что это будет тот, кто захочет унизить меня.

Но это не они.

На пол бросают безжизненное изуверски избитое тело.

Линь!

Я с криком кидаюсь к нему, изо всех сил проклиная свои металлические путы на запястьях.

Падаю на коленки и пытаюсь нащупать пульс. Он слабый, я едва чувствую его.

Все лицо Линя затекло и покрылось неопрятной коркой засохшей крови и грязи. Глаза заплыли огромными кровоподтеками, а грудь изрезана тонкими гладкими линиями. Здесь явно работал садист!

Проклиная всех, кто виновен в этом, я промываю раны остатками воды из моей лоханки, что приносили на завтрак. Немного капель попадает и на лицо парня. Он пытается открыть глаза, но это ему не удается. Из его рта вылетают лишь отдельные звуки. Мне приходится нагнуться к самому его рту, чтобы разобрать слова.

– Надежда… они… я слышал… ты не должна… не соглашайся…

– Успокойся, тебя изрядно потрепали, Линь. Прости меня за то, что втравила тебя в свои проблемы!

Он прикасается к моей руке и на моей коже остается кровавый след. Он сильно избит.

– Тебе надо лечь, – безапелляционно говорю я ему.

Сопротивляется он недолго.

Я помогаю ему подняться, хоть это и трудно. Он старается помочь мне как может. Это моя вина – все его раны и синяки. И я исправлю ее. Только ради этого и останусь жить.

Мы добредаем вместе до моей рваной старой циновки, что покоится в самом углу. На него и опускается измученный Линь. Из его груди вырывается вздох облегчения, когда он может лечь.

Я усаживаюсь рядом с ним. Мне страшно даже думать об отце.

Надо выбираться отсюда.

– Я лишь сегодня полежу, а завтра смогу тебя вытащить отсюда, – хрипит мне Линь. Я киваю, пытаясь не пустить слезы. Они давят и не желают так просто отступать.

– Хорошо. Мы сделаем как ты скажешь, а сейчас спи, – баюкаю я его. – Спи, пожалуйста. Тебе нужно отдохнуть.

Линь закрывает глаза и тут же открывает их – согласие его сейчас может быть лишь таким.

Я улыбаюсь ему скованной улыбкой и киваю в ответ. Он засыпает.

Лишь когда его дыхание выравнивается, я позволяю себя подняться, убрав его руку со своих коленей.

Линь плох. Он протянет недолго без должного лечения.

У меня все еще теплится надежда на то, что тетя смогла избежать встречи с Ксандером и его приспешниками. Может, она сможет что-то придумать, позволив нам выбраться? Нам нужна лишь маленькая лазейка, один маленький шанс.

В полной тишине я слышу гудение, а затем что-то похожее на шипение.

Верчу головой, желая найти источник звука. И нахожу.

В самом дальнем и темном углу камеры светится огонек красного цвета.

Камера!

Я сжимаю кулаки и подавляю желание разбить ее. Но я чувствую взгляд своего надзирателя. И почему-то мне кажется, что это не отец. Это сын. Робин!

Я медленно и уверенно показываю ему средний палец. Надеюсь, он любуется сим показательным выступлением.

Линь пытается перевернуться во сне и стонет от ран. Я забываю о камере и кидаюсь к нему. Ему плохо.

– Все будет хорошо. Все будет, обязательно, хорошо, – кладу я голову парня себе на ноги и баюкаю как маленького ребенка. Через какое-то время он вновь засыпает, крепко держа мои руки в своих. Они изувечены и выглядят устрашающе.

Я не замечаю как засыпаю. Моя голова ощущает холод острых камней, что выпирают из затирки стены.

 

Глава 13

– Поднимайся! – слышу я крик. Он мне знаком. Знаком настолько, что больно.

Робин!

Я открываю глаза и вижу его поганую рожу перед собой. Он ухмыляется и поигрывает пистолетом, что держит в своих руках. За его спиной маячит еще один охранник, но он вооружен более мощно. Помощь, мать его!

– Что случилось? Назначили день казни?! – мне ничего не остается как давится своим сарказмом, осознавая бессмысленность и беспомощность своего положения.

Линь, что все еще спит у меня на коленях, мычит и кривится от боли. Ему больно даже во сне.

– Сбрось с себя эту хламиду! – приказывает мне Роб.

– Сбрось с себя эту дурацкую ухмылку! Ты мне противен! – плюю я ему под ноги. Робин брезгливо поднимает ногу и дергает ей, тряся сапогом.

– Плевать. Тебя хочет видеть мой отец. Встань!

– Передай ему пламенный привет от меня и скажи, что я не смогу принять его приглашение!

– И даже так? – он наставляет свой пистолет на лоб Линя. К тому времени парень уже открывает глаза и сейчас просто смотрит прямо в дуло пистолета. Он лишь сжимает мою руку, как и я его. Он готов умереть?

Может, он и готов, но я не готова, чтобы он умирал. Я проявляю себя эгоисткой. Не хочу оставаться одна. Иначе я просто свихнусь.

– Потерпи, – поднимаю я аккуратно голову Линя. Он обхватывает мои запястье руками и смотрит прямо в глаза. – я скоро вернусь, – обещаю я ему, перекладывая его на подстилку.

– Не стоит. Он все равно убьет меня, – пытается он остановить меня.

– Нет, не посмеет. Но нам и правда нужно знать, что затеял Ксандер. Я скоро, обещаю! – кладу ему ладонь на грудь. Его сердце колотится как безумное. Он волнуется за меня.

Линь молчит. Он не согласен со мной. Но на данный момент мне не нужно его согласие.

– Быстрее! – дергает меня с пола Робин. Он крепко держит мою руку. Второй завязывает мне руки за спиной. – Так надежнее. Мы же не знаем, что у тебя там за силы, – украдкой шепчет он мне. Его голос проникает мне под кожу. Голос родной, но принадлежит чужаку, который стал в одночасье лютым врагом. – Идем, отец ждет, – приказывает он уже своему подчиненному.

– Есть, – кивает тот и отпирает дверь камеры. Линь с трудом, но все-таки ударяет по полу. Кажется, он в бешенстве от моих поступков. Я знаю. Но нам надо выбираться, а это не так-то просто сделать.

Мы идем по длинному, похожему на туннель, коридору, где стены с двух сторон испещрены тяжелыми железными дверями. Мы в местной тюрьме.

– Где мы находимся? – решаюсь задать я вопрос.

Робин лишь хмыкает и молчит. Второй мой провожатый даже бровью не ведет.

Мои предплечья уже горят от силы рук парня; его пальцы впиваются в мою кожу. Майка уже грязная и старая. Я явно не гожусь в модели.

– Мне больно. Ты держишь слишком сильно! – не выдерживаю я. Робин глядит на меня. Он ничего не говорит, но я чувствую как ослабляется хватка.

Впереди нас винтовая лестница. Впереди меня идет молчащий охранник, а я оказываюсь в середине. Роб замыкает наш стройный ряд.

В конце нас ждет люк.

Проводя пластиковой картой-ключом, охранник открывает его и мне по глазам бьет яркий свет. Мы оказывается на улице. Где-то среди пустоши. По левую сторону от меня я вижу огромное здание, а справа обрыв, который оканчивается океаном. Мы очень далеко от нашего гетто и леса, что окружает его. Я не знаю эту местность.

Перед нами есть взлетная полоса, которая обрывается так же резко, как и земля. Она тянется от здания. Но самолета или иного летательного аппарата я не вижу. Повсюду ходят военные. У них у всех оружие. Где бы мы не находились, оно было обнесено высоким забором с вышками. Смахивает на военные базы.

Где же они держат здесь отца? В той подземной тюрьме, где находимся мы с Линем или где-то в этом сером бетонном здании?

Я жмурюсь и моргаю, чтобы привыкнуть к яркому солнечному свету. Судя по солнцу, сейчас где-то около десяти утра. Вскоре солнце войдет в зенит.

Мои ноги поднимают пыль и нос отчаянно чешется.

– Нам туда! – направляет меня Робин, толкая в спину.

– Ты – мерзость! – меня всю трясет.

– Переживу. Шагай!

Двери открываются так же как и люк – ключом-картой. Охранник прячет его в нагрудный карман своей куртки.

– Куда? – встречает нас новый слоноподобный охранник, что стоит прямо в прихожей этого дома.

– Отец ее ждет наверху. Мне еще нужно ее отмыть и одеть, – отмахивается от него как от мухи Робин. Тот пропускает нас и мы поднимаемся вверх по лестнице. Сразу же заворачиваем направо и меня вталкивают в белую глянцевую комнату. Там нас ждут две девушки. Они поклонами приветствуют нас и приглашают пройти внутрь.

Я смотрю на Робина выпученными от удивления глазами.

– Тебя нужно отмыть и заклеить все твои порезы с синяками. Вернись за нами через час, – командует он своему помощнику. Тот исчезает и закрывает плотно за собой дверь. Я вздрагиваю.

– И зачем я здесь?

– Чтобы стать красоткой.

– Пошел ты! – возвращаю я ему пожелание.

– Только с тобой. Мне приказано не выпускать тебя из виду.

– А ты как цепной пес все выполняешь, да?! – Робин дергается в мою сторону. В его глазах горит недобрый огонек.

– Не зли меня, Надежда!

– Плевать я на тебя хотела.

– Вот и плюй, ведь я буду с тобой, пока тебя будут скоблить!

Руки развязывают, но тут же пристегивают к массажному лежаку. Я оказываюсь вынуждена лечь на него. С меня ловко стягивают старое тряпье и я остаюсь в белье. Робина это ничуть не смущает. Кажется, даже наоборот, забавляет.

– Отвернись!

– И дать тебе возможность сбежать? Нет!

– Я пристегнута! – теряю я остатки терпения.

– Но ты от этого не перестаешь быть дочерью хладного.

– Сволочь! – отворачиваюсь я от него. В моем воспаленном сознание вновь всплывают картинки с Робом, когда он спасал меня, заботился и оберегал.

– Я не удивлен. Но я все равно не уйду. Можешь оскорблять сколько хочешь.

Он издевается. Мои зубы скрипят от злости.

Меня покидают силы и я на время отдаюсь в руки двум «садисткам». Они работают быстро и без эмоций. Вышколены до безумия.

Я уже засыпаю от неги, которая накатывает по телу, когда мои мышцы разминают умелые пальцы, но чужое холодное прикосновение заставляет меня вздрогнуть и дернуться. Путы сильно впиваются в запястья.

– Тебе не нравится? – рядом стоит Робин.

– Убери свои руки от меня!

– Жаль, думал, что тебе будет так же приятно.

– Мне будет приятнее, если по мне будут ползать мерзкие гады, но не твои прикосновения!

– Ты – злюка, – отвечает он мне совсем без злобы. Но в его голосе чувствуется разочарование.

Оковы отстегнуты и я вновь свободна.

– Одевайся. Отец ждет!

Я поднимаюсь на локтях и поворачиваю голову. Роб завороженно смотрит в мою сторону. Его пальцы спокойно лежат поверх оружия. Он, что не думает о том, что я могу причинить ему опасность?

Резко бросаюсь на него. Он реагирует мгновенно и мой выпад блокирован. Руки скручивает, а меня прижимает к полу.

– Ты так и хочешь остаться свиньей! Надо же, только вымыли, вычистили и отскоблили, а ты уже вновь лежишь на полу лицом вниз. – нависает надо мной Робин. Его откровенно веселит вся это ситуация.

– Пусти! – дергаюсь я под ним.

– Не делай таких смелых движений. Я же могу и не сдержаться, – шепчет он мне на ухо, обдавая теплым дыханием.

– Только в твоих мечтах. Попробуй прикоснуться ко мне и я тебя не оставлю в живых!

– И не надо. Ради такого, я готов умереть, – прикусывает он кончик уха. Мне лишь остается мотнуть головой. Но он сильнее меня. – Ты не можешь противостоять мне или кому-то еще. Не можешь, пока… – он делает паузу. – … пока не разозлишься по-настоящему. Разозлись и поймай за хвост свою силу!

– Я не…!

Но внезапно меня осеняет: Роб дал мне подсказку. Он хочет помочь мне? Но зачем? И почему тогда он предал нас?! В голове куча вопросов, но ответы искать нужно не сейчас.

Сейчас меня поднимают и я вижу лишь глаза парня. Он просто молчит и ничего не предпринимает. В кабинет врываются двое вооруженных людей. Они тут же скручивают меня и нацепляют на руки наручники. Робин отходит в сторону. Он не удивлен таким разворотом событий. Он знал.

Знал! Но о чем?

Я быстро верчу головой по сторонам.

Камеры!

Как же я не догадалась! Глупая! Но Робин знал. Он все знал и поэтому…

Прошептал лишь тогда, когда находился в сантиметре от меня.

Теперь я не могу оторвать от него свой взгляд. Кто он и какую игру затеял? А главное, с кем он вознамерился играть: со мной или со своим отцом?!

Меня выводят в коридор и мы поднимаемся на верхний этаж.

* * *

Ксандер не изменился. Он встречает нас у окна, что выходит на обрыв. Я слышу плеск волн, что разрезают прибрежные камни.

Отец Робина одет в маскировочное обмундирование. Руки заведены за спину и сцеплены в замок. Он напряжен. Своим зрением я обязана отцу и, благодаря ему, могу видеть что на его руках сбиты костяшки. На них еще не запекшаяся кровь.

Мои глаза округляются. Ксандер поворачивается и видит это.

– О, наша дорогая гостья! Надежда, – прячет он свои руки в карманы брюк. – мы рады видеть вас и очень благодарны, что вы решили задержаться у нас.

– Неужели, вы лично издеваетесь над заключенными? Вам это нравится, да?! – делаю я вывод.

– Ах, это! – маячит он передо мной своими руками. – Я просто разделывал мясо нам на ужин. Присядем, – жестом приглашает он меня сесть за огромный длинный обеденный стол, что накрыт скатертью и кажется весьма неуместным в этом месте. Военная база и накрахмаленная скатерть.

Ощущаю толчок в спину. Мои надсмотрщики всегда начеку. Один из них толкает меня и усаживает насильно на отодвинутый стул. Руки все еще сзади и скованы наручниками.

– Вы невежливы с дамой, ребята. Леди будет неудобно, – окидывает Ксандер меня взглядом.

И есть на что посмотреть.

Мои волосы вымыты и уложены наверх в виде короны из косы. Грязная и измятая роба заменена чистыми хлопковыми штанами, а майка сменилась туникой с длинным рукавом. Ткань приятно холодит кожу. Ногти острижены и вычищены, а синяки от «милого» обращения замазаны тональным кремом.

Я похожу на «туриста обыкновенного», который забрел сюда по своей глупости.

Робин усаживается рядом со мной и отстегивает мне наручники. Руки колет и кровь вновь приливает к затекшим конечностям. Я прижимаю их к себе и потираю запястья.

Ксандер усаживается напротив меня и тут же появляются люди, которые открывают бутылку вина, разливая ту по бокалам.

Я не спешу говорить. Я не понимаю, чего он хочет от меня. Робин молча принимается за еду, даже не задумавшись о приличиях. Он просто ест.

– Тебе не нравится едва, Надежда?

– Вы издеваетесь?!

– Нет. Просто хочу пообедать с тобой и сыном.

– Просто пообедать? А как же Линь или мой отец, что томятся у вас в подземных камерах?! А?! – кладу я руки на стол и сжимаю острозубую вилку. Охрана тут же взводит курок на своем оружии. Мне приходится вдохнуть и отложить приборы от себя подальше.

– Они тоже могут стать свободными.

– Разве?

– Да, – тщательно жует он прожаренный кусок мяса. Ксандер спокоен и безмятежен.

– Ты же ненавидишь моего отца! И что, так просто отпустишь его и моего друга?

– Верно.

– В чем подвох?

Ксандер откладывает свою трапезу. Его взгляд прожигает меня и заставляет поежиться. Я едва не отвожу взгляд. Он отводит его первым и переводит на сына.

– Ты действительно считаешь, что она уникальна? По мне, так она просто испуганная девочка, что разом потеряла все из-за своей глупой выходки и подставила своего отца!

Мне лишь остается смотреть на них.

Робин не спешит отвечать. Он продолжает свою трапезу и бубнит забитым ртом:

– Считаю. И ты считаешь так же. Не надо нагонять тоску и скуку, играя с ней в свои игры. Она их все равно не поймет.

– Ты прав, – признает с сожалением Ксандер. – Тогда перейдем к сделке. Ты же хочешь, чтобы твой отец и друг смогли уйти отсюда, Надежда?

– Да!

– И ты готова на все ради этого?

– Верно!

– И даже остаться здесь, чтобы работать на меня?

– Что?! – не верю я в то, что слышу. Он всерьез?!

– То, что ты слышишь. Мне нужен тот, кто сможет мне помочь встать во главе всех семи гетто.

Я отказываюсь верить своим ушам. Этот ненормальный задумал подчинить себе всех. Он хочет править всеми, не утруждая себя тем, чтобы давать кому-либо отчет. Он – псих!

– О чем вы говорит?

– Готова выслушать? – улыбается волчьим оскалом отец Роба.

Я выгибаю шею и склоняю голову в сторону. Меня коробит от того слова, что я должна озвучить. Но мне помогают в этом.

– Вывести на экран! – командует Ксандер кому-то невидимому мне.

Стенка за ним с тихим шипением отъезжает и я вижу огромный экран, что вмонтирован в стену. Он включается и пару раз мигает, затем появляется картинка. Вначале, мне кажется, что это фото. Она не движется.

Но потом я различаю движение рук. Видео.

В камере без окон, что похожа на мою, находятся четверо. Трое стоят около одного человека. Он привязан к стулу. На его голову надет черный мешок, а руки и ноги обтянуты канатной веревкой.

– Покажи его! – говорит вновь кому-то Ксандер. С пленника стягивают мешок. Я узнаю в нем отца. Он изнурен и сильно избит. По его лицу текут струйки крови, смешиваясь с грязью. К горлу подступает волна тошноты. Он сильно потерял в силе.

Видно, что его долго истязали и не давали отдыху. Его путы сильны и не могут не причинять боль. Но отец даже не кривит бровью.

– Он – отличный солдат! – без тени издевки говорит Ксандер. – Жаль, что он никогда не станет работать на меня. Я не могу рассчитывать на него. Из его памяти никогда не сотрется то, что он видел. – он говорит про мою мать. Я понимаю, что он прав.

– Отпустите его и Линя!

– О том и речь. Предлагаю обмен, – поднимает он вверх бокал, держа за тонкую ножку. В нем как кровь плещется красное вино. Ксандер опустошает его и с удовольствием причмокивает. Он – изувер, который получает наслаждение от всего, что доставляет другим боль.

– Я на них?

– Вообщем, предполагался лишь один пленник на одного.

– Два! Линь и отец!

– И ты согласишься работать на меня?

– Да! Только они должны уйти отсюда! – с жаром соглашаюсь я.

Ксандер выпячивает губы вперед и касается подбородка, опираясь локтем на стол. Он думает? Как же! Он играет.

– Ладно. Но мне нужны гарантии.

– Какие?

– Самые обыкновенные. Гарантии, что ты не сбежишь и не предашь меня.

– И что я должна сделать? – стараюсь говорить спокойно и не сжимать в руках скатерть, превращая ее в скомканную тряпку. Охрана всегда на чеку и стоит за моей спиной. Робин видит это и лишь подавляет усмешку. Я когда-нибудь сотру ее с этого лица.

– Ты просто должна увидеть, – тем временем пожимает плечами Ксандер. – Показать ей!

Картинка с моим отцом меняется и появляются снимки. Они идут один за одним и на кадрах мелькают люди. В них я с ужасом узнаю и бабушку, и Ванессу и Оливера, которого я видела на фотографиях в доме бабушки, что играется с детьми. Рядом с ним улыбается молодая женщина. Скорее всего этого его жена.

– Ванесса… – вырывается у меня. Где она? Что с ней? Я до последнего надеялась, что она смогла избежать Ксандера и его отряда убийц.

– Она ищет вас. Рыщет рядом с тем местом, откуда я вас забрал. Странная девица, – слышит меня отец Роба. Я же ощущаю пинок в ногу под столом. Робин пинает меня.

Я поворачиваюсь в его сторону. Что он делает? Робин едва заметно покачивает головой. Он хочет, чтобы я замолчала?

Ксандер не видит этого жеста и продолжает:

– Но мне она не нужна… пока, как и остальные, что дороги тебе. Семья? Пф-ф-ф!!! Слабость и одни проблемы!

Я приподнимаюсь со стула. Шипение сзади. Охрана делает шаг ко мне.

– Не обижайся, – сразу же миролюбиво добавляет он и дает отмашку своим «псам». Они кивают и вновь возвращаются на свое место. – просто я говорю правду. Ты видела, что я могу. Ты видела, что я все знаю. Это и есть мои гарантии. Как тебе?

– Ты готовишься ко всему обстоятельно!

– Спасибо, – заканчивает трапезу Ксандер. Я не сразу замечаю, что Робин уже давно не ест, а лишь смотрит в тарелку и внимательно слушает нашу беседу. Я не могу понять его сути. – Так, что ты решила? – возвращает мое внимание Ксандер.

– Я не убегу.

– Отлично! Мне нравится, когда все всё понимают. Их отвезут.

– Нет! – встреваю я сразу.

– Что-то не так?

– Они улетят сами. Я видела у вас вертолеты. Отец сам сядет за штурвал. И я должна это видеть! – ставлю я условие.

Ксандер не скрывает своей улыбки. Он раздражен, но его умиляет тот факт, что «букашка» может диктовать условия «тигру». Но ему придется согласиться с ними.

– И ты не отступишь от своей просьбы?

– Это не просьба!

– Я понял. А если я откажусь?

– Тогда, я лучше умру, чем помогу тебе! – слышу я свой ответ. Мне становится страшно, но я заставляю заткнуться свое внутреннее «я» и прищуриваю глаза, чтобы не выдать своих эмоций. Я уже чувствую, что жар начинает разливаться во мне. Сила накатывает волнами.

– Выдохни! Рано! – слышу я шепот Робина. Он не уловим для обычных людей, но слух как зрение у меня от отца – хладного. Я слышу его. И подчиняюсь ему.

Я смотрю на парня. Мне нужно выбрать одно из двух: враг он или друг? Кто он для меня?! Робин же вновь смотрит перед собой, никак не выдавая свой интерес ко мне. Мне кажется, что я схожу с ума. Неужели, мне это все мерещится?!

– Кажется, мне придется согласиться, – хлопает в ладоши Ксандер. – Тогда, идем!

Меня поднимают сильные мужские руки. Охрана вновь держит меня под локти и тащит вниз, ловко лавируя повороты. Ксандер идет за нами. Он предпочитает видеть и контролировать меня. Роб идет впереди.

Мы оказываемся на площадке. Палящее солнце уже начинает клониться к линии горизонта.

– Вывести их!

Через пару минут на поверхность выводят двух людей. Один из них несет другого на руках. Слышно легкое постанывание.

Линь!

Отец несет его на руках. Хотя его руки все изранены и из них, пульсируя, течет кровь. Раны серьезны, но если он смогут улететь, то он выживет. А вот Линь…

Он избит, изранен. Над ним долго издевались. Его срочно нужно вытаскивать отсюда.

Их окружает плотная «стена» из охраны.

– Спрячь ее, чтобы он не видел свою обожаемую дочь! – командует Ксандер и Робин заводит меня себе за спину.

Вертолет разгоняет свои винты. Потоки воздуха едва не сносят меня с ног. Я оказываюсь в хватке Робина. Он держит меня, заставляя ощущать дрожь его тела. Он дрожит! Осознание этого становится для меня открытием.

– Сын, ты слишком ринулся выполнять свои обязанности, – слышу я голос Ксандера.

Робин сжимает руки на моей талии и я кривлюсь. Его пальцы впиваются в кожу.

– Ее сдует, если я отпущу.

– Ну раз так… – в его голосе слышен смех. – то тогда, конечно, держи наше «сокровище».

Отец тем временем ищет меня взглядом. Он кожей чувствует, что я рядом с ним. Мне лишь остается молить его о том, чтобы он сел в вертолет и уехал, увезя Линя.

– Где Надежда?! – останавливает он свой шаг. – Где моя дочь?!

Его голос грозен, словно и не было всех тех истязательств. Отец не сломлен. Он зол.

– Улетай, хладный! – выходит на передний план Ксандер.

– Ты!!! – яростно кричит отец. Он увидел его. Того, кто является для него врагом. Самым смертельным врагом. – Сволочь!!!

– Рад видеть, что чувства наши с тобой взаимны. Я же говорил, что мы свидимся еще много раз. Говорил еще тогда, когда была жива… – Ксандер замолкает.

– Не смей даже думать о ней! – рвется свернуть шею мерзавцу мой отец. Это и заставляет меня выйти из тени, освободившись от объятий Робина.

– Отец, стой! – кричу я ему. Он уже на грани. Но он должен думать о тех, кто остался без нашей защиты. Семья моей матери. И еще есть Линь.

– Надежда! – смягчается он на секунду. Но тут же его взор устремляется на тех, кто окружает меня. – Они… Что они сделали с тобой?! Он заставил тебя?! Чем он заставил тебя, дочь?!

– Отец, улетай. Прошу тебя. Спаси себя и его. Спаси всех.

Он не верит мне. Не хочет идти по коридору, что выстроила для него охрана прямо к вертолету.

– Надежда, я не могу бросить тебя! – в его голосе отчаяние и боль. Я – то, что может сломить моего отца. Но он должен остаться сильным. – Мне плевать на себя!

– Но мне не плевать на тебя. Прости меня, отец. Спаси их всех! Прошу тебя! Линь… ему не выжить, если он останется здесь. Уходи! Уходи сейчас же!!! – кричу я изо всех сил.

Отцу трудно принять это решение. Мне придется ему помочь.

– Все это моя вина! Я втянула всех во все это. Помоги мне искупить свою вину. Хоть частично!

– Надежда, это не так… ты не виновата…

– Прошу! Спаси Линя! – мое нутро стягивает в жгут и заставляет задыхаться. Я вновь чувствую жар и волны силы.

Мне помогает тот, от кого я не ожидаю помощи. Робин произносит лишь одну фразу.

– Живым вы можете помочь, а мертвым – нет.

Отец смотрит теперь на него, а не на меня. Они словно переговариваются, не произнося ни слова. Затем он делает шаг, потом еще один… и так доходит до вертолета. Тот готов к взлету.

Пилот выпрыгивает и отходит на расстояние от машины. Отец кивает нам и заносит Линя на борт.

– Я вернусь за тобой, Надежда!

– Да, – улыбаюсь я, заставляя себе не плакать.

– Не сильно надейся на это, – ровняется со мной Ксандер. – Теперь, его «Надежда» стала моей. И я не собираюсь ее прятать. Я собираюсь стать сильнее с ее помощью. Твой отец лишь слаб, когда ты рядом.

– Я тебя…

– Думай о том, что собираешься произнести. Они еще даже не уехали, – издевается он надо мной и машет рукой, провожая отца, как добрым друзьям в дорогу.

Я прикусываю свой язык. Железный солоноватый вкус заставляет меня остудить свой пыл. Он прав.

Отец поднимает вертолет над землей. Его немного ведет, но отец справляется с управлением.

– Идем! – берет мою руку Ксандер.

– Нет! – проявляю я чудеса настойчивости. – Пока они не исчезнут за горами, я и с места не двинусь!

– Оставляю ее на тебя, сынок! – хмыкает он. – Теперь, она твоя забота. Ты должен заставить ее стать тем, кем она была рождена.

– И кто же я?

Ксандер молчит.

– Солдатом, – отвечает за него Робин.

Злость поднимается во мне и я едва не захлебываюсь в ней.

 

Глава 14

Я больше не нахожусь в заключении. Но та казарма, куда меня определяют, мало чем отличается от предыдущей камеры. Разница в том, что в этой камере есть небольшие окна и я нахожусь на земле, а не под ней.

Она находится на отдалении от всего форт-поста. Ее словно выделили, боясь тех, кто окажется здесь.

В огромном ангаре, что отдан под эту казарму, расположены восемь кроватей в ряд. И лишь две из них заняты. Мной и Робином. Он приставлен ко мне как нянька.

– Я буду здесь жить?

– Верно, – обживается он на новом месте. Он садится на кровать и пару раз подпрыгивает на ней и удовлетворенно хмыкает. – ты и я, да мы с тобой.

– Смешно. И зачем мы здесь?

– Чтобы учиться.

– Учиться? – удивляюсь я.

– Верно. И ты, и я будем проходить курс подготовки.

– Какой? Почему лишь мы?

– Чтобы суметь повести остальных в бой. Чтобы выжить.

– И что, ради этого нужно жить вместе?

Робин облизывает губы и откидывается назад, опираясь на локти.

– Да, нужно. Хочешь выжить и победить – стань сильнее и выучи все, что дает тебе твой противник. Дура! – напоследок ставит на мне клеймо он. Я раскрываю рот от удивления.

Робин больше ничего не говорит. Он просто встает и идет к выходу.

– Собирайся и выходи. Нас ждут. Советую переодеться в то, что есть в шкафчиках.

– Я…

– Неинтересно, – машет он рукой, не оборачиваясь.

Что он за человек? Он как шторм, что заставляет лодку кидаться из стороны в сторону. Я так же не могу определить в какую сторону мне обратиться. Кто он для меня? Друг или враг?

Железные прямоугольные шкафчики оказываются в противоположной части к выходу, рядом с душевыми, что отгорожены хлипкой стенкой и картонной дверью. Все они открыты, кроме одного. Видимо, шкаф Робина. В остальных одинаковый набор. Две футболки черного и белого цветов, широкие военные штаны и шорты из такой же ткани, две пары носков черного цвета, кепка и кожаные высокие ботинки.

Робин прав. Я здесь солдат. И я подписалась на это. Прав он и в том, что нужно не отказываться, а впитывать те знания, что мне дают. Ксандер хочет идеально натренированную убийцу, что отточит свои навыки на этой базе? Он ее получит.

Я быстро натягиваю на себя униформу, выбирая черную майку и шорты. На улице жара и добавлять себе проблем, изнывая от жары, я не собираюсь. Затягиваю шнурки на берцах и выхожу наружу. Там меня уже ждут. Робин и двое солдат, что стоят перед казармой.

– У нас мало времени. Ксандер дал лишь месяц на подготовку.

– Месяц?! – вырывается у меня.

– Верно, – отвечает мне тот, что повыше и покрупнее. Его руки покрыты татуировками, а идеально бритая голова и шрам, который тянется от его глаза по сей щеке делают его еще более устрашающим. – и у тебя не будет времени, чтобы еще раз задуматься об этом. Вперед. Нас ждет полоса препятствий. Посмотрим, чего вы стоите!

– А кто вы двое?

– Ваши с Робином наставники, – продолжает все таким же спокойным голосом лысый. – Я – Петро, он, – кивает на своего помощника и тот делает шаг вперед. – Андрес.

Андрес ниже Петро на целую голову и на его голове топорщится маленький ежик темных волос. Он щуплый и не сильно похож на бравого солдата. Оказывается, я права.

– Андрес – наставник Робина. Он будет его обучать основам военного дела и, самое главное, тактике ведения боя. А я…

– Ты будешь моим наставником, – догадываюсь я.

– Верно. Я знаю, что ты уже была обучена хладным, а значит имеешь навыки.

– Верно. Показать? – хамлю я ему.

– Если только позже, – его выражение лица обещает мне скорую расправу, если я не заткнусь. Я киваю и замолкаю. – А сейчас шагом марш на прохождения полосы препятствий.

Мы нестройным рядом идем в сторону обрыва. Там, оказывается, есть возможность спуска. Скрытые туннели. И мы выходим на площадку, что оборудована прямо на берегу. Мне уже становится интересно.

Лишь через два часа мы вваливаемся в казарму и рушимся как подкошенные на свои лежанки. Они проседают под нашим весом и скрипят на все лады. Робин молча пялится в потолок. Я же со злостью осматриваю свои руки. На них царапины, синяки и ссадины. Ноги в аналогичном состоянии. На лице пыль и синяк, который мне поставил мой наставник. В рукопашном бою он превосходен. Кто он и откуда взялся?

– Выглядишь неплохо, – издевается Роб. Он выглядит не краше меня. Его тоже проверяли на вшивость.

– Спасибо.

– Это лишь начало. По крайней мере, для тебя точно.

– А ты?

– Я вскоре уйду в тень, дабы разобраться с бумагами и начать вести борьбу иного рода. – говорит он вновь загадками. В нем это меня бесит больше всего.

– Какую? Скажешь?

– Нет, конечно. Ты идешь в душ? – поднимается он наконец с кровати. В его руках полотенце, что висит на каждой спинки кроватей.

– Иду!

– Тогда, советую поторопиться. Нам нужно еще успеть поесть перед вечерней тренировкой. – пропускает он меня вперед. Чертов джентльмен!

– Еще тренировка?

– Да, детка. Теперь твоя жизнь – это одна сплошная тренировка. Чувств здесь нет. Забудь про них и вспомни кто ты есть на самом деле.

Его слова заставляют меня задуматься. Кажется, мне приходится делать выбор, как и моему отцу. Только он был уверен в обратном, ища в себе чувства. А мне придется искать сущность хладного, что должна быть во мне. Вот о чем постоянно намекает мне Робин. Вот то, о чем он мне постоянно говорит.

Беру полотенце и иду в душевую.

Теплая вода кажется мне обжигающей, задевая мои свежие порезы о прибрежные камни. Она смывает грязь и песок с моей кожи; я натираю ее мылом, что не отдает никаким запахом и замираю от осознания того, что я оказалась в ловушке. Вода не перестает течь по моим волосам, стекая к ногам.

Все это кажется мне игрой, где правила меняются каждую секунду и я просто не успеваю их отслеживать. Нечего говорить о том, чтобы попытаться их изменить.

Пора выходить.

Я вытираюсь и заматываю волосы куском махровой ткани. Майка липнет к мокрому телу. Я переодеваюсь в штаны. Шорты простирываю и вешаю на одну из перегородок. Здесь оборудована вытяжка, она быстрее сможет высушить их, нежели затхлое помещение казармы.

– Ты сексуальна с мокрыми волосами, – слышу я Робина у себя за спиной.

– Не учили, что нужно ждать, пока человек выйдет или просто, что нужно стучать? – закручиваю я кран умывальника и разворачиваюсь к нему. – Твою ж…! – тут же зажмуриваю я глаза.

– Не видела? Да ладно! – ржет как конь Роб. Он доволен эффектом и заматывает полотенце вокруг бедер. Одежда у него на руке. Сволочь!

Я быстро шагаю по направлению к выходу.

– Осторожнее! – слышу я его и мой нос с размаху впечатывается в косяк.

– Ай!

Мне приходится открыть глаза и с силой тереть свой ушибленный нос. Как будто мне ушибов и синяков от тренировки мало.

– Какая же ты все-таки наивная, хоть и пытаешься казаться сильной. Но котенок никогда не сойдет за тигра, как бы он не шипел!

Робин подходит ко мне и я позволяю ему осмотреть мой нос.

– Ну что там?

– Ничего страшного. Не умрешь, а нос немного покраснеет и все.

Наши взгляды встречаются. Он смотрит на меня открыто, прямо и без издевки. В его глазах лишь обеспокоенность. В них я читаю страх.

Его пальцы ласково проводят кончиками по всей длине моего носа и попадают в впадинку под ним. Он завораживает меня и лишает сил двигаться.

– Здесь все под прицелом, – наклоняясь, сообщает он мне и касается своими губами моих. – Не показывай им своей боли.

– Что ты хочешь этим сказать? Объясни! – требуя я от него ответа. Мои руки хватают его шею. Единственное, что я усвоила так это то, что здесь повсюду камеры. Нас не отпускают ни на секунду.

– Если можешь верить мне, то верь. Нет, тогда и не пытайся. Просто, слушай и наблюдай.

Он дергает мои руки и они расцепляются. Я едва не налетаю на стену.

– Если не хочешь принять вместе со мной душ, то уходи! – вновь этот его язвительный и холодный тон.

– Иди ты!

Я хлопаю дверью, а за ней слышится смех.

В мой голове гудят сотни мыслей и сомнений. Мне нужно подышать воздухом. Надо на улицу. Срочно!

Натягиваю ботинки и быстрым шагом покидаю казарму.

Но не успеваю я сделать и два шага от входа как меня останавливает чья-то сильная рука и тащит меня в сторону от казармы. Ближе к скалам.

Я не сразу понимаю, что это Петро. Но он не церемонится. Он тащит меня вновь вниз. Вновь к полигону, где лишь недавно я глотала пыль и разбивала коленки о камни, падая со стенки.

Он со всей силы швыряет меня на землю. Я едва не зарываюсь носом в песок. Мокрые волосы вновь грязные. Злость заставляет меня сжать пальцы и смять комья грязи.

– Ты обалдел?! – подскакиваю я к нему.

– Нет, это ты не понимаешь, что должна успокоиться и усмирить свой гнев! Не можешь, я помогу. Пятьдесят раз отжаться.

– Здесь? – осматриваю я место. Крупные валуны с мелкой и острой россыпью, что перемешаны с мокрым песком.

– Именно! Приступай! – его тон, что не терпит возражений. Петро сурово смотрит на меня, ожидая повиновения.

– Но здесь этого сделать невозможно!

– И почему же?

– Руки соскользнут с мокрых камней и я просто-напросто могу себе сломать что-нибудь.

– Ты здесь не для того, чтобы отдыхать. Уясни это наконец! А теперь, выполняй приказ! – ставит он мне ногу на спину и прижимает меня обратно к земле.

– Мне больно! Отпусти!

Петро давит с неимоверной силой. Он и не собирается отпускать меня.

– У тебя есть выбор: или делать то, что я прикажу и тогда я отпущу тебя, или продолжать извиваться как червяк на крючке и ощущать давление моей ноги. Я не слышу! – нагибается он ко мне.

– Есть, сэр! – кричу я в ответ.

– Умница!

Нога поднимается с моей спины и я могу вдохнуть полной силой. Воздух теперь беспрепятственно поступает в мои легкие.

– Начинать исполнять приказ!

– Есть, сэр.

Руки с трудом, но отрывают меня от земли. Я вновь и вновь отжимаюсь от неудобной поверхности. Руки скользят и норовят попасть между камнями. Галька шуршит под ногами, а песок прилипает к моему телу. Я похожа на чучело.

– Еще! Еще! Еще!!! – слышу я лишь от Петро.

Он наворачивает вокруг меня круги и я вижу лишь его огромные сапожищи.

– Урод! – шепчу я себе под нос.

– Я с этим смирился. А ты так гордишься тем, что привлекательна и молода? – слышу насмешливый голос.

Как? Он не должен был услышать мой шепот, да еще и при шуме волн, которые не останавливаются ни на секунду и разбиваются о берег.

Я останавливаюсь.

– Ты еще не закончила, – тут же слышу я голос Петро.

– Плевать! – отряхиваю я свои руки от песка.

– Да как ты смеешь?!

– Кто ты? – уже выпрямляюсь я во весь свой рост.

– О чем ты? Вернись на исходную позицию и сделай то, что тебе было приказано! За неповиновение останешься без ужина.

– Кто ты? – не двигаюсь я с места.

– Я не понимаю тебя.

– Ты слышал меня, хотя не должен был. Кто ты?

Петро теряется. Он молчит и смотрит на меня.

– Расскажешь?

– Выполни то, что тебе приказали.

– Выполнить? Подчинение? Приказы? Ты – хладный?! – осеняет меня.

И как только я не могла догадаться раньше?! Его сила, отточенность действий и слух, который засекает даже шепот.

Он – хладный.

Но это невозможно. Отец – последний хладный, не считая меня, полукровки. Всех уничтожили еще тогда, когда была жива моя мать.

– Тихо! – прижимает он меня к себе и закрывает мне рот. Я права. Это видно.

– М-м-м… – мычу я.

– Ты умнее, чем кажешься.

Он отпускает меня. Я вновь могу говорить.

– Я права. Ты такой же как и…

– Как и ты, как и твой отец. Верно.

– А Андрес, он…?

– Нет, простой вояка.

– А Ксандер, он знает, что ты…?

Петро кивает.

– Да, знает. И он знает многое, чего ты себе и представить себе не можешь. И тебе не стоит на каждом углу показывать как тебе здесь плохо. Они следят за тобой и лишь здесь ты можешь не опасаться слежки. Но здесь слежу за тобой я. И лучше тебе никому не говорить о том, что ты узнала кто я. Поняла?

– Поняла.

– Тогда, отжимайся! – ухмыляется Петро. – Я не твой отец, я не ощущаю чувств и эмоций! Бегом!

Вот почему его заставили обучать меня. Он тот, кто не попадет под сантименты.

Мне приходится вновь опуститься на карачки.

* * *

– Где была? Пропустила ужин, – сообщает мне Роб, когда я вползаю в казарму. Грязь комьями сваливается с меня. – Вау! Это хобби у тебя такое – в грязи валяться?

– Неважно. Я хочу лишь одного.

– И чего же? – с невинным видом интересуется у меня Роб.

– Вымыться.

Процедура помывки впервые совершается мной два раза за один день.

Ужин мне отменен и поэтому я верчусь на кровати, пытаясь уснуть. Робин что-то листает в книге, которую притащили ему с подносом еды.

– Мы и питаемся отдельно ото всех?

– Хочешь есть в общей столовке для всех вояк?

– Нет. Просто интересно, – облизываюсь я, глядя на сочный кусок мяса, что лежит на тарелке у Роба.

– Как твои занятия?

– Ты о моем наставнике?

– Да.

– Ничего обычного. А что? В твоем наставнике что-то не так?

Я вспоминаю про камеры.

– Нет. Просто, он – тиран, который издевается надо мной.

– Это привилегия таких как ты.

– Таких как я? А кем ты меня считаешь, Роб? – хочу услышать я от него хоть толику правды. Я не знаю где мне ее искать в своей жизни.

Робин задумывается и смотрит на меня. Он опускает свой взгляд, подбирая правильные слова.

– Девушкой, которая попала в переплет по собственной глупости.

Но этот факт своей биографии я знаю и без него. Мне нужно другое.

– И все?

Молчание.

– Все! И если ты исчерпала лимит своих вопросов, то я хочу спокойно поужинать.

– Приятного аппетита!

– Спасибо, – слышу я в ответ.

Не могу с ним находится в одном помещении. Он бесит меня.

На улице темно. Солнце село и лишь яркие софитные фонари, что освещают всю территорию, не дают мне погрязнуть в вязкой тьме.

Усаживаюсь на гранитную скамью, что стоит у дорожки. Она ведет к главному корпусу и тюрьме, откуда меня недавно вытащили на землю. Там виднеется движение. Не все еще спят. Думаю, что здесь всегда так.

Ветер холодит мое избитое тело. Я лишь наслаждаюсь этим. Жар не так просто остудить.

– Не возражаешь? – садится рядом со мной Петро. Как он умудряется оказываться всегда рядом?

– Нет. Садись.

– Я старше тебя, проявляй уважение, – смеется он, вытягивая ноги вперед.

– Не хочу. Уважение – то, что заслуживают, а не выбивают приказами. Ты что-то хотел?

– Да. Поговорим?

– Тебя приставили ко мне не для этого. И вряд ли ты скажешь мне правду, если я задам тебе вопросы. А на твои у меня нет никакого желания отвечать. Извини.

– Спрашивай, – слышу я после десяти минут тишины. Его голос теперь не играет, он ровный и серьезный. Он не дрожит, пытаясь создать иллюзию легкости. – я отвечу на них.

– Правду?

– Да.

– Хорошо. Как ты оказался на службе у Ксандера? Разве ты не знаешь, что он за человек?!

– Знаю. Он уничтожил все наше поселение. Всех, кого я знал. Я месяцами видел лишь стены камеры. Одиночество, осознание тупика и ненужности.

– Ненужность? – цепляюсь я за это слово.

– Да. Таким как я и твой отец нет места в мире простых людей. Таким как ты.

– Я?

– А ты хочешь поспорить? Думаешь о себе как о человеке? – задевает за больное Петро. – Это глупо. И именно поэтому ты оказалась в этом дерьме. Ты пытаешься стать ближе к тем, кто никогда не приблизится к тебе. И твой отец это понимал раз прятался с тобой так долго от людей. Ты же сглупила.

Мои губы вытягиваются в тонкую линию и руки едва не крошат скамью.

– Ты согласился работать на него?

– Согласился.

– И что, работаешь на парня, который мечтает поработить мир с помощью универсальных солдат? – поворачиваю я к нему голову. Петро тоже смотрит на меня. Я могу видеть его взгляд и то как он изучает меня.

– Лучше быть рядом с тем, кто закладывает бомбы и знать их расположение, чем вслепую метаться в ужасе, когда начнется заварушка. У тебя тоже появился такой шанс.

– Шанс… шанс… Какой к черту это шанс?! А?!

– Идеальный, – все таким же спокойным тоном отвечает мне Петро. – Но ты должна отрешиться от чувств, что вызывают у тебя люди. Забыть про них и научиться всему, что может понадобиться.

– Говоришь, что я должна не любить, не беспокоиться и не переживать?

– Верно. Ты хладная, а значит это в твоей природе.

– Я наполовину человек! – повышаю я голос. Петро тут же хватает меня и встряхивает, заставляя одуматься.

– Не забывай, где ты и успокойся! Ты думаешь лишь об одной половине, но забываешь про вторую.

– Нет. Это ты забываешь. Хотя не так, – мотаю я головой. – ты просто не думаешь о той половине, что есть в тебе. Той, где есть чувства.

Он не верит мне.

– Будут еще вопросы?

– Не знаю. В моей голове каша.

– Лучше всего это решается с помощью тренировок. Готова?

– Сейчас? – подскакиваю я с места.

– Именно. Ночь – это преимущество для таких как мы. И я готов тебе это показать. Идем? – протягивает он мне руку.

Я могу отказаться. Но мне интересно. Я решаюсь.

– Идем, – беру я его большую шершавую и мозолистую руку. Она сжимает мою и мы спешим к лесу.

Нам понадобиться выйти за застенки этого комплекса. Неужели, Петро настолько доверяют? И нас выпустят?

Ему доверяют.

Перед воротами он показывает пропуск и часовой отходит в сторону, давая беспрепятственно нам пройти мимо него. Когда я ровняюсь с ним, то часовой воротит лицо. Я противна ему.

Петро оказывается прав. Я чужая в мире людей. Нас не принимают.

Мы оказываемся на опушке леса, что поднимается вверх, окутывая горный массив.

 

Глава 15

– Ты на особом почете здесь? – едва успеваю я пробираться мимо стволов деревьев и подниматься все дальше и дальше в гору.

– Не я, а ты.

– Я?

– Да. Ксандер дал всем особые распоряжения. Он очень хочет сделать тебя своим преданным солдатом. И он пойдет ради этого на многое.

– Ты стал откровеннее. Это тоже твой приказ? – спрашиваю я у него, отводя низкие ветки ели. Она хлестко одаряет меня ударами со спины, когда я прохожу мимо.

Петро хмыкает и продолжает путь наверх.

– Или я тебе просто понравилась? – разбирает меня от стресса и напряжения смех. Он больше похож на истерику, но Петро молча ждет, пока меня отпустит.

– Ты ошиблась в своих предположениях.

– Но…

– Во всех! Идем, – приводит он меня на ровную каменистую поверхность, что выходит к обрыву.

– Здесь?! – не могу поверить в это.

– Верно. Лучше всего тренировать захваты и подножки там, где опасность реальна. Так намного эффективнее, чем на ринге, где есть страховочные маты и ограждения. Готова? – кидает он мне эластичные повязки.

– Мы будем драться в метре от обрыва?

– Да. И если хочешь остаться здесь, а не полететь туда, то придется постараться. Покажи на что ты способна?

Он заматывает свои руки и проверяет шнуровку на ботинках. Мне приходится повторить за ним все действия. Я встаю в боевую стойку, отведя одну ногу назад, а руками прикрывают лицо.

– Начнем? – медленно как дикая кошка обходит меня Петро.

– Начнем! – подтверждаю я и тут же пропускаю удар в бок.

Меня опаляет болью и я сгибаюсь под ее тяжестью. Я заставляю себя забыть о боли и вновь готовлюсь к атаке.

– Ты глупа, если думаешь, что противник будет ждать, пока ты очухаешься. Удары нужно наносить молниеносно. Они должны литься как дождь. Тебе не нужна тактика защиты. Ты должна овладеть тактикой нападения.

– И как же я ей овладею, если ты будешь нападать на меня?

– Ксандер говорил о твоей уникальности. О силе, что пробуждается в тебе в порыве гнева. Давай, вперед! – разводит руки в сторону Петро, словно приглашая атаковать.

– Я не могу! Я н знаю как!

– Тогда, учись! А я помогу! – вновь идет в атаку он.

Следующий его удар более серьезный. Я едва могу увернуться. Но Петро не собирается останавливаться.

– Ты решил меня убить?! – кричу я ему, задыхаясь. Мне не хватает воздуха.

– Нет. Я хочу, чтобы ты смогла выжить. Как думаешь, – вновь проводит захват и я оказываюсь на холодной земле, прижатая его руками. – что сделает с тобой Ксандер, если ты не оправдаешь его надежд? – смотрит он серьезно на меня.

– Убьет.

– Правильно. А что он сделает с твоими близкими?

Мои глаза округляются. Он прав. Ксандер не оставит их в покое.

– Догадалась?

– Да.

– Тогда, ты должна заниматься и заниматься, пока не будет результат. Иначе, ты сделаешь хуже не только себе.

– А ты? – поднимаюсь я с земли. Петро отходит, но не сводит с меня глаз. Он следит за каждым моим движением.

– Это не твоя забота. Хорошо, – опускает он руки. – на сегодня хватит. Завтра уже на ринге. Вечером.

– Ты не показываешь мне приемы.

– А разве ты их не знаешь? – ухмыляется мужчина. – Отец же, наверняка, учил тебя.

– Так и есть. Но я думала, что ты будешь…

– Не буду. Моя задача в другом. Ты должна понять природу своих способностей. А иначе, ты не сможешь их применить.

Он стягивает повязки и помогает мне распутать руки. Я вновь вся вымазана в грязи. Порой мне кажется, что теперь вся моя жизнь смешалась с грязью. И из этого болота нет выхода.

Я морщусь и стаскиваю с руки налипший лист. Он оставляет мутные разводы на коже.

– Вижу, тебе не нравится быть грязной, – замечает мое настроение Петро. Ему же плевать на свой вид.

– И что? Я девушка, в конце концов.

– Я заметил, – кашляет и отворачивается от меня он. Его странное поведение немного заботит меня.

– Ты о чем?

– Я никогда не тренировал девушек. И ни разу не вступал в схватку с ними.

– Ты не знаешь как себя вести с ними, так? – делаю я смелую догадку.

Я застаю Петро в минуту смущения. Он смущен?! Если бы я не видела этого сама, то никому бы не поверила. Мой суровый и жестокий наставник умеет смущаться. Как мило!

– Хватит! – прерывает он мои восторги по поводу его чувствительности. – Если хочешь, то тут недалеко есть водопад. Он небольшой, но чтобы помыться, его хватит. Или можешь дойти до лагеря и там…

– Водопад! – быстро выпаливаю я, пока он не передумал. Петро пожимает плечами и ведет меня дальше вверх. Больше он не произносит ни слова. Он злится на самого себя за то, что разболтал мне лишнего. Но я не вытаскивала слова клещами и я здесь не при чем.

Через пару минут мы приходим к самому красивому месту, что я видела в своей жизни.

Между деревьями притаенно журчит кристально чистый водопад, что стекает вниз и уносится к обрыву. Выступ горы, откуда течет вода, покрыт неровностями и дает горной воде показать себя во всей своей красе. Луна ловит всплески и дарит им свой холодный белый свет, превращая воду в живые кристаллы. Журчание воды похожа на мелодию, то медленную, то быструю.

Внизу водопада есть углубление с небольшим гротом внутри. Там можно встать и почувствовать всю силу природной воды, что будет бить тебе по плечам. Мне срочно нужно туда.

Я кидаюсь к водопаду.

– Как здесь красиво! – не могу не восхититься я этой красотой.

– Я буду за ним, если что. Не пытайся сбежать, – хмурит брови мой провожатый. Петро смущенно уходит за угол выступа.

– Спасибо! – кричу я ему вслед. Ответа не следует.

Я быстро скидываю одежду и пробую ногой температуру воды. Она холодная, если не сказать ледяная. Но альтернативы у меня нет. Встаю под жесткие струи воды, что едва не пришибают меня к земле. Нужно время, чтобы привыкнуть.

И я привыкаю.

Через минуту по телу расходится жар, а озноб отступает на задний план. Мне становится уютно в объятиях горного потока. Хочется, чтобы это длилось вечно.

Я промываю как могу свои волосы и вожу рукой по телу, стараясь смыть ошметки грязи. С болью приходится признать, что мое тело час от часу покрывается различными красками: от белесо-желтых до фиолетово-бурых. Я вся в синяках и ссадинах. Их бы нужно обработать и дать спокойно зажить. Но это лишь мои мечты.

– Ты долго?! – слышу я крик Петро.

– Уже выхожу! – тороплюсь я нацепить свои штаны. Они выглядят более или менее, после того как я их пару раз встряхиваю.

– Отлично! – показывается из-за угла он. Я лишь успеваю завизжать и повернуться спиной. Я успела надеть штаны, но это не касалось майки.

– Ты обезумел? Извращенец! – кричу я ему, обнимая себя руками и стараясь прикрыть то, что посторонним видеть не следует.

– Извини, я думал, что ты уже одета.

– Я такого не говорила! Вы, мужики, все такие что ли?! – вспоминаю я Роба и случай в душевой. – У вас при рождении отмирает стыд или он у вас просто не воспроизводится?!

– Прости, я не хотел… постой! О чем ты сейчас говоришь?

Я бегло натягиваю майку и поворачиваюсь к нему.

– В смысле?

– Про каких таких еще мужиков ты сейчас говорила?

– Про тебя и Робина – сына твоего начальника.

– У меня нет начальников! – рычит «машина для убийств».

– Хорошо. Как скажешь. А теперь, мы можем вернуться назад?

– Да.

Мы начинаем обратный спуск. Но Петро не унимается. Он задает вопросы и вынуждает меня объяснить то, что я имела ввиду. Я рассказываю ему про нахальство Робина и случай в душевой. Петро ничего не говорит по этому поводу, он просто молча отводит меня до дверей казармы.

Я устала и хочу лишь одного. Спать.

Когда я вваливаюсь внутрь, свет выключен и кругом тишина. Ровное сопение дает мне ответ, что Робин спит. Я добредаю до постели и заваливаюсь на нее, даже не потрудившись скинуть одежду. Мне просто плевать на это.

* * *

Я открываю глаза и понимаю, что меня разбудило прикосновение рук. Кто-то водит по моей руке пальцами. В нос ударило каким-то смрадным запахом.

– Что случилось?! – подпрыгиваю я на месте. – Ты?! – узнаю я в своем ночном госте Робина.

– Я. Не вертись. Если сейчас не наложить охлаждающую мазь, то завтра ты просто упадешь без чувств.

Он втирает мне в руки мазь, которая так отвратно пахнет. Но Робин прав: она охлаждает и успокаивает. Я больше не ощущаю судорог и тяжести в мышцах.

– И зачем ты это делаешь? – решаюсь я спросить у него.

– Чтобы ты не пала смертью храбрых. Не вертись, – цепко удерживает он меня на одном месте. – Где ты была вчера вечером?

– Ты искал меня?

– Ты всегда задаешь такие вопросы, словно подозреваешь меня в чем-то. Можешь просто принять мою помощь. Я видел твое тело, оно все покрыто синяками. Ты перестаешь быть похожа на девушку, которую я знал.

– Ты уже давно перестал походить на того, кого я знала в прошлом.

Робин замирает. Он не знает, что ответить.

– Закатай штанины, – велит он мне, предпочитая не отвечать. – нужно помазать и там.

– А живот? Его тоже будешь мазать? – наглею я.

Парень издает едва различимый стон. Он шумно втягивает воздух и закрывает глаза.

– Просто сделай как я тебе говорю, – старается спокойно произнести он.

Я не понимаю его поведения.

– Ты врал мне все то время, пока мы были вместе? Хотя бы раз говорил правду?!

– Все изменилось.

– Но прошлое не изменить. А значит и ответ на вопрос о нем может быть лишь один. Скажи мне! – кладу я свою ладонь поверх его руки. Он застывает. Я ощущаю его тепло и могу поспорить, что его бьет мелкая дрожь.

– Если я расскажу тебе, то ты никогда не сможешь поверить мне, – понижает он свой голос до шепота. Света нет и камеры не могут нас «видеть», но их «слух» начеку. Надо быть осторожными.

– А ты попытайся, – выдыхаю я ему в ухо. Я тоже наклоняюсь к нему, чтобы быть ближе и услышать все, что он мне скажет.

– Я унижал тебя и смеялся над тобой. Ты готова поверить мне? После того как я предал тебя?!

– Я устала самостоятельно искать ответы на вопросы, которых не становится меньше. Ответь ты мне!

Роб утыкается мне в плечо и я слышу как он дышит. Его руки ласково держат мои. Я жду от него ответа.

– Ты, та девушка, которой я впервые признался в любви. Которую я полюбил. И которую мне пришлось предать, чтобы она не… – он осекается.

– Говори! – умоляю я его. – У меня нет ни одного ответа. Помоги мне! – устало произношу я.

– Если бы я не сдал твоего отца и не помог схватить тебя, то на здание ночью обрушились бы сотни бомб. Его просто бы стерли с лица земли. Отец никого не оставил бы в живых. У меня был выбор, но выбора не было. Я предал тебя в обмен на твою жизнь и жизнь всех остальных.

– Объясни мне все!!! – по щекам текут слезы.

Робин отстраняется и идет к выходу.

– Идем.

Я тут же подлетаю вслед за ним.

Мы выходим наружу и уходим подальше от казармы. Туда, где не будет слежки. Мы оказываемся внизу на пляже.

– Рассказывай!

– Когда ты ушла, то я еще остался снаружи. Просто сидел и смотрел, когда меня окружили наемники отца. Они видели нас. Видели и слышали. Все знал и мой отец.

Меня привели к нему и он был «рад» нашей встречи. Он показал расположение своих солдат и то, что может его армия. Он был настроен серьезно. Мне дали выбор.

– И какой? – уже предугадывая его ответ.

– Я должен был отказаться от тебя и сломить, чтобы ты оказалась загнанной в угол и подчинилась планам моего отца. Я должен был всячески способствовать этому. Стать предателем в твоих глазах.

– Ты преуспел.

– Да, я знаю, – с грустью признается он мне и камешек, поддетый его ногой, летит в воду. Плеск становится оглушающим. Тишина пугает. – Я преуспел. Видимо, гены дают о себе знать. Сын похож на отца. Только я пытался тебе помочь, дать совет. Но ты предпочитала не слушать или не слышать меня. Я видел как плохо тебе здесь и меня тоже выворачивало наружу.

– А Линь? А отец? Ты был там, когда их…?

– Только Линь. Отец не подпускал к хладному никого, кроме нескольких проверенных людей.

– Несколько? С отцом не мог справиться и десяток людей.

– Но не тогда, когда перед его глазами маячат фоткой дочери, что сидит в грязной темной камере. Он как мог защищал тебя.

– Я не понимаю, – мотаю я головой.

– Ксандер давал ему такой же выбор, как и мне. Ему просто давали выбор: или он или ты на его месте. Как думаешь, что выбирал твой отец?

Я опускаюсь на гладкие холодные камни. Мои ноги отказываются держать меня. Они складываются как подкошенные.

И что теперь? Мне верить ему?

Я одна в этом странном и страшном месте. Мне нужен тот, кто был бы мне родным. Но Робин… он предал меня. Пусть он и говорит, что это во благо.

– Можешь не верить и не прощать меня, но я вновь бы сделал так же. Сделал так же, чтобы защитить тебя. Я говорил тогда правду. Я все еще люблю тебя, – заканчивает Роб и касается поцелуем моего лба. Он больше не давит меня своим присутствием. Робин поднимается по склону и скрывается наверху.

Он дает мне выбор.

Я остаюсь один на один со своими мыслями.

Из-за признания Роба я и не замечаю, что кто-то следит за мной. Но пара глаз неотступно следит за всеми моими передвижениями.

 

Глава 15

Следующим утром меня будят, чтобы я могла успеть позавтракать и переодеться. Передо мной стоит обыкновенный пластиковый поднос. На нем тарелка серой массы, которая похожа на цемент. Но по запаху она напоминает кашу. Рядом лежат два куска черного хлеба и стакан остывшего чая.

– Ешь! – советует мне хмырь, что доставил мне этот «шедевр» кулинарии. – Петро ждет тебя в зале.

– И сколько у меня времени?

– Ровно столько, чтобы успеть проглотить эту мерзость, – выходит из душевых Робин. Он вытирает свое лицо полотенцем и кидает его на подушку.

– Давно встал?

– Пару часов назад. Как твои раны? – с беспокойством спрашивает он меня. Робин заметно волнуется.

– Спасибо, мазь подействовала.

– Отлично.

Он садится за общий стол и ставит ногу на скамью, затягивая ботинки и проверяя узлы.

– Из чего она? Я воняю, – стараюсь сильно не вдыхать тот аромат, что струится от меня.

– Тебе лучше не знать, но средство, действительно, помогает отлично. Тебе лучше хранить его рядом с собой.

– С чего бы?

– Тот, второй, что тренирует тебя, не знает жалости. Те синяки, что сейчас красуются на тебе, не последние.

– А чему учат тебя?

Робин не отвечает. Он боится? Или оберегает меня?

– Собирайся, нас ждут.

– Мы будем тренироваться сегодня вместе?

– Верно. Меня тоже ждут мои синяки.

– О чем ты? – пытаюсь я проглотить комья отвратительного варева. – Тут кормят нормально или нет?! – откидываю я ложку в сторону. Меня уже тошнит.

– Сегодня нас тренирует лишь твой наставник.

– Зачем?

– И у меня тот же самый вопрос. Пойдем, спросим у него? – подмигивает мне Роб и стремительно покидает казарму. Он дает мне время переодеться и умыться.

Я бегу в душевую. Смрад нужно смыть.

Спортзал обнаруживается сразу за главным зданием. Он в пристройке.

Внутри все обито матами и подвешены парочка боксерских груш. Гантели, утяжелители, гири и иные приспособления для издевательства над моим телом уже приготовлены. По середине высится небольшой ринг, где уже стоит, заложив руки за спину, Петро.

Он насуплен и пристально смотрит на меня. Я замираю на входе. Робин уже стоит у стены и ждет начала.

– Ты – первый! – басит Петро и Робу приходится выйти вперед. Я тоже делаю шаг по направлению к рингу. – Стой, если не хочешь проблем! Не двигайся, Надежда! – кричит он мне.

Я вижу, что он зол. Но что его могло так разозлить? Он сжимает до боли свои кулачища и разминает шею, когда Робин уже выходит против него.

Что происходит?

– Петро, объясни, что ты задумал?

– Ты все увидишь! Просто оставайся на месте и не двигайся! – кричит он мне. Я замираю. Робин уже ждет начало боя.

Они ходят по рингу и примериваются к друг дружке как два разъяренных льва на арене колизея. Ни один из них не произносит ни слова и я едва не подпрыгиваю на месте от нетерпения.

– Может, я могу…

– Не можешь! – кричит Петро.

– Стой там, Надежда! – вторит ему Робин. Он улыбается и внимательно следит за Петро.

Первым делает выпад Робин. Его кулак проходит в сантиметре от лица Петро. Тот в последнюю секунду уворачивается, играя с ним как с котенком. Следующий удар идет уже от него.

Удар Петро находит свою цель. Попадает прямо в живот, что заставляет согнуться парня и выдать протяжное:

– О-о-о…!!!

– Следи за руками, парень! – учит Петро и вновь наносит удар. Робу едва удается разогнуться. – Ты должен всегда быть настороже и просчитывать ходы твоего противника.

Вновь следует удар. Робин уже падает на пол. Его бровь рассечена. Скула наливается красно-лиловым цветом.

Мне становится не по себе. Однако, кажется, Робин не спешит сдаваться.

– Остановись, Петро! Он едва может стоять! – вижу я шатающегося Роба.

– Ты сдаешься, парень?!

И почему мне кажется, что он говорит не про бой?! Оба парня смотрят в мою сторону.

– Нет! – хрипло отвечает ему Роби наносит прямой удар в челюсть. Петро не успевает увернуться. В этот раз он принимает его, забыв закрыться.

– Неплохо. Злость – это то, чего тебе не хватало, папенькин сынок! Думаешь, ты нужен ей?! – вытирает кровь с разбитой губы Петро. Его забавляет вся эта ситуация.

– Думаю, что она сама разберется!

– Ошибка, парень! Большая ошибка!

Петро отправляет Роба в нокаут. Я не могу поверить в то, что вижу распростертого Роба на полу. Это так… странно. Я плюю на все и взбираюсь на ринг. Петро тут же подхватывает меня и тащит назад.

– Пусти! Пусти меня! Он же избит! Ты просто зверь! Чудовище! – кричу я, цепляясь за его руки. Безуспешно пытаюсь расцепить их, но он не дает мне этого сделать.

– Все, тренировка окончена!

– О чем ты? Какая тренировка?! Ты просто избил его, а я стояла и смотрела!

– Значит тренировка состоялась успешно! – вытаскивает меня на свежий воздух Петро. Он настроен серьезно.

Поставив на ноги, Петро отходит от меня на один шаг.

– Чего ты хотел этим добиться?

– Перестань лелеять чувства к этому недоноску! Он всего лишь человек!

– А я?

– Дура! – хватает он меня за голову и прижимает к себе. – Пока ты не поймешь себя и не признаешь это, то так и будешь быть девочкой, которую можно предать и унизить.

– Я верю ему! – шепчу я ему в плечо. Петро наклоняется.

– Именно этот факт тебя и подведет! Запомни это, Надежда!

Руки парня резко отстраняют меня от него и я, покачиваясь, разворачиваюсь и бегу обратно в зал.

Робин все еще в зале.

Он вытирает лицо, сидя на лавке.

– Ты вернулась? – видит он меня.

– Да. Как ты? – присаживаюсь я около него.

– Нормально. Выживу. Могу теперь представить и твои страдания из-за этого изверга. Хороший паренек. Прямо-таки, милашка с оскалом волка.

– Я не понимаю причину этой драки.

– Разве? – усмехается сдавленно Роб. Он держит мокрое полотенце около распухшей скулы и смотрит на меня.

– О чем ты?

– По-моему, наш друг ясно выразил свои намерения. Он заявил на тебя свои права.

– Что? Он?

– А что, не веришь? Зря. Кажется, именно так и есть. Пещерно, топорно, но как-то так…

– Быть этого не может. Он знает нас пару дней и…

– Я не говорю тебе о любви этой «горы» мускул. Я говорю о том, что он заявил на тебя свои права. Кажется, он считает, что полукровке как ты подходит больше хладный, чем такой как я – обычный человек.

– Ты знаешь, что он хладный?

– Знаю. Узнал у отца.

Я замираю и не двигаюсь.

– Отец… он много тебе говорит? Он так сильно доверяет тебе?

– Надежда, только не надумай себе ничего! Я тебя знаю и знаю, что твой мозг способен выдумать сотню небылиц, в которые ты с удовольствием сама и поверишь.

– Ты дал почву для этого! – не могу удержаться я от колкости. Роба кривит и он замолкает. А у меня не выходят из головы слова Петро. Надеюсь, что он неправ.

Пора уходить. Дело может кончиться скандалом.

– Куда ты?

– Хочу отдохнуть перед вечерней тренировкой.

– Я скоро подойду. Кстати, вечером стрельбы! – «радует» меня Роб. Я не останавливаюсь и выхожу из зала.

В моей голове каша. Смятение одолевает и душит, не давая покоя.

* * *

Вечером я, не двигаясь, лежу на своей кровати и смотрю в грязно-серый потолок казармы. Роб рядом. Он что-то читает, закинув ногу на ногу и отчаянно мусолить палец перед каждым перелистыванием. Этот звук меня бесит и мне хочет отвесить ему звонкую затрещину. Но я сдерживаюсь.

– Тебя же бесит то, что я сейчас делаю, да? Надежда! – читает он мои мысли. – Так скажи мне это! Повернись ко мне и дай волю эмоциям! Больше всего я ненавижу амеб!

– Что ты хочешь этим добиться?

– Я хочу, чтобы ты точно знала чего ты хочешь!

– Я знаю. Я хочу убраться отсюда подальше. Ото всех, кто сейчас меня окружает!

– И от меня? – я слышу как его голос меняется. Он замирает и ждет ответа.

– И от тебя. Я устала от этого хаоса, что творится в моей жизни.

– Но ты виновата в этом… отчасти, – уже в конце добавляет Роб.

– А не твой отец?! – встаю я с постели и она противно скрипит сеткой. Ужасный звук.

– Мой отец, конечно, не ангел, но он не начинал восстание и не шел против людей, пытаясь обрести власть!

– Свободу! Свободу, а не власть! Ты понял меня?! – мои руки сжимаются в кулаки. Еще немного и я закончу то, что начал Петро. – Они были такими же людьми как все.

– Да? Похищая женщин и заставляя их быть вместе с ними?! Так могут делать лишь психи! Ты разве не согласна?!

– Я…

– Вот и я о чем, – со вздохом произносит Роб. – Ты знаешь, что они тоже творили беспредел. Как ты там сказала? Они тоже люди?

– Да.

– Так вот, люди тоже совершают подлости и предательства. А значит, Надежда, твои любимые хладные ничуть не меньше виноваты в том, что сейчас творится с нами! И хватит их защищать, обвиняя во всем моего отца! Хватит! – кричит Робин на меня и бросает книгу на кровать, быстрым шагом выходя из казармы.

Ему плевать на то, что здесь камеры и они все видят?

Наверно, да.

Как, впрочем, и мне…

У меня нет желание бежать за ним. Я не могу разобраться в себе, а тем более не смогу разобраться в том, что чувствует Роб. Но то, что он уже не тот Робин с которым я познакомилась в гетто – это факт! Он изменился, став другим. Мы все изменились, став взрослее. Только после нашего с ним разговора, я невольно вспоминаю слова Петро о том, что людям никогда не понять хладных. А значит, нам не быть вместе с Робином.

Я опускаюсь на кушетку и закутываюсь с ног до головы покрывалом, создавая вокруг себя «кокон». Не хочу, чтобы меня сейчас кто-нибудь трогал.

Но это лишь мечты.

Через полчаса внутрь вваливается нестройный хор голосов, которые галдят и обсуждают всякую ерунду. Я не шевелюсь, но разбираю среди них парочку женского сопрано.

Девушки?!

Поверх них звучит громогласный рык Петро:

– С этого дня, вы, что отобраны из лучших бойцов, будете жить здесь и тренироваться на полигоне вместе со мной. Вы – личный отряд мэра Ксандера. Он высказал вам доверие, выбрав вас. И поэтому, постарайтесь не подвести его! Всем ясно?

– Так точно! – оглушают они меня своим ором.

– Надежда! – зовет меня Петро. Я не спешу шевелиться. Все замолкают. Но я могу слышать их перешептывание. «Это она?!». «Она!». «Уверен?!». «На все сто!».

Петро это тоже слышит. У таких как он и я обострен слух.

– Тишина! – приказывает он им. Теперь уже действительно все замолкают. – Надежда, я знаю, что ты не спишь! Ты часто дышишь! Встань и объясни новичкам распорядок!

– Нет! – я не хочу даже двигаться.

– Нет?

– Нет, значит нет!

– Это был приказ! Ты не подчинишься моему приказу?! – басит он на всю казарму.

– Не подчинюсь, – соглашаюсь тут же я.

– Если ты не хочешь подчиняться моим приказам, то тогда сама должна возглавить этот отряд. Ты готова?

Я лишь хочу, чтобы от меня отстали. И все!

Но Петро не их тех, которые легко сдаются.

Он в два шага оказывается около моей кровати и легко сбрасывает меня с нее. Стряхивает как крошки хлеба с одеяла. Моя задница горит от удара, а себялюбие ущемлено от удивленных и довольных взглядов новобранцев.

Я была права. Среди четверых прибывших, двое девушки. Одна из них темнокожая брюнетка с коротким кудрявым ежиком, а вторая похожа цветом кожи на меня – бледная. Но ее волосы выбелены и заплетены в толстую косу.

Двое парней, что стоят впереди них, похожи друг на друга как зеркальное отражение. Они явно близнецы. Оба высокие, худые и нескладные со странным пирсингом. У одного он на губе, а у другого над бровью. Их волосы полностью сбриты.

Петро не дает мне рассмотреть их лучше и тянет меня вон из казармы.

– Если ты выиграешь у меня бой, то я отдам командование тебе и сам встану в ряд с ними, – кивает он на четверых. Те вытягиваются по струнке смирно. – А если проиграешь, то в наказание за неповиновение спать сегодня будешь на камнях у берега. Ясно тебе?

– Ясно!

Мне уже не страшно. Выбора здесь нет, здесь есть лишь факты, которые необходимо принимать.

Мы идем на ринг, где Петро сегодня уже едва не поломал Роба. Настает моя очередь. Новенькие гуськом тянутся вслед за нами, пытаясь слиться с местным пейзажем и не злить еще больше Петро.

– Тебе доставляет удовольствие выводить меня и обращать внимание Ксандера на себя?! Чего ты этим хочешь добиться, Надежда?! А?! Ответь мне! – шипит на меня по дороге Петро.

Робин замечает нас, когда выходи из главного корпуса. Корпуса, где его отец. Он меняется в лице, видя меня с Петро. С его лица сползает спокойствие, уступая место волнению. А мне интересен лишь один факт: то, по какой причине он был у Ксандера? И он просил ему верить?!

Нет!

Я не хочу никому верить в этой жизни.

Кажется, доверие не для меня.

– Надежда, что произошло, пока меня не было?! – подбегает Роб. Петро загораживает меня собой, словно прячет ценную вещь для себя. Робин так просто не сдастся. – Отпусти ее! Слышишь?!

– Ты смеешь мне указывать? Где ты был? Тебя не было в казарме, после отбоя.

– Не твое дело!

– Вряд ли… но с этим я разберусь позже. А сейчас, – Петро толкает меня вперед, оставаясь с Робом. – иди вперед. Я приду. А вы, – рявкает он на четверку новеньких. – быстро обратно в казарму и обустроиться там. Приду, проверю!

– Есть! – выдают они и скрываются в вечерних сумерках, быстро петляя по дорожкам в обратную сторону.

– Что ты хочешь с ней сделать, хладный?! Ты слышал меня?!

– Вообще-то, желание разговаривать с тобой у меня нет. Но на вопрос отвечу. Я хочу проучить ее! Это поможет Надежде сдерживать свой гнев и порывы бунта. Ведь этого от нее хочет твой отец? Повиновения?! – наклоняется к Робу, Петро. Он произносит это слово вкрадчиво и тихо, но я легко могу разобрать его.

– Я не в курсе, чего хочет мой отец. Он не делится со своими планами! Даже с родней!

– Уверен?! – ухмыляется Петро. Роба перекашивает.

– Уверен! – отвечает ему тот, старательно выговаривая все буквы.

– Тогда, ты знаешь, что я сейчас прав.

– Не трогай ее! Я могу занять ее место!

– Не можешь. Она от рождения уже заняла его… к сожалению, – заканчивает их разговор Петро. Он нагоняет меня и вновь моя рука в его лапах. Я кривлюсь от боли, что проникает по мышцам глубоко внутрь. Усталость не может соперничать с болью и злость приходит ей на смену.

– Пусти уже меня! – дергаюсь я в сторону. – Я сама могу идти!

Петро отпускает меня и позволяет идти вперед.

Мы оказываемся в уже до боли знакомом мне месте. Тут все также. Лишь одна лампа мигает: ее нужно заменить. Но кажется такой световой эффект даже нравится моему противнику.

– Надевай! – кидает он мне перчатки. Я неуклюже справляюсь с ними и с трудом закрепляю их у себя на запястье.

– И что? Ты меня будешь бить?

– Буду. – короткий ответ слышу я от него.

– И все? Ты так легко об этом говоришь?

– Ты заставляешь! – разминает свои руки Петро. Я веду головой в сторону и облизываю сухие губы. Я видела его в бою. Он страшен. Петро очень серьезный противник. О чем я думала, когда давала согласие. – Нападай, Надежда!

– Я?

– Я жду!

Хорошо. Мои ноги в стойке, а руки прикрывают голову. Я делаю первый выпад и тут же оказываюсь на полу. Меня уложили одной молниеносной подсечкой. Петро уже нависает надо мной. Он наклоняется к моему уху и шепчет:

– Ты не выдержишь здесь! Он скоро это поймет! Тебе нужно бежать отсюда!

– Что? – успеваю спросить я как меня резко поднимают. Краем глаза вижу, что Робин тоже здесь. Он наблюдает за нашим поединком. Ему ничего не остается больше как просто наблюдать. И для этого есть причина… Рядом с ним стоит его отец.

Ксандер тоже пришел сюда.

Я вновь пытаюсь ударить Петро, но он вновь блокирует мой удар и легко уходит от него, обхватывая меня руками.

– Так нельзя! – слышу я крик Робина.

– Это их бой. Не вмешивайся, – советует ему Ксандер. Робу приходится умолкнуть.

– Что ты делаешь? – хриплю я, ощущая его пальцы на моей шее. Он душит меня!

– Учу повиновению! – громко сообщает всем Петро. – Когда очнешься, то не смей сюда возвращаться! Поняла?! – уже шепчет мне на ухо он. – Кивни, если поняла, Надежда! – требует он от меня.

Я киваю. В тот момент я хочу лишь одного: чтобы он отпустил мою шею и дал вдохнуть.

– Отлично! Помни, я приду за тобой и помогу. А сейчас… прости за это, – слышу я его слова, а затем хруст и мои глаза видят лишь темноту. Я отключаюсь так быстро как перегоревшая лампочка.

Кажется, кричит Робин и его отец.

Что-то изменилось…

В моей судьбе наступает новый поворот.

 

Глава 16

Глаза видят белый ослепляющий свет. Не сразу, но я понимаю, что нахожусь в палате больничного крыла. Мои глаза непривычны к такому яркому свету, поэтому я часто моргаю, пытаясь привыкнуть.

Пытаюсь привстать, чтобы позвать кого-нибудь на помощь, но не могу. Еще одна попытка и вновь неудача! Я не чувствую ни рук, ни ног. Паника охватывает и заполняет меня. Что произошло?!

Память услужливо подкидывает мне слова Петро и странный хруст в области шеи, затем резкая боль и все… Больше ничего!

– И она не может двигаться? Ни ноги, ни руки?! – слышу я раздраженного Ксандера.

– Да, к сожалению. Я ничего не могу поделать, – разводит руками надо мной доктор, облаченный в белоснежный халат. – Видимо из-за последнего удара у нее отказали ноги и руки.

– Ты! – уже подскакивает к Петро, который тоже тут. Он рядом и смотрит куда угодно, но не на меня. Мне не хочется ему ничего говорить, лучше прикинуться еще и глухой.

Это он виноват в моем положении. Все он! Из-за него я теперь лежу на койке и не могу пошевелиться. Надо было раньше его удавить, пока была возможность.

– Моя вина и я готов исправить свою ошибку, Ксандер.

– И ты ее исправишь! – тычет ему обезумевший Ксандер. Он едва не плюется от злости. – Ты хоть понимаешь, что она – это мой главный козырь во всей борьбе?! И что делаешь ты? А?! Ты – единственный, кто может ее легко уничтожить – берешь и отключаешь ей ноги и руки! Урод!

Я легко могу видеть, чего стоит Петро не убить Ксандера на месте. Он сдерживает себя и коротко произносит:

– Я виноват, Ксандер.

– Извините, что вмешиваюсь, но ее надо везти в главный госпиталь вашего гетто, иначе она будет бесполезна, – встревает как нельзя кстати доктор.

– Уверен?

– К сожалению, – кивает ему тот.

– Я отвезу ее, – вызывается Петро.

Нет, только не он! Кажется, он всерьез решил меня добить. Я закрываю глаза и издаю стон.

– Ее нужно быстрее доставить туда, пока все еще можно исправить.

– Хорошо, – соглашается Ксандер. – подготовь вертолет, Петро.

– Слушаюсь, – кивает ему хладный.

Они выходят и оставляют меня одну. Мне остается только лежать и ждать.

Робин появляется неожиданно.

– Надежда, – садится он передо мной на стул. – ты слышишь меня?

– Слышу. Зачем ты здесь?

– Я слышал о той трагедии, что случилось и решил зайти, чтобы проверить как ты.

– Не нужно. – и это правда. Если он еще скажет что-нибудь, что я расплачусь. – Уходи отсюда, Роб. Со мной все уже давно решено.

– О чем ты?

– Я никогда не смогу жить спокойно: без преследователей, погони и денежного вознаграждения за мою поимку. Я словно зверек, у которого редкая и ценная шкурка. Но как только эта шкурка оказалась испорчена, то и зверек отправился на свалку.

– Тебя вылечат. Отец сказал, что отправит тебя в больницу. Петро тебя отвезет, – пытается заставить меня поверить в ту чушь, в которую он поверил сам.

– Возможно, меня и отвезут, но явно не в больницу. На свалку… и мне уже все равно. Иди, – я не могу перевернуться, но глаза…

Я молчу, но Робин не спешит уходить.

– Уйди, – не выдерживаю я.

– Ты так и не смогла простить меня.

– Робин, уходи.

Кажется, он прав. И я сглатываю комок, который застрял у меня в горле. Я едва сдерживаю рыдания.

– Ты не слышал, что она тебе сказала? – басит Петро.

– Ты зачем здесь?

– Из-за нее, – подходит он ко мне и быстро подхватывает меня на руки. Мне приходится подчиниться; я просто не могу сейчас сопротивляться.

* * *

Шум винтов раздражает и оглушает мои уши. В нос и рот залетают частицы пыли. На зубах чувствуется противный скрежет. Петро несет меня к машине, чтобы через несколько минут подняться в воздух и долететь до больницы.

– Ты меня слышишь? – спрашивает он меня, пока мы еще не сели внутрь кабины.

– Да.

– Тогда, слушай внимательно и запоминай. Когда мы пролетим лес и окажемся над пустыней, то ты должна будешь довериться мне и делать все как я тебе скажу. Это твой, да и мой, единственный шанс уйти отсюда.

– Что ты хочешь этим сказать? Ты еще придумал какие-то издевательства надо мной?! Но могу заверить, мне без разницы: мои ноги и руки бесчувственны и меня вряд ли можно поставить на ноги.

– Плохо же ты думаешь о тех, кто был создан в научных лабораториях! – говорит он мне. Наши голоса не слышны из-за шума, но мы можем слышать друг друга. Этим Петро и пользуется.

– О чем ты?

– О том, что нажав нужные точки на твоем теле, можно как выключить, так и включить ноги и руки. Теперь дошло, наконец?

– Ты… ты… не может этого быть! – теряю я нить связанной речи. Все мысли путаются, мешая друг другу.

– Ты специально все это сделал?

– Считай, что я знаю, чем грозит всем твое появление подле Ксандера!

– Я не собиралась работать на него, – спорю я с этим огромным и сильным хладным. Он лишь крепче сжимает меня в своих руках и шепчет на ухо:

– Но работала бы, поставь он на весы тех, кого ты любишь.

– О ком ты? Отца и Линя отпустили, – сразу же отвечаю я.

– А его? – указывает он мне на затихшего на балконе Роба. Он наблюдает за нами, за тем как меня собираются увозить отсюда. – Он согласился учиться военной науке, лишь из-за тебя. Ему нужна была мотивация, чтобы он вновь вернулся к отцу – Ксандер ему ее дал.

– И что же это?

– Ты! – мне так хочется сейчас владеть руками, чтобы вмазать в довольную ухмыляющуюся рожу Петро.

– Он говорил мне правду! Пусти меня! – силюсь я избавиться из живых «оков» хладного. Но он лишь подкидывает меня и тут же заставляет замолкнуть.

– Куда? К нему? Обратно хочешь?! Но с твоим мальчиком будет всегда его отец. Его дополнение. Как твой отец всегда будет являться дополнением тебя. Это невозможно изменить. – я не скрываю своих слез. Петро это мало беспокоит. – Я тебе уже говорил, что когда ты признаешь для себя, кто ты есть на самом деле, то жить станет гораздо легче.

– Кажется, я никогда не узнаю значение слова «легче»!

Петро хмыкает и мы забираемся внутрь салона.

– Погоди, – кричит нам Роб. Он быстро спускается вниз и, пригибая голову, подходит к нам. Ко мне.

– Робин, я хочу тебе сказать… – взгляд Петро заставляет меня поостеречься от опрометчивых решений. Я не могу ему признаться в том, что верю ему и в том, что все еще люблю.

– Что, Надежда? – ждет он.

– Ничего. Прости. Ты что-то хотел?

– Да. Вот, возьми, – кладет он мне на грудь медальон: серо-черный камень с синими разводами. Он окантован серебром и подвешен на такой же серебряной цепочке.

– Спасибо. Только не нужно…

– Возьми, – говорит он мне, будто прощается. – Позаботься о ней, – с горечью в голосе просит он Петро.

– Можешь в этом не сомневаться!

– Верно. Если бы я сомневался хоть на йоту, то остановил бы этот чертов вертолет в эту самую минуту. А так… Спаси ее!

– Взлетаем! – командует Петро пилоту, поддерживая мою голову у себя на коленях. Сам же он не отводит взгляд от удаляющегося Роба. Как и я.

Двое смотрят на Робина, но его взгляд направлен лишь на меня.

Его губы произносят лишь одно слово. До меня доносятся отголоски, но мне хватает и их.

Он шепчет мне: «Люблю…».

Мы становимся точкой в небе, оставляя за собой базу.

* * *

Нас трое: я, Петро и пилот, который ведет вертолет. Он не слишком обращает внимание на то, что творится за его спиной. Он чаще переговаривается с базой, где за рацией сидит сам Ксандер. Он хочет контролировать все на свете.

– Да, все нормально, – отчитывается перед ним сухожильный паренек, заводя вертолет над кромкой леса. Мы его пролетели.

Петро склоняется ко мне, проводя подушечками пальцем по моей затекшей шее:

– Доверься мне! Молчи как бы больно тебе не стало, – приказывает он мне.

Я сжимаю рот так сильно, что сводит челюсти. Кивок…

Его пальцы сильно вжимаются мне в позвоночник и я чувствую раскаленный прут, который сейчас заменяет мне мой хребет. Он горит и распространяет тепло по всему телу. Я закусываю с силой губу, чувствуя вкус своей крови, чтобы не закричать. Боль заставляет выпучить глаза и сцепить пальцы ног…

Пальцы!

Я могу их чувствовать!

Шевелю, сгибаю, а затем выпрямляю. Они в порядке.

Мурашки бегают по затекшим ногам, перебегая в руки и обратно. Я вновь могу ими двигать. Они в порядке, но мне все еще трудно их привести в чувство. Их нужно размять.

– Я могу…?

– Тихо! – подносит Петро к моим губам палец. Я замолкаю, не веря в то, что я снова могу ходить.

Тем временем, Петро осторожно подбирается к пилоту и слушает очередной доклад. Тот его заканчивает:

– Да, Ксандер, мы пролетели над лесом. Еще немного и будет виден шестой гетто. Да, – кивает самому себе пилот, не видя махинаций за свой спиной. – Да, отбой!

Я успеваю лишь беззвучно открыть рот и закрыть его, когда Петро с ярким и характерным хрустом ломает ему шею. Пилот обваливается вперед, но хладный успевает подхватить его.

– Ты убил его? Убил?! Ты убил его! – истерю я. Петро уже сел на место пилота, а его столкнул в сторону. Сейчас на борту вертолета, где я лечу, находятся два живых и один мертвый. Число не изменилось, лишь качественно пострадал. Я не могу поверить в то как он хладнокровно и отстранено совершил это преступление.

– Молча садишься за второй штурвал и одеваешь наушники! – командует мне Петро. Я не согласна с ним.

– Он был ни в чем не виноват! А ты убил его! Убил! И они после этого не должны говорить, что мы – звери?! Что мы – чудовища?! Ты – убийца! Убийца!!!

– И что ты предлагаешь? Нужно было взять его с собой, где, наверное, последнее место-пристанище для всех хладных, что остались на земле.

– Что?! – я не верю в то, что слышу. – Есть еще? Хладные?! Их не уничтожили?!

– Нет.

– Я поверить не могу! Ты это серьезно?!

– Конечно. Зачем мне тебе врать? Сядь и успокойся, мы должны добраться до линии раньше, чем будет следующая связь с базой. Они должны понять, что мы сорвались с их крючка как можно позже. Успокойся! – хмуро бросает мне Петро. Он выглядит уставшим и злым.

– Мне все врут! – с тоской отмечаю я, когда Петро меня уже не слушает.

Я вжимаюсь в кресло и мы резко уходим в сторону от заданного курса. Меня заносит и я едва не вываливаюсь на пол.

Мы опускаемся и летим низко над землей. Пыль вздымается клубами вверх.

– Где это мы?

– Это территория шестого гетто. Но она далека от центра. Очень далека.

– И где же хладные?

– Не терпится?

– Я… Не знаю, – признаюсь я Петро. Он понимающе хмыкает и садит вертолет около небольшого озера, которое уже наполовину иссушено.

– Скоро узнаешь, – заглушает он машину. Я отстегиваю ремень, едва не путаюсь в нем. Петро резко дергает его и обрывает все. Лишь ошметки теперь свисают с креплений. – Выходи! Нам еще пешком идти с десяток километров.

– Где мы? – раньше я не была в этих местах.

– Там, где нам могут помочь.

Петро уже спрыгивает с подножки и ждет меня. Я оглядываюсь, переступая с ноги на ногу. Не сразу решаюсь последовать за ним, но он уже готов к моей нерешительности и поэтому живо берет меня за запястье и тащит с этой проклятой железки. Она уже полностью заглохла, остановились и винты.

Земля мягкая и подошвы слегка утопают в ней.

– Нужно поторопиться.

– Стой! – останавливаю я Петро. – Или ты мне все рассказываешь, или я остаюсь здесь и наши дороги с тобой расходятся. Объясни все, наконец!

– Что же ты хочешь услышать?

– На чьей ты стороне, Петро? Игрок какой команды?!

– А кто я, по-твоему? – усмехается он мне. Я решаю промолчать. – Я – хладный. И всегда буду лишь за них. Идем, нас уже ждут, – разворачивается он в сторону.

Я решаю отложить разговор на потом. Сейчас мне остается лишь просто поспевать за широкими размашистыми шагами моего спутника.

 

Глава 17

Место, где я оказываюсь, совсем непохоже ни на одно место, где я бывала ранее. Непохоже оно было и на места, о которых мне рассказывал отец.

Оно было спрятано ото всех под массивом скал. Глубоко под землей, где бурлила подземная река и разбивалась о повороты, пенясь и шипя.

В углублениях были оборудованы небольшие залы, спальные комнаты и штаб…

Штаб, который находился на возвышении всего этого, прямо над потоком.

Здесь было по меньшей мере около сотни хладных. Но не было не одной женщины.

Здесь был не город или убежище павших. Здесь был военный локализованный штаб, где разрабатывался план по отмщению за своих братьев.

Я лишь могла вертеть головой по сторонам и всматриваться во все новые и новые картины реальности.

– Нравится? – задел меня локтем, нагнавший сзади Петро.

– Не уверена. Я бежала ото всего этого, но вновь оказалась на военной базе.

– Ты – хладная, а хладный без войны – это уже не он. Идем, нас уже ждут, – схватил он моей запястье и ускорил наш шаг.

Кажется, я все больше и больше увязала в болоте из которого не могла выкарабкаться.

Мы оказываемся в самой дальней комнате, где за стеной слышен непрекращающийся гул. Я знаю, что это непрекращающийся горный поток воды, который разбивается об острые камни и с шумом ухает вниз, превращаясь в пену. Там за стеной есть водопад. От этого в комнате ощущается холод. Прикасаясь к стенкам этого помещения, я могу чувствовать как они покрыты холодными капельками влаги, что уже давно проникла сквозь камень.

– Что это?

Петро не сразу отвечает мне. Его волнует коридор, который ведет к нам. Кажется, он кого-то ждет. Кто бы это мог быть?

– Что ты имеешь ввиду, Надежда? – спрашивает он меня, так и не отрывая своего взгляда от туннеля. Я уже слышу приближающиеся шаги к нам.

– Что это за комната?

– Переговорная. Самая дальняя и самая глухая комната. Из-за шума воды, здесь безопасно. Даже мы, хладные, не сможем услышать то, что говорят в этой комнате.

Я начинаю переживать. Что же мне хотят рассказать, что это надо делать даже в тайне от своих.

– У вас есть какой-то план? План на счет меня? Так? – подхожу я ближе к Петро. – Ведь так, верно?

– Подожди еще минуту и ты все узнаешь. Я не могу говорить тебе об этом, пока не придет Прайм.

– И кто же он?

– Тот, кто смог увести нас от полного уничтожения. Считай, что он – мой отец. Наш отец.

– У меня есть свой отец. И он – самый лучший.

– Твое право. Ты здесь не для этого.

– Я начинаю жалеть о том, что доверилась тебе, – искренне признаюсь я в этом Петро. Он хочет что-то сказать, но не успевает. В проеме виднеется приближающийся человек.

В нем около двух метров роста. Его темно-каштановые волосы отливают вишневым светом. И я не могу понять что это: так падает свет или в его волосах и правда примесь кровавого цвета?

По его руке тянется огромный дракон, касаясь кончиком хвоста его пальцев. Они упакованы в кожаные перчатки. Сам же он одет до нельзя просто: майка, широкие военные штаны и ботинки с высоким языком.

Его мышцы, что вылеплены искусны и профессионально, так и бугрятся, перекатываясь в движении, выставленные всем на показ. Кому-то это покажется устрашающим, но меня это привлекает.

Он идет размашистыми шагами, раскидывая руки в стороны. Ему едва хватает пространства туннеля. Он смотрит прямо на меня и не уделяет и секунды внимания Петро. Но тот, кажется, не в обиде.

– Я рад, что вы добрались успешно, – звучит его густой бас, как только он останавливается в шаге от нас. – Были проблемы? – смотрит он впервые на Петро. Тот отрицательно мотает головой.

– Все прошло, как и планировалось.

– Отлично. Я рад видеть тебя среди нас, Надежда. Ты, как и твое имя, вселило в нас шанс на будущее. Будущее не в темных подвалах и катакомбах, а под теплых солнцем и без страха за свое существование.

– И в чем же будет мой неоценимый вклад? Я – девушка, а не мощнейшее оружие, которое способно запугать тех, кто сейчас запугивает нас, – улыбаюсь я, думая о Ксандере. В мыслях так же невольно всплывает и Робин. Он…

Встряхиваю головой, прогоняя о нем мысли, и заставляю себя сосредоточиться на том, что происходит сейчас.

– Ты даже не представляешь как много можно сделать, лишь дав людям… хладным надежду. И как бы это смешно не звучало, но ты – Надежда – и есть наша надежда.

– И правда, звучит смешно. Но судя по вашим лицам, – оглядываю я двоих парней, что сосредоточенно смотрят на меня. – мне сейчас будет не до смеха.

– Надеюсь, что ты воспримешь все правильно.

– Говори! – требую я от того, кто носит имя – Прайм. Мне не до формальностей.

– Ты должна будешь встать рядом со мной. Ты станешь той, кто будет вдохновлять идущих на войну.

– Пафосно. Круто! Но я думаю, что не гожусь для такого высокого звания.

– Надежда, послушай… – начал было Петро. Но его жестом останавливает Прайм. – Прости. Я буду ждать снаружи и прослежу, чтобы поблизости не возникало посторонних людей.

Петро делает резкий отрывистый кивок и исчезает из комнаты. Мы остаемся с Праймом вдвоем.

– Кажется, он предан тебе, – сажусь я на каменный выступ, что больше похож на жесткую софу с высокой спинкой. – Это немного пугает. Я думала, что он всего лишь…

– Влюблен в тебя? Я угадал? – смеется Прайм и усаживается рядом со мной. Я тут же делаю движение в сторону от него. – Не нравлюсь? – видит он это. И тут же кривая ухмылка трогает его губы. – А девушки из гетто выстраиваются, практически, в очередь, чтобы оказаться в моих объятиях.

– На меня не действуют ваши приемчики. Я наполовину хладная и знаю, что вы можете.

– Именно, поэтому ты нужна мне. Наши солдаты готовы идти за мной на войну и свергнуть Ксандера, но мне нужна ты – как знамя, которое я мог бы водрузить на флагшток и устрашить противника, поднимая дух у наших людей. Мы должны победить!

– Ты слишком красиво говоришь. А под этим скрывается лишь одно – я должна стать твоей, так?

– Если хочешь, то называй это так. Тебе придется притворится моей женой и возлюбленной, которая пойдет за мной на край света.

– И зачем мне это нужно?

– Только так ты сможешь помочь отцу и Линю. Ты сможешь их спасти! – ударяет он по самому больному. Прайм знает тактику и отлично вырабатывает линию защиты. Он – отличный командир. И я начинаю понимать причины, по которой Петро и остальные так преданы ему. Они видят в нем своего миссию.

Только есть одна проблема.

Я не вижу в нем его.

Он для меня не миссия, а лишь тот, кто хочет заполучить место Ксандера нашими с отцом руками.

Я в сотый раз жалею о своих поспешных решениях и желаниях, которые сделали стольких людей несчастными.

– Я хочу знать все!

– Постепенно… ты узнаешь все, что нужно. Все… если согласишься на мое предложение.

– Кажется, я вновь попала в плен, пытаясь выбраться из предыдущего.

– Наверное. Но здесь у тебя есть шанс на освобождение, а не на побег, что подразумевает погоню, а в конце ловушку. И после нее, ты вновь окажешься в плену. Ну так как? Каким будет твое решение, Надежда – дочь хладного – дочь Графа?!

– Я согласна.

Прайм выдыхает и улыбается. Он не сомневался в моем ответе. Но я его еще не закончила.

– Только у меня будут определенные условия.

– И какие же? – скрещивает руки у себя на груди Прайм. Он, не отрываясь, смотрит мне в глаза. Он пытается подавить меня, но я так просто не сдамся.

– Так запомнишь или сходишь за бумагой и ручкой? – подмигиваю я ему.

Я устала бояться.

Теперь, я буду диктовать условия. Пусть даже, от этого будет зависеть моя жизнь. Она мне все равно не по нраву. Я устала бороться за то, что оказывается в итоге дерьмом.

* * *

Через час обсуждения и препирательств, я выхожу победителем. Относительным, но все же победителем.

Я выиграла в этом «бою» и теперь вижу перед собой злого, насупившегося Прайма. Рядом стоит Петро. Он неотрывно смотрит на меня, словно ожидает подвоха.

– Это все? – смотрит он на наше с ним соглашение. Оно уместилось на одной стороне листа, но все же в нем явно больше пунктов, чем он ожидал.

– Дай подумать… – закатывая я глаза вверх и старательно изображаю задумчивость. – Да! Думаю, это хватит.

– Позволишь зачитать, чтобы ты проверила правильность и точность своих требований? – с небольшой ухмылкой на лице спрашивает меня Прайм. В его руках уже лежит наш договор.

– Читай.

– Пункт первый: свобода передвижений.

– Верно, – киваю я. – Это важно. В особенности, для меня. Я устала быть пленницей. И неважно, кто является моим надзирателем: ты или Ксандер!

– Пункт второй: сначала отец, потом слова верности Прайму. – он скашивает бровь в мою сторону. Немой вопрос: «Ты обезумела?!».

– Нет. – уже вслух отвечаю я ему на него. – Именно так и не иначе. Я готова заделаться твоей личной ручной обезьянкой, которая будет поднимать лапки по приказу и также покорно их опускать, но только тогда, когда мои родные мне люди будут рядом со мной.

– Не слишком ли большая наглость? – не глядя, задает вопрос Прайм. Петро уже переминается с ноги на ногу. Мне все равно.

– Нет. Читай дальше!

– Пункт третий: отпустить сразу же как только будет свергнут Ксандер.

– Хоть здесь, вам не нужно пояснять смысл требования?! – устаю я от этой монотонно-нудной игры. Он видел все эти пункты, когда я усердно корябала ручкой по полотну бумаги. И думаю, что не раз.

– Пункт четвертый: не преследовать и не искать, – игнорируя меня, продолжает этот двухметровый верзила. Его нога лежит на крае стола, пока вторая покачивает стул, на котором он сидит, отталкиваясь от пола. – Подчеркнуто и обведено. Это так важно для тебя?!

– Как оказалось, это едва ли не самое важное в моей жизни. Я хочу лишь одного! Прекращения гонки за мной, словно я трофей. Трофей, который бонусом еще и бегает сам от своего охотника.

– Может, тебе было нужно дать выспаться и поесть прежде, чем дать тебе писать свои условия? А, Петро, как ты думаешь? – веселится Прайм. Его территория и его правила. Думаю, что он и половину моих пунктов не воспринимает всерьез. – Будучи голодной, ты становишься злой. А это, как мне говорили девушки, плохо отражается на цвете лица.

– Какой ты заботливый, аж тошно! Дочитывай и только тогда я готова к диалогу.

– А если я велю тебя сбросить в водопад, что пробивает сердцевину этих скал уже много сотен лет? Что ты скажешь на этот счет?

– Бросай, если решил. Так для меня кончится все быстро и малоболезненно.

– А для твоих близких? – не успокаивается он. Я чувствую, что сейчас между нами идет поединок, исход которого покажет: достойный ли я ему противник или слухи, как всегда, все врали.

– Если ты не примешь мои условия и я сдамся, согласившись с тобой, то для них будет все тот же исход.

– Что ж… – с пару минут изучает он меня. По моей коже бегут мурашки, а руки такие ледяные, что хочется окунуть их в огонь. Прайм отворачивается от меня и вновь углубляется в текст. – Пункт пятый: не домогаться! Домогаться?! – кажется, последнее слово его веселит.

– Именно!

– Надежда, ты не та девушка, которую я бы захотел видеть в своей постели. Извини. – пожимает он плечами мне в ответ. – Я предпочитаю страстных, но малоразговорчивых женщин. И тех, кто больше делает, чем думает.

– Словно на рынке яблоки выбирает, – фыркаю я себе под нос, вновь забывая о их чувствительности ушных мембран.

– Яблоки? Никогда, не задумывался над этим. Все может быть. И ты уверена, что не хочешь побыть моим «яблочком»? – издевается он надо мной. Мои кончики ушей отчаянно полыхают от неловкости.

– Уверена.

– Тогда, последний пункт, – легко сдается и не продолжает свой напор Прайм. – шестой: обучить военному искусству?

Сейчас я вижу уже неподдельное удивление на лице мужчины.

– Научи меня!

– Чему же ты хочешь учиться?

– Всему, что ты знаешь! – с жаром отвечаю я ему.

– Учитель из меня хуже, чем из Петро, – решает он предупредить меня.

– Если ты будешь лучше, чем мучитель из Ксандера, то мне этого достаточно. Так как? Согласен на мои условия? – протягиваю я ему руку через стол, что разделяет нас.

– По рукам! – отбивает он мою пятерню. Ладонь горит, но меня это уже мало волнует.

Я довольно прикрываю глаза и отдаюсь сну. Мне слишком много требует сил, чтобы держаться и не сойти с ума.

Кажется, я одержала победу в первом раунде. Остальное может пока подождать.

* * *

Меня заселяют в одну из тех комнат, что дальше всего расположена от водопада и где стены нагреваются от палящего солнца снаружи.

Внутри стены отшлифованы и выровнены. Им придают квадратную форму и я словно оказываюсь в доме отца, где деревянный сруб замазан охровой глиной, взятой из ближайшего карьера. Сейчас моя комнате, по крайней мере, выглядит именно так.

Из мебели в ней лишь кровать, тумба с керосиновой лампой, что сильно коптит, книжный стеллаж и стул с кривоватой спинкой. Именно на него я и вешаю свою куртку, что мне выдал Петро по приказу своего начальника – Прайма. Мои штаны со стертыми коленками и грязными от долгого перехода по лесу с Петро тоже поменяны на новые широкие штаны не моего размера. Я закатываю их в несколько раз и заправляю в ботинки. Майку разрешают оставить свою, иначе я просто утопну в безразмерных футболках хладных.

– Ты хрупкая для хладной, – говорит мне тогда Прайм, щупая руку, пока я отвлекаюсь на секунду. – Я бы никогда не подумал о том, что ты – дочь Графа.

– Ты его знал?

– Графа?

– Да.

– Когда-то… когда мы еще были подопытными крысами в лабораториях людей. А потом… – он осекается и замолкает. Ему неприятно вспоминать об этом. Но я хочу узнать о прошлом своего отца.

– И что же было потом?

– А ты наглая и без тормозов. Это как раз и выдает в тебе кровь хладного. Никогда не оглядываться на желания других, если того требует твоя цель. Да? – я замолкаю и опускаю глаза в пол. – Ничего страшного, это нормально. Не нужно стеснений.

– Моя мать была человеком. Во мне течет и ее кровь, – отчего-то произношу я.

– И она яркая и горячая, – проводит он пальцами по моей пылающей щеке.

– Что? – дергаюсь я, словно получив ожог.

– Ты покраснела. Видимо, это кровь человека такая жаркая, что тебя бросило в жар, и яркая, раз твои щеки покрылись таким румянцем. Это из-за меня? – смотрит он на меня сверху вниз.

– Слишком много самолюбования!

Он остужает меня вмиг, заставляя задуматься о том, что его слова – правда. Он, действительно, действует на меня странно, заставляя забывать о проблемах. Так нельзя!

– Я хочу отдохнуть! – отвожу я взгляд в сторону.

– Отведи ее, – хмыкает Прайм и отходит вновь к своему рабочему столу. Рядом со мной уже стоит Петро.

– Идем, Надежда. Я провожу тебя до твоей комнаты, где ты сможешь поспать.

Я киваю и выхожу из комнаты, больше похожей на огромный грот в скале. Спину так и прожигает взгляд того, кто остается внутри.

– Сколько ему лет? – спрашиваю я у моего «почти-друга» Петро, пока мы добираемся до комнаты. Она в другом конце всего этого лабиринта и на уровень ниже.

– Он старше тебя, – получаю я сухой ответ.

– И все?

– Он знал твоего отца. Ты же слышала, Надежда. Что тебе еще нужно знать?!

– Он похож на Ксандера?

– С чего ты взяла?!

– Такой же как и он: ни перед чем не остановится. Танком пройдет по всем, если того будет требовать ситуация.

– Ты ошибаешься, Надежда. Прайм – лидер, который думает обо всех нас, а не только о себе.

– Ты полностью под его властью, – со вздохом признаю я и захожу в комнату. – Уходи отсюда, Петро. Я хочу побыть одна.

– Завтра тебе рано вставать. Отдыхай.

– А что будет завтра?

– Твоя просьба под номером шесть, – со смешком отвечает мне Петро и исчезает в длинном коридоре, который освещается лишь «керосинками», подвешенными на кривые крюки.

Я сажусь на кровать и понимаю, что она полностью сделана из досок. Прямая, жесткая и неуютная. Наверх брошен тонкий матрац и покрывало накрывает небольшой валик-подушку. Я ложусь на нее и закрываю глаза. Завтра я хочу узнать о мыслях Прайма по поводу Линя и моего отца. Их нужно освободить как можно быстрее.

Незаметно для себя я крепко засыпаю, проваливаясь во сны. Я давно так сладко не спала.

Просыпаюсь я лишь тогда, когда меня трясут за плечо.

Надо мной высится хмурый незнакомый мне хладный с глубоким шрамом через все лицо. Он пересекает его от брови до уголка рта, деля нос на две неравные части. Это слегка искажает симметрию его лица, но не портит окончательно.

– Просыпайся, тебя ждет Прайм.

– Кто ты? – подскакиваю я с кровати, быстро натягиваю ботинки и шнурую их. Куртка уже в руках этого странного хмурого парня.

– Я – помощник Прайма.

– Имя. Как тебя зовут?

Кажется, его застает врасплох мой вопрос. Он застывает на месте и внимательно смотрит на меня. Он принимает решение: стоит ли доверять мне?

– Меня зовут Надежда.

– Логан, – буркает он так тихо, что я едва могу разобрать его ответ. – Идем, нас ждут.

Мы выходим и направляемся на улицу. Только не в ту сторону, откуда привел меня Петро. Мы идем в центр горы, где оказывается огромный проем и внутреннее озеро. Вокруг него занимаются хладные, преодолевая полосу препятствий и занимаясь на тренажерах.

Все при деле. Никто не отлынивает. Все заняты общим делом, цель у которого одна – выйти на свет и заявить о себе без страха истребления.

– Какое красивое озеро!

Логан не разделяет моего восторга и молча толкает меня в спину: надо двигаться вперед.

– Тебя ждут. Вон там, – указывает он мне на молча стоящего в стороне Прайма.

Его руки заведены назад и сцеплены в замок, футболка плотно прилегает к телу, рисуя все мышцы и изгибы. Волосы мокрые и зачесаны назад.

– Любишь спать? – встречает он меня «приветствием».

– Никогда не знаю, когда мне удастся поспать в следующий раз.

– Можешь не бояться. Я смогу тебя защитить. Ты здесь под моей защитой.

– Я еще не решила кто ты для меня: друг или враг!

– Реши правильно и тогда сможешь спокойно вздохнуть. Я тебе уже говорил, что нужно решить кто ты, Надежда: человек или хладный.

– И как я могу решить, когда и та половина и эта есть во мне?! Я соединяю их в себе. Что мне тогда делать?!

Прайм решает промолчать.

Он кивает и Логан исчезает за моей спиной. Так быстро, что я только улавливаю легкий порыв ветра на себе. Они пугают меня, но и завораживают одновременно.

– Приступим? – проводит он рукой по воздуху, указывая на полосу препятствий. – Надеюсь, ты готова.

– Я хочу есть!

– Что ж, сделаешь то, что я прошу и тогда отведу тебя в столовую. Ты сама хотела этого, когда составляла тот договор.

– Я справлюсь!

Он улыбается, но ничего не отвечает. Я разминаю руки и ноги, чтобы пожалеть об этом уже через полчаса.

 

Глава 18

И почему мне казались адом тренировки Петро?

Я охаю, пытаясь дотянуться до ушиба на своей лопатки. Мне нужно как можно скорее прикрепить к нему успокаивающий пластырь, что дал мне Петро. Но мои руки как назло не дотягиваются и я раз за разом неверно леплю его на кожу.

Над моей губой уже выступает пот от натуги, когда слышу легкий стук в стенку.

– Кто там такой вежливый? – не оборачиваясь, задаю я вопрос. Но лямку майки все же натягиваю.

– Не получается? – отвечает мне Прайм вопросом на вопрос.

Я резко разворачиваюсь и выдыхаю от боли в шее, пояснице и даже в костяшках пальцев, которая молнией проносится по всему телу.

Лицо Прайма на секунду изменяется и оно кривится в улыбке:

– Больно? Сама хотела научиться.

– Ничего, переживу. Кажется, я уже начинаю принимать боль как должное в своей жизни, – вновь рассматриваю я пластырь и придумываю как прилепить его на лопатку.

– Я узнал, что ты не ела. Почему?

– Только из-за этого пришел сюда?

– Нет. Пришел, чтобы удостовериться, что ты жива. И это только первый день. Уверена, что хочешь продолжать? – чувствуя я как он садится рядом. Слишком близко. Но и отодвинуться от него я не рискую, чтобы не выдать своей паники.

– Уверена. Завтра я буду в норме.

– Вот именно из-за этого я и хочу, чтобы ты была рядом со мной. Ты – сила и напористость, которая так мне нужна. Мне и всем нам! Я помогу, – перехватывает он ловко мою руку и забирает тканевый прямоугольник с сильным мятным запахом.

– Не нужно! Я справлюсь!

– Не справишься. Я видел. Не дергайся, посиди тихо! – приказывает мне Прайм, кладя пальцы на шею.

Осторожно, словно гладя и боясь моей реакции, он опускает руки вниз, спускает бретель майки и оголяет плечо. Там красуется темно-красный ушиб, который вскоре должен перерасти в огромный синяк. Прикладывает пластырь, заставляя кожу покрываться мурашками от холода, который приносит мне мята. Я шумно втягиваю носом воздух и тут же его выдыхаю.

– Больно? – шепот Прайма и его теплое дыхание опаляет мне мочку уха.

– Нет! – смотрю лишь на точку в стене.

– Врешь, – становится он еще ближе ко мне. Я практически чувствую его всем телом. – но мне это нравится.

– Потому, что ты тоже знатный лгун?

– Я?

– Да! – не думаю, что имеет смысл скрывать это.

– И в чем же я соврал тебе? – он слегка сжимает мои плечи, заставляя выгнуться меня в дугу. По телу уже ходит пламя от его близости ко мне. Он не тот, кто будет спрашивать разрешения или долго думать об этом.

– Ты же пришел ко мне не из-за моего пропущенного завтрака или беспокойства о моем здоровье. Ты же пришел, чтобы все твои подчиненные видели это. Что я – твоя! Ты заявляешь на меня свои права, обходя наш договор. Это вранье! А значит, ты – лгун!

Он не возражает мне в ответ. Я права. И оказывается, что это причиняет мне боль. Неужели, я хочу, чтобы этот громила заботился обо мне?!

«Он не твой отец! Опомнись, Надежда! Только он мог любить… любить твою мать!» – со всей дури щипаю я себя за запястье.

– Ты права. Раскусила меня так легко и просто. Надежда – ты супер! Но это лишь часть правды…

– О чем ты?

Руки Прайма до сих пор покоятся на моей спине. Они такие теплые и нежные, что мне хочется прирасти к ним.

– Я говорю о том, что причину прихода ты угадала. Но, может быть, остаться здесь меня заставило что-то иное? Как ты думаешь, Надежда?

Он легко касается губами моей шеи и замирает. Я боюсь дышать. Что происходит?

– Ты волнуешься рядом со мной, – не спрашивает, а говорит факт Прайм. – Именно, это называют «трепетом» от желания? Люди так воспринимают близость друг друга?

– Я не твой «кролик» для изучения людей. У тебя есть множество девушек из гетто, которые охотно расскажут обо всем! – отталкиваю я его и, кряхтя, поднимаюсь с кровати.

– Кхм, а это, кажется, называют «ревностью» или «собственничеством». Верно?

– Пошел ты! – злюсь я на себя за ту реакцию, что вызывает во мне этот самоуверенный козел!

– Грубо. Не буду тебя отвлекать. У меня есть дела и мне, действительно, пора. Кажется, мы увидимся только завтра утром. Всего хорошего, Надежда, – отвешивает он мне поклон и исчезает.

Я со злости пинаю стул. Он ни в чем невиновен, но только так я сейчас могу выпустить пар.

Кто-то ржет!

И я знаю кто это!

Только спустя пару минут я замечаю пару булок и ломоть сыра, что лежит на тумбе.

Он принес это мне?

Улыбка окрашивает мое лицо. Мне так нравится эта забота.

Булки мягкие и нежные. Вкус просто потрясающий. Запах тмина проникает через нос. Откуда они?

Я брожу по этому оригинальному «городу» и пытаюсь найти Петро или хотя бы Логана. Прайма я видеть пока не хочу.

Когда прохожу мимо других хладных, то чувствую на себе их заинтересованный взгляд. Я для них как экзотическая зверушка. Хорек, который имеет крылья или змея, что обзавелась ногами. Может они и видят девушек из гетто, но чтобы девушка была хладной… Для них это ново.

Может нужно спросить у них про Петро? Я уже блуждаю тут не меньше получаса, но все никак не могу обнаружить знакомых мне парней. Они прячутся от меня?

Решаю заглянуть в первую попавшуюся комнату, где мне тут же приходится зажмуриться. К такой картине я не оказываюсь готова.

Девушка сидит на коленях у Прайма и всячески пытается пробраться ему под брюки руками. Ремень уже расстегнут, а футболка и вовсе валяется на полу. Ее волосы раскиданы по груди этого парня, а его руки быстры и невероятно проворны в процессе разоблачения девы от одежд.

– Ой! – зажмуриваюсь я так сильно, что кажется в глазах мелькают белые капельки света.

– Кажется, я не звал ей подмогу, – отодвигая от себя девушку, смотрит на меня Прайм.

– Извини, я не хотела мешать. Искала Петро.

– Не меня? – издевается он надо мной.

– Нет. Не дождешься. Хотя, – стараясь скрыть свое смущение, открываю я глаза. – и ты сгодишься. Хочу поговорить с тобой.

– Сейчас?

– Да! – улыбаюсь я девице, что готова сожрать меня с потрохами за то, что помешала ей нежиться в объятиях Прайма.

– Пегги, мы немного позже доведем нашу «беседу» до логического завершения, – целует он ее в висок и сбрасывает с себя. Ей приходится одеться и застегнуть платье. А Прайм уже заправляет футболку в брюки.

– Как ты дипломатичен. Твой талант… я теперь начинаю понимать причину, почему за тобой идут столько хладных.

– Иди. Мы с тобой еще свидимся, Пегги, – не реагирует он на меня и мой жалкий сарказм.

Она с грацией шествует мимо меня и останавливается. Фыркает и выходит в коридор.

– Он – мой мужчина! – рыкает она мне тихо.

– У тебя нет соперниц, – пропускаю я ее.

– Обидно, – подслушивает нас Прайм. Кажется, он любит все знать. – Присядешь? – пододвигает он мне стул. Сам Прайм присаживается на край стола.

– Когда ты собираешься вытащить Линя и отца? – перехожу я сразу к делу.

Я игнорирую стул и предпочитаю вытянуться во весь рост, чтобы не быть в меньшинстве перед этим парнем.

– Только за этим пришла?

– Я шла вовсе ни к тебе! – отмахиваюсь я от этой догадки. Но я не могу отмахнуться от того, что рада видеть его чуть раньше, чем это планировалось – «завтра» оказывается слишком долгим для меня.

– К Петро. Я прав?

– Да.

– И ты хотела узнать у него о моих планах?

– Нет. Просто хотела попросить его кое о чем.

Прайм задумчиво прикусывает нижнюю губу и рассматривает меня с головы до ног.

– И только он может решить эту проблему?

– Не знаю, – честно признаюсь я. – Просто, я знаю его дольше, чем всех остальных.

– И только из-за этого ты делаешь свой вывод, что ему можно доверять?! – заливается смехом Прайм. Я его изрядно веселю. – Действительно, Надежда, ты иногда меня умиляешь. Кажется, ты прихватила от людей одну «заразу» – доверчивость!

– Это плохо? Доверять близкому тебе человеку?

– Не знаю. Ты мне расскажешь после того, как тебя предаст этот близкий тебе человек. Договорились?

Мне становится не по себе.

– Наверное, я лучше пойду. От тебя я все равно не добьюсь нужных мне ответов.

Я делаю шаг по направлению к выходу.

Прайм в секунду загораживает его мне и расставляет руки по обе стороны стены. Жар начинает распространяться во мне от его пристального взгляда. Пальцы на ногах… я чувствую как они разом подгибаются.

– Не уходи, когда разговор не окончен.

– Мы разве не договорили?

– Нет. Ты так и не сказала причину поиска моего помощника. Зачем он тебе?

– Хотела попросить показать мне, где можно поплавать.

– И все?

– Да. К нему у меня был лишь этот вопрос.

– А ко мне? Про отца и того… как там его?

– Линь. Его зовут Линь.

– Верно, – бьет себя слегка по лбу ладонью Прайм, словно вспомнил то, что так хотел вспомнить.

Ложь.

Очередная ложь.

Ему плевать на то как зовут моего друга. Плевать на все, что не касается его победы над Ксандером и всем советом семи гетто.

– Пропусти! Я хочу уйти отсюда, – пытаюсь я обойти его. Но это так же реально как обежать землю за час.

– А если я не хочу отпускать тебя?

– Ты говорил, что у тебя были дела!

– Эти «дела» прошлепали мимо тебя десять минут назад. «Они» меня могут и подождать. Идем, – хватает он меня чуть повыше моего запястья. Мы оказываемся вновь в змейке коридоров, какими испещрена вся скала.

– Куда мы идем?

– Ты хотела знать место, где можно уединенно поплавать. Так?

– И? – смотрю я ему в спину, пока мы ловко петляем по извилистым поворотам.

– Я тебе его покажу. Быстрее, иначе я правда могу потом опоздать на важный сбор.

– Что будет потом?

Прайм не отвечает мне на вопрос. Он лишь ускоряется и мне приходится все быстрее и быстрее семенить за ним следом, переходя уже на бег.

* * *

– Ты будешь за мной подглядывать? – собираюсь стянуть я с себя майку, чтобы освежиться в небольшом озерце, которое окутано каменными стенками.

Река, что течет под землей, вырывается в нескольких местах на свободу, образуя некое подобие озер и рек. И эта «ванная» десять на десять метров очень удачно располагается внутри одного из проемов, скрывая своих посетителей от ненужных глаз.

Вода здесь тихая. Она прозрачна и я могу видеть камни, что покоятся на дне.

Те же камни, что ближе всего к воде, стали уже скользкими и превратились в опасное препятствие на пути к прохладе воды.

– И не планировал. Это то место, где я позволяю себе отдохнуть от всех. И я показал его тебе. Можешь стоять здесь и глазеть на меня, если боишься присоединиться ко мне. А я собираюсь окунуться и освежиться, – подмигивает он мне и скидывает свою футболку на землю.

За ней следуют и его штаны с ботинками. Куртку он оставил у себя в комнате.

Я жмурюсь и отворачиваюсь до тех пор, пока не слышу оглушающий всплеск. Пара капель попадает мне на спину, заставляя вскрикнуть и выгнуться вперед.

– Ну так как? Решилась? Или будешь бояться меня?

Решение, которое я приму сейчас изменит меня и мои отношения со всеми, кто здесь находится.

Нельзя бояться хищника!

Нужно стать самому этим зверем!

Только тогда они признают тебя равной!

– Будешь разглядывать, то я тебя утоплю! – поднимаю я уверенно края майки вверх.

– Ради этого, я готов рискнуть, – хлопает по глади воды руками Прайм, облизываясь.

– Придурок! – показываю я ему средний палец и быстро выбираюсь из своих штанов.

Еще секунда…

Я ныряю с головой под воду, чтобы сразу ощутить ее леденящий мороз и то жаркое тепло, которое он приносит сразу же за собой.

Мои руки чувствуют легкость. Спина выпрямляется, а с позвоночника снимается вся тяжесть тренировки. Я всплываю на поверхность.

Передо мной, улыбаясь, держится на воде Прайм.

По его лицу стекают сотни маленьких ручейков. Его волосы зачесаны назад, а подбородок касается воды. Он словно чего-то выжидает, затаившись.

– Что-то не так?

– Нет. Я жду, когда ты убежишь от меня.

Он вновь улыбается. Я не могу не повторить эту улыбку за ним – она заразительна.

– Я не собираюсь убегать. Можно спросить? – отплываю я на небольшое расстояние от него и становлюсь ближе к берегу. Прайм остается на середине озерца.

– Давай. Тебе можно многое.

– Как ты узнал обо мне? Кто я и чья дочь?

– Ты не задумывалась о том, что было тогда, когда такие как твой отец и я были в лабораториях и имели прав не больше, чем лабораторные мыши?

Я молчу. Кажется, он поймал меня.

– Значит, не спрашивала, – делает он закономерный вывод и ныряет под воду.

– Отец ругал меня, если я вспоминала о тех временах и расспрашивала о нем… о маме, – говорю я в пустоту. – Ой! – испуганно вскрикиваю я, когда моей голени касается что-то мягкое.

– Не ори, – возникает передо мной довольный Прайм. – это всего лишь я. Что ты говорила?

– Отец не любил говорить о тех временах. А больше узнать мне было неоткуда.

– Ясно. Так вот, – опирается он о каменный край водоема локтями. Прайм так близко, что я едва могу сосредоточиться на его словах. Но это нужно сделать. – когда первые хладные смогли вырваться из лабораторий и закрытых казарм, то лишь немногие вспомнили о тех боксах, где были новое пополнение. И среди них был и твой отец. Граф…

– Ты! – понимаю я только сейчас. – Ты был тем, кто жил в тех боксах?!

– Верно. Маленький мальчик с измененным ДНК, изможденный и израненный. Тот, кто мечтал лишь об одном: правильно выполнить задачу людей в белых халатах, чтобы они остались довольны! И только Граф был тем, кто не побоялся прийти за ним, чтобы показать другую жизнь.

– Он спас тогда тебя, – опускаю я глаза вниз.

– Да. И я спасу его, можешь не сомневаться в этом. Но сейчас я хочу узнать одну вещь, что гложет меня с момента твоего появления.

– Спрашивай.

– Что ты можешь?!

– Прости…

– Что ты можешь?! В чем твоя сила?! Изменения в ДНК и смешение его с ДНК человека не может пройти бесследно! Я уверен в этом!

Я испуганно шарахаюсь в сторону и волна бьет меня по спине, разбиваясь на капли. Прайм следует за мной, не отставая.

– Откуда ты…?!

– Знаю? Нет, не знаю. Но догадываюсь. Подтверди мои догадки, Надежда! Кто ты и что можешь?

Я поворачиваюсь и, опираясь на руки, выхожу из воды. Мне неважно, что Прайм видит мое мокрое нижнее белье, что прилипает к телу как вторая кожа. Я лишь хочу одеться и уйти отсюда подальше. Уйти от него.

Но от него не убежать.

Только не от него!

Я одеваюсь и приглашаю Прайма присоединиться ко мне, кивая на его шмотки, что валяются на камнях около моих ног. Он ухмыляется и подтягивается на руках, чтобы выйти из воды.

– Нужно было оставить на себе хоть что-то! – кричу я, отворачиваясь и пряча глаза. Он голый!

– А чего мне стесняться? В лабораториях нас и не думали одевать и учить стеснительности. Там были другие цели.

– Извращенец!

– Нет. Просто я отношусь спокойно к человеческой наготе.

– Врешь! – не решаюсь я до сих пор повернуться.

– Не вру. Развернись, я оделся, – разрешает мне Прайм. Я слышу шуршание ткани. Нужно верить ему.

Я поворачиваюсь.

Он одет. Его мокрые и с них стекает вода, рисуя разводы на футболке.

– Сейчас мы можем поговорить?

– Хорошо. Только я не знаю, что это и как этим управлять, – тут же предупреждаю я его. Но Прайма это не пугает. Он лишь резко кивает и произносит:

– Покажи!

– О чем ты? – пугаюсь я его настойчивости.

– Покажи то, что ты умеешь. На мне! – протягивает он мне свою руку. Она выглядит сильной. Той, которая может выдержать то, что могут творить мои руки. Но все-таки… – Не бойся, давай!

Я поднимаю руки, намереваясь обхватить его запястье. Что я хочу этим доказать, не знаю даже я сама. Но мне отчаянно хочется, чтобы он удостоверился в том, что я не так проста, какой кажусь.

Но я думаю, что Прайм так и не думает.

Пальцы прикасаются к его чуть огрубевшей от песчаных бурь и постоянных солнечных ванн коже. Жесткие темные волосы покрывают ее вплоть до пальцев.

Осторожно, боясь причинить боль, я просто поглаживаю его руку, вспоминая то как лечила Роба.

Время идет, но ничего не происходит.

– Я не могу!

– Почему? – смотрит серьезно на меня Прайм. Он больше не улыбается.

– Не знаю… но кажется, я просто боюсь причинить тебе боль, – качаю головой я.

– Беспокоишься обо мне? Мне казалось, что я не нравлюсь тебе. Это не так? – захватывает он мои пальцы в замок своих. Я не могу больше и шагу ступить от него.

– Не знаю! Просто не получается!

– Тогда я тебе помогу, – подмигивает мне Прайм и делает искусную подножку. Я падаю и лишь его нога останавливает мой удар о твердь земли.

Моя шея чувствует его пальцы. Они вытягивают из меня воздух и заставляют задыхаться, молотя руками по груди парня. Пальцы пытаются оторвать его руки от моего тела, но все бесполезно. Кости словно сдавливаются и внутри зарождается ком, который заставляет меня хрипеть.

– Или ты умрешь, или докажешь, что ты – дочь Графа и человеческой женщины! Давай, Надежда! Я не планирую отступать, – слышу я голос Прайма.

Мои руки обвивают его запястья.

Тепло нагревает мою кожу, пропуская через них жар, который заставляет плавиться и сталь. И сейчас мне безразлично, что его руки не защищены ни чем.

Мои глаза наливаются кровью.

Я отпускаю на волю то, что есть внутри меня.

Крик Прайма и его расширившееся зрачки от боли я не сразу замечаю, но мне становится свободно дышать и я могу нормально воспринимать реальность.

– Считай, что завтрашняя тренировка была сейчас, – с придыханием произносит мне Прайм. Его кожа покрывается волдырями, украшая огромные покраснения. – Ты – нечто, Надежда! Я понимаю, зачем ты была нужна стольким людям, а в особенности Ксандеру.

– Я была нужна не только ему?

– Нет. Весь совет семи хочет тебя! – баюкает он свои поврежденные конечности, дует на них, нехотя показывая мне свою боль. – И у них две цели на счет тебя: подчинить или убить! Третьего нет. И поэтому, ты должна уметь защищаться.

– Я сделала тебе больно!

Только сейчас я прихожу окончательно в себя и понимаю, что Прайму нужна помощь.

Я спешу к нему.

– Не нужно, я могу справиться с этим самостоятельно. Не думай, что эти раны сломят меня, – кивает он на сильнейшие ожоги на своих руках.

– Не думай, что это обычные ожоги, – не собираюсь я так легко отпускать его. – Идем, их нужно обработать.

– Как и твою шею, – с трудом поднимает Прайм свою руку и проводит по моей коже. На ней тоже легкие покраснения от его пальцев.

– Ну? – жду я его решения.

– Хорошо. Идем, – соглашается он со мной. – ко мне в комнату. Там есть все необходимое.

– Отлично! – мы выходим из закутка с природной «ванной». – А то, что ты говорил на счет завтрашней тренировки. Это правда?

– Да. Правда. Меня не будет пару дней и тренировки отменяются. Хотя, если ты хочешь, то парни могут погонять тебя на полигоне. Выходи утром к тренажерам; они будут предупреждены о тебе.

– Не нужно. Я могу и подождать, – смотрю я затем, чтобы руки Прайма не задевали одежду, причиняя себе боль.

Прайму, кажется, нравится мое утверждение. Его голос становится ласковее:

– Извини, что пришлось тебе причинить боль. Защита своей жизни отводит назад все страхи причинить боль другому. Так и произошло с тобой.

– Вот и твоя комната, – вижу я уже знакомую обстановку.

Мы заходим внутрь и садимся на кровать парня. Он быстро достает аптечку из-под нее и открывает крышку, откидывая ее в сторону на плед, что закрывает матрац.

– Вот мазь от синяков, – показывает он мне небольшой тюбик посеребренного цвета.

– А где от ожогов?

Это меня сейчас интересует куда больше, чем мазь от синяков и ушибов. Я боюсь, что его ожоги могут загноиться и начать нарывать. Кровь, смешанная с сукровицей, уже застывает на его коже, делаясь коркой.

– Здесь, – дает он мне небольшую баночку с ярко-оранжевой мазью. Она жутко пахнет какими-то травами.

– Такая маленькая баночка, но как воняет! – зажимаю я нос двумя пальцами. Запах быстро распространяется внутри помещения.

– Зато действует безотказно. Дай мне ее сюда! – требует он банку, кривясь от движения своих рук. Боль должна быть адской.

– Не дам! Я сама смогу обработать их. Дай руку!

Прайм подчиняется.

Зачерпывая пахучую массу двумя пальцами, я стараюсь сильно не вдыхать воздух носом.

Аккуратно, боясь причинить еще большую боль, я начинаю накладывать плотно мазь на ожоги и огромные волдыри Прайма. Он молчит, терпеливо перенося боль. На его лице не дергается ни один мускул. Я заканчиваю и заматываю руку бинтом.

– Думаю, что это будет лишнем, – уже тянется к руке Прайм, чтобы сорвать повязку с нее.

– Так думаешь ты, а не я, – останавливаю я его.

– Мазь подействует уже к вечеру. Мы не только выводились в научных лабораториях, но и учились там же. Многое знаем и многое умеем, – успокаивает меня Прайм.

– А я знаю, что нужна стерильность! – стою я на своем.

– Будь, по-твоему, – сдается через какое-то время мне Прайм.

– Вот и отлично!

Я вытираю руки полотенцем и откладываю банку в сторону.

– Странно, я не видела сегодня ни Петро, ни Логана. И еще многих других хладных. Где они?

– Кое-что подготавливают назавтра.

– Что же будет завтра?

– Ты сможешь отдохнуть от моего присутствия, – проводит пальцем по моему лбу и отводит мокрую прядь назад.

– Ты не должен шевелить руками. Хотя бы пока не станет действовать лекарство!

– Ты все же больше человек, чем хладный. Петро был неправ.

Я поднимаюсь. Мне становится неуютно рядом с этим ходячим тестостероном. Прайм действует на меня как удав на кролика, что идет добровольно к нему в пасть.

– Куда ты?

– Хочу пойти поискать что-нибудь съестное. Того, что ты оставил мне тогда, будет маловато на весь день.

– Я провожу тебя сам, но только тогда, когда обработаю твою шею, – кивнул он на мои синяки. Я инстинктивно прикрываю руками ее, стесняясь тех синяков, что сейчас словно шарф окутывают мою шею.

– Не нужно…

– Нужно. Я – причина этой «красоты»! И если ты не сядешь, то я сдеру эти белые ошметки на моих руках! – пригрозил мне Прайм. Его пальцы уже были на бинтах.

Я сажусь на край постели и Прайм придвигает меня ближе.

Прохладная мазь успокаивает горящие следы на шее. Мои мышцы наконец могут расслабиться и отдохнуть.

Его пальцы поглаживают мою кожу, слегка задерживаясь на ней. Пропуская разряд и заставляя покрываться мурашками кожу, Прайм берет в оковы мое лицо, заставляет смотреть прямо ему в глаза. В них горят огоньки. А я становлюсь мотыльком, которого манит на огонь.

– Если я попрошу разрешения, то ты мне его дашь?

Он просит разрешения на поцелуй. Я знаю это!

– Разрешаю.

– Только одно прикосновение. Только один поцелуй.

– Спасибо, – благодарит он меня и приближается вплотную к моим губам.

Его поцелуй вначале просто прикосновение. Губы еще влажные от воды. Я прижимаю губами его губу, словно пытаясь выпить те капли воды, что есть на ней. Он отвечает мне, целуя, запуская пальцы в волосы. Он не выпускает мое лицо из своих рук, боясь, что я заберу свое разрешение на поцелуй. Прайм не дает мне и шанса на то, чтобы что-то сказать.

Тепло затапливает меня, делая ноги и руки непослушными. Я делаю мягкой как глина в его объятиях. Мне кажется, что поцелуй длится вечно.

Но он отстраняется первым.

– Кажется, я исчерпал свой лимит.

Я едва могу прийти в себя. Откашлявшись, я бегаю глазами по комнате, не зная, на чем могу остановить свой взгляд. Прайм молча наблюдает за моими метаниями.

– Тебе стыдно?

– Не знаю, – решаю я быть честной с ним. – Просто, совсем недавно я думала, что полюбила одного человека и любовь моя на всю жизнь.

– Продолжай так думать, – внезапно становится серьезным и даже жестким Прайм. – Не ищи любви там, где ее нет. Это лишь было мое желание. Мимолетное и уже удовлетворенное. Не думай много об этом поцелуе!

– Ну ты и…!!! – подскакиваю я, словно обжегшись, с кровати.

Мои руки сжимаются в кулаки.

– Догадываюсь, – вздыхает Прайм. – Думаю, что тебе нужно идти. Столовая находится уровнем ниже. Рядом с продуктовым складом. Спроси у любого, они подскажут тебе.

– Ну ты и му…!

– Не ругайся! – выставляет указательный палец перед собой Прайм.

– Надеюсь, что я тебя не увижу! – в порыве гнева и обиды бросаю я ему.

Прайм как-то странно улыбается и задумчиво смотрит на меня:

– Твоя надежда на этот исход может осуществиться. И, возможно, совсем скоро. Иди, Надежда, – практически выгоняет он меня.

– Да иди ты!

Я вылетаю из комнаты и спешу куда-то, не особо разбирая дороги.

 

Глава 19

Я уже больше часа ковыряю вилкой в салате, который сумела выпросить у повара без огромного куска мяса. Стакан молока стоит передо мной – он уже четвертый. В горле пересохло. Меня трясет от злости на саму себя.

– Ты истыкала весь лист. Может его теперь можно просто достойно захоронить? – садится напротив меня Логан.

Он выглядит уставшим. Что же он такое делал, что смог вымотаться?

Его шрам… я вновь смотрю на него, но уже привыкаю к нему. И мне он кажется уже самой важной частью всего Логана. Без него бы, он не смог быть тем, кем является сейчас.

Я отодвигаю тарелку; салат и правда выглядит неважно.

– Я просто задумалась.

– О чем?

– Да так… неважно.

– И ты поэтому стараешься согнуть вилку пополам? Может, расскажешь?

– Тебя ко мне подослали? – решаю узнать я.

– Кто мог бы сделать это?

– А то ты не знаешь! Прайм, – рычу я Логану в ответ.

– Нет. Так, что? Расскажешь мне, что тебя гложет?

– Если ты ответишь на мой вопрос, то я отвечу на твой.

– Деловой подход. Ты первая. Дамы вперед, – разрешающим жестом указывает он мне.

– Время! Я хочу знать время, когда улетает Прайм. И причина этого?

Логан сглатывает и ухмыляется. Он оглядывается и решает: говорить мне правду или нет. Для меня выбор однозначен, а вот для него не все так просто.

Сказать мне то, что я хочу знать – это предать Прайма.

Неужели, тот сказал им не раскрывать планов?!

– Если вы и ваш «предводитель», – выделяю я последнее слово и Логан уже и не скрывает свою улыбку от меня. Это выглядит весьма устрашающе. Его шрам становится шире и опаснее. – хотите, чтобы я была рядом с вами и держала перед всеми знамя вашей победы, то я хочу знать все! Все, что происходит здесь!

– Пункт твоего договора, – сдается на милость мне Логан.

Его голова закрывается руками и он опускает взгляд в пол.

– Отец? – кивок парня. – Вы его спасете?! – и вновь кивок. Только теперь еще и дополнение:

– Мы постараемся. Прайм не дает пустых обещаний.

– Завтра?

– Да.

– Время? – Логан захватывает щеку зубами, злясь на самого себя. Он жалеет о том, что решил поддержать меня. Мне это неважно.

– Четыре часа утра.

– Где?

– Нет, Надежда. Этого я тебе не скажу. Теперь, ты! Рассказывай, что у тебя случилось?

– У меня случился «Прайм»! – вспоминаю я свою новую, но такую большую проблему.

– А что у тебя с ним то произошло?

– Тебе нравиться работать штатным психологом?

– Но… просто…

– Извини, мне нужно идти, – встаю я из-за стола и мне уже не нужен мой ужин.

– Чтобы я тебе еще раз поверил, Надежда! Девчонки! – слышу я за собой.

Переживу.

Я не могу успокоиться и верчусь отчаянно на кровати.

Мне не дают покоя мысли об отце и Лине, которые из-за моей беспечности находятся в опасности уже столько времени.

Я хочу помочь Прайму.

Всю ночь я то и дело просыпаюсь, поглядывая на часы, что стоят около меня и медленно изменяют время. Так медленно, что мне хочется кричать от сожаления. Я едва сдерживаюсь и подскакиваю как ужаленная, когда циферблат изменяет цифры на половину третьего. Я должна быть там раньше всех!

Старательно вспоминая о том, что мне говорил Логан, я тороплюсь к посадочной площадке. Там, где рядом ангары для трех транспортировочных вертолетов, которые раньше были на вооружении у совета.

Площадка огромна.

Она застелена бетоном и не видно ни единой травинки, что пробивалась бы через него. Деревьев тут тоже нет, но есть купол, что прикрывает ангары. Те находятся в небольшом углублении.

Несмотря на раннее утро или позднюю ночь – это можно назвать и так, и так – здесь очень много хладных. Все они заняты своим делом и мало обращают внимания на меня. Но я кожей чувствую, что они в курсе моего нахождения, просто им это неважно. А если их это не волнует, то значит…

– Решила прогуляться перед тренировкой? Нагуливаешь аппетит перед завтраком? – слышу я сарказм в голосе Прайма.

Он стоит за мной и смотрит, словно приценивается к товару. И товар этот ему явно не по душе.

– Привет, – ничего лучше не нахожу я.

– И все? Это все, что ты можешь сказать?

– Логан тебе рассказал?

Прайм кивает:

– Да. Он не из тех парней, кто молчит, ради девчонки. Особенно, – добавляет он мне. – если это важно и его командир должен об этом знать.

– Как догадался, что я буду здесь?

– Сложно было не догадаться. Надо быть полным идиотом, чтобы не понять, что ты ринешься спасать отца и своего дружка вместе с нами. И знаешь, – делает он один шаг ко мне. Я силой заставляю себя не отступить от него. – ты запоздала. Я думал, что ты придешь раньше.

– Не выспался из-за меня?

– Плевать. Я могу выспаться на пару дней вперед всего лишь за пару часов. Нас для этого и готовили.

Передо мной встает образ отца.

– Прайм, скажи, отец же смог выжить в том аду, что ему устроил Ксандер?

– Он – один из лучших хладных, что есть. Нас готовили на выживание в немыслимых условиях. И Ксандер, какими бы не были его мотивы, не сможет так просто сломить его волю и дух. Пока твой отец знает, что ты жива и свободна, он будет держаться. Ради тебя. Я уверен.

Я верю Прайму.

Он больше ничего не говорит. Лишь молча огибает меня и интересуется готовностью машины к вылету. Механик кивает и говорит какие-то непонятные для меня цифры.

Прайм доволен результатом.

– Возьми меня с собой! – догоняю я его. Он уже заканчивает одевать снаряжение.

– Смешно. Я оценил степень твоего юмора, Надежда.

– Я серьезно.

– Тогда, я разочарован.

– Почему? – смотрю я в упор на него.

– Ты – дура, если думаешь, что я дам тебе так легко подвергнуть свою жизнь опасности. Не для этого мы вытаскивали тебя из лап Ксандера! И не для того я заключал с тобой договор.

– Я помню его. И помню твои цели и планы на меня. Но послушай…

– И не собираюсь. Ты останешься здесь. Останешься и будешь ждать.

– Я так не смогу! – взрываюсь я.

– Тогда я прикажу привязать тебя к одному из камней, что выступает из земли и ты будешь жариться на палящем солнце до моего прибытия.

– Но…!

– Надежда, – шипящим голосом произносит Прайм. – я серьезно! Даже и не думай о том, чтобы пробраться на вертолет. Иначе…

– Что же будет иначе?!

– Я тебя выброшу из него! Клянусь всем, что у меня есть!

Я верю ему. И верю в то, что он выполнит свое обещание без колебаний. Вокруг него веет холодом. Или просто мой страх становится сковывающей ледяной коркой?!

Я облизываю губы и переминаюсь с ноги на ногу. Мне нечем крыть его карты. Я проиграла этот раунд.

– И что мне делать, пока вас не будет?

– Может поспать? – кивает Прайм, понимая, что я сдалась. – Ты же не выспалась, пока караулила время.

– Я не усну.

– Тогда делай, что хочешь. Просто не выходи за рамки дозволенного. Это все, о чем я прошу.

Он уходит, даже не попрощавшись.

Команда уже грузится в огромные машины. Винты прокручиваются, собираясь поднять их в воздух. Пыль начинает клубиться вокруг них.

Парни, что сидят внутри вертолетов, снаряжены так, словно ожидают мини-войну. Они готовы столкнуться с любой угрозой и готовы нейтрализовать ее ценой собственной жизни.

Наверное, это и есть первоначальная и главная цель всех хладных.

Я к такому не привыкла.

Отец другой. Его сделали другим любовь моем матери. Ее отношение, забота к нему изменили его взгляды. А этих парней обучали лишь воевать и побеждать.

Всегда лишь побеждать!

Меня едва не сбивает с ног поток мощного воздуха, когда вертолеты поднимаются вверх. Я отхожу назад, закрываясь руками от пыли. Она уже проникла ко мне в нос и сейчас пытается заставить меня чихнуть. Волосы выбились из хвоста и теперь нещадно треплются в разные стороны, следуя за ветром.

Они поднимаются все выше. К небу. К солнцу. Они поднимаются, чтобы потом зависнуть надо мной.

И вот я уже вижу лишь хвост последней машины.

– Надеюсь, вы все вернетесь живыми, – смотрю я на небо, где еще видны звезды. Они скоро исчезнут, но потом вернуться. Как и хладные.

Я надеюсь лишь на это.

* * *

В комнате своей я не могу находиться. Избегав все углы по два раза, я принимаю решение идти в общую столовую, чтобы отвлечься от мыслей.

Усаживаюсь за дальний столик и кручу в руке кружку, где плещется обычный яблочный сок. Есть совершенно не хочется.

– Надежда! – слышу я свое имя. Голос мне незнаком.

Поворачиваюсь и вижу среднего роста мужчину.

Его руки чуть меньше развиты, чем у остальных. И одет он весьма странно для этого места – в белый халат. Плечи его покаты, а грудная клетка не выпирает так откровенно вперед, как это происходит у других.

– Да. Кто вы?

– Я – Вуд. Местный врач и, по совместительству, ученый, что постоянно трудится в лаборатории, которая находится над взлетной площадкой. Я видел тебя сегодня там.

– Я тебя не знаю и не разу не видела здесь.

– Верно, – присаживается он ко мне. Я пододвигаюсь, чтобы освободить ему место. Он не из тех, кто ждет приглашений. – я предпочитаю быть рядом с колбами, а не с этими мужланами. А еда… ее можно создать и в лаборатории.

– Разве?

– Думаешь, что биоробота-человека можно создать, а бутерброд – нет?! – смеется он звонким, таким неестественно-открытым смехом.

– Наверное, можно. Раз ты так говоришь. Но что тогда заставило тебя спуститься сюда вниз? – отпиваю я сок из своего стакана.

– Ты. Не хочешь прогуляться до моей обители и помочь мне в одном исследовании?

– О каком исследовании пойдет речь?

– Твоих способностей, – делает он выпад и играет сразу козырем. Крыть мне нечем. – Ты же хочешь узнать их причину?

– Да.

– Тогда, я тебя приглашаю на чашечку чая.

– Тоже, сделанного в лаборатории?

– Конечно, – помогает выбраться мне Вуд из-за стола.

Мы быстрыми шагами покидаем столовую.

Лаборатория находится над площадкой и огромная стеклянная стена открывает на нее невероятный обзор. Можно видеть всех и вся. В любой детали.

В самом помещении чисто. Оно отделано широкой квадратной плиткой и нет и намека на то, оно находится внутри горной породы.

Множество разнообразных приборов то пикают, то умолкают. Что-то печатает, а что-то вырисовывает замысловатые дерганые линии на бумаге. Где-то ухает и жужжит круглая центрифуга с многочисленными колбочками.

В углу отделено место под кушетки для больных и раненых.

Около каждой стоит держатель, чтобы можно было подвесить капельницу. Тут же есть и монитор слежения за сердцебиением. Все сделано на славу.

– Сюда, пожалуйста, – приглашает меня Вуд к дальнему столику, где есть три стула. Они задвинуты. Похоже, здесь царствует единолично лишь Вуд.

– Спасибо, – присаживаюсь я на предложенное мне место.

Мой взгляд сразу же натыкается на бумаги, которые неряшливым веером раскинулись на столешнице.

– Что это? – вчитываюсь я в протокол исследований и испытаний. Номер попытки пугает меня и, одновременно, поселяет уважение к этому парню – он настырен в достижении своей цели.

– Попытки понять нашу суть. Суть хладного. Что ты знаешь о нас? Об отце? Что он рассказывал о себе? – вкрадчиво интересуется Вуд.

– Ничего. У нас были некоторые темы под запретом.

– И эта тема входила в их список. Так?

Я кивком головы подтверждаю его слова.

– Ясно. Тогда, я расскажу тебе кое-что о нас и о тебе. Но для начала, – берет он в свои руки, одеты в стерильные перчатки, шприц. – позволь взять мне немного твоей крови.

– Зачем?

– Если мои догадки верны, то все дело именно в ней.

– Откуда ты будешь брать кровь?

– Протяни мне свою руку.

Вначале один из моих пальцев оказывается расковырянным. Из ранки появляются алые яркие капли крови. Я ноздрями могу уловить едва заметный запах солености и железа.

Следом Вуд втыкает новую иглу, потолще и побольше, мне в вену.

– На всякий случай, – пожимает он плечами на мой вопросительный взгляд.

– А теперь расскажи мне все, что вам известно, – с азартом наблюдаю я за манипуляциями парня, когда он ставит пробирки с кровью в какую-то камеру под лампы.

– Нас называют хладными не просто так. Не просто из-за того, что мы хладнокровно относимся к таким чувствам как боль, сострадание и жалость. Нет. Наша температура… она иная, чем у простых людей.

– Чувствую, что моя голова вскоре взорвется от информации. И пока этого не произошло, объясни все по порядку! – от волнения стучу я пятками о ножки стула.

Вуд кивает и пускается в долгие и тернистые разъяснения.

Из его слова следует то, что у простых людей все реакции и процессы организма находятся в постоянном стрессе из-за высоких температур, которым они постоянно подвергаются.

Обычная для человека температура в 36,6 градусов Цельсию оказывается разрушающей для его крови, кожи и мускул. Из-за этого жара жизнь человека становится весьма и весьма короткой. Он подвержен травмам и ограничен в своих возможностях.

Когда ученые этого мира озаботились о защите порядка, то первым делом, решили понять уязвимость людей перед природой и другими факторами.

Они ставили опыты над собаками, простыми людьми и хладнокровными гадами.

Результаты ошеломили их!

Температура собак была лишь на пару градусов выше, чем у человека и его жизнь в разы была меньше. Их клетки быстрее умирали, не успевая полноценно регенерироваться. Мозговая деятельность была заторможена и не могла похвастаться быстротой принятия решений.

Хладнокровные, что могли принимать температуру той среды, где находились, показывали результаты впечатляющие. Их ткани и клетки могли замедлять свой процесс разрушения и отмирания, тогда как новые развивались с молниеносной скоростью. Это позволяло увеличить их продолжительность жизни, сделать их изворотливыми и хитрыми хищниками, которые могли оставаться невидимыми для своих врагов.

Сопоставив выводы, ученые пришли к идеи создание человека с пониженной температурой тела. Но той, которая бы помогала своему владельцу, делая его практически неуязвимым.

И так появились хладные.

Люди, чья кровь была холоднее, чем у обычных людей. Их реакции были молниеносны. Скорость принятия решений зашкаливала, а регенерация тканей смогла добавить им несколько десятков молодости.

– И какая же у вас температура? – не выдерживаю я и вмешиваюсь в повествование Вуда.

Он вздрагивает. Я его, кажется, вырываю из оков воспоминаний.

– 33,2 градуса по Цельсию. Это нормальная температура для хладного.

– Я тут поняла, что не знаю свою температуру.

– А вот на этот счет у меня есть маленькая гипотеза. Я просил Прайма привести тебя ко мне сразу же, как вы прибудете с Петро. Но он решил, что это все, – обводит он рукой свое «царство». – напугало бы тебя и ты отказалась бы от сотрудничества с ним.

– Именно, поэтому ты решил поговорить со мной, пока их здесь нет?

– Верно. Все приближенные Прайма улетели с ним. Это высококлассные специалисты, которые знают свое дело.

– И что же это за гипотеза?

– Придвинься, я проверю твою температуру, – просит меня Вуд, собираясь засунуть термометр мне в ухо. Через пару секунд у нас есть результат. – 36,6 градусов.

– Значит, я все же человек, а не хладная.

– Не спеши, Надежда. – остужает мой восторг Вуд. – А теперь, – вновь термометр у меня в ушной раковине. – подумай о Ксандере, о своем отце и о том, что он сейчас находится на грани жизни и смерти и ты его можешь потерять навсегда! Навсегда! – заставляет он переживать меня не самые лучшие моменты моей жизни.

Я закипаю от злости и сжимаю руки в кулаки. На запястьях становятся видны голубоватые просветы вен. Жар клубом поднимается во мне вверх. Я словно задыхаюсь – мне становится мало воздуха в этом огромном помещении.

Писк термометра сбивает меня. Я моргаю глазами и все живые образы перед моими глазами пропадают.

– Смотри, – довольно улыбается Вуд.

– 32,1 градус! Это же даже меньше, чем нужно!

– Верно.

– Но мне, наоборот, было жарко.

– Именно в этом и заключается моя гипотеза, которую призвана доказать твоя кровь. – я ничего не понимаю, но не решаюсь перебивать парня. Мне становится жутко интересно. – Твоя способность лечить, регенерируя ткани, или убивать, разрушая их огнем – это результат совмещения ДНК хладного с ДНК человека. Ты можешь вырабатывать жар, которые плавить даже сталь, не причиняя себе никакого вреда. Словно, твой организм ставит щит – это подарок хладных. Жар – это подарок людей. Ты – универсальна, Надежда!

– Мне кажется, что я сейчас грохнусь в обморок, – прикладываю я ладонь ко лбу. Он потный и холодный.

– Не грохнешься, – отходит от меня Вуд, направляясь к своим пробиркам и микроскопам. – Наука – великая вещь! Ты можешь жить так же долго, как и хладные, но испытывать все то, что испытывают люди. Твои реакции быстры, как у нас, но ты можешь принимать лишь то решение, что захочешь сама. – рассматривает он в увеличение мою кровь. – Сложно программировать не робота, а человека. Удивительный состав кровяных тельцов.

– Вы можете быть кем угодно, но не роботами. Вы – люди! – отрицательно машу я головой на заявление Вуда.

– Спасибо, за эти слова, – улыбается он мне. – Мало, кто так думает о нас в этом мире.

– Так надо им показать, что они ошибаются.

– Не пойдет. Прошло слишком много времени, чтобы теперь говорить о переговорах. Но мы не об этом. Если знаю я, то и ученые, что «играют» за команду Ксандера, наверняка, тоже смогли прийти к такому выводу. Правда, у них нет твоей крови. Но это мало, что меняет.

– И что же теперь?

– А то, что Ксандер пойдет на все, чтобы заполучить тебя себе обратно.

– Зачем я ему? Я не понимаю его выгоды! – злюсь я на все, что происходит со мной. Оказывается, очень опасно выходит за пределы дозволенного тебе, когда на то есть причины. Я в сотый раз жалею о своем поступке. Лучше бы я так и сидела в том доме, не выходя за границу леса.

Но сейчас этого уже невозможно изменить. И мне нужно принять реальность, чтобы иметь оружие бороться с ней. Иначе, меня ждет лишь одно – смерть!

– Глупость – это позволительно. Особенно, когда ты – девушка, пусть и хладная.

– Сам дурак! – не терплю я оскорблений в свой адрес.

– Не сердись, – машет рукой Вуд, приглашая меня вновь сесть. Оказывается, я встала со стула и выкатила грудь колесом вперед. – сядь. Ксандер хочет сделать себя таким же. Именно, поэтому, я думаю, он мучил тебя тренировками. Он проверял тебя, дабы затем взять твое ДНК и вывести из него сыворотку, которая могла бы изменить его. А если бы это не увенчалось успехом, то просто использовать твои способности для захвата абсолютной власти. В этом мире всегда будет ценна одна вещь – власть!

– Противно!

– Согласен. Но такова суть вещей. И этого мы не изменим.

– А отец… он для чего был нужен?

– Как приманка сейчас и как якорь для твоего удержания тогда.

Мне больше нечего сказать.

Информация просто накрывает меня лавиной, сметая с ног. Я чувствую, что падаю в бездну и никто не успеет протянуть мне руку, чтобы помочь.

– Надежда? – трогает меня, едва касаясь, за плечо, Вуд. В его лице обеспокоенность за меня. – Ты как?

– Понятия не имею, – честно отвечаю я ему.

– Прости, что вывалил на тебя все это разом. Я, наверное, не должен был… просто, мне очень сильно хотелось подтвердить то, что я понял еще пару месяцев назад.

– Слухи обо мне разлетались быстро!

– Очень быстро, – соглашается он со мной.

– Я хочу прогуляться, если мы обо всем поговорили. Или от меня еще что-то нужно?

– Нет. Спасибо тебе за помощь, – протягивает он руку для рукопожатия.

– Всегда, пожалуйста! – пожимаю я ее в ответ.

Голова налита чугуном и меня пошатывает.

Я добредаю до своей комнаты и меня сваливает на кровать. Подушка обнимает мою голову, позволяя ей расслабиться. Глаза смыкаются и я не собираюсь им мешать.

Сон склоняет меня!

 

Глава 20

Я просыпаюсь, когда часы показывают далеко за полночь.

Они должны были уже вернуться!

Прайм должен был уже освободить моего отца!

Я натягиваю на себя куртку и лихо скручиваю волосы в хвост на затылке.

Пробежав с пару сотен метров, я спускаюсь вниз, где проход на площадку.

Слышу звуки голосов. Там ажиотаж. Перешептывания, громкие восклицания. Там явно что-то происходит. Мой шаг ускоряется и я перехожу на бег.

Из хладных сформирован круг, который охватывает лишь один из вертолетов. Вернулись все три машины, но они изрядно помяты и виднеются следы пуль, которые изрешетили их обшивку. Копоть окрашивает их носы, словно они прорывались через стены огня.

Меня не сразу замечают, а поэтому я долгое время не могу подобраться близко к центру. Лишь, когда Петро видит как я прыгаю, чтобы увидеть через толпу, и кивает Прайму, толпа парней расступается и дает мне дорогу.

– Надежда, мы пытались… – начинает Прайм и умолкает.

Его одежда сильно изорвана и пару рваных ран виднеется на его теле. Но они не опасны – я уверена в этом. Он насуплен и хмур. Тяжелое дыхание говорит о том, что он о чем-то сосредоточенно думает. Его мысли просто так не отпускают.

– Надежда, ты должна понять… – как-то слишком неуверенно пытается перенять инициативу оратора на себя Петро.

– Где отец? Где Линь? – пытаюсь я углядеть их из толпы вернувшихся. Их много, но все же, кажется, есть и потери.

– Они…

– Они там, – перебивает Петро, Прайм. Он указывает мне взмахом руки на одну из «вертушек». Там открыта кабина. Там кто-то есть.

Я несмело делаю шаг в сторону и заставляю себя посмотреть внутрь.

Первого я вижу Линя.

Он привален к сидению и тяжело дышит.

Его грудь представляет собой один сплошной огромный кровоподтек, который пестреет самыми разнообразными цветами. Руки все в грязи, смешанной с его собственной кровью и комья облепили их до самых плеч.

Он выглядит плохо. Его дыхание прерывистое. Он часто откашливается, чтобы прийти в норму. Глаза прикрыты: свет режет их ему.

Но он жив!

А вот отца рядом с ним нет.

– Прайм! – кричу я, не оборачиваясь. Я вижу то, что кто-то лежит внизу между сидениями, накрытый плотной тканью. – Прайм!!! – усиливаю я свой голос. Он дрожит: меня уже бьет паника.

– Я здесь, Надежда.

Он рядом.

– Ты говорил, что отец здесь.

– Я не соврал тебе. Он вот здесь, – указывает мне Прайм на брезент – мой самый страшный кошмар!

– Нет! – закрываю я глаза руками и отворачиваюсь.

– Ты можешь говорить что угодно, но это не изменит той реальности, что есть сейчас.

Я слышу Прайма. Слышу того, кто обещал мне и не сдержал свое обещание.

– Я тебя ненавижу!!! – кидаюсь я на Прайма, достигая своей цели – мои руки смыкаются на его мускулистой шее. – Я тебя уничтожу!

– Выслушай меня! Прошу тебя, Надежда! – пытается он остудить мой пыл. Парочка его сподручных уже рядом и готовы оттащить меня. – Нет! Никому не подходить! Они делают шаг назад. Моя хватка только усиливается.

И я, и Прайм знаем, что я могу просто сжечь его, заставив кипеть кровь под кожей.

– Надежда, он решил спасти его и… Нам был отдан приказ… я не мог ослушаться того, кто спас меня когда-то, подарив шанс на свободную от камер и лабораторий жизнь! – пытается оправдаться Прайм.

Он держит мои руки, не давая мне их сжимать сильнее. Я знаю, что ожог уже на его коже. Еще немного и жар проникнет под нее, запуская необратимый процесс.

– Стой, Надежда! Остановись! – подбегает к нам Вуд.

– Уйди! – реву как раненный зверь, что не видит больше выхода, как напасть на противника – он загнан в угол.

– Послушай меня внимательно, – не отступается он от своего. – твой отец был обречен. В его теле запредельная доза адреналина!

– И что это значит?

– Отпусти Прайма и я попытаюсь тебе и все остальным все разъяснить.

Приходится разжать свои руки. Кровь отпечатывается по моим ладоням, вырисовывая их рисунок кожи. Шея обожжена, но он будет жить.

Прайм кашляет, хватаясь и тут же убирая руки от пораженного участка тела. Он никому не разрешает подходить к себе, чтобы помочь. Кажется, он думает, что это его наказание. Что ж… так лучше.

– Объясняй! – требую я у Вуда. От его слов зависит многое.

– Как я тебе говорил, температура хладного меньше, чем у обычного человека. Сердце не нагревается и кровь течет гораздо спокойнее по венам. Я предупреждал, что и «умы» Ксандера ломают голову над головоломкой с твоей способностью. И кажется, – волнуясь, запинается он. – они нашли отгадку. Адреналин!

– Подробнее, – выступает вперед Прайм.

– Большая доза адреналина способна разогнать сердце, повысить давление и заставить температуру повысится до рекордных пределов. Тело, что не привыкло к таким внутренним процессам, сгорит моментально – оно постареет в разы за несколько минут, – старался донести до всех эту важную информацию Вуд. – А если дозу повысить в сотню раз и сделать ее концентрированной, да зарядить ее автоматы, то…

– Будет получено идеальное оружие для уничтожения хладных!

– Верно, – кивает головой парень, соглашаясь с Праймом. – И это уже будет не газ, от которого можно убежать или закрыться. Точный прицельный удар в любую точку тела и все! Потом только ожидание того, когда зверь сам упадет, извиваясь в смертельной агонии.

– Они нашли наше слабое место!

– И показали его нам, – с грустью в голосе добавляет Вуд. – Но у нас есть она, – смотрит он теперь в мою сторону. Я же словно нахожусь в психоделическом кошмаре, который все никак не может закончиться. Все отдается эхом, а движения слишком медлительны.

– И что это значит?

– Ее способность адаптации как к человеческой температуре, так и к температуре хладных. Ее органы перестраиваются и начинают работать в нужном режиме. Она – хамелеон!

Все замолкают. Я могу ощутить их взгляды, все до единого, на себе. Они как в самый первый раз разглядывают меня. Такая я для них в новинку. Как и для себя самой.

– Непобедимая сила.

– Верно, Прайм. И Ксандер хочет либо стать таким же, либо взять ее под свой контроль. Разум – штука коварная и непостоянная.

– Плевать я на вас на всех хотела. Мне важно лишь одно: отомстить за смерть отца! Что произошло? – сухим и бесцветным голосом произношу я.

Прайм не колеблется, он быстро отвечает мне:

– Стреляли во всех без разбору. Мы отрубили свет в той тюрьме, где содержались все пленники гетто. Сперва мы нашли камеру Графа, но он сказал, что не уйдет без того паренька. Как тогда, когда он не ушел без меня из той вонючей лекарствами лаборатории. Поверь, Надежда, – признается мне и всем остальным Прайм в своем самом сокровенном. – я бы спас твоего отца и без твоей просьбы.

– Причина? Какова твоя причина?! – мне важно это знать. Я все еще зла. Злость топит меня напополам с болью от потери. Мои ноги едва держат меня.

– Нас выращивали как свиней. Кто-то проходил селекцию, кто-то нет. Но было несколько этапов. И кто был помладше, содержался как крыса в стеклянной камере, откуда было можно только смотреть на мир, но никак не сбежать в него.

Когда хладные восстали и вырвались из-под оков жалких людишек, что думали, что они правят миром, Граф был одним из тех, кто не забыл и про младший состав хладных.

Он, рискуя всем: жизнью, своими людьми и шансом на свободу, прорвался в наш отсек, чтобы разнести эти камеры к чертям собачьим! – с жаром произносит Прайм. Пара хладных из толпы кивает ему в знак согласия. Значит, они тоже были там. – Я обязан ему всем.

– И что было потом? Когда вы нашли Линя?

– Мы спешили уйти. Пара моих ребят пала как подкошенная и я не мог понять причины. Я отвлекся на них, когда было нельзя отвлекаться. Кто-то нацелился на Линя… Граф вновь был начеку, хотя над ним изрядно расстарались люди Ксандера. Он всегда был в форме, даже если кровь заливала его лицо. Он закрыл его спину. Я не успел… прости, – склоняет Прайм голову вниз.

– Ксандер… он все еще жив?!

– Да. Но, поверь мне, это ненадолго!

– Верно. Я сама лично убью его. И в этот раз раздумывать я не стану.

– О чем ты? – идет за мной Прайм. Я и не замечаю того, что я уже быстрым шагом подхожу к «вертушке», где лежит мой отец.

– Вуд, позаботься о Лине! – тот согласно кивает.

– Что ты задумала, Надежда?! – преграждает мне путь Прайм, мешая сделать шаг.

– Я несколько иначе воспринимаю скачки адреналина в своем теле. И это не понравится Ксандеру, когда мы встретимся. Зря он позволил мне обучаться и совершенствовать свои навыки. Я покажу, что мой отец учил меня не напрасно! Я иду к нему!

– Одна?!

– Нет, тебя подожду, пока ты свою ранку на шее залечишь! – прищуриваю я глаза, глядя на злющего Прайма.

– Это глупость!

– Я тебя не хочу слышать. Сейчас, я лишь хочу достойно проводить отца. Поможешь с этим?

Прайм вздыхает и кивает. Он отдает приказ и тело отца аккуратно выносят из машины. Мое сердце обливается слезами, смывая кровь на нем. Но я не стану их лить понапрасну! Пока я не поквитаюсь за его смерть и смерть моей мамы с нашим врагом, я не позволю себе раскиснуть.

Мне противны все люди!

И Роб!

И Ксандер!

Я уничтожу вас!

Прощание короткое. Речи скупые. Но все знают, что Граф многое сделал для того, что его народ считали равным тем, кто сидит за высокой стеной и прячутся в центре гетто.

Его тело накрыто белоснежной простыней. Я так и не решаюсь подойти и посмотреть на его избитое лицо. Для меня он всегда будет тем отцом, которого я запомнила.

Как много я не успела сказать ему.

И самое обидное и горькое для меня в этот момент то, что я не помню: сказала ли я ему в нашу последнюю встречу о том как сильно я его люблю и как он мне дорог?! Что-то мне подсказывает, что ответ будет отрицательным.

Он спас одного из тех, кто всю жизнь охотился на него.

Он спас человека ценою своей собственной жизни!

И мне кажется, что он человечнее многих, кто живет на этом свете.

Когда все заканчивается, я решаю заглянуть к Вуду, чтобы попрощаться с ним и Линем, что лежит без сознания в больничном крыле.

– Можно? – стучусь я негромко в дверь. Вуд отвечает сразу:

– Да, входи, Надежда.

– Как он?

Линь лишь дышит. Если бы я не видела как вздымается его грудная клетка, то я бы подумала, что он мертв.

– Выживет. Правда, придется немного повозится. Но я думаю, что он вскоре поправится.

– Спасибо.

– Не за что. Ты пришла попрощаться?

Неужели, все хладные любят бить прямо в цель?! Никто из них не ходит долго вокруг да около.

– Да. Я ухожу.

– Прайм тебе этого не позволит.

– Тогда, я либо разнесу здесь все и все равно уйду, либо умру. Но здесь я не останусь!

– Ты все слышал сам, – кричит Вуд куда-то вдаль зала, где стоят больничные койки.

Из-за стеллажа с лекарствами, что надежно спрятаны от солнечных лучей, выходит Прайм:

– Слышал. А как же наш уговор, Надежда?

– Ты облажался на первом же пункте! Что уж говорить о других! Я тебе больше не верю.

– Я же тебе объяснил, что произошло!

– Но это не отменяет тот факт, что я простила тебя. Да, я поняла. Да, я знаю, что твоей вины тут с горошину. Но она есть! И поверь, вы все сейчас для меня под одной гребенкой! И если я останусь, – перевожу я дыхание. Прайм и Вуд не перебивают меня и дают высказаться до конца. – то задушу тебя в твоем чертовом сне! Уж, поверь мне! Лучше залечи свою шею и больше не подходи ко мне!

– Ты предпочитаешь остаться одной? – хмыкает и приподнимает правую бровь вверх Прайм. Он вновь возвращает свое нахальство на место.

– Да, если выбор стоит между одиночеством и тобой!

– Мешать не буду. Но и не зови на помощь, когда она тебе понадобится!

– Лучше сдохнуть!

– Ребята, может вы успокоитесь, а то у меня здесь все же острые предметы и яды есть, – вклинивается в наше противостояние Вуд.

– И где у тебя лежат яды? – кривлю я уголок рта в улыбке, что больше похожа на звериный оскал.

– Уходи. Ни я, ни мои люди тебе не станут в этом мешать. Только, ты и недели не протянешь в одиночку в гетто или где-нибудь в лесу, в пустыне. Кстати, куда ты собираешься?

– Выкуси! – показываю я ему фигу. – Я тебе этого не скажу.

– Смышленая девочка, – слышу я усмешку за собой, когда дверь еще неплотно затворена.

Я лишь хватаю рюкзак и плащ в своей комнате.

Больше здесь ничего нет, что бы было моим или было бы мне дорого.

У меня нет больше близких мне людей.

Все уничтожил лишь один человек!

И теперь я уничтожу его!