Глаза видят белый ослепляющий свет. Не сразу, но я понимаю, что нахожусь в палате больничного крыла. Мои глаза непривычны к такому яркому свету, поэтому я часто моргаю, пытаясь привыкнуть.

Пытаюсь привстать, чтобы позвать кого-нибудь на помощь, но не могу. Еще одна попытка и вновь неудача! Я не чувствую ни рук, ни ног. Паника охватывает и заполняет меня. Что произошло?!

Память услужливо подкидывает мне слова Петро и странный хруст в области шеи, затем резкая боль и все… Больше ничего!

– И она не может двигаться? Ни ноги, ни руки?! – слышу я раздраженного Ксандера.

– Да, к сожалению. Я ничего не могу поделать, – разводит руками надо мной доктор, облаченный в белоснежный халат. – Видимо из-за последнего удара у нее отказали ноги и руки.

– Ты! – уже подскакивает к Петро, который тоже тут. Он рядом и смотрит куда угодно, но не на меня. Мне не хочется ему ничего говорить, лучше прикинуться еще и глухой.

Это он виноват в моем положении. Все он! Из-за него я теперь лежу на койке и не могу пошевелиться. Надо было раньше его удавить, пока была возможность.

– Моя вина и я готов исправить свою ошибку, Ксандер.

– И ты ее исправишь! – тычет ему обезумевший Ксандер. Он едва не плюется от злости. – Ты хоть понимаешь, что она – это мой главный козырь во всей борьбе?! И что делаешь ты? А?! Ты – единственный, кто может ее легко уничтожить – берешь и отключаешь ей ноги и руки! Урод!

Я легко могу видеть, чего стоит Петро не убить Ксандера на месте. Он сдерживает себя и коротко произносит:

– Я виноват, Ксандер.

– Извините, что вмешиваюсь, но ее надо везти в главный госпиталь вашего гетто, иначе она будет бесполезна, – встревает как нельзя кстати доктор.

– Уверен?

– К сожалению, – кивает ему тот.

– Я отвезу ее, – вызывается Петро.

Нет, только не он! Кажется, он всерьез решил меня добить. Я закрываю глаза и издаю стон.

– Ее нужно быстрее доставить туда, пока все еще можно исправить.

– Хорошо, – соглашается Ксандер. – подготовь вертолет, Петро.

– Слушаюсь, – кивает ему хладный.

Они выходят и оставляют меня одну. Мне остается только лежать и ждать.

Робин появляется неожиданно.

– Надежда, – садится он передо мной на стул. – ты слышишь меня?

– Слышу. Зачем ты здесь?

– Я слышал о той трагедии, что случилось и решил зайти, чтобы проверить как ты.

– Не нужно. – и это правда. Если он еще скажет что-нибудь, что я расплачусь. – Уходи отсюда, Роб. Со мной все уже давно решено.

– О чем ты?

– Я никогда не смогу жить спокойно: без преследователей, погони и денежного вознаграждения за мою поимку. Я словно зверек, у которого редкая и ценная шкурка. Но как только эта шкурка оказалась испорчена, то и зверек отправился на свалку.

– Тебя вылечат. Отец сказал, что отправит тебя в больницу. Петро тебя отвезет, – пытается заставить меня поверить в ту чушь, в которую он поверил сам.

– Возможно, меня и отвезут, но явно не в больницу. На свалку… и мне уже все равно. Иди, – я не могу перевернуться, но глаза…

Я молчу, но Робин не спешит уходить.

– Уйди, – не выдерживаю я.

– Ты так и не смогла простить меня.

– Робин, уходи.

Кажется, он прав. И я сглатываю комок, который застрял у меня в горле. Я едва сдерживаю рыдания.

– Ты не слышал, что она тебе сказала? – басит Петро.

– Ты зачем здесь?

– Из-за нее, – подходит он ко мне и быстро подхватывает меня на руки. Мне приходится подчиниться; я просто не могу сейчас сопротивляться.

* * *

Шум винтов раздражает и оглушает мои уши. В нос и рот залетают частицы пыли. На зубах чувствуется противный скрежет. Петро несет меня к машине, чтобы через несколько минут подняться в воздух и долететь до больницы.

– Ты меня слышишь? – спрашивает он меня, пока мы еще не сели внутрь кабины.

– Да.

– Тогда, слушай внимательно и запоминай. Когда мы пролетим лес и окажемся над пустыней, то ты должна будешь довериться мне и делать все как я тебе скажу. Это твой, да и мой, единственный шанс уйти отсюда.

– Что ты хочешь этим сказать? Ты еще придумал какие-то издевательства надо мной?! Но могу заверить, мне без разницы: мои ноги и руки бесчувственны и меня вряд ли можно поставить на ноги.

– Плохо же ты думаешь о тех, кто был создан в научных лабораториях! – говорит он мне. Наши голоса не слышны из-за шума, но мы можем слышать друг друга. Этим Петро и пользуется.

– О чем ты?

– О том, что нажав нужные точки на твоем теле, можно как выключить, так и включить ноги и руки. Теперь дошло, наконец?

– Ты… ты… не может этого быть! – теряю я нить связанной речи. Все мысли путаются, мешая друг другу.

– Ты специально все это сделал?

– Считай, что я знаю, чем грозит всем твое появление подле Ксандера!

– Я не собиралась работать на него, – спорю я с этим огромным и сильным хладным. Он лишь крепче сжимает меня в своих руках и шепчет на ухо:

– Но работала бы, поставь он на весы тех, кого ты любишь.

– О ком ты? Отца и Линя отпустили, – сразу же отвечаю я.

– А его? – указывает он мне на затихшего на балконе Роба. Он наблюдает за нами, за тем как меня собираются увозить отсюда. – Он согласился учиться военной науке, лишь из-за тебя. Ему нужна была мотивация, чтобы он вновь вернулся к отцу – Ксандер ему ее дал.

– И что же это?

– Ты! – мне так хочется сейчас владеть руками, чтобы вмазать в довольную ухмыляющуюся рожу Петро.

– Он говорил мне правду! Пусти меня! – силюсь я избавиться из живых «оков» хладного. Но он лишь подкидывает меня и тут же заставляет замолкнуть.

– Куда? К нему? Обратно хочешь?! Но с твоим мальчиком будет всегда его отец. Его дополнение. Как твой отец всегда будет являться дополнением тебя. Это невозможно изменить. – я не скрываю своих слез. Петро это мало беспокоит. – Я тебе уже говорил, что когда ты признаешь для себя, кто ты есть на самом деле, то жить станет гораздо легче.

– Кажется, я никогда не узнаю значение слова «легче»!

Петро хмыкает и мы забираемся внутрь салона.

– Погоди, – кричит нам Роб. Он быстро спускается вниз и, пригибая голову, подходит к нам. Ко мне.

– Робин, я хочу тебе сказать… – взгляд Петро заставляет меня поостеречься от опрометчивых решений. Я не могу ему признаться в том, что верю ему и в том, что все еще люблю.

– Что, Надежда? – ждет он.

– Ничего. Прости. Ты что-то хотел?

– Да. Вот, возьми, – кладет он мне на грудь медальон: серо-черный камень с синими разводами. Он окантован серебром и подвешен на такой же серебряной цепочке.

– Спасибо. Только не нужно…

– Возьми, – говорит он мне, будто прощается. – Позаботься о ней, – с горечью в голосе просит он Петро.

– Можешь в этом не сомневаться!

– Верно. Если бы я сомневался хоть на йоту, то остановил бы этот чертов вертолет в эту самую минуту. А так… Спаси ее!

– Взлетаем! – командует Петро пилоту, поддерживая мою голову у себя на коленях. Сам же он не отводит взгляд от удаляющегося Роба. Как и я.

Двое смотрят на Робина, но его взгляд направлен лишь на меня.

Его губы произносят лишь одно слово. До меня доносятся отголоски, но мне хватает и их.

Он шепчет мне: «Люблю…».

Мы становимся точкой в небе, оставляя за собой базу.

* * *

Нас трое: я, Петро и пилот, который ведет вертолет. Он не слишком обращает внимание на то, что творится за его спиной. Он чаще переговаривается с базой, где за рацией сидит сам Ксандер. Он хочет контролировать все на свете.

– Да, все нормально, – отчитывается перед ним сухожильный паренек, заводя вертолет над кромкой леса. Мы его пролетели.

Петро склоняется ко мне, проводя подушечками пальцем по моей затекшей шее:

– Доверься мне! Молчи как бы больно тебе не стало, – приказывает он мне.

Я сжимаю рот так сильно, что сводит челюсти. Кивок…

Его пальцы сильно вжимаются мне в позвоночник и я чувствую раскаленный прут, который сейчас заменяет мне мой хребет. Он горит и распространяет тепло по всему телу. Я закусываю с силой губу, чувствуя вкус своей крови, чтобы не закричать. Боль заставляет выпучить глаза и сцепить пальцы ног…

Пальцы!

Я могу их чувствовать!

Шевелю, сгибаю, а затем выпрямляю. Они в порядке.

Мурашки бегают по затекшим ногам, перебегая в руки и обратно. Я вновь могу ими двигать. Они в порядке, но мне все еще трудно их привести в чувство. Их нужно размять.

– Я могу…?

– Тихо! – подносит Петро к моим губам палец. Я замолкаю, не веря в то, что я снова могу ходить.

Тем временем, Петро осторожно подбирается к пилоту и слушает очередной доклад. Тот его заканчивает:

– Да, Ксандер, мы пролетели над лесом. Еще немного и будет виден шестой гетто. Да, – кивает самому себе пилот, не видя махинаций за свой спиной. – Да, отбой!

Я успеваю лишь беззвучно открыть рот и закрыть его, когда Петро с ярким и характерным хрустом ломает ему шею. Пилот обваливается вперед, но хладный успевает подхватить его.

– Ты убил его? Убил?! Ты убил его! – истерю я. Петро уже сел на место пилота, а его столкнул в сторону. Сейчас на борту вертолета, где я лечу, находятся два живых и один мертвый. Число не изменилось, лишь качественно пострадал. Я не могу поверить в то как он хладнокровно и отстранено совершил это преступление.

– Молча садишься за второй штурвал и одеваешь наушники! – командует мне Петро. Я не согласна с ним.

– Он был ни в чем не виноват! А ты убил его! Убил! И они после этого не должны говорить, что мы – звери?! Что мы – чудовища?! Ты – убийца! Убийца!!!

– И что ты предлагаешь? Нужно было взять его с собой, где, наверное, последнее место-пристанище для всех хладных, что остались на земле.

– Что?! – я не верю в то, что слышу. – Есть еще? Хладные?! Их не уничтожили?!

– Нет.

– Я поверить не могу! Ты это серьезно?!

– Конечно. Зачем мне тебе врать? Сядь и успокойся, мы должны добраться до линии раньше, чем будет следующая связь с базой. Они должны понять, что мы сорвались с их крючка как можно позже. Успокойся! – хмуро бросает мне Петро. Он выглядит уставшим и злым.

– Мне все врут! – с тоской отмечаю я, когда Петро меня уже не слушает.

Я вжимаюсь в кресло и мы резко уходим в сторону от заданного курса. Меня заносит и я едва не вываливаюсь на пол.

Мы опускаемся и летим низко над землей. Пыль вздымается клубами вверх.

– Где это мы?

– Это территория шестого гетто. Но она далека от центра. Очень далека.

– И где же хладные?

– Не терпится?

– Я… Не знаю, – признаюсь я Петро. Он понимающе хмыкает и садит вертолет около небольшого озера, которое уже наполовину иссушено.

– Скоро узнаешь, – заглушает он машину. Я отстегиваю ремень, едва не путаюсь в нем. Петро резко дергает его и обрывает все. Лишь ошметки теперь свисают с креплений. – Выходи! Нам еще пешком идти с десяток километров.

– Где мы? – раньше я не была в этих местах.

– Там, где нам могут помочь.

Петро уже спрыгивает с подножки и ждет меня. Я оглядываюсь, переступая с ноги на ногу. Не сразу решаюсь последовать за ним, но он уже готов к моей нерешительности и поэтому живо берет меня за запястье и тащит с этой проклятой железки. Она уже полностью заглохла, остановились и винты.

Земля мягкая и подошвы слегка утопают в ней.

– Нужно поторопиться.

– Стой! – останавливаю я Петро. – Или ты мне все рассказываешь, или я остаюсь здесь и наши дороги с тобой расходятся. Объясни все, наконец!

– Что же ты хочешь услышать?

– На чьей ты стороне, Петро? Игрок какой команды?!

– А кто я, по-твоему? – усмехается он мне. Я решаю промолчать. – Я – хладный. И всегда буду лишь за них. Идем, нас уже ждут, – разворачивается он в сторону.

Я решаю отложить разговор на потом. Сейчас мне остается лишь просто поспевать за широкими размашистыми шагами моего спутника.