И почему мне казались адом тренировки Петро?

Я охаю, пытаясь дотянуться до ушиба на своей лопатки. Мне нужно как можно скорее прикрепить к нему успокаивающий пластырь, что дал мне Петро. Но мои руки как назло не дотягиваются и я раз за разом неверно леплю его на кожу.

Над моей губой уже выступает пот от натуги, когда слышу легкий стук в стенку.

– Кто там такой вежливый? – не оборачиваясь, задаю я вопрос. Но лямку майки все же натягиваю.

– Не получается? – отвечает мне Прайм вопросом на вопрос.

Я резко разворачиваюсь и выдыхаю от боли в шее, пояснице и даже в костяшках пальцев, которая молнией проносится по всему телу.

Лицо Прайма на секунду изменяется и оно кривится в улыбке:

– Больно? Сама хотела научиться.

– Ничего, переживу. Кажется, я уже начинаю принимать боль как должное в своей жизни, – вновь рассматриваю я пластырь и придумываю как прилепить его на лопатку.

– Я узнал, что ты не ела. Почему?

– Только из-за этого пришел сюда?

– Нет. Пришел, чтобы удостовериться, что ты жива. И это только первый день. Уверена, что хочешь продолжать? – чувствуя я как он садится рядом. Слишком близко. Но и отодвинуться от него я не рискую, чтобы не выдать своей паники.

– Уверена. Завтра я буду в норме.

– Вот именно из-за этого я и хочу, чтобы ты была рядом со мной. Ты – сила и напористость, которая так мне нужна. Мне и всем нам! Я помогу, – перехватывает он ловко мою руку и забирает тканевый прямоугольник с сильным мятным запахом.

– Не нужно! Я справлюсь!

– Не справишься. Я видел. Не дергайся, посиди тихо! – приказывает мне Прайм, кладя пальцы на шею.

Осторожно, словно гладя и боясь моей реакции, он опускает руки вниз, спускает бретель майки и оголяет плечо. Там красуется темно-красный ушиб, который вскоре должен перерасти в огромный синяк. Прикладывает пластырь, заставляя кожу покрываться мурашками от холода, который приносит мне мята. Я шумно втягиваю носом воздух и тут же его выдыхаю.

– Больно? – шепот Прайма и его теплое дыхание опаляет мне мочку уха.

– Нет! – смотрю лишь на точку в стене.

– Врешь, – становится он еще ближе ко мне. Я практически чувствую его всем телом. – но мне это нравится.

– Потому, что ты тоже знатный лгун?

– Я?

– Да! – не думаю, что имеет смысл скрывать это.

– И в чем же я соврал тебе? – он слегка сжимает мои плечи, заставляя выгнуться меня в дугу. По телу уже ходит пламя от его близости ко мне. Он не тот, кто будет спрашивать разрешения или долго думать об этом.

– Ты же пришел ко мне не из-за моего пропущенного завтрака или беспокойства о моем здоровье. Ты же пришел, чтобы все твои подчиненные видели это. Что я – твоя! Ты заявляешь на меня свои права, обходя наш договор. Это вранье! А значит, ты – лгун!

Он не возражает мне в ответ. Я права. И оказывается, что это причиняет мне боль. Неужели, я хочу, чтобы этот громила заботился обо мне?!

«Он не твой отец! Опомнись, Надежда! Только он мог любить… любить твою мать!» – со всей дури щипаю я себя за запястье.

– Ты права. Раскусила меня так легко и просто. Надежда – ты супер! Но это лишь часть правды…

– О чем ты?

Руки Прайма до сих пор покоятся на моей спине. Они такие теплые и нежные, что мне хочется прирасти к ним.

– Я говорю о том, что причину прихода ты угадала. Но, может быть, остаться здесь меня заставило что-то иное? Как ты думаешь, Надежда?

Он легко касается губами моей шеи и замирает. Я боюсь дышать. Что происходит?

– Ты волнуешься рядом со мной, – не спрашивает, а говорит факт Прайм. – Именно, это называют «трепетом» от желания? Люди так воспринимают близость друг друга?

– Я не твой «кролик» для изучения людей. У тебя есть множество девушек из гетто, которые охотно расскажут обо всем! – отталкиваю я его и, кряхтя, поднимаюсь с кровати.

– Кхм, а это, кажется, называют «ревностью» или «собственничеством». Верно?

– Пошел ты! – злюсь я на себя за ту реакцию, что вызывает во мне этот самоуверенный козел!

– Грубо. Не буду тебя отвлекать. У меня есть дела и мне, действительно, пора. Кажется, мы увидимся только завтра утром. Всего хорошего, Надежда, – отвешивает он мне поклон и исчезает.

Я со злости пинаю стул. Он ни в чем невиновен, но только так я сейчас могу выпустить пар.

Кто-то ржет!

И я знаю кто это!

Только спустя пару минут я замечаю пару булок и ломоть сыра, что лежит на тумбе.

Он принес это мне?

Улыбка окрашивает мое лицо. Мне так нравится эта забота.

Булки мягкие и нежные. Вкус просто потрясающий. Запах тмина проникает через нос. Откуда они?

Я брожу по этому оригинальному «городу» и пытаюсь найти Петро или хотя бы Логана. Прайма я видеть пока не хочу.

Когда прохожу мимо других хладных, то чувствую на себе их заинтересованный взгляд. Я для них как экзотическая зверушка. Хорек, который имеет крылья или змея, что обзавелась ногами. Может они и видят девушек из гетто, но чтобы девушка была хладной… Для них это ново.

Может нужно спросить у них про Петро? Я уже блуждаю тут не меньше получаса, но все никак не могу обнаружить знакомых мне парней. Они прячутся от меня?

Решаю заглянуть в первую попавшуюся комнату, где мне тут же приходится зажмуриться. К такой картине я не оказываюсь готова.

Девушка сидит на коленях у Прайма и всячески пытается пробраться ему под брюки руками. Ремень уже расстегнут, а футболка и вовсе валяется на полу. Ее волосы раскиданы по груди этого парня, а его руки быстры и невероятно проворны в процессе разоблачения девы от одежд.

– Ой! – зажмуриваюсь я так сильно, что кажется в глазах мелькают белые капельки света.

– Кажется, я не звал ей подмогу, – отодвигая от себя девушку, смотрит на меня Прайм.

– Извини, я не хотела мешать. Искала Петро.

– Не меня? – издевается он надо мной.

– Нет. Не дождешься. Хотя, – стараясь скрыть свое смущение, открываю я глаза. – и ты сгодишься. Хочу поговорить с тобой.

– Сейчас?

– Да! – улыбаюсь я девице, что готова сожрать меня с потрохами за то, что помешала ей нежиться в объятиях Прайма.

– Пегги, мы немного позже доведем нашу «беседу» до логического завершения, – целует он ее в висок и сбрасывает с себя. Ей приходится одеться и застегнуть платье. А Прайм уже заправляет футболку в брюки.

– Как ты дипломатичен. Твой талант… я теперь начинаю понимать причину, почему за тобой идут столько хладных.

– Иди. Мы с тобой еще свидимся, Пегги, – не реагирует он на меня и мой жалкий сарказм.

Она с грацией шествует мимо меня и останавливается. Фыркает и выходит в коридор.

– Он – мой мужчина! – рыкает она мне тихо.

– У тебя нет соперниц, – пропускаю я ее.

– Обидно, – подслушивает нас Прайм. Кажется, он любит все знать. – Присядешь? – пододвигает он мне стул. Сам Прайм присаживается на край стола.

– Когда ты собираешься вытащить Линя и отца? – перехожу я сразу к делу.

Я игнорирую стул и предпочитаю вытянуться во весь рост, чтобы не быть в меньшинстве перед этим парнем.

– Только за этим пришла?

– Я шла вовсе ни к тебе! – отмахиваюсь я от этой догадки. Но я не могу отмахнуться от того, что рада видеть его чуть раньше, чем это планировалось – «завтра» оказывается слишком долгим для меня.

– К Петро. Я прав?

– Да.

– И ты хотела узнать у него о моих планах?

– Нет. Просто хотела попросить его кое о чем.

Прайм задумчиво прикусывает нижнюю губу и рассматривает меня с головы до ног.

– И только он может решить эту проблему?

– Не знаю, – честно признаюсь я. – Просто, я знаю его дольше, чем всех остальных.

– И только из-за этого ты делаешь свой вывод, что ему можно доверять?! – заливается смехом Прайм. Я его изрядно веселю. – Действительно, Надежда, ты иногда меня умиляешь. Кажется, ты прихватила от людей одну «заразу» – доверчивость!

– Это плохо? Доверять близкому тебе человеку?

– Не знаю. Ты мне расскажешь после того, как тебя предаст этот близкий тебе человек. Договорились?

Мне становится не по себе.

– Наверное, я лучше пойду. От тебя я все равно не добьюсь нужных мне ответов.

Я делаю шаг по направлению к выходу.

Прайм в секунду загораживает его мне и расставляет руки по обе стороны стены. Жар начинает распространяться во мне от его пристального взгляда. Пальцы на ногах… я чувствую как они разом подгибаются.

– Не уходи, когда разговор не окончен.

– Мы разве не договорили?

– Нет. Ты так и не сказала причину поиска моего помощника. Зачем он тебе?

– Хотела попросить показать мне, где можно поплавать.

– И все?

– Да. К нему у меня был лишь этот вопрос.

– А ко мне? Про отца и того… как там его?

– Линь. Его зовут Линь.

– Верно, – бьет себя слегка по лбу ладонью Прайм, словно вспомнил то, что так хотел вспомнить.

Ложь.

Очередная ложь.

Ему плевать на то как зовут моего друга. Плевать на все, что не касается его победы над Ксандером и всем советом семи гетто.

– Пропусти! Я хочу уйти отсюда, – пытаюсь я обойти его. Но это так же реально как обежать землю за час.

– А если я не хочу отпускать тебя?

– Ты говорил, что у тебя были дела!

– Эти «дела» прошлепали мимо тебя десять минут назад. «Они» меня могут и подождать. Идем, – хватает он меня чуть повыше моего запястья. Мы оказываемся вновь в змейке коридоров, какими испещрена вся скала.

– Куда мы идем?

– Ты хотела знать место, где можно уединенно поплавать. Так?

– И? – смотрю я ему в спину, пока мы ловко петляем по извилистым поворотам.

– Я тебе его покажу. Быстрее, иначе я правда могу потом опоздать на важный сбор.

– Что будет потом?

Прайм не отвечает мне на вопрос. Он лишь ускоряется и мне приходится все быстрее и быстрее семенить за ним следом, переходя уже на бег.

* * *

– Ты будешь за мной подглядывать? – собираюсь стянуть я с себя майку, чтобы освежиться в небольшом озерце, которое окутано каменными стенками.

Река, что течет под землей, вырывается в нескольких местах на свободу, образуя некое подобие озер и рек. И эта «ванная» десять на десять метров очень удачно располагается внутри одного из проемов, скрывая своих посетителей от ненужных глаз.

Вода здесь тихая. Она прозрачна и я могу видеть камни, что покоятся на дне.

Те же камни, что ближе всего к воде, стали уже скользкими и превратились в опасное препятствие на пути к прохладе воды.

– И не планировал. Это то место, где я позволяю себе отдохнуть от всех. И я показал его тебе. Можешь стоять здесь и глазеть на меня, если боишься присоединиться ко мне. А я собираюсь окунуться и освежиться, – подмигивает он мне и скидывает свою футболку на землю.

За ней следуют и его штаны с ботинками. Куртку он оставил у себя в комнате.

Я жмурюсь и отворачиваюсь до тех пор, пока не слышу оглушающий всплеск. Пара капель попадает мне на спину, заставляя вскрикнуть и выгнуться вперед.

– Ну так как? Решилась? Или будешь бояться меня?

Решение, которое я приму сейчас изменит меня и мои отношения со всеми, кто здесь находится.

Нельзя бояться хищника!

Нужно стать самому этим зверем!

Только тогда они признают тебя равной!

– Будешь разглядывать, то я тебя утоплю! – поднимаю я уверенно края майки вверх.

– Ради этого, я готов рискнуть, – хлопает по глади воды руками Прайм, облизываясь.

– Придурок! – показываю я ему средний палец и быстро выбираюсь из своих штанов.

Еще секунда…

Я ныряю с головой под воду, чтобы сразу ощутить ее леденящий мороз и то жаркое тепло, которое он приносит сразу же за собой.

Мои руки чувствуют легкость. Спина выпрямляется, а с позвоночника снимается вся тяжесть тренировки. Я всплываю на поверхность.

Передо мной, улыбаясь, держится на воде Прайм.

По его лицу стекают сотни маленьких ручейков. Его волосы зачесаны назад, а подбородок касается воды. Он словно чего-то выжидает, затаившись.

– Что-то не так?

– Нет. Я жду, когда ты убежишь от меня.

Он вновь улыбается. Я не могу не повторить эту улыбку за ним – она заразительна.

– Я не собираюсь убегать. Можно спросить? – отплываю я на небольшое расстояние от него и становлюсь ближе к берегу. Прайм остается на середине озерца.

– Давай. Тебе можно многое.

– Как ты узнал обо мне? Кто я и чья дочь?

– Ты не задумывалась о том, что было тогда, когда такие как твой отец и я были в лабораториях и имели прав не больше, чем лабораторные мыши?

Я молчу. Кажется, он поймал меня.

– Значит, не спрашивала, – делает он закономерный вывод и ныряет под воду.

– Отец ругал меня, если я вспоминала о тех временах и расспрашивала о нем… о маме, – говорю я в пустоту. – Ой! – испуганно вскрикиваю я, когда моей голени касается что-то мягкое.

– Не ори, – возникает передо мной довольный Прайм. – это всего лишь я. Что ты говорила?

– Отец не любил говорить о тех временах. А больше узнать мне было неоткуда.

– Ясно. Так вот, – опирается он о каменный край водоема локтями. Прайм так близко, что я едва могу сосредоточиться на его словах. Но это нужно сделать. – когда первые хладные смогли вырваться из лабораторий и закрытых казарм, то лишь немногие вспомнили о тех боксах, где были новое пополнение. И среди них был и твой отец. Граф…

– Ты! – понимаю я только сейчас. – Ты был тем, кто жил в тех боксах?!

– Верно. Маленький мальчик с измененным ДНК, изможденный и израненный. Тот, кто мечтал лишь об одном: правильно выполнить задачу людей в белых халатах, чтобы они остались довольны! И только Граф был тем, кто не побоялся прийти за ним, чтобы показать другую жизнь.

– Он спас тогда тебя, – опускаю я глаза вниз.

– Да. И я спасу его, можешь не сомневаться в этом. Но сейчас я хочу узнать одну вещь, что гложет меня с момента твоего появления.

– Спрашивай.

– Что ты можешь?!

– Прости…

– Что ты можешь?! В чем твоя сила?! Изменения в ДНК и смешение его с ДНК человека не может пройти бесследно! Я уверен в этом!

Я испуганно шарахаюсь в сторону и волна бьет меня по спине, разбиваясь на капли. Прайм следует за мной, не отставая.

– Откуда ты…?!

– Знаю? Нет, не знаю. Но догадываюсь. Подтверди мои догадки, Надежда! Кто ты и что можешь?

Я поворачиваюсь и, опираясь на руки, выхожу из воды. Мне неважно, что Прайм видит мое мокрое нижнее белье, что прилипает к телу как вторая кожа. Я лишь хочу одеться и уйти отсюда подальше. Уйти от него.

Но от него не убежать.

Только не от него!

Я одеваюсь и приглашаю Прайма присоединиться ко мне, кивая на его шмотки, что валяются на камнях около моих ног. Он ухмыляется и подтягивается на руках, чтобы выйти из воды.

– Нужно было оставить на себе хоть что-то! – кричу я, отворачиваясь и пряча глаза. Он голый!

– А чего мне стесняться? В лабораториях нас и не думали одевать и учить стеснительности. Там были другие цели.

– Извращенец!

– Нет. Просто я отношусь спокойно к человеческой наготе.

– Врешь! – не решаюсь я до сих пор повернуться.

– Не вру. Развернись, я оделся, – разрешает мне Прайм. Я слышу шуршание ткани. Нужно верить ему.

Я поворачиваюсь.

Он одет. Его мокрые и с них стекает вода, рисуя разводы на футболке.

– Сейчас мы можем поговорить?

– Хорошо. Только я не знаю, что это и как этим управлять, – тут же предупреждаю я его. Но Прайма это не пугает. Он лишь резко кивает и произносит:

– Покажи!

– О чем ты? – пугаюсь я его настойчивости.

– Покажи то, что ты умеешь. На мне! – протягивает он мне свою руку. Она выглядит сильной. Той, которая может выдержать то, что могут творить мои руки. Но все-таки… – Не бойся, давай!

Я поднимаю руки, намереваясь обхватить его запястье. Что я хочу этим доказать, не знаю даже я сама. Но мне отчаянно хочется, чтобы он удостоверился в том, что я не так проста, какой кажусь.

Но я думаю, что Прайм так и не думает.

Пальцы прикасаются к его чуть огрубевшей от песчаных бурь и постоянных солнечных ванн коже. Жесткие темные волосы покрывают ее вплоть до пальцев.

Осторожно, боясь причинить боль, я просто поглаживаю его руку, вспоминая то как лечила Роба.

Время идет, но ничего не происходит.

– Я не могу!

– Почему? – смотрит серьезно на меня Прайм. Он больше не улыбается.

– Не знаю… но кажется, я просто боюсь причинить тебе боль, – качаю головой я.

– Беспокоишься обо мне? Мне казалось, что я не нравлюсь тебе. Это не так? – захватывает он мои пальцы в замок своих. Я не могу больше и шагу ступить от него.

– Не знаю! Просто не получается!

– Тогда я тебе помогу, – подмигивает мне Прайм и делает искусную подножку. Я падаю и лишь его нога останавливает мой удар о твердь земли.

Моя шея чувствует его пальцы. Они вытягивают из меня воздух и заставляют задыхаться, молотя руками по груди парня. Пальцы пытаются оторвать его руки от моего тела, но все бесполезно. Кости словно сдавливаются и внутри зарождается ком, который заставляет меня хрипеть.

– Или ты умрешь, или докажешь, что ты – дочь Графа и человеческой женщины! Давай, Надежда! Я не планирую отступать, – слышу я голос Прайма.

Мои руки обвивают его запястья.

Тепло нагревает мою кожу, пропуская через них жар, который заставляет плавиться и сталь. И сейчас мне безразлично, что его руки не защищены ни чем.

Мои глаза наливаются кровью.

Я отпускаю на волю то, что есть внутри меня.

Крик Прайма и его расширившееся зрачки от боли я не сразу замечаю, но мне становится свободно дышать и я могу нормально воспринимать реальность.

– Считай, что завтрашняя тренировка была сейчас, – с придыханием произносит мне Прайм. Его кожа покрывается волдырями, украшая огромные покраснения. – Ты – нечто, Надежда! Я понимаю, зачем ты была нужна стольким людям, а в особенности Ксандеру.

– Я была нужна не только ему?

– Нет. Весь совет семи хочет тебя! – баюкает он свои поврежденные конечности, дует на них, нехотя показывая мне свою боль. – И у них две цели на счет тебя: подчинить или убить! Третьего нет. И поэтому, ты должна уметь защищаться.

– Я сделала тебе больно!

Только сейчас я прихожу окончательно в себя и понимаю, что Прайму нужна помощь.

Я спешу к нему.

– Не нужно, я могу справиться с этим самостоятельно. Не думай, что эти раны сломят меня, – кивает он на сильнейшие ожоги на своих руках.

– Не думай, что это обычные ожоги, – не собираюсь я так легко отпускать его. – Идем, их нужно обработать.

– Как и твою шею, – с трудом поднимает Прайм свою руку и проводит по моей коже. На ней тоже легкие покраснения от его пальцев.

– Ну? – жду я его решения.

– Хорошо. Идем, – соглашается он со мной. – ко мне в комнату. Там есть все необходимое.

– Отлично! – мы выходим из закутка с природной «ванной». – А то, что ты говорил на счет завтрашней тренировки. Это правда?

– Да. Правда. Меня не будет пару дней и тренировки отменяются. Хотя, если ты хочешь, то парни могут погонять тебя на полигоне. Выходи утром к тренажерам; они будут предупреждены о тебе.

– Не нужно. Я могу и подождать, – смотрю я затем, чтобы руки Прайма не задевали одежду, причиняя себе боль.

Прайму, кажется, нравится мое утверждение. Его голос становится ласковее:

– Извини, что пришлось тебе причинить боль. Защита своей жизни отводит назад все страхи причинить боль другому. Так и произошло с тобой.

– Вот и твоя комната, – вижу я уже знакомую обстановку.

Мы заходим внутрь и садимся на кровать парня. Он быстро достает аптечку из-под нее и открывает крышку, откидывая ее в сторону на плед, что закрывает матрац.

– Вот мазь от синяков, – показывает он мне небольшой тюбик посеребренного цвета.

– А где от ожогов?

Это меня сейчас интересует куда больше, чем мазь от синяков и ушибов. Я боюсь, что его ожоги могут загноиться и начать нарывать. Кровь, смешанная с сукровицей, уже застывает на его коже, делаясь коркой.

– Здесь, – дает он мне небольшую баночку с ярко-оранжевой мазью. Она жутко пахнет какими-то травами.

– Такая маленькая баночка, но как воняет! – зажимаю я нос двумя пальцами. Запах быстро распространяется внутри помещения.

– Зато действует безотказно. Дай мне ее сюда! – требует он банку, кривясь от движения своих рук. Боль должна быть адской.

– Не дам! Я сама смогу обработать их. Дай руку!

Прайм подчиняется.

Зачерпывая пахучую массу двумя пальцами, я стараюсь сильно не вдыхать воздух носом.

Аккуратно, боясь причинить еще большую боль, я начинаю накладывать плотно мазь на ожоги и огромные волдыри Прайма. Он молчит, терпеливо перенося боль. На его лице не дергается ни один мускул. Я заканчиваю и заматываю руку бинтом.

– Думаю, что это будет лишнем, – уже тянется к руке Прайм, чтобы сорвать повязку с нее.

– Так думаешь ты, а не я, – останавливаю я его.

– Мазь подействует уже к вечеру. Мы не только выводились в научных лабораториях, но и учились там же. Многое знаем и многое умеем, – успокаивает меня Прайм.

– А я знаю, что нужна стерильность! – стою я на своем.

– Будь, по-твоему, – сдается через какое-то время мне Прайм.

– Вот и отлично!

Я вытираю руки полотенцем и откладываю банку в сторону.

– Странно, я не видела сегодня ни Петро, ни Логана. И еще многих других хладных. Где они?

– Кое-что подготавливают назавтра.

– Что же будет завтра?

– Ты сможешь отдохнуть от моего присутствия, – проводит пальцем по моему лбу и отводит мокрую прядь назад.

– Ты не должен шевелить руками. Хотя бы пока не станет действовать лекарство!

– Ты все же больше человек, чем хладный. Петро был неправ.

Я поднимаюсь. Мне становится неуютно рядом с этим ходячим тестостероном. Прайм действует на меня как удав на кролика, что идет добровольно к нему в пасть.

– Куда ты?

– Хочу пойти поискать что-нибудь съестное. Того, что ты оставил мне тогда, будет маловато на весь день.

– Я провожу тебя сам, но только тогда, когда обработаю твою шею, – кивнул он на мои синяки. Я инстинктивно прикрываю руками ее, стесняясь тех синяков, что сейчас словно шарф окутывают мою шею.

– Не нужно…

– Нужно. Я – причина этой «красоты»! И если ты не сядешь, то я сдеру эти белые ошметки на моих руках! – пригрозил мне Прайм. Его пальцы уже были на бинтах.

Я сажусь на край постели и Прайм придвигает меня ближе.

Прохладная мазь успокаивает горящие следы на шее. Мои мышцы наконец могут расслабиться и отдохнуть.

Его пальцы поглаживают мою кожу, слегка задерживаясь на ней. Пропуская разряд и заставляя покрываться мурашками кожу, Прайм берет в оковы мое лицо, заставляет смотреть прямо ему в глаза. В них горят огоньки. А я становлюсь мотыльком, которого манит на огонь.

– Если я попрошу разрешения, то ты мне его дашь?

Он просит разрешения на поцелуй. Я знаю это!

– Разрешаю.

– Только одно прикосновение. Только один поцелуй.

– Спасибо, – благодарит он меня и приближается вплотную к моим губам.

Его поцелуй вначале просто прикосновение. Губы еще влажные от воды. Я прижимаю губами его губу, словно пытаясь выпить те капли воды, что есть на ней. Он отвечает мне, целуя, запуская пальцы в волосы. Он не выпускает мое лицо из своих рук, боясь, что я заберу свое разрешение на поцелуй. Прайм не дает мне и шанса на то, чтобы что-то сказать.

Тепло затапливает меня, делая ноги и руки непослушными. Я делаю мягкой как глина в его объятиях. Мне кажется, что поцелуй длится вечно.

Но он отстраняется первым.

– Кажется, я исчерпал свой лимит.

Я едва могу прийти в себя. Откашлявшись, я бегаю глазами по комнате, не зная, на чем могу остановить свой взгляд. Прайм молча наблюдает за моими метаниями.

– Тебе стыдно?

– Не знаю, – решаю я быть честной с ним. – Просто, совсем недавно я думала, что полюбила одного человека и любовь моя на всю жизнь.

– Продолжай так думать, – внезапно становится серьезным и даже жестким Прайм. – Не ищи любви там, где ее нет. Это лишь было мое желание. Мимолетное и уже удовлетворенное. Не думай много об этом поцелуе!

– Ну ты и…!!! – подскакиваю я, словно обжегшись, с кровати.

Мои руки сжимаются в кулаки.

– Догадываюсь, – вздыхает Прайм. – Думаю, что тебе нужно идти. Столовая находится уровнем ниже. Рядом с продуктовым складом. Спроси у любого, они подскажут тебе.

– Ну ты и му…!

– Не ругайся! – выставляет указательный палец перед собой Прайм.

– Надеюсь, что я тебя не увижу! – в порыве гнева и обиды бросаю я ему.

Прайм как-то странно улыбается и задумчиво смотрит на меня:

– Твоя надежда на этот исход может осуществиться. И, возможно, совсем скоро. Иди, Надежда, – практически выгоняет он меня.

– Да иди ты!

Я вылетаю из комнаты и спешу куда-то, не особо разбирая дороги.