Бег не пугает меня, меня пугает те, кто гонятся за нами. А вот парню кажется становится не очень. Он держится за бок и часто сбавляет темп. Ему дурно.
– Ты как? – ровняюсь я с Робом.
– Нормально. И почему я бегу с той, что хотела меня убить и убила?! – с трудом произносит он. Ему нужно было это сказать мне?
– Я не собираюсь извиняться!
– Я это понял.
– Тогда, тебе лучше не повторять это вновь. Я ведь могу и вновь воткнуть в тебя нож! – пугаю я его.
– Не сможешь, – останавливает он меня. Погони не слышно. Они отстали. Мы смогли убежать от них. Это хорошо, есть время на передышку. – Ты не сможешь вновь воткнуть в меня нож, – со стопроцентной уверенностью говорит мне Роб.
– Почему же?
– Я видел твои глаза, когда ты поняла, что я умираю у тебя на руках и все это… из-за тебя. Ты испугалась. А убийцы не боятся смерти своих жертв. Ты не такая!
– А какая я? Какая?! Та, которую загнали в угол еще до ее рождения лишь потому, что она была непохожа на вас всех? Да?! – злюсь я на его слова. Они задевают меня. Его слова – правда. Я не могу убить человека.
Роб обнимает меня со спины, обхватив руками. Вырываться не хочется. Но и оставаться так – это позволить себе слабость, что непростительно для меня. Так учил меня отец.
– Убери от нее свои руки, парень, если хочешь, чтобы они были у тебя целыми! – слышу я голос отца над головой.
Он стоит на крыше одно из складов. Его лицо искажает тревога за меня и обида на мою выходку. На его плече автомат. Он готов к войне, лишь бы вытащить меня из гетто.
Робин отпускает меня, но не отходит ни на шаг. А зря… отец никогда не шутит.
Тем временем, отец спускается к нам. Он хватает меня за руку и дергает к себе.
Я кривлюсь, но молча сношу его гнев – я заслужила это.
– Ей больно! Отпустите ее! – кидается мне на помощь Робин. Но я взмахом руки останавливаю его. Не тот момент, когда нужно вступаться и защищать. Но кажется, что отец так не считает. Ему интересен парень.
Он кивает и произносит:
– Ты… кто ты и как оказался рядом с ней? – отец смотрит на Робина в упор, но тот выдерживает его взгляд.
– Я – Робин.
– И кто же ты, Робин? Ты ответил лишь на одну часть моего вопроса. Вторая часть… я жду!
Роб прочищает горло и твердо говорит то, что говорить не стоит.
– Сын Ксандера – мэра этого гетто.
– Ксандера?!
Глаза моего отца наливаются кровью. Его рука больно сжимают мое запястье и я постанываю, ощущая боль в руке.
Робин кидается ко мне.
– Вы делаете ей больно!
– Это твой отец сделал ей больно, когда убил ее мать! – бьет мне в самое сердце отец. Я задыхаюсь слезами и не знаю, куда мне убежать от всего этого.
– Я знаю. И она уже убивала меня из-за этого родства.
Брови отца делаются дугой. Теперь он поворачивается ко мне, ожидая мои пояснения.
– Я пырнула его ножом.
– Именно! – улыбается Роб и задирает край футболки. Небольшой шрам, который стал бледно-розовым цветом, словно ему уже больше года, идет от бока к животу. – Я умер.
– И почему же я говорю с мертвецом? – держит отец на мушке Роба. Тот даже не смотрит на дуло оружия, он просто ждет моего шага. Я должна рассказать отцу о такой возможности моего организма. – Надежда?!
– Я вылечила его лишь прикосновением рук.
Молчание оглушает. Отец ничего не говорит, но его трясет. Я такого не видела. Хладные очень спокойные и очень сдержаны. Но не сейчас.
– Идем и быстро. А ты, – кивает он в сторону Робина. – даже не думай сбежать и сдать нас своему отцу! Я не буду исправлять то, что убью тебя. Я не похож на свою дочь. Она похожа на свою мать.
– Я пойду с ней, – смотрит на меня Роб. Я стою рядом с отцом. Он прячет меня от него за своей спиной.
– Отлично. Значит, ты не так глуп, как кажешься. Быстро, нам надо покинуть это место.
– Куда мы? – я хочу знать наш маршрут.
– В первое гетто, только заберем твою тетку. Несс очень зла на тебя, но она импульсивна и может натворить здесь дел, если ее оставить.
– А что там, в первом гетто?
Отец уже ведет нас укромными путями к рабочему району. Через пару минут я уже вижу улочку, где живет моя бабушка. Фонари горят слабо и мы легко скрываемся в тени света, что они отбрасывают на асфальтовую дорожку. Она уже вся испещрена и требует замены. Но это не волнует правительство центра. Они здесь не появляются. Они лишь управляют им.
– В первом гетто есть тот, кто объяснит твою возможность. Скажи мне, с ней все было после этого хорошо? – внезапной обращается отец не ко мне, а к Робу.
Я глазами и жестами показываю ему правильный ответ: «Да, все хорошо!». Но Роб, видимо, очень правдивый молодой человек. Он говорит правду, которая может привести к очень неоднозначным последствиям:
– Нет. Не все. Ее температура… она поднялась и Надежда упала в обморок. Но потом…
– Что?! Что произошло потом?! – рычит отец. Его вены бугрятся под кожей, а мышцы находятся в напряжении. Он на взводе.
– Когда она была без сознания, то ее тело стало холодным… ледяным… словно, она…
– Что?
– Умерла! – я закатываю глаза. Вот, придурок! Я обещаю, что впредь буду осмотрительнее и тщательнее выбирать тех, кого надо будет спасать. Спасать буду тех, кто сможет держать язык за зубами.
– Надежда!
Я закрываю глаза, боясь посмотреть на отца.
– Нам нужно срочно в первое гетто!!!
Больше от отца ничего не слышно. Мы лишь спешим к дому.
Робин не отстает от меня.
* * *
Ванесса ждет нас уже у входа в дом. Она одета в широкие штаны с карманами по всей длине, свободной футболке, что заправлена в штаны и затянута ремнем. Она похожа на солдата, которого подняли по тревоге и поставили на караул.
– Где вы так долго были? И ты, – кидается она ко мне. – как ты могла уйти?! Надежда, ты должна быть более осмотрительнее! А это еще кто с вами? Сын Ксандера?! – бесцеремонно тыкает она в Робина. Он старается быть позади нас с отцом.
– Верно. Идем, нам некогда. Планы меняются.
– Что случилось? – теряет она интерес к нам с Робом. Все ее внимание теперь сосредоточено на отце. Он перезаряжает оружие, проверяя его. Оно идеально и готово поразить любую цель.
– У Надежды есть кое-какие особенности… из-за меня.
– Какие?
– Вот это и надо узнать. Быстрее! Где твоя мать?
– Она уехала к Оливеру.
– Ясно. Отлично.
Я решаюсь задать ему вопрос.
– А кто тот человек, что знает о том, что происходит со мной?
– Он когда-то работал в больнице рабочего района. Потом он уехал отсюда в другое гетто. Но это не суть. У нас есть десять секунд, чтобы принять решение: идти через официальный туннель или пробираться по выжженной земле, прячась ото всех?
Слышатся выстрелы и крики военных.
– Уже нет. Нам надо пробираться к стене! – решает за всех Робин, оглядываясь назад. Отец кивает ему. Кажется, он немного проникается симпатией к парню. Но до полного доверия еще очень далеко. Даже я не знаю, как отношусь к этому парню и почему он теперь рядом со мной?
– Верно. Идем. Ты с нами?
– Да, – с готовностью отвечает Ванесса. Она закидывает себе рюкзак на плечи и кидает такой же Робину. – Здесь спальные мешки и провиант.
Робин надевает свой и касается моей ладони своей рукой. Я переплетаю пальцы с его. Отец с Ванессой замечают это, я вижу их взгляды, но они молчат.
– Быстрее! – командует отец.
Мы все бежим за ним. Должны успеть.
За нашими спинами слышна стрельба. Кажется, что ветер становится горячим и сухим. Он сжимается вокруг меня и не дает делать свободно шаг. Я бегу как механическая кукла.
Быстро преодолеваем колючие заросли кустарника. Отец постоянно оборачивается и держит меня на контроле. Он хочет, чтобы я была рядом с ним. Но это не так. Впервые, за многие года, я нахожусь не рядом с ним. Я с Робином. Он не выпускает моей руки и крепко держит, боясь отпустить.
– Как ты? – спрашиваю я его, беспокоясь о ране. Все-таки, он недавно был при смерти.
– Я? Отлично. А вот за тебя, я беспокоюсь. Как ты себя чувствуешь?
– Отлично. Ты рядом.
– И ты думаешь, что тебе это помогает? – улыбается Роб. Я киваю.
– Да. Думаю, что помогает. И буду думать.
– Я рад. Я, действительно, хочу, чтобы ты всегда так думала.
– Я странная, да? – моя речь сбивается, но мне неважно.
– Нет. С чего ты так думаешь?
– Я доверилась сыну своего врага. Разве, это не показатель? Ай!
Я останавливаюсь. Мою ногу очень сильно обжигает.
Я прижимаю руку к щиколотке. Она заливается горячей липкой кровью.
– Стойте! – кричит Роб. Отец с Ванессой останавливаются и разворачиваются в нашу сторону. В глазах отца я вижу животный страх за своего ребенка. Он боится не за себя. Он боится лишь за меня. И сейчас, я его подвожу – я поранила ногу о ржавую железную проволоку. Просто не заметила ее в высокой траве.
– Надежда! Дочка! – оглядывает он мою рану, стараясь не касаться.
– У нас нет времени. – Ванесса права: слышится и собачий лай, и крики военных.
– Она права. Я могу идти, – становлюсь я на обе ноги. Но мне не удается обмануть их: лицо кривится от боли. Ногу жжет и очень сильно хочется подогнуть ее, прыгая на одной.
– Нет, ты не можешь. Я понесу тебя, – отец убирает оружие себе за спину. Он хочет меня нести на руках.
– Лучше, я возьму Надежду, – встревает Роб.
– С чего это?
– Я не стрелок, но не менее сильный, чем вы. Вы же можете нас прикрывать и стрелять, если придется. Думать некогда, – присаживается передо мной спиной Роб. Так удобнее и можно дольше нести ношу. Я бросаю быстрый взгляд на отца и забираюсь на спину парня.
– Защищай ее! – предостерегает его отец. – Даже, если я не смогу. Если придется, тащи ее силой, но доберитесь до места назначения – это очень важно.
– Отец!
– Все будет хорошо, Надежда.
– Я не подведу вас, сэр.
– Надеюсь.
Мы движемся вперед. Ванесса впереди, Роб и я у него на спине бежим посередине колонны, а замыкает нас отец. Мы добираемся до Громады. Успешно проникаем за ее пределы. Теперь, остается найти место, где можно переночевать. Солнце садится за горизонт. Несколько часов, и станет темно.
– Туда! – указывает отец на горный массив.
– Вы знаете те места?
– Знаю. Увидишь, парень, там не так все плохо, как кажется все на первой взгляд.
– Посмотрим.
Мы спешно пересекаем оставшийся путь и добираемся до подножья горы. Она огромна и кажется, что может поглотить нас. И это действительно так.
– Сюда, – машет нам отец. Он стоит у камня, который на первый взгляд незаметен, среди всех остальных. – быстрее.
Лучи со стены шарят по оголенной земле. Они ищут беглецов – ищут нас.
– Быстрее! – подгоняет отец. Роб бежит к нему. Ванесса бежит за нами.
Мы оказываемся в подземном туннеле.