За час, понятное дело, не уложились. Еще и Димыч приехал, представить своих людей и узнать подробности. Но к половине пятого субботы, двадцать восьмого апреля два Анна поднялись на крыло и легли на курс шестьдесят пять, планируя через двадцать восемь километров пройти над поворотной точкой. Арсеналом. Там народу не меньше чем на Станции хочется увидеть своими глазами растущую мощь анклава. После поворота на курс сто шестьдесят пять, через двадцать пять километров будут Гостилицы, на которые мы зайдем на «бреющем», почти с севера и сходу сядем, так как полоса у них с севера на юг и вытянута. Если кто и есть на аэродроме, подловить нас на посадке не успеет. А потом и у нас пулеметы найдутся. Аж три штуки, и один РПГ с брезентовой сумкой выстрелов. Любопытно, а что будет, если РПГ на самолет навесить?

Пока летели балагурил с пулеметчиком Димыча, о том, как зачищали плацдарм. Упоминался, кстати, в положительном ключе квадрокоптер, что меня удивило. Только уж очень однообразный у служивого рассказ выходил — «он его бдыщь, мозги в сторону, того бах, рука отлетела, этого шлеп лопаткой, а та в черепушке и застряла». Вот что значит, люди увлечены работой.

Благо лететь тут, со всеми поворотами двадцать минут, которых мне вполне хватило для впечатлений о «войсковой операции». Зато как прилетели, служивые встрепенулись как гончие, заслышавшие рожок егерей. Проверили амуницию, потрясли коробки с лентами, выполнили еще ряд мне непонятных действий. Разве что не попрыгали. И хорошо — а то эти бугаи запросто могут проломить пол самолета.

Видимо, демонстрируя нам свою удаль, эта пара выскочила из люка еще на пробеге, когда скорость упала. На удивленные взгляды сидящих в салоне пилотов, обращенные ко мне — развел руками. Без понятия, где их мозги так как самолет, продолжая катится, неторопливо заехал на стоянку, значительно опередив этих спецназеров, бегущих по полю с пулеметом наперевес и уже замазавшихся в грязи по самые… эээ… бронежилеты.

Пришлось спрыгивать на стоянку первым, с верным Дикарем, Макаром и ракетницей, служащей уже не столько оружием, сколько талисманом. Пока катились по полосе, насчитал тридцать пять самолетов, и еще неизвестно, сколько стоят по ангарам. Это было хорошо. Плохо, что из-за малюсенькой рощицы у северного края полосы, поднимались дымки. Примерно там были жилые корпуса, там на лето ставили автомобильные жилые трейлеры, и там мы бурно пили за то, чтоб количество взлетов было равно количеству посадок, искренне желая того же самого депутатам с олигархами.

К стоянке мы закатились по южной рулежке, южнее была только строительная площадка под расширяющуюся инфраструктуру аэродрома и красный экскаватор, выглядывающий из-за ангара. Севернее стройки новенькие ангары чередовались с древними постройками, помнившими еще семьдесят второй год, когда этот аэродром и был построен. Посередине, между южной и северной рулежками, стояло беленькое, двухэтажное здание СКП с «аквариумом» руководителя полетов. К нему и шел, раз есть живые, то там обязательно будет наблюдатель. Справа, из второго кукурузника выпрыгнули мои бармалеи, сразу придав мне уверенности и несгибаемости. Я даже Дикаря цевьем на плечо положил, как посох с узелком, изображая «непобедимого Джо». Тут от рулежки до РП полторы сотни метров — для Мишиного пулемета и мастерства не расстояние.

Дойти не успел. Навстречу вышел человек в брезентовом плаще и узнаваемой брезентовой панамке, один вид которой вызвал улыбку и заставил перевесить Дикаря на ремень за спину.

— Здравствовать вам, Владимир Залманович. Не признаете?

Знакомы мы с РП были мало, виделись на полетах, и не факт, что он меня вспомнит.

— И вам не хворать — небольшая пауза в словах сказала, что имя мое он так и не вспомнил — а где же ваша супруга?

Ну, надо же, имя не вспомнил, но признал, что видел. Хорошая память у человека.

— Сидит в тепле, при свете, вкусности готовит, чего и вам желает. Можно даже сказать, что просто настаивает на приглашении вас в гости. Как говорят, с чадами и домочадцами.

РП посмотрел на выходящую из кукурузников толпу и не поддержал моего шутливого тона.

— Вы, я так понимаю, за самолетами прилетели?

Развел руки в жесте «сами понимаете», продолжая улыбаться как придурок.

— А если мы против будем?

— Для начала расскажите, кто такие мы, и почему против, глядишь и договоримся.

Тут РП и рассказал кратко, как сюда стекались члены клуба и владельцы машин. Далеко не все добрались, но вместе с семьями тут сейчас полсотни человек. Большинство вооружено охотничьим оружием и кой кому даже перепал в дни кризиса нарезной огнестрел. Отбились от кеглей, отбились от залетных бандитов, прикапывая всех в ров за стройкой. Теперь отбиваются от нескольких непонятных мутантов, которые предпочитают засады и мгновенные удары с быстрым отступлением. Потеряли так двух человек, и теперь просто так никто не ходит, все по домам сидят. Еще вот и мы прилетели.

В ответ рассказал ему о Станции. Мы к этому моменту уже дошли до будки и стояли у входа. Бармалеи встали по бокам, разглядывая каждый свою полусферу. «Спецназеры» добежали, красные как вареные раки и взяли на прицел рощу и ангары. Странно, я думал, они окапываться начнут — им бы вполне подошло по имиджу, копать стрелковую ячейку в бетоне. Впрочем, мысли не мешали мне вести агитацию.

У нас есть энергия, что является ныне основой тепла, готовки, защиты и прочих благ. У нас даже связь есть и обещали телевидение поднять, по крайней мере, оборудование уже смародерили. Порты строим, корабельный, гидро и аэро, глядишь, так и до космоса дойдет — притащим к себе пару установок «Тополей» и будем считаться «космической державой». Словом, «эй, птичка, летим со мной, там столько вкусного…».

РП с интересом глянул на грязных служивых и предложил сходить пообщаться с народом. На что предложил ему собрать всех в ангаре, так как и у меня люди посреди поля считай брошены. На этом и разошлись.

Тягомотина сборов и взаимных разговоров-прощупываний тянулась битый час. Единственно, что меня примеряло с такой потерей времени — тут летчиков было полно, чуть ли не больше, чем уцелело на Станции. Такой «ресурс» ценнее самолетов.

Сказочник развернулся в новом коллективе во всей красе, быстро найдя общий язык с РП и развернув перед заслушавшейся публикой мираж «Нью Васюков». Порой, даже обидно, что не умею так играть словами. Вроде он и не врет напрямую, но умалчивает, что перспективы увидят разве что наши дети.

Заход солнца сегодня назначен на двадцать один сорок семь, время еще не поджимало, но если выгребать отсюда все, что летает вплоть до мотодельтапланов, то скорость последних восемьдесят километров в час, то есть вылететь надо не позже двадцати одного пятнадцати, но лучше бы раньше. Лететь курсом двести девяносто, тридцать пять километров. Даже подросток на мотодельтаплане справится с этой задачей — а подростки тут в большинстве «оперившиеся».

Не буду описывать этот очередной пожар в публичном доме во время наводнения. Конечно, Сказочник всех уговорил. Да и я кое с кем из смутно знакомых обменялся мнениями и даже озвучил условия работы в гидропорту, у нас ведь там, в дебаркадере, вполне неплохие квартирки на втором этаже будут.

Начались сборы и подготовка к вылету всего, что летает. Что не летает, грузили в кукурузники и распихивали по остальным самолетам. Я сразу сказал, что могу лететь на Пайпере или на ЭЛке. На Пайпере много кто умел летать, а вот хозяин ЭЛки до аэродрома так и не добрался и вопрос решился сам собой. Второй гидроплан, оказавшийся редкостью необычайной, четырехместным хруничевским Фламинго, взялся пилотировать Олег Юрьевич, из местных членов клуба, который дал понять, что он с семейством не против поселится в нашем гидропорте. Крейсерские скорости ЭЛки и Фламинго примерно одинаковы, так что, пойдем парой, и свое семейство Олег сразу посадит к себе. Со мной полетят бармалеи. Бойцы Димыча полетят с комфортом во втором представительском двухмоторном Пайпере. Не было его тут раньше! Знал бы, сразу сюда сунулся, и обошлось без дырочек в ЭЛке.

Один кукурузник набили парашютами, обычными и парапланами с двигателями. Народ весьма буквально воспринял идею брать все, что потенциально может летать и учить новичков. Я имел глупость пошутить, что надо еще топливные емкости выкопать. Аборигены засуетились, и пошла вторая волна с распихиванием топлива, куда только можно. Даже к мотодельтам пристегивали по паре канистр. Зарекся сегодня шутить и все чаще поглядывал на часы, уже дважды подходя к РП и Сказочнику, выразительно указывая на время. А у них — то радиооборудование еще разбирают, то «еще минуточку» на снятие компьютеров требуется. Благо, что грузоподъемность нашего авиафлота не бесконечна, и кровати со шкафами не грузили.

Вылетели в двадцать сорок. По крайней мере, мы с Олегом вылетали в это время, и на аэродроме оставалось еще пяток машин. Все тихоходы ушли в первых рядах, и нам, более скоростным машинам, при пролете вменялось в обязанность проконтролировать, как они летят. Перед вылетом был настоящий брифинг, РП расписывал порядок взлета и следования по маршруту, Сказочник рисовал картину посадки. Все как в старые, добрые времена вплоть до подписей в журнале. Порадовался.

Перелет получился будничным. Если бы не высматривали и не пересчитывали летящие мотодельтапланы, маленькие самолетики из серии «сижу на жердочке в руках мотор» и не искали куда-то улетевший вертолетик, вообще говорить было бы не о чем — всего-то десять минут полета для нашей скорости.

Садились мы с Олегом в порт. Очень удобный ориентир — Копорское шоссе. Посадочный курс идет параллельно дороге, остающейся по левому борту — не ошибешься. Первый раз я садился в новом гидропорту и сразу сделал несколько выводов. Надо световую разметку делать и надо садиться чуть раньше, а то западная стенка мола, которой заканчивается ковш гидропорта, настолько быстро приблизилась, что думал мы парой в нее и воткнемся. Пронесло. Самолеты грузно осели в воду, потеряв скорость и избежав удара о камни. Надо будет перед торцом ковша натянуть сетку аэрофинишера, если удастся ее где-то смародерить.

Олег вообще мог подумать, что так все и было рассчитано, ибо мы остановились практически напротив дебаркадера у мола.

Затем я заслуженно получал по шапке от супруги, свято заверил ее, что завтра она сама будет перегонять ЭЛку с аэропорта в гидропорт. Полетаем и даже попрыгаем, если ее так на адреналин потянуло. Следом отзванивался начальникам, бармалеям, общался с обустраивающимся Олегом. Не заметил, как опять заполночь лег.

Воскресенье, двадцать девятое апреля, началось в семь утра с бодрой супруги, воодушевленной предстоящим летным днем. В девять мы уже были в городке Сказочника и проводили предполетный осмотр ЭЛки. Проводила супруга, а я скорее по сторонам глазел, так как было на что. Ровными рядами стояли самолеты, разделенные по площадкам, размеченным флажками и натянутыми у земли лентами. Глядишь, и построят тут космопорт еще при моих внуках.

Потом ходили во «временную» будку РП, где дремал проспавший наше появление дежурный. Там, слово за слово, рассказали нам о гигантской вечерней пьянке, от которой народ еще отсыпается. Расписавшись в журнале, послали дежурного, как положено, к черту и двинулись до самолета. Уже минут через десять были в воздухе.

После «восьмерки» над городом и станцией супруга, с горящими глазами, спросила «и куда полетим?!». Что тут скажешь?

— Курс сто четыре, высота полторы тысячи, дальность семьдесят пять. Работайте, пилот!

Двадцать минут полета я покусывал губы и сомневался, не совершаем ли мы ошибку. Потом в очередной раз себе напоминал, что время пустоты истекает, скоро анклавы утрясут свои внутренние проблемы и с собственническим интересом начнут осматривать окружающее.

Над аэродромом Пушкино, что в пяти километрах западнее Павловска и примерно шести юго-западнее Пушкина, сделали круг, высматривая состояние дел. Первое, что порадовало — по нам не стреляли. Не радовало, что один из вертолетов начал раскручивать винт. И наконец удивило — никто не отвечал на наши запросы по радио.

Поднявшийся винтокрыл продемонстрировал нам с Катюхой экипаж из служивых, явных агрессивных намерений не проявляющих, но настойчиво указывающих на посадку. Все равно на ЭЛке от вертушки не уйти, есть смысл сделать, как просят.

Сесть в Пушкине можно куда угодно. Полоса два с половиной километра, рулежки по полкилометра, стоянки километра полтора — везде может сесть легкий самолетик. Прикинув, нацелился на семисотметровую пустую стоянку, что поперек взлетной полосы. Когда-то, в сороковых, это была ВПП аэродрома, теперь стоянка. Оттуда ближе всего до КДП идти будет.

Никто мне не мешал сесть, как нравится. Не скозлил, чем даже слегка возгордился — как-никак, третья посадка на колеса нового, для меня, самолета. Катюхе посадку не доверил, обещая, что по возвращению в воду гидропорта она ЭЛку плюхнет сама.

Сопроводивший нас на посадку вертолет отлетел к началу вертолетной стоянки и там сел, замедляя вращение винтов. От него в сторону диспетчерской побежали две фигурки. А оттуда, нам, катящимся на пробеге, навстречу выехал синий жигуленок, четверка. Поморгав фарами, развернулся и неторопливо поехал обратно, приглашая следовать за собой. Мог бы и на буксир взять! Я же вижу, какой он себе фаркоп отрастил!

Благополучно доехав до конца старого ВПП, свернули налево, к КДП, оставляя справа одну из вертолетных стоянок, а прямо — какую-то стройку.

Заглушив двигатель, прислушался к аэродрому. Тут стреляли. Много и даже порой истерично. Мнение об аэродроме сразу поменялось. Сверху казалось, он вальяжно самостоятельный — теперь кажется, что это смертельно раненный, проигрывающий борьбу за свою жизнь. Вот такие странные ассоциации вызвали длинные очереди и взрывы где-то в районе железнодорожной насыпи.

Из жигуленка вышла женщина, лет тридцати, безоружная, что бросилось в глаза в первую очередь. Мы же с Катюхой вылезли на хребет ЭЛке увешанные пистолетами, считая и ракетницу, подсумками и с Дикарями за спиной, чем вызвали удивление уже у встречающей стороны. Пусть удивляется — раз тут стреляют, то и не сдержать оборону могут, а нежить я предпочту отстреливать с оптикой на расстоянии. Плевать, что сейчас выгляжу «неполиткорректно». Я уже понял, что «БЕшки» мне не светят, а больше отсюда ничего не надо.

Женщина представилась Анной. Не любят женщины называть отчество и фамилию, до глубокой старости они все Маши да Наташи. Двое служивых представились как лейтенанты ФСБ, протягивая руки для пожатий и задумчиво косясь на наше вооружение. Не заставляя задавать вопросы, кратко изложил, что мы из Ломоносовского анклава, точнее, с аэропорта Станции. Предъявил «корочки». Полет ознакомительный, заправлять нас не надо, и пальцем обратный курс показывать не обязательно, сами найдем.

Анна пригласила всех «к себе» в диспетчерскую, где я удивился второй раз. Большие помещения, пульты, станции слежения и все это без людей. Во всей диспетчерской присутствовала только «Наташа», коротко представившаяся, и опять одевшая наушники, делая вид, что наш разговор ее абсолютно не интересует.

Меня долго пытали, чем дышит анклав, и какие порядки. Включил в мозгах заученную «кричалку», тарабаня про «птичку и вкусное». Сам осматривал КДП и мрачнел все больше. С экранов дальней развертки пыль уже несколько недель не стирали. «Диспетчер Анна», как подметил в процессе беседы, летной терминологией не владеет. И главное! Три четверти оборудования выключено.

Прервал «кричалку» и предложил рассказать о положении дел на аэродроме. Служивые, видимо по профессиональной привычке, попытались отделаться парой фраз и опять вернутся к расспросам. Но остановил их интерес жестом — Вы уж нас простите, но подробности рассказывать некогда. Судя по интенсивности, с которой стреляют у вас по периметру, в любой момент нежить прорвется, и я хочу к этому моменту быть в воздухе. Мы уже во многих выживших сообществах побывали, вам рассказал даже больше, чем им. О себе вы рассказывать не хотите, на сим позвольте откланяться.

Лейтенант постарше спокойно ответил — Никто вас не держит, можете лететь. А нежить не прорвется. Не первый день ее держим.

— Что, же. Удачи вам, и бесконечных патронов. Даже не буду спрашивать, от кого вы так прячетесь, что даже по радио молчите.

Уже идя с Катюхой на выход услышал долгожданное — Подождите минутку. А что вы имели ввиду, говоря про…. — Вот ведь странно, психологический прием тысячу лет назад придуман, и все равно работает. Вот теперь поговорим!

Говорили недолго. Потом ехали на все той же четверке на «Мир», это «почтовый ящик» при аэродроме, находящийся напротив двадцатого авиаремонтного завода. Все это, вместе с аэродромом, обнесено забором, давно развалившимся, но ныне аварийно залатанным, чем придется. Некоторые дыры вообще автомобилями затыкали. На Завод и Ящик собрались все выжившие из Пушкина, Павловска, Красного села и даже с севера Гатчины. Приезжали с семьями и даже питомцами хотели если не улететь, то хотя бы отсидеться. Сюда же, в первые дни эпидемии, стаями летело начальство — удирать на самолетах. Удирать из Пулково, что в тринадцати километрах севернее, быстро стало невозможно — там нежити стало как шпрот в банке. Про Пушкинский аэродром знают не многие, толпы пассажиров тут нет, вот аэродром и выжил первые дни, хотя охраны у него «кот наплакал». Потом «слуги народа» наехали толпами, с охраной и даже войсковыми частями. Даже несколько спасательных экспедиций отсюда провели, вытаскивая «нужных людей» и положив при этом немало людей служивых. Затем боссы изобразили Карлсона, то есть улетели, оставив на аэродроме тьму народу, но обещали вернуться. В результате к настоящему моменту старшим начальником является полковник Куницын, к нему и едем, вояк четыре сотни с хвостиком, при колесной броне грузовиках и тяжелом вооружении, гражданских около восьмисот человек, проживающих прямо в цехах завода, благо есть там своя котельная. Отдельной статьей идет авиация — тридцать семь вертолетов, в том числе боевых, и восемь летчиков, способных на них летать. Шестьдесят четыре самолета всех модификаций начиная от СМ-92 «Финист», винтового, одномоторного самолетика на семь пассажиров, вместе с вожделенными мною сто третьими «БЕшками», и заканчивая восемнадцатыми и тридцать восьмыми ИЛами с уникальной учебно-тренировочной сто тридцать четвертой ТУшкой. Были тут и Ан-24, и истребители, и перехватчик — всякой твари по паре, а то и больше. Вот летчиков недоставало катастрофически. Шестнадцать человек, да и то не универсалов а, в основном, транспортников.

Полковник долго изучал мои «корочки», хмыкая и вертя неплохое, в общем-то, изделие Станции. Далее мне пришлось по второму разу пересказывать историю анклава и текущее положение дел, уже с подробностями.

Потом рассказывал все это по третьему разу уже толпе офицеров и гражданских начальников. Уговаривал себя, что тут полторы тысячи человек и есть ради чего ораторствовать. Посему даже на дурацкие вопросы, типа «есть ли у нас интернет», отвечал спокойно и развернуто. Что делать, у военных, как известно, извилина только одна, им желательно ответы разрисовать крупными картинками, как комиксы для дошкольников.

Потом обедали. Вот странная вещь время — вроде только завтракали, а уже обед из консервов. И, такими темпами вопросов-ответов, боюсь, ужинаем мы все еще тут. После обеда дело пошло бойчее. Толпа начальников рассосалась, и была возможность поговорить с Полковником приватно. Человек он, судя по делам на аэродроме, неплохой, ухватистый, еще Союзного производства. Изложил ему взаимоотношения руководства анклава, которые мне разрешил именно в таких ситуациях разглашать Пан. Место зама «министра обороны» занято капитально и без вариантов. А вот место самого «министра обороны» хоть и не вакантно, но за него можно побороться. Умный — поймет.

В семнадцать часов с минутами мы, наконец, закончили череду собраний и нас с Катюхой повезли на краткую экскурсию «для впечатлений». Я впечатлился. Заодно понял, что ничего-то я еще не видел из страхов нового мира. Люди сидели и спали в проходах цехов, на обрывках картона, на каком-то тряпье. Воды мало, людей много и население аэродрома напоминало начинающих бомжей, правда, пока без соответствующего запаха. Хлебозавод в Красноселке, сразу за забором аэродрома, стал основным, хоть и однообразным, источником пропитания, и теперь я представлял, что нас кормили королевским обедом. То-то народ так смачно уплетал угощения.

Пока я набирался негатива, к полету готовили обоих Финистов. Ничего другого после разлетевшихся начальников не осталось. Остальные борта либо кушали горючку, как не в себя, либо не могли сесть на грунт. Я рассчитывал найти тут военно-транспортные самолеты чуть ли не десятками. А нашел много-много хорошего и разного, но в данный момент не применимого. Ну, зачем Станции реактивные Сушки? А Тушки? Воот! Вертолеты хороши, но и аппетит у них военный. А Карлсоны, что обещали вернуться, высосали склады ГСМ на три четверти. Они все требовали заправлять самолеты, на которых улетали, «под пробку». Что говорило о том, что они сами не знали, куда летят — иначе заправлялись бы на конкретный маршрут.

Вот теперь мы и сидели у «разбитого корыта». Заправить все вертолеты на пару раз хватит, но этого мало, чтоб перевезти всех. Бросать бронетехнику, мобильные радиолокаторы и РСБН, то есть радиостанцию ближней навигации, как и еще кучу кунгов, прицепов и прочего оборудования — грешно и преступно. На заводах полно ценностей и уникальностей. А дай мне волю, я бы и плиты бетонного покрытия снимать начал.

В результате мы договорились о трех этапах. Несколько дней обмениваемся делегациями, эвакуируем больных и раненных, подкидываем мяса в рацион аэродрома и проводим этап два, то есть, консервацию аэродрома и завода. Теоретически, все имеющиеся машины могут долететь до нас и, скорее всего, смогут сесть. В крайнем случае, подломят стойку на пробеге. Взлет от них не требуется, пока бетонную полосу Сказочник не построит. Арсенал военных на аэродроме довольно скромен, и его вывезут полностью. Собственно, это будет этапом три — большая колонна грузовиков с бронетехникой и военными, вывозящая через Красное село — Кипень — Бегунцы — Копорье на Станцию арсенал, приборы, оборудование, даже часть станков обещали с заводов демонтировать и вывезти. Подозреваю, это будет эпический исход, с сотней другой грузовиков, спецтехникой, полными заправщиками и дежурной вертушкой в небе. На эту колонну еще динамики повесить с «кричалками» Станции, и будет обалденная реклама анклава. Гражданских хотелось бы к этому времени вывезти самолетами. Так что, на мне опять повисла проблема — надо собирать кукурузники, для создания «транспортной эскадрильи».

С такими мыслями и возглавил клин из трех самолетов, нашего и двух Финистов, понесшего «благую весть» в анклав. Еще на подлете начал названивать Димычу, а он все «вне зоны». Наконец дозвонился — Димыч, радуйся! Я нам дядьку Черномора нашел, с батальоном разношерстных «витязей прекрасных». Полтора десятка человек, больных и раненных, со мной на двух самолетах подлетают. Вместе с представителем от их командования. Считай, мы уже садимся на аэродром. Все очень серьезно, так что аллюр пять крестов и два пенделя… — вывалил на него проблему и саданулся головой о боковое остекление. Совсем закрутился! Забыл у Катюхи управление забрать на посадке. Вот она и выровняла машину выше, чем надо и мы «как курица» брякнулись с полочки о полосу. Благо, катимся на пробеге и вроде ничего не отвалилось. Успокоил Пана, что мы не убились, и он рано радуется. Димыч ответил, что сейчас подъедет к аэродрому и ответит мне лично. Смотреть осуждающе на виновато стискивающую штурвал Катюху не стал — все ей уже давно сказано.

И закрутилось. Набежало начальство, закудахтали наши медики над «истощенными деточками». Еле успел переговорить с Паном индивидуально про перспективы, полковника, как потенциального «министра обороны» и обещанную кучу вертолетов, боекомплектов и вообще сотни грузовиков, броня, более тысячи народу. Лепота.

Пан задумался.

— Буду теперь тебя звать Харон постоянно. Хобби у тебя, души собирать и привозить. Ты мне скажи, мы от этих душ «отмахаемся», если что? А то ведь и проблему можем заиметь.

— Да нет, Димыч, не будут они проблемой в ближайшее время. Устали и душой и телом, хуже, чем Арсенальцы. Помнишь, ты и там опасения высказывал, а новички адаптировались и стали как родные! И тут надо наших, в Пушкино засылать. У нас плацдарм отбили, теперь тут рутина зачисток. Вот и посылай бойцов на день-два «в горячую точку», пусть наши вместе со старожилами повоюют. Проблема в другом! Нам транспортные самолеты нужны. Много. Собирай бойцов, вызванивай своего протеже Андрея Леонтьевича. Прямо сегодня летим забирать три Ан-2 из Куммолово, земля хоть и не просохла, но у кукурузника проходимость высокая, глядишь, получится. Время опять не терпит, придется рисковать. И пусть они вспоминают, где еще Ан-2 взять можно!

Последнее уже прокричал вслед спешно уходящему, к приближающейся группе руководства, Пану. Сам пытался вспомнить, где взять транспортники. И, как обычно, стукнуло в самый неподходящий момент. Там делегации «на высшем уровне», так как с нами не только раненные прилетели, реверансами обмениваются, и тут в их теплый лягушатник врывается дед со сверкающими глазами и криком «Я знаю где!».

Когда ажиотаж слегка улегся, и меня благосклонно решили выслушать я и озвучил проблему с транспортными самолетами. А ведь в каких-то семидесяти километрах от нас, через залив к северо-востоку, лежит здоровенный военно-транспортный аэродром Левашово. Там полно Ан-26, попадаются Ан-12 и даже есть два «Чебурашки», в смысле Ан-72. Туда нужна разведка, так как шанс отбиться у них был, но больно места там многолюдные. И на разведку лучше с военными из Пушкино идти, все же им проще с коллегами договариваться будет. А Станции срочно ровнять полосу дальше, двадцать шестым и километра грунта может быть мало.

Разговоры затянулись, потом была «экскурсия», возили по Станции, возили на плацдарм, где несколько жилых домов уже зачистили и колдовали с коммуникациями. Показывали отвоеванный у нежити кусочек города и напирали на перспективы. Если бы у меня супруга между станков на заводе спала — я бы тоже сломался.

Вот в Левашово полетели без меня. Один Финист со смешанной делегацией из наших и пушкинцев улетел в Левашово, второй, забитый консервами, вылетел «домой», вместе с одним нашим АНом, заполненным патронными ящиками. Второй Ан улетел в Куммолово, и опять обошлись без меня. Неужели от меня отстали? Поверить не могу!

Перелетели с Катюхой в гидропорт. Плюхнулись, но без особых проблем. Проблемы начались дома. Бармалеи «соскучились» и требовали оценить работы по ВЯшке, по Скорпиону и прочим, ведущимся у нас проектам. Заигрался я что-то в Харона, мне больше по нутру Гефест, только без его болячек.

Часов в восемь вечера над Станцией пророкотал Ан-26. Сделал пару кругов и пошел на посадку, скрывшись за зданиями. Судя по отсутствию дымов и пожаров, сел нормально. Вот и славно, похоже, договорились. Вернулся обратно в мастерскую.

* * *

Понедельник, тридцатое апреля вышел солнечным и очень ранним. Буквально по головам прошли один за другим пять «двадцать шестых», скрывшихся за зданиями Станции. Надо будет внести предложение круг захода на посадку для самолетов не над заливом строить, а над нежитью, пусть они ей покоя не дают.

Пока позавтракали, пока послонялись, просыпаясь, за зданиями приглушенно завыли винты и, к моему удивлению, «двадцать шестой» взлетел. А за ним взлетали и взлетали остальные борта. И уж совсем анекдотично смотрелись взлетевшие вслед двадцать шестым наши Аны вторые. Вот это и называется «самосвал с довеском, или метр с кепкой».

Зато потом наступил обычный рабочий день, без суеты и нервов. Тумбу с лафетом сварили из подготовленных бармалеями деталей, закрепили на носовой, маленькой, палубе «Отважного», опять же, на подготовленную и подкрепленную площадку, и после обеда вышли из порта на первые испытания. Отстреляли сотню снарядов с одной задержкой. Записали массу потребных доделок и пружинными весами определили, куда и на сколько, надо сдвинуть опорную точку. Обычная работа по доводке изделия.

За прошедшее время транспортники прилетали дважды, но шумели гораздо тише, проходя круг над промзоной и лесом. Кукурузников вообще слышно не было. Посадочный и взлетный курс на аэродроме пока, увы, один — сто восемьдесят девять градусов. В другую сторону можно на ЛЭП наткнуться. Но эту линию собираются демонтировать, и будет полноценный аэродром.

Глядя на летающие самолеты, заканючила Катюха, мол, когда еще шанс потренироваться будет. Видимо за последние дни во мне накопилось много недовольства на этот мир. Сорвался. Пояснил в громкой форме, что дел у меня прорва, силы уже не те, и меня постоянно отвлекают. Супруга насупилась, но по факту возразить было особо нечего — с самолетом действительно блажь.

Дальше день потек своим чередом, лафет, строительство «Дома», эксперименты вечером с микроконтроллерами. Хорошо, когда никто не отвлекает! Но плохо, когда не успеваешь про это подумать, приходит на ужин Димыч. Можно подумать, его Женька не кормит.

Пан просто так, в последнее время, не приходит. Вот и встретил его словами — Здравствуй, птица Арабу, что в клювике несешь?

Димыч радостно ухмыльнулся и увел тему — Сдается, меня только что как-то нехорошо обозвали, пользуясь моим недостаточно высшим образованием.

— Ты с темы не соскальзывай. Продукты у нас одинаковые, жены целые стаи собак на готовке съели. Не юли, мурлок престарелый.

— Вот! Опять…

— Не. Юли. Я сегодня с Катюхой уже ругался.

— Да хотел новости и подробности рассказать. Неужели не интересно?

— Интересно. И новости, и подробности и даже то, что ты пришел рассказать их именно сейчас, а не когда все закончится. Так что тебе надобно, старче?

— Харон, а вот удиви меня. Скажи, что мне надо.

Димыч перестал скалиться и серьезно глянул на меня, чуть склонив голову.

— Тоже мне, бином ньютона. Эти транспортники над нами так летали, что паленым керосином потом долго воняло. Сколько у них там? Тонн семь? А летают они в самом неэкономичном режиме взлет-посадка, где тратят уйму горючки. Если и в Левашово был такой же бардак как в Пушкине, то не удивлюсь, если и они свои склады обнулили. И теперь остро стоит вопрос заправки шести бортов.

— Восьми — поправил меня Пан. — Восьми бортов. Все что осталось от роскоши транспортной авиации. Все топливо из Левашово выбрали, на очереди запасы Пушкино, а потом будет кисло. Из обоих аэродромов столько перевезти надо, что руки опускаются.

— Димыч, ты с этим к начальнику порта иди. Он давно бункеровщики из порта забрать хотел. Я лично там два бункеровщика видел, а может и еще где-то что-то стоит. Кому как не Сергею Васильевичу об этом знать?!

— Все верно, Лех. Готовим мы большую операцию, заправим эти недотанкеры и даже с Кронштадтом договоримся. Только нет там керосина. Бензин есть, дизель есть. А авиационного керосина обещали пару десятков тон слить и то без гарантий. Вот такой неудачный момент в порту.

— Тогда летунов спрашивай, где они керосин берут.

— Помнишь анекдот «Где вы деньги берете? Из тумбочки». Вот и вояки так, берут горючку из танков ГСМ. Привозят им его с Киришнефтеоргсинтеза напрямую, а вот как его из Киришей добывать я себе представляю плохо. Не говоря уже о том, что завод этот кто-то из тех анклавов наверняка уже прибрал к рукам.

— Да, картинка как у малевича, такая же темная. И от меня ты что хочешь? Чтоб я прямо тут тебе перегон керосина из судового мазута организовал?

— А сделаешь?!

— Химиков ищи, они сделают. Немцы из угля бензин гнали, из мазута керосин будет получить проще. Но и с этим не ко мне, хотя, мазута много, имей это в виду. От меня-то что хочешь? Третий и последний раз тебя спрашиваю.

— Да керосин и хочу! То ты семи пядей во лбу, то намеков не понимаешь.

— Не понимаю! Склады керосина только с КАД, не доезжая аэропорта Пулково, видел. Не полезу я в этот рассадник нежити. И тебя от этого отговорить постараюсь. Нам люди дороже авиационного керосина!

Димыч окончательно расстроился. Не понимаю, на что он рассчитывал! Я ведь и правда далек от этой темы.

— Ты, Пан, попробуй задачку с другого конца решать. Прикинь места, с которых мы «вкусности» достать можем. Берег залива, набережные Невы и тому подобное вплоть до Ладожского озера. Вот там и высматривайте топливные танки, а потом сходим и посмотрим живьем. Только не надо проектов похода до Киришей по Волхову из Ладоги, там Волховская ГЭС присутствует. Тем более не надо проектов с волоками, как из Великого Новгорода шли. Стар я уже, танкеры волоком из речки в речку тягать.

— Лех, где я тебе это посмотрю?!

— У Кулибиных, конечно. Даже я себе гуглмап залил автономную. Не все, конечно, что жаль, но сколько есть. А уж это вселенское зло должно было закачать карту со всего мира. Пусть сажают девочек и те сантиметр за сантиметром просматривают берега. Андестенд?

— Ну вот! А спрашивал, зачем пришел, зачем пришел! Очень удачно пришел! Слушать новости будешь или я побежал?

— Побежал он… выкладывай, давай!

Жизнь анклава бурлила и выплескивалась. Из Пушкино уже привезли полтысячи человек и «самое ценное» оборудование, по словам заводчан. Расселяли народ уже в жилых домах на плацдарме. Там, вокруг, еще постреливали, но в целом было безопасно, особенно если не ходить дальше забора. В связи с заселением Соснового бора на Станции началось большое переселение, вместе с пушкинцами плацдарм осваивали аборигены станции, благо квартир хватало на всех и еще много оставалось. И, как обычно с квартирными вопросами, начались жалобы, что у соседа и мебель лучше и вид из окна красивее и вообще, с чего это ему такой прибыток, а мне, либералу со стажем, однокомнатный угол с пустыми стенами и «лампочкой Ильича». Население Анклава, на сегодняшний день, перевалило за пять тысяч человек и скоро перевалит за шесть с половиной. Девяносто процентов людей концентрировались в Сосновом бору и Станции. В связи с этим порт играл решающую роль, обеспечивая анклав продуктами и товарами. Вот начальник порта и не упустил свой шанс утвердить проект гигантского мола. Большие босы Станции, как обычно, не посчитали нужным прикинуть объемы грунта, который потребуется перевезти и объемы бетона, который потребуется где-то брать и как-то заливать. Проект был утвержден и в настоящее время из Петербурга, в основном по ночам, моим способом, тянули дебаркадеры со всех речек, не брезгуя маленькими прогулочными пристанями. Вместе с дебаркадерами тянули прогулочные «галоши», катера, земснаряды, баржи. Каждый вечер небольшая флотилия от Станции уходила потрошить реки и набережные города. Привозя не только технику с оборудованием, но и людей. В основном были люди из Крепости, не пожелавшие переселятся в Кронштадт, но попадались одиночки и группы, спасшиеся на катерах и прочих плавсредствах, стоявших у набережных.

На сегодня над возведением мола трудились полторы сотни человек. Два копера, разных фирм, с барж забивали сваи, обозначая пунктир стенок мола, уходящий далеко в залив. С другой баржи автомобильный кран опускал вдоль свай бетонные плиты. Земснаряды выбирали грунт со дна у побережья, углубляя акваторию порта, и загружая баржи «стройматериалом», скидываемом потом внутри «огороженного» мола. Еще один копер, далеко в заливе, забивал сваи под «артиллерийские форты». Дело двигалось и там, только Рогаток уже не было. Я чуть было не открыл рот в возмущении, но Димыч разъяснил, три зенитки встали на охрану аэропорта, две на охрану Берегового, именно в качестве зениток, то есть, задраны вверх и ждут летающего супостата. А для вооружения фортов решено ставить переработанные мной ВЯшки, в связи с этим Фортов будет не пять, а десять, торчащих из залива как высокие грибы со шляпками крыш, в которых дежурят пограничники с пушками и пулеметами. Конструкция примитивная, четыре забитые сваи по углам, на них вешают бетонные плиты стен. Архитектура двухэтажная с мансардой, первый этаж частично в воде, это ангар, второй этаж жилой, на крыше второго этажа бруствер из бетонных «карандашей» и все необходимое для дежурства и обороны. Эта «наблюдательная площадка», размером шесть на шесть метров, на высоте третьего этажа, прикрыта легкой, пластиковой крышей. Таким «пунктиром защиты» отчеркиваем всю восточную часть Копорской губы, от Устинского мыса до мыса Наволок, на котором военный полигон рядом с Систо-Палкино. Это будет «ближняя зона» Станции и Соснового бора.

Сейчас строительство фортов в самом разгаре, еще обсуждается их устройство и обеспечение автономности, а длинные сваи уже отливают в промзоне Станции. Там, где глубина позволяет, забивают обычные сваи. Через полтора месяца форты встанут на дежурство, правда, процесс доделки и утепления будет идти все лето, да и потом есть мысли по усилению «Морского Рубежа».

Теперь вот, новая напасть. Некий Харон, скинул на руководство станции не просто полторы тысячи бездомных и голодных людей — он еще и под сотню летательных аппаратов на содержание вывалил. Аэродрома, считай, нет, инфраструктуры нет, ставить, и то некуда. Начальник аэропорта пищит от восторга и воет от ужаса, так как каждая посадка транспортника это лотерея. Асфальтовые катки и грейдеры гоняют по будущей полосе, не переставая, аврально разравнивая грунтовку после каждого самолета. Одновременно лихорадочно расчищают глиссады и расширяют стоянки. Перспективы, конечно, заманчивы, но в настоящий момент все нахапанное изрядно тянет «бюджет» Станции ко дну. И виноват во всем Харон, ему, соответственно и топливо и бетон и даже арматуру добывать. Вот такой всеобъемлющий рассказ о достижениях. Как обычно, с намеками.

— Пан, а кто к тебе из моих бармалеев на доклад бегает?

Димыч качнул головой — Не поверишь! Я сам хожу и расспрашиваю о положении дел. Никаких вербовок и тайных свиданий. Цени! Кровавая гебня тебе полностью доверяет.

— Кровавая гебня из меня все соки выпила и теперь еще виноватит. Злые вы, идите от меня!

На этом тогда с Димычем и расстались, он, сытый и довольный ушел трясти Кулибиных, а я сел писать длинный список потребного для гидропорта. Нам ведь и бетонные плиты нужны, и свай для ангаров забивать, и стены с крышами чем-то покрывать. Судя по рассказам Пана, Станцию ждет гигантский строительный бум со страшным дефицитом стройматериалов. Самое время подготовить списки всего, что нам надо и в нужный момент эти списки отоварить. А то, собрались они ВЯшки на форты ставить! Угу! А делать их кто будет? Вот и обменяемся, пушки «под ключ», на стопки стройматериалов. Но вообще — проблема отсутствия денег становится безобразно острой!

А потом наступил вторник, Первое Мая, объявленный праздничным днем. Правда, новый вариант станка для пушки мы все равно отстреляли, набрав еще листочек замечаний, связанных с разбалтывающимися креплениями.

По Копорскому шоссе, на участке между Станцией и Аэропортом прошла демонстрация, довольно людная. Обязательный митинг и довольно интересный концерт с песнями и плясками. Топы жирный плюсик за праздничную атмосферу вполне заслужили.

Вечером сидели в Зале Мастерской большим коллективом. Мы с Димычем, Василичем и Сказочником приехали сюда прямо с официального «мероприятия» Топов. Там опять много говорили, но более продуктивно, так как люди уже выгрызли себе «фронт работ», и теперь начинают зарабатывать себе «авторитет» на новых работах. Они только начинают, а мы уже давно заработали! Теперь, пользуясь этим, Димыч старательно «вербует союзников», расширяя влияние «береговой группировки».

Посиделки ближнего круга в Мастерской вышли душевные. И пили и пели как в давно забытые, даже мною, семидесятые. Что навело на мысли, а так ли правильно мы жили, что соседей по лестничной площадке не знали. Вот пришла беда, и люди сблизились, прижались друг к другу, чтоб чувствовать локоть соседа. И уже плачь младенца, за стеной, не раздражает и визгливый голос чей-то супруги вызывает только улыбку — раз плачут и ругаются, значит, живые.

Второго мая, в среду, закончили платформу Дома. Все внутренности дебаркадера почистили, переделали и покрасили. Теперь во внутренние баки мы могли принять пятнадцать кубов топлива и десять кубов воды. Оборудовали два длинных кессона под «смотровые ямы», в вокруг которых организовали склады запчастей и прочих железок, пластиковых канистр с жидкостями и прочих, милых сердцу автомеханика, радостей. Чуть-чуть не успели со «сдачей объекта к празднику». Зато сделали «для себя» и в ближайшие лет двадцать ремонтировать не придется точно. Теперь будем приступать к возведению на этой палубе ангара и жилых помещений. Проект опять чуть изменили, и второй этаж будет над всем паромом, а «лужайка» переехала выше, на крышу жилого этажа.

Так бы мирно второе мая и закончилось, но прилетела наша птичка Арабу, заламывая крылья и выдергивая перья, не буду говорить откуда. Даже не сразу понял, о чем так страдает Димыч. Оказывается, Кулибины ничего подходящего вдоль набережных еще не нашли, а запасы керосина уже показали дно.

Я сделал вид, что страшно ему сочувствую, но никакого отношения к проблеме не имею. Пан намекнул, что мне надо принять более активное участие. На что обрисовал проблемы решаемые Мастерской, и заверил в массе неотложных забот, одной из которых было строительство гидропорта. Уловив, куда я клоню, Димыч приступил к торговле, а я вытащил список материалов для строительства и предъявил «цену», ниже которой я «не упаду». А то начальнику порта можно гигантизмом страдать, начальнику аэропорта можно Нью Васюки строить, а мне бетонных плит не дают!

Торговались мы самозабвенно, можно подумать, Димыч личные плиты мне отдает. А что еще любопытнее, Пан уже не говорил, что хозяйством не управляет, а оперировал цифрами наличия материалов на складах вполне осведомленно. Но куда этому вояке против меня, прошедшего «в бизнесе» девяностые. Напоследок сдавшийся Димыч только спросил, как я собираюсь переплюнуть в информированности Кулибиных. Заявил в очередной раз, что все зло от компьютеров, и надо просто чаще выходить на улицу, садится на самолетик и летать вдоль набережных, высматривая топливные танки, цистерны, бочки, машины и даже живых людей. А так же корабли и портовые сооружения. Андестенд?

Пан демонстративно похлопал в ладоши и замер, уставившись в мои округлившиеся глаза.

— Что опять не так?! — спросил он.

— Димыч, мы…. А особенно ты! Бараны редкостные. Все понимаю, забот полон мозг. Но почему мы проблемы сами себе создаем на ровном месте? Ладно, мы забыли проверить состояние с девяностых годов строящегося в сорока километрах от нас порта в Лужской губе. Там все вилами по воде писано, хотя и был нефтяной терминал из восьми топливных танков. Но как мы могли забыть про ближайших, особенно к твоей службе, соседей?!

Пан подобрался, зная мои периодические озарения.

— А уж тебе вообще надо о стену головой биться! Вот скажи, один я знаю про огромный топливный терминал в Выборгском заливе на острове Высоцком в пятнадцати километрах от моей дачи и в шестнадцати километрах от твоей службы? Там, на архипелаге островов народу тысячи две должно выжить, и от нежити им отбиваться легко, так как дорога к ним только через мост. Вооружены аборигены почти все и самое главное…. Ну, продолжишь?

Димыч встал и постучался головой о переборку. Задумчиво закончив мою фразу.

— Там стоят «Вторые Обер Псыки» — и Пан, почти по слогам, стукая кулаком по переборке, в такт словам, протянул — Вторая. Отдельная. Бригада. Пограничных. Сторожевых. Кораблей. В составе четырнадцати сторожевых «Тарантулов» по двести пятьдесят тонн водоизмещения, почти как наш Шутник, вооруженные двумя тридцатимиллиметровыми двустволками в башнях, бомбометами и торпедными аппаратами. Шикарный корабль по нынешним временам. И треть ребят я там знаю, мы не раз в Выборге «заседали»! — закончил Пан ударом кулака по лбу. — Харон! Почему ты раньше не сообразил!!!

Пожал плечами, глядя в темень за окном. Не рассказывать же что только сейчас мозг начинает отходить от удара непонимания, неприятия происходящего. И ответил — Упреждая твое дальнейшее предложение, сейчас не полетим. Темно. Завтра слетаем на двух гидросамолетах, сядем прямо в Большую Пихтовую бухту и выясним, кто там живой и чем народ дышит. Второй самолет, от греха, пусть сверху полетает, понаблюдает, как у нас дела пойдут. Так что, иди, отсыпайся, утром вылетим рано.

— Лех, по хорошему туда надо на паре тройке «Крокодилов» лететь. Для солидности и на всякий случай. Пара беленьких гидросамолетиков только насмешить аборигенов Высоцка могут.

Махнул рукой — Так лети на «Крокодилах»! Что мешает?

— Топлива лишнего нет! Обидно. Ты бы хоть на день раньше додумался! — после паузы Димыч закончил — Ладно, давай на гидропланах слетаем, может, там и не выжил никто. Хотя, маловероятно такое. В Лужскую губу с утра отправлю катера, пусть проверят стройку, может, действительно все под боком, а мы «сложности преодолеваем».

На этом и разошлись. Катюха порадовалась, что завтра, наконец, полетаем. Мне, случайно высказанная идея, про забытых людей и поиске их с самолета, запала в душу — только с самолета до них не докричишься. Значит, будем выкидывать записки, которых понадобится много. Посадил Катюху за ноут сочинять коротенькую, но емкую «кричалку» для сброса с самолета. В идеале, в две строчки уложить — тогда будет удобно печатать, и резать стандартный лист на ленточки. Уложились в четыре строчки, что тоже неплохо. Две строчки зазывальные — про сладкую жизнь в Ломоносовском анклаве, с указанием дежурных радиочастот. Еще две строчки с описанием нежити, откуда берется и как ее упокаивать. Потом Катюха отправила «кричалку» на печать, и ушла спать, а я резаком нарезал пачку отпечатанных листов на полоски. Наделал полный полиэтиленовый пакет «ленточек», но сильно не выспался.

Четверг, третье мая, начался едва просинела полоска горизонта. Супруга, едва не напевая, впихивала в меня завтрак и ходила вокруг, пока я влезал в неопренку. У нас теперь такой порядок — на «дело» только в защите и полном вооружении. Всякое бывает, в том числе вынужденные посадки.

Пройдясь пешком до дебаркадера гидропорта, обнаружил там наших незаменимых двух «боевых бармалеев», привалившихся к стенке и дремлющих в обнимку с оружием. Катюха нас подняла, но не разбудила — так что, уселся рядом с Михаилом, погружаясь в дрему раньше, чем оперся о стену. Ждем Димыча, а Катюха пусть самолетом занимается.

Минут через пятнадцать приехал на велосипеде Александр, который первый, и, поприветствовав нас, сонно кивнувших, ушел готовить к полету Корвет. Еще через полчасика, когда сон, наконец, стал глубоким, приехал Пан, взвыли винты самолетов и начался новый рабочий день.

Едва пожав руку, Димыч впихнул мне пачку листов, и на мое удивленное восклицание кратко пояснил — Список наливных судов и бункеровщиков, стоящих в порту и по Неве. Между прочим, секретная информация. Будешь осматривать набережные, проверь их наличие. По возможности.

Перелистывая страницы, впадал в оторопь. Нет, я знал, что порт у нас большой и даже десяток судов в нем смотрятся как окурок на поле стадиона. Но вот простой пример — бункеровщики, то бишь топливозаправщики, стоящие прямо в порту: «Владимир Шумаков» — пролив Невские Ворота, «Велта» — третий район порта, «Лиласте» — второй район порта, «Сескар» — Гутуевский остров, «Кейла» — Лесной мол, «Посейдон» — первый район порта, «Аура» — первый контейнерный терминал, «Гогланд» — Северная верфь, «Северянка» — Балтийский завод. И в каждом таком бункеровщике полторы тысячи тонн топлива, масла, воды и прочих потребных кораблям мелочей. Но это было только начало списка! «Амур» у Балтийского завода, «Сула» у терминала на Английской набережной были уже мельче, по тысяче тонн, зато и осадку имели три метра в грузу. А вот дальше пошли баржи. Самоходные баржи, такие как «Невский — 10, 11, 12, 13, 15, 17, 18, 20, 23, 26, 27, 28», грузоподъемностью в три с половиной тысячи тонн и скоростью хода восемнадцать километров в час. На рейде «Невский лесопарк», стоят танкеры «Волгонефть», на пять тысяч тонн. Еще такие танкеры на реке Свирь найти можно. Танкеры «Волго-флот», Танкеры «Балт-флот». Далее шли плавучие топливохранилища — не самоходные баржи, например тип Limosa, с грузоподъемностью две с половиной тысячи тонн. Таких и подобных барж много, их поставить рядами у одного из причалов мола Станции, и будет своя нефтебаза на сто тысяч тонн нефтепродуктов.

Это море топлива! Автомобиль, съедая в поездках ежедневно по пять литров бензина, за год сожжет полторы тонны топлива. Для тысячи машин одна баржа на два года заправок. Планируемая нефтебаза — на семьдесят лет заправок, если ее не пополнять. Для пятимиллионного города сто тысяч тонн вроде и не большой объем, на двадцать дней заправок миллиона машин, а для населения в тысячу раз меньше — запасы гигантские.

Еще в списках судов нашел личный интерес. «Маленькие» грузовые суденышки компактной группой стоящие у причала малого Резвого острова, что на Екатерингофке — шесть грузовичков от двадцати до тридцати метров длинной и до пятидесяти кубов объемами трюма. Малыши никого из больших дядек не интересуют, а вот бригаде бармалеев, обслуживающих порт Станции, будут в самый раз — тут и небольшой топливозаправщик и сборщик фекальных вод и сухогруз и рефрижератор. Идеально подобранный «коллектив» для обслуживания порта. Очень хорошо, что Димыч мне эту, несомненно, совершенно секретную бумажку выдал. Проснулся я моментально. И планы быстренько верстаться начали.

Летели парой на полутора тысячах курсом триста сорок три. Девяносто километров на скорости двести в час гидросамолеты прошли быстро. На самолете тут везде быстро. Димыч, просунув голову между креслами всю дорогу расписывал как все будет шикарно и что он там «все мели знает». Мне надоело.

— Димыч! Это ты нам оптимистические варианты рассказываешь. А хочешь я тебе пессимистический, но более реальный вариант расскажу? Больше тысячи человек на острове, с боевыми кораблями и нефтебазой. На кой демон им какая-то Станция? Они на горючку что хочешь выменяют. И отбиться от бандитов у них есть чем. И нежить им на острове не особо страшна. Чем ты этих, по их мнению, будущих богатеев, соблазнять собрался? «Сомкнем ряды плечо к плечу?». А им сюда может уже сейчас и девушек прехорошеньких везут на обмен и деликатесы любые, и тут капитан Панов на белом гидроплане с лозунгами. Как тебе вариант?

Димыч замолчал. Потом пробурчал «Я говорил, на Крокодилах лететь надо было» и откинулся на пассажирское кресло, промолчав всю оставшуюся дорогу.

На подлете к Высоцку Корвет с Александром и бармалеем Сергеем полез на высоту четырех тысяч, рассчитывая, что тридцатимиллиметровые зенитки Тарантулов их там не достанут. Мы наоборот, плавным снижением сбрасывали высоту до трехсот метров, идя на облет острова по побережью. Катюха вела ЭЛку, стискивая штурвал, я за супругу переживал и потел, Димыч с Мишей внимательно рассматривали землю, обмениваясь фразами и иногда выкрикивая нечто похожее на «во-во, побежал» или «и тут есть». Становилось понятно, что Высоцк отбился, правда, неизвестно с какими потерями. Лично я отвлекся от управления, только пролетая над бухтой — глянул место посадки и пересчитал сторожевые корабли. Маловато их тут стоит! Думал, хоть десяток будет, а у причала только пять Тарантулов. Может, и еще где стоят, но настроение померкло.

На втором круге к нам, между кресел, засунул голову Димыч и обрисовал ситуацию.

— Значит так. Живые есть, довольно много. И в погранчасти кто-то шариться, а один Тарантул нас двустволкой вел. Заметил? — я отрицательно качнул головой, Пан продолжил — В поселках были пожары, и один Тарантул заметно поврежден. Но в целом обстановка довольно мирная и по нам не стреляли. Садимся?

Подумав пару секунд, кивнул — Если есть шанс собрать еще пару душ, Харон упускать его не должен.

Сели как на параде, пройдя над гигантскими топливными танками нефтебазы, снизившись над Большой Пихтовой бухтой и миновав Высоцкие ворота, пошли на посадку в совершенно пустой внутренний Выборгский рейд, плюхнувшись вполне удачно, несмотря даже на то, что Катюха опять передержала ЭЛку на «выдерживании». На траверзе Травного островка подвернули вправо, и как заправский аэроглиссер подрулили прямо к ковшу с краном, севернее которого начинались причалы погранотряда с пришвартованными сторожевиками.

Тут оценил удобство выхода из самолета «по хребту». Развернув самолет хвостом к берегу и включив реверс можно килевую балку положить на песок пляжа и выйти из самолета по хребту как по сходням. Видимо, идея такой необычной компоновки входа «через багажник», была именно в этом. Я проникся. Хотя, все равно неудобно, так как швартовать самолет в этом положении оказалось сложно. Перемудрили саратовцы.

Излишне говорить, что на пляже нас встречали. Скорее даже, встречали Пана, вышедшего вперед, представившегося и сразу начавшего наводить справки о своих «сослуживцах», одновременно уверено идя вдоль причала к штабу бригады. Настолько уверенно, что толпа встречающих потянулась за ним, оставив на берегу двоих служивых с автоматами на ремне. Мысленно улыбнулся — первый раунд Пан выиграл.

Несмотря на то, что хотелось полазить по Тарантулу, мы втроем, с Катюхой и Мишей, чинно расселись прямо на бетоне слипа и заговорили о погоде, косясь на служивых, борющихся между приказом охранять и своим любопытством. Любопытство победило и уже минут через пять мы, в основном Катюха, бойко рассказывали о молочных реках и кисельных берегах. Даже предложили одному служивому быстренько сбегать и собрать пару тройку сержантов, чтоб нам рассказ не повторять. Повторять все равно пришлось. Трижды. Пока Пан промывал мозги офицерам, к нам стеклись рядовые и сержанты. Не много, но явно «депутаты». Потом подтянулись дядьки в брезентухах и с гладкостволом, представившиеся ходоками от «опшества». Потом еще третий раз, уже подробнее, говорили целой набежавшей толпе. Почувствовал себя «на броневике», вещая прямо с хребта ЭЛки толпе народа стоящей как в амфитеатре на бетонном слипе и торцах причалов.

Потом вернулся хмурый Пан. Молча протиснувшийся через толпу, и под наши недоумевающие взгляды, полезший в самолет. Придержал его «на хребте» и шепнул — Поговори с народом. Поверь, сейчас будет в самый раз.

Вот тут Димыч и выдал немеркнущую речь «Куркули!», в которой развернуто обрисовал практически мой пессимистический вариант, разве что пока без рабства, упомянул про нежелании решать вопросы силой, иначе три десятка Крокодилов за минуту оставят «потерявших берега» руководителей и без кораблей и без нефтебазы. Но ответственность за все будущие проблемы и трения Ломоносовский анклав возлагает на Высоцк, в том числе и на каждого жителя острова. Если вы, как стадо травоядных, идете за пастухами на бойню, то не обижайтесь потом на мясокомбинат.

На этом спорном сравнении Пан речь завершил и с рыком «Да что им объяснять!!!» полез в «багажник». Я трагическим жестом развел руки и парой тройкой предложений развил идеи Димыча проведя исторические параллели с Тортугой и Карибской вольницей.

Уже пропустив в кабину Катюху с Мишей, посмотрел на толпу. Такие разные люди и такие одинаковые выражения лиц. С превалирующей мыслью «я человек маленький, что я могу сделать?!». Решил вместо точки поставить в разговоре многоточие. Вытащил ракетницу, под примолкший гул толпы. Вытянул из нее «мясорубку» и вставил обычный сигнальный патрон красного огня. Других не было. Защелкнул ствол, умышленно громко лязгнув, привлекая к себе максимум внимания толпы — В анклаве мой позывной Харон. Я собираю души, как и вы, заблудившиеся в новом мире. Не одну тысячу уже собрал. Видел я и благодарность и ханжество, видел геройство и скупость. Все было, и все прошло. С этой ракетницы я упокоил первую для себя нежить в новой эпохе. Она как талисман, помогает мне выжить и собирать людей. Я оставлю ее вам. Сейчас мы полетим с разведкой в Выборг, а вы идите и спросите у своих начальников, как дальше жить будете. Если вам потребуется перевозчик душ Харон, то на обратном пути я облечу остров и буду ждать взлетевшей ракеты. Тогда я спущусь за своей ракетницей, и мы начнем переселение тех, кто захочет уйти. Если не дождусь сигнала, то я уйду. И вернусь сюда, может, через год, может, больше. Не знаю, когда вы переругаетесь со всем миром. Но переругаетесь обязательно, об этом история человечества кричит из глубин веков, но никто ее не слушает. Вот тогда, где-то на руинах сгоревшей нефтебазы или на развалинах домов, я подберу свою ракетницу. Все же она мой талисман и оставлять ее у вас навсегда не буду.

Спустился по хребту гидроплана к слипу и вручил ракетницу намеченному еще в начале речи дядьке. Вроде, правильный дядька, с правильными реакциями на мои слова. Ракетницу жаль, она действительно как талисман стала. Но ведь и выгореть может!

Поднимаясь обратно в самолет, закончил банальным — На сим позвольте откланяться.

Взвывшие винты закрутили водяную взвесь, обдувая толпу, так и не расходящуюся со слипа. Умышленно взлетали на юг, чтоб развернутся и еще раз пройти над собравшимися. Толпа оказалась изрядной, чего с воды видно не было, и сейчас она бурлила, как карбид в воде. Еще бы кто спичку к ней поднес бы….

Летели к Выборгу в молчании. Сверху к нам «на хвост» упал Корвет, радостно вдыхая не такую разряженную, как на высоте, атмосферу. Димыч неотрывно смотрел в боковое окно, будто разглядев нечто важное в отблескивающих водах залива. Катюха напряженно следила за самолетом, а Михаил уже дремал. Вот и слетали «к сослуживцам».

Над Выборгом ожила рация, опять требуя представиться. Пощелкал тумблерами СПУ, перекинув связь на Димыча, он им пусть представляется, или посылает, мне Евклидово. Между тем под крылом мелькнул Замковый остров служащий хорошим ориентиром. Пологим правым виражем пошли над центром города, осматривая его с полукилометровой высоты.

По городу прошли «мор и глад». Много пятен пожарищ, много отблескивает битого стекла. И совсем нет движения. Разве что Зубастик какой перебежит из тени в тень. Центр города, похоже, мертв — несмотря на все заверения бригад, которые тут власть делили.

Прошли над Радужной бухтой, оставив по левому борту погранчасть Димыча. Пан проводил мертвую неподвижность места службы долгим взглядом. Затем пошли над железной дорогой, и над промзоной «Лазаревка» повернули к Закрытой бухте, завершая облет.

Меня интересовала бухта Ховенлахти, которая будет следом за Закрытой бухтой у нас по курсу. Там, на берегу, лежал Выборгский судостроительный завод с кораблями и корабликами, приткнувшимися к пристаням. В ста метрах от причала стояли круглые топливные танки склада ГСМ Министерства обороны, а рядом со складом, буквально стена к стене, стоит Выборгская нефтебаза. Вот мне и стало интересно, как это все добро поделили хозяйничавшие в городе «слуги народа».

Пролетев над причалом Выборгского судостроительного, заложил правый, довольно крутой вираж, пройдя над Интендантской горой и с нового ракурса рассматривая нефтебазу с хранилищем. Завершил вираж и пошел на второй, плавно опускаясь пониже.

— Димыч, я не понял, а почему при разборках нефтебазу не сожгли? Вон, есть радужные пятна и нефтяные пятна, да еще вон там и там очаги пожаров были. А база то почему не сгорела? Город мертвый, а бункеровщик «Байкал» стоит у причала, вон, рядом с плавдоком видишь? Как это начальники сбежали без полутора тысяч тонн топлива?!

Пытался контролировать вираж, одновременно показывая Димычу пальцем на странности. Я был уверен, что тут отбушевало пожарище, и половина судов у причалов попорчено. А тут, хоть Шутника с пустыми бункеровщиками в командировку отправляй! Правда, может на базе танки уже пустые, но я в это не верю — слишком большие объемы, чтоб их увезти на автомашинах. Да и танкеров для вывоза морем понадобится несколько.

На третьем вираже я, неожиданно для себя сказал.

— А давайте сядем! Подрулим вон туда, к раздаточному терминалу, и посмотрим на обстановку. Нам все равно еще над Высоцком появляться рано, там народ еще час другой дозревать будет, не в воздухе же нам бензин жечь! Так почему бы не сюда сесть?

Катюха с Димычем глянули на меня удивленно, сонный Михаил передернул плечами и устроился удобнее на кресле.

— Молчание, знак согласия — сказал я, прибирая двойную ручку сектора газа и нацеливаясь между причалом Выборгского судоремонтного и Бобровым мысом. Оттуда до интересующего меня терминала метров триста — как раз доскользим на пробеге.

Передал управление Катюхе, опять испытав желание закурить. Вот вроде и делает она все правильно, но нервы мои шалят знатно. На этот раз мы едва не «выровнялись» под водой. И даже электронные вопли радиовысотомера не помогли. Пришлось подправлять. В результате плюхнулись на избыточной скорости и изобразили «блинчик на озере». Катюха опять насупилась. Не сомневался, что буду во всем виноват, если вмешаюсь, ибо не понял всю глубину задумки. Но я обещал нас для кругосветки сохранить, и прикладываю к этому усилия.

Выборгский залив встретил небольшой волной, и ЭЛка, переваливаясь как утка, окатывая брызгами лобовое стекло, поспешила спрятаться за корпусом бункеровщика, пришвартованного у терминала. Тут было заметно тише, но пованивало соляркой. Прилетим в гидропорт, надо подумать, как отмывать гидропланы от мазутных пленок, собранных в таких вот местах. Кто бы мне раньше о таких проблемах рассказал!

Опять проявилась проблема со швартовкой самолета. Недоработали все же «гордые белые птицы». Зато полазил по фермам топливной магистрали терминала, и раз уж залез сюда, то так и пошел посмотреть бункеровщик. С самолета меня Миша пулеметом прикроет, а будет совсем плохо — всегда можно спрыгнуть в воду.

Никого так и не встретив, прошелся по бункеровщику. Крупная «канистра солярки»! Метров шестьдесят на десять. С соответствующим запахом. Пока карабкался в рубку, думал, что пропитаюсь запахом навечно, и Катюха меня из самолета выкинет. В воздухе. Прошелся по рубке. Все открыто, нежити нет. Разве что в машинном отделении закрылась. Но проверить не успел. С залива застрекотал мотор катера, заставив выскочить на крыло мостика, наблюдая с небольшой высоты как моторка, типа Прогресса, привезла трех человек. У румпеля сидел дядька в непромоканце, а у переднего стекла стояли двое камуфляжных, один с автоматом на плече, второй наехал на Пана. Даже сюда доносились требования камуфляжного «следовать с ними». На что, судя по взбеленившемуся офицеру, его послали далеко и вряд ли цензурно. Выборжец попытался решить вопрос «именем закона», вытащив что-то похожее на наши Макаровы. Но тут уже вмешался я, дождался когда «рука закона» зависнет неподвижно, нацелив пистолет на мирно готового стрелять из пулемета Михаила, и щелкнул Дикарем по офицерскому пистолету. Без понятия, куда я там попал, но целиться офицер перестал, и теперь сидел, баюкая руку. Второй камуфлированный хотел было сбросить с плеча автомат, но посмотрел в сторону выстрела и мы с ним встретились взглядами. Пару секунд поглядев в мою оптику, служивый дергаться не стал и разоружился без нервотрепки, когда Пан перелез к ним в катер. Посчитав знакомство состоявшимся, поспешил обратно на самолет. Времени у нас часа полтора, не грех скоротать его за разговорами.

Наиболее интересным собеседником оказался дядечка с румпелем. Он молчал все начало разговора, но на слова Пана, что из-за таких, как они «просрали город» — рулевой возмутился и информация полилась рекой. Ничего нового — власти, что менялись тут еженедельно, наобещали с три короба, сколотили себе «бригады», собрали машины, запасы и прочее. Затем был кличь о «последнем и решительном бое с нежитью», под прикрытием которого бригады прорывались из города и делали ручкой всем остающимся. Но, в отличие от пушкинских Карлсонов, даже вернуться не обещали.

— И что, на это народ все еще ведется? — Искренне удивился я.

— Так, а куда деваться-то?! Весь мир погрызли!

Тут уже я с некоторым недоумением взглянул на рулевого.

— У вас что, радио нет? Полно анклавов выжило — сели на лодки и ушли. Вон, рядом с вами в Высоцке народ живет.

Дядька то ли зарычал, то ли закряхтел.

— Сели в лодки…. Не так все просто! Вон эти очередной военный коммунизм объявили и начали его с конфискаций. А в Высоцке властью стали наши предыдущие «бригадиры», сбежавшие с Выборга. Их порядков мы уже наелись. Вот сами вы откуда?

Эстафету подхватила Катюха, уже почти профессионально рассказывая о Ломоносовском анклаве, мягких перинах и нашем радушии. А я в это время думал. Нам точно судьба ворожит. Ну не бывает таких совпадений. Краем уха слушая беседу, прикидывал варианты. Надо лететь. Ситуация качается в неустойчивом равновесии и осталось чуть-чуть подтолкнуть. Приняв решение, обратился к рулевому.

— Анатолий Степаныч, давайте с вами отойдем в сторонку. Задумку мою послушаете, а коль помочь сможете, то и всем славно станет — поманил с нами и Пана.

Пять минут разворачивал картину «галантерейщик и кардинал, это сила!». Мы летим в Высоцк, Анатолий, размахивая румпелем, рассказывает возбужденной толпе про дела их нынешних руководителей. И либо вопрос решается к нашему удовольствию, либо мы там огребаем от этого самого недовольного руководства. В случае нашего удовольствия Анатолий с румпелем вместо флага возглавляет поход Тарантулов к Выборгу и решает уже проблему с военным коммунизмом у нынешнего начальства. А Пан будет всем этим руководить, так как военный, да еще целый зам министра обороны. Само собой, потом начинаем переселение в анклав, на те самые мягкие перины. Тут, в Высоцке, оставим форпосты анклава, вахтовым методом, с парой тройкой «Крокодилов» и всеми, кто захочет остаться. Суда и гидросамолеты будут ходить по расписанию, связь наладим, а дальше видно будет.

Любопытно, что «Анатолий с румпелем» согласился на авантюру сразу, и еще обещал в Высоцке «такого рассказать, что…». Пан явно собирался от «непродуманных действий» отказаться, но после согласия нашего «знаменосца» задний ход давать стало поздно.

Оставили в закутке заправочного терминала Корвет с Катюхой, Александром и Сергеем, охранявшим пару заскучавших «вершителей судеб». Мы с Паном, Мишей и Александром отправились творить революцию. Я даже где-то начал понимать «революционные порывы» — плана нет, за душой почти ничего нет, но адреналин хлещет из ушей и лозунги сами выпрыгивают из мозга.

* * *

Глубокой ночью мы с Катюхой сидели на хребте ЭЛки и ели гречу с тушенкой прямо из банки. Есть хотелось зверски. День войдет в десятку тяжких, по моему личному рейтингу, выдавив с десятого места воспоминания о… впрочем, не важно.

Пан так и носился, уже по Выборгу, голодный — но ему полезно, злее будет. Тем более от живого Выборга осталось немного — остров Твердыш и остров Гвардейский. То есть, Петровский микрорайон почти полностью. Мосты на острова власти разрушили, чем и спаслись от нежити. Но, как уже жаловался наш знаменосец революции, продвигали военный коммунизм с конфискациями и посему не убереглись от живых, «дошедших до ручки».

Если к моменту побега людей Пана из Выборга власти еще были силой, то сегодня смена руководства прошла практически бескровно, что в Высоцке, что в Выборге. Уложились буквально в два десятка выстрелов, из которых три были мои. И мне никто заранее не сказал, что с «плохими парнями» сначала поговорить хотели.

Зато сделал самое главное в этой «революции» — забрал свою ракетницу, зарядил ее «мясорубкой» и повесил талисман на привычное место. Все, эту страницу истории можно считать перевернутой.

Описывать, как все прошло, потребует еще одну книжку типа «Бесов» Достоевского — ибо, сколько людей, столько и мнений как правильно налаживать жизнь. Возможно, если выживем, надиктую Катюхе скелет книги, а уж она распишет красиво, не скупясь с размерами осетров. А пока… над Выборгом светили особо яркие звезды, мы ели, Миша опять спал, Сергей с Александром свинтили по одним им ведомым, молодым делам. Жизнь продолжалась.

Вытерев ложку и сунув в кобуру, поднялся с потягиванием.

— Все, мальчики и девочки. Заправка закончена, пора на взлет. Через три-четыре часа светать начнет.

Супруга, облизывая ложку, спросила — Все же летим?

— Обязательно летим! Пан дал добро. На аэродроме Станции, РСБН запустили. С оборудованием ЭЛки не заблудимся! Зато в ночи все огоньки увидим. Заметили, пока мы летаем, анклав разрастается! Мы и есть «детские сны» младенца нашего общества…. И нечего тут сладко всхрапывать! — с последними словами слегка пнул, разлегшегося на центроплане Михаила.