Приближалось окончание учебного года. Его последние дни перед каникулами напоминают мне чеховскую палату номер шесть. Ученики не хотят учиться, учителя устали их учить, но до последнего ведут работу с двоечниками, пытаются втиснуть в одуревшие от жары головы еще капельку программного материала, будто ученики, если этого не узнают, будут страдать всю оставшуюся жизнь. Проводятся диктанты и контрольные работы, потом до потери сознания проверяются. Выпускники бегают, пересдают, вымаливают, выпрашивают, берут измором четверки и пятерки.

Седьмого мая я стала свидетельницей одного примечательного диалога в пятом классе. К пятиклассникам на урок пришел офицер, воевавший в Чечне. Я с интересом наблюдала за Виталиком Клемневым, любителем прятаться в шкафах. Он как впился в рассказчика, так и не мог от него оторваться, пока не удовлетворил свое любопытство.

— Вы кого-нибудь убили? — начал свою атаку Виталик, когда ему представилась возможность задать вопрос.

— Нет, — услышал в ответ.

— А вы были в плену? — сделал второй выстрел Виталик.

— Нет.

— А почему вы не были в плену? — интонационно выделяя каждое слово, произнес Виталик.

Когда я у него спросила, почему он так интересуется убийством и пленом, он мне простодушно ответил:

— Ольга Юрьевна, но если человек был на войне, значит, он должен был или убивать, или попасть в плен. Ведь так во всех книжках написано и в кино показывают.

Я попыталась объяснить Виталику, что война — это не только плен или убийство, это и голод, и разрушенные дома, и тяжелый труд на заводе или в поле. Война приносит страдания не только взрослым, но и детям.

— Ты знаешь, кто такая Таня Савичева? — проникновенно спросила его я.

Он подумал немного и тихо ответил:

— Сестра Юли Савичевой?

Хорошо, что никто не видел моего лица в этот момент.

— Мы должны расстаться, — решительно произнес Олег, встретив меня в этот день после уроков. Как обычно, он казался серьезным.

Я изумленно посмотрела на него, не зная, что сказать в ответ.

— Расстаться на некоторое время, — добавил он совершенно другим тоном.

— А я уже подумала, что навсегда, — пожала плечами я, разгадав его намерение посмотреть, как я поведу себя после столь решительного заявления.

— Позвонил старый клиент и слезно попросил помочь ему, — начал объяснять Олег.

— И добрый самаритянин не посмел отказать, — закончила я.

— Я думаю, что вы не очень будете скучать по поводу моего временного отъезда.

— Конечно нет, — ответила я. — Я даже не замечу вашего отсутствия.

— А я вынужден признаться, что уезжаю не без сожаления. И буду очень… очень скучать без ваших проделок. — Он понизил голос и намекнул на мое не самое последовательное поведение по отношению к нему.

— Что поделать? — вздохнула я. — Не могу же я свои проделки отправить вместе с вами.

— Ну а если серьезно? — спросил он, беря меня за руку и сжимая мои пальцы. — Я могу надеяться, что во время моего отсутствия ты будешь обо мне хоть изредка вспоминать?

— Ну конечно, — ответила я. — Разве можно об этом спрашивать? Я только хотела узнать, как долго тебя не будет?

— Прости, но я не могу сказать точно, сколько времени мне придется отсутствовать. Все будет зависеть от обстоятельств.

Он нахмурился. Очевидно, дело, по которому он уезжал, не доставляло ему удовольствия.

— Я буду скучать, — просто сказала я.

— Я тоже, — ответил он и протянул мне пакетик, который держал в руках. — Это тебе.

Я заглянула в пакет и еле удержалась от смеха — там лежали белые пушистые варежки, на удивление оказавшиеся мне впору. Этот подарок понравился мне не меньше, чем розы.

— Какие мягкие! — не удержалась я от радостного восклицания.

— Чтобы не мерзли руки, пока меня не будет, — сказал, улыбаясь, Олег. — Раз нам предстоит разлука, я могу хотя бы поцеловать на прощание твои волосы?

— Можешь. И не только волосы.

В этот раз мне совершенно не хотелось сопротивляться. Олег наклонился и нежно поцеловал меня.

На самом деле его слова об этой странной поездке меня по-настоящему расстроили. Не успели мы как следует узнать друг друга, как он тут же бросает меня и мчится по первому зову какого-то человека! Что это еще за клиент, к которому надо так срочно нестись неизвестно на какое количество времени? Или это не клиент, а клиентка? Можно было до бесконечности строить разные предположения, все это только подтверждало мою мысль о том, что у Олега имелась какая-то тайна, которую он тщательно скрывал!

Хорошо, что школа отвлекает от грустных мыслей. Вслед за маем прилетел июнь — пора экзаменов. Чего я только не прочитала в выпускных сочинениях, каких только перлов не услышала!

«Нигде не пропадет русский человек, даже в плену, а, лихо выпив стакан водки не закусывая, прихватив с собой особо ценного майора, рванет на захваченной машине через линию фронта», — написала с гордостью за русского человека Ира Гордеева.

«Ему не было жаль ни старушки-процентщицы, ни беременной Лизаветы, ни ее неродившихся детей», — сострадал невинным жертвам Раскольникова Сережа Иванов.

«Ток — это то, что бежит по проводам вдоль дороги», — искренно пытался убедить учителя физики Гена Чернов.

— Что делал Чичиков, когда приехал в губернский город NN? — спросила я девятиклассника Антона и услышала в ответ:

— Воскрешал мертвые души.

— И много воскресил? — заинтересовалась я.

— Много, — уверенно ответил Антон.

— Это какой-то новый вариант «Мертвых душ». Я с ним незнакома, — удивилась я. — Ты где его нашел?

Вместо ответа, Антон показал мне книгу с названием «Произведения русской литературы в кратком изложении».

Школьная жизнь тем и хороша, что она всегда преподносит невероятные ответы на всем, казалось бы, известные вопросы.

В июле наконец-то пришел долгожданный покой. Мне нравилось, что можно не вставать в семь утра, а спокойно сидеть и с наслаждением пить чай, никуда не торопясь. Я ходила на пляж, гуляла, читала, то есть занималась самыми обычными делами. Хорошо чувствовать себя человеком, а не машиной-автоматом. Единственное, что омрачало мою безмятежную жизнь, — это отсутствие Олега, который уже два месяца пребывал в другом городе и жил своей особой жизнью, совершенно недоступной и закрытой для меня. Его постоянные звонки радовали. Он смеялся и говорил, что отчаянно скучает без меня и моей лукавой улыбки. Но меня беспокоило, что на все вопросы о том, как продвигается дело со старым клиентом, Олег скупо отвечал: «Оно близится к успешному завершению». Мне было интересно, когда же, наконец, произойдет благополучная развязка таинственного дела, о котором меня намеренно держали в совершенном неведении. Я попыталась узнать хоть что-нибудь у Киры и Павла о загадочном клиенте, чьи интересы сейчас находились в крепких руках Олега, но они знали ровным счетом столько же, сколько и я, — то есть ничего.

Однажды, плавая в реке, я вдруг почувствовала, как чья-то рука схватила меня за ногу.

— Ой, — сказала я. — Отпустите меня, а то я сейчас захлебнусь.

Сзади неожиданно булькнуло.

— Здравствуйте, Ольга Юрьевна, — поздоровался со мной довольный Володя Краснов. — Как отдыхаете?

— Спасибо, замечательно, — ответила я.

— Чем вечерами занимаетесь? — спросил Володя.

— Читаю.

— Да бросьте вы эти книги, я за лето еще ни одной не открывал. Сходите лучше на дискотеку, — великодушно посоветовал Володя. — Хотите, я с вами схожу?

На дискотеку я не пошла, но вскоре у меня произошла очень интересная встреча.

Прогуливаясь с маленьким племянником жарким днем по парку, я почувствовала на себе чей-то взгляд и через несколько минут поняла, что меня внимательно рассматривает привлекательная, высокая, красиво одетая брюнетка. Она решительным шагом подошла ко мне и так же решительно заговорила:

— Здравствуйте, это я вам звонила весной. Мне надо с вами серьезно поговорить.

— Воспитанные люди сначала представляются, — заметила я.

— Мне воспитанности не занимать, но знать мое имя вам ни к чему, — взмахнув густо накрашенными ресницами, ответила она. — Я хотела сказать вам, что вы серьезная соперница, но все равно рано или поздно проиграете.

— Вообще не играю в азартные игры, а на людей тем более, — презрительно произнесла я. — И предпочитаю действовать в открытую, а не прикрываться марионетками.

— В борьбе, как известно, все средства хороши, — сказала незнакомка.

— Избитые, устаревшие слова. Нового ничего не придумали? — поинтересовалась я.

— Еще раз вам по-дружески советую, отойдите от этого человека. Найдется кто-то другой, вашего круга и вашего уровня, с кем вы будете счастливы.

— Я сама побеспокоюсь о своем счастье, без ваших добрых советов, — отрезала я, глядя ей прямо в глаза. — Кстати, я не вполне понимаю, о каком человеке вы ведете речь.

— Перестаньте. Все вы прекрасно понимаете. Но только я хочу сказать: вам все равно ничего не светит. Вы ведь всего лишь обычная школьная учительница — обслуживающий персонал. Что вы можете дать Олегу, кроме куска мела и пачки тетрадей? Что бы вы мне ни говорили, но через десять лет вы будете носить очки, иметь синие вздувшиеся вены на ногах и закручивать каралькой свои волосы, — хмыкнула она.

— Я не буду разубеждать вас. Созданный вами портрет просто уникален своим реализмом и четко прорисованными деталями. Впрочем, каждый художник имеет право на свое видение предмета, — ответила я и пошла прочь.

Я шла и размышляла над разговором. Так вот кто, оказывается, активно вмешивается в мою личную жизнь и пытается установить в ней свой порядок. Если она хотела досадить мне, ее слова по поводу моего будущего совсем меня не задели. Но вот что настораживало: красивая взрослая женщина, а действует примитивными методами. Однако я недооценила умственные способности красавицы. Вечером меня ждал сюрприз: из цветочного магазина мне принесли букет черных роз, перевязанных траурной лентой, я их пересчитала, роз оказалось ровно шесть. «Ей пришлось очень постараться, — подумала я. — Черных роз у нас не бывает в продаже». Я не стала их выбрасывать, ведь цветы не виноваты. Мне очень хотелось спросить у Олега об этой таинственной незнакомке, но я не решалась сделать это по телефону. Поэтому с удвоенным нетерпением стала ждать его возвращения.

Дни летели, в начале августа произошло долгожданное событие — у Киры родилась дочь. Когда я пришла в гости, Кира с гордостью показала спящую в кроватке девочку.

— Маленькое чудо, — прошептала я.

— Да, пока чудо, — согласилась со мной Кира. — Не представляю, что меня ждет в будущем. Вдруг из нее вырастет такая же забияка, как твоя Женька Скамейкина.

— Все может быть. Тогда точно привыкай к неприятностям, потому что Женька их доставляет постоянно. Придется тебе тогда, Кира, дневать и ночевать в школе, как Женькиным родителям, — решила припугнуть я подругу.

— И часто они приходят? — поинтересовалась Кира.

— Да каждую пятницу весь год приходили.

— Неужели бывают такие родители, которые в школу ходят каждую неделю?

— У нас еще и не такое бывает! — Я увидела недоумевающее лицо подруги и пояснила: — Приходит ко мне во время урока папа Вадима Суржикова и говорит: «Ольга Юрьевна, извините, что отрываю вас от урока, но не могли бы вы позвать Вадика. Мне нужен ключ от квартиры». — «Я бы с удовольствием его позвала, — отвечаю я. — Но только я Вадика сегодня и в глаза не видела. Его на уроке нет». С папой чуть ли не сердечный приступ. «Как! — недоумевает он. — Мы же вместе с ним шли в школу. Я его даже до крыльца проводил!» — «Проводить-то вы его проводили, — говорю я. — Но только на уроки он так и не пошел».

— А куда он делся? — спросила Кира.

— Поехал в соседний город на рынок свой сотовый телефон продавать. Ему в это время диски с играми срочно нужны были, — объяснила я.

— А что, у нас здесь сотовый продать нельзя было? Зачем он в чужой город поехал?

— Нельзя. Кто-нибудь из знакомых увидел бы и родителям сказал. А так — конспирация.

— Конспирация в пятом классе? — ужаснулась Кира.

— А что ты хочешь? О такой конспирации еще в книжках про революционеров писали, а дети сейчас рано взрослеют. У нас даже дружить начинают уже с первого класса, — пожала плечами я, но через секунду пожалела об этом.

— Вот видишь, — завела свою любимую тему Кира, — школьницы влюбляются и дружат. А ты?

— А что я? Я же не школьница.

— Тем более. Ты уже давно не школьница!

— Ты говоришь так, будто я безнадежно устарела, как старая стиральная машина.

— Погоди, пройдет время, и ты сама поймешь, что молодость возвращается только в сказках. Вот как ты смотришь на Олега? — неожиданно спросила она.

— Как? Как и на всех людей, глазами, — удивилась я.

— Я не о том. Он тебе нравится?

— Нравится.

— Так вот, перестань вести с ним заумные разговоры и бери быка за рога, — дала мне решительный совет Кира. — А то профилософствуешь, и оглянуться не успеешь, как его приберет кто-нибудь.

— Что ж он, вещь, что ли, чтобы его прибирать к рукам?

— Я тебе говорю в последний раз…

— Хорошо, хорошо, — не стала перечить я подруге. — Как только он приедет, я сразу сделаю ему предложение, а если он не согласится, насильно притащу его в ЗАГС и сама поставлю печать в паспорте.

— Нет, с тобой невозможно разговаривать на серьезные темы, — устало вздохнула Кира. — Я просто поражаюсь, как в тебе одновременно уживаются здравый смысл и легкомыслие.

— Что ты, какое в моем возрасте может быть легкомыслие, — улыбнулась я. — Ведь мне уже не восемнадцать и даже, увы, не двадцать пять. Но ты и сама прекрасно знаешь, что я никогда не сделаю первый шаг, даже если буду безумно любить человека.