Чеченский старшина Майри Бийбулат. – Кн. Джанболат Айтеков и Засс. – Генерал Вельяминов и кн. Джанбот Атажукин. – Генерал Султан Азамат Гирей.

У Ермолова просияли глаза, и от полноты восторга душевного он не мог слова проговорить, только приказал ему сесть на стул и спустя несколько минут начал так:

– Бийбулат. честные враги легко делаются верными друзьями. Надеюсь, что мы с вами это докажем на деле. Поступок ваш делает вам большую честь и достоин всяких похвал, он вполне оправдывает народом данное вам похвальное имя (Бийбулат Майри).

– Если в поступке моем есть что-нибудь похвальное, то я этим обязан прославленному сардару Ермолову, врагу несправедливости, – ответил Майри Бийбулат.

Читатель видит, что Майри Бийбулат поступил очень храбро и очень честно, но, к сожалению, он, судя по себе, сильно ошибся. Благородный поступок его не принес ему тех плодов, которых напрасно он ожидал. Ермолов действовал не по долгу совести честного человека, а как должностное лицо по системе правительства.

На другой день, оправившись от сильного впечатления, которое произвел на него благородный чеченский старшина, он очень испугался, что рыцарский дух Майри Бийбулата может сильно помешать его будущим планам в Чечне.

Вследствие сего, отказавшись от данного слова, он замыслил коварное дело. Притворно согласившись на все требования Майри Бийбулата, он посоветовал ему самому отправиться в крепость Старый Аксай и освободить там всех чеченских арестантов, которых он найдет достойными свободы.

Бийбулат с благодарностью согласился и в тот же день поехал с большим почетным конвоем (а на самом деле под строжайшим и сильным караулом) в указанную крепость.

Когда он там освободил всех чеченских арестантов, исключая пятерых, и хотел ехать обратно к Ермолову для окончательного заключения условий мира, то комендант крепости объявил ему позорное приказание главнокомандующего: задержать его в крепости до особого приказания.

Бийбулат, не делая никаких возражений, согласился остаться, удовлетворившись следующими словами:

– Я не проиграл. Освобождено больше людей, чем я стою.

Народ, узнав о клятвопреступлении Ермолова, оставил свои аулы на произвол Божий и, собравшись в числе 6000 человек, пошел ночью к Аксаю, ворвался в крепость и разбросал по рукам весь гарнизон, освободив своего героя Майри Бийбулата42, который с того дня 1828 года враждовал с русскими.

К концу того же года он с чеченским народом изъявил покорность правительству и по представлению Главнокомандующего графа Паскевича-Эриванского, получивши чин майора с содержанием, усердно служил правительству.

Точно так же народ исполнял все требования начальства до крайней возможности, то есть до вышесказанных Пулловских экспедиций и управления.

Все это передано мне бывшим во время командования моего Чеченским округом письменным переводчиком полковником Касимом Курумовым и подтверждено многими из чеченцев, бывших, как и полковник Касим Курумов, очевидцами.

На Кавказе всем известный темиргоевский князь Джанболат Айтеков принадлежал к числу тех людей, которые, по пленительной своей наружности и благородным свойствам души, привязывают к себе сердца других.

Все закубанские разнородные племена одинаково любили и уважали его. Матери детям своим, племена своим князьям ставили в пример его мужество и благородство, называя его любимцем народа.

В то время (1835 год) к несчастью для этого князя начальником Кубанской линии был генерал-майор Засс, человек красивой наружности и краснобай с необыкновенно длинными усами, но в глубине его скрывалась черно-дьявольская душа.

Коварный Засс этот, узнавши, что душа Джанболата не доступна низкой хитрости, ловкими мерами сумел подготовить его к изъявлению покорности русскому правительству, о чем и донес бывшему начальнику Кавказской области генералу Вельяминову. Начальник области, хорошо понимавший важность перехода Айтекова от непокорных абадзехов на русскую сторону, немедленно двинулся с сильным отрядом за Лабу, куда пригласил к себе князя Джанболата и заключил с ним следующее условие:

Князь Джанболат поселит всех своих подвластных темиргоевцев на прежних их местах жительства, между реками Лабою и Кубанью. Будет исполнять относительно спокойствия края все приказания начальства. Нарушителей порядка будет представлять к начальнику для поступления с ним по всей справедливости законов.

Русское же начальство, не назначая над ними своих приставов, предоставляет им право жить и управляться по своим обычаям и не позволит казакам стеснять их или пользоваться принадлежащей темиргоевцам землею.

Когда условия были заключены, князь собрался поехать к своим, чтобы подготовить их к переселению. Прощаясь с генералом Вельяминовым, который поздравлял его и сулил ему блестящую будущность, Джанболат обратился к нему со следующими словами:

– Генерал, я принес покорность единственно для того, чтобы избавить моих темиргоевцев от разорительной войны, лишившей их всех средств к существованию. Но откровенно вам скажу, что, несмотря на то, что я от всего сердца моего поверил тому, что вы поможете мне устроить их расстроенное хозяйство, не знаю почему, но пугает меня непонятное предчувствие.

Вельяминов и Засс повторили ему свои обещания.

Таким образом, темиргоевцы, поселившиеся на своей родине, начали усердно и спокойно заниматься устройством своего хозяйства под управлением многолюбимого ими князя Джанболата, от которого Засс, спустя год после его перехода, начал требовать рабского повиновения. На это гордая душа Джанболата не могла согласиться. Только потому он сделался нестерпимым подло-коварному Зассу, начавшему по обыкновению своему искать случая отравить или тайком из-за куста убрать Айтекова, отвергавшего его нечестные предложения, касавшиеся других покорных и непокорных горцев.

Когда же для своих грязных целей он не нашел подобного себе злодея, то пригласил князя к себе в крепость Прочноокоп на чай и, будучи с ним очень любезен, задержал его там до 11 часов вечера.

В это время ударили тревогу: будто бы сильная партия непокорных черкесов выше крепости переправилась через Кубань.

Засс приказал свите князя, в числе пятнадцати человек, поскакать с казаками отыскивать небывалую партию, а ему на место их любезно дал казачий конвой и предложил отправиться в армянский аул (в трех верстах расстояния от крепости), где он постоянно останавливался.

Князь Айтеков принял предложение вероломного злодея с благодарностью и с одним узденем своим, с казаками, ничего не подозревая, поехал на сделанную ему засаду и на первой же версте ружейным залпом был убит наповал. Чем любимец народа оставил Зассу в устах всех кавказских горцев вечное проклятие, а правительству клеймо стыда и позора за то, что оно поощряло подобных Зассу людей и вместо того, чтобы сослать его в каторжные работы, куда иногда отправляют невинных, честных людей, оставило его на своем месте.

Хотя правительство не краснело иметь Засса начальником края, но все честные русские офицеры, гнушаясь служить под его начальством, уходили из вверенной ему Кубанской линии.

Кабардинский князь Джанбот Атажукин, потеряв всякое терпение испытывать оскорбительное обращение с ним ближайшего начальства, оставил родину свою и перешел к непокоренным закубанцам, где он, хорошо ознакомившись с краем, начал с сильными партиями делать набеги на Кубанскую и Лабинскую линии.

По мере его успешных нападений живо росли к нему уважение и любовь всех закубанских племен.

Между тем не менее того росли к нему гнев и злость генерала Засса, часто получавшего замечания от командовавшего войсками Кавказской области генерала Вельяминова за безнаказанные набеги Атажукина до самого города Ставрополя.

Засс, никогда не гнушавшийся самых низких мер, по своему обыкновению начал тщательно искать случая, чтобы подстрелить из-за угла, как князя Айтекова, или ядом отравить Атажукина.

Трое из закубанских ногайцев, жители аула князя Адильгирея Кайланова, давно желали избавиться от русского подданства, но будучи очень зажиточными людьми, но не могли со своими табунами лошадей и стадами овец подняться и незаметно, без вреда успеть переправиться через кордонную линию.

Поэтому они, зная гнусное намерение Засса, ловко к нему обратились с предложением исполнить его желание – тайком подстрелить князя Атажукина. Засс, в прежде бывших делах и поручениях испытавший их храбрость и энергию, с восторгом обещал им по 250 рублей серебром единовременно и офицерские чины с жалованьем. Хитрые ногайцы, поблагодаривши его за большую к ним милость, легко убедили его, что для верного успеха и во избежание всякого подозрения как со стороны Атажукина, так равно и его народа, им следует, забравши все свое имущество, на время переселиться к непокорным ногайцам, к князю Алокаю Мансурову, где они очень легко могут сблизиться с кн. Атажукиным, предложивши ему свои услуги в качестве проводников по всей Кубанской линии.

Засс до того был обрадован мнимой готовностью этих ногайцев на злодеяние, что уже считал Атажукина трупом и потребовал от них не позже десяти дней совершить их переезд за Лабу.

Таким образом, ногайцы эти, одурачивши низкого Засса, как нельзя kswxe добились исполнения своего заветного желания.

(Впоследствии один из них, по имени Топар Тимур, разбоями своими наводил страх на казачьи станицы).

Ногайцы эти, водворившись в ауле Мансурова, отправились к кн. Атажукину и рассказали ему подробно все вышеописанное. Топал Тимур предложил ему при этом воспользоваться случаем и употребить зассовское поручение против самого Засса: т. е. заманить его в засаду и отомстить за покойного, кн. Джанболата Айтекова.

На это вот что ответил благородный Атажукин:

– Топал Тимур! Я, слава Богу, мусульманин и порядочный человек, а длинноусый генерал – гяур43 и бесчестный человек. Положим, что тебе удастся заманить его и дать мне случай отомстить за покойного князя Айтекова. Но, согласись, что князь от этого не воскреснет, а на место Засса пришлют другого Засса, а мне же никто не сможет возвратить потерянную мою честь.

Разговор этот слово в слово дошел до Вельяминова, который, поняв благородную душу Атажукина, употребил против него изворотливую политику, совершенно противоположную зассовским приемам.

В одном деле на Усть-Лабе из партии Атажукина остались на поле битвы два черкеса тяжело раненными.

Генерал Вельяминов приказал их прислать в Ставропольский госпиталь, где они были совершенно вылечены и после того представлены ему.

Вельяминов принял их очень ласково, похвалив их храбрость и честные правила князя Атажукина и вместе с тем милостиво объявил им, что они свободны и могут ехать к себе домой.

Черкесы удивленно переглянулись, не веря своему счастью, и один из них поспешно спросил переводчика:

– Правда ли это?

Вельяминов, узнавши от переводчика о заданном ему вопросе, громко расхохотался и спросил их:

– Почему вы сомневаетесь?

– Потому что это совершенно небывалое великодушие и милость со стороны русского начальника, – ответил черкес.

– Скажите князю Джанботу Атажукину, – продолжал Вельяминов, что лучше иметь дело с храбрым и честным врагом, чем с трусливым и бесчестным, и потому я вас, как храбрых и честных черкесов, возвращаю обратно к. нему. Прощайте и не забудьте передать князю все, что вы слышали от меня.

Как Атажукин, так равно все закубанские племена, были сильно изумлены мнимым великодушием красного генерала44.

Спустя год после освобождения этих черкесов, Вельяминов с отрядом своим пошел к белореченским черкесам и после жарких дел остановился лагерем около реки и послал к кн. Атажукину просить его приехать к нему на свидание, присовокупив:

– Я уверен, что князь уважит мою просьбу и приедет ко мне с полной уверенностью, что я не менее его уважаю свою честь и что после короткого свидания нашего он благополучно возвратится к себе домой.

Князь, получивши приглашение Вельяминова, в тот же день приехал к нему с десятью всадниками в полном вооружении и представился ему.

Князь и первостепенный уздень Кульшуку Анзоров были приглашены в ставку Вельяминова и, после длинных его советов и справедливых жалоб Атажукина, разговор их кончился тем, что князь дал слово принести покорность и, согласно желанию Вельяминова, водвориться на верховья Кубани, на Теберде. А генерал Вельяминов дал ему слово, что земля эта в количестве десяти тысяч десятин, кроме того, что Атажукин имеет в Большой Кабарде, будет утверждена за ним планом и актом45.

Таким образом, они взаимно друг другу понравились и, расставаясь, Вельяминов, по черкесскому обычаю, пожелал получить от князя в знак памяти его кинжал. Князь принявши его слова за шутку сказал:

– Я теперь весь вам принадлежу.

Когда его уверили, что генерал не шутит и действительно желает получить кинжал, то живо развязал пояс и положил кинжал на стол.

Вельяминов позвал адъютанта своего, который явился с бриллиантовым перстнем и ста червонцами, и в знак дружбы предложил их Атажукину. Князь, сильно покрасневши, принял перстень и тут же подарил его Анзорову, а от червонцев отказался.

Эпизод этот я давно слышал, но в 1842 г. я был на Кубанской линии у кн. Мамат Гирея Лоова, и мы по приглашению кн. Джанбота Атажукина поехали к нему в Теберду, где прогостили трое суток, и все написанное есть рассказ старика Кульшука Анзорова в присутствии Атажукина, к которому нельзя было не питать глубокого уважения.