Пока Мария Ильинична сидела в тюрьме, Мария Александровна и Анна Ильинична готовились к отъезду. Вновь, в который уже раз, продается мебель, укладываются чемоданы, отправляются в багаж мешки с книгами. Ульяновы всегда оставались равнодушными к накоплению имущества, воспитали в себе отрицание того, что связывает, порабощает человека, — мещанского быта. Они тоже любили удобства и комфорт, но такие, какие обеспечивали возможность лучше и плодотворнее работать, — близость библиотеки, возможность выписать любой журнал или газету, комната, где никто не мешает сосредоточиться. И они без жалости расстаются с мебелью и различной утварью. Ведь нельзя же все возить с собой повсюду, куда только не закидывает их судьба профессиональных революционеров.
22 сентября 1914 года кончилась и месячная отсидка и срок ссылки Марии Ильиничны. Решено — мама поедет со старшей дочерью в Петроград, Мария Ильинична в Москву.
Последние дни в Вологде были заполнены встречами с товарищами, беседами, прощаньями. Здесь, в Вологде, Мария Ильинична узнала, что Станислава Кржижановского пока не мобилизовали в армию, ему дали некоторое время для того, чтобы повидать мать. Он уехал в Саратов, и Мария Ильинична с грустью думает о том, что они могут не увидеться еще долгие годы. Не все из тех, с кем Марии Ильиничне особенно хотелось проститься, не все могли прийти к Ульяновым на квартиру. Многие рабочие-железнодорожники, у которых Мария Ильинична вела кружки, были мобилизованы. Они отправились в армию не только чтобы воевать, а чтобы быть в солдатских окопах проводниками партийных идей.
Марию Ильиничну в Москве ждали товарищи по партии. Здесь в это время работали О.А.Варенцова, Р.С.Землячка, Г.М.Кржижановский, И.И.Скворцов-Степанов. С началом войны усилились массовые аресты. Московский комитет, по существу, отсутствовал до весны 1916 года, и его функции выполняли отдельные райкомы партии, партийные группы, комиссии по восстановлению Московского комитета. Трудно стало поддерживать связь с ЦК. В руках Марии Ильиничны находилась одна из важнейших линий связи с ЦК, с Лениным.
Она поселилась в Сыромятниках. Нашла урок французского языка. Внешне жизнь входила в колею. Из вещей, которые Мария Ильинична решила приобрести в первую очередь, была пишущая машинка. Вернувшись вечером домой, она часто теперь печатает. На вопросы хозяйки, берет ли она работу по перепечатке, Мария Ильинична отвечала: «О нет, я перепечатываю то, что мне нужно для перевода» — и показала один из опубликованных рассказов, переведенный ею с немецкого языка.
Одна из главных ее забот — организация явочных квартир, встреч прибывающих из разных городов товарищей с питерцами и москвичами. Она приехала в Москву в начале октября, а уже 27 октября полицейский агент, скрывавшийся под кличкой «Пелагея», доносил по начальству: «Недавно прибыла в Москву из Вологодской губернии, по отбытии административной ссылки, Мария Ильинична Ульянова — сестра известного «Ленина». При свидании с некоторыми из местных социал-демократов Ульянова знакомила их с последними тезисами «Ленина», выставленными им в связи с текущими событиями...» Доносчик прилагает также и тезисы Владимира Ильича «О войне», которые перепечатывала и распространяла Мария Ильинична. Так вот для чего была нужна пишущая машинка! Вот над какими «переводами» трудится она по ночам! Сведения о распространении М.И.Ульяновой ленинских антивоенных тезисов поступают и от других агентов охранки.
В условиях военного времени действовать приходилось особенно осторожно. За «антиправительственные» выступления грозил военный суд. Депутаты Думы — большевики, арестованные царским правительством, были приговорены к вечной ссылке на поселение. Кадровые рабочие — опора партии — мобилизованы и отправлены на фронт. В ответ на забастовки предприниматели все шире объявляли локауты. Постоянные аресты мешали созданию Русского бюро ЦК, его удалось организовать лишь осенью 1915 года.
Мария Ильинична приехала в Москву в тяжелый момент безлюдья — комитет разгромлен, явки провалены. Ей удается связаться с М.А.Савельевым, П.Г. и С.Н.Смидовичами, которые позднее войдут в Московское областное бюро ЦК РСДРП.
Анна Ильинична активно работает в Петербургском комитете. В период разгула шовинизма и ура-патриотизма только большевики, руководимые Лениным, сумели занять правильную, марксистскую позицию по отношению к империалистической бойне. И царизм обрушил все силы именно на большевиков. Жандармы констатируют, что другие партии не пользуются у рабочих авторитетом.
В начале 1915 года Мария Ильинична решила поступить на курсы медицинских сестер, чтобы вступить в продовольственно-медицинский отряд, которые тогда организовывались лучшими представителями русской интеллигенции. Для нее это была возможность помочь простым русским рабочим и крестьянам, терпевшим лишения и погибавшим на фронте за чуждые им интересы международных капиталистов. Вокруг только и говорили о недостатках снабжения армии, о нехватке медицинских работников. Кроме того, поездки на фронт давали широкий простор для распространения большевистской литературы в войсках, давали возможность вести агитацию за революционный выход из войны.
В конце 1914 года в Москву неожиданно приехал Станислав Станиславович. Его мобилизовали в армию, и формирование полка проходило в Москве. Он привез вести из Поволжья, рассказал о работе и о товарищах. Вместе пошли навестить заболевшую Зинаиду Павловну Кржижановскую. Сидели и вспоминали «битвы, где вместе рубились они».
Через Москву проезжали в разные города многие товарищи. Встречи с каждым — большая радость. Но как часто, вглядываясь в лица друзей, замечает Мария Ильинична следы болезней, тревог, возраста. Долгие годы дружили все Ульяновы с Лидией Михайловной Книпович — испытанным и закаленным партийцем. И вот сидит в комнате Марии Ильиничны совсем больной человек. Бледная, худая, все покашливает и кутается в пуховый платок. Едет в Крым, надеется там подлечиться, чтобы снова быть в строю. Они с Марией Ильиничной пьют чай, вспоминают прежние встречи и много говорят о Владимире Ильиче и Надежде Константиновне, об их мужестве, самоотверженности, твердой вере в победу. Как много им всем еще надо работать для этой победы.
Грустно расставаться. Мария Ильинична не любила прощании, может быть, потому, что они так часты были в ее жизни. Вот и Станислав уезжает в действующую армию. Последние дни они позволили себе немного отдохнуть, походить по театрам. «Теперь я долго не увижу цивилизации, в окопах буду вспоминать Москву и вас, да наши походы», — говорил Кржижановский. «Вы уж берегите себя там, особенно под пули-то не лезьте, — отвечала Мария Ильинична. — А то привыкли с полицией сражаться и тут будете храбриться». — «Солдатам нужен пример, иначе подумают, что я из трусости против войны агитирую», — отвечал он полушутя-полусерьезно. Полк закончил формирование и был послан в Галицию, на Западный фронт, где шли жестокие бои.
С января 1915 года Мария Ильинична начинает занятия на курсах сестер милосердия. Она учится упорно и настойчиво. Как для многих, для нее самым трудным было посещение анатомического театра. Многие курсистки падали в обморок, увидев трупы. В семье Ульяновых не падали в обморок ни при каких обстоятельствах. Лишь крепче сжимали зубы, брали себя в руки, стараясь не показать своей слабости окружающим. Прошла Мария Ильинична и через это испытание.
День Марии Ильиничны был заполнен до предела. Занятия на курсах, уроки французского языка для заработка и чтобы не забыть язык, встречи с товарищами, та невидная, но основная ее работа, которой она отдавала весь свой талант, силы, энергию. Полиция сбилась с ног, так как круг ее знакомых ширился с каждым днем, но проверять каждую курсистку, работодателей, тех, с кем она встречается в очередях за театральными билетами, нет возможности. Жандармы были бы рады арестовать и упрятать за решетку одного из беспокойнейших членов ульяновской семьи, да улики имелись пока слабые, хотя почти ежедневно поступали донесения филера.
Мария Ильинична, и всегда-то равнодушная к материальным благам, теперь, когда рядом нет ни старшей сестры, ни матери, живет по-студенчески. Обедает в столовых, дома лишь кипятит чай и делает бутерброды. Конечно, в письмах она сообщает, что ее быт вполне обеспечен и налажен. Да разве можно обмануть тех, кто тебя любит?! Анна Ильинична дотошно выспрашивает друзей, приехавших из Москвы, о жизни сестры, и письма ее проникнуты тревогой и заботой: «Дорогая Марусечка!
Спасибо за большое, милое письмо! Очень рада, что ты чувствуешь себя хорошо, но не живи все же чересчур по-пролетарски, чересчур в «святой обители»! Ты поразительно долго живешь на 50 р., а это не дело... Давай своей прислуге варить кашу, зажарить кусок мяса или телятины! Помни, что теперь силы у тебя уже не те, что раньше, и от пренебрежения питанием добра не выйдет. Так помни же, смотри!..
У нас, как ты и по газетам, верно, видишь, веселого мало. Это время болезтей, я совсем никого не вижу. Заявлялся ко мне кое-кто, но интересного мало... О Пете, конечно, ничего не знаю. Да и как справиться о нем?..» Весьма осторожно сообщает Анна Ильинична об обстановке в Петербурге. «Болезти» — это аресты. Все связи затруднены, но им трудности не впервой. И регулярно идут письма из Швейцарии от Ленина и в Петербург и в Москву. Идут и шифрованные послания, подписанные коротеньким: «Катя», то есть директивные письма ЦК, написанные Крупской.
Мария Ильинична готовится к экзаменам на звание сестры милосердия. Она уже не раз дежурила в госпиталях, ухаживала за ранеными, слушала их рассказы о боях, о полной неподготовленности к войне. То, что скупо мелькает на страницах газет, что надо выуживать из фронтовых сводок, теперь оживает в рассказах людей, вырвавшихся из кровавой бойни. Чувствуется, что армия бурлит, что она недовольна снабжением, командованием. Большевики-агитаторы разворачивают работу и встречают полное сочувствие.
Как всегда перед экзаменами, Мария Ильинична ужасно волнуется. Она до конца жизни не смогла избавиться от внутренней застенчивости, от преуменьшения своих сил, своих знаний. И поэтому она сидит над анатомическими атласами, фармацевтическими справочниками, вновь и вновь тренируется в перевязках. Наконец все позади. На руках у нее свидетельство, выданное Московским университетским институтом для лечения страдающих опухолями, при котором существовали курсы. В документе, заверенном всеми печатями и подписями профессоров, говорится: «Настоящее свидетельство выдано Ульяновой Марии Ильиничне в том, что Ульянова состояла слушательницей курсов для сестер милосердия с 1 февраля по 15 апреля текущего года, ...успешно выдержала теоретические испытания и исполнила все практические занятия по программе Красного Креста...»
Она просила, чтобы ее назначили в лечебно-питательный отряд, направлявшийся в Галицию, где в это время шли тяжелые, кровопролитные бои. С отрядом познакомилась лишь перед самым отъездом, он состоял всего из пяти человек — женщины-врача, она только что окончила университет, по происхождению польки, и поэтому-то ее и послали в Галицию; уполномоченным по организационным и финансовым вопросам был писатель Александр Серафимович Серафимович, попавший в отряд с большим трудом, — ему не доверяли, боялись его корреспонденций с места событий; за Александра Серафимовича заступился известный ученый — академик Богораз-Тан; «нижними чинами» в отряде были Мария Ильинична, молоденькая девушка-медичка Алина и «брат», кончивший курсы фельдшеров.
Отъезд был назначен на 13 апреля. Марию Ильиничну огорчила невозможность поехать проститься с матерью, ведь та стала совсем старенькой и все чаще прихварывает. Она не пыталась удержать дочь от опасной поездки, понимая, что здесь не только душевный порыв, а прежде всего партийное дело.
На вокзале царила обычная суматоха. Александр Серафимович помог женщинам устроиться в их купе.
Разместившись, они обменивались ничего не значащими фразами. Последние минуты перед отправлением всегда самые томительные. Медленно поплыл мимо окоп Киевский вокзал.
В дверь купе постучали, и в ответ на разрешение войти появился Серафимович. «Что это вы тут приуныли? Впереди не менее двух суток отдыха. Готовьтесь, набирайтесь сил. Думаю, что обстановку мы застанем тяжелую».
Завязался разговор, и Мария Ильинична узнала, что Александр Серафимович хорошо знал ее старшего брата Александра, с которым одновременно учился в Петербургском университете. Мария Ильинична жадно слушала его рассказ о старшем брате, она его почти не помнила. Александр Серафимович с удовольствием вспоминал юность и тех, с кем начинал путь революционера. «...Казнь Александра Ильича для всех нас была большой трагедией. Мы любили его, он был талантлив, бесстрашен, чист...»
Утро застало их далеко от Москвы. Теперь им навстречу все чаще попадались такие же, как их, санитарные поезда, только они были заполнены ранеными. Число раненых намного превышало установленную норму. На одном из полустанков Марии Ильиничне удалось поговорить с сестрой милосердия встречного поезда. Они ехали как раз из Галиции. Молоденькая сестричка рассказывала, что на поле боя иногда даже не успевают как следует перевязать раны, самое главное — вынести раненых из-под огня. Врачи работают сутками, не хватает медикаментов. Особенно большой урон войскам наносит вражеская артиллерия.
Поезд двигался через Киев, здесь была кратковременная остановка, получали необходимые материалы, но Мария Ильинична сумела навестить кое-кого из старых знакомых, обменяться партийной информацией, передать ленинские антивоенные тезисы.
Командование Юго-Западного фронта располагалось во Львове. Здесь Мария Ильинична оформила все необходимые документы. В ответ на ее прошение зачислить ее сестрой милосердия на Юго-Западный фронт 28 апреля 1915 года ей было вручено следующее удостоверение: «Предъявительница сего Мария Ильинична Ульянова состоит членом Врачебно-Питательного отряда Общества русских врачей им. Н.И.Пирогова. А потому прошу надлежащие власти оказывать ей полное содействие в ее деятельности, а также в свободном проезде по железным дорогам и на лошадях».
Здесь, на фронте, Мария Ильинична встретилась с Верой Михайловной Величкиной, женой Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича, которую знала еще по Женеве. Они поговорили об общих знакомых, Вера Михайловна дала ряд практических советов их врачу и всем членам отряда, весьма неопытным в организационных и практических делах. Условились держать связь; было очень приятно поговорить по душам с близким, все понимающим товарищем. Обменялись и новостями из-за границы. Встречи на фронте коротки. Когда Вера Михайловна уехала, Мария Ильинична долго думала о ней, женщине, видевшей свой долг в помощи страждущим.
За несколько месяцев, проведенных Марией Ильиничной в прифронтовой полосе, в полной мере проявился ее талант организатора. Города Львов, Станислав, Стрый, Коржев были забиты войсками и беженцами. Трудно было найти помещения для госпиталя, для развертывания походной кухни. Трудно выявить всех нуждающихся в крове, питании, одежде, в отправке в тыловые населенные пункты. Марию Ильиничну потрясли нищета, забитость, религиозность трудового люда.
Австрийцы изгнали из прифронтовой полосы все трудоспособное мужское население, остались старики, женщины, дети. Члены отряда составляют списки тех, кому необходимы паек, бесплатное питание. В полуразрушенных хатах, которые топились по-черному, их встречают глаза голодных детей и обезумевших от горя матерей. Крестьянки бросаются на колени, целуют руки, бессильно плачут. Над Галицией стоит общий вопль: «Хлеба!»
Опорным пунктом отряда становится небольшое карпатское село Тисменицы. А.С.Серафимович писал: «Тисменицы — типичное галицийское местечко: в центре густо, тесно и грязно стоят большие и малые каменные дома, униатская церковь, костел, синагога, школы; грязная базарная площадь, лавки и бесчисленное количество крохотных еврейских лавчонок, где обычно кипит своеобразная жизнь...
Наш отряд занимает большое станционное здание на самом краю местечка. Перед нами, налево — лесистые предгорья Карпат, прямо — зеленеющие поля, окопы да болотца, где, надсаживаясь, кричат лягушки, дергачи; а направо, как стрела, впивается в далекие синеющие перелески тонкая нить убегающего шоссе. По нем, курясь дымками, проносятся издали, как игрушечные, военные автомобили или тяжело и подолгу громыхают обозы, артиллерийские парки. Горизонт замыкается дымными очертаниями Карпат.
На станции — большие, звонкие, пустые комнаты, на стенах по черному полю надписи мелом на трех языках о прибытии и отходе изменивших расписание поездов — последние надписи торопливо ушедших бывших хозяев».
Членам отряда все нужно было организовать самим — доставать и вкапывать огромные котлы, варить пищу и распределять ее, доставлять продукты и составлять списки наиболее нуждавшихся.
Как только в окрестностях распространился слух о том, что в Тисменицах кормят голодных, со всех сторон потянулись к станции люди, нет, тени людей — худые, в отрепьях, с лихорадочно горевшими глазами. В очередях возникали ссоры, драки. Кто-то имел корову и все-таки пришел на пункт, женщины выталкивают ту, кормить которую считают несправедливым. Стон стоит над станцией, несмолкаемый плач детей. Сколько людей умерло тут же, на станции, не успев получить свой паек. Ряды голодных смыкаются, на мертвых не обращают внимания.
Члены отряда постоянно выезжают к линии фронта со специальными вагонами. Как-то на одном из фронтовых участков встретили коллег — санитарный поезд, организованный великой княгиней (сестрой царя) Ксенией Александровной. Здесь было вдоволь сахара, муки и других продуктов, прекрасно оборудованные кухни, но персонал не очень затруднял себя работой. В 6 часов вечера пункт закрывался, и тут уж глотка воды нельзя было допроситься. Появление пироговцев (так называли членов общества врачей имени Пирогова) было встречено с ужасом. «Ради бога, уезжайте! — заламывая руки, взывала одна из распорядительниц. — Вы соберете здесь всю округу! Ведь всех все равно не накормишь и не обогреешь». Но члены отряда решили не отступать. Маленький полустанок наполнился ранеными и голодными, походная кухня дымила не переставая. Пришлось поработать и дамам-благотворительницам. Серафимович смеялся: «Ну, пока мы здесь, хоть ведомости у них будут не фальшивы!»
Письма Марии Ильиничны из Галиции очень кратки, их единственная цель — успокоить мать и старшую сестру. Так, в мае, в период активных военных действий, когда австро-германские войска перешли в наступление, стремясь окружить русские войска, находящиеся в Польше и Галиции, Мария Ильинична пишет из Тисмениц:
«Дорогая мамочка!
Пишу тебе из Тисменицы, куда приехали вчера. Надеялась получить здесь ваши письма, но оказия их забыла, сказали только, что лежат во Львове два. На днях будет, вероятно, еще оказия, а не то сама съезжу во Львов за ними. Тогда напишу большое письмо, потому что не уверена, что это дойдет отсюда. Нового адреса не даю, потому что еще не знаю хорошенько, где обоснуюсь. Пишите пока на Львов. Я здорова. Публика у нас очень хорошая и заботливая. Живем дружно. Занимаем сейчас большой станционный дом, оставленный австрийцами. Хотят здесь устроить амбулаторию и столовую. Ну, пока до свидания, дорогие, будьте здоровы. Целую крепко...»
Мать и сестра в далеком Петербурге стараются прочесть между строк что-либо о действительном положении вещей. С тревогой читают и перечитывают военные сводки. Идут тяжелые бои. Мать старается утешить себя тем, что Маняша хорошо справляется с обязанностями сестры милосердия и что ей по душе эта работа. А там, за тысячи километров от Петербурга, в маленький населенный пункт, едва видный на карте — Тисменицы, — хлынул поток раненых. Их было так много, что на передовой их не успевали перевязывать, часто санитарные фуры привозили раненых вперемежку с умершими, и покойников складывали вместе с живыми в барак.
Александр Серафимович так описывает те дни в корреспонденции, которую отказались напечатать: «...раненые лежали в огромном бараке на нарах и под нарами, заняв все проходы, весь пол. Валялось более трехсот раненых, из них многие были ранены тяжело, с вывалившимися кишками, с оторванными конечностями. По всему бараку неслись стоны, хрипы. И лежали раненые буквально без всякой помощи, некормленые, неперевязанные, даже соломы не подстилали на досках...
Наш отряд тогда буквально сбился с ног. Женщина-врач нашего отряда и Мария Ильинична Ульянова, а также и остальные работали без передышки, до того, что стали зеленые, — с раннего утра до глубокой ночи». Отдыхать не шли, а валились тут же, за стеной барака в палатке, и забывались на три-четыре часа тяжелым, полным кошмаров сном.
Для обслуживания раненых не хватало элементарного — бинтов, ваты, дезинфицирующих средств. Марии Ильиничне казалось, что она никогда не избавится от тошнотворного запаха крови и гноя, который пропитал все вокруг, въелся не только в одежду, проник в поры ее кожи. Глядя, как самоотверженно работают товарищи, Мария Ильинична восхищалась их стойкостью, самоотверженностью и не замечала, что сама работает сверх всяких сил. Ее энергия неиссякаема, она все время оказывается именно там, где в тот или иной момент особенно нужна. Как и все товарищи, она не гнушается никакой работы. Здесь никто уже не различает функций — вместе принимают раненых, вместе обрабатывают и бинтуют раны, кормят солдат и варят пищу, стирают и скатывают бинты. Пройдут годы, но впечатления от тех страшных фронтовых дней долго будут тревожить Марию Ильиничну. Нет, нет да и всплывут вдруг в памяти лица простых русских солдат, полные страдания и благодарности за помощь. Вот она пробирается по бараку, стараясь обойти лежащих, не потревожить их, и все лица поворачиваются в ее сторону. Кто просит: «Сестрица, пить!», «Сестрица, поправь повязку», кто-то мечется в бреду... И неотвязные, полные тоски и надежды взгляды. Нет времени перевести дух. Как живой челнок, она движется непрерывно из одного конца барака в другой — поит, кормит, перевязывает, просто шепчет ласковые, утешительные слова, кладет маленькую прохладную ладонь на чей-то пылающий лоб. И старается скрыть разрывающее грудь отчаяние: ведь их помощь — капля в море, и как часто оказывается она опоздавшей.
Марию Ильиничну гложет неотвязная тревога за Станислава. Они неожиданно встретились во Львове. Кржижановский служит в 8-й армии, армия введена в бои. Их свидание было коротким, адреса, которыми они обменялись, условными — все менялось мгновенно. В каждом новом раненом Мария Ильинична боится увидеть дорогого ей человека. Страшится заглядывать в сводки с именами погибших. Верит и не верит этим сводкам — она видит, какая вокруг царит сумятица.
Война во всем ее объеме проходит перед глазами. Мария Ильинична наблюдает, как растет среди солдат ненависть к войне и к тем, кто устилает трупами русских солдат поля Польши, Румынии, Австрии. Здесь, в окопах, революционизация масс идет невиданными темпами. Положение тяжелое, и все-таки в окопы проникают прокламации и листовки, действуют большевистские ячейки. К большевистским агитаторам прислушиваются все большие слои солдат. Мария Ильинична часто беседует с Александром Серафимовичем, совмещающим обязанности в отряде с обязанностями корреспондента московских газет. Пишет он урывками, пишет ярко, с болью, с осуждением империалистической бойни, и, конечно, многие его корреспонденции были уничтожены и в печать не попали.
Писатель бывает во Львове и отвозит туда письма Марии Ильиничны, привозит ей корреспонденцию. Она теперь часто выезжает на различные участки боевых действий, сопровождает обозы с ранеными и не имеет ни минуты, чтобы написать открытку в Питер. Но если ей это удается, то открытки полны успокоительных заверений: «Еду сейчас в Тисменицы... Там полное спокойствие и тишина, но писать оттуда трудно, так и знайте, если не будет писем от меня...» Это не случайные опасения — начинаются страшные дни сражения под Коршевом. Теперь санитарный отряд вплотную придвинулся к району боевых действий. Гул снарядов не утихает ни на минуту. У Марии Ильиничны выработалась привычка при перевязке низко наклоняться над раненым, закрывая его собой.
Отряд отступает вместе с армией. Дороги забиты беженцами, ранеными, отступающими. В воздухе непрекращающийся гул артиллерийской канонады, запах гари плывет над колоннами. Их подвода (в отряде всего пять человек) как бы влилась в общее течение. Лошаденки тянут из последних сил. Вот и Львов. Город обезлюдел, магазины закрыты, висят объявления генерал-губернатора, где предлагается всем мужчинам в возрасте 18 — 50 лет добровольно выехать в Волынскую губернию, чтобы избежать австрийской мобилизации. Ходят слухи, что перед сдачей город на три дня отдадут казакам на разграбление. О членах отряда забыли, они сами должны решать, когда покинуть Львов. 5 июня грохот орудий стал нестерпимо близким. Все колеблются: уезжать или до конца досмотреть трагедию отступления. Была опасность, что уже ночью немцы войдут в город. Решили — ехать. 8 июня добрались до Сокаля, который чудом остался цел, без пожаров. Достать квартиру невозможно — в маленьком местечке сгрудилось 50 тысяч человек. Двигались вместе с отступающими, стараясь выполнить свою миссию, — подбирали раненых, кормили голодных.
В эти дни Мария Ильинична отправила домой следующую открытку:
«Дорогая мамочка!
Сегодня уезжаем на лошадях в Сокаль. Пока не даю адреса, потому что не знаю, где мы обоснуемся, но на Львов больше не пиши. Вероятно, дам телеграмму об адресе. Наш отряд растерялся с переездами, и теперь нас только трое, но наш уполномоченный — писатель Серафимович — с нами. Может быть, отыщем и остальных...»
Эти месяцы полны трудностей, лишений, страданий. Но ни в одном письме мы не найдем ни слова жалобы, сожаления о взятых на себя обязанностях. Напротив, как всегда в трудные минуты, Мария Ильинична словно обретала новые силы и умела поддержать и ободрить окружающих. Через год, уже в Москве, Мария Ильинична получит от Александра Серафимовича в подарок книгу его рассказов с такой дарственной надписью: «Марии Ильиничне Ульяновой на память о прошлолетнем нашем странствовании по пустыне галицийской. А.Серафимович». Эту книгу она бережно хранила, и сейчас ее можно видеть в мемориальном музее В.И.Ленина в Кремле.
Пустыня галицийская... Тогда она была забита войсками, обозами, толпами людей, снявшихся с насиженных мест. Орудийные залпы сливались в грозный гул, над долинами стояли облака пыли. Зной усугублял страдания раненых, умирающих.
Это время Мария Ильинична впоследствии назовет «страшными днями ее фронтовой жизни». Наконец русские войска перешли в наступление. Но увидеть этого наступления Марии Ильиничне не удалось. Ее пребывание на фронте было прервано болезнью матери. Не зная точного адреса дочери, Мария Александровна послала письмо во Львов Вере Михайловне Бонч-Бруевич, которая тоже находилась на Юго-Западном фронте. Она просила Веру Михайловну убедить Марию Ильиничну вернуться, так как тяжело заболела и хотела бы ее повидать. Вере Михайловне пришлось долго говорить с Марией Ильиничной. Той не хотелось оставлять отряд, тем более что он и так сократился. Не хотелось покидать друзей в трудных условиях. Да ведь мать так стара, все может случиться...
Опять санитарный поезд, он полон раненых и движется дальше и дальше на восток, увозя их от фронта, от ужасов войны. На сердце неспокойно — там остались товарищи, там продолжают гибнуть люди.
Мария Ильинична лишь на короткий срок съездила к матери и сестре в Петроград. Приезд младшей дочери, похудевшей, но живой и невредимой, как бы влил новые силы в Марию Александровну. Она без устали слушает рассказы дочери, в которых все выглядит обыденно и спокойно. Мать понимает все и не пытается уточнять и расспрашивать о подробностях. Она лишь старается положить лишний кусок на тарелку дочери и, обычно такая сдержанная в проявлении своих чувств, все гладит ее по руке и не спускает глаз с ее лица.
Убедившись, что матери стало лучше, Мария Ильинична вернулась в Москву. Этого требовали интересы партийной работы. Вновь, в который уже раз, Мария Ильинична устраивается на квартире. Малая Грузинская улица тиха и малолюдна. Здесь легко заметить слежку, но в домах много проходных дворов, россыпь небольших домишек помогает конспираторам. Хозяйка квартиры стара и нелюбопытна, к своей постоялице она относится заботливо, по-домашнему. Вернувшись домой со службы — Мария Ильинична, как и до отъезда на фронт, устроилась делопроизводителем в бюро по розыску грузов беженцев, — она всегда застает кипящий самовар, кухарка за небольшую плату помогает готовить нехитрую еду военного времени. Работа, как и прежде, служит прекрасным местом нелегальных встреч, вместе с Марией Ильиничной в Земско-городском союзе работают многие члены ленинской партии.
Возвращение Ульяновой в Москву совпало с очень тяжелым положением, которое переживала Московская организация большевиков. Летом 1915 года полиция устроила повальные аресты, хватали всех, кто вызывал хоть малейшее подозрение, и в эту густую сеть попали очень многие борцы ленинской партии, в том числе и члены Московского комитета. Основной задачей было восстановление МК. Главная трудность состояла в том, что оставшиеся на свободе товарищи тоже находились под неусыпным полицейским наблюдением. Возвращение в Москву Марии Ильиничны не прошло незамеченным. В ее полицейском досье сразу появляется соответствующая отметка.
В период летних арестов жандармам удалось разгромить нелегальную большевистскую типографию, что поставило организацию в еще более тяжелое положение. Пришлось вернуться к старому, «дедовскому» способу печатания необходимой литературы — гектографу и пишущим машинкам. Теперь во многих квартирах по ночам стучат машинки. Один из членов группы, которой руководила Мария Ильинична, В.Елагин, за одну ночь сумел отпечатать 100 экземпляров знаменитых тезисов Ленина о войне, и наутро они разлетелись по всему городу. Их читали, передавали из рук в руки, обсуждали, размножали уже средствами самих маленьких подгруппок.
Неожиданно через кольцо фронтов оказией была передана Марии Ильиничне брошюра Владимира Ильича «Социализм и война». Она читала и перечитывала пламенные, гневные строки и как бы слышала голос старшего брата. Она понимала, что до широчайших масс должно как можно скорее дойти его слово: «Война, несомненно, породила самый резкий кризис и обострила бедствия масс невероятно. Реакционный характер этой войны, бесстыдная ложь буржуазии всех стран, прикрывающей свои грабительские цели «национальной» идеологией, все это на почве объективно-революционной ситуации неминуемо создает революционные настроения в массах. Наш долг — помочь осознать эти настроения, углубить и оформить их. Эту задачу правильно выражает лишь лозунг превращения империалистической войны в войну гражданскую, и всякая последовательная классовая борьба во время войны, всякая серьезно проводимая тактика «массовых действий» неминуемо ведет к этому».
Мария Ильинична не спала несколько ночей, она перепечатывала книгу Владимира Ильича. Стопка готовых листовок все росла. Книгу Ленина ждут.
Маленькая, скромно изданная брошюрка, но каждая ее строка — нужнейшее оружие в борьбе с самодержавием.
Опять застучали клавиши пишущей машинки. Наконец поставлена последняя точка. Взглянув на часы, Мария Ильинична заторопилась — для отдыха времени уже не оставалось. Она быстрыми и точными движениями стала раскладывать листки, подбирая их по экземплярам. За 6 ночей ей удалось напечатать 25 экземпляров. Немного, конечно, но товарищи быстро увеличат это количество. Гимнастика, привычное обтирание холодной водой, и только для завтрака времени не хватило. Прикинув, как лучше спрятать готовый материал, решила рискнуть — взять саквояж, который, конечно, заметят шпики. Придется вечером заехать к портнихе, пусть думают, что в саквояже материал. Увезти сразу все 25 экземпляров не удалось. Остальные она перевезла постепенно, пряча под теплой жакеткой. Товарищи по очереди заходили к ней на службу, и каждый незаметно получал «подарок». «Прочтите, расскажите самым надежным товарищам, если можно, размножьте», — напутствовала Ульянова друзей.
Мария Ильинична имела многосторонние связи с рабочими группами и кружками интеллигентов. Она их объединяла, помогала вырабатывать общую платформу и способы борьбы.
Академик К.В.Островитянов, тогда еще студент, был одним из тех, кто работал под руководством Марии Ильиничны в предреволюционные годы. Он был связан с ней через Земский союз, по ее заданию вел работу среди студентов Коммерческого института. Его деятельность также нашла отражение в донесении полиции: «В Сокольническом районе... ведет работу какой-то студент Московского императорского университета «Константин», связанный с сестрой Ленина». Именно эта связь с Марией Ильиничной и кажется жандармам особенно опасной, так как от нее тянется прямая дорога туда, за границу, к Ульянову-Ленину, чьи идеи так властно овладевают массами сейчас, когда все больше растет недовольство империалистической войной, в которой Россия терпит поражение.
Ширится волна стачек и забастовок. Правительство лавирует. Создаются военно-промышленные комитеты. По замыслу их организаторов комитеты должны прививать рабочим оборонческие настроения. По призыву большевиков на заводах и фабриках большинства крупных городов проводится бойкот выборов в эти комитеты. На каждой фабрике, на каждом заводе разворачиваются ожесточенные баталии между большевиками и оборонцами всех мастей. Агитация идет и массовая и индивидуальная. Дорог каждый голос, он может оказаться решающим. В одном из писем брату Анна Ильинична сообщает из Петрограда: «Дорогой друг! Спешу поделиться с Вами известием о большой и прекрасной победе, одержанной нами на выборах в военно-промышленный комитет. Выбрано выборщиков было много меньшевиков и народников: наши потерпели фиаско на многих заводах. Меньшевики, среди которых больше людей тертых, красноречивых, праздновали уже победу. Их был председатель на собрании выборщиков 27-го числа, был принят их порядок дня... Они уже потирали руки. И вдруг большинством всего голосов в 10... проходит большевистское решение не участвовать в военно-промышленном комитете и уполномоченных туда не посылать... При выборе выборщиков происходили курьезные выборные явления. На некоторых заводах выбирают меньшевика, а наказ дают ему большевистский...»
В Москве из-за отсутствия постоянного большевистского комитета положение сложилось напряженное. Членов МК периодически арестовывают. Но работа не останавливается. Несмотря на репрессии, в разных концах города проходят собрания и сходки. Они вырабатывают единую большевистскую платформу по вопросу об отношении к войне. Затем Московский комитет печатает специальную «Прокламацию Московской организации РСДРП (б) против войны», в выработке и выпуске которой Мария Ильинична принимала самое активное участие. Она спешит переслать этот документ, имеющий важнейшее историческое значение, брату в Швейцарию. В своем письме она сообщает: «Прилагаемая платформа отражает умонастроение передовых слоев московского пролетариата. Она была проведена через районные собрания Московской организации.
Корней у этой организации мало, и они не глубоки. О настроении широких масс ничего определенного сказать не могу. Оно выражается в целом ряде забастовок. Но забастовки эти ни в Москве, ни в губернии не выдвигают политических лозунгов, хотя и отличаются единодушием. Часто затягиваются. Получаемые уступки (повышение заработной платы) отстают от обостряющейся дороговизны.
Забастовка на зав. Динамо (Симонова слобода) привела к закрытию завода. Военнообязанных (250 чел.) отправили к воинскому начальнику. Требовали освобождения арестованных членов правления больничной кассы и секретаря. На этом заводе успешно и в большом количестве вырабатывались шрапнельные снаряды. Завод стоит уже недели две. Охранка работает как никогда. В одиночках сидят по двое. Обысков почти не делают. Хватают на улицах, чистят Москву.
Потребность получить политически руководящий центр мучает сознательных. Целый ряд попыток созвать межрайонное собрание для выбора Московского комитета и для выработки платформы не удался. Решено создать временно Московский комитет из выбранных по районам. Пять районов выбрали. Было первое чисто организационное собрание. Следующее должно было рассмотреть и поставить штемпель временного МК под прилагаемыми документами. Новые аресты в связи с текущими забастовками не дали пока возможности вторично собраться. При таких выборах состав получается для политического руководства малоспособный, но все же единомыслящий.
Нужен опытный техник для постановки регулярного выпуска листков. Нужное для этой постановки имеется. Нужен опытный секретарь для МК...»
Письмо не только характеризует обстановку в Москве в 1915 году, оно показывает глубокое знание Марией Ильиничной этой обстановки и понимание задач, стоящих перед большевиками города. Ни повальные аресты, ни провокаторы не могут задержать нарастания революционного подъема. На место выбывших бойцов немедленно встают новые, но они нуждаются в опытном и самоотверженном руководителе. Для многих партийцев тех лет таким руководителем и идейным наставником была младшая сестра Ленина.
Среди этих трудных, полных напряженной работы дней большую радость приносит встреча с родными и близкими людьми. По дороге из командировки заехал в Москву Марк Тимофеевич. Комната кажется теплее и уютнее, когда в ней звучит глубокий бас Марка. Он рассказывает о своих поездках по стране, о встречах с людьми, о положении в отдаленных губерниях. В его присутствии даже старенький хозяйский самовар по-особому ласково поет свою песню. Мария Ильинична радуется приезду друга, жаль отпускать его из Москвы. Решили отпраздновать встречу, сходили в театр. Даже в те трудные военные годы попасть в Московский Художественный нелегко. Ночь стояли в очереди, чтобы достать входные билеты, получили колоссальное удовольствие от спектакля.
Уехал Марк Тимофеевич, но зато совершенно неожиданно появился в Москве Станислав Станиславович, полк которого проходил в Курске переформирование. Несколько дней, заполненных встречами, воспоминаниями, прогнозами на будущее, пролетели незаметно. И опять наступила пора тревожного ожидания писем с фронта. Они очень редки, эти письма. Очень дружественны, теплы, полны рассказов о происходящем, но Мария Ильинична ясно понимает, что нет в них того чувства, которое владеет ею самой. И все-таки какое счастье получать их!
Почти вся переписка ее с Кржижановским исчезла. Сохранилось письмо с поздравлением к новому, 1916 году. Оно написано на маленьких листках, как тогда говорилось, «дамской» бумаги с золотым обрезом и вытисненными по углам цветами. Станислав Станиславович прекрасно знал, как ненавидела Мария Ильинична сентиментальщину и мещанство, и начинает письмо с извинения: «Дорогая М.И.! Очень извиняюсь за необыкновенную внешность моего письма, но пишу Вам из такой трущобы, что совсем было отчаялся найти здесь бумагу для письма...» Он пишет, что его отправили на производство дознания, что дело такое ответственное и интересное, что он не ест и не спит вторые сутки. Очевидно, Мария Ильинична собралась приехать навестить его, потому что дальше в письме следует: «...найти меня здесь не легче, чем на позициях, и это настолько неудобно, что ехать, мне кажется, Вам не следует. Очень страшно...» Далее Станислав Станиславович благодарит за присланные ею романы на французском языке, пишет, что у помещика, где он квартирует, большая библиотека на шести языках и нет недостатка в литературе. Письмо заканчивается словами: «Желаю Вам быть в новом году счастливее даже, чем Вам бы хотелось...»
Последний раз они виделись в конце 1916 года. После переформирования полка в Курске его перебросили на юг. Анна Ильинична, узнав об этом, пишет сестре: «Что это Ст. на Кавказский фронт хочет? Опять бы там в пекло не попал!.. Передай ему мой привет и удивление, что он такой вояка: как из Вологды летел на войну, так и теперь в самый жар... Передай ему от меня, что я не понимаю: такое интересное время теперь наступает, такие широкие перспективы открываются, — люди с известными качествами больше, чем ценны, и их мало теперь, как никогда...»
Анна Ильинична в тот период прилагала все усилия к восстановлению Петербургского комитета партии и хотела, чтобы Кржижановский перебрался в Питер. Но Станислав Станиславович не мог освободиться от военной службы ценой личных хлопот. Уехал на фронт, где его застал Октябрь. Вскоре Мария Ильинична узнала, что, вернувшись с фронта тяжело больным, Станислав Станиславович умер. Она навсегда осталась верна своему большому и светлому чувству.
Живя в Москве, Мария Ильинична по-прежнему выполняет многочисленные поручения Владимира Ильича, и партийные и личного характера. Прежде всего она ищет издателей для книг и статей Владимира Ильича и Надежды Константиновны. Ходит в редакции журналов и газет, ведет переговоры, старается добыть денег, чтобы послать их в Швейцарию. Последние годы эмиграции Ленин и Крупская очень нуждались: литературный заработок почти иссяк, а других средств к существованию не было. Марию Александровну и ее дочерей очень волновало это обстоятельство. В условиях войны даже посылок нельзя было отправлять, не было никаких гарантий, что они дойдут. Письма и те приходили с огромным опозданием.
Летом 1916 года семью Ульяновых постигло горе — тихо угасла Мария Александровна. Все понимали, что мать уже стара, что силы ее на исходе, и все-таки гнали от себя мысль о неизбежном конце. В середине июня Мария Ильинична получила тревожную телеграмму о болезни матери. Оставив квартиру за собой, передав товарищам партийные дела, она поспешила в деревню Юкки под Петроградом, где в то время жили Елизаровы. Она застала мать сильно ослабевшей. Мария Александровна не ходила, дыхание было затруднено, она плохо спала ночью, а днем часто впадала в тревожное забытье. Но она узнала младшую дочь и, как всегда, обрадовалась ее приезду. Потянулись дни борьбы за жизнь. Мария Ильинична и старшая сестра ни на минуту не оставляли мать одну.
Ночью, сидя в кресле у постели больной, Мария Ильинична вспоминала прошлое. В жизни всех братьев и сестер Ульяновых мать занимала особое место. Она была для них дорогим, близким человеком, другом, помощником, опорой в трудные минуты. Одного ее присутствия было достаточно, чтобы ощутить покой, молчаливую поддержку. Все они старались заслужить ее одобрение. Но судьба профессиональных революционеров делала жизнь их матери тревожной и трудной.
В один из последних дней Мария и Анна в ясную погоду вынесли Марию Александровну в сад. Шелестели листья, щебет птиц доносился отовсюду. На соседнем участке слышался смех детей. Мария Александровна, полулежа в кресле, прислушивалась ко всем этим звукам. Мария и Анна присели рядом на маленькие скамеечки. «А Володе и Мите написали?» — вдруг спросила мать. Обе сестры стали ей пересказывать содержание последних писем, полученных от братьев. «Да, да... — кивнула мать, — я помню...» Они знали, что где-то в глубине души мать еще надеется увидеть сыновей.
Анна Ильинична так описывала Дмитрию Ильичу последние дни матери: «Она была все время очень кротка и благодарила за всякую мелочь. В начале болезни она сказала: «Дай мне что-нибудь, ну, облатку, — ты знаешь что, — я хочу пожить еще с вами». А потом повторяла несколько раз, «что уж бог даст»! Дня за два до смерти она сказала: «Куда же папа наш ушел?!» А в день смерти: «Где же наш Митек?» В день смерти я принесла ей цветок из сада, и она улыбнулась так оживленно, сказала по-французски: «Как это красиво! Какой хорошенький цветок!» — И глаза ее заблестели. Она говорила ласково со мной и Маней».
Мария Александровна умерла 12 июля 1916 года. Похоронили мать на Волковом кладбище, рядом с могилой Ольги. Проститься с покойной пришли друзья, и каждый говорил о том, что Мария Александровна олицетворяла для них любящую, преданную мать, сильную духом, мужественную прекрасную женщину. Посторонние разошлись, а Мария и Анна с Марком Тимофеевичем долго стояли у свежего могильного холма, покрытого цветами. Сестры уже не плакали. Говорили не только о матери, но и об отсутствующих братьях, которым пережить ее смерть будет еще тяжелее, — они не могли проводить ее в последний путь. Печальные телеграммы и письма пошли и в Швейцарию к Владимиру Ильичу, и в Севастополь, где военным врачом служил Дмитрий Ильич.
Сестры уже не вернулись на дачу в Юкки, а обосновались в квартире Елизаровых на Широкой улице. Они еще активнее включились в партийную работу — Мария Ильинична осталась в Петрограде, ведь он оставался центром борьбы — приближалась революция. О ней писал, к ней готовил партию Ленин. Все члены организации чувствовали, что царизм накануне гибели. Это понимали и другие политические партии, все группы и группировки. Готовилось к последнему решающему бою и самодержавие. Своего главного политического противника оно видело в большевизме, идеи которого все шире проникали в массы. В конце июля по Петрограду прокатилась новая волна широчайших арестов. Оказалась за решеткой и Анна Ильинична. Мария избежала ареста случайно, она недавно включилась в работу петербургской организации и еще не попала в поле зрения провокаторов. Анну Ильиничну арестовали 21 июля. В квартире на Широкой опять полный разгром. Мария Ильинична взяла на себя партийные обязанности сестры и все заботы о Марке Тимофеевиче и Горе Лозгачеве.
Каждый день Мария Ильинична сидит над письмами. Шифровки отнимали много сип. Как правило, писем в нашем понимании для подпольщиков не существовало. Это были книги, на страницы которых наносился химический текст. Все Ульяновы наловчились даже «на вес» выбирать нужную книгу — бумага должна быть толстой и глянцевитой, чтобы химикалии не были заметны. Мария Ильинична покупала книги «солидные» — экономические трактаты, научные работы.
Петербургский комитет лихорадило, за 1915 — 1916 годы прошло 30 разгромов комитета. Одного из сотрудников «Правды», Черномазова, подозревали в провокаторстве. Его отстранили от работы, но кто мог поручиться за безопасность людей, имевших с ним непосредственную связь?
В квартиру на Широкой вечерами приходят товарищи, все говорят об одном — приближается революция. «Организация, организация, организация» — таков лозунг момента.
К осени 1916 года в работе Петербургского комитета и воссозданного Бюро ЦК активно принимают участие Е.Д.Стасова, приехавшая из ссылки, а также старые испытанные партийцы В.А.Тихомиров, Д.А. и М.Г.Павловы. Руководящая тройка Бюро — В.М.Молотов, П.А.Залуцкий, А.Г.Шляпников.
Анну Ильиничну в октябре выпустили из тюрьмы за недоказанностью обвинения. За неделю до начала Февральской революции ее снова арестовали.
Недовольство масс войной и разрухой растет. В 1916 году размах стачечной борьбы достиг небывалой силы — полторы тысячи стачек, в них приняли участие более миллиона рабочих, то есть в два раза больше, чем в 1915 году. Выступления рабочих привели в движение солдатскую массу. Теперь целые полки нередко отказывались выполнять приказы начальства. Усилилось братание на фронте. Разгоралось антипомещичье движение в деревне.
Царское правительство, напуганное всеобщими выступлениями, готовилось к передаче власти военному диктатору и начало переговоры о сепаратном мире с Германией. Но уже никакие меры не могли задержать революции. 17 февраля на Путиловском заводе забастовала одна мастерская, в ответ администрация объявила о закрытии завода с 22 февраля. 25 февраля праздновался Международный день работницы, и Петербургский комитет большевиков призвал к проведению политической стачки. К демонстрации путиловцев примкнули рабочие еще 50 предприятий, бастовало 90 тысяч человек.
25 февраля началась всеобщая стачка. Большевики призвали рабочих к восстанию, которое началось 26 февраля, а 27-го охватило весь Петроград. К рабочим присоединились солдаты. Вернулась из тюрьмы Анна Ильинична — всех политических освободил восставший народ.
Монархия рухнула. Петроградский комитет большевиков обратился к восставшим с призывом создавать Советы рабочих депутатов. Перед партией встала грандиозная задача — революцию буржуазную превратить в революцию социалистическую.
Февраль 1917 года застал Владимира Ильича в эмиграции. И как только в Швейцарии получили известие о революции в России, Ленин немедленно поставил перед Бюро ЦК партии вопрос о восстановлении большевистского боевого печатного органа на родине.
«Правда» возродилась в февральские дни 1917 года, — писала Мария Ильинична в своих воспоминаниях, — после первых серьезных побед восставшего народа. Еще потрескивали пулеметы, еще пылали на улицах против участков и охранного отделения костры, куда при содействии переодетых шпиков и полицейских, стремившихся «схоронить следы», сносились более горячими головами различные полицейские документы и сжигались при криках «ура!» и общем ликовании. По улицам сновали еще вооруженные отряды рабочих и матросов. Она возродилась 5 марта 1917 года».
Небольшая группа работников — среди них Константин Степанович Еремеев, который был тогда ответственным редактором «Правды», Мария и Анна Ульяновы — составляла этот первый послереволюционный номер. Его готовили спешно, материал еще не успели собрать, не успели наладить и связи с фабриками, заводами, полками. Пришлось взять материал, уже подготовленный для другого нелегального издания. Мария Ильинична и Анна Ильинична написали свои впечатления о первых днях революции...
Константин Степанович писал передовицу...
8 марта Бюро ЦК РСДРП кооптировало новых членов — М.С.Ольминского, М.И.Ульянову и А.И.Елизарову, а 13 марта Бюро ЦК утвердило Марию Ильиничну членом редакции «Правды».
Редакция разместилась пока в двух небольших и неудобных комнатах в старом доме, зато в самом центре столицы, на Мойке.
Утром на перекрестках центральных улиц, на рабочих окраинах, у заводских корпусов мальчишки раздавали прохожим новую рабочую газету «Правду». Первый номер газеты вышел бесплатно.
На следующий день взору Марии Ильиничны предстала необычная картина: огромная очередь теснила прохожих на тротуаре — пришли рабочие, это были первые подписчики «Правды». Уже 13 марта Бюро ЦК РСДРП (б) приняло решение о расширении состава редакции газеты, в нее теперь вошли: М.С.Ольминский, И.В.Сталин, Иванов (М.И.Калинин), К.С.Еремеев, М.И.Ульянова, Егор Пылаев (т.Андрей), Бреслав (тов. Захар).
Сообщая о начале подписки на газету, редакция извещала, что ее постоянными сотрудниками, кроме членов редакции, являются также Н.Ленин, Н.Подвойский, А.Коллонтай, А.Бадаев, В.Бонч-Бруевич, П.Куделли, Демьян Бедный и многие другие.
Создается крепкий большевистский актив и в самой редакции и вокруг нее. Это было необычайно важно в период острейшей борьбы с меньшевиками, имевшими большинство в Совете.
Владимир Ильич, находясь в Швейцарии, пристально следил за первыми шагами газеты. Он требовал, чтобы партийный орган проводил правильную тактическую линию, разъяснял широким массам классовую природу Временного правительства и разоблачал антинародную сущность лозунга «Война до победного конца».
Мария Ильинична не только собирает, организует, редактирует материал, уже с первых номеров газеты регулярно публикуются ее собственные статьи. Так, 25 марта в 17-м номере «Правды» за подписью М.И. напечатана статья «Российская революция и война». Это своеобразная рецензия на брошюру Борисова и Козловского под тем же названием. Следуя прямому указанию Ленина, Мария Ильинична разоблачает грабительский, антинародный смысл мировой войны, вскрывает ее причины, показывает, кому она выгодна, дает марксистский анализ империалистической войны, показывает отношение к ней русского и мирового пролетариата. Требование справедливого мира, без аннексий и контрибуций — такова воля пролетариата всех стран.
«Пусть буржуазия клеймит нас изменниками и предателями, — пишет Мария Ильинична, — она не может не видеть врага в международном объединенном пролетариате. Она лжет, если объясняет нам призыв к заключению мира призывом солдат бросить оружие и сдаться в плен». Далее она приводит слова авторов брошюры: «Армия, преобразованная на демократических началах, сохраняется в полной боевой готовности для защиты дела свободы от всяких реакционных сил как изнутри, так и извне...» Ульянова заканчивает свою статью словами: «Таково краткое содержание указанной брошюры. Горячо приветствуем ее и желаем ей самого широкого распространения».
30 марта в «Правде» помещена статья М.И. — ной «Труд и борьба», посвященная работе Крестьянского съезда, проходившего в Ярославле с 19 по 21 марта, на котором присутствовало полторы тысячи делегатов. Рассказывая о вопросах, обсуждавшихся на съезде, Мария Ильинична особо подчеркивает возросшую активность и политическую сознательность крестьян, не позволяющих Временному правительству забыть данные им обещания по крестьянскому вопросу.
Очень интересен и важен обзор «Провинциальная рабочая печать о войне», сделанный Марией Ильиничной и помещенный в 22-м номере «Правды» от 31 марта. «Российская революция дала рабочему классу в числе прочих свобод и свободу печати, — начинает свой обзор Мария Ильинична. — И как грибы после теплого летнего дождя стали появляться один за другим в различных городах и городишках необъятной России рабочие органы, громко зазвучал пролетарский голос, придушенный вековым деспотизмом».
Уже перечень изданий, из которых Мария Ильинична берет материал, говорит о связях «Правды» с различными районами страны. Сюда, на Мойку, приходят экземпляры Красноярских, Харьковских, Омских, Одесских, Кинешемских известий Советов рабочих и солдатских депутатов. Мария Ильинична цитирует газеты «Южный рабочий», «Кавказский рабочий», «Пролетарий», «Наша жизнь» и другие. Редакция «Правды» внимательно следит за положением на местах и немедленно реагирует на важнейшие события в разных уголках страны.
Мария Ильинична чрезвычайно оперативно связывалась с заводами и фабриками, составляла и распространяла специальные анкеты и опросные листки для выяснения положения на местах, насущных нужд рабочих и работниц. 1 июня от имени ЦК РСДРП (б) она обратилась к партийным группам с письмом: «...очень просим товарищей давать нам возможно чаще и точнее ответы по намеченным вопросам...»
С утра до глубокой ночи Мария Ильинична вместе с сестрой задерживались в редакции. Часами они разбирали письма с фронта — писали солдаты с Украины и матросы с Балтики, и все спрашивали одного совета: как быстрее кончить войну? «К нам многих, — вспоминала Мария Ильинична, — не разбирающихся еще в политических партиях и их программах, влекло горячее стремление выйти как можно скорее из войны, а путь к этому они видели только один — тот, что указывала «Правда». И таких писем ежедневно приходили десятки: письма в конвертах, пропахших «дымом войны».
В редакцию шел народ с фабрик и заводов. В те бурные дни М.Ульянова, как секретарь редакции, принимала ежедневно десятки посетителей, а то и делегации от рабочих самых различных предприятий.
Положение в Петрограде было крайне тяжелым, неумолимо надвигался голод... На фабриках и заводах, в различных районах столицы то и дело вспыхивали стачки и забастовки. И предприниматели, желая сорвать очередную забастовку, объявляли повсеместно «локауты», увольняя сотни и сотни людей под видом «разгрузки» или закрытия предприятий. По инициативе Марии Ильиничны была организована материальная помощь семьям бастующих рабочих.
3(16) апреля днем на Широкую улицу в квартиру Елизаровых поступила телеграмма из Торнео с сообщением о приезде Ленина в Петроград. Рабочие с нетерпением ждали, возвращения своего вождя. В Белоостров Владимира Ильича и Надежду Константиновну приехали встречать сестрорецкие рабочие и работницы со знаменами в руках, родные и близкие товарищи.
Тут же на вокзале состоялся краткий митинг, где Ленин выступил с речью, в которой он сказал о значении Февральской революции и о необходимости дальнейшей борьбы за свершение социалистической революции. Владимир Ильич был необычайно взволнован и радостно возбужден. По дороге из Белоострова в Петроград, когда все разместились в вагоне вокруг Ильича, он буквально засыпал вопросами встречавших его товарищей. Он расспрашивал о положении дел в столице, о настроениях и вдруг выразил опасение, что Временное правительство, узнав о его приезде, может дать указание арестовать его. «Но вместо ареста его ждала на Финляндском вокзале еще более торжественная встреча. У всех, кто присутствовал при ней, встреча оставила неизгладимое, незабываемое впечатление. К моменту прихода поезда вся площадь и прилегавшие к ней улицы были заполнены народом. Тут были десятки тысяч рабочих и работниц, пришедших со своими знаменами. На перроне был выстроен почетный караул из матросов флотского экипажа, солдат пулеметной роты, Московского и Преображенского полков. При появлении Владимира Ильича солдаты и матросы взяли на караул, а военный оркестр заиграл «Марсельезу». Выслушав рапорт, Владимир Ильич обратился к почетному караулу с лозунгом:
«Да здравствует социалистическая революция».
...Выйдя на площадь, Владимир Ильич сел было в приготовленную для него легковую машину, но рабочие делегации, громко приветствовавшие его, потребовали, чтобы он вышел из машины и поднялся на броневик. Освещенный прожектором броневик тронулся к дому Кшесинской, а Ильич, обращаясь то в одну, то в другую сторону, приветствовал окружавших его рабочих и солдат, освободивших Россию от самодержавия. «Да здравствует социалистическая мировая революция!» — бросал Ильич в окружавшую многотысячную толпу» — так описывал очевидец приезд Ленина в Петроград.
Медленно двигалась за броневиком рабочая толпа. Во главе ее шла заводская и районная вооруженная милиция, по краям рабочие образовали цепь из своих отрядов. Прибыв во дворец Кшесинской, где разместился ЦК РСДРП (б), Ленин выступил с речью. В ней Владимир Ильич изложил главные ближайшие задачи, стоящие перед партией.
На другой день он выступает на собрании большевиков — участников Всероссийского совещания Советов рабочих и солдатских депутатов с докладом, в котором оглашает и разъясняет свои тезисы о задачах революционного пролетариата, вошедшие в историю как «Апрельские тезисы».
5 апреля в № 24 «Правда» публикует доклад Ленина, представленный исполнительному комитету Петроградского Совета под заглавием «Как мы доехали». А уже в 25-м номере газеты публикуется официальное извещение о том, что вернувшийся из эмиграции член центрального органа Владимир Ильич Ульянов-Ленин вступил в редакцию «Правды».
Вскоре Владимир Ильич сам взялся за редактирование газеты. С какой радостью Мария Ильинична работала вместе с братом. Это было увлекательное и счастливое содружество выдающихся журналистов; это был один из самых блестящих периодов «Правды».
Ленин уделяет «Правде» много внимания. Его материалы ежедневно печатаются в газете, иногда их несколько в одном номере. В первые недели он опубликовал ряд статей — «Луиблановщина», «О двоевластии», дал разъяснение основных идей «Апрельских тезисов».
Владимир Ильич поселился у Анны Ильиничны на Широкой улице, в доме № 53. Теперь по утрам все вместе собирались в большой комнате за чайным столом, обсуждали последние новости. Мария Ильинична торопилась рассказать о редакционных новостях, о встречах с фронтовиками и рабочими. Вместе обсуждали содержание следующего номера. Как всегда, у Владимира Ильича утром был готов свежий материал. И Мария Ильинична, забрав его с собой, пешком отправлялась на Мойку. Владимир Ильич в редакцию приходил редко, народ там всякий бывал, и в целях конспирации он появлялся только на особо важных совещаниях, которые обычно собирались поздно вечером, когда помещение редакции пустело.
Условия для работы в редакции были очень сложные: тесно, шумно, не хватало денег, транспорта, не было бумаги, не было самого необходимого.
Мария Ильинична впоследствии, вспоминая эти времена, писала: «Помню, какого невероятного труда стоило добиться станции по нашему редакционному телефону... когда кто-нибудь из нас брал телефонную трубку, раздавался голос: «Это что — «Правда»?» — «Нет, это ложь, а не правда», — восклицала телефонная барышня, бросая трубку. С такой же злобой, я сказала бы, почти с яростью, относились к приходящим в редакцию жильцы того дома, где помещалась «Правда». На просьбы указать, как пройти в редакцию, неизменно следовала самая грубая брань. На грех «Правда» помещалась на Мойке, у Невского, где жила такая публика, что на симпатии к большевикам нечего было рассчитывать».
Но «Правда» имела свой широкий круг друзей. Рабочие петроградских предприятий, солдаты-фронтовики, отдельные граждане отчисляли из своих скудных средств деньги и пересылали в редакцию «Правды» на нужды издательства.
Из номера в номер публикует «Правда» письма в газету, приветствия и названия организаций, приславших свою денежную помощь.
7 апреля 1917 года «Правда» опубликовала приветствия, в которых говорилось:
«Мы, солдаты мотоциклетной команды, шлем привет честно мыслящей и свободолюбивой газете «Правда» и жертвуем в ее железный фонд 43 серебр. и 1 бронзовую медаль.
Мотоциклетная команда штаба 3-й армии».
«Мы, солдаты нестроевых команд 172-го пех. зап. полка, шлем горячий привет нашей дорогой газете «Правде» за ее смелую борьбу против буржуазной печати в деле завоевания свободы и заявляем, что мы, солдаты, всегда будем идти с нею рука об руку и поддерживать ее выступления.
Председатель общего собрания Бодров
Секретарь А.Титов».
В редакции был назначен специальный сотрудник для получения и хранения денежных средств, поступающих от организаций и граждан. Все это строго учитывалось и постоянно публиковалось в печати; печатали списки организаций и даже имена отдельных граждан, приславших деньги.
Авторитет газеты неуклонно рос, но тучи над ней сгущались. Нередко враждебные демонстрации сворачивали с Невского на Мойку, к редакции «Правды». И хотя помещение редакции охранялось вооруженными рабочими, работать становилось сложнее и сложнее. Тем не менее Мария Ильинична никогда не покидала помещение редакции, даже когда под окнами шумели черносотенцы.
Однажды вечером, в разгар напряженной работы, вбежал взволнованный товарищ и сообщил, что недалеко в переулке собралась враждебно настроенная толпа. В редакции находился Владимир Ильич, он готовил очередной номер. Надо было немедленно уйти. Взяли первого попавшегося извозчика и тотчас уехали на квартиру одного очень надежного товарища на Невский проспект, 3, там в прихожей ему навстречу выбежали две барышни с возгласом «Идем бить Ленина», направились к выходной двери. К счастью, в прихожей был полумрак, и В.И. остался неузнанным».
И все-таки на другое утро Владимир Ильич вместе с Марией Ильиничной снова был в редакции.
Все эти дни Мария Ильинична очень волновалась за безопасность брата. Реакция наступала... Грандиозная июльская демонстрация насмерть испугала русскую буржуазию и ее англо-французских союзников. И вновь улицы и проспекты Петрограда обагрились кровью трудящихся.
Начались аресты и обыски на рабочих окраинах, насильственно разоружались революционные полки, шли аресты и среди солдат.
Главный удар теперь был направлен против большевистской партии, против Ленина.
Юнкера разгромили типографию «Труд», арестовали наборщиков. Нужно было ждать нападения на редакцию «Правды». События развертывались бурными темпами, Временное правительство торопилось расправиться с большевистским органом печати.
В ночь на 5 июля отряд юнкеров ворвался в помещение «Правды». Перевернули все вверх дном, выбили стекла, переломали мебель, разбросали все материалы, долго искали что-то...
После налета юнкеров Яков Михайлович Свердлов немедленно направился к Елизаровым на Широкую улицу. К счастью, он застал Владимира Ильича и настоял на необходимости для Ильича тотчас же покинуть дом сестры. Он набросил на Ленина свое пальто, и они, никем не замеченные, ушли на другую нелегальную квартиру.
Мария Ильинична и Надежда Константиновна встревожились, нужно было ждать обыска, пришлось спешно ликвидировать и прятать важные документы и материалы. Впоследствии Мария Ильинична вспоминала: «Поздно вечером на нашей тихой, безлюдной улице (мы жили в конце Широкой улицы Петроградской стороны) раздался грохот огромного грузовика, который остановился около нашего дома. «Это к нам, это они!!» — воскликнула я. И действительно, подойдя к окнам, мы увидели, что грузовик остановился около дома, в котором мы жили, и солдаты уже направляются к подъезду... а через несколько минут раздался звонок и громкий стук в дверь. Мы открыли тотчас... и вся наша квартира наполнилась свирепой толпой юнкеров и солдат с ружьями в руках. Они едва предъявили нам ордер на обыск и уже принялись спешно за разыскивание того, за чем приехали. Помощник начальника контрразведки с двумя или тремя офицерами и солдатами направились в комнату, где жил Ильич, остальные заняли все другие комнаты.
Хотя мы и сказали, что Ильича в квартире нет, они принялись все же искать его всюду, где только можно было предположить, что может спрятаться человек: под кроватями, в шкафах, за занавесками окон и т.п. Потребовали ключи и, когда я открывала ту или иную корзину или сундук, набрасывались и прокалывали содержимое штыками...
В комнате Владимира Ильича, где был помощник начальника контрразведки и двое-трое офицеров, обыскивающие держались более сдержанно».
Мария Ильинична спокойно стояла у двери и смотрела, как офицеры, перерыв все, забрали часть бумаг. Они выспрашивали ее, где она последний раз виделась с братом, куда он мог пойти в такой поздний час. Тем временем двое солдат, подобрав пачку писем, внимательно просматривали их. Мария Ильинична узнала эти письма с фронта, от солдат, солдаты благодарили Ленина, указавшего им путь к окончанию кровопролитной войны. Мария Ильинична видела на лицах читавших солдат недоумение: «Как! Немецкому шпиону, предателю интересов родины, которого они пришли арестовать как своего злейшего врага, их товарищи по оружию, солдаты из окопов, пишут такие письма».
Один молодой офицер все обращался к Марии Ильиничне с вопросами: его интересовало, где жил Ленин последние годы, чем занимался, какие книги написал. Он даже выразил желание посмотреть некоторые из них и взять почитать, но его товарищи стали делать ему знаки, показывая, что в данной ситуации это совсем неудобно. Офицер вконец сконфузился и замолчал.
Один из офицеров настойчиво допрашивал Надежду Константиновну, да так ничего и не мог добиться.
Мария Ильинична, не выдержав, сказала: «Ведь и по старым царским законам жена не обязана была выдавать своего мужа». Все замолчали...
Ничего не найдя, офицеры ушли, забрав с собой Надежду Константиновну, Марка Тимофеевича и домашнюю работницу. Продержали их несколько часов. Снова допрашивали всех по очереди и отпустили глубокой ночью. А через несколько дней, 9 июля, на Широкую улицу влетел грузовик с солдатами, и все повторилось снова. Искали даже на кухне, допрашивали прислугу. Оцепили весь дом и прилегающий пустырь. Растаскивали бревна, лазили в подвал, наконец, произвели обыск у соседей. Ничего и там не найдя, офицер дал команду солдатам отправляться в участок, оставив засаду в квартире. Третий обыск был проведен, когда Владимир Ильич уже находился в Финляндии.
7 июля 1917 года правительство Керенского отдало распоряжение об аресте Ленина и о привлечении его к суду. Кадеты и меньшевики в своих газетах в категорической форме требовали явки Ленина на суд.
Этот вопрос обсуждали на экстренном совершенно секретном совещании большевиков. Собравшиеся, в том числе и Мария Ильинична, категорически протестовали против решения Владимира Ильича явиться в суд и там дать бой Временному правительству.
ЦК обязал Владимира Ильича немедленно уйти в подполье и уехать из столицы. Ленина поселили недалеко от Сестрорецка, на станции Разлив, у проверенного товарища, рабочего завода Н.А.Емельянова.
Несколько членов ЦК были арестованы и заключены в Петропавловскую крепость. Партия большевиков перешла на полулегальное положение, но тем не менее численность ее рядов неустанно росла. И к моменту открытия VI съезда она насчитывала 240 тысяч членов, в три раза больше, чем в апреле 1917 года. ЦК РСДРП (б) в короткий срок добился небывалого сплочения всей партии.
VI съезд партии открылся в Петрограде 26 июля. Работа его проходила полулегально. Владимир Ильич не мог присутствовать на съезде, но он руководил его работой. В Разлив к Ленину приезжали члены ЦК. Ленин передал в президиум съезда тезисы «О политическом положении» и две статьи: «К лозунгам» и «Уроки революции». Эти работы, по существу, легли в основу резолюций съезда.
Основными вопросами съезда были: политический отчет ЦК и вопрос о политическом положении. В основу доклада были положены установки Ленина о неизбежности вооруженного восстания.
В статье «Уроки революции» Ленин писал: «Революционные рабочие, если их поддержат беднейшие крестьяне, одни только в состоянии сломить сопротивление капиталистов, повести народ к завоеванию земли без выкупа, к полной свободе, к победе над голодом, к победе над войной, к справедливому и прочному миру».
VI съезд наметил курс партии на вооруженное восстание. И все его решения были подчинены одной задаче — подготовить массы к выполнению этого курса. Были обсуждены вопросы о взаимоотношении партии и профсоюзов, о союзах молодежи, обсуждена экономическая платформа партии.
Одним из вопросов на съезде был вопрос о явке Ленина на суд Временного правительства. Съезд единодушно высказался за неявку Ленина на суд и выразил протест против возмутительной травли вождя революционного пролетариата.
Съезд избрал Ленина председателем и послал ему приветствие. 29 июля 1917 года VI съезд РСДРП (б) избрал В.И.Ленина в члены ЦК.
Через два дня после окончания съезда, 5 августа, резолюции его были опубликованы в качестве приложения к центральному органу партии — газете «Рабочий и солдат».
Еще 15 июля была запрещена «Правда», разгромлена редакция. Но прошло немного времени после ее разгрома, и вот уже рабочие читали свежие номера другой большевистской газеты — «Листок правды». Теперь газета печатается с большой осторожностью, в глубоком подполье.
Когда был запрещен «Листок правды», тотчас на смену выходит «Рабочий и солдат», а позднее — «Пролетарий», «Пролетарское дело».
Большевистский орган печати еще и еще раз будет менять название: «Рабочий», «Рабочий путь», но ни на один день не прекратит своего существования.
Этим «Правда» была обязана и Марии Ильиничне.
Целиком отвечая за выпуск каждого номера газеты, Мария Ильинична выполняла еще ряд поручений ЦК и, самое главное, была постоянным связным Владимира Ильича. Когда Ленин, вернувшись из Финляндии в Петроград, поселился на последней конспиративной квартире у М.В.Фофановой — решено было скрывать его местонахождение даже от членов ЦК.
М.В.Фофанова рассказывала авторам этих строк: «...Квартира моя была строжайшим образом законспирирована, и о том, что у меня поселился Владимир Ильич, знали только Надежда Константиновна, Мария Ильинична и связной Владимира Ильича — Э.А.Рахья». Мария Ильинична присутствовала на всех заседаниях ЦК, и каждый раз у нее были инструкции Владимира Ильича, которые она доводила до сведения членов ЦК. Таким образом, благодаря Марии Ильиничне на всех заседаниях как бы незримо присутствовал Ленин, это было очень важно в тот момент.
Близился октябрь... Положение в столице было напряженным... По улицам проходили патрули, проверяли документы.
В центре окопались юнкера, повсюду стояли пушки, пулеметы, у которых дежурили офицеры и солдаты... На рабочих окраинах возводились баррикады. Вооружались рабочие отряды, красногвардейцы уходили к Смольному. 24 октября Временное правительство решило развести мосты, чтобы отрезать рабочие окраины от центра, но по приказу Военно-революционного комитета, созданного при Петроградском Совете для руководства восстанием, красногвардейцы успевают занять все мосты.
24 октября, тотчас после прибытия Ленина в Смольный, мотоциклисты доставили на фабрики, заводы, в воинские части приказы о выступлении. Восстание началось...
К утру 25 октября все мосты через Неву, телеграф, центральная телефонная станция, радиостанция, вокзалы, электростанции, Государственный банк и многие другие государственные учреждения были заняты красногвардейцами, революционными матросами и солдатами. Кроме Зимнего дворца, где спряталось Временное правительство, весь город был в руках революционных войск и рабочих.
Рано утром Военно-революционный комитет выпустил написанное Лениным историческое обращение «К гражданам России», извещавшее народы России о свержении Временного правительства и переходе власти в руки Военно-революционного комитета во главе с большевиками.
Телеграфные провода несли весть о победе революции в самые далекие города и села России. Весь день и ночь телеграф передавал текст воззвания II Всероссийского съезда Советов «К рабочим, солдатам, крестьянам!».
Днем 26 октября на заседании ЦК, проходившем под председательством Ленина, был рассмотрен вопрос о составе Советского правительства. Приглашенные для переговоров представители левых эсеров отказались от участия в правительстве, и ЦК решил составить правительство из одних большевиков.