Основной изъян капитализма заложен в самой его конструкции. Капитализм — это не два класса эксплуататоров и эксплуатируемых. Капитализм — это иерархическая пирамида, где всякий прямо или косвенно эксплуатирует нижестоящих и эксплуатируется вышестоящими, каждый одновременно является в разных соотношениях и вампиром и донором. Зачастую это происходит опосредованно. Например, пролетариат Северной Америки и Западной Европы имеет сегодня более чем высокий уровень жизни, но не благодаря высокой производительности своего труда. Как раз наоборот, производительность труда азиатов значительно выше по причине более развитой производственной культуры, дисциплинированности и неприхотливости. Но западный капитал делится со «своими» рабочими частью прибылей (овеществленным трудом рабочих из стран Третьего мира) через высокую заработную плату и развитую систему социальных гарантий. Зачем? Исключительно потому что у себя дома хозяева мира желают жить в комфортных условиях, не опасаясь жакерии, голодных бунтов, преступности и массовых эпидемий.

Принятое в классическом марксизме деление на два класса — эксплуататоров и эксплуатируемых — абстракция, совершенно оторванная от жизни. Пролетарий Германии и Франции, каких бы левых политических взглядов он ни придерживался, косвенно является эксплуататором для своего латиноамериканского, африканского и азиатского собрата. Так, например, рабочий сборочных конвейеров заводов «Форд» в Европе, производя продукции на 100 условных единиц, в среднем получает зарплату 116 условных единиц, а рабочий на грязном и тяжелом шинном производстве в Бразилии имеет 18 условных единиц зарплаты, произведя продукции на ту же сотню. Поскольку в собранном автомобиле 80 % труда принадлежат китайским, бразильским и индийским рабочим, то владельцы автоконцерна извлекают прибыль даже несмотря на то, что сборочные заводы в Европе нерентабельны. Если же учитывать, что европейский рабочий зачастую владеет акциями своего концерна или иными ценными бумагами, то по этому формальному признаку его можно отнести к буржуазии, поскольку он de ure является собственником средств производства. Да, такое старина Маркс даже представить себе, наверное, не мог.

Помимо собственно заработной платы низы так называемого «золотого миллиарда» получают неслыханно много благ через систему общественных фондов и потребительский рынок. Общество потребления построено на парадигме, что потребителем является абсолютно каждый, а значит, потребительские товары должны быть дешевы, чтобы быть доступны всем. Даже бедный европеец считает автомобиль предметом первой необходимости, и он легко может его приобрести. 10 тысяч евро — это не такие уж великие деньги даже для безработного, получающего пособие. Но дешев этот автомобиль лишь потому, что 80–90 % труда в нем — это труд нищих и голодных рабочих Азии и Латинской Америки, которые своим горбом поддерживают благополучие потребительского рая в Североатлантическом центре капиталистической миросистемы.

Я бы не стал умиляться росту левого движения в Европе, поскольку оно служит не уничтожению, а стабилизации мировой капиталистической системы. Ведь европейские левые требуют от «своих» капиталистов лишь больше социальных благ для себя, они не хотят уничтожения капитализма, как такового. Они уже сегодня живут не по средствам, хотя, возможно, и не понимают этого. По сути низы европейского общества требуют сильнее грабить Третий мир, дабы поддерживать в исправности привычную систему социальных гарантий и высокий уровень жизни, обещая взамен свою лояльность и поддержку политики верхов, направленную на угнетение остальных стран планеты.

Опять ловлю себя на мысли, что не совсем оригинален в своих рассуждениях. Примерно то же писал и Маркс еще полтора века назад. Правда, не совсем то же. Его умозрительная концепция двухклассового антагонистического общества слишком примитивна, искусственна, и имеет мало общего с многослойно-пирамидальной структурой капитализма с его гибкой системой противовесов, обеспечивающей внутреннюю стабильность. Глобальное разделение труда возникло отнюдь не сегодня, оно существовало и в те годы, когда Маркс строчил «Капитал». Но тогда оно еще не привело столь явно к ситуации, при которой европейский пролетарий становился эксплуататором по отношению к своим собратьям по классу с капиталистической периферии, хотя тенденции к этому обозначились весьма явно.

Не стоит осуждать бородатого классика за его промах, ведь очень сложно заглянуть в будущее хотя бы на месяц или на год. Но сегодняшним марксистам следует четко определиться, в чем Маркс ошибся, иначе они снова окажутся в пролете. Практика напрочь разбила многие догматы марксизма, например, постулат о ведущей роли промышленного пролетариата в переходе от капиталистического общества к социалистическому. Самой большой, на мой взгляд, ошибкой Маркса стала его концепция последовательной смены формаций, по которой к социализму должны переходить именно наиболее развитые капиталистические страны посредством восстания сознательного пролетариата, который сознательным становится в результате длительной борьбы за свои права.

В XX в. абсолютно все революции, которые принято именовать социалистическими, имели место быть не в промышленно развитых странах, а на аграрной периферии капиталистической системы. Даже в самой развитой из числа этих стран — Российской империи, 85 % населения составляло крестьянство, которое и стало основным двигателем (точнее — топливом) революции. Испанская революция второй половины 30-х годов хоть и оказалась неуспешной, но произошла в самой крестьянской стране Западной Европы, и ключевым вопросом ее был аграрный вопрос.

Ошибка Маркса тем более опасна, что является фундаментальной ошибкой. Классический марксизм характеризовался не просто непониманием социальной роли крестьянства, но был отмечен тенденциозным социальным расизмом. На крестьянство в целом был повешен ярлык «реакционного» «мелкобуржуазного» класса, враждебного революции и прогрессу. Несмотря на то, что труд крестьянина был столь же тяжел, как и труд промышленного рабочего, основоположники отказывали земледельцу честь принадлежать к рабочему классу, считая его тупым и ленивым рабом, чуждым свободе и культуре. Следствием победы пролетарской революции они видели установление господства пролетариата над крестьянством на тех же самых принципах, какими руководствовалась буржуазия по отношению к пролетариату.

Маркс и Энгельс оправдывали это тем, что крестьянству чужд прогресс, а пролетариат — его носитель и потому он имеет историческое право угнетать враждебные «антиисторические» классы. Рассуждая похожим образом, они одобряли и колониальную систему, несмотря на то, что она носила характер исключительно жестокой эксплуатации и подавления. Ведь эксплуатации подвергалась аграрная цивилизация Третьего мира, к которой основоположники марксизма относились с нескрываемой неприязнью.

Эта неприязнь порой принимала патологический характер зоологического расизма. Энгельс уверенно рассуждал, что растительная пища, бедная белком приводит к уменьшению массы мозга и умственных способностей человека. Правда, в данном случае он приводил «научный» пример индейцев Центральной Америки, возделывающих маис, но нам с вами стоит помнить, что пища русского крестьянина была почти исключительно растительной. Следовательно, всех их герр Энгельс, регулярно употребляющий говяжий бифштекс и стейк лосося, скопом записал в разряд биологически неполноценных дегенератов.

Тезис о боевом содружестве пролетариата и крестьянства в борьбе против эксплуататоров, развитый Лениным в цельную политическую доктрину, носит совершенно антимарксистский характер. Первым об этом союзе страстно заговорил Михаил Бакунин, за что был нещадно обруган Марксом, предан анафеме всею марксистской уммой и изгнан из I Интернационала. Да, Ильичу очень повезло, что Карл Маркс не дожил до XX столетия, иначе его ересь встретила бы столь же истерический отпор. Впрочем, на протяжении всей его карьеры он подвергался нападкам за свой отход от основных постулатов марксизма. К счастью Ленин был марксистом большей частью на словах, чем на деле, иначе бы социалистический эксперимент в России закончился в 1918 г. при первых же потугах установить режим эксплуатации крестьянства пролетариатом.

Ход истории заставляет в корне пересмотреть аксиоматику истмата, но марксисты панически боятся этого. Куда проще эксплуатировать привычные лозунги, символы и совершенно устаревшую терминологию, пытаясь приладить их на потребу дня. Если взглянуть на реалии мировой экономики непредвзято, картина станет намного сложнее, чем в классическом голливудском вестерне, где есть хорошие парни в белых шляпах и плохие парни с черными платками на мордах. Какими бы милыми ребятами не казались левые камрады из сытой Европы, они не могут быть союзниками в борьбе с капитализмом, ибо на деле выступают не за его уничтожение, а за модернизацию, точнее сказать, гуманизацию системы по отношению к 500 миллионам потребителей Старого Света. Их интернационалистская риторика — словесная шелуха. Они за более справедливое распределение материальных благ в пользу себя любимых, и именно поэтому за ними идет определенное число «сознательных» сограждан. Но они не могут сегодня протестовать против искоренения эксплуатации человека человеком, то есть против паразитизма, ибо это означает, что западноевропейский обыватель должен отказаться от привычного высокого уровня жизни за счет нищеты, царящей в желтом и черном мире.

Как только массы европейских бюргеров почувствуют такую перспективу, они мгновенно отвергнут всякую левизну, потому что ни один нормальный обыватель не будет сознательно осложнять свою жизнь во имя принципа справедливости. Он с пеной у рта требует социальной справедливости только тогда, когда рассчитывает поиметь с этого персональную выгоду. Но если справедливость означает, что ему придется с кем-то делиться, то расклад получается совсем иной, и под справедливостью тот же обыватель начинает подразумевать сохранение status quo, борясь за это с удвоенной энергией.

Да, неолиберализм в своем сегодняшнем выражении отвратителен, но он имеет надежную базу в виде «золотого миллиарда» человечества, где торжествуют идеи паразитизма и алчности, формируемые потребительским обществом, совокупностью всех его институтов, в том числе институтами социального государства. Где-то этот паразитизм смотрится гламурно, и вкусно пахнет, как в старушке-Европе. Там сытые и добродушные бюргеры смачно потребляют легкодоступные им материальные ценности, изготовленные дешевым трудом заморских туземцев. И желают потреблять еще и еще. А где-то паразитизм выглядит очень непристойно, как на Филиппинах, где 12-летних девочек и мальчиков отдают в бордели, чтобы те ублажали за пару евро извращенцев из той же Европы. Пардон, слово «извращенцы» сегодня звучит неполиткорректно. Коль у нас потребительское общество, то извращенцев следует называть потребителями нетрадиционных сексуальных услуг.

Та справедливость, которой добиваются евролевые — это справедливость для избранных, основанная на паразитизме. Это справедливость в понимании алчных животных, которые считают справедливым свое право паразитировать на других. Западноевропейское общество, не говоря уж о североамериканском, паразитарное по отношению к подавляющей части человечества. Допустим даже, что «добрая» и «социально ответственная» европейская буржуазия пойдет евролевым на уступки и материальные блага несколько перераспределятся в верхних этажах глобальной иерархии. В Европе вновь воцарится идиллия 70-х, но для подавляющей части человечества это ровным счетом ничего не изменит, кроме того что обделенными посчитают себя теперь капиталисты, и уж они постараются компенсировать потери за счет усиления эксплуатации Третьего мира.

Вот в этом и кроется главная, неустранимая слабость капиталистического общества, которая неизбежно приведет к его смерти. Не рост классовой борьбы вызовет смерть капитализма, а рост паразитизма. Предлагаю рассмотреть проблему на элементарном примере. Представьте себе, что 100 человек попали на необитаемый остров. Самый ушлый уркаган сколотил банду из девяти головорезов и эта компания стала паразитировать на 90 своих собратьях, заставив их выращивать для них еду на грядках. Однако эксплуатируемые рабы преодолели разобщенность и начали готовиться к восстанию с целью истребить паразитов. Те это вовремя поняли и по наущению главного уркагана стали делиться частью присваиваемых продуктов с 20 самыми сильными рабами, сделав их надсмотрщиками. Причем надсмотрщики стали получать еды больше, нежели они могли бы иметь в случае распределения производимых продуктов поровну между всеми 100 жителями острова. Было на острове десять паразитов, а стало 30. Но 70 человек все же сильнее 30, и процесс повторился с тем же результатом. Теперь уже надсмотрщики, боясь, что быдло восстанет и установит коммунизм, наняли себе каждый по помощнику-оруженосцу из числа рабов, делясь с ними частью своей доли. Возникает некое равновесие — 50 эксплуататоров приходится на 50 эксплуатируемых.

Численно силы теперь равны, и выигрывает тот, кто будет более организован. Теоретически паразиты сильнее, ибо опираются на интеллект главного уркагана и организованную вооруженную силу надсмотрщиков и их оруженосцев, но… Иерархия!!! Оруженосцы тоже считают себя обиженными надсмотрщиками, так как те питаются лучше, а надсмотрщики завидуют 10 высшим паразитам и главному урке, ибо считают себя ничуть не хуже их. Между ними начинается борьба, которая то обостряется, то затухает в моменты, когда рабы готовы поднять восстание. Исход этой борьбы предсказать нетрудно, учитывая, что 30 надсмотрщикам и их оруженосцам противостоит всего 10 верховных рабовладельцев. Делиться надо по справедливости, а кто не хочет — того под корень! Короче, в результате революции касту верховных рабовладельцев, включая главаря, надсмотрщики и оруженосцы физически истребили и учредили республику (Свобода! Равенство! Братство!), после чего начали между собой длительную борьбу за право доминировать в ней. Побеждать в ней стал тот, кому удавалось привлечь на свою сторону рабов, обещая тем послабление, но былую уркаганскую власть никто так и не смог получить, ибо остальные паразиты тут же сплачивались против победителя в междоусобной борьбе.

В итоге всех этих перипетий через некоторое время установился такой «демократический» режим, при котором на 50 плебеев пришлось 40 равноправных между собой патрициев. Отношения между последними регулируются на основе договора. Численный перевес в пользу плебеев стал опасен, и запахло новым восстанием под лозунгом полного равенства всех жителей острова и запрета паразитирования. И тогда патриции идут на беспрецедентный шаг, постановив, что отныне любой раб может стать патрицием, если окажется более сильным и хитрым, чем остальные рабы. Определена квота в 10 штатных единиц. Сие именуется социальной мобильностью. И рабы тут же забыли о восстании и начали бороться между собой, пытаясь «выбиться в люди», потому что быть патрицием все же более выгодно, чем просто работать и делить полученный продукт поровну. Все это неизбежно вело к тому, что число рабов постепенно сокращалось, а количество паразитов росло. Таким образом, рост числа паразитов подрывал базу паразитирования. Паразитам доставалось все меньше и меньше, что вынуждало их вести борьбу между собой (равноправие равноправием, но прав тот, кто сильнее), но на этот раз война шла уже на уничтожение, ибо количество продуктов все уменьшалось, а количество едоков росло. Это уже начало конца, когда иерархия перестает быть незыблемой, структура общества разрушается и начинается просто борьба всех против всех, когда каждый сам за себя.

Идея паразитирования привлекательна для масс лишь тогда, когда имеется возможность или хотя бы сохраняется иллюзия возможности самому войти в число паразитов, занять более высокую ступеньку в иерархии. Что же будет причиной прозрения для «пролетариата» благополучного Запада? Тут всего два варианта:

— Полная утрата западной буржуазией чувства самосохранения, отказ от социального государства и переход к политике закручивания гаек. Это я считаю крайне маловероятным. Но даже если оное произойдет, и в результате всеобщего восстания (можно назвать это восстанием среднего класса) буржуазная верхушка будет уничтожена, то это будет означать по аналогии с описанным выше островом лишь уничтожение 10 верховных рабовладельцев со своим паханом и установление справедливости для патрициев. В целом это не приведет к искоренению мировой паразитической системы.

— Цепная реакция национальных восстаний против диктата мирового рынка в отсталых странах Третьего мира, что катастрофически подорвет базу паразитизма в планетарном масштабе. В этом случае мировая капиталистическая система издохнет не потому, что в Лондоне, Париже и Вашингтоне произойдут социалистические революции, как предрекал Маркс, а в точном соответствии с пророчеством товарища Че о том, что тысячи маленьких Вьетнамов убьют большие Соединенные Штаты. Нет, конечно, США останутся на месте. Но американцам, ныне обжирающим весь мир, придется жить своим трудом, полностью обеспечивая внутренний рынок, к чему их призывал в свое время выдающийся человек и успешный капиталист Генри Форд. Разумеется, американцы быстро вспомнят, как надо работать. Только вряд ли они позволят паразитировать на себе кучке алчных кровососов, которые ныне, обирая весь мир, кидают им крохи со своего барского стола.

Образно это можно представить так: оставшиеся на острове 40 рабов взбунтовались и сбежали в лес, где стали жить либо совместно добывая пищу, либо каждый сам по себе. Для расплодившихся паразитов наступили черные дни. Рабы окончательно вышли из под контроля. Заставить работать их невозможно, убить — тоже нельзя, ибо работать станет некому. Значит надо работать самим или превратить в раба ближнего своего. Но ближний патриций просто забыл, что значит работать, да и желания такого не имеет, так же намереваясь паразитировать на своем собрате. Запасы пищи между тем подходят к концу. Кровавый финал самоистребления паразитов можете дорисовать в своем воображении самостоятельно.

Я, конечно, обрисовал вам историю революции на острове очень упрощенно, например, не принимая во внимание фактор повышения производительности труда вследствие развития технологий, но исключительно для того, чтобы сконцентрировать внимание на главном. Капитализм основан на паразитировании, а увеличение числа паразитов ведет к сужению базы паразитирования, что в конечном итоге приводит к критическому нарушению равновесия системы. Сегодняшняя паразитическая мировая элита чувствует приближение этого кризиса и отлично понимает, что оттянуть его можно только законсервировав, «заморозив» иерархию. Это значит: социальная мобильность остается в прошлом, что вызовет противоречия между теми кто успел «устроиться», занять достойные места в иерархии паразитов, и теми, кто свято уверовав в принцип социальной мобильности, яростно пытается пробиться в число избранных. Паразиты начнут пожирать паразитов, и если в это время восстанут рабы — даже не ради высоких идеалов, а просто добиваясь более сытной похлебки — это может стать смертельным ударом по мировой паразитарно-капиталистической системе.

В архаичных обществах стран Третьего мира эгалитарные социалистические принципы утвердятся гораздо легче, нежели в промышленно развитых странах, имеющих более сложную иерархическую структуру. Те в свою очередь, лишившись источника поддержания стабильности своей иерархии, вынуждены будут переродиться. Но принципиально то, что решающий удар по глобальному капитализму будет нанесен не в центре, а именно на периферии миросистемы, куда, кстати, стремительно скатывается РФ.

Всякое восстание — есть проявление коллективной политической воли. Задача паразитирующих элит — уничтожить малейшие предпосылки для проявления массами осознанного протеста. Правящим кланам ни в РФ, ни в странах Запада не нужен народ, как культурно-историческая общность, ни нация, как социально-политический организм. Им нужно разобщенное потребительское быдло, чьи потребности и устремления легко контролируемы. Процесс переплавки народа в быдло осуществляется целенаправленно и непрерывно. Многих моих соотечественников, контактирующих с иностранцами, часто шокирует, насколько они обладают стерилизованными представлениями о прошлом даже своих стран, не говоря уж о мировой истории. Многие испанцы не знают, кто такой генерал Франко. Некоторые опросы показывают, что каждый пятый американец уверен, что атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки сбросили русские. Богатые страны способны потратить достаточно средств на образование своих граждан, однако на деле громадные деньги тратятся именно на стерилизацию их исторической памяти. Кажется, Дени Дидро принадлежит такое высказывание: «Народ, забывший свою историю, превращается в быдло». Тысячу раз верно! Элитам нужно манипулируемое стадо, а не народ-носитель политической воли. Быдло не видит дальше своей миски.

Наверное, читателя не очень убедит мой довольно обширный личный опыт, из которого я вынес убеждение о том, что 95 % населения РФ — конченое быдло, он посчитает его субъективным. Поэтому приведу авторитетное мнение борца с капитализмом Ивана Горячки из Астрахани. 12 лет(!) он непрерывно возглавлял забастовочный комитет на судоремонтном заводе имени 10 лет Октября. Выводил на улицу тысячи людей, доводил до обморока губернатора, получал угрозы физической расправы. В своем интервью он заявил мне следующее:

«40 % людей; конечно, хорошие, а остальная публика — трусы, лицедеи и алкаши. Поднять народ — это очень-очень сложно, сегодня это практически невозможно. Нужно ждать еще лет эдак тридцать, когда его совсем опустят, чтоб дальше — уже только голодная смерть. Вот тогда он начнет шевелиться. Большинство — законченные трусы. Сами они против начальства вякнуть боятся, так как дрожат за свою шкуру, но не против, чтобы кто-то за них поборолся. И ведь потом они же тебя и обвинят во всех смертных грехах — не то сказал, не так сделал, не оправдал наших надежд, ты, мол, нас подставил…

… Страшно, когда для людей мерилом всего является колбаса, когда на нее он легко готов променять любые принципы. Не нужно ему никакой справедливости, лишь бы жрать сытно. Еще страшнее, что в этом ключе теперь воспитывают детей. Поэтому я и говорю, что народ восстанет, только когда почувствует угрозу голодной смерти, идеалы он давно променял на колбасу».

Следует учесть, что это было деликатно сказано для печати, чтобы не обижать своих товарищей. А при выключенном диктофоне он выразил свое отношение к «сознательности масс» в самых сочных и емких выражениях, привести дословно которые я не рискую как раз по причине их сочности и емкости. Другой яркий лидер рабочего движения, Александр Захаркин («Сургутнефтегаз»), деятельностью которого так восхищались наши левые мальчики и девочки, поскольку он, по их мнению, явил неоспоримое доказательство роста классовой сознательности пролетариата, об этом самом пролетариате высказался так:

«С хозяевами все понятно — в революцию их правильно «мочили». Но есть еще надсмотрщики, которые за сытную пайку сгноят любого, есть активные рабы, которые просто за пайку, продадут любого. А главная опора «упырей» — рабоподобные существа, бьющиеся за правду в курилке и писающие при виде начальства прямо в штаны, согнувшие спину и опустившие голову. Остальные рабочие просто пассивные. Они не против, что кто-то выступит и защитит их, а они придут домой, пивка попьют, телик посмотрят и спать». [79]

Абсолютно такое же мнение о сознательности масс выражают совершенно все активисты, которые занимаются системной, а не одноразово-показушной имитацией «борьбы» с режимом. Вот слова женщины, возглавляющей общество инвалидов в одном северном городе:

«Правительство нас обокрало, лишив тех льгот, которые были положены не только как инвалидам, но и жителям Крайнего Севера. Денежные компенсации — это издевка. Мы теперь не имеем возможности ни выехать бесплатно в отпуск, ни на лечение. Ко мне мои подопечные ходят и льют слезы крокодильи — ах, какие мы бедненькие, несчастные, ах, пожалейте нас. Я им говорю: «Нас — пять тысяч. Давайте выйдем на улицу, организуем митинг, пикетирование администрации, у нас есть хороший опыт в этом деле и, самое главное, есть реальный шанс, что пусть не все, но многие вопросы удастся решить на уровне субъекта федерации — в заксобрании имеются депутаты, которые готовы активно подержать нас». Ну и что? Никому это не нужно, все хотят, чтобы кто-то поборолся за них, а сами палец о палец не ударят — какая-то жуткая лень, помноженная на трусость. А чего, спрашивается им бояться? Ведь и терять им уже нечего!».

Но даже резкое ухудшение условий обитания не стимулирует развитее самосознания у homo sapiens. Этому препятствует другой инстинкт — инстинкт стадности. Животное не способно к творчеству — оно может действовать только «как все», так, как заложено природой. Конечно, со временем инстинкты совершенствуются, но само животное не способно побороть в себе власть инстинктов, действовать вопреки им. Недоразвитый человек также не в силах преодолеть примативность, а энергичные и сознательные вожаки не всегда находятся.

Руководитель совета жильцов общежития в Ухте после резкого повышения тарифов на коммунальные услуги рассказала мне следующее: «У нас стоят рядом две общаги. В нашей мы как-то пытаемся организовать людей на борьбу: постоянно пишем жалобы, проводим собрания, что-то требуем, приглашаем депутатов, собираем деньги с жильцов, чтобы самим сделать ремонт в коридорах. Поэтому у нас хоть более-менее пристойный вид жилье имеет. А в соседней точно такой же общаге на 163 комнаты не нашлось лидеров, просто активных людей — они живут в жуткой разрухе, грязи, вони. К нам, жителям общежитий относятся как к отбросам, но мы с этим не согласны, а наши соседи, видимо считают это само собой разумеющимся.

Впрочем, в нашей общаге большинство тоже такие же. Нам взвинтили цены на коммунальные услуги выше, чем владельцам благоустроенного жилья. Скажем те, кто является собственником двух комнатушек общей площадью 28 кв. м. должны платить по новым тарифам более шести тысяч в месяц! Если я приватизирую свою 12-метровую комнату, то стану платить не 1,2 тысячи, как сегодня, а уже 3 тысячи рублей! Мы добились визита к нам заместителя главы города, но на встречу с ним из нескольких сотен жильцов пришли всего 15 человек, да и те на вопрос о тарифах удовлетворились его заявлением, что все, дескать, законно».

В июле-августе 2006 г. в городах Сургуте и Лянторе, а до этого в Мегионе (Ханты-Мансийский автономный округ — Югра) происходили самые мощные выступления рабочих за постсоветские годы. Коллектив «Сургутнефтегаза» (четвертая по величине нефтяная компания РФ), насчитывающий более 80 тысяч сотрудников, буквально закипел. В Сургуте на митинг протеста против политики руководства вышли до 5 тысяч нефтяников и членов их семей, а в Лянторе, где все население едва превышает 30 тысяч, митинговало 3 тысячи протестантов. Чтобы оценить масштаб протестного движения, представьте, что в Москве собрались на Красной Площади и прилегающих улицах миллион человек, требующих повысить им зарплату и много еще чего в придачу. Правда, левые эти события как-то не особо заметили, многих гораздо больше волновало то, что им не дали вволю покуражиться в Питере на контрсаммите, который совпал по времени с сургутскими событиями. Но, как уже говорилось, левые сами по себе, а рабочее движение происходит совершенно независимо от них. Спохватились наши борцы за счастье трудового народа уже постфактум и, коль не удалось примазаться, принялись задним числом активно писать на своих партийных сайтах о нарастании классовой борьбы.

Да, внешне это выглядит, как борьба пролетариата за свои права, но так видится только из уютных московских офисов, где обитают самые пламенные деятели левого толка. Если посмотреть на эти события изнутри, то можно увидеть много интересного. Например, в Лянторе из трех тысяч протестантов нефтяники составляли примерно половину. Думаете, чувство солидарности заставило рыночных торговцев и работников сферы обслуживания примкнуть к акции протеста? Как бы не так! Расчет у них простой: город Лянтор монопрофильный, единственный смысл его существования — нефтедобыча, градообразующее предприятие — «Сургутнефтегаз». Зарплата нефтяников — это прибыль парикмахеров, торговцев, таксистов, проституток, рестораторов и стоматологов. Если «Сургутнефтегаз» повысит своим сотрудникам жалованье в два раза, как те требуют, тут же вырастут доходы и работников сферы услуг. Они это прекрасно понимают, и потому бьются вовсе не за счастье ближнего, а за свое собственное благосостояние.

Ничего плохого в этом нет, каждый должен думать о хлебе насущном. Но в том-то и дело, что здесь нет ничего более эгоистических соображений. Допустим, руководство «Сургутнефтегаза» пойдет на уступки рабочим и повысит им зарплату вдвое. Все будут довольны — и нефтяники, и рыночные торговцы, и проститутки. Даже свое начальство работяги возлюбят, как очень отзывчивое и щедрое. Но ведь ни политическая ситуация, ни устоявшаяся система экономических отношений при этом не изменятся! Все так же быдло будет гробить свое здоровье на буровых и трассах, а олигархи будут вывозить миллиарды за рубеж. Ну, пусть даже чуток поменьше, но принципиально ничего не поменяется.

А теперь представьте, что вдохновленные примером нефтяников, начнут бастовать бюджетники. Разве нефтяники или работники сферы обслуживания проявят хоть капельку солидарности с ними? Да нифига подобного! Бюджетники постоянно бастуют и даже объявляют голодовки уже 15 лет, в том числе и на «благополучном» нефтегазовом Севере, но я не помню ни единого случая, чтобы промышленные рабочие выразили хоть намеком свою «классовую солидарность». Этого не было, нет, и вряд ли будет, поскольку благополучие нефтяников не зависит напрямую от того, сколько получает врач или учитель. Когда нефтяник сыт, его вообще ничего не колышет, в чем я убеждался много раз. Классовое сознание, говорите? Да нет, животные инстинкты.

Нефтяники, и особенно газовики, чувствуют себя этакой привилегированной «рабочей аристократией», даже получая довольно смешные по московским меркам деньги — порядка 30 тысяч рублей. Это оттого, что остальные труженики, и особенно бюджетники, зарабатывают в разы меньше. Поэтому труднее всего поднять на классовую борьбу именно представителей самого революционного с точки зрения Маркса класса. Нет у пролетариата никакой сознательности. У отдельных его представителей вроде Захаркина есть, но таковых единицы! Остальные живут по законам стада.

Тут многие найдут, что возразить мне. Дескать, сам механизм классового антагонизма не позволит буржуазии пойти на уступки пролетариям и поднять им зарплату, так как это вызовет цепную реакцию протестного движения. Мол, для буржуазии прибыль — это святое. Но так могут говорить только те, кто не знаком с реальной жизнью. На самом деле руководство «Сургутнефтегаза» легко может погасить недовольство внутри трудового коллектива, и не понести при этом особых издержек, если будет действовать грамотно. То, что оно действовало не очень грамотно, вполне объяснимо. Эти люди профессионально умеют только… нет, конечно, не нефть добывать — с этим как раз у них обстоит не блестяще, а воровать и паразитировать. Подавлять открытый бунт они пока не умеют только потому, что раньше с этим не сталкивались, но господа буржуи быстро освоят искусство тушения локального социального пожара и даже совершенно бескорыстно поделятся опытом друг с другом.

Я готов и сам помочь руководству «Сургутнефтегаза» освоить мастерство дрессировки быдла. Принцип простой — надо воздействовать исключительно на скотские инстинкты. Когда речь идет о единичных случаях недовольства, то тут, разумеется, самый простой и дешевый случай — прямое насилие. Завелся смутьян, который подбивает товарищей к забастовке — уволить его, и нет проблем. Причем не просто уволить, а так, чтобы все поняли — его выбросили на улицу за то, что он осмелился выражать недовольство. Это производит парализующее воздействие на толпу — каждый начинает еще больше дрожать за свою шкуру и в таком состоянии быдло не в состоянии думать об абстрактных общих интересах и, тем более, консолидироваться для борьбы за них. Специально для тотального контроля за персоналом в «Сургутнефтегазе» была создана служба криминальной безопасности, в которую набирали бывших ментов, ибо профессиональные качества, необходимые надсмотрщикам за рабами, они уже приобрели во время службы в карательных органах.

Но если момент упущен, в толпе возникает такая критическая масса недовольных, которая способна заставить действовать остальных «как все», потому что если все бунтуют, то за ними, повинуясь стадному инстинкту, идут даже последние трусы. Инстинкт в высокопримативной человеческой особи всегда сильнее. Задача руководства нефтяной компании в этой ситуации значительно усложняется — надо подавить волнения с минимальными потерями. Выгнать всех бунтовщиков никак нельзя, поскольку нормальное функционирование предприятия будет невозможно, что приведет если не к убыткам, то к снижению прибыли. А прибыль — это святое.

Репрессивные действия порой способны только озлобить толпу, ибо в толпе чувство страха притупляется вплоть до утраты инстинкта самосохранения, зато направленное чувство ненависти приобретает разрушительную силу. Вывод напрашивается сам собой — нужно нарушить монолит стада, отделив активный элемент от пассивного. Проще всего это сделать не кнутом, а пряником — например, принципиально согласиться со всеми требованиями протестантов и выразить полнейшую готовность к переговорам.

Переговоры ведутся не на митингах, а в кабинетах, куда пять тысяч человек не поместятся. Одно дело, когда за тобой тысяча возбужденных скотов, и совсем другой расклад, когда ты один на один с генеральным директором, который тебе любезно улыбается, предлагает выпить кофе, тепло пожимает руку, сочувствует и ругает плохие законы. Из-за них, дескать, предприятие вынуждено платить грабительские налоги, вследствие чего денег на развитие производства катастрофически не хватает. А где взять денег? Выход один — экономить на людях, так как если не вкладывать миллиарды в геологоразведку и обновление основных фондов сегодня, то завтра предприятие просто рухнет и все 80 тысяч работников окажутся безработными. Полчаса грамотных «разводок» — и лидеры рабочего протеста станут агентами влияния буржуазии, подпав под ее скромное обаяние. Но руководству надо, разумеется, честно признать, что некоторые «недоработки и извращения» были, тут же вызвать на ковер нескольких виновных «извращенцев» из числа руководителей среднего звена, образцово показательно их «опустить» перед рабочими и заставить тут же написать заявления об уходе.

Это, конечно, спектакль, и не более того, но эффект на быдло он производит. Разумеется, никто менеджеров даже среднего звена увольнять не будет, нельзя так расточительно относиться к квалифицированным кадрам. Просто их поменяют местами с другими менеджерами — тот, кто работал в Лянторе, будет трудиться в Сургуте, а кто-то просто перейдет с производственного участка в управление, где исключена всякая возможность контактов с работниками низового уровня.

Но прежде чем начнутся переговоры, нужно соблюсти множество процедурных формальностей. Ведь представлять протестантов должны уполномоченные лица, а их надо избрать, для чего надлежит провести конференцию. Для участия в конференции следует выбрать делегатов, поскольку десятки тысяч рабочих не могут принять участие в собрании, а значит, необходимо провести собрания во всех структурных подразделениях компании. Квоты, регламент, протоколы — на всю эту канитель уйдет три недели. В «Сургутнефтегазе», разумеется, есть свой профсоюз еще совкового замеса, насквозь ссучившийся и продавшийся. Но ведь быдло совершенно демократически избрало себе этих блядских профсоюзных лидеров, само платило им взносы. Обязанность профсоюза — отстаивать интересы работников. Соответственно, именно представители официального профсоюза займут если не доминирующие, то очень влиятельные позиции в делегации для переговоров рабочих с работодателями. Как это сделать — вопрос чисто технический и потому останавливаться на нем не буду.

Разумеется, наиболее агрессивные заводилы бунта, если проявят настырность (а они проявят) тоже окажутся делегированными в состав двусторонней комиссии по урегулированию трудовых споров. Вот только смогут ли они проявить свою прыть за столом переговоров в противоборстве с опытными аппаратчиками и их союзниками из официального профсоюза? В большинстве случаев нет, поскольку играют не на своем поле и по правилам, которые устанавливает их противник. Месяц-другой переговоров может закончиться ничем. Руководство каждый раз будет рассылать пресс-релизы и выступать по телевизору, выражая всяческую готовность пойти на разумные уступки требованиям рабочих, но… Но, дескать, смутьяны-митинговщики своим неконструктивным подходом срывают заключение соглашения, отвергнув предложенные руководством компании 18 вариантов. Их собственные предложения, мол, настолько нереальны, что обсуждать их бессмысленно.

На третий месяц руководство «Сургутнефтегаза» уже начинает напрямую обвинять рабочих делегатов в том, что они откровенно манкируют интересами коллектива. Мы, дескать, готовы поднять зарплату персоналу хоть сегодня, но надо подписать соглашение, поскольку именно для этого и создавалась двусторонняя комиссия. Совет директоров согласен удовлетворить требования улучшения условий труда, но они должны быть четко зафиксированы в документе, и одобрены обеими сторонами. Если же не соблюсти процедурные вопросы, то некоторые смутьяны могут, воспользовавшись этим, снова взбаламутить людей. Тогда на предприятии воцарится митинговый хаос, добыча упадет, прибыли не будет, а если нет прибыли, то с каких шишей платить зарплату?

Наконец, наступает день, когда руководство «Сургутнефтегаза» объявляет, что переговоры зашли в тупик, горлопаны, которым коллектив простодушно доверил отстаивать свои интересы, предали его, занявшись популизмом и демагогией, а потому руководство прекращает всякие переговоры и принимает одностороннее решение об увеличении заработной платы на 25 % всему персоналу. Решение вступает в силу с сегодняшнего дня.

Что получается? А получается то, что заводилы протестного движения оказались публично дискредитированы. На самом деле они, возможно, занимали вполне конструктивную позицию, но кому они теперь это докажут? Все выглядит так, что быдло получило подачку из рук начальства, а переговорщики облажались, заигравшись в свои политические игры. Даже если это не так, никто теперь не будет бастовать из-за того, что хотелось надбавку в 50 %, а получили всего 25 %. Синица в руке, а журавль-то в небе. Выбор очевиден. Да и кто теперь поведет работяг на баррикады?

Впрочем, вожаки протеста не забыты. Начальство предлагает им стать профсоюзными функционерами, чтобы поднатореть в деле защиты прав рабочих, пройти, так сказать, закалку профсоюзной школы и все такое прочее. Зачем? А вот зачем. Во всех нефтяных корпорациях официальные профсоюзы находятся на полном иждивении у руководства, а потому они тихие и послушные — проводят утренники для детей, выписывают грамоты ветеранам, распределяют 50 путевок в санаторий «Березка» среди победителей смотра художественной самодеятельности и организуют новогодние праздники. Короче, в поте лица стараются для людей, и люди, особенно получившие грамоту или путевку, их очень любят. Остальные любят как бы авансом. А еще у профсоюзных функционеров есть шикарные кабинеты, служебные машины, командировки в Японию для обмена опытом и высокие зарплаты. Даже если кто-то и пошел в профком с намерением положить жизнь ради интересов рабочего класса, через полгодика начинает жить другими интересами. Да, утренники, соревнования лыжников, конференции передовиков производства и командировки в Японию очень увлекают, тут уж о рабочем классе даже подумать некогда.

Скоты ведут себя «как все», и надо сделать так, чтобы «все» вели себя как животные. Когда отдельный скот чувствует где-то выгоду для себя лично, он тут же готов забыть об интересах стада и даже будет действовать ему в ущерб. Поэтому, чтобы держать человеческое стадо в узде, следует постоянно стимулировать в быдле алчность, ибо это разрушает, атомизирует любое сообщество. Принцип «разделяй и властвуй» стар как мир, но он и сегодня не менее эффективен, чем тысячу лет назад. Вот, например, повысили при Путине врачам-терапевтам зарплату в четыре раза, а профильным специалистам — нет. Что произошло? Верно — одни, получая «путинскую» подачку, распираемы самодовольством, а все остальные их люто ненавидят. Доходит до маразма, когда медсестра в терапевтическом отделении получает зарплату выше, чем врач-психиатр или окулист. Коллектив больницы теперь не существует как единое целое — там царит раздрай и взаимная ненависть. Надо полагать, такой же прием медвепуты, когда будет необходимо, применят и в отношении школы — повысят зарплату, например, учителям биологии, а всех остальных оставят с носом. Способны ли медики всей страны объединиться для совместной борьбы за что-то там светлое, справедливое и великое? Даже смешно говорить об этом. Приведите мне пример, когда бы принципы для врачей оказались дороже колбасы. Ну, хоть один отказался от «путинской» надбавки ради солидарности с коллегами, которые получили фигу?

Итак, первая часть спектакля завершилась под бурные аплодисменты зрителей (они же участники массовки). Теперь надо сделать так, чтобы и рабочие получили обещанную надбавку, но при этом не было ущерба для корпорации. Ну, месяц-два с начислением зарплаты можно еще проволынить, например, разыграв фарс, сюжет которого составит отказ совета директоров (акционеров) утвердить повышение окладов, а генеральный директор будет рвать на себе рубаху и угрожать своей отставкой, если его обещания рабочим не будут реализованы. Это вызовет горячее сочувствие коллектива к своему управляющему.

Потом обещанное повышение случится, но не всем выпадет такое счастье. Например, водители, повара, сантехники, электрики и прочие сотрудники, не занятые напрямую в добыче, подачки не получат. Будут возмущаться — их вообще выведут из состава ООО «Сургутнефтегаз» в отдельные формально частные ООО-шки, после чего все претензии по зарплате будут адресованы к их частному директору Пупкину. Этот «сброс балласта» путем вывода из состава головного предприятия сервисных структур уже осуществили практически все крупные нефтегазодобывающие предприятия, пожалуй, только «Газпром» и «Сургутнефтегаз» еще имеют некоторые резервы для подобной оптимизации бизнеса. Так что новых волнений это не вызовет, а если коллектив все же проявит солидарность с обманутым меньшинством, что очень сомнительно, можно поставить его перед выбором: дескать, давайте повысим зарплату всем и сейчас, но повышение составит не 25 %, а только 18 %. Те, кто уже получил прибавку в 25 % тут же успокоятся. Следует учесть еще и опыт производственных психологов, которые утверждают, что в течение двух месяцев после повышения зарплаты работники находятся в состоянии своего рода эйфории и не способны на открытое проявление недовольства.

Другой ресурс для уменьшения расходов — инфляция. Как только в монопрофильном городе повышается зарплата на градообразующем предприятии, подскакивают и цены на потребительском рынке. Учитывая, что нефтяные корпорации владеют массой непрофильных предприятий — торговыми, строительными, культмассовыми учреждениями, банками, то они легко перекачают в свой карман часть «повышенной» зарплаты через корпоративную ипотеку, банки, торговую сеть и т. д. Не стоит забывать еще и об общей девальвации рубля, который официально дешевеет на 12 % в год, а реально в полтора-два раза больше. То есть, беря в расчет только этот показатель, можно сказать, что буржуи ничего фактически не потеряют.

Но даже если не учитывать эти ресурсы, то есть способ поднять зарплату коллективу, и при этом своими прибылями не поступиться. Можно тупо экономить на обновлении основных фондов. Разумеется, через несколько лет это скажется на темпах добычи, и, соответственно, доходах владельцев компании, но они, как истинные паразиты, живут сегодняшним днем. Это будет очень даже в духе отечественного капитализма, хотя назвать наших паразитов капиталистами нельзя. Цель капитализма — накопление капитала, его создание и приумножение. Капитал — это не мешки с деньгами, а средства производства. За годы реставрации капитализма в РФ капитализация основных промышленных фондов снизилась примерно на 40 % и продолжает падать. Это показывает, что отечественная буржуазия настолько развращена легкостью паразитирования, что даже не пытается паразитировать эффективно. Если есть возможность получить рубль сегодня, или, вложив рубль, червонец завтра, то она однозначно выбирает первый вариант. Приватизировать, разворовать, обналичить и вывезти за кордон, материализовав в виде вилл и яхт — такая сегодня специфика у бизнеса по-русски.

Нефтегазовая отрасль демонстрирует хищническую, саморазрушительную, а потому, антикапиталистическую суть отечественного капитализма, пожалуй, ярче всего. Рост мировых цен на нефть бьет все рекорды, а темпы роста нефтедобычи в РФ в 2005 г. снизились в четыре(!) раза по сравнению с предыдущим годом. Это оттого, что изношенная производственная инфраструктура находится в предсмертном состоянии, а вкладывать миллиарды долларов в ее обновление даже владельцы нефтяных компаний не желают. Это не в правилах паразитов-временщиков. Тем более не приходится говорить о выполнении договоров, заключенных государством с вертикально интегрированными нефтяными компаниями по восполнению минерально-сырьевой базы, по которым операторы добычи должны доразведывать запасы, в количестве, превышающим добытую нефть. И уж совершенно смешно говорить о масштабных вложениях в геологоразведку новых месторождений и их обустройство. Созданный в советское время ТЭК, конечно, еще продержится с десяток лет, но после он начнет рассыпаться. Это показывает, что капитализм в РФ обречен, ибо буржуазия стремительно разрушает базу собственного паразитирования.

Вернемся к волнениям рабочих в «Сургутнефтегазе». Чего они добьются своими выступлениями? В лучшем случае удовлетворения в незначительной степени своих материальных запросов, в худшем — приблизят крах своего предприятия по причине выхода из строя основных фондов, если энергичной борьбой заставят руководство удовлетворить их материальные запросы. Что мы здесь видим? Никакой борьбы классов, никаких попыток свергнуть буржуазию, никакого социализма, никаких политических требований, ни малейших признаков пролетарской солидарности и сознательности масс. Только сиюминутные скотские интересы желудка. И если нет ничего другого, то наполнив быдлу кормушку, можно на корню погасить любые волнения. И рабочие-нефтяники, героической борьбой которых так восхищаются комнатные леваки, по сути (хоть и не по масштабу) такие же паразиты, как их начальники, ибо и те и другие паразитируют на промышленном потенциале, созданным трудом советского народа. Одни вынужденно и пассивно, другие сознательно и энергично, но все они удовлетворяют свою животную алчность и не пытаются изменить самоубийственный вектор общего движения в пропасть. Есть лишь единицы продвинутых протестантов, которые фазу трейд-юнионизма воспринимают как ступеньку к политической самоорганизции трудящихся в общенациональном масштабе. Но пока они погоды не делают, стадо за ними не идет.

Даже работяги, видя как рассыпается изношенная промышленная инфраструктура и выходит из строя устаревшее оборудование, как стремительно обводняются нефтяные пласты, понимают, что скоро всей лавочке придет пипец. И что они делают, чтобы не допустить этого? Ага, требуют себе увеличение заработка! Ну, кто скажет теперь, что они не тупые и алчные животные, живущие сегодняшним днем, как и их новые хозяева? Шнель, швайне, шнель! Ордунг унд арбайт!