Не имею ничего против коммунистических идеалов как таковых, но должен признать, что пропагандируемый коммунистами путь их воплощения — это полнейшая утопия, поскольку он не показывает реального способа изменения человеческого сознания. Коммунисты выдвигают тезис о том, что сознательность человека будет расти сообразно развитию производительных сил и совершенствованию производственных отношений. На мой взгляд, общество, которое называют коммунистическим, может построить только новый биологический вид — homo prudens, то есть человек сознательный, стоящий на более высокой ступеньке эволюции, чем homo sapiens — человек разумный. Следовательно, кратчайший путь к коммунизму лежит через изменение сознания человека, а не через усовершенствование экономических отношений между индивидами.
Эта мысль посетила меня далеко не первого. Наиболее доходчиво, на мой взгляд, идею примата человеческого сознания (в противовес марксистам, утверждающим, что бытие определяет сознание) сформулировал современный философ и публицист Юрий Мухин. Он же предложил более подходящее название для общества, построенного сознательными людьми — гуманистическое, ибо в его основе лежат не идеальные производственные отношения, а непосредственно сам человек. Человек, сознание которого развито настолько, что счастье он видит не в безудержном потреблении, а в творчестве, созидании, посредством чего он бесконечно совершенствует свой ум. Это доставляет ему высшее наслаждение, недоступное животным, которым самое большое удовольствие дает акт спаривания.
Объяснить суть человечности быдлу невозможно в принципе, но реально создать такие условия, при которых homo sapiens вынужден будет очеловечиться. Последнее вовсе не означает, что нужно сократить скотам рабочий день и платить высокую зарплату. Само по себе это только ускорит деградацию быдла, ибо позволит ему приносить меньше пользы и больше потреблять. Для того чтобы использовать появившиеся возможности для развития в себе человеческих качеств, нужно иметь внутреннее стремление к самосовершенствованию, чего у 95 % населения нет, и само собой не появится. И наоборот, тот, у кого имеется внутренний стимул, может стать человеком даже сейчас, хотя неолиберальный капитализм совсем и не располагает к этому, поскольку его идейной основой является алчность и эгоизм.
Конечно, слово «гуманизм» уже вроде как занято, являясь обозначением политического течения эпохи Ренессанса, и даже несколько дискредитировано англосаксами, которые насаждали гуманизм в Америке путем поголовного уничтожения путающихся под ногами недочеловеков в лице дикарей-индейцев. Но если так рассуждать, то и христианство безнадежно дискредитировано крестовыми походами, охотой на ведьм и прочими извращениями. Тогда само слово «социализм» должно вызывать отвращение, потому что социализм с национальной спецификой строил Гитлер, а Пол Пот возвел в результате своего социалистического строительства в Кампучии разве что пирамиды из черепов. Да и позднесоветская модель социализма у многих, в том числе у меня, не вызывает никакого восторга. Посему предложенный Мухиным термин следует признать вполне подходящим. Гуманизм — человечность в общественной деятельности, в отношении к людям, следуя энциклопедическому определению. Слово это имеет латинские корни, humanus — значит человеческий, человечный, человеколюбивый, гуманистическое общество — значит буквально человеческое общество, то есть такое, где доминируют люди, руководствующиеся человеческой моралью, а не животными инстинктами.
Правда, Юрий Игнатьевич не стал сводить свои идеи в некое формализованное учение и заниматься его пропагандой, потому что никакая, даже самая навязчивая реклама гуманизма сама по себе не способна сделать животное человеком. Что проку с того, что по улицам будут маршировать скоты, уверовавшие в Мухина и выкрикивать лозунги «Долой алчность!» и «Да здравствует Человек!». Пользы в этом не больше, чем в демонстрациях с транспарантом «Капитализм — дерьмо!». Смысл гуманизма в том, чтобы стать человеком и помочь очеловечиться своим ближним, воспитать своих детей людьми, развивать свой ум, заниматься созиданием и усовершенствованием общества. Но еще раз подчеркиваю, что стать гуманистом по политическим взглядам — вовсе не значит стать человеком.
С точки зрения гуманизма нет никакой принципиальной разницы между диктатурой пролетариата, диктатурой буржуазии или диктатурой бюрократии (партократии, аристократии, верховных жрецов). Имеет значение не социальное происхождение вождей, а их цели, устремления, идеалы. Качественный рывок возможен только через диктатуру людей над животными homo sapiens, если люди, захватившие власть, будут искоренять в своих собратьях скотство, алчность и «опущенность». Таким образом, нужна не диктатура пролетариата, а именно диктатура людей.
Ликвидация или сохранение товарно-денежных отношений в этом случае не будет играть решающей роли. Если деньги могут быть средством воспитания человека, то зачем от них отказываться? То же самое и с частной собственностью. Любая собственность — это всего лишь часть окружающего нас материального мира. Настоящий человек будет использовать собственность для творчества, скот — для удовлетворения своих потребительских инстинктов. Вопрос в том, как избавить людей от господства собственности над их сознанием, или, попросту, алчности. Маркс предложил самый прямой путь — уничтожение (преодоление) частной собственности. Он исходил из умозрительного и совершенно ложного представления о том, что частная собственность порождает эксплуатацию человека человеком. Отсюда логически следовало, что искоренение эксплуатации возможно только путем ликвидации института частной собственности на средства производства.
На самом деле частная собственность и эксплуатация (присвоение части труда наемного работника) вообще не имеют прямой связи. Представьте, что фермер имеет в частной собственности землю, трактора, сельхозинвентарь и т. д., то есть владеет капиталом. Но если он не использует наемный труд, обрабатывая поле силами своей семьи, то и эксплуатацию в этом усмотреть невозможно. Другая ситуация: ловкий спекулянт берет в аренду участок казенной земли и сдает ее в субаренду тому-же фермеру, имея с этого свой гешефт. В этом случае частной собственности нет, а факт эксплуатации (присвоения части чьего-то труда) налицо. С другой стороны, и сам наемный труд вовсе не означает эксплуатацию. Например, если государство (общество) нанимает учителя, то что наниматель может присвоить, если учитель, работая, не производит прибавочного продукта? Но при этом абсолютно все отдают часть своего труда (дохода) государству в виде налогов — и учитель и фермер и даже ушлый спекулянт. Можно ли в этом случае считать государство глобальным эксплуататором? Марксизм представляет собой внутренне очень противоречивую и схоластическую доктрину, поэтому для познания сути общественных отношений он непригоден.
Саму собственность, как материю уничтожать бессмысленно, речь может идти только об отчуждении капиталистической собственности путем ее обобществления. На бумаге это выглядит красиво, но даже если данную процедуру технически и удастся осуществить, где гарантия, что это будет стимулировать процесс самосовершенствования людей? Где залог, что следующее поколение не решит все вновь приватизировать? Единственно возможным мне видится другой путь — изменение человеческого мировоззрения по отношению к собственности как таковой (не важно, частной или общественной).
Предлагаю посмотреть на вопрос образно, чтобы каждый мог самостоятельно поразмыслить об отношении человека к собственности. Рассмотрим аналогию: как добиться того, чтобы люди не убивали друг друга (имеется в виду убийство, как уголовное преступление)? Применив марксистский подход, получим, что надо полностью уничтожить всякие орудия убийства, и тогда проблема будет решена. Понятно, что это нереально, поскольку при желании и сноровке можно эффективно убивать и голыми руками. С точки зрения гуманизма надо изменить сознание человека, воспитать в нем неприятие убийства. Первым шагом вполне может быть установление жестокого и неотвратимого наказания для убийцы — смертной казни. Пусть сначала звериные инстинкты в homo sapiens будет сдерживать страх, и это с течением времени вкупе с соответствующим воспитанием сформирует высокую культуру межличностных отношений, научит людей контролировать свою агрессию. Потом, даже если у каждого на поясе будет висеть изобретение полковника Кольта, пускать его в ход в конфликтной ситуации никто не будет — табу.
Вот вам пример из сегодняшней жизни. В США, где огнестрельное оружие можно купить совершенно свободно, в год происходит 11 тысяч убийств с его использованием, не считая самоубийств или смертей в результате несчастных случаев. Чем это объяснить — может быть человеконенавистнической сутью капитализма, поощряющего жестокость? Тогда давайте посмотрим на соседнюю не менее капиталистическую страну (и даже участника G8) — Канаду. Количество стволов на душу там ничуть не меньше, менталитет людей довольно близок к характеру янки, но убийств с применением огнестрельного оружия в расчете на душу населения происходит примерно в сто раз меньше, несмотря на гораздо более мягкое уголовное законодательство. Отчего так?
Сей вопрос в свое время детально исследовал диссидентствующий американский кинорежиссер Майкл Мур в своем культовом фильме «Боулинг для Колумбины». Его выводы таковы: в Канаде телевидение избегает навязчивого показа сцен насилия и убийств, что соответствующим образом формирует в обществе уважение к человеческой жизни, точнее, не уничтожает его. В Штатах же в среднем в час телезритель наблюдает 5 убийств. К моменту окончания школы молодые американцы становятся свидетелями в среднем 18 тысяч телевизионных смертей. Даже в мультипликационных фильмах, которые показывает по утрам американское ТВ, дети видят акт насилия каждые две минуты. А что такое телевидение? Оно сегодня превратилось в мощнейший централизованный инструмент воспитания, поскольку с телевизором ребенок общается больше, чем со своими родителями. Выходит, основная причина различия в количестве насильственных убийств в Канаде и США кроется в характере воспитания, что и требовалось доказать.
Особенно сильное воздействие телеэкран имеет на детскую психику. В последнее время дети в РФ все больше времени проводят у телевизора, который загружает в них все больше агрессии. Стоит ли удивляться, что количество насильственных смертей уже перевалило за отметку в 60 тысяч в год, хотя автоматов «Узи» в свободной продаже у нас нет. Взрослые тоже не отстают в телемании. Так, среди жителей Москвы и Московской области в последние годы телепросмотр занимал 44,4 % и 47,8 % свободного времени населения, тогда как чтение газет — соответственно 5,8 % и 5,2 %. Чтение книг вообще не попало в число популярных способов времяпрепровождения.
Всякая революция выдвигает лозунг борьбы за свободу. Но каков смысл этого понятия? Понятие свободы можно рассмотреть в трех аспектах:
— свобода, как отсутствие добровольно взятых или навязанных обязанностей (государством, обществом, семьей, корпорацией и т. д.);
— свобода, как право самовыражения (религиозного, культурного, сексуального и т. д., выбор рода занятий);
— свобода, как независимость от обстоятельств.
Независимость от обстоятельств — понятие сугубо материального плана. Если у вас есть теплая одежда, вы сможете гулять в холодную погоду, при отсутствии оной — нет. Если имеете личный самолет и яхту, то обладаете почти абсолютной свободой передвижения, не завися от наличия билетов в кассах в период отпусков или расписания движения рейсов. Тут все вполне понятно, поэтому мы рассмотрим понятие свободы в основном как фактор в отношениях между индивидом и социумом.
Человеческая свобода, по большому счету, может быть только двух категорий — личная свобода и свобода коллективная (общественная). Певцу либерального индивидуализма Жану Жаку Руссо возражал Эдмунд Берк, утверждая, что свобода не есть «одинокая, не знающая связей, индивидуальная, эгоистическая свобода, как будто каждый человек должен регулировать все свое поведение своей собственной волей. Свобода, которую я имею в виду, есть общественная свобода». Что же он имел в виду? Если приоритетным является принцип личной свободы, то общество в целом будет атомизированным, неструктурированным и неустойчивым. При столкновении с сильным противником такое общество, не имеющее эффективных рычагов принуждения своих членов, лишится свободы, а государство утратит суверенитет. И наоборот, то общество, которое желает сохранить свою свободу, то есть отстоять право определять собственный путь развития, вынуждено жестко ограничивать личную свободу индивидов, принуждая их к отказу от личных прав и свобод во имя защиты общих интересов.
Можно, конечно вести речь о разумном балансе между свободами личными и коллективными, но что должно поддерживать это равновесие? Даже такой идеолог либерализма, как Джон Милль однозначно утверждал: «Свобода не применима как принцип при таком порядке вещей, когда люди еще не способны к саморазвитию путем свободы; в таком случае самое лучшее, что они могут сделать для достижения прогресса, это безусловно повиноваться какому-нибудь Акбару или Карлу Великому, если только так будут счастливы, что в среде их найдутся подобные личности». То есть, по мнению этого философа, деспотия — есть спасение, если люди не способны сознательно жертвовать своей личной свободой для общего блага. Как же выяснить — способны или нет? И кто должен решать, когда жертвы необходимы? Пока лишь один институт — государство — может стоять на страже общественной свободы и регулировать отношения между обществом и индивидом.
В Советском Союзе личная свобода граждан была сведена до минимума. Любого гражданина жестокое государство без всякой жалости в принудительном порядке отправляло на смерть ради того, чтобы сохранить себя. Надо было пожертвовать миллионом людей — им жертвовали без всяких ужимок и сентиментальных вздохов, требовалось жертвовать десятью миллионами — за этим тоже дело не вставало. Но именно благодаря такой безжалостности к отдельному человеку советский народ смог отстоять свою свободу во время самой страшной войны, когда вся Европа (ЕС под эгидой Третьего рейха) отправилась по традиции делать «дранг нах остен», чтобы приучить «русише унтерменш» к новому «орднунг» и заставить их «арбайт» на себя. А вот цивилизованные чехи и французы, не говоря уж о прочих поляках, очень ценили личную свободу. И потому с легкостью соглашались на роль второсортных и третьесортных популяций населения Новой Европы, поскольку ее хозяева оставляли для туземцев в неприкосновенности весь комплекс личных свобод и даже несколько расширяли его.
Большинство леваков отчего-то свято уверены, что социалистические (коммунистические) принципы основываются на примате личной свободы. Их совершенно не смущает, что идею полной личной свободы пропагандируют и непримиримые идеологические противники левых — неолибералы. Пожалуй, наиболее четко задачу глобализации сформулировал генеральный секретарь ООН Кофи Аннан: «Национальный суверенитет должен уступить место суверенитету личности». Миллионы суверенных личностей можно легко контролировать, навязывать им невыгодные правила игры, в то время как суверенное государство, способное подавить свободу отдельной личности в целях защиты общества, может эффективно сопротивляться манипуляции и силовому нажиму.
Свободу собирался даровать побежденным русским Гитлер. Нацисты несли им полное освобождение от оков государства — в их планы не входило сохранение даже декоративной государственности на просторах от Карпат до Урала. Вот какие принципы провозглашал Адольф Алоизович в отношении покоренных восточных народов, то есть русских. Слова фюрера его секретарь Генри Пикер передает так: «За ужином шеф заявил, что показателем высокого уровня культуры является отнюдь не личная свобода, но ограничение личной свободы организацией…
…Если не ограничивать свободу личности, то люди начинают вести себя как обезьяны. Никто не желает допустить, чтобы другой имел больше, чем он. И чем теснее они живут, тем больше вражды между ними. И чем больше государство ослабляет узду и предоставляет больше пространства для свободы, тем сильнее народ толкают на путь культурного регресса.
А вечная болтовня о сообществе может вызвать у него [Гитлера] лишь смех, поскольку великие болтуны полагают, что могут своей болтовней сплотить народ. Когда на его родине крестьянские парни и батраки с близлежащих подворий встречались за кружкой пива, то возникшее у них было чувство общности по мере увеличения потребления алкоголя приводило в конце концов к драке и поножовщине. И лишь появление жандарма сплачивало всю эту компанию в единое сообщество.
Сообщество можно создать и сохранить только силой.
И не нужно поэтому осуждать Карла Великого за то, что он путем насилия создал единое государство, столь необходимое, по его мнению, немецкому народу…
…Сталин тоже сделал для себя вывод, что русским для их сплочения нужна строгая дисциплина и сильное государство, если хочешь обеспечить прочный политический фундамент борьбе за выживание, которую ведут все объединенные в СССР народы, и помочь отдельному человеку добиться того, чего ему не дано добиться собственными силами, например, получить медицинскую помощь.
И поэтому, властвуя над покоренными нами на восточных землях рейха народами, нужно руководствоваться одним основным принципом, а именно: предоставить простор тем, кто желает пользоваться индивидуальными свободами, избегать любых форм государственного контроля и тем самым сделать все, чтобы эти народы находились на как можно более низком уровне культурного развития.
Нужно всегда исходить из того, что в первую очередь задача этих народов — обслуживать нашу экономику. И поэтому мы должны стремиться, руководствуясь экономическими интересами, всеми средствами извлечь из оккупированных русских территорий все, что можно. А стимулировать в достаточной степени поставки сельскохозяйственной продукции и направление рабочей силы в шахты и на военные заводы можно продажей им со складов промышленных изделий и тому подобных вещей.
Если же помимо этого еще и заботиться о благе каждого отдельного человека, то не обойтись без государственной организации по образцу нашего государственного аппарата, а значит, навлечь на себя ненависть. Ибо, чем примитивнее люди, тем больше воспринимают они любое ограничение своей свободы как насилие над собой…
…Сообщества деревень нужно организовать так, чтобы между соседними сообществами не образовалось нечто вроде союза. В любом случае следует избегать создания единых церквей на более или менее обширных русских землях. В наших же интересах, чтобы в каждой деревне была своя собственная секта со своими представлениями о боге. Даже если таким образом жители отдельных деревень станут, подобно неграм или индейцам, приверженцами магических культур, мы это можем только приветствовать, поскольку тем самым разъединяющие тенденции в русском пространстве еще более усилятся.
Так как он до этого сказал, что нужно стараться обойтись без широко разветвленного административного аппарата, а в обязанности наших комиссаров там должны входить исключительно контроль над экономикой и управление ею, то, естественно, отвергается и любая другая форма организации покоренных народов.
Ни один учитель не должен приходить к ним и тащить в школу их детей. Если русские, украинцы, киргизы и пр. научатся читать и писать, нам это только повредит. Ибо таким образом более способные туземцы смогут приобщиться к некоторым историческим знаниям, а значит, и усвоят политические идеи, которые в любом случае хоть как-то будут направлены против нас.
Гораздо лучше установить в каждой деревне репродуктор и таким образом сообщать людям новости и развлекать их, чем предоставлять им возможность самостоятельно усваивать политические, научные и другие знания. Только чтобы никому в голову не взбрело рассказывать по радио покоренным народам об их истории; музыка, музыка, ничего, кроме музыки. Ведь веселая музыка пробуждает в людях трудовой энтузиазм».
Не вижу ничего удивительного в том, что нынешний правящий режим РФ почти буквально следует гитлеровским рецептам, поскольку цель у них общая.
Государство, как справедливо утверждал Маркс — есть инструмент принуждения. Правда, классик в данном случае почему-то обходит стороной истинную цель принуждения, акцентируя внимание на классовой составляющей вопроса. Да, государство создано для того, чтобы подавлять личную свободу человека в интересах общества. Один из базовых постулатов марксизма — уничтожение государства (наравне с уничтожением семьи и частной собственности). Однако предполагается, что при коммунизме государство, как сила, не будет уничтожено противостоящей силой, стремящейся освободиться от него. Оно отомрет само собой за ненадобностью, ибо то, что сегодня люди делают по принуждению, в коммунистическом обществе станут совершать добровольно, да еще и получать от этого удовольствие. Только добровольно, осознанно пожертвовав личной свободой ради других, человек может стать поистине свободным в коммунистическом обществе. Полнейшая утопия, конечно, но выглядит красиво.
Пока же следует считать за счастье, если под лозунгом борьбы за свободу власть получит тиран, понимающий, что давать скотам много личной свободы — самоубийство для всякой революции.