ОРИГИНАЛЫ
После уничтожения Советского Союза Яковлев возвращается в большую политику. В декабре 1991 г. он принимает участие в историческом событии — передаче дел от Горбачева Ельцину. Процесс проходил приватно и длился более восьми часов. Никто кроме этой троицы в деле не участвовал. На первый взгляд присутствие при передаче дел Яковлева ничем не обосновано, поскольку он в тот момент не занимал никаких государственных постов ни при Ельцине, ни при Горбачеве. По сути же всё верно: «колумбиец» представлял своих западных хозяев, победивших СССР в холодной войне и фактически становился «смотрящим» за Ельциным. Это подтверждает и то, что он получил вскоре очень влиятельный пост, став во главе Федеральной службы по телевидению и радиовещанию. В начале 1990-х годов в условиях всеобщего развала и административного паралича телевидение стало единственным действенным рычагом власти. Причем в постсоветское время СМИ окончательно избавились от какого-либо стороннего контроля и моральных оков. То, что раньше называлось средствами массовой информации, превратилось в медиа.
Думаю, необходимо сделать небольшое отступление и пояснить в чем разница между СМИ и медиа, поскольку большинство уверены, что это одно и то же. Функция средств массовой информации — информировать общество о событиях. Этим занимаются журналисты. СМИ, как инструмент, всегда использовались еще и для пропаганды, то есть формирования у широких масс населения определенных взглядов (политических, идеологических, культурных, религиозных). Однако пропаганда есть явление более широкое, она ведется через художественную литературу, кино, театр, изобразительное искусство (в том числе наглядную агитацию, скульптуру, архитектуру), образование, науку, спорт, а также через прямые коммуникативные формы — митинги, шествия, собрания, беседы и т. д. То есть для СМИ пропаганда не является главным делом, первично все же информирование. К тому же в прессе пропагандистский и информационный материал стилистически очень сильно отличаются. Каноны старой журналистики вообще базировались на разделении информационного сообщения и оценочных суждений автора.
Современные медиа уже не информируют, а выполняют иную функцию, поэтому последние 15 лет в языковой практике все более разделяются понятия СМИ и медиа. Радио «Шансон» — это медиа, но назвать его СМИ нельзя. Журнал «Maxim» — тоже медиа, ведь о событиях, даже самых важных, он не информирует. На первые полосы медиа-изданий попадают такие «события», как спавшие трусы во время светской вечеринки у известной тусовщицы Ксении С, а по разряду сенсаций проходит публичное признание какой-нибудь певички о том, что она на самом деле лесбиянка. Остальная печатная площадь заполнена удивительно тупыми статьями вроде таких: «10 способов затащить в свою постель супермодель» или «Как похудеть, не садясь на диету». Собственно о том, что происходит в мире, медиа не сообщают.
Кто-то скажет, что я говорю лишь о жёлтой прессе, которая всегда была такой. На самом деле, так называемая желтая пресса с сисястой шлюшкой на обложке и анекдотами на последней странице есть самое безобидное проявление медиа. Куда опаснее медиа, имитирующие серьезные издания — они не просто НЕ информируют человека о событиях, они его совершенно ДЕЗОРИЕНТИРУЮТ, формируя ложную картину действительности. То есть медиа выполняют функцию, прямо противоположную назначению средств массовой информации. Простейший пример: попробуйте посчитать, сколько по новостным и «аналитическим» программам государственных телеканалов РФ проходит сюжетов о поддержке отечественной науки, инновационных технологий и т. д. Из всей этой шумихи о многократном увеличении финансирования науки можно сделать совершенно ложный вывод о том, что с наукой в стране дело обстоит просто замечательно. А теперь попробуйте перечислить хотя бы несколько важных научных открытий, сделанных русскими учеными за последние 15 лет. Да, задача не из легких, потому как медиа вам о них не сообщали. А если и сообщали, то это были «утки» об изобретении некоего вечного «вакуумного двигателя» или пластмассы, обладающей свойствами металла. И не надо повторять вслед за теледиктором мантры про нанотехнологии. Что это такое, не смог объяснить даже директор недавно созданной госкорпорации «Роснанотех» господин Маломуд. Зато медиа успешно вбили в головы тупых обывателей, что за нанотехнологиями будущее, а раз Путин поддерживает нанотехнолгии, значит, мы на верном пути в светлое завтра.
В общем, медиа отличаются от средств массовой информации так же, как мясо краба от крабовых палочек из сои, которые валяются в любом гастрономе — с виду похоже, но по вкусу… Впрочем, в ситуации, когда мясо краба никто не пробовал, и соя будет крабом. Медиа — это суррогат СМИ, который при тотальном засилье медиа на рынке массовых коммуникаций принимается за чистую монету. В чем же предназначение медиа? В том, чтобы формировать у масс ложное представление о реальности? Не совсем. Не обманывать, не скрывать правду, не пропагандировать выгодную властям версию событий, нет, перед медиа стоит более масштабная задача — полностью оградить сознание обывателя от реальности. Реальность — это то, что показывают в реалити-шоу «Дом-2». Главный вопрос современности — какой шампунь лучше помогает от перхоти. Политика — это рассуждения о том, когда будет названа фамилия преемника и яростные споры о том, сколько процентов голосов он получит на выборах — 72 или 75.
В деле ограждения обывательского сознания от реальности манипуляции с историческим сознанием сегодня уже не играют той роли, каковая им отводилась 20 лет назад. У эталонного члена потребительского общества вообще не должно быть истории! Он вне истории, он ничем не связан с прошлым, не строит будущее, не влияет на настоящее, он вообще должен быть свято уверен, что от него ничего не зависит. Медиа теперь не деформируют историческое сознание (деформировать можно лишь то, что существует), они его успешно стерилизуют. Самая массовая газетенка РФ «Аргументы и факты» не вызывает у меня ничего, кроме легкой тошноты, но я ее пролистываю исключительно из научного интереса, поскольку она является своего рода барометром отупения населения. Помню, лет десять назад в каждом номере «АиФ» была большая статья или хотя бы пара заметок на историческую тему. И дело не в том, что публикации были на уровне ахинеи, которую строчит драматург Радзинский, и даже не в том, что главной задачей редакция по инерции считала обсирание советского прошлого (вряд ли за это сейчас платят, как при Яковлеве). Факт в том, что тогдашнему читателю такие имена, как Тухачевский, Бисмарк, Наполеон III и Чан Кайши что-то говорили.
С тех пор 24-полосный еженедельник увеличился в объеме ровно вдвое, но исторические экскурсы практически полностью исчезли из издания. За первое полугодие 2008 г. я отыскал всего несколько публикаций. Весьма показательны темы: как большевики убивали демократию; кто отравил Сталина?; кто убил Горького: туберкулез или советская власть?; как чуть не убили Шолохова; сколько своих убили во время войны особисты? У неискушенного читателя должно сложиться ощущение, что в СССР жили одни маньяки, которые с энтузиазмом друг друга убивали. Лишь одна статья к 65-летней годовщине победы под Сталинградом имеет вполне пристойный вид, и то лишь потому, что это не сочинение «историка» или журналиста, а запись воспоминаний летчика-штурмовика Ивана Стрыго. Правда, рядом редакция опубликовала свой бред на тему: что было бы, если бы Сталинградская битва завершилась не так, как на самом деле, но не будем смеяться над убогими.
Однако историческая тема не просто исчезла со страниц еженедельника, она была заменена суррогатом двух видов. Первый — это пространные рассуждения всевозможных поп-звезд о судьбах родины, в которых они проводят нехитрую мысль о том, что раньше все было плохо, не было свободы и водка по талонам, а сейчас, слава богу, в магазинах всего навалом, значит, мы на верном пути. Второй — это вообще клинический бред лиц, притворяющихся «учеными», о прошлом цивилизации. Я, честно говоря, этот информационный понос не потреблял, но судя по заголовкам и подписям к фотографиям, речь там шла о следующем: жрецы майя вживляли своим сородичам в мозг микро-чипы и превращали их в киборгов, которые построили пирамиды; деятели древней истории умели перемещаться во времени и потому одни и те же персонажи действовали в разных эпохах; древние индейцы приручали динозавров.
Я рассказываю об этом лишь потому, чтобы те, кому сегодня 20 лет, могли представить, какое значение имела два десятилетия назад спецоперация по деформации исторической памяти нашего народа. Советская материалистическая идеология базировалась на постулате о том, что каждый человек является творцом истории, что именно в этом его истинное предназначение, а вовсе не в том, чтобы иметь много барахла и получать побольше всяческих наслаждений. Государство, пусть и с оговорками, но большинство воспринимало как итог коллективного труда поколений, результат социального, культурного, экономического, политического творчества. Слова «наше государство», «наша страна» произносились людьми совершенно естественно, они ассоциировали себя с государством, его прошлым, настоящим и будущим.
Потом наступила пора, когда кучка шакалов пожелала отобрать государство у её граждан. Но как тысячи, пусть даже сотни тысяч хищников могли захватить государство, которое своим считали 270 миллионов? Силой этого добиться нельзя, но оказывается, можно сделать так, чтобы сотни миллионов граждан добровольно отреклись от страны. Для этого нужно убедить их, что государство плохое, что гордиться им стыдно, что в его прошлом — только кровь и грязь, светлое и героическое всегда существовало исключительно вопреки варварской государственной сути. СССР был первой и величайшей космической державой мира, и это было предметом гордости, хотя вряд ли обыватель мог объяснить, какая ему есть конкретная польза от орбитальной станции «Мир». Покорение космоса — великая цель, которая не нуждалась в каком-то меркантильном обосновании. Но в течение буквально нескольких лет в общественном сознании произошли тектонические сдвиги— массы вдруг осознали, что высшая цель — это иметь видеомагнитофон и импортные шмотки. Космическая сверхдержава — это неправильное государство, потому что витрины магазинов в ней не завалены копченой колбасой.
Вообще-то, стране, создающей луноходы, атомные ледоколы и орбитальные станции, нетрудно обеспечить население копченой колбасой. Но шакалы усиленно внушали обывателю, что «эта страна» — неправильная, убогая, агрессивная, тупая и неэффективная, не способна накормить народ колбасой из-за своей врожденной дефективности, и доказательством тому объявляли дефицит этой самой колбасы. Если государство плохое, то надо его сломать, отдать в руки хорошим дядям, которые перестроят его, сделают правильным, эффективным, и тогда у каждого будет полный холодильник колбасы и две «Волги» в гараже. В течение всей перестройки ее идеологи внушали народу отвращение к своей стране и смогли, наконец, добиться того, что подавляющее большинство добровольно отказались от государства, отдав его в руки тех, кто обещал его переделать во благо всех и каждого, а завладев желанной добычей, разодрал его ради удовлетворения своей ненасытной алчности.
Очернение истории — важнейший элемент стратегии перестройщиков. Цель их фекальных манипуляций — подрыв легитимности государства. Одним из столпов его легитимности была вера в справедливость. Советский человек был свято уверен, что СССР, какими бы внутренними недостатками ни обладал, служил высшим идеалам справедливости: мы никогда не вели захватнических войн, не имели колоний, не угнетали другие народы. Во время Второй мировой войны мы заплатили за победу громадную цену — более 20 миллионов жизней. Во имя чего были эти жертвы? Во имя высшей справедливости! Ведь мы освобождали Европу от нацистов, Китай и Корею от японцев не для того, чтобы сменить один оккупационный режим другим и даже не для того, чтобы потребовать потом оплатить услуги, как это сделали американцы с Западной Европой. Нашим людям вполне естественным казалось то, что в пользу Польши мы отказались от доли своих репараций с Германии, а после создания ГДР полностью списали им репарационный долг. Ведь это были наши друзья, а брать деньги с друзей немыслимо. Нашим людям и в голову не могло прийти упрекнуть советское руководство в том, что в 1946 г. оно гнало эшелоны с зерном в Венгрию, спасая от голода вчерашних врагов, хотя у самих дети ели горький хлеб, да и тот не досыта. Само понятие справедливости было настолько глубоко укоренено в сознании советского народа, что поделиться последней коркой с голодным было совершенно естественным делом. Русских можно было обвинить в чем угодно, но в эгоизме, жадности и подлости — никогда.
Удар, который нанесли все эти Яковлевы, вульфсоны, Сахаровы и афанасьевы, оказался для нашего народа страшнее ядерного потому, что он разрушал не города, а идеалы. Дело было не в том, что Молотов подмахнул Риббентропу пару сомнительных бумажек, а в том, что государство, которому миллионы верили, самым циничным образом предало принципы справедливости, то есть ЭТО ГОСУДАРСТВО ПРЕДАЛО НАРОД. Да, пара страниц текста действительно переворачивала сознание людей, потому что выходило, что наше государство виновато в том, что началась Вторая мировая война, что был Освенцим, Дрезден и блокадный Ленинград. Простить колбасу по талонам советские люди государству могли, но предательство справедливости — нет.
Подрыв легитимности государства в глазах народа был весьма масштабной военно-пропагандистской операцией, осуществленной советской интеллигенцией — главной революционной (или контрреволюционной, если хотите) силой либеральной революции (контрреволюции) 1985–1991 гг. Миф о «секретных протоколах» был одним из самых важных этапов пропагандистской войны против СССР, имеющий помимо морально-психологического сугубо прикладное значение — именно этот миф стал базовым для сепаратистских прибалтийских движений, которые уже в 1990 г. сделали распад Советского Союза свершившимся фактом. Логично будет предположить, что после разгрома СССР «секретные протоколы» Молотова — Риббентропа потеряют свою актуальность, став предметом занудных споров историков, специализирующихся на истории Второй мировой войны, но никак не оружием политиков и дипломатов. На деле же мы видим обратное. Чтобы в этом убедиться, достаточно набрать в «Яндексе» слова «пакт Молотова — Риббентропа»: подавляющее большинство найденных ссылок будет на новостные страницы информационных агентств, а не на исторические порталы.
Да, с помощью фальшивых «секретных протоколов» Советский Союз был убит, но по сию пору нет никакой гарантии, что он не возродится в той или иной форме, А потому оказавшееся столь эффективным идеологическое оружие рано сдавать в музей. Наоборот, надо всячески усовершенствовать те пропагандистские инструменты, благодаря которым прибалтийские страны были вырваны из своей исторической колыбели, и наскоро прицеплены к ЕС и НАТО. Если НАТО существует, значит, солдат тех стран, что входят в его состав, надо готовить к войне. А с кем могут воевать Эстония или Польша, кроме как с русскими? Гитлер в свое время попользовал эстонцев в войне против нас так же, как Наполеон когда-то поляков. Европейцы и американцы с явным облегчением вздохнут лишь тогда, когда Россия будет окончательно разорвана на куски. Русские сейчас не угрожают Западу даже гипотетически. РФ сегодня — это униженный прислужник хозяев мира. Но дело в том, что Россия потенциально опасна для Запада не как военный противник, а как носитель вируса иной цивилизации.
Поэтому возрождения России Запад совершенно не желает. Что же может стать идеологической базой возрождения нашей страны? Вряд ли идеализации будет подвергнута романовская империя, пусть даже олицетворяемая Петром I или Екатериной Великой. Гораздо более опасен ренессанс советской цивилизации — России Сталина, Лысенко, Чкалова, Рокоссовского, Королева, Гагарина. Вот против такой России и будет вестись борьба до конца — пока она не окажется окончательно погребена под фекалиями потребительского общества. Народ— это не просто толпа местнопроживающих. Народ — есть коллективный носитель политической воли. Задача нынешнего режима— превратить массы населения в политически безвольных обывателей. Только это будет залогом выживания правящего режима, только это даст гарантию того, что Россия никогда не возродится, как самодостаточная мировая держава. «Знание подлинной нашей истории является фактором номер один для оздоровления страны. Пока мы не будем знать, что с нами произошло, мы останемся рабами, стадом» — это слова прораба перестройки Яковлева, который отлично понимал, что к чему. Поэтому на деле он до последних дней своей жизни занимался фальсификацией истории, выпуская на средства зарубежных спонсоров сборники документов, нашпиговывая их фальшивками.
Спецоперация «Секретные протоколы» была продолжена Яковлевым и K° уже после крушения СССР. Нашлась в том и чисто утилитарная надобность. В 1992 г. скелеты «секретных протоколов» вновь были извлечены из пыльного шкафа. На этот раз они потребовались в качестве вещдоков во время судебного процесса по делу КПСС, который проходил 26 мая по 30 ноября 1992 г. Особо рьяные «демократы» предлагали закрепить победу над Советским Союзом неким аналогом Нюрнбергского трибунала, который должен заклеймить коммунизм, как явление, чуждое человеческой природе. Бывший член ЦК КПСС Ельцин на это не решился, потому как имел все шансы оказаться на этом процессе в качестве подсудимого.
Но дело приняло неожиданный поворот: депутаты-коммунисты внесли в Конституционный суд вопрос о конституционности указов Президента РФ и о приостановлении деятельности, а затем и запрете КПСС и КП РСФСР и о партийном имуществе. Как нетрудно понять, ключевым был вопрос об имуществе партии. Таким образом, правящий режим оказался в роли оправдывающегося, и эрзац-Нюрнберг не получил нужного резонанса. Решение Конституционного суда в итоге получилось компромиссным: имущество КПСС, конечно, никому не отдали, и ликвидацию руководящих органов партии признали законной, но местные ячейки компартии сочли легитимными и не подлежащими ликвидации.
«Демократы» даже пытались контратаковать. Так депутат Румянцев внес от имени либеральных депутатов встречный вопрос о конституционности КПСС и КП РСФСР. Коль уж суд затеяли, то туда надо представить документальные доказательства преступного характера компартии, причем требовались исключительно подлинные документы, а не стенограмма Съезда народных депутатов, заклеймившего «секретные протоколы» за «отход от ленинских принципов внешней политики».
Официальная версия дальнейших событий такова: в июле 1992 г. содержимое Архива президента РФ, доставшееся Ельцину в наследство от генсеков, изучали тогдашний руководитель президентской администрации Юрий Петров, советник президента Дмитрий Волкогонов, главный архивист Рудольф Пихоя и директор архива Александр Коротков. 24 сентября они вскрыли «закрытый пакет № 1». По словам Короткова «документы оказались настолько серьезными, что их доложили Борису Николаевичу Ельцину. Реакция Президента была быстрой: он немедля распорядился, чтобы Рудольф Пихоя как главный государственный архивист России вылетел в Варшаву и передал эти потрясающие документы президенту Валенсе. Затем мы передали копии в Конституционный суд, Генеральную прокуратуру и общественности».
Документы из «закрытого пакета» № 1 говорили о том, что Политбюро ЦК ВКП(б) постановило умертвить польских военнопленных. Конечно, элементарный здравый смысл подсказывает, что по решению Политбюро в СССР никого не убивали, ибо для этого есть соответствующие судебные и специальные внесудебные органы. Но правящему режиму надо было обвинить именно КПСС, поэтому преступление, реально совершенное германскими оккупантами в 1941 г., приписали Политбюро.
Фото 10. То, что обычно выдают за «подлинник» секретного протокола к договору. На самом деле это фотомонтаж из госдеповского сборника 1948 г., в котором опубликованы фотокопии из коробки фон Леша.
Через некоторое время, а именно 27 октября в «закрытом пакете № 34» были обнаружены «оригиналы» якобы тщательно скрывавшихся «секретных протоколов» Молотова — Риббентропа, а в пакете № 35 карты с автографами Сталина и Риббентропа. В данном случае «секретные протоколы» потребовались, что называется, до кучи, дабы конъюнктурность якобы случайной находки «катынского» пакета № 1 не так бросалась в глаза. Впрочем, по прошествии 16 лет эти находки в президентском архиве все же выглядят более чем странными. По официальной версии в архивах генсеков скопилось до полутора тысяч закрытых пакетов с документами наивысшей степени секретности. Но общественности предъявили содержимое одного пакета, а содержимое другого — «секретные протоколы» — лишь огласили. А что же было в остальных — неужели ничего интересного?
Любопытного там, конечно, было много. И новая «демократическая» власть устами своих самых «демократических ученых» неоднократно торжественно обещала обнародовать содержимое главного партийного архива. Газета «Коммерсант» опубликовала 15 апреля 1993 г. такую заметку:
ПАРТИЙНЫЕ АРХИВЫ СТАНУТ ДОСТОЯНИЕМ НАРОДА
Документы из бывших архивов ЦК КПСС и Центрального партийного архива, которые до августа 1991 года хранились под грифами «строго секретно» и «особая папка», скоро появятся в печати. Вчера об этом было заявлено на состоявшейся в пресс-центре МИД России презентации нулевого номера журнала «Источник», редакция которого намерена публиковать только архивные материалы. «Источник» — приложение к журналу «Родина». Учредитель нового журнала — Верховный Совет России.
Главный редактор журнала «Родина» Владимир Долматов рассказал корреспонденту Ъ, что идея нового журнала возникла после издания в августе 1991 года указов президента России, согласно которым архивы КГБ СССР и учреждений КПСС, находящихся на территории РСФСР, передавались в ведение архивных органов России. В результате огромное количество ранее недоступных архивных материалов было рассекречено. Еще до принятия указов редакции удалось установить контакты со многими архивами, которые и пригодились впоследствии. <…>
Присутствовавший на презентации председатель Комитета по делам архивов при правительстве России Рудольф Пихоя сказал корреспонденту Ъ, что выход журнала «Источник» он считает особенно важным, поскольку принцип подачи материалов в нём — публикация только архивных документов без каких либо комментариев — поможет читателям самим оценить те события прошлых лет, сведения о которых раньше были доступны лишь немногим.
Журнал будет выходить тиражом 20 тыс. экз. раз в два месяца и распространяться как по подписке (600 руб. за 6 номеров), так и в розницу по свободной цене.
Тел. редакции журнала «Источник»: (095) 203-60-25.
«Источник» действительно издаётся. Однако сенсационные секретные документы из партийных архивов почему-то не обна-родуются. Чтобы как-то объяснить странное молчание относительно содержимого других сотен «закрытых пакетов» с грифом «Особая папка» демократические «историки» что-то невнятно бормочут насчет того, что новая «демократическая» власть засекретила все (!!!) документы из архива Политбюро и генсеков. Это не мешает им с пеной у рта клеймить прошлую власть как раз за то, что та, дескать, подло скрывала от народа правду.
Поскольку сами документы не публикуются, остается выуживать крохи информации из воспоминаний прикоснувшимся к ним избранных счастливцев. Вот какими откровениями делится с нами бывший руководитель аппарата президента СССР Горбачева Валерий Болдин:
«То, что Горбачев большой мистификатор, секрета не представляет. Во всяком случае, в 1987 году секретные протоколы и карты были положены ему на стол. Он расстелил карту и долго изучал ее. Это была крупномасштабная карта с обозначением населенных пунктов, рек и прочего на немецком языке. Он изучал линию границы, которая была согласована. Насколько помню, там стояли две подписи: Сталина и Риббентропа. Потом Горбачев посмотрел и сам протокол — небольшой документ, по-моему, всего два листочка, и обратил внимание на то, что подпись Молотова была сделана латинскими буквами. Та главная загадка, которая всех сбивала с толку и была необъяснима. Горбачев изучал документы долго, потом сказал: „Убери, и подальше!“.
Фото 11. Вот эта фитюлька, опубликованная в 1999 г. еженедельником „Совершенно секретно“ без ссылки на источник якобы доказывает, что Горбачев знал о „секретных протоколах“ как минимум с 1986 г. Реквизитов, указывающих на подлинность документа, эта записка не имеет. Вообще, вопрос о „белых пятнах“ в истории отношений между двумя странами впервые был поставлен в повестку дня лишь во время краткого визита Горбачева в апреле 1987 г., откуда он действительно мог дать шифротелеграмму. Но в этом случае ответ не может быть датирован 1 декабря 1986 г. Перед нами очевиднейшая фальшивка.
Шло время, и вдруг эти протоколы стали вызывать повышенный интерес. Их запрашивали и Фалин, и Яковлев. Я доложил об этом Горбачеву. Он сказал: „Никому ничего давать не надо. Кому нужно — скажу сам“.
А на первом Съезде народных депутатов он заявляет, что „все попытки найти этот подлинник секретного договора не увенчались успехом“. Вскоре после этого он пригласил меня к себе и спросил как бы между прочим, уничтожил ли я эти документы. Я ответил, что сделать этого не могу, на это нужно специальное решение. Он: „Ты понимаешь, что представляет сейчас этот документ?“ Ну, после того, как он на весь мир заявил, что документов этих не видел, я представлял, насколько для него это неуютная тема, он хотел бы поскорее уйти от нее и забыть, но сделать это было не так-то просто. Он еще дважды спрашивал, уничтожены ли секретные протоколы. Документы эти многократно зарегистрированы в различных книгах и картотеках, поэтому либо надо было уничтожить все книги, потому что подтирки делать там, естественно, нельзя, либо переписывать книги заново, — а это многолетние, начиная с тридцатых годов, записи. Вообще сделать это невозможно в принципе».
Удивительно, что об этом случае Болдин хранил молчание столь долго, и поделился воспоминаниями, находясь под следствием по делу ГКЧП. Горбачев категорически отрицал, что Болдин представлял ему некий доклад о «секретных протоколах» и показывал их оригиналы. Первооткрывателей у «оригиналов» протоколов Молотова — Риббентропа много, и множатся они с каждым днем. Один из них — известный антисоветчик Буковский, которого в свое время отпустили на Запад в обмен на лидера чилийских коммунистов Луиса Корвалана. Вот что он рассказывает в интервью «Новой газете»:
— В двадцатых числах августа 1991 года, сразу после путча ГКЧП, я приехал в Москву и начал уговаривать власти открыть архивы и устроить суд над КПСС. К тому времени я уже был хорошо знаком с людьми из ближайшего окружения Ельцина — Геннадием Бурбулисом и Михаилом Полтораниным. Я к ним пришел с этим предложением и объяснил, что если этого не сделать, то коммунисты оживут и снова станут серьезной угрозой. И более-менее всех уговорил — кроме Ельцина. Тем не менее я предложил созвать международную комиссию из историков, открыть архивы и постепенно все обнародовать. Был даже подписан черновой договор между главой Росархива Рудольфом Пихоя и мной. У меня были доверенности Гуверовского института войны, революции и мира и еще целого ряда западных исследовательских институтов, то есть я действовал как их представитель.
Этот договор у меня где-то до сих пор хранится. Он был написан от руки и подписан Пихоя и мной. Как впоследствии выяснилось, никакого значения он не имел и оказался филькиной грамотой. Когда чуть позже я снова приехал в Россию, оказалось, что все изменилось. Ельцина уговорили подписать какую-то инструкцию, согласно которой возвращаются правила секретности, существовавшие до падения советской власти.
— Это когда произошло?
— К концу того же 1991 года. Ельцин, несмотря на все ходатайства Бурбулиса и Полторанина, выступил против идеи суда. Он сказал, что не надо раскачивать лодку. Конъюнктура очень быстро, буквально в течение месяца, изменилась, и никакой речи о комиссии, о суде, об открытии архивов уже просто не было. Всё вернулось на круги своя. Я не смог в архивах посмотреть даже собственное дело. Мне сказали, что подписано решение о засекречивании материалов после 1961 года. А «особые папки» засекретили чуть ли не со сталинских времен. И я уехал из России, потеряв всякое желание возвращаться.
Но к весне моё предсказание оправдалось. Коммунисты зашевелились, ожили и подали в Конституционный суд на Ельцина, оспаривая его решение о запрете КПСС. Мне позвонили от Бурбулиса и попросили приехать помочь с этим судом. Я сразу же сказал, что приеду при одном условии: если будут открыты архивы. Меня заверили, что они будут открыты. Весной 1992 года действительно была создана президентская комиссия по временному рассекречиванию архивов для нужд судебного дела. К моменту моего приезда она уже работала. Кое-что уже было доступно.
— А с чего вы начали рассекречивание?
— В основном смотрели документы ЦК. Как известно, было три уровня принятия решений — Политбюро, секретариат ЦК и аппарат ЦК (отделы). В основном рассекречивались документы секретариата и аппарата. В августе 1991 года здание ЦК было опечатано. Его взяли под контроль и сменили охрану. Поэтому архивы, находившиеся в здании ЦК на Ильинке, оказались в руках российских властей. А архив Политбюро где-то за год до того был перевезён в Кремль и приобщен к Президентскому архиву, то есть к архиву Горбачева. И поэтому был недоступен российской власти.
— А кому он был доступен?
— В тот момент Ельцин уже мог распоряжаться архивом, он стал президентом страны. Но все было не так просто. Если в здание ЦК мы могли ходить, смотреть описи, по описям заказывать документы и через суд их пробивать, то в Президентский архив мы даже попасть не могли.
— Кто это — мы? Члены комиссии?
— Да, группа экспертов. Я официально был экспертом Конституционного суда по делу «КПСС против Ельцина». В архиве Политбюро мы не могли ничего толком заказать, потому что не видели описей. А не имея описей, невозможно было дать номер документа и шифр. Президентский архив этим пользовался. Если мы запрашивали какой-нибудь документ, они требовали его номер, шифр и дату решения Политбюро, отлично зная, что ничего этого у нас нет. Но механизм получения особо важных документов существовал. Если мы очень хотели получить некий документ, мы шли к Бурбулису и Полторанину, они шли к Ельцину Ельцин вызывал начальника архива, стучал кулаком по столу, и назавтра документ нам предоставляли.
Но это был довольно сложный алгоритм. Каждую бумажку так вышибать невозможно. Главой ельцинской администрации был некий Петров, которого Ельцин притащил с собой еще из свердловского обкома. Он по статусу отвечал за Президентский архив. Поэтому пробиться туда мы не могли никак. Это был старый обкомовец, который душой принадлежал партии и вовсе не хотел, чтобы такие люди, как мы, туда совали нос. Только через Ельцина и со скандалом можно было что-то получить. Так мы, например, получили документ о вторжении в Афганистан, хотя архив нам отвечал, что никакого решения об этом вторжении Политбюро не принимало.
— Как вам удавалось копировать документы?
— Я их сканировал. Купил портативный компьютер и ручной сканер — по тем временам это было большой новинкой даже на Западе. Я приобрел экспериментальную модель у фирмы-производителя. В широкой продаже их еще не было, а в России о такой технике даже не слышали. И не подозревали, чем я, собственно, занимаюсь. Хотя никакого закона я не нарушал. Нам запрещалось ксерокопировать документы, но упоминания о сканировании в инструкциях не было. Они же были составлены очень давно, ещё при советской власти. Потом чиновники наконец сообразили, чем я занимаюсь. Помню, кто-то закричал однажды: «Он же все копирует! Он же все на Западе опубликует!». Я спокойно собран вещи и вышел из здания… Слава богу, не задержали, дали уехать.
— Вам удалось, насколько я знаю, скопировать даже некоторые документы, не рассекреченные для Конституционного суда.
— Да. В основе своей это были документы, связанные, как они выражались, с агентурной работой. А по их правилам агентуру расшифровывать нельзя ни при каких обстоятельствах.
— Как вам удалось добраться до этих документов?
— Я запрашивал документы по описи. А описи устроены так, что по ним не поймешь, что это за документ. Названия, например, такие: «Вопрос международного отдела ЦК» или «Вопрос КГБ СССР». Нужно было догадываться, что это мог быть за вопрос в то время. Я разозлился и потребовал открыть все документы из «особых папок». Вообще все. И власти на это пошли.
Так вот, однажды заходит в комнату отдыха президентской стороны, участвовавшей в процессе, член комиссии по рассекречиванию Котенков (тогда представитель президента в Верховном совете) и радостно мне сообщает, что в комиссии для меня много новых материалов рассекретили — целую папку. Не все, конечно, есть документы, связанные с агентурой, эти — никак, а остальное вот — читай! И кладет передо мной одну папку. А вторую кладет на свой стол. Тут начался обеденный перерыв, и они все отправились на обед. В пустой комнате остались я и две папки. Ну я, конечно, начал с папки Котенкова…
— Какой массив материала вам удалось просмотреть?
— Много тысяч документов, а скопировал я порядка семи тысяч. Вообще комиссией было отобрано 48 томов, но все я не сканировал. Очень большую часть составляли вещи, мне мало интересные, например, коррупция в КПСС.
— Что такое «особая папка»?
— «Особая папка» — это форма секретности. Есть разные формы — «секретно», «сверхсекретно», «особой важности», «лично», «особая папка». А в президентском архиве, то есть в архиве Политбюро, еще была такая форма, как «особый пакет». Это запломбированный мешок, на котором не написано, что в нем находится.
— Что хранилось в таких «особых пакетах»?
— Сведения о всех крупных убийствах: например, о катынском деле — расстрел пленных польских офицеров в 7 940 году. Но не только. Там же находился секретный протокол к договору «Молотов — Риббентроп» от 1939 года. Там вообще много вещей, не приятных для власти.
Президентский архив после суда снова перевели на Ильинку в здание ЦК. Но он хранится отдельно, в него нужен особый допуск…
Как следует со слов Буковского, он остался один на один с «особой папкой», в которой хранились «секретные протоколы» и сведения «о всех крупных преступлениях». В руках у него был сканер. Логично будет предположить, что самые сенсационные документы советской эпохи, не одно десятилетие будоражащие умы прогрессивного человечества, он скопирует. Однако именно бумаги из «особых пакетов» бывший диссидент не копирует. Более того, Буковский даже не упоминает, что же было в этих пакетах, кроме уже известных нам бумаг по катынскому делу и «секретных протоколов» Молотова — Риббентропа. «Много вещей, неприятных для власти» — это очень уж расплывчатая формулировка.
Буковский, надо отдать должное его последовательности, ненавидел прошлую советскую власть, ненавидит он и нынешнюю эрэфовскую. Так с чего это он упускает возможность предать огласке неприятные для нее документы? Объяснение простое: никаких «особых пакетов» этот «эксперт» и в глаза не видал, потому он о них и не может сказать ничего вразумительного, повторяя лишь общеизвестные штампы. Правда, даже повторить правильно не может, называя «закрытый пакет» «особым пакетом». А если кто-то все еще верит, что Буковский действительно работал с секретными документами, то спросите у этого типа, в каком месте ему померещился гриф «сверхсекретно». Это уже из разряда анекдотов про Штирлица.
Вывезя копии документов на Запад, Буковский их там опубликовал. Так называемый архив Буковского доступен в Интернете по адресу http://www.2nt1.com/archjve/buk-rus.html, но искать там изображения скандальных «секретных протоколов» бесполезно — документов, датированных между февралем и октябрем 1939 г. там вообще нет. Опять приходится верить на слово ельцинскому «эксперту»: он, дескать, видел собственными глазами и держал в руках. Кстати, хранение исторических документов 30-х годов в президентском архиве противоречит нормам Положения об Архиве президента РФ, ибо он создан 17 февраля 1992 г. как структурное подразделение президентской администрации для хранения документов, связанных с деятельностью Ельцина и его преемников. Почему якобы обнаруженные там «секретные протоколы» не были переданы по подведомственности? Только потому, что «секретные протоколы» не существуют, а всякого, кто осмелится их запросить, пошлют куда подальше, сославшись на то, что данный документ хранится в секретном фонде. Так оно и происходит.
Почему-то прикасаются к скандальным документам, связанным с «секретными протоколами» только самые ярые антисоветчики: Ельцин, Яковлев, Волкогонов, Пихоя, Буковский, Болдин, Фалин и Вульфсон с Безыменским. А потом долго и витиевато рассказывают, что же они увидели. Но показать никому не желают. Правда, их россказни совершенно не согласуются друг с другом, и это понятно — врать всем одинаково невозможно. Например, Ельцин видел сразу десять «секретных протоколов»! Наверное, с перепоя у него двоилось в глазах и известные нам четыре он принял за десять. Даже если считать разъяснение к «секретному протоколу» от 28 августа 1939 г. и один доверительный протокол, получится лишь шесть документов. Вот как сам высокопоставленный алкаш поведал об этом в своих мемуарах «Записки президента»:
«Запомнилось, как Горбачёв передавал мне свой секретный архив.
Он достал кучу папок и сказал: это из архива генеральных секретарей, берите, теперь это все ваше.
Я ответил, что до той поры, пока все это не обработают архивисты, не притронусь к бумагам. Я знал, что там есть и вовсе не стратегические, а просто очень интересные и важные материалы для историков — например, письма репрессированных писателей на имя Сталина, неизвестные эпизоды из политической жизни Хрущева, Брежнева, история Чернобыля, афганской войны и так далее.
Кстати, через несколько месяцев именно в этом архиве были найдены оригиналы всех знаменитых секретных соглашений пакта Молотова — Риббентропа. Двухметровые карты с подписями Сталина и Риббентропа — у Сталина красный карандаш, у Риббентропа синий. Видно, как они „правили“ границы. Один тут правит, другой там… И потом крупными буквами их подписи. Нашли десять секретных соглашений. В них абсолютно ясно видна вся грязная политика Гитлера и Сталина.
На съезде народных депутатов Союза А. Н. Яковлева назначили председателем комиссии по правовой оценке пакта Молотова — Риббентропа. Этой комиссии удалось найти только копии документов. И то не всех, трех вообще не было.
Яковлев обращался к Горбачеву с просьбой помочь в поисках документов. Горбачев сказал, что все было уничтожено в пятидесятых годах. Сейчас выяснилось, что пакеты с оригиналами документов были вскрыты руководителем секретариата Горбачева Болдиным. Естественно, Болдин доложил своему шефу о том, что обнаружены документы, которые искали историки всей планеты.
Когда мне сообщили о том, что найдены эти документы, я тут же позвонил Яковлеву: „Александр Николаевич, нашлись документы“. Сначала я услышал его радостный возглас: „Наконец-то, я всегда в это верил!“ Ну а потом он в сердцах добавил несколько слов — повторить их я не решаюсь».
Копировал документы из архива Политбюро и Дмитрий Волкогонов (вроде как с разрешения Ельцина). Копировал и отчего-то тоже передавал за границу (архив доступен в Интернет по адресу http://www.loc.gov/rr/mss/text/volkogon.html). Читаем интервью с директором Государственного архива Российской федерации Сергеем Мироненко, опубликованное русским журналом «Вестник», издаваемым в США (№ 13(350) от 23 июня 2004 г.):
…— Покойный Дмитрий Антонович Волкогонов передал, говорят, большое количество документов в США из архива Политбюро. Это так?
— Оригиналы Волкогонов не передавал — можете мне поверить. Но он снимал копии, имея полномочия от президента России, несмотря на то, имеет ли документ гриф «сов. секретно» или нет. Поэтому доступ к копиям этих документов, оказавшихся в библиотеке Конгресса США, проще, чем в наших архивах — к оригиналам. Это понятно, да?
— Конечно. Что такое «особая папка», Сергей Владимирович? Это папка, куда складывались особо секретные бумаги?
— Нет. «Особая папка» — это тип документа, степень секретности. Такая «особая папка» существовала и в Политбюро, и в правительстве, и в министерствах. В протоколах заседания Политбюро можно прочитать: «Слушали. Постановили. Решение — „особая папка“. То есть даже среди членов Политбюро это была высшая степень секретности, материалы Политбюро хранились не в одном делопроизводстве, а в разных».
Опять мы сталкиваемся с удивительным фактом: почему-то именно «секретные протоколы» Волкогонов не скопировал и никуда не передал, ограничившись устным сообщением о находке.
А вот какими воспоминаниями поделился с еженедельником «Совершенно секретно» еще один член секты «свидетелей протоколов» — сотрудник аппарата ЦК КПСС Юрий Мурин:
В 1986 году мне стало известно о существовании в Архиве Политбюро закрытого пакета № 1 с надписью «О поляках, постановление Политбюро П 13/144 от 5.111.1940 г., записка НКВД СССР (Берия) 794/Б, март 1940 г.». Это были документы, относящиеся к расстрелу военнопленных польских офицеров, так называемое «Катынское дело». Вскрывать этот пакет имел право только Генеральный секретарь ЦК КПСС. С содержанием документов были ознакомлены все лидеры СССР, от Хрущева до Горбачева. Последний раз пакет № 1 вскрывали 24 декабря 1991 года, и он был вновь запечатан с пометками «Справок не давать» и «Без разрешения руководителя аппарата президента СССР не вскрывать».
Накануне сложения своих полномочий президент СССР Горбачев ознакомил президента РФ Ельцина с содержанием документов, представляющих наивысшую государственную тайну, в том числе с документами о расстрелах польских офицеров в 1940 году и с секретными протоколами советско-германского пакта 1939 года. Горбачев, очевидно, полагал, что передача этих документов Ельцину возложит на того ответственность за их дальнейшую судьбу. Но Ельцин поступил иначе. Документы были возвращены в Архив президента СССР, а спустя неделю сам архив был переподчинен Ельцину. Таким образом, вина в сокрытии документов о расстрелах польских офицеров и подлинников секретных статей советско-германского пакта 1939 года оказалась возложена на Горбачева.
В 1992 году члены президентской комиссии под председательством генерала Волкогонова «обнаружили» этот пакет и обнародовали его содержание <…>
Работая над выявлением документов по советско-германским отношениям за предвоенный период, я обратил внимание на несколько небольших по объему дел. Это были подлинники секретных статей советско-германского пакта 1939 года, получившего название «пакт Молотова — Риббентропа». Запомнились подписи Молотова, Риббентропа, а также росчерки Сталина и Риббентропа на карте раздела сфер влияния. Номера дел с секретными статьями пакта и картой оказались литерными. Это означало, что дела были включены в опись уже после ее оформления и находились на обычном, т. е. совершенно секретном, а не специальном хранении. Хранитель фондов разъяснила, что документы были переданы из МИДа, где находились в личном сейфе Вячеслава Молотова.
В 1987–1989 годах средства массовой информации стали чаще вспоминать о «белых пятнах» в истории, в том числе о подлинниках секретных статей советско-германского пакта 1939 года. 28 марта 1989 года состоялось заседание комиссии ЦК КПСС по вопросам международной политики. В своих выступлениях ученые В. Кудрявцев, А. Чубарьян, Ф. Ковалев, Г. Арбатов не отрицали существование секретных статей пакта (так как в ФРГ сохранилась их фотопленка), однако судьба подлинников оставалась загадкой. По официальным заявлениям МИД, КГБ, ЦК и Минобороны, их не находили.
Учитывая взрывоопасный характер обнаруженных подлинников секретных статей, мы с заведующим VI сектором Я А. Мош-ковым решили изъять эти документы с совершенно секретного хранения и передать их на закрытое, в запечатанном пакете. В начале апреля 1989 года заведующий Общим отделом ЦК В. И. Болдин затребовал секретные статьи пакта. Через некоторое время документы возвратились с указанием: никому никаких справок не давать. На конверте Мошков сделал запись о том, что документы были доложены В. И. Болдину.
Однако М. С. Горбачев на I съезде Народных депутатов СССР 1 июня 1989 года, отвечая на вопрос о подлинниках секретных статей пакта, заявил: «Мы занимаемся этим вопросом. Подлинников нет, есть копии, с чего — неизвестно». Через некоторое время меня вызвал Мошков.
— Положение очень серьёзное, — сказал он, — руководство спрашивает наше мнение о возможности уничтожения этих документов.
— Но о существовании подлинников знают некоторые сотрудники…
— Возьмём подписку о неразглашении.
После обсуждения пришли к решению доложить В. И. Болдину о нашем отрицательном отношении к данному предложению. В.И. Болдин выслушал наши доводы и не настаивал. Казалось, что документы надежно спрятаны в закрытом пакете. Но в обществе происходили серьезные перемены, события развивались стремительно.
Прошли «дни ГКЧП». Во второй половине декабря 1991 года, перед самым уходом с поста президента СССР в Архиве Политбюро появился Михаил Горбачев в сопровождении помощника и охраны. Его прихода здесь ждали: на сдвинутых во всю длину комнаты столах лежали документы, составляющие особую государственную тайну. Речь шла о надежном их сохранении от возможной утраты при смене власти. Выбрав удобный момент, задаю вопрос М.С. Горбачеву:
— Михаил Сергеевич, везде говорилось, что подлинники секретных статей пакта в архиве не обнаружены, а они хранятся здесь, и мы о них знаем.
— Ну что ж, — ответил М. С. Горбачев, — мы же объявили их с самого начала недействительными.
Михаил Сергеевич ушел, а мы вскоре получили распоряжение от руководства срочно передать документы «Особой папки» в Архив Генштаба. За два-три дня в опломбированных мешках документы перевезли в здание Министерства обороны. Прошло немного времени, и от нового начальства мы получили указание вернуть все на старое место, что было так же оперативно исполнено.
В октябре 1992 года средства массовой информации на весь мир заявили, что подлинники секретных статей пакта 1939 года наконец-то найдены, и тогда же состоялась их публикация наряду с другими рассекреченными документами. Так закончилась эпоха документов с грифом «Особая папка» и закрытых пакетов, ставших теперь достоянием истории.
Поскольку это самый поздний источник, сообщающий об «оригиналах» протоколов Молотова — Риббентропа, он изобилует массой подробностей, но при этом никак не стыкуется с более ранними сообщениями. Со слов Мурина следует, что Ельцин ознакомился с «секретными протоколами» при передаче ему дел Горбачевым. При этом, как известно, присутствовал Александр Яковлев. Ельцин же утверждает, что лично сообщил Яковлеву о находке лишь в октябре 1992 г. Кто же из двух свидетелей врет? Да оба!
Процитирую яковлевские мемуары «Сумерки»: «Упомяну об одном грустном для меня моменте по проблеме, связанной с пактом Риббентропа — Молотова. Однажды мне позвонил Борис Ельцин (он был уже президентом, а я работал в Фонде Горбачева) и сказал, что „секретные протоколы“, которые искали по всему свету, лежат в президентском архиве и что Горбачев об этом знал. Ельцин попросил меня провести пресс-конференцию, посвященную находке. Я сделал это, но был крайне удивлен, что средства массовой информации отреагировали вяло, видимо, не понимая исторического значения события…».
И ещё из того же источника: «И вот в декабре 1991 года Горбачев в моем присутствии передал Ельцину пакет со всеми документами по Катыни…».
Горбачев утверждает, что увидел некие документы по Катыни из «особой папки» за несколько дней до сложения полномочий, и лично ознакомил с ними Ельцина и Яковлева при передаче дел. Но почему-то о содержании другого «закрытого пакета», где хранились «секретные протоколы», ни Яковлев, ни Ельцин, ни Горбачев не упоминают. Выходит, что при передаче дел Ельцин заглянул не во все бумаги? Если допустить, что Яковлев и Мурин говорят правду, то как объяснить то, что по официальной версии Ельцин ознакомился с катынскими документами из «особой папки» только 11 октября 1992 г., после чего срочно отправил своего спецпосланника Пихоя к Валенсе? Сам Пихоя в этом вопросе безбожно путается: 14 октября в Варшаве он говорит, что катынские документы только что обнаружены, а вернувшись в Москву, вскоре заявляет в одном из интервью, что находка была сделана 10 месяцев назад.
Но даже если принять слова Мурина за чистую правду, получается, что сверхсекретные архивы Политбюро извлекались, бесконтрольно перемещались, с ними работали некие сомнительные «исследователи» при том, что сами документы хранились, мягко говоря, бессистемно, и единого их реестра не существовало (в это абсолютно невозможно поверить!). В этих условиях вбросить туда любую фальшивку, чтобы потом «вдруг» найти и легализовать— плевое дело. Поскольку якобы не было описи содержимого «закрытых пакетов», то вполне возможно, что при передаче дел в пакете № 34 хранились совсем не «секретные протоколы» Молотова — Риббентропа. Кстати, Горбачев, описывая содержание «катынского пакета», не упоминает тех документов, которые там впоследствии якобы были обнаружены. А кое-что из того, что было обнаружено и передано в копиях в Конституционный суд, сегодня опять куда-то подевалось, и в «научном» обороте не участвует.
Почему никто до сих пор не видел оригиналов «секретных протоколов», понятно — трудно увидеть то, чего не существует. Интересен и вопрос о том, почему никому не показывают оригинал НЕсекретного советско-германского Договора о ненападении. Думаю, документ скрывают для того, чтобы не дискредитировать подделку этого же договора из коробки фон Леша — сразу будет видна абсолютная неаутентичность этих документов. И на всякий случай отечественные «историки» принялись напускать в этом деле туман. Вот что пишет Лев Безыменский:
«Как архивный курьёз можно охарактеризовать тот факт, что в соответствующем архивном деле ЦКВКП(б) содержались не оригиналы, а вырезки из „Известий“ и „Правды“ с текстами договора».
Спрашивается, что же здесь удивительного? В партийном архиве не могут храниться важные межгосударственные договора — для этого существует архив Наркомата иностранных дел. С «оригиналами» у яковлевско-волкогоновско-пихоевской шайки вышел еще один прокол. В дипломатии издавна существует правило альтерната, согласно которому наименование каждой договаривающейся стороны и подпись ее представителя помещаются в экземпляре договора, предназначенном для этой стороны, на первом месте. По этому правилу у советской стороны должны остаться документы, где первой стоит подпись Молото-ва. Но отчего-то слева он расписывается только на русских оригиналах, а на немецких его подпись стоит справа. И если бы так было всегда, то в этом можно было бы усмотреть, хоть и неправильную, но систему. Однако 10 января 1941 г. Молотов подписал первым не только русский, но и немецкий оригинал «секретного протокола» (о выкупе части территории Литвы) из советского комплекта. Запомним правило альтерната. В дальнейшем мы еще столкнемся с его нарушением, когда дело касается «секретных протоколов».
Не много ли проколов? — удивится иной читатель. Как-никак, фальсифицировали «оригиналы» не просто историки, а академики и профессора. Вот потому, уважаемые, и много проколов — ведь эти ученые нетрадиционной ориентации — демократические. Вообще, когда речь заходит о «демократических ученых», надо держать ухо востро — среди них достаточно много умственно нездоровых людей. Например, тот же Пихоя иногда совершенно серьезно произносит такие речи, что трудно удержаться от подозрений насчет его вменяемости:
«… мне пришлось обнаружить море лжи. А сколько элементарного непрофессионализма! В свое время ваш покорный слуга сидит на заседании ученого совета и слышит загробные рыдания историков партии: „А мы не можем посчитать, сколько заключенных было в Свердловской области“. Я встаю и говорю: как вы не можете посчитать? „А нам данные не дают“. Привет, ребята, у вас есть данные о пропускной способности железной дороги? „Есть“. Вы знаете, сколько колючей проволоки туда завезли? „Да“. Сколько положено проволоки на одного заключенного, знаете? „Знаем“. Вот вам и ответ на вопрос».
Допустим на секунду, что в тоталитарном СССР колючую проволоку не использовали ни в сельском хозяйстве, ни в армии, ни в промышленности, а вся она шла только на нужды Гулага. Допустим, что пропускная способность железных дорог измерялась исключительно объемами перевезенной колючей проволоки. Но по какой формуле высчитывается расход «колючки» на одного заключенного? Ведь это материал долговечный — один раз сделали ограждение, и лет 30 можно не беспокоиться, а за это время через лагерь пройдет не одно поколение зеков. Наверное, Солженицын, когда насчитал 20 миллионов невинно убиенных в сталинских лагерях, пользовался схожими методиками подсчёта — посчитал количество винтовок у вохры, а потом прикинул, сколько можно было убить из них заключенных, работая в три смены.
Спрашивается, как такому «интеллектуалу», как Пихоя, можно поручать фальсифицировать документы, неужели людей поумнее не нашлось? Для фальсификатора в наши дни ум — далеко не главное, потому что фальшивке уже не требуется придавать убедительный вид. Зачастую и подделывать ничего не надо, ибо масс-медиа убедят, что документ существует и он самый настоя-щий-пренастоящий. Для фальсификатора сейчас главное — быть подлецом и иметь госдолжность, чтобы авторитетно заверить виртуальный подлог, который все равно никто никогда не увидит. В этом смысле кандидатура Рудольфа Пихоя подходит идеально. Во-первых, он принадлежал к ельцинской шайке, и когда Ельцин добрался до вершин власти, тот притащил в Москву и Пихоя (его жена состояла в должности президентского спичрайтера). Рудольф Германович, кстати, и сегодня не стесняется именовать Ельцина великим человеком, сравнивая почему-то с Петром Великим. То, что Пихоя — эстонец по происхождению, наверное, не имеет значения, но то, что его отец был выслан при Сталине на Урал, видимо, подпитывало его ненависть к советскому строю.
Главный же мотив Пихоя, Козлова и прочих фальсификаторов, на мой взгляд, был сугубо меркантильным. Я не берусь утверждать, что конкретно за фабрикацию «секретных протоколов» каждый из них получил свои 30 сребреников. Надо смотреть на вопрос шире: при новой «демократической» власти всякий подлец получил для заглота свой кусок Родины — кому-то достались золотые прииски, кому-то заводы и нефтяные компании, а Пихое — архивы. А что, в эпоху рыночной экономики и архивы могут быть ходовым товаром. Сколько десятков тонн ценнейших архивных документов было вывезено из страны за рубеж, установить уже вряд ли возможно, но счет идет не на единицы хранения, а именно на тонны! В 1994 г. разразился скандал в связи с несанкционированным вывозом во Францию 20 тонн документов из архивов, захваченных в Германии в качестве трофеев. Осуществлял операцию глава Государственной архивной службы РФ Рудольф Пихоя. Взамен французы выделили 300 тысяч франков для «надлежащего содержания архивов», которые бесследно рассосались. Это лишь один эпизод многолетней деятельности Пихоя по разбазариванию культурных ценностей.
Двумя годами ранее он продал Гуверовскому институту (то есть правительству США) архивы КГБ (по 10 центов за лист копии) и отдал частной британской фирме «Chadwick-Healy» монопольные права продажи на мировом рынке копий 25 миллионов листов архивных документов. Видимо, чтобы избежать уголовной ответственности за продажу документов, содержащих гостайну, договор был составлен «исключительно в соответствии с законом штата Нью-Йорк». Вот такой интересный архивный «офшор» получился! Поражают и условия распределения доходов: собственник, то есть Российская Федерация получает 27 % прибыли, а британский контрагент — 73 %. Разумеется, без «отката» дело не обошлось. Правда, в 1996 г. вконец оборзевшего хапугу выпнули с должности (он перебрался на работу в яковлевский фонд «Демократия»), но освободившееся место занял подельник Пихоя по фальсификации «секретных протоколов» Владимир Козлов, и утечка архивов за рубеж успешно продолжилась.
Выходит, что абсолютно все лица, связанные с непосредственным обнаружением «секретных протоколов» Молотова — Риббентропа из «особой папки», замешаны в торговле советскими архивами — Буковский, Волкогонов, Пихоя, Козлов. Генерал-политработник Волкогонов умудрился умыкнуть даже документы, с которых до сих пор не снят гриф «Совершенно секретно». В общем, моральный облик этих типов соответствует тем требованиям, которые нынешняя власть предъявляет к своим слугам. А вот с их профессиональными способностями дело обстоит, мягко говоря, неважно.
Козлов, кстати, является автором книги о подлогах письменных источников по истории России XX века «Обманутая, но торжествующая Клио». Но одно дело — писать книжки по теории подлогов, и совсем другое — самому фальсифицировать документы. То, как Пихоя с Козловым сварганили в 1992 г. бумаги по катынскому делу, не выдерживает никакой критики. Работа была настолько халтурной, что даже проельцинский Конституционный суд, где слушалось дело КПСС, сч`л их сомнительными. Что характерно, туда были представлены лишь копии, а не оригиналы подделок (понятно, что у тех бумаг, что сварганили на прошлой неделе, вид будет слишком свежий для документов полувековой давности). Но огрехи были такие существенные, что их выдавали даже ксерокопии.
14 октября 1992 г. Пихоя по личному указанию президента Ельцина вылетел в Варшаву, где передал копии катынских бумаг лично президенту Валенсе. Где теперь те бумаги? По официальной версии они утеряны поляками. Оно и понятно — вреда от таких подделок, которые просто вопят о своей подложности, больше, чем пользы. У нас пихоевско-козловскую туфту по катынскому делу после конфуза в Конституционном суде немного подправили и опубликовали. И зря: писатель Юрий Мухин учинил такой разгром этим поделкам, что теперь фальсификаторам приходится из кожи вон лезть, чтобы объяснить, почему в делопроизводстве 50-х годов используются бланки 30-х.
С найденными «оригиналами» «секретных протоколов» Молотова — Риббентропа пихоевцы решили не создавать себе лишних проблем, и никому их не показывали. Ну, кое-что, конечно, гуляет по маргинальным интернет-страницам, но от этих поделок Федеральная архивная служба всегда может откреститься. Если же это кое-что рассмотреть повнимательнее, то легко убедиться, что перед нами коллаж, сделанный путем наложения снимков «секретных протоколов» из госдеповского сборника 1948 г. и автографов Молотова и Риббентропа, репродуцированных в журнале «Вопросы истории».
Фото 12. В Музее Великой Отечественной войны на Поклонной горе выставлена не копия из немецких архивов, как считает Валентин Сидак, а вероятно, новодел, изготовленный фирмой «Пихоя и К 0». Поверить в то, что перед нами найденный в 1992 г. «оригинал», мешает надпись на немецком языке в верхнем правом углу, но от аналогичной фотокопии фон Леша этот экземпляр сильно отличается.
Как сообщают масс-медиа, в 1995 г. первые экземпляры секретных протоколов и карта к Договору о дружбе и границе с автографами Сталина и Риббентропа экспонировались на московской выставке «Документы великой войны». Про эту липовую карту речь ниже, а вот «первые экземпляры» на этой выставке не выставлялись. Хотя разговоров было много. Например, Владимир Козлов торжественно объявил:
В период подготовки выставки к 50-летию Победы были рассекречены и впервые предстали перед посетителями такие документы: подлинный текст Пакта Молотова — Риббентропа, карта Европы с разграничительной линией…
Минуточку! Как это возможно: некий «пакт», под которым понимаются, разумеется, «секретные протоколы», опубликованный в журнала «Вопросы истории» еще в 1993 г. рассекретили только два года спустя? Когда дело касается «секретных протоколов», происходят еще и не такие чудеса. Но Козлов в данном случае не совсем врет. Дело в том, что указанный выпуск журнала «Вопросы истории» был отпечатан… в том же 1995 г. По крайней мере, именно тогда он поступил в библиотеки. Я еще могу понять, когда задним числом рассекречивают вдруг найденные документы. Но издавать задним числом периодическое издание — это уже чересчур!
Я не зря пространно объяснял в начале этой главы, чем медиа отличается от СМИ. Задача медиа — создавать ложную картину действительности. Поэтому специально для опубликования виртуальных «секретных протоколов» задним числом издают «научный» журнал. В романе-антиутопии Джорджа Оруэлла «1984» специальное Министерство Правды занималось постоянным изменением прошлого путем переиздания старых газет с новым содержанием и заменой их во всех библиотеках. Яковлевцы такие технологии внедрить не сумели, зато они задним числом проводили виртуальные пресс-конференции. Вот как описывает историю с представлением «секретных протоколов» общественности сам Александр Яковлев:
Я тогда работал в фонде у Горбачева, и однажды мне позвонил Ельцин: «Александр Николаевич, нашлись документы, приезжайте, забирайте». Попросил меня собрать пресс-конференцию. Я согласился. Но на пресс-конференцию собралось очень мало журналистов, причем в основном начинающие. И после нее почти ничего не напечатали. Меня это поразило: политический вопрос, который повернул историю нашей страны и Европы, нашей прессе оказался неинтересен.
Об этой пресс-конференции Яковлев пишет и в своих мемуарах, цитированных выше, сетуя на то, что издания отреагировали на нее вяло. Не правда ли, любопытная ситуация? Пресс-конференция, на которой якобы представили сенсационные находки, вроде как была, потому что, начиная с 2001 г., на неё ссылаются «историки», но никаких следов в тогдашней прессе она не оставила. Почти.
Яковлев утверждает, что «почти ничего не напечатали», и это показалось мне очень подозрительным. Просмотрел в библиотеке подшивки старых газет, но никаких упоминаний об этой исторической пресс-конференции не нашел. А то, что нашел, настолько интересно, что… Давайте прочитаем заметку в газете «Коммер-сантЪ» № 23(176) от 31 октября 1992 г., но только очень-очень внимательно:
ПАКТ МОЛОТОВА — РИББЕНТРОПА ИСКАЛИ НЕ ТАМ
В архиве ЦК КПСС обнаружены оригиналы девяти документов советско-германских соглашений 1939–1941 годов, определявших раздел сфер влияния в Европе. Как сообщили корреспонденту Ъ в Госкомархиве России, документы нашлись 28 октября в ходе подготовки к передаче части президентских бумаг в российские хранилища. Подлинность документов подтверждена экспертизой. Содержание советско-германских договоров было известно давно, но оригиналы хранили в глубоком секрете долгие десятилетия. Вчера документы из «Особой папки» ЦК КПСС переданы президенту России.
Принадлежавший Германии оригинал секретного протокола, подписанного 23 августа 1939 года и служившего приложением к советско-германскому пакту о ненападении, был уничтожен в конце Второй Мировой войны. Сохранившаяся копия-микрофильм долгие годы была единственным историческим источником, проливавшим свет на события, связанные с началом войны и судьбами многих европейских государств. В 1947 году копию опубликовал Госдепартамент США. Бывшее руководство ЦК КПСС неоднократно объявляло микрофильм фальшивкой. По результатам работы депутатской комиссии во главе с Александром Яковлевым ее аутентичность была признана постановлением II Съезда народных депутатов СССР 29 декабря 1989 года, где пакт Риббентропа — Молотова был осужден как сговор.
Однако наличие оригинала договора в советских архивах отрицалось. Теперь Яковлев принял участие в презентации документов.
Состоящий из четырех пунктов секретный протокол, подписанный министрами иностранных дел СССР и Германии, определял, что, во-первых, северные границы Литвы становились границей сфер влияния Германии и Советского Союза. Во-вторых, договаривающиеся стороны оставляли за собой полную свободу рук в отношении Польши. В-третьих, Бессарабия, принадлежавшая королевской Румынии, становилась советской «зоной интересов» Последствия этого соглашения известны: 1 сентября 1939 года Германия напала на Польшу, а в июне 1940 года СССР оккупировал Литву. Окончательно запутанный бессарабский вопрос стал причиной сегодняшнего приднестровского конфликта.
До 1952 года документ хранился в секретариате наркома иностранных дел СССР Вячеслава Молотова, затем был передан в архив политбюро ЦК КПСС. За последние 40 лет копии с протокола для работы снимались только трижды: для бывшего министра иностранных дел Андрея Громыко, позднее, для заместителя главы этого департамента Земскова и заведующего общим отделом ЦК КПСС, руководителя канцелярии генерального секретаря ЦК КПСС (Михаила Горбачева) Валерия Болдина.
Эксперты отмечают, что момент обнародования «пропавших» документов был выбран не случайно. Еще не забылись обвинения против Горбачева в умышленной задержке передачи Польше материалов по Катыни. Если теперь подтвердится, что он снова «все знал», это может стать еще одним козырем в руках игнорируемого им Конституционного суда. Но последовательность Москвы в раскрытии прошлого может обернуться и другой стороной в том случае, если соседи, обиженные в результате сделки Молотова — Риббентропа, потребуют от России последовательности и в пересмотре послевоенных границ.
Наталья Ь-Калашникова, Виктор Ь-Замятин
Ну что, кто заметил подозрительные места в этой короткой заметке? Если даже опустить грубые неточности вроде того, что архив, в котором найдены документы, назван неправильно (он именовался, как известно, Архивом президента Российской Федерации) и то, что нарком иностранных дел СССР называется отчего-то министром, у меня возникли следующие вопросы:
1. Какие это девять оригиналов «советско-германских соглашений 1939–1941 годов, определявших раздел сфер влияния в Европе» были найдены, и почему о них здесь нет даже намека? Упоминается лишь «секретный протокол» от 23 августа 1939 г. Всего известно четыре секретных протокола, один доверительный, одно разъяснение к «секретному протоколу» и карта (о ней речь ниже) — итого, самое большее, семь документов.
В дальнейшем, дабы как-то объяснить проскочившую в прессу нелепую цифру «9», в журнале «Новая и новейшая история» (№ 1, 1993 г.) была опубликована «Опись № 1. Документы, относящиеся к советско-германским переговорам в период 1939–1941 гг.», где в разделе № 1 «Подлинные тексты [да, именно так и написано — „подлинные тексты“, а не оригиналы!!! — чувствуется убогий стиль Яковлева] советско-германских секретных соглашений, заключенных в период 1939–1941 гг.» помимо секретных документов совершенно от балды приписано следующее:
«…7) Заявление советского и германского правительство от 28 сентября 1939 года о взаимной консультации.
8) Обмен письмами между Молотовым и Риббентропом от 28 сентября 1939 года об экономических отношениях между СССР и Германией».
Кто-нибудь может объяснить, какое отношение открытое заявление имеет к секретным соглашениям и что это за документ, названный «обменом письмами». Обмен — это действие, процесс, но документ так называться не может.
2. Если документы нашлись 28 октября, а на следующий день якобы были представлены публике, то кто, когда и какую успел провести экспертизу, упоминаемую в газете?
3. Советское правительство никогда не объявляло микрофильмы фальшивкой, и вообще никогда не делало официальных заявлений по поводу «секретных протоколов».
4. Съезд народных депутатов СССР не признавал аутентичность копий протоколов, он лишь осудил их за «отход от ленинских принципов советской внешней политики».
5. Каким образом «секретный протокол» от 23 августа 1939 г. мог храниться в «секретариате наркома иностранных дел СССР Вячеслава Молотова» до 1952 г., если министр иностранных дел (а не нарком!) Молотов был смещен со своего поста 4 марта 1949 г.?
6. Прочитайте ещё раз это предложение: «За последние 40 лет копии с протокола для работы снимались только трижды: для бывшего министра иностранных дел Андрея Громыко, позднее, для заместителя главы этого департамента Земскова и заведующего общим отделом ЦК КПСС, руководителя канцелярии генерального секретаря ЦК КПСС (Михаила Горбачева) Валерия Волдина». Какая работа могла вестись с документом, не имеющим никакой юридической силы? Но вопрос даже не в этом. Почему Болдин назван руководителем канцелярии генсека, хотя такой должности не существовало? Он в 1990–1991 гг. был руководителем Аппарата президента СССР Горбачева! Теперь самое интересное — Министерство иностранных дел СССР названо департаментом. Русский человек, тем более журналист, никогда не сделает такой ошибки. Но если текст писал американец, это легко объяснимо — в США министерство иностранных дел называется Государственный департамент.
Так что вся эта путаница с названиями учреждений и должностей может объясняться только одним: в основе заметки лежал текст, составленный на английском языке, либо написанный американцем. Поэтому и возник таинственный «департамент» и «канцелярия» генерального секретаря, а нарком Молотов назван министром, когда дело касается 1939 г., но наркомом применительно к 1952 г.
Спрашивается, почему Калашникова и Замятин (вообще странно, что над такой маленькой заметкой работают сразу два человека) допустили в тексте столько небрежностей, а главный редактор пропустил всю эту галиматью в номер без правки? Я сам в течение последних семи лет являюсь главным редактором газет (а до этого был ответсеком), и еще не было случая, чтобы написанную кем-то статью я не переделал процентов на 20–30, а иногда и больше. Есть лишь два обстоятельства, при которых главный редактор не считает нужным доводить текст до совершенства — когда публикуется проплаченная статья или когда печатается текст, спущенный сверху. Текст, уже утвержденный начальством не особо-то поредактируешь, а с рекламодателем спорить — себе дороже выйдет. В данном случае могу предположить, что команда опубликовать заметку поступила из инстанций, подконтрольных Александру Яковлеву.
7. Но самое главное — другое. Заметка вышла в субботу, 31 октября 1992 г., а яковлевская пресс-конференция якобы состоялась в четверг, 29 октября. Ежедневная газета никогда не ждет два дня, чтобы опубликовать отчет о событии — это аксиома! Появление заметки 31 октября должно иметь информационный повод в предшествующий выходу газеты день, и он обозначен здесь очень туманно: «Вчера (то есть 30 октября — А. К. ) документы из „Особой папки“ ЦК КПСС переданы президенту России». Не сказано ни кем переданы, ни для чего. Вообще-то по общепринятой версии, удостоверенной самими Ельциным и Яковлевым, президент сначала получил «секретные протоколы», а потом сообщил об этом Яковлеву и попросил его провести пресс-конференцию. Следовательно, Ельцин ознакомился с содержимым «особой папки» не позднее 28 октября, если на 29 число уже якобы была назначена встреча с прессой. Следовательно, либо эта фраза в заметке «Коммерсанта» является инсинуацией, либо никакой пресс-конференции 28 октября, якобы устроенной по указанию Ельцина не было.
Почему же в публикации нет даже намека на какую-либо пресс-конференцию, и появилась она в печати лишь 31 октября? Объяснение простое: 29 октября в программе «Время» по первому каналу телевидения диктор объявил о сенсационной находке оригинала «секретного протокола» от 23 августа 1939 г., и даже зачитал его текст. То есть первым источником информации для «Коммерсанта» стала не мифическая пресс-конференция, а сообщение в вечернем выпуске новостей. Поэтому только 30 октября редакция связалась с Госкомархивом, о чем упоминается в первом абзаце заметки, и уж там некий анонимный субъект якобы поведал о «презентации», в которой участвовал Яковлев. Не названо имя должностного лица, предоставившего информацию, не ясно, что же за презентация имела место быть, кем, где, когда и с какой целью она проводилась. Поскольку «презентация» переводится на русский язык, как «представление», а в заметке речь идет о представленных Ельцину документах, можно сделать вывод, что Яковлев презентовал президенту сенсационную находку. Наконец, не сказано и о том, кто и при каких обстоятельствах нашел «секретные протоколы».
С выставкой в Третьяковской галерее получилась похожая история. Вот что пишет Валентин Сидак:
«К чему, спрашивается, эта загадочная таинственность вокруг преданных огласке материалов, которых в „живом виде“ никто, кроме архивистов и бывших работников Общего отдела ЦК КПСС, не видел?
Или, к примеру, дают „задним числом“ сенсационную новость: в Третьяковской галерее в 1995 г. впервые экспонировались „оригиналы“ секретных протоколов из Президентского архива. Наводим справки об авторах сенсации — оказывается, третьеразрядный украинский политический сайт, а в российских официальных сообщениях о действительно развертывавшейся юбилейной выставке об „оригиналах“ ни слова, лишь все та же пресловутая карта с подписями И. Риббентропа и И. В. Сталина.
Другое „сенсационное“ сообщение — в Музее Великой Отечественной войны на Поклонной горе демонстрируют „оригинал“ одного из секретных протоколов. Приглядываешься повнимательнее — все та же копия из немецких архивов».
Михаил Горбачев, конечно, тот ещё брехун, но в вопросе о «секретных протоколах» он продолжает стоять на своём, упорно отрицая их подлинность. Вот что пишет украинский еженедельник «2000»:
В 1999 г. на канале НТВ демонстрировался документальный фильм Светланы Сорокиной, посвященный 10-летию I съезда народных депутатов СССР. Значительная часть была посвящена и истории с «секретным протоколом». Спустя десять лет после работы комиссии Сорокина интервьюировала главных ее героев, в том числе Михаила Горбачева. Журналистка спрашивает у Горбачева: «Михаил Сергеевич, Вы были знакомы с документами пакта Молотова — Риббентропа до съезда?» Горбачев: «До сих пор я их не видел». И это в 1999 году! Сорокина: «А почему Яковлев и тот же Лукьянов говорят, что вы были знакомы, то ли в 85-м, то ли в 86-м даже стоит на документах ваша запись „ознакомлен“?» Горбачев: «Как я думаю, что на этот счет существовало две или три папки. Копии, кстати, лежали. Копии! Но подлинников не было. И самое интересное, что копия подписана Молотовым немецким шрифтом». Сорокина: «Подпись Молотова по-немецки?» Горбачев: «По-немецки. Странно для меня это было». Сорокина: «То есть копии вы видели?» Горбачев: «Копии да-а-а… Так копии были у всех. Где подлинники?.. Ну а копии что же, у нас подлинники изобретают, а уж копии… Мастера большие».
Фото 13. Записка Р. Г. Пихоя к В. П. Козлову. 29 октября 1992 г. Странно, что проработавший не один год в архивах Пихоя не в состоянии отличить пломбу от печати. Судя по состоянию записки, трудно представить, что ей 16 лет. Скотч действительно выглядит старым, но за полтора десятилетия клеевой слой у него должен был полностью высохнуть, а пленка отпасть от бумаги. Скорее всего, состряпали этот экспонат уже в момент подготовки выставки. Лучше бы вместо пломбы показали хоть одну газету 1992 г. с отчётом о той эпохальной пресс-конференции.
28 мая 2008 г. в Выставочном зале федеральных архивов открылась историко-документальная выставка «Служим вечности», посвященная 90-летию государственной архивной службы России. На ней были представлен очень любопытный экспонат, означенный как «Записка Р. Г. Пихоя к В. П. Козлову. 29 октября 1992 г.». Смех, да и только: в советские времена «секретный протокол» был скрыт, как говорится, за семью печатями, а потом пришла «демократическая» власть, и упрятала сей артефакт еще дальше. В доказательство же своей демократичности она представила общественности ту самую печать (на деле это оказалась всё-таки пломба), за которой прятали изобличающий документ тоталитарные коммуняки. Нет чтоб хотя бы в честь 90-летия показать людям сенсационную находку из сейфа Горбачева! Вместо нее демонстрируют всякий хлам, не имеющий никакой исторической ценности. О принадлежности этой пломбы, которую можно подобрать на помойке, к «особой папке», в которой якобы хранились секретные документы, ничто не указывает, а верить на слово уже уличенному в махинациях Рудольфу Пихоя не приходится.
Но ведь не случайно она оказалась на юбилейной выставке, куда экспонаты отбирают со всей тщательностью? Разумеется. Надо же документально поддерживать вранье о «секретных протоколах», «оригинал» которых Пихоя якобы держал в руках. Не удивлюсь, если в дальнейшем будет выставлена на всеобщее обозрение коробка, в которой лежал «закрытый пакет» № 34, в котором находился «оригинал» секретного протокола, сейф, в котором лежала эта коробка, или просто доска из пола, на которой стоял этот сейф. Но уж точно, никто не увидит вживую тот скандальный «оригинал», якобы найденный 27 октября 1992 г. Очень трудно увидеть то, чего не существует. По крайней мере, мои обращения в архив оказались безрезультатными.
