Оказывается, Павлов был не единственным дожившим до 90-х годов «свидетелем» кремлевского «сговора». Впервые сведения о содержании «секретного протокола» якобы просочились из стен германского посольства в Москве уже 24 августа 1939 г. Утечка произошла стараниями советника посольства Германии Ганса фон Херварта, который, дескать, передал содержание тайного документа секретарю посольства США Чарльзу Болену уже через несколько часов после подписания документа. Тот, якобы нанес своему немецкому коллеге частный визит… в германское посольство. Болен незамедлительно довел информацию до сведения президента Рузвельта.

Открытая электронная энциклопедия «Википедия» сообщает, что американцы не передавали эту информацию ни одной из европейских стран, да и вообще, как можно понять, до начала раздела Польши не верили сообщению. То, что янки располагали целой агентурной сетью в московском посольстве Германии — бесспорный факт. Госдепартамент получал очень подробную информацию о характере советско-германских контактов. Вывод об этом можно сделать, ознакомившись с официальным изданием американских дипломатических документов — Foreign Relations of the United States. Diplomatic Papers. 1939. Но во всех двух томах, отражающих события 1939 г., никакие «секретные протоколы» Молотова — Риббентропа ни разу не упоминаются. Если есть желание проверить, даю ссылки: http://digital.library.wisc.edu/1711.dl/FRUS.FRUS1939v01 и .

Эти тома вышли в 1956 г., когда миф о «секретных протоколах» уже был запущен в оборот. При желании госдепартамент мог ввернуть и сюда несколько фальшивок. Но, видимо, американцы решили не засорять сборник своих официальных документов низкопробными подделками. К тому же несколько затруднительно было «редактировать» донесения посла Штейнгардта даже несмотря на то, что он погиб в 1950 г. в авиакатастрофе. Ведь те высокопоставленные чиновники, что читали его отчеты, ещё были живы.

Однако «зыбкость прошлого» приводит к странным метаморфозам. Со ссылкой на только что вышедшую в Финляндии книгу магистра философии Кауко Румпунен «Я шпион», «Парламентская газета» сообщает, что «через пять дней сам президент Франклин Рузвельт счел необходимым сообщить о нем („секретном протоколе“. — А.К.) послу Финляндии в Вашингтоне Ялмару Юхану Прокопе». И это несмотря на то, что «на эту информацию, добытую в Москве, США наложили тогда гриф строжайшей секретности. О ней знали только президент Рузвельт и всего несколько доверенных лиц в его администрации».

Если на сообщение был наложен гриф строгой секретности, значит, американцы не только поверили донесению Болена, но и придали ему большое значение. Но в этом случае полностью исключалась передача сведений стране, не являющейся союзником США. Хотя бы потому, что этот акт ставил под угрозу очень ценного агента, поскольку Финляндия имела традиционно дружественные связи с Германией. Круг лиц, причастных к московским переговорам, был чрезвычайно узок, что облегчало поиски предателя. И уж тем более, передача информации не могла произойти описанным в «Парламентской газете» способом. Если уж американский лидер решил проинформировать руководство Финляндии, то Рузвельту следовало передать эти сведения президенту Каллио через американского посла в Хельсинки или по линии разведки. Но оставлять это на усмотрение финского посла — даже не глупость, а преступная халатность.

Чем же объясняет финский писатель-биллетрист то, что финское руководство ничего не знало о «секретных протоколах» и данный фактор во время напряженнейших советско-финских переговоров осенью 1939 г. не принимало во внимание? Ответ, мягко говоря, неубедительный: посол Прокопе, дескать, воспринял сообщение Рузвельта, как слухи, и в соответствующем ключе проинформировал собственное внешнеполитическое ведомство. Только идиот поверит, будто в компетенции посла давать оценку сведениям, лично переданным президентом США. Если бы передача информации действительно имела место, то Прокопе должен был немедленно сообщить об этом своему правительству по закрытому каналу связи. Допустим, в финском министерстве иностранных дел тоже не поверили Рузвельту. Но после начала советско-финской войны все сомнения должны были отпасть, в своей пропаганде надо было раструбить о «секретных протоколах» на весь свет. Но этого не произошло. Так есть ли хоть какие-то основания верить финскому сочинителю шпионских историй Румпунену?

Об услугах, оказанных Америке Хервартом, Болен поведал в своих мемуарах лишь в 1973 г. незадолго до своей смерти. Никаких доказательств им приведено не было. Рузвельт был к тому времени мертв и подтвердить слова американского дипломата не мог. И почему Рузвельт, если он действительно получал столь важное сообщение от Болена, никогда не использовал это для давления на русских? Наконец, почему Чарльз Болен обнародовал сенсационные подробности шпионской истории лишь в 1973 г. — через 25 лет после выхода скандального сборника документов «Нацистско-советские отношения 1939–1941»? Ответов на эти вопросы нет. А ведь Чарльз Болен был личным переводчиком президента Рузвельта на Ялтинской конференции, где большие трения возникли как раз по вопросам польских границ.

Английскую делегацию в Ялте возглавлял самый лютый антикоммунист всех времен и народов Уинстон Черчилль. Вопрос: почему он не поднял вопрос о разделе Польше на основании советско-германского «секретного протокола»? О нем английское правительство якобы тоже было извещено стараниями все того же Ганса фон Херварта, который контактировал в Москве с английским дипломатом Фицроем Маклином, а тот был близок к самому Черчиллю. Основным ремеслом Маклина была разведка — он даже стал прототипом знаменитого Джеймса Бонда (Ян Флеминг, автор романов об агенте 007, кстати, тоже служил в Москве по линии английской разведки с весны 1939 г.).

Ганс Херварт фон Биттенфельд, родственник знаменитого полковника фон Штауффенберга, принадлежал к аристократической оппозиции Гитлеру и считался важнейшим агентом западных держав в Москве (поддерживал связь в частности с Гарриманом, Боленом, Тайером). Именно он, якобы, сливал британцам полную информацию о ходе советско-германских переговоров с одобрения своего шефа, посла Германии в СССР Шуленбурга. С 1939 г. он работал в армейской разведке (Абвер) под началом Фридриха Канариса — ещ` одного агента союзников в ходе войны. Под непосредственным руководством своего московского знакомого, бывшего военного атташе Германии в СССР Эрнста Кестринга, Херварт принял деятельное участие в создании Конгресса освобождения народов России — организации генерала-предателя Власова. В 1955 г. он стал первым послом ФРГ в Лондоне.

Кстати, германский военный атташе в СССР 8 1931–1933 и 1935–1941 гг. генерал Эрнст Кестринг (1876–1953) личность весьма примечательная. Он — русский немец, более 30 лет живший в России. Эрнст Августович родился в 1876 г. в Тульской губернии, где его отец был помещиком. Закончив в Москве гимназию, поступил в Михайловское артиллерийское училище. Прослужив некоторое время в русской армии, он перед Первой мировой войной выехал в Германию, где вскоре становится начальником разведки при Главном штабе немецкой армии. В 1931–1933 гг. Кестринг играл ключевую роль в сотрудничестве между рейхсвером и РККА, осуществляющемся в рамках рапалльских соглашений.

В СССР он занимался прежде всего разведывательной деятельностью, с каковой целью использовал большой штат военного представительства — около 20 сотрудников, большинство из которых были немцы российского происхождения, как и он сам. Советская контрразведка считала его настолько важной фигурой, что в его дом на Хлебном переулке даже был тайно прорыт подземный ход, а сейф Кестринга регулярно исследовался «медвежатниками» ГУГБ.

Во время Великой Отечественной войны, в сентябре 1942 г. генерал становится специальным уполномоченным по вопросам Кавказа в группе армий «А». В его задачу входило формирование так называемых «национальных легионов», состоявших из добровольцев-кавказцев. Наконец в 1944 г. генерал-лейтенанат Эрнст Кестринг становится командующим всеми «добровольческими» формированиями, действующими в составе вермахта, в том числе и власовской РОА. В этот период под его началом служит Ганс Херварт, известный двойной агент. Несложно предположить, что и Кестринг стал на каком-то этапе сотрудничать с американскими спецслужбами. По крайней мере сразу после сдачи в плен американцам он был тут же вывезен за океан, где уже в 1946 г. он был официально признан невиновным в военных преступлениях и освобожден. Проживал он в США, будучи «экспертом по русским делам» (известен, как член знаменитой «тройки Болена» в которую помимо него входили Херварт и Хильгер), так же как его коллега по работе в московском посольстве Густав Хильгер.

Что ж, версия о том, что Херварт шпионил на англичан и американцев, выглядит вполне правдоподобно. Херварт действительно мог передать информацию о ходе московских переговоров американцам и англичанам. Но нет никаких подтверждений тому, что он сообщал им о «секретных протоколах» в 1939 г. До 1948 г. почему-то никто никогда не поднимал этот вопрос на официальном уровне. В 1939 г. Британия воевала, пусть и номинально, с Германией и чуть было не ввязалась в войну с СССР из-за Финляндии. Однако даже тогда о «секретных протоколах» никто не заикался. Сам Херварт в своих мемуарах утверждает, что еще в августовские дни посол США в Москве Штейнгардт сообщил о «секретных протоколах» послу Италии в Москве А. Россу, (см. польское издание Н. von Herwarth, «Miedzy Hitlerem i Staiinem. Wspomnienia dyplomaty i oficera niemieckiego 1931–1945»). Это-то с какой стати — кто дал ему санкцию на разглашение сверхсекретных сведений? К тому же Италия была союзником Германии, а не США. Короче, если верить позднейшим выдумкам мемуаристов, о «секретных протоколах» полмира узнало уже в августе 1939 г.

Херварт умер только в 1999 г., и в истории с «секретными протоколами» он сыграл видную роль во время перестройки в СССР. В июне 1989 г. он встречается с народным депутатом СССР Мавриком Вульфсоном во время визита последнего в ФРГ и, как считается, передал ему фотокопии «секретных протоколов» из архива министерства иностранных дел ФРГ. Вульфсон (о нем подробнее будет рассказано ниже), один из ярых прибалтийских сепаратистов, играл активную роль в комиссии Яковлева. По мнению составителей «Википедии», Вульфсон стал первым, кто «публично подтвердил подлинность секретных протоколов к немецко-советскому договору 1939 г., согласно которых Восточная Европа была разделена на „сферы влияния“». Весьма необоснованное утверждение, учитывая, что Вульфсон получил лишь копию с копии, по которой при всем желании невозможно было установить подлинность документа.

Я бы поостерегся безоговорочно верить тому, что исходит от Херварта. Не стоит забывать, что он профессиональный шпион, к тому же двойной агент. Его бывший московский контактер Чарльз Тайер был шефом Управления стратегических служб (O5S), предшественницы ЦРУ. Херварт в 1945 г. работал под его началом в американской военной администрации Вены, а главным резидентом в Европе тогда являлся небезызвестный Аллен Даллес. В 1947 г. Тайер возглавил «Голос Америки», радиостанцию, финансируемую по каналам спецслужб. Тайер был убежденным сторонником использования бывших функционеров Третьего рейха для борьбы с коммунизмом. Уж не его ли давнюю идею реализовал Херварт, всучив Вульфсону фальшивые фотокопии? Что-то очень часто в деле о «секретных протоколах» фигурирует американская разведка. Но сам Вульфсон заявляет, что копии «секретного протокола» он нашел самостоятельно, а Херварт лишь раскрыл ему при встрече подробности тайной вечери в Кремле 23 августа 1939 г.

Вдова бывшего депутата Эмма Брамник так описывает в своих воспоминаниях встречу советского депутата и американского шпиона:

«В ответ на требования прибалтов была создана комиссия съезда для рассмотрения политической и правовой оценки документов 1939 года во главе с секретарем ЦК КПСС по идеологии академиком Александром Яковлевым. Среди 24 членов комиссии было 1 / депутатов из балтийских республик и среди них — трое из Латвии: Маврик Вульфсон, Ивар Кезберс и Николай Нейланд.

Но это было лишь первым шагом к исторической истине. Вначале многие из членов комиссии, как и большинство депутатов Верховного Совета СССР и главное — Горбачев, другие руководители страны, продолжали категорически отрицать существование протоколов: „Для их рассмотрения и оценки документов требуются подлинники. Без этого дискуссия беспредметна“.

Депутаты были допущены во все советские архивы, но поиски оказались безрезультатными. Тогда член комиссии народный депутат Вульфсон решил поискать документы в архивах МИДа Германии. Его немецкие друзья — дипломаты и журналисты, которые симпатизировали идеям Народного фронта Латвии, подсказали, что, когда советские войска уже приближались к Берлину, перед капитуляцией Германии в ее МИДе срочно изготовили копии многих документов российско-германских отношений разных времен и эпох. И все это запрятано в архиве в горах Гарца.

Вульфсону разрешили ознакомиться с тем архивом, где вперемешку с договорами еще царских времен он нашел то, что искал — копии тех самых секретных протоколов, подписанных Риббентропом и Молотовым в ночь на 24 августа 1939 года в Кремле. Ему помогли изготовить их копии, и Вульфсон поспешил привезти их в те горячие дни в Кремль. Но Горбачев заявил: „Такие копии может изготовить каждый! Я им не верю. Никаких протоколов не было“.

Помогло новая подсказка немецких коллег, и у Маврика появляется еще один колоссальный шанс: оказывается, в Северной Баварии живет уникальный человек — дипломат высокого ранга Ханс фон Херварт. В то время он — единственный еще живой свидетель подписания тех злосчастных протоколов в Кремле в 1939-м. Недавно вышла в свет его книга „Zwischen Hitler und Stalin. Erlebte Zeitgeschichte. 1931–1945“— „Между Гитлером и Сталиным. История прожитого времени. 1931–1945“.

Ханс фон Херварт вплоть до сентября 1941 года восемь лет был личным секретарем графа В. фон Шуленбурга, посла Германии в СССР. 23 августа 1939 года фон Херварт был в составе большой свиты того судьбоносного для мира визита министра иностранных дел Германии Иоахима фон Риббентропа в Московский Кремль — многочисленной команды, которая прилетела на двух самолетах и включала журналистов, фотографов и кинооператоров, чтобы в мельчайших подробностей запечатлеть для истории все моменты предстоящего события. Летом 1944 года Ханс фон Херварт, активный участник заговора антинацистской оппозиции против Гитлера, чудом спасся от кровавых репрессий, последовавших после провала заговора. Жертвами репрессий стали многие антифашисты, а также боготворимый им его учитель граф В. фон Шуленбург, тот самый посол Германии в довоенной Москве.

„Попробуй встретиться с ним, получить у него интервью. Его свидетельства будут, пожалуй, самыми убедительными для ваших твердолобых в Москве, — посоветовали Маврику Германовичу немецкие журналисты — но, учти, это не так просто…“

И Маврик снова в Германии. Действительно, это было непросто. Пришлось обратиться за помощью в МИД и к шефу пресс-службы самого канцлера Гельмута Коля. И Вульфсону выделили группу телеоператоров и транспорт — путь до родового замка Гогенцоллернов Кюпс был не близким. Наконец, Кюпс. 21 июня 1989 года. На „пороге“ замка гостей встречают сами Ханс и Элизабет фон Херварт…

Почти три часа камеры немецких тележурналистов фиксировали вопросы Маврика Вульфсона и подробный рассказ Ханса фон Херварта о том, как проходила встреча в Кремле в ту ночь с 23 на 24 августа 1939 года. О том, как он лично по телефону согласовывал с Гитлером изменения в текстах протоколов, которые требовал Сталин — Курляндию, Windau (Вентспилс), Libau (Лиепаю)!.. И удивлялся, как легко Гитлер соглашался со всеми капризами Сталина: Гитлер торопился, чтобы пакт о ненападении был подписан и как можно скорее. Тогда уже было решено, что через несколько дней, 26 августа, должен был начаться поход на Польшу (однако военные действия против Польши начались только 1 сентября — Гитлеру пришлось еще убеждать ближайших союзников).

После встречи в Кюпсе немецкие телевизионщики вручили Маврику Вульфсону две копии фильма-интервью с уникальным свидетелем подписания тех судьбоносных секретных документов. Окрыленный депутат Вульфсон срочно возвратился в Москву, и уже через пару дней эту ленту показали Центральное телевидение СССР и очень популярная в то время программа Латвийского телевидения „Labvakar“ („Добрый вечер“), которую вели Эдвин Инкенс, Оярс Рубенис и Янис Шипкевиц.

Свидетельства ветерана германской дипломатии Ханса фон Херварта и помогли окончательно сломить сопротивление Горбачева и его команды…

…На подаренных в Кюпсе нескольких открытках с видами поместья собственноручная надпись: „Профессору Маврику Вульфсону в память о приятном знакомстве и проведенном дне в Кюпсе. 21.6.89“. На обложке подаренной гостю книги „Zwischen Hitler und Stalin“ значится: „Дипломат немецкого посольства в Москве…Офицер, участник войны и движения Сопротивления против Гитлера из круга Штауффенберга“.

Но занимательная история: документальные кинокадры интервью с Хансом фон Хервартом, сыгравшие свою значительную роль в восстановлении свободы Балтии, исчезли из архивов и советского Центрального, и Латвийского телевидения. Не найти их и в Государственном архиве кинофотофонодокументов…».

Запись исторического интервью, если она и существовала (в чем я очень сомневаюсь), исчезла неслучайно. Видимо, очень топорно набрехал Херварт. Стоит обратить внимание на следующее: писатель-фантаст Карпов утверждает, будто молотовский переводчик Павлов присутствовал при разговоре Риббентропа с Гитлером, когда рейхсминистр согласовывал с фюрером раздел Восточной Европы. В мемуарах Риббентропа указывается, что он связывался с шефом из здания австрийского посольства, причем каким образом — по телефону или шифротелеграммой, автором не уточняется. Но, поскольку, говорится об ожидании ответа, логично предположить второе (в немецких источниках зачастую прямо говорится о телеграмме, посланной Риббентропом по поводу Либавы. А по версии Маврика Вульфсона фюреру по поводу Прибалтики звонил Херварт.

Это, конечно, полнейшая чушь. Как мог какой-то секретарь посла звонить фюреру? Первое, что бы тот сделал, это потребовал к телефону своего министра Риббентропа — того он мог узнать хотя бы по голосу. К тому же, как явствует из мемуаров Риббентропа и показаний Гаусса, в первой встрече в Кремле с германской стороны участвовали помимо реихсминистра лишь секретарь посольства Хильгер (в качестве переводчика) и посол Шуленбург. Но в том же аффидевите Гаусса говорится, что по телефону в Берлин Риббентроп звонил во время второго раунда переговоров. Правда, о том, что разговор происходил в кабинете Сталина, он не упоминает. Это самое раннее свидетельство, датированное 15 марта 1946 г. Все последующие публикации по идее должны быть согласованы с этими показаниями, данными свидетелем под присягой. Но Вульфсон здесь дал маху, поскольку содержание гауссовского аффидевита явно не было ему знакомо.

Херварт говорит о каких-то изменениях в протоколе (Курляндия, Windau, Libau). Ну, Курляндия здесь, конечно, для красного словца упомянута — не существовало Курляндии в 1939 г., с таким же успехом можно было рассуждать об Остзейском крае или Гиперборее. Но вот о Вентспилсе и Лиепае речь вполне могла идти. Вероятно, Сталин обсуждал с Риббентропом возможность аренды этих портов для нужд советского ВМФ и то, как отнесется к этому Берлин. На это же косвенно указывают и слова Риббентропа в Нюрнберге (в том виде, в каком их передает американский вариант материалов Международного трибунала). Допускаю, что вопрос о появлении на Балтике советских военно-морских баз нуждался в дополнительном согласовании с Берлином (не по телефону, конечно же). Но ведь в «секретном протоколе» якобы давалась санкция на оккупацию советской стороной всей Прибалтики — так с какой бы стати в этом случае Сталин стал отдельно обсуждать вопрос о Вентспилсе и Лиепае? Нет логики.

Сам Вульфсон высоко оценил вклад Ганса фон Херварта в дело о фальшивых протоколах. В своем выступлении на юбилейной конференции интеллигенции Латвии в связи с 50-летием пакта Молотова — Риббентропа, как его именуют на Западе, в присутствие президента Латвии Вайры Вики-Фрейберги он предложил: «Учитывая роль, которую сыграли свидетельские показания Ханса фон Херварта в борьбе за восстановление независимости стран Балтии, было бы заслуженно и справедливо одну из улиц или площадей в Латвии назвать его именем».

В пояснительной записке от 14 декабря 1989 г. Съезду народных депутатов СССР, представленной комиссией по политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 г, есть такие строки: «Члены комиссии ознакомились со свидетельствами — в том числе здравствующих поныне — непосредственных участников контактов и переговоров 1939 года между СССР и Германией, Англией и Францией». По всему выходит, что лишь «интервью», взятое Вульфсоном у Херварта могло быть представлено, как свидетельство здравствующего поныне очевидца. Однако имя Херварта нигде в официальных документах комиссии не упоминается, его показания там не фигурируют, видеозапись интервью якобы таинственно исчезла из архивов. Поэтому нельзя исключать, что историческая встреча в Кюпсе — позднейшая мистификация.