Откуда взялись фотокопии «секретного дополнительного протокола» у американцев? Согласно легенде, разрекламированной в СССР в 1989 г., по указанию Риббентропа в 1943–1944 гг. были сделаны микрофильмы документов МИД Германии. Весной 1945-го поступил приказ уничтожить все архивы. Выполняя это распоряжение, некий советник МИД Карл фон Леш пожег бумаги, но, имея на то невыясненные мотивы, спрятал 20 катушек микропленок с 9725 страницами документов в железную коробку, обмотал ее промасленной тканью и зарыл в парке замка Шенберг возле города Мюльхаузена, что в Тюрингии. 12 мая 1945-го фон Леш якобы вручил микрофильмированные документы английскому подполковнику Роберту Томсону. Тот, преисполненный союзническими чувствами, зачем-то отдал ее американцам. 19 мая ценный груз доставили в Лондон, где американцы сняли копии со всех микрофильмов. Вот с этих-то пленок (американские копии с немецких фотокопий) и были растиражированы изображения, которые нам сегодня известны.
Вероятно, автором этой детективной истории был перестроечный журналист Лев Безыменский. По крайней мере, самое раннее из найденных мною упоминаний об эпизоде с микрофильмами было сделано им 31 марта 1989 г. на «круглом столе» в редакции журнала «Вопросы истории». Возможно, никакого «круглого стола» не было, а если и был, то речи о микрофильмах на нём не шло. Опубликована стенограмма «круглого стола» была только во второй половине июня того же года, когда начала свою деятельность яковлевская комиссия. Примечательно, что сам Яковлев — самый компетентный эксперт по «секретным протоколам» в интервью, датированном 2004 г. говорит следующее: «О существовании секретных протоколов Запад узнал практически сразу после войны — и они там были опубликованы. Как они туда попали, одному богу известно — скорее всего, через Германию».
Но так или иначе, общепризнанной, хоть и ничем не подтвержденной до сих пор, стала версия о микрофильмах фон Леша. Кто такой фон Леш? Валентин Сидак в интервью газете «Правда» дает ему такую характеристику:
«Советник МИД Карл Кристиан фон Леш — один из ведущих немецких специалистов по проблемам „жизненного пространства Германии“, автор многих трудов по германо-польским отношениям, в том числе по проблеме „данцигского коридора“. В 1938 году он совместно с Фриком, Розенбергом, Бемом и другими видными деятелями нацизма издал в специализированном ежегоднике рейха статью „Немецкие приграничные территории“, которая в своих основных положениях предваряла идеи „мюнхенского сговора“ в отношении Чехословакии».
Леш не оставил мемуаров, никогда не давал официальных показаний в связи с микрофильмами, да и вообще, каких-либо сведений о его жизни после 1945 г. мне найти не удалось. В 1958 г. американцы передали властям Западной Германии негативы микрофильмов из так называемой коллекции фон Леша (скорее всего, копии), и с тех пор они хранятся в политическом архиве ФРГ. Официальная публикация скандальных протоколов никогда не осуществлялась, широкое хождение имеют только репродукции из американского сборника 1948 г. «Нацистско-советские отношения. 1939–1941». Вообще, видел ли кто-нибудь микрофильмы фон Леша? Весьма любопытное свидетельство приводит в своей книге «Я вышла замуж за романтика» вдова Маврика Вульфсона Эмма Брамник-Вульфсон:
Как известно, власти СССР полвека категорически отрицали существование секретных протоколов к советско-германскому пакту 1939 года.
Но весь мир в то время очень интересовало, как живется в странах Балтии спустя полвека после того 1939-го. И в год 50-летия пакта по инициативе канала ТВ-3 Франции началась совместная работа с рижанами над созданием киноленты «Латвия. Август 1989 года». Французы пообещали получить разрешение МИДа ФРГ для киносъемки зловещих документов.
Вот что об этих встречах в Германии мне поведали Ивар и Андрис Виестурс Селецкисы — латвийские мастера кинодокументалистики.
«Август 1989-го. В Бонн, тогда столицу ФРГ, отправилась четверка рижан: сценарист Таливалдис Маргевич; в качестве эксперта — Маврик Вульфсон, депутат Верховного Совета СССР, человек, уже тогда хорошо известный на Западе; звукооператор Гунар Нетребскис и я, кинооператор, — вспоминает Андрис Се-лецкис. — На киностудии мне доверили 35-миллиметровую синхронную западногерманскую кинокамеру „Arriflex“, тогда самую современную. Ивар Селецкис, режиссер фильма, мой старший брат, остался в Риге — предстояло документировать „Балтийский путь“ трех республик, организованный народными фронтами наших стран, волнующее событие, когда миллионы их жителей — и стар, и млад, взявшись за руки, создали живую цепь, протестуя против секретных протоколов и требуя восстановления независимости на своей земле.
В Бонне нас ждали сюрпризы: гостиница заказана, но платить нечем — еще не перечислили деньги. Пару дней даже пришлось почти голодать… Исчез наш французский шеф — атташе по культуре, и группу уже собирались выселить из гостиницы.
Но постепенно всё наладилось. Маврику удалось разыскать Паула Клявиньша, латвийского активиста, проживавшего тогда в Германии, — он и стал нашим помощником. Объявился и шеф-француз. Оказалось, ему было строго-настрого запрещено контактировать с латвийским диссидентом Вульфсоном.
Наконец, киносъемки в архиве разрешены. Но там особые строгости — тщательная проверка документов, личный досмотр. Из техники с собой разрешено занести только мой „Arriflex“. Даже фотоаппарат нельзя: „В разрешении написано „киносъемка“, значит только киносъемка“. Немецкая точность и чёткость.
…И вот свершилось — мы в подземельях, в хранилищах архива — святая святых самой Истории! Специально для нас, рижан, открываются тяжелые двери, и в помещение вносят объемистую папку в крепком темно-красного, почти бордового цвета кожаном переплете и ящик с негативными фотопленками и микрофильмами, на которых заснят весь толстенный многостраничный пакт. И все это ставят… на обыкновенный рабочий стол перед нашим экспертом — предоставленный вариант документа на немецком языке.
Включаю камеру, и с этого момента она без остановки работает до самого нашего выхода из зала. Фиксирую каждый шаг, каждое движение.
Вот Маврик осторожно, с трепетом берет в руки папку и своими тонкими длинными пальцами открывает фолиант, перелистывает его страницы размером около А-4, бегло просматривает, прочитывает тексты… Затем снова главную страницу — титульный лист, и перед глазами действительно сама История: с одной стороны страницы подпись „И. Риббентроп“, с другой — „В. Молотов“, их официальные титулы — министр иностранных дел Германии (Третьего рейха), народный комиссар иностранных дел СССР.
На оригинале хорошо сохранились и четко видны даже цвета чернил подписей, всех официальных гербовых печатей и многочисленных штампов. И дата — „23 августа 1939“ (известно, что документы были подписаны в два часа после полуночи 24 августа, но по согласованию сторон они были датированы 23 августа. — Э. Б.).
…Ящик с фотопленками, микрофильмами пакта и всех секретных протоколов Маврик просматривает так, чтобы я мог все четко заснять. Впечатление было такое, что и эти съемки документов сделаны еще в 1939 году — по краям, на дорожках пленки постоянно пробегают фирменные знаки „АвРА-39“(немецкая негативная пленка).
— Маврик, неужели это настоящие? — с недоверием шепчу Вульфсону.
— Более настоящих и быть не может!!!
„Съёмка окончена! Это всё!“— раздаётся в помещении. Оказалось, что уже промелькнули разрешенные минуты, а для нас это были моменты истины века. Только что своими глазами мы, четверо рижан, единственные из всего тогда еще Советского Союза, увидели секретные протоколы, которые взорвали мир не только в Европе. С которых началась Вторая мировая война и потекли реки человеческой крови. Увидели сатанинский документ, изменивший судьбы миллионов людей Восточной Европы — Польши, стран Балтии, Бессарабии и не только…
…Покинув мрачные архивные подземелья, от увиденного мы еще долго не можем говорить. Такое врезалось в память на всю жизнь», — и сегодня с волнением вспоминает Андрис Виестурс.
«Вместе с Майей Селецкой, режиссером по монтажу, работу над фильмом по заснятым материалам мы заканчивали уже на студии в Марселе, — вспоминает Ивар Селецкис. — 52-минутная документальная лента „Латвия. Август 1989 года“ стала популярной во всей Франции — тогда фильм трижды демонстрировался по телевидению, получил хорошую оценку и имел обширную прессу. В моём архиве пачки восторженных рецензий ведущих изданий, начиная с „Фигаро“, „Либерасьон“ и др.
Тогда, готовясь к визиту в Латвию, этот фильм специально посмотрел президент Франции Франсуа Миттеран.
Однажды в 1989-м фильм показали и по латвийскому телевидению, но не особенно афишировали его — то было время противостояния разных политических платформ.
„Человек, видевший секретные протоколы“, — так в своей книге „100 дней, которые разрушили мир“ Маврик Вульфсон назвал главу о встрече с немецким дипломатом Хансом фон Хервар-том, единственным в 7989-м году живым свидетелем событий той сатанинской августовской ночи 1939 года в Кремле.
„Человек, который держал в руках секретные протоколы“, — с тех киносъемок в Бонне величают Маврика Вульфсона».
Андрис Селецкис упоминает о негативных фотопленках и микрофильмах. Спрашивается, на кой черт давать посетителям архива негативные фотопленки, если на них все равно ничего не рассмотреть, надо сначала отпечатать снимки. А вот с микрофильмами понятно — это диапозитивные изображения, которые можно просмотреть на просвет или спроецировать на экран (во времена моего детства были популярны диафильмы, просматриваемые с помощью диапроектора). Но для просмотра микрофильмов нужен читальный аппарат, представляющий собой проекционный прибор, в котором изображение кадра микрофильма через объектив и систему зеркал проецируется на встроенный в аппарат или вынесенный экран.
Кстати, никакой необходимости в фотографировании и, тем более, кинокопировании в архиве Бонна не было. Обратимся к Большой советской энциклопедии:
«Часто при работе с микрокопиями возникает необходимость получить увеличенный дубликат какого-либо документа. Для этого используют читально-копировальный аппарат, в котором конструктивно объединены читальный аппарат и репрографическое устройство. Первые читально-копировальные аппараты фирмы „Кодак“ (США, 30-е гг. 20 в.) осуществляли копирование на фотобумаге. В современных читально-копировальных аппаратах увеличенные копии получают на электрофотополупроводни-ковой бумаге или на обычной бумаге способом электрофотографического копирования. Работа с читально-копировальными аппаратами осуществляется в два этапа: поиск (чтение) нужного кадра микрофильма на экране и получение с него увеличенной копии. Читальные аппараты и читально-копировальные аппараты — одно из средств оргтехники, они применяются в библиотеках, отделах научно-технической информации НИИ, проектно-конструкторских и других организациях, где по роду деятельности приходится иметь дело с микрофильмированием».
Так что откровения насчет того, что Селецкис якобы копировал документы с помощью синхронной 35-миллиметровой кинокамеры, можно смело назвать бредом. Тем более, далее он дословно утверждает следующее:
…Ящик с фотопленками, микрофильмами пакта и всех секретных протоколов Маврик просматривает так, чтобы я мог все четко заснять. Впечатление было такое, что и эти съемки документов сделаны еще в 1939 году — по краям, на дорожках пленки постоянно пробегают фирменные знаки «AGFA-39» (немецкая негативная плёнка).
Что можно «четко заснять» при просмотре содержимого ящика? Если же Селецкис снимал проецируемые на экран изображения (что совершенно бессмысленно, как мы уже выяснили, поскольку с помощью читально-копировального аппарата можно легко получить копию), о чем он не упоминает даже намеком, то никакие фирменные знаки «AGFA-39» на микрофильмах мимо пробегать никак не могли. Можно предположить, что Вульфсон просматривал некие пленки в руках на просвет, сощурив глаз, а Селецкис запечатлел этот момент на кинопленку. Но и в этом случае маркировку Селецкис разглядеть не мог.
Давайте снова обратимся к Большой советской энциклопедии, чтобы выяснить, что же такое «микрофильм»:
«Микрофотокопирование — отрасль техники, осуществляющая получение фотографическим способом уменьшенных в десятки и сотни раз копий (микрофильмов) с различных оригиналов (рукописей, чертежей, рисунков, печатных текстов и т. п.); процесс изготовления микрофильмов. М. — одно из средств оргтехники; применяется в информационных центрах, архивах, библиотеках, научно-исследовательских, проектно-конструкторских и других учреждениях— там, где часто приходится иметь дело с большими массивами документальной информации. М. как научная дисциплина входит в репрографию. Применение М. приводит к сокращению размеров хранилищ в среднем на 90–95 %, обеспечивает доступность для широкого круга читателей редких изданий, имеющих большую историческую или художественную ценность, и способствует сохранению подлинников документов, исключая возможность их повреждения от частого пользования, позволяет оперативно размножать копии микрофильма и печатать с него копии документов, сокращает транспортные расходы (т. к. с применением М. значительно уменьшаются масса и размеры почтовых отправлений).
Первые работы по М. восходят к началу 19 в. и связаны с именами изготовителя оптических приборов англичанина Д. Дансера и французского фотографа Л. Ж. М. Дагера. Большая заслуга в развитии М. документальных материалов в России принадлежит Е. Ф. Буринскому — одному из основоположников научной и судебной фотографии. Научно-технический прогресс, вызвавший резкое увеличение объема научно-технической информации, обусловил использование М. во многих сферах производственной и научной деятельности.
Известно несколько основных видов носителей микронзображений: микрофильм рулонный (МР) — 16-, 35-, 70-мм кинопленка длиной до 30 м; микрофильм в отрезке (МО) — 16-, 35-мм кинопленка длиной до 150 мм; микрофиша (МФ), или диамикрокарта, — фотоплёнка размерами 105.148 мм; апертурная перфокарта — микрофильм, вмонтированный в стандартную перфокарту (обычно 80-колонную). Выбор типа носителя микроизображений зависит главным образом от принятой системы хранения и поиска документов.
При микрофильмировании используют следующее оборудование: аппараты для покадровой съёмки на неподвижный носитель (рольную микропленку или микрофишу) и установки для динамической или щелевой съемки микрофильмов (носитель и оригинал непрерывно движутся), аппараты для контактной печати микрофотокопий, устройства для химической обработки, сушки и монтажа микрофильмов, читальные аппараты для контроля и чтения микрофильмов, читально-копировальные аппараты для получения увеличенных копий документов, например электрографическим методом, оборудование для хранения микрофильмов (боксы, шкафы, картотеки). Технология М. принципиально не отличается от обычного фотографирования; разница состоит лишь в том, что для М. применяют специальную оптику, фото- и кинопленки с более высокой, чем в фотографии, разрешающей способностью (от 200 до 500 линий и более на 1 мм)».
Совершенно очевидно, что немцы никак не могли микрофильмировать документы на стандартную фотопленку! Что же тогда видел Селецкис? Скорее всего, он не был ни в каком архиве, иначе просто постеснялся бы врать про «толстенный многостраничный пакт», состоящий, как известно, всего из двух листов. И уж совсем удивительно, что он видел именно погибший по общепризнанной версии оригинал пакта с гербовыми печатями, где на титульном листе стоят подписи Молотова и Риббентропа. Чушь! На титульном листе никто никогда не расписывается, подписи ставят лишь в конце документа, и Селецкис не мог узреть там «титул» Молотова— народный комиссар иностранных дел СССР. Абсолютно во всех публикациях рядом с подписью Молотова стоят слова «По уполномочию Правительства СССР» без всяких «титулов» (нарком — это, кстати, должность, а не титул). Короче, перед нами очередная глупая брехня.
Заслуживает внимание и такая подробность: Селецкис якобы видел договор (то ли погибший при бомбежке в 1944 г., то ли уничтоженный по приказу Риббентропа в 1945 г.), на котором стояли гербовые печати и многочисленные штампы. Поскольку документ содержит более одного листа, он должен быть сшит, а нить зафиксирована сургучной печатью. Разумеется, если это настоящий договор, то на нем должны стоять также печати и штампы канцелярии. Но везде и всюду мы видим репродукцию советско-германского договора о ненападении из коллекции фон Леша без печатей, штампов и сургуча, не заметил я там также следов от дырокола и нити, скрепляющей листы. Да, на изображениях видна маркировка, но это нумерация кадров микрофильма, а вовсе не штампы на самом оригинале договора. Первая страница немецкого договора индексирована F110048, вторая — F110019, третья — F110050. Где логика? Ни за что не поверю, что немцы, перед тем как микрофильмировать договор, расшили его, перемешали с другими бумагами, а уж потом принялись в беспорядке снимать.
Вообще-то, чтобы убедиться в фальшивости документов из коллекции фон Леша, достаточно посмотреть кадры кинохроники, подробно запечатлевшие подписание советско-германского Договора о ненападении. Крупным планом снят момент приложения печати, скрепления сургучом, можно даже рассмотреть страницу, на которой стоят подписи. На представленном изображении прекрасно видно, что эта страница не соответствует ни немецкому, ни русскому варианту фальшивок из коробки фон Леша.
По всему выходит, что или Брамник-Вульфсон выдумала показания Селецкиса, или тот нагло брешет. Либо нам 60 лет демонстрируют какую-то туфту, а сохранившийся оригинал советско-германского договора о ненападении от 23 августа 1939 г. спокойно лежит в германском архиве, но его почему-то не хотят представить публике. Разрешить все споры может репродуцирование советского оригинала Договора о ненападении, благо что он должен пребывать в полной сохранности. Советское правительство не могло его уничтожить, поскольку в нем не было ничего секретного и компрометирующего. Об утрате оригинала договора не заявлялось, но будьте уверены — его никто никому не покажет (по крайней мере, при нынешних властях), так как его внешний вид ни в малейшей степени не будет соответствовать той филькиной грамоте, которая известна по микрофильму фон Леша.
Мне известен лишь один-единственный случай, когда был продемонстрирован советский «оригинал» секретного протокола — в художественно-публицистическом сериале «Россия в войне: кровь на снегу», снятом в 1996 г. Этот насыщенный примитивной брехней фильм представляет собой редкостную дрянь, и посвящен он большей частью не войне, а пропаганде ужасов Гулага и воплям по поводу сталинских «преступлений». В качестве одного из этих преступлений фигурирует подписание договора о ненападении с Германией, называемый на западный манер пактом. Постепенно акценты смещались, и преступным в нынешней РФ стали считать не только мифический «секретный дополнительный протокол», но и сам договор о ненападении 1939 г. Так вот, в этом фильме был продемонстрирован якобы найденный в 1992 г. «оригинал» секретного протокола — там действительно виден цвет чернил на подписях. Но снят этот документ в макрорежиме с большим увеличением, чтобы не показывать его полностью, и чтобы не видны были края листа.
Зря оператор так поступил. При большом увеличении становится заметно, что шрифт на «оригинале» отличается от того, что использовался при изготовлении фальшивок с микрофильма фон Леша. Видно это главным образом по букве «К», поскольку именно ее начертание в различных гарнитурах имеет наибольшие расхождения. Но особенно бросается в глаза разница в длине знака переноса.
Почему же российским дипломатам, готовящим договор с Литвой, «оригинал» секретного протокола не предоставили, а для съемок фильма выдали, хотя в этом не было особой нужды? Давайте посмотрим, кто снимал этот фильм: авторы текста — Дональд Джеймс (по совместительству редактор), Стефан Поуп, Герман Боровик, Константин Славин; Консультанты — Ричард Овери, Дмитрий Волкогонов, Михаил Семиряга, Владимир Дмитриев. Снята лента была британской компанией IBP Films Distribution LTD и «Victory series» LTD, которая в титрах почему-то обозначена как российская студия (упоминаний других проектов этой студии мне нигде найти не удалось). Монтаж фильма осуществлялся в Лондоне, в РФ известен в дублированной версии. Выводы делайте сами.
Сделать верные выводы поможет приведенное выше свидетельство Брамник-Вульфсон о документальном фильме «Латвия: Август 1989 года». Ленту снимала французская телекомпания, организацией занимался французский продюсер. В трудную минуту съемочной группе помогает некий проживающий в Германии латышский активист Паул Клявиньш. Монтировали фильм в Марселе и трижды демонстрировали по французскому ТВ. Показали «не афишируя» и по латвийскому телевидению. Однако, эта лента, вероятно, исчезла из архивов вместе с записью интервью Херварта. Если нет, то очень любопытно будет ознакомиться с ней. Примечательно, что в «Энциклопедии отечественного кино СССР/СНГ» под редакцией Л. Аркуса фильм «Латвия. Август 1989» значится как советский, снятый Рижской киностудией. О французах — ни слова.
Брамник-Вульфсон в своих воспоминаниях, касаясь вопроса разыскания «секретных протоколов», запуталась сама (наверное, «случайно»), и пытается запутать читателя. Из ее слов следует, что сначала Маврик Вульфсон, уже в качестве члена комиссии Яковлева, по наводке таинственных дипломатов и журналистов побывал в неназванном германском архиве, где обнаружил копии (не фотокопии!) «секретных протоколов», которые к тому же хранились «вперемешку с договорами ещё царских времён» . Он, дескать, снял копии с копий, которые представил Горбачеву. Но тот им не поверил, сказав, что их может изготовить каждый. Тут очень кстати Вульфсону опять помогли неназванные «коллеги», сообщившие о живом свидетеле тайной вечери в Кремле — Хансе фон Херварте. С ним Вульфсон встречался в Кюпсе 21 июня 1989 г. при содействии МИД Германии и пресс-секретаря канцлера Хельмута Коля.
Сопоставляем даты. Комиссия Яковлева была создана I Съездом народных депутатов СССР 1 июня 1989 г. Сам Съезд завершил свою работу 9 июня. Следовательно, в качестве члена комиссии по политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 года Вульфсон мог посетить Германию не ранее 10 июня. Брамник пишет, что поездка состоялась лишь после того, как в советских архивах комиссия протоколы не обнаружила, но это можно не принимать во внимание, потому что никто их и не искал. А уже 21 июня он встречается с фон Хервар-том в Кюпсе — родовом замке Гогенцоллернов в Баварии, причем Эмма Брамник подчеркивает, что путь туда был неблизким. Следовательно, всего за 10(!) суток Вульфсон успел побывать в таинственном германском архиве, снять копии «секретных протоколов», привезти их в Москву, показать Горбачеву, получить подсказку насчет Херварта, согласовать визит с МИД Германии и пресс-службой канцлера, после чего прибыть к утру 21 июня в Кюпс.
А ещё через пару дней фильм об этой встрече якобы был показан по общесоюзному телевидению (это был тот самый фильм, который потом якобы таинственно исчез, по словам Эммы Брамник). Но ведь только монтаж документального фильма занимает, самое меньшее, неделю, а показать его могли лишь после того, как он внесён в программу — опять нестыковочка в хронологии. Ей-богу, киношный Джеймс Бонд не мог действовать так молниеносно! Наконец, в августе Вульфсон уже по приглашению французов посещает со съемочной группой архив в Бонне, где «впервые» видит «настоящие» копии «секретных протоколов», в этот раз на микрофильмах. Что-то здесь явно не сходится.