Мы помним и вехи и даты, Челябинск наш не забыл, как Блюхер отсюда когда-то — из Красных казарм — уходил… На улице Кирова видим сейчас командарма лицо… Мир прошлого, нас ненавидя, сжимал огневое кольцо. Шло нового мира рожденье! И вел Тухачевский войска, в жестоких, кровавых сраженьях победно громя Колчака! И нынче живя по уставу, ребята, едва из юнцов, — наследники воинской славы и дедов своих и отцов! Дрожала фашистская сила, коль «блицкригу» их вопреки — вдруг «песню» свою заводила «катюша» с Миасса-реки! Челябинской выделки доброй — хлестала, сжигая дотла! Фашистскому зверю под ребра, чтоб нечисть дохнуть не могла! Обрушив гнев праведной мести на полчища смерти и зла, «катюша» уральскую песню уже под Берлином вела! И парень челябинский, глядя, как огненный мчится металл, в предместье Берлина шептал: — Вот так-то фашистские… дяди! На фронтовых путях врага сметала надежная уральская броня! Но был покрепче всякого металла солдат среди военного огня… За ним стояли и Миасс, и Сатка, негромкое уральское село, и ждали писем в Троицке солдатки, и гарь войны до Еткуля несло… Бойцу такую силу дал Урал, хватило столько воли и отваги — он защитил Москву, рейхстаг он брал и спас твоих детишек, Злата Прага! …Не защищать нам подступы Москвы, не выполнять приказ: «Назад ни шагу!..» Но повторим сегодня гордо мы: традиции армейские живы, и все верны мы воинской присяге! Осеннее время, ненастье, и скоро пурге запуржить. …А надо бы бабке Настасье до нового лета дожить. Когда растревоженно птицы покинут тропический юг — домой из-за южной границы любимый воротится внук. И бабка волнуется снова, и тихо бредет на почтамт: письма нет долгонько от Вовы — ну, как он, кровиночка, там? А ноги у бабки не очень… Хоть почта не так далеко. Но, может быть, где-то на почте письмо затерялось его? Закружатся белые мухи. А где-то России сыны. Глядит нерастрелянный Блюхер с кирпичной беленой стены. …Но есть у стиха продолженье, — такие теперь времена, — вернулся солдат из сражений, и мирная в доме весна…