I

«Нечестно! – подумал Данилов, поднимая пистолет. – Они не знают, что я делал это уже тысячу раз. Но не стреляться же мне с этим бесшабашным гусаром».

После разговора с главнокомандующим Данилов вернулся в полк и уже через час ускакал на Юхнов, чтобы подъехать к Вязьме с юга. По пути ночевали в деревнях, французов не встречали, что и неудивительно, – на все дороги никаких сил не хватит. Подъезжая к Вязьме, у Митюшкино, драгуны натолкнулись на небольшой отряд, который, едва завидев всадников, сразу же развернулся и умчался восвояси. Причины такого странного поведения противника открылись, когда Данилов поговорил с селянами. Оказывается, неделю назад французские фуражиры, которые до этого беспрепятственно шныряли по деревням, натолкнулись на многочисленный отряд русских. Не всем удалось унести ноги, а награбленное, и не только в Митюшкино, осталось в деревне. В ответ французы прислали целый полк, но поздно – все добро, фураж и провиант попрятали жители деревни в лесных тайниках. Жизнь быстро научила – что не спрячешь, то отберут.

– Порыскали оне, значит, тут да там, меня расспрашивать стали, – степенно объяснял кузнец.

– Как они тебя расспрашивать стали? По-французски?

– Нет, был у них один в плаще! По-русски лучше меня говорит, как вы, ваше благородие.

– Ну и что же ты ему сказал?

– А что сказал? Что надо, то и сказал. Дескать, угнали гусары повозки на Калугу…

– Гусары? – интерес к рассказу кузнеца сразу повысился в несколько раз.

– Я, барин, не очень-то разбираюсь, мое дело – кузнецкое, а дед Семен, он в кавалерии служил. Так сказал – точно гусары!

– Понятно! А куда они подевались потом?

– На тракт Смоленский пошли.

– Как? На Вязьму, что ли? Так там французы!

– По што на Вязьму-то? Напрямки, на тракт за Семлево, – кузнец махнул рукой на запад.

– Так здесь же одни болота!

– Верно, ваше благородие, на двадцать верст одни болота. Сгинуть в два счета! Но пастух наш тропинки знает, он и провел.

– А сейчас где пастух? В деревне?

– В деревне, где ж ему еще быть? Скотины-то теперь не осталось.

– Корнет! – обратился Данилов к стоящему рядом Белову. – Найдите пастуха! Так что там дальше французы делать стали?

Внимание Николая снова переключилось на кузнеца.

– Поехали на Калугу, думали, видать, догнать гусар, – усмехнулся тот, – но не все. Этот, что по-русски шпарит, остался, и с ним еще дюжина. Пошарили вокруг, повынюхивали, даже в лес сунулись. Один с дедом Семеном поговорил. А потом уехали.

Данилов задумался. Надо же, как повезло! Только приехал и, кажется, сразу же напал на след Давыдова. Или нет? В любом случае нужно проверить.

– Скажи мне, а не видел ли ты среди них никого маленького роста?

– Видел, – кивнул кузнец, – двоих.

– Двоих? – растерялся Николай.

– Двоих. Один – это командир русский. Шустрый, голосистый. Как крикнет, что в колокол бухнет! Маленький, но это нешто! Другой – француз, все рядом стоял, с тотешним, что по-русски понимает. Да он и сам понимает! Это ж он с дедом Семеном говорил!

– Тоже шустрый?

– Нет, этот тихий. Будто спит на ходу. И еще меньше русского. Аршина два, не боле.

Теперь Данилов был уверен, что повезло по-настоящему. Он сразу нашел следы всех, за кем отправил его Кутузов.

Пастух вывел драгун на тракт за Семлево уже затемно. Распрощавшись, отправился ночевать к родственникам в деревню, расположенную в стороне, а Данилов повел взвод, стремясь как можно дальше уйти до рассвета. Николай был уверен, что Давыдов пойдет к Дорогобужу. В другую сторону по тракту можно прийти только в Вязьму. Но, чтобы добраться до нее, не имело смысла совершать бросок на двадцать верст по топким болотам.

К ночи похолодало, ветер разогнал облака. Видимая половина диска луны давала достаточно света, чтобы уверенно двигаться по пустынной дороге. Данилов приказал выставить вперед дозор, понимая, что предосторожность не лишняя.

Тракт, по которому князю и верхом, и в коляске приходилось не раз ездить в Вязьму или в Москву, теперь разительно отличался даже от той дороги, по которой меньше двух месяцев назад он отступал вместе с полком. О приближении к деревням первым сообщал ветер, принося легкий запах гари. Сами же деревни встречали обугленными остовами домов и хозяйственных построек. Кладбищенская тишина – ни мычания коров, ни лая собак.

Далеко за полночь, немного не доезжая до Дорогобужа, отряд свернул с дороги. Ночевали на еловом лапнике, разводить костры Данилов запретил – лес, зажатый между Днепром и трактом, невелик. Но именно здесь находился брод, позволяющий подойти к Дорогобужу не со стороны Смоленской дороги, где, несомненно, город прикрывают французские посты. Кроме того, Николай надеялся, что если позволят обстоятельства, если имение не сгорело, то разместить там свой отряд. Удобное место – дальше всего расположено от тракта, рядом огромный лес, в котором легко затеряться.

В трех верстах от места ночлега, западнее по тракту, находилось имение Истоминых. То, что там находится французский форпост, Данилов не сомневался.

Выпив свою долю водки, тщательно отмеренной вахмистром, Николай улегся на лапник, укрывшись с головой плащом. Тепло из желудка разошлось по телу, и дремота потихоньку охватила подполковника. Однако медленно ползущие мысли не давали полностью погрузиться в сон. Его уже не удивляло, что об усадьбе Истоминых он думает в первую очередь как о фортификационном сооружении, в котором могут разместиться французы. Расколдован, так расколдован. А вот о своем доме он вдруг подумал совсем с неожиданной стороны. Не будь он дураком, так уже четыре года жила бы в его имении красавица Ирэна, о которой он вспоминал все чаще. Нет, конечно, сейчас она бы не ждала его дома. А вот тогда, два месяца назад…

Соловьеву переправу Московский драгунский преодолевал уже под вечер. На ночь остановились в Усвятье. Спросив разрешения отлучиться до утра, Данилов появился в усадьбе почти в полночь. Он опоздал совсем немного: родители уехали утром к родственникам матери во Владимирскую губернию, забрав с собой библиотеку – главную ценность семьи. За домом оставлен был присматривать Порфирич, превратившийся за последние годы в седого старика, однако по-прежнему жилистого и крепкого. Дворовые, кроме тех, что уехали с господами, были отправлены в ближайшие деревни. Четверо из них каждое утро приходили в усадьбу помочь по хозяйству.

Все получилось неудачно, увидеть родителей очень хотелось. Именно тогда ему и пришла эта странная мысль – Ирэна бы ждала его до того момента, пока французская артиллерия не начала бить по городу. Хотя это было бы безумно глупо.

Дворецкий тоже очень расстроился. Целый час они проболтали в гостиной, куда был принесен ужин. Николай узнал, что все живы и здоровы. Но отец последнее время ходил очень мрачный. Он в очередной раз пытался записаться в ополчение, и вновь ему отказали. Нога хоть и не болела, но пройти полверсты без трости не удавалось.

Утром, выйдя из дома, по пути к конюшне Николай остановился у беседки. В шестидесяти шагах стояла широкая и высокая стена, сложенная из толстых бревен. Между беседкой и стеной на разной дистанции из земли торчали жерди. Здесь они с отцом частенько стреляли по горшкам. Вот и сейчас на самых дальних висели вверх дном два из них. Николай вдруг вспомнил, как весной, в последний день отпуска, они не успели добить последние мишени.

– Давно висят? – Данилов кивнул в сторону горшков.

– А вы разве не помните, Николай Тимофеевич? Ваш отец не велел их снимать. Сказали – вернется сын и собьет! Так и висят полгода.

– Хорошо, пусть висят дальше. Раз отец сказал, то обязательно вернусь и расстреляю эти горшки.

С этими мыслями Данилов заснул. Его разбудили до рассвета, едва только небо стало светлым на востоке. Замерзший, не выспавшийся Николай с трудом продрал глаза. Ясное небо предвещало хороший день, но сейчас, до восхода, холод добирался до костей. Взвод поднимался тихо, хотя настроение у всех было отвратительным, никто не издавал лишних слов – сказывалась выучка. Сложив вещи, подполковник взял пистолеты, закутался в плащ и вместе с двумя драгунами пошел к реке. Они вышли на берег Днепра, и Николай понял, что утро сулит не только одни неприятности. Брод находился прямо перед ним. Результаты столь уверенного ориентирования в темном лесу очень порадовали Данилова, поменяв настроение к лучшему.

Переправившись через реку, Данилов уверенно повел взвод в лес, который, несмотря на значительные размеры, был отлично знаком Николаю. На переправе весь взвод вымок, и подполковник приказал спешиться и вести лошадей в узде по узким лесным тропинкам. Шли быстро, порой сбивая дыхание, не давая себе замерзнуть. Через час, взвод выбрался на поляну, где Данилов велел разводить костер, готовить кашу и сушиться. Сам же, переодевшись в сухое и оставив мокрую одежду на попечение вахмистра, вместе с Беловым и еще одним драгуном отправился в родную усадьбу, до которой оставалось не больше двух верст. Проехав половину пути, Данилов свернул с тропинки, уже превратившуюся в узкую дорогу, и вскоре наездники оказались на небольшой полянке, в центре которой возвышалась могучая высокая сосна. Она явно не относилась к корабельным, мощные ветки разлаписто простирались над поляной, но ближайшая из них – толстая и короткая, располагалась на высоте четырех саженей. Сам же ствол – в два охвата толщиной – выглядел неприступно. Но это не смутило Данилова. Достав веревку, свернутую клубком, он легко перекинул ее через ветку. Во всех движениях скользила уверенность и выверенная точность. Через минуту Николай сидел верхом на ветке.

– Славно у вас получается, господин подполковник, – восхищенно произнес Белов.

– У вас с пятидесятого раза получится не хуже, – отозвался князь.

С вершины сосны, что возвышалась над окружающим лесом, просматривалась половина усадьбы. Понаблюдав в подзорную трубу, Данилов пришел к выводу, что обычно капризная дама – удача на этот раз удивительно благосклонна к нему. Кто же еще, кроме офицеров Дениса Давыдова, мог разгуливать во французском тылу в мундирах гусарского Ахтырского полка?

Полчаса спустя драгуны въехали в усадьбу со стороны леса, неожиданно появившись из-за конюшни, чем произвели изрядный переполох среди гусар. Те полагали и, видимо, вполне справедливо, что необходимо присматривать только за дорогой, ведущей к имению от Дорогобужа.

– Стой, кто такие? – закричал поручик, на всякий случай нащупывая пистолет.

– Подполковник Данилов с поручением от генерал-фельдмаршала Кутузова к подполковнику Давыдову.

Закончив представление, Николай спрыгнул с лошади и, не обращая больше внимания на поручика, направился к беседке, где среди офицеров сидел командир отряда.

– Штабной! – чуть скривив губы, произнес небрежно Давыдов. Хоть и негромко, но достаточно, чтобы Николай мог услышать.

– Ага! Сейчас начнет порядок наводить! – усмехнулся майор Ружецкий.

Но Данилов не мог слышать его слов, поскольку тот сидел спиной. А вот причину небрежно брошенного Давыдовым он понял сразу. Здесь командир гусар – и царь, и Бог, и воинский начальник. И вдруг появляется человек, который разом объясняет, что у главнокомандующего русской армией таких начальников не одна сотня. Ну что ж! Николай и не ждал царского приема, но ему нужно, чтобы этот избалованный вольницей человек при необходимости точно выполнял его приказы. И он прекрасно понимал, что одного письма Кутузова будет мало.

– Штабной, теперь я штабной! – улыбаясь, радостно проговорил Николай, сразу бросаясь в атаку. – Я знаю, Денис Васильевич, вы очень любите штабных. Еще бы! Столько лет при штабе.

А что делать? Любой ценой необходимо убедить его в беспрекословности подчинения.

– Вам пакет от Кутузова!

– Благодарю, – Давыдов взял конверт, небрежно положил его на стол, – но я не только при штабе служил! Ахтырский полк мне родной!

– Да, конечно, величайшие сражения истории – Аустерлиц, Бородино!

Николай отлично знал, что в Аустерлицком сражении Давыдов не участвовал, а под Бородино только в первый день – в бою за шевардинский редут.

Неловкая тишина повисла над беседкой.

– Сдается мне, здесь кто-то ищет ссоры, – глядя в сторону леса, проговорил Ружецкий. Давыдов молчал, хотя его слово с оттенком презрения и неуважительное отношение к письму главнокомандующего при желании можно было принять за вызов.

– Вы говорите о дуэли? Что вы! Ни в коем случае! Во-первых, император запретил.

– Император далеко!

– Во-вторых, майор, согласитесь, стреляться можно только в том случае, когда у обоих противников есть хоть какие-нибудь шансы. Иначе это убийство.

– Что вы имеете в виду?

Николай молча снял плащ, небрежно кинул на перила. Из-за борта темно-зеленой куртки выглядывала ручка пистолета. Взводя курок, Данилов задумчиво смотрел в лицо Ружецкому, будто размышляя о чем-то. Потом, словно приняв решение, переложил оружие в левую руку. Отворачиваясь в сторону бревенчатой стены, он успел заметить ироничный взгляд Давыдова и необычное положение усов, видимо, говорящее о том, что под ними спрятана усмешка.

Горшки висели на месте, Николай заметил это, еще когда въезжал в усадьбу.

«Нечестно! – подумал Данилов, поднимая пистолет. – Они не знают, что я делал это уже тысячу раз. Но не стреляться же мне с этим бесшабашным гусаром».

II

– Может, лучше я или Арменьяк?

– Нет, Доминик! Я сам.

– Как прикажете, мой генерал, – Левуазье растянул губы в улыбке, хотя было видно, что ему не по себе.

Задумка Каранелли, конечно, хороша. Но риск велик. Сидеть в телеге неподвижно, связанным, когда вокруг перестрелка, занятие не самое приятное.

– А может, сделаем по-другому? – неожиданно промолвил Фико.

– О, я не сомневаюсь, мой друг, – не упустил возможности позубоскалить Левуазье, – что ты легко сможешь забросить командира из леса прямо во двор усадьбы. Только боюсь, что Луи может сильно удариться.

Доминик опрометчиво отвернулся. Анри сгреб в кулак мундир французского пехотинца на его спине и поднял над землей в вытянутой руке. Такой захват лишал малыша всех преимуществ в ловкости.

– Ты дашь мне сказать?!

– Говори, Анри! И отпусти, его! Он будет молчать!

Шутки шутками, но это приказ, который ослушаться нельзя.

– Мы ведь знаем, где на обоз нападут русские.

– Да, они уже в засаде, я видел, – отпущенный Доминик стал серьезным.

– Так зачем нам везти связанного командира туда?

– Анри! Это же главная часть плана. Русские должны отбить пленного капитана. Чтобы он мог попасть в усадьбу.

– Что они станут делать, если обоз развернется и помчится назад в деревню?

– Если останутся без добычи, то наверняка будут преследовать, – вмешался Каранелли.

– Вот здесь за домом и будет стоять подвода, в которой они найдут связанного русского офицера. И остальные подводы, за которыми охотятся. А мы уйдем в лес.

– А если будут преследовать и дальше? – спросил Луи, который уже все понял. Но было интересно, как представляет ситуацию Фико.

– Нет. Им по полю скакать, а мы в лесу за толстыми стволами. Подстрелим с десяток – и вся охота пропадет.

– Ну что ж, отлично! Риск, и правда, снижается. Спасибо, Анри! Так и сделаем.

– Нет, я не понял, – заявил Доминик, – если Луи сядет на подводу только здесь, то у русских появится вопрос – откуда он взялся?

– Как жаль, мой дорогой, – рука полковника Фико на этот раз очень нежно легла на плечо бригадного генерала Левуазье, – что соображаешь ты значительно хуже, чем фехтуешь. Мы повезем на подводе огородное пугало в плаще русского офицера.

III

Раздался выстрел, и горшок, висящий на жерди на немыслимом расстоянии, разлетелся в разные стороны мелкими осколками. Ни у кого не осталось сомнения, что пуля попала в центр цели, а не только зацепила ее.

– Господа гусары могут тоже попробовать, там еще висит один кувшин.

Однако никто не схватился за пистолет.

– Впечатлительно! – произнес Ружецкий.

– Но есть еще и третье обстоятельство, мешающее проведению дуэли…

– Опять! – грозный крик летел со стороны дома. К беседке по дорожке приближался Порфирич, сердито шевеля усами. – Это сколько же можно бедокурить! Управы на вас нет!

– А, это снова ты! – голос Давыдова не предвещал ничего хорошего. – Я тебе говорил сидеть тихо?! Последний раз предупреждаю – еще раз явишься без приглашения, велю выпороть!

– Не ваше это дело, ваше благородие, чужих слуг пороть! У нас свой барин есть! А вы, уж если приспичило, своих гусаров и порите!

«Однако! – подумал Николай, которого Порфирич до сих пор не заметил среди офицеров. – Представить невозможно, чтобы он так мог разговаривать с господами. В званиях-то разбирается, а Давыдова благородием вместо высокоблагородия назвал. Считай, на две ступени понизил! Как быстро война меняет характеры людей».

– Что случилось?

Старик словно натолкнулся на невидимую стену.

– Ой… Батюшки! Князь! Князь вернулся! Николай Тимофеевич…

Из грозного старика словно выпустили пар. Он сделал два шага вперед, и вдруг Николай отчетливо понял, что тот собирается грохнуться на колени и целовать его руку. «Ужас какой! – мелькнуло в голове. – Кажется, довели старика». Стремительно шагнув навстречу, он обнял Порфирича, не давая ему упасть.

– Что же это творится, ваше сиятельство, – чуть всхлипывая, изо всех сил стараясь держаться, негромко бормотал тот.

– Ну, ну, Порфирич! Господа офицеры – гости в нашем доме.

– Гости?! Какие ж это гости? Курят в спальне! Погреб винный растащили! Стреляют где попало! Стрелять совсем не умеют, а стреляют! С пятнадцати шагов попасть в бутылку шампанского не могут!

Да, сильно расстроили старика!

– Что делать, нужно же им как-то учиться.

Гусары – народ вспыльчивый, но Данилов понимал, что его выстрел выписал ему индульгенцию на подобное ерничанье.

– Вот как? – волнение Порфирича разом сменилось на озадаченность. Видно, подобная мысль не приходила в голову. – Ну… тогда, наверное.

Майор Ружецкий и другие офицеры были растеряны. Что в полной мере удалось князю, так это ошарашить гусар. И вопросительные взгляды устремились на Дениса Давыдова.

Тот размышлял. С одной стороны, он, если честно, никогда не сталкивался со столь, мягко говоря, непочтительным отношением. Слава забияки летела далеко впереди него. Он просто не мог представить, что кто-нибудь решится на такое. С другой стороны, как ни крути, виновником ссоры является он сам. Пренебрежительно брошенное слово и недостаточное внимание к письму главнокомандующего – еще не повод считать его зачинщиком скандала. Но оказалось, что слово он бросил хозяину, в дом которого явился без приглашения! А это совсем уже другой оборот.

– Простите нас, ваше сиятельство, – твердо, но все-таки обозначив почтение в голосе, произнес Давыдов, – если что сделали не так. Я плохо расслышал вашу фамилию. А майор Ружецкий у нас бывает иногда излишне горяч.

– Пустое, Денис Васильевич! Чувствуйте себя как дома, господа, – на лице князя уже заиграла радушная улыбка, – мне самому неловко, что не могу оказать достойную встречу. Война сильно уменьшает мои возможности. Но, тем не менее, мы можем рассчитывать на ужин. Не так ли?

Последний вопрос был адресован Порфиричу, который буквально на глазах обрел обычное спокойствие и невозмутимость. Так всегда случается, когда с человека снимают непомерную ответственность. Вот и сейчас, присутствие князя сразу освободило его от принятия важных решений.

– Будет исполнено! – с достоинством ответил дворецкий. – Как обычно, на семь часов?

– Пожалуй.

Данилов вновь повернулся к гусарам.

– Кстати, о дуэлях, господа!

В воздухе вновь запахло грозой. Все замерли, подарив внимание князю.

– Я слышал, что вы, Денис Васильевич, неплохо сочиняете стихи. Почему бы за ужином нам не скрестить наши рифмы. Против такой дуэли не будет возражать и сам император.

Отчетливый вздох облегчения пролетел над беседкой.

– Ну знаете, князь! – произнес Ружецкий. – Вы сами говорили, что дуэль имеет смысл, если шансы есть у обоих противников.

– А я от своих слов не отказываюсь. Смею вас уверить, ваше высокоблагородие, мои стихи всегда очень нравились постояльцам нашей конюшни.

Одобрительный смех гусар говорил, что князь им начал нравиться. А Николай уже подошел к своим – корнету и драгуну, которые так и не слезли с лошадей, флегматично наблюдая за происходящим.

– Дорогу назад найдете?

– Разумеется, – уверенно ответил Белов, – мы же драгуны, а не какие-нибудь…

Заметив, что встретивший их поручик напряженно ждет, что будет сказано дальше, продолжил после короткой заминки.

– … артиллеристы!

– Тогда ведите сюда взвод!

Князь снова вернулся к беседке.

– Господин майор, – сказал он Ружецкому, – не будете ли так любезны ужать ваших гусар? Не могли бы вы освободить одну из изб, сейчас сюда прибудет взвод.

– Конечно, ваше сиятельство, – беспрекословно отозвался Ружецкий. Уже хорошо.

Николай подошел к Давыдову и негромко, чтобы никто не слышал, произнес:

– Вы письмо все-таки прочитайте, Денис Васильевич! А через полчаса я жду вас в кабинете моего отца. Порфирич покажет, если не знаете.

И не дожидаясь ответа, пошел к дому. Не оборачиваясь. У гусар не должно оставаться сомнений, кто хозяин. И не только в доме.

IV

– Знакомьтесь, князь, майор Азаров Андрей Сергеевич. Кстати, за Аустерлиц награжден!

В голосе Давыдова сквозил легкий налет сарказма, подчеркивающий, что утренний разговор он не забыл. Ну ничего, пусть попереживает немного. Главное, чтобы глупостей не наделал.

– Очень приятно! А где вы были во время сражения?

Высокий светловолосый Азаров, одетый в форму французского кирасира, не очень-то похож на француза.

– На Праценских высотах. Я служу в Кавалергардском полку. И тогда тоже служил.

– Атака Депрерадовича?

– Да. Эскадрон полковника Репнина.

Николай немного помолчал, подбирая слова, чтобы не получилось фальшиво.

– Я хоть и был далеко, у Буксгевдена, но про сражение знаю почти все. Уверен, что если бы не ваш полк, битва могла закончиться к полудню.

– Это приятно слышать, ваше сиятельство, но вы меня в конфуз вгоняете.

– Хорошо, не буду. А как сюда попали?

– Самым глупейшим образом. Под Гжатском угодил под ливень, плаща с собой не оказалось. Простудился, горячка. Меня отвезли на хутор. А когда выздоровел, туда зашел Денис Васильевич со своими гусарами. С тех пор я при нем и состою.

– А сейчас почему в таком виде? – произнес князь, имея в виду мундир Азарова, который, если приглядеться, был ему маловат.

– Ездил в город посмотреть, что там у французов.

– Есть у нас идея захватить Дорогобуж на день-два, чтобы дорогу заткнуть. А Андрей Сергеевич французский знает, словно в Париже родился, – сказал Давыдов.

– Откуда? Гувернеры хорошие?

– Скорее два плена помогли.

– Хорошо. Теперь у вас все на месте, Денис Васильевич?

– Еще нет. Отряд поручика Граневского. Затемно ушел на северную дорогу, что к деревням ведет. Там частенько фуражиры шастают. Но к вечеру в любом случае должен вернуться.

– Вот и славно, давайте подождем. Благодарю, что с пониманием отнеслись к моей просьбе.

Давыдов чуть улыбнулся, однако подумал совсем другое. В письме Кутузова написано: «прошу любую просьбу подполковника Данилова исполнять как мою». Глупости все это, а не просьбы. Удвоить посты на дороге – еще куда ни шло! Но зарядить все оружие: ружья, штуцеры, пистолеты! Зачем? На нас что, французский полк наступает? Или выставить усиленные посты со стороны леса? Да французы нашего леса боятся больше, чем черт ладана!

Все это Давыдов довольно эмоционально высказал в кабинете, но князь остался спокоен.

– Поверьте, фельдмаршал предвидел вашу реакцию и, тем не менее, просил беспрекословно выполнять мои распоряжения.

– Так что же такое происходит? Вы можете объяснить?

– Я тоже выполняю приказ. Кутузов велел ничего не объяснять. Никому! Вы настаиваете, чтобы я нарушил приказ главнокомандующего?

Давыдов замолчал, но воздух буквально запах обидой, излучаемой гусаром.

– Это продлится не очень долго, я надеюсь, Денис Васильевич. Поверьте, меня самого тяготит ситуация.

После разговора с Азаровым, Николай вернулся в кабинет, где уселся в любимое кресло отца. Это кресло-качалка помнится ему с детства. Еще маленьким он любил забираться на колени к отцу и, положив голову на грудь, раскачиваться вместе с ним. Сейчас же подполковник размышлял.

Что ему известно о французских лазутчиках? Во-первых, конечно, это удивительные бойцы. Во-вторых, они знают о миссии Давыдова и, несомненно, охотятся за ним. В-третьих, они умеют добывать информацию – переодеваются в мундиры русских офицеров, хорошо говорят по-русски. А значит, вполне возможно, что они где-то рядом.

А что есть у Данилова? Одного он точно узнает. И все? Нет, не все. Он знает, какое у них оружие. И он знает, что надо быть очень осторожным. А это не мало. И еще. А знают ли они, сколько знает о французах Николай? Конечно, это козырь мелкий. Но все-таки козырь!

Мысли князя постепенно успокаивались, укладывались в голове. Почти бессонная ночь и напряжение дня брали свое. Дрема тихо накатывала. История Азарова, провалявшегося пару недель на хуторе, навеяла воспоминание о своей. Николай спал, и ему снилась Ирэна. Черные волосы заплетены в косу, на голове венок из ромашек. Девушка смеялась, раскинув руки и подняв лицо к солнцу.

– Ирэна…

– Что, Коля?

Она опустила голову и посмотрела ему в глаза.

– Я люблю тебя!

– Я знаю. Теперь ты расколдован.

– Да, расколдован! Я буду любить тебя, и только тебя! Целый век!

– Нет… Нет, князь! Ты будешь любить меня дольше, чем век. Намного дольше!

Смех Ирэны отдается серебристым звоном. Все громче и громче.

– Николай Тимофеевич! Просыпайтесь! Уже пора! – Порфирич, покачивая колокольчиком, стоял возле кресла. – Ужин через четверть часа. У нас гости, ваше сиятельство!

За окном стемнело. На столе горела свеча. Крепко спал Николай, не слышал ничего.

– Спасибо!

– Я воду принес, умыться не желаете, Николай Тимофеевич?

«Да, это Порфирич».

– Конечно! Спасибо. Что бы я делал без тебя!

Вытирая лицо, на всякий случай Николай спросил:

– Ничего особенного не случилось?

– Нет, ваше сиятельство! Поручик гусарский только что вернулся, отбили небольшой обоз. Да, чуть не забыл, они капитана привезли.

– Какого капитана? – сразу встрепенулся князь.

– Русского. Тоже отбили.

Эта новость не понравилось Данилову. Ему вообще не могли сейчас нравиться новости, поскольку хороших ждать неоткуда.

V

Стол выглядел просто восхитительно. Капуста квашеная, грузди соленые, огурчики малосольные, яблоки моченые, клюква, брусника, слива, груши. На горячее у дворецкого предполагалось подать рассыпчатую вареную картошку, жареные подосиновики и окуньков, запеченных на углях. На десерт, если бы дело дошло до него, кисель из сушеной вишни и пироги с черничным вареньем.

Для приготовления всего этого дворецкий отправил двоих мужиков на рыбалку, а двое других ходили в деревню с наказом принести припрятанный провиант и привести черную кухарку – ту, что готовила для дворовых крестьян. Белая, к величайшей досаде Порфирича, уехала вместе с господами. А шампанское и вино поставили на стол из княжеского погреба, точнее, из тайников, в которые еще до прихода отряда Давыдова дворецкий успел перетащить две трети бутылок.

Капитан, отбитый поручиком Граневским, приводил себя в порядок. Николай отправил к нему Белова передать приглашение на ужин, и вскоре офицеры вошли в зал, освещенный множеством свечей, которые Порфирич достал неизвестно откуда.

– Разрешите представиться, капитан…

Удача просто поселилась в усадьбе князя Данилова, и теперь помогала всем подряд, без разбора. Вмешайся она хоть на секунду позже, все бы наверняка закончилось для Луи Каранелли, одетого в форму русского капитана, совсем по-другому.

– Граф! Не может быть! Это вы?! Какая неожиданная встреча!!

Широко раскинув руки, Азаров шел к капитану. Луи мгновенно узнал майора, но изобразил легкое недоумение на лице, понимая, что ему необходимы секунды, чтобы оценить ситуацию.

Удивительно, но свое имя, точнее, то, которым собирался представиться здесь, он еще не назвал никому. Во время скачки к усадьбе было не до этого, а здесь, не успел он умыться, как явился корнет с приглашением.

– Граф, вы меня не узнаете? Я Азаров! Помните ночь после Аустерлица? Лазарет Наполеона?

– Азаров? Андрей?!

– Он самый!

– Андрей!! – радостно воскликнул капитан, обнимая майора. – Вот это встреча!

– Извините, князь! Позвольте представить графа Каранеева, моего товарища по несчастью, вместе с которым мы угодили в плен к Наполеону на аустерлицком поле. А это хозяин дома, князь Данилов, Николай Тимофеевич.

– Для меня большая честь быть представленным вам, ваше сиятельство!

Внимательный взгляд капитана, произносящего обычную любезность, не совсем вязался с голосом, который дрогнул. Даже столь хладнокровный человек, как Каранелли, может оказаться не готовым к ударам удачи. Он нашел Давыдова и разработал план уничтожения его отряда. А тут оказалось, что гусары квартируют в усадьбе Данилова, того самого, на уничтожение которого Луи получил приказ Наполеона. И самое удивительное, хозяин находится здесь!

Продолжая знакомиться с офицерами, безошибочно запоминая имена, Каранелли лихорадочно размышлял. Что здесь делает Данилов? Несмотря на напряженность ситуации, Луи не мог не отметить идиотизм вопроса – что делает хозяин в своем доме? Но Бонапарт подозревает, что князь охотится за отрядом Каранелли. И что тогда делает князь в своем доме? Это ловушка? Капкан, поставленный на него? Денис Давыдов – приманка? А не слишком ли? Русские отправляют гусар в тыл, заставляя бросить против них лучшее, что есть у французского императора. Уничтожив несколько мелких, стихийно возникших партизанских отрядов, Каранелли добирается наконец до гусар, и выясняется, что это засада. Да это просто бред! Полный бред! Но если это бред, то остается идиотский вопрос – что делает в своем доме князь Данилов, когда его Московский драгунский полк где-то под Калугой?

В то же самое время в голове Николая складывалась совсем другая картина. Он успокаивался. Вновь прибывший капитан оказался давним знакомым Азарова, а значит, Денису Давыдову ничего не угрожало. В том, что в гусарском отряде нет вражеских лазутчиков, князь вполне уверен. Последний раз к нему присоединялись больше недели назад. Давыдов не прожил бы столько, «поселись» в его отряде давние знакомые Николая. Только немного смущала уверенность, что лицо капитана ему знакомо. Он где-то видел его, причем не в те давние времена Аустерлица. Хотя мало ли лиц приходится видеть на войне?

– Прошу к столу, господа! – голосом радушного хозяина произнес Данилов. – Не обессудьте, чем богаты! Но я надеюсь увидеть всех вас в этом доме снова после победы над французами. Прошу считать мои слова приглашением на следующий званый ужин!

Усаживаясь за стол, Каранелли продолжал напряженно размышлять. Что-то не так! Луи чувствовал, что растерян, чего не мог вспомнить за собой уже много лет. Он начал оглядываться, стараясь не привлекать внимания, но ничего подозрительного не заметил. Про него практически забыли, лишь Азаров, радующийся такой встрече, продолжал разговор, к которому остальные потеряли интерес, направив внимание на бутылки вина и шампанского.

– А я смотрю, граф, служба не задалась. Раньше в драгунских ротмистрах ходили, а теперь в капитанах пехотных.

Каранелли мгновенно напрягся, прикидывая, как он будет перемещаться. Жаль, что оружия нет! Или так скажем – почти нет. Сейчас будут пытаться взять живым. Азаров сказал главное – он помнит, что раньше Луи считался ротмистром того самого полка, в котором Данилов служил командиром эскадрона. И, понятное дело, не о каком графе Каранееве никогда не слышал.

Но ничего не случилось. Никого за спиной, Луи по-прежнему сидит ближе всех к двери. Что же происходит? Что происходит?

– Увы! Так случилось. Я ведь ушел тогда со службы, после ранения. Если бы не Наполеон, то так бы и жил дальше в своем имении. Но вот вернулся в армию три месяца назад. Только в кавалерию мне теперь нельзя – спина болит, если час в седле провести.

Отвечая спокойным голосом, Каранелли изо всех сил пытался обрести внутреннее равновесие. Может, Данилов недавно в Московском драгунском? Тогда откуда ему знать, кто служил там семь лет назад? И вообще, если это ловушка, то зачем здесь Азаров, тем более, зачем ему вспоминать дела давно минувших лет? Специально, чтобы насторожить Луи? Глупость! Или это не западня? А что тогда? Просто стечение обстоятельств?

Итак, что же получается? Пусть Данилов охотится за моим отрядом. Но меня он не знает в лицо. А что он знает? Точно знает Доминика, атака на Валутинской горе показала это. Что еще? Неизвестно.

– Скажи, а хозяин дома тоже из драгун? – негромко спросил у Азарова Каранелли.

– Я не знаю. Давыдов сказал, что прибыл к нам из штаба Кутузова с приказом.

А может, и правда, Азаров не знает, что князь служил в Московском драгунском полку?

– Я даже и не знал, что мы четыре дня живем в его усадьбе, – продолжал Андрей.

– Штабной? – совсем тихо спросил Луи.

– Штабной, но стреляет, как дьявол! Сам не видел, но лучший наш стрелок, майор Ружецкий, сказал, что счел бы за честь ему пистолеты заряжать. Если позволит.

Разговор прервался, после первых тостов изголодавшиеся за день офицеры усиленно налегали на закуску.

– А скажите-ка, граф, – Каранелли поднял голову и увидел, что Давыдов обращается к нему, – как так случилось, что вы угодили в плен к французам?

– Ужасная история, Денис Васильевич! Я ведь здесь отряд сколотил из мужиков, человек в десять. Крепкие есть, а трое, так в солдатах служили. Вот решили мы на фуражиров напасть. Смотрю, проехали три подводы через Смолково и дальше, на хутора. Пошел в деревню порасспросить, сколько французов да что за оружие у них. А потом уж за своими в лес, засаду устроить. Только не доехали фуражиры до хуторов, быстро назад повернули. В общем, выхожу я из избы, а меня тут же и повязали. Если бы не ваш поручик с товарищами, то сидел бы я сейчас у французов в подвале.

– Вот как? У вас есть отряд?

– Да, я их уже даже обучать начал штыковому бою.

– Прекрасно. А может, стоит его присоединить к нашему?

– Почему бы и нет? Сочту за честь, Денис Васильевич.

– Договорились. Тогда поутру отправляйтесь вместе с вашим избавителем, поручиком Граневским, за своими мужиками. Если нет возражений.

Произнося последние слова, Давыдов повернул голову в сторону Николая. Тот молча кивнул, занятый своими мыслями.

VI

Ужин удался. Развеселившиеся офицеры оказались довольными.

– Господа, минуточку, – поднимая очередной бокал с шампанским, попросил поручик Граневский, – господа! Я предлагаю выпить за хозяина дома! За его радушие, за великолепный ужин. Нет, я не шучу, господа! Всем нам приходилось сидеть и за другими столами, накрытыми обильней и пышней. Но здесь, глубоко в тылу у французов, это поистине царское угощение, о котором мы могли бы только мечтать!

– За князя! Гусары! Стоя! – Давыдову и впрямь начал нравиться хозяин дома.

– Право, князь, – проговорил Ружецкий, когда бокалы опустели, – вы открыли для меня новую сторону жизни, которую невозможно постичь ни на одном из светских приемов. Я никогда не пробовал ничего более изысканного, чем закусить бокал темного густого русильонского «Фронтиньяка» порцией сочной квашеной капусты. Благодарю вас, князь! Долог будет мой век или короток, до самой смерти я не забуду этот прекрасный ужин!

Веселый смех пронесся по залу. Даже Каранелли, весь вечер просидевший в напряжении, ожидая подвоха, засмеялся. Действительно, надо будет при случае угостить Бонапарта. Хоть он и не до конца понял все происходящее, но стало ясно, что присутствующие в зале не знают, кто он. Даже князь Данилов, который, кажется, и вправду, охотится за его отрядом.

А вот что нужно будет сделать обязательно, так это предупредить Доминика, чтобы он не появлялся, когда завтра Луи приедет за крестьянским отрядом. Ну, что ж, ему дело и за усадьбой найдется. План Каранелли основывался на том, что его офицеры проникают в усадьбу под видом мужиков. С собой привозят две подводы, которые набиты взрывчаткой. За десять минут французы должны расставить ящики так, чтобы при взрывах они поразили как можно больше гусар. Понятно, что те могли заинтересоваться, содержимым ящиков. На этот случай «мужики» должны отвечать: «Не знаем, вчера вечером у французов отбили! Покажем нашему капитану, он решит, что делать!» Бесхитростно, конечно, но нужно-то всего десять минут. А потом пистолеты и сабли закончат дело. Жаль, конечно, что в усадьбе не будет Доминика, он в таких делах просто великолепен.

Левуазье должен появиться на окраине леса примерно через час. Каранелли сообщит ему, что завтра в условленном месте, спешившись по малой нужде, он оставит записку с подробными указаниями. Лазутчик, подобравший ее, по лесной тропинке приедет на хутор, где будут все остальные, на четверть часа раньше, чем Луи с гусарами, поскольку поедет по дороге. Если все пройдет удачно, то завтра до полудня он выполнит оба приказа императора: гусар Давыдов с отрядом и «охотник» Данилов перестанут существовать.

– Но господа, – Ружецкий сделал паузу, привлекая общее внимание, – у нас осталось одно незаконченное дело… дуэль!

– Дуэль?! Какая дуэль? – Азаров поднялся во весь немалый рост. – Какие могут быть дуэли на войне?!

– Стихотворная. Пока вы отсутствовали, господин майор, князь вызвал Дениса Васильевича помериться рифмами. Не так ли, Николай Тимофеевич?

– Так. От слов своих отказываться не привык.

– Отлично! А вы, Денис Васильевич?

– Ну что ж, я готов. Надеюсь, что вы стреляете лучше, чем пишете стихи.

Давыдов улыбался. Все-таки надо немного укоротить прыть этого князя. Хотя бы в мелочи.

– А вам, Андрей Сергеевич, хочу предложить роль судьи, – продолжал Ружецкий.

– Почему? – опешил Азаров.

– Видите ли… Рифмы – это не пули. Кто-то должен оценивать, чья точнее. А мне хорошо известно, что вы любите стихи и отлично разбираетесь в них.

– А почему не вы? Вы тоже разбираетесь.

– Мне нельзя. Я давний поклонник Дениса Васильевича. Надеюсь, ваше сиятельство, вы не обидитесь, если я буду желать удачи вашему противнику?

– Отчего ж, ваше высокоблагородие? Я сам буду желать ему удачи, – улыбнулся князь.

– Но это как-то неожиданно, может быть, граф? – Азаров был по-прежнему смущен предложением Ружецкого. – Граф, вы любите стихи?

– Только хорошие.

– А можете продекламировать что-нибудь из хороших стихов?

Каранелли задумался на несколько секунд. Какие задачи ставит иногда жизнь!

На всех ярится смерть – царя, любимца славы, Всех ищет грозная… и некогда найдет; Всемощные судьбы незыблемы уставы; И путь величия ко гробу нас ведет.

– Однако! У вас отменный вкус, граф!

– Жуковский – мой кумир! – ответил Луи. А про себя подумал: «Что удивительно, я не сильно покривил душой».

– Ну, вот и славно! Оба будете судьями! – Ружецкий делал все, чтобы поединок состоялся.

– Если вместе с графом, то я согласен.

Посовещавшись с капитаном, Азаров объявил:

– Вначале, господа дуэлянты, вы должны представиться. В стихотворной форме, разумеется. Ваше представление мы будем считать за выпад, который противник должен отразить. Если условия понятны, то прошу вас, Денис Васильевич!

– А вы затейник, Андрей Сергеевич! А еще пытались отказаться, – довольный таким предложением произнес Ружецкий.

Давыдов встал из-за стола и прошел по комнате, чуть покусывая ус.

– Хорошо. Пусть будет это:

Я люблю кровавый бой, Я рожден для службы царской. Сабля, водка, конь гусарский, С вами век мой золотой.

– Браво! – крикнул поручик Граневский, захлопав. Гусары поддержали товарища, также ударив в ладоши.

– Отлично, Денис Васильевич! – князь был искренне рад. – Я думал, вы прочитаете нам что-нибудь известное. Давно написали?

– Еще не написал, но как-нибудь закончу на досуге.

– Обязательно, обязательно надо закончить! Уверен, это будет великолепное стихотворение.

– Ваш ответ, Николай Тимофеевич! – Азаров старался быть невозмутимым.

– Теперь я должен представиться?

– Нет, вы должны отразить выпад.

– Как?

– Как сумеете. А мы оценим.

– Хорошо, – через полминуты проговорил князь, – попробую так:

Но к утру затихнет бой, В голове чугун баварский… Водку выпил конь гусарский И храпит друг дорогой.

Аплодисменты и смех превзошли все ожидания. Даже Азаров потерял свое подчеркнутое спокойствие. Лишь Николай и капитан с удивлением смотрели на гусар.

– Вы знаете эту историю? – сквозь смех проговорил Ружецкий.

– Какую?

– Когда конь подполковника вместе с овсом употребил литр водки?

– Нет.

– О! Слышали бы вы, как он храпел! Ваше сиятельство, это длинная история. Позвольте, я расскажу ее в следующий раз, если не возражаете.

Гусары с трудом справились со смехом. Азаров обрел прежнюю невозмутимость.

– Теперь представьтесь вы, князь!

Выдержав паузу, которая украсила бы выступление любого актера, Николай продекламировал:

Я драгун. Это значит – дракон. И мундир мой неяркой расцветки. Нет усов. А гитарные отзвуки струн Из моих не несутся окон. Не люблю мишуры разноцветные метки. Я дракон. Это значит – драгун.

В зале воцарилась такая тишина, что казалось можно услышать уханье совы в лесу. Раздался отчетливый хлопок в ладоши. Потом второй, третий, и все присутствующие принялись аплодировать.

– Однако! – качнул головой Ружецкий. – После вашего первого стишка, князь, создалось впечатление, что вы способны лишь на незатейливые шутки. Но вам легко удалось развеять это мнение.

Давыдов явно не ожидал такого.

– Сколько у меня есть времени на ответ?

– Вас не торопят, ваше высокоблагородие, – спокойно сказал Азаров, – но вас ждут.

Пара минут прошла в тишине. Никто не хотел мешать складывать рифмы. Наконец Давыдов промолвил:

Пусть загремят войны перуны, Я в этой песне виртуоз! Но виртуозны и драгуны…

На сей раз аплодисменты гусар были не столь оглушительны. Хотя и прозвучало ценимое уважение к противнику, но строфа показалась незаконченной. К тому же командир, в чьей легкой победе не сомневался никто, наткнулся на серьезного противника, и стихотворная дуэль превратилась в интересный поединок, а не избиение младенца.

– Ничья! – провозгласил Азаров. – Но, Денис Васильевич, прошу учесть, что ваш мундир порван драгунским палашом.

– Господа, – проговорил князь, – а не испить ли нам вина? Так ведь может горло пересохнуть. Прошу наполнить бокалы, пока судьи готовят нам следующее испытание.

Призыв был поддержан с воодушевлением, однако скоро все потребовали продолжения схватки, понимая, что подобный поединок может быть увиден в жизни только раз.

– Мы решили, что ответ противнику только затягивает дуэль, – сообщил Азаров, – просто читайте ваши стихи по очереди.

– Тема первая – любовь, – добавил капитан, внимательно глядя на князя. – Прошу вас, ваше сиятельство.

Своей любви давно не жду ответа, Жар сердца моего тебя не обожжет, Не тронет струн души, не запоет Мелодия, что топит жесткий лед. Ты не моя, ты достоянье света. Уходит вдаль за поворот карета, Удел моей любви – зима средь лета, Обочина дорог и прерванный полет.

– Браво, князь! У вас такой необычный ритм! Даже и не знаю, что мне делать, – Давыдов был откровенен.

– Спасибо, похвала такого мастера – дорогая награда! Только с моим ритмом не надо ничего делать, – засмеялся Николай.

– Ладно, не буду. Что ж, попытаюсь ответить.

Я – ваш! И кто ни воспылает! Кому ни пишется любовью приговор, Как длинные она ресницы подымает, И пышет страстью взор! Когда харитой улыбнется, Или в ночной тиши Воздушным призраком несется, Иль, непреклонная, над чувствами смеется Обуреваемой души!

– Увы, поэты не поведали нам о легких победах в любви, о чем мечтает каждый из нас! Огласим приговор, господин капитан?

– Да. Вы ранены, Денис Васильевич!

– Не смею возражать, я почувствовал это, едва уважаемый хозяин дома прочитал свой стих.

– Тогда последняя тема, господа, – Азаров выдержал паузу, – друзья-товарищи!

– Отличная тема! Держитесь, Николай Тимофеевич! Кажется, у меня появился хороший шанс!

Ради бога, трубку дай! Ставь бутылки перед нами, Всех наездников сзывай С закрученными усами! Чтобы хором здесь гремел Эскадрон гусар летучих, Чтоб до неба возлетел Я на их руках могучих!

В громких криках «ура!», звуке аплодисментов и радостном смехе потонули последние слова Давыдова. Но почти сразу все взоры обратились к Николаю. Сегодня он столько раз изумлял гусар, что во многих глазах читалось любопытство – неужели и сейчас он сможет взять верх?

Твое имя узнать – не судьба. Холод. Поле моравской земли. Ты привез к отступленью приказ, Но назад для тебя нет пути. Твое имя узнать – не судьба. За спиною замерзший Сачан. Орудийные залпы, стрельба, Глухо оземь копыта стучат. Твое имя узнать – не судьба. В этот день ты роднее, чем брат. А багровый закат, как беда. В пистолете последний заряд. Твое имя узнать – не судьба. В том бою ты не раз меня спас, Но шальной режет воздух снаряд… Твое имя узнать – не судьба.

Князь закончил чтение в полной тишине, только на этот раз вызванной не изумлением от неожиданного мастерства автора. Просто каждый задумался о своем, а им, офицерам, не раз побывавшим в тяжелых боях, есть что вспомнить.

Прошло не меньше чем полминуты, когда Азаров наконец произнес:

– Я полагаю, что мы должны назвать победителя.

– Это лишнее, господин майор! – Давыдов плеснул вина в бокал. – Все ясно без слов. За князя Данилова!

VII

Окно малой гостиной, что на втором этаже, выходило на лес. Лучше место найти трудно, это окно практически не видно со двора. Каранелли медленно, словно гуляя по дому, обходил комнаты, отсутствие прислуги существенно упрощало задачу. Темные коридоры и комнаты были пусты, как и гостиная, только разожженный камин немного подсвечивал стены и кресла.

Отметив, что на каминной полке стоит одинокий подсвечник с огарком, Луи вернулся в коридор, где замер, прислушиваясь. Смех и громкие голоса доносились с первого этажа, гусары устали сидеть за столом, некоторые вышли во двор, вдохнуть свежего воздуха. Каранелли вернулся в гостиную. Зажженную свечу поставил на подоконник. Выждав минуту, начал медленно поднимать ее до самого верха окна. Повторив, поставил свечу на каминную полку и сел в кресло, дожидаясь ответа. «Завтра я убью двух русских поэтов. Возможно, великих», – подумал Луи. Мысль огорчила. Почему в этой стране воюют все, даже поэты?

Данилов вышел во двор вместе с Беловым.

– Давайте проверим посты, корнет!

– Как прикажете, ваше высокоблагородие. Разрешите спросить?

– Спрашивайте.

Вышедшая из-за туч луна освещала лицо Белова с одной стороны, превращая в забавную полумаску – одна сторона серебристая, а другой не видно вовсе.

– Зачем мы поставили посты со стороны реки? Здесь даже нет брода.

– По единственной причине – никто не ждет, что отсюда может быть совершено нападение.

– На нас собираются нападать?

– Не знаю. На нас – вряд ли, но за гусарами охотятся.

– Кто?

– Если бы я знал, все было бы намного проще.

– Вы хотите сказать, что мы прошли двести верст, чтобы защитить отряд Давыдова от нападения?

– Вы удивительно точно ухватываете самую суть, корнет! – иронично проговорил князь. И вдруг ему стало неловко. «А чем я лучше Чардынцева? Тогда, семь лет назад, когда пришел к нему с рапортом? А ведь Белов не в пример мне, тогдашнему, толков и грамотен. Стыдно, князь! Он ведь тебя за учителя держит».

– Ты не обижайся, Михаил! Не в духе я, сам терзаюсь от неизвестности, – меняя тон, проговорил Николай, – да и говорить много не могу – приказ Кутузова.

– Но что мы против гусар Давыдова? Нас две дюжины, а у него двести сабель.

– Только их командир никогда не поверит, что за его партией охотится дюжина французов, которые намного страшнее полка кирасиров. И полезет на рожон. А тогда жить и ему, и его гусарам – считанные часы.

Не прерывая разговора, подполковник и корнет спустились к Днепру.

– Кто идет? – раздался окрик из темноты.

Офицеры стояли, освещенные луной, как и большая часть берега, а часовых не было видно. Николай признал, что не может даже сказать, откуда раздался голос.

– Подполковник Данилов и корнет Белов.

Уже поднимаясь от реки, Николай произнес:

– Толковые у тебя, Михаил, драгуны во взводе. А это, как ни крути, заслуга командира. И не возражай! Так вот! Все, что я сейчас скажу, должно умереть вместе с тобой.

Знай Николай, что случится через несколько минут, наверное, сказал бы по-другому. И хотя никакой вины за ним не было, много дней не мог отделаться князь от ощущения, что именно эта фраза оказалась роковой.

– Помнишь Бородино? Атаку на Курганном холме?

– Конечно!

– А что с первым эскадроном стало, помнишь?

– Попал под батарейный залп…

– О чем ты, корнет? Какой залп? Где могла стоять эта батарея? И сколько должно быть орудий, чтобы одним залпом положить эскадрон?

– Мне тоже тогда показалось странным это, но все говорили – артиллерия!

– Шесть французов, за которыми мы гнались, расправились с эскадроном!

– Я отстал тогда! – с досадой произнес Белов.

– Но ты же знаешь, что один упал с лошади, и мы хотели его взять. А чем закончилось? Потеряли девять человек, а француз ушел.

– Да, повезло ему!

– Ему?! Это нам повезло, корнет! Что не потеряли роту!

– Ну… прямо уж и роту! – в голосе Белова слышалось откровенное недоверие.

Но князь не ответил, лишь повернув голову, приложил палец к губам. От крыльца к ним шел Азаров.

– Ваше сиятельство!

– Слушаю вас.

– Я хотел спросить. О последнем стихотворении. Оно просто замечательное.

– Спасибо.

– Но мне показалось, что оно связано с событиями на аустерлицком поле.

– Так и есть. Майор Вяземский привез Дохтурову приказ на отступление к Праценским высотам. Только было уже поздно, пришлось отходить к Сачану. Вот он и остался при моей роте.

– Вы командовали ротой при Аустерлице? – Белов не знал этого.

– С обеда. Только к вечеру он стала не больше взвода.

– Простите, как вы сказали фамилия майора?

– Вяземский.

– Его звали Иван Алексеевич.

– Что?

– Майор Вяземский, Иван Алексеевич, служил со мной в одном эскадроне. За три дня до сражения его перевели в штаб Кутузова.

Данилов остановился. Перед глазами, как живой, стоял высокий стройный Вяземский. Аксельбант и грудь белого мундира забрызганы каплями крови. Ясные глаза цвета осеннего неба.

– Иван Алексеевич… Иван. О, это удивительно, до чего же тесен мир!

Николай снова двинулся вперед. Теперь они все втроем обходили барский дом, направляясь к самому дальнему посту.

– Да, ваше сиятельство! А наша встреча с графом чего стоит! А вы знаете, раньше он тоже, как и мы, служил в кавалерии?

– Вот как? – рассеяно, думая о своем, спросил Николай. – И где?

– В драгунах! В Московском полку.

На этот раз Данилов остановился, будто налетел на стену.

– Тогда, в восемьсот пятом, он был ротмистром.

– Корнет! – Николай изо всех сил старался сохранить хладнокровие. – Продолжим проверку часовых позже. А сейчас пять человек с оружием сюда. Быстро!

Белов помчался во взвод, поняв, что задавать лишние вопросы не нужно.

– Что-нибудь случилось?

– Да, Андрей Сергеевич! Кажется, случилось. Сейчас мы это узнаем.

Спокойный голос – это главное! Нельзя вспугнуть Азарова. Сейчас его нужно схватить, а уже потом заняться графом. Или кто он там на самом деле? Стоп! Что-то не так. Да, Азаров, представив Каранеева, снял подозрения на его счет. Только умышленно ли он это сделал? Ведь если они заодно, то сейчас он фактически выдал лазутчика. В том, что здесь никакой путаницы, что граф и есть человек из того отряда, который охотится за гусарами, Николай не сомневался. Несколько секунд назад он вспомнил, где не очень давно видел его. На бородинском поле, около Псарево. Когда по приказу Тимохина ехал к Кутузову. Только тогда на «графе Каранееве» был мундир полковника.

– Скажите, Андрей Сергеевич, а почему вы решили, что граф раньше служил в Московском полку? Вы видели его в драгунском мундире?

– Видел. Да он и сам мне сказал, когда я в лазарете очнулся.

– То есть вы впервые увидели его в лазарете?

– Да.

– Понятно. А вы не знаете, где сейчас граф?

– Нет.

Едва заметный отблеск шевельнулся на траве за спиной Азарова. Николай поднял голову. В окне второго этажа вдоль стекла медленно всплывал огонек свечи. Добравшись почти до самого верха окна, он стал опускаться.

– А я, кажется, знаю.

Прибежал Белов с драгунами. «Если я ошибся, то до утра не доживу! – подумал Николай. – Да что там до утра, и четверти часа у меня не будет».

– Так, братцы! Без шума, вдоль стенки идите под то окно. Курки взведите. Если из окна кто-нибудь выпрыгнет – стреляйте сразу, не раздумывая. А вы, господа офицеры, за мной!

– Да что вдруг случилось?! – недоуменно спросил Азаров.

– Не вдруг! А семь лет назад. Я командир эскадрона Московского драгунского полка. Во время кампании восемьсот пятого года служил там же. Так вот, у нас никогда не было графа Каранеева!

Подходя к крыльцу, Николай сообразил – раз лазутчик подавал знаки, то в лесу их кто-то принимал.

– Денис Васильевич, – Давыдов стоял в вестибюле вместе с несколькими офицерами, – быстро поднимайте ваших гусар! Всех! Приготовиться к отражению атаки из леса!

– Что случилось? Что за спешка?

Громкий голос Давыдова зазвучал в вестибюле. Николай встревоженно кинул взгляд на лестницу.

– Тише, пожалуйста! И быстрее! Остальные, кто при оружии, за мной.

«Хорошо, что пистолеты заряжены», – думал Николай, шагая по коридору и взводя курки. Рядом шел Азаров, кипя гневом, следом три гусара. Замыкал шествие корнет.

Граф стоял у окна, свеча снова перекочевала на каминную полку. Николай держал пистолеты, направленные в грудь Каранеева.

– Вы мерзавец, граф! – делая шаг вперед, сказал Азаров.

– Спокойнее, Андрей Сергеевич! Господин капитан, у нас есть доказательства, что вы не тот человек, за которого себя выдаете.

– Вы правы, князь! У вас есть доказательства. Но главное – вот оно!

Спокойный голос завораживал, а плавное движение руки приковывало внимание.

Маленький, не больше вершка, брусочек шлепнулся поверх горящих в камине дров. И невольно все взгляды устремились на него. Никто не заметил, что Каранелли отвернул лицо.

Яркая, словно солнце, только не желтого, а белого цвета, вспышка ударила из камина. Луи увидел ее даже через плотно сжатые веки.

Когда Каранелли открыл глаза, офицеры выглядели более чем беспомощно. Кто одной, кто двумя руками держался за глаза. Некоторые с трудом сдерживали стон от невероятной рези. Только Данилов, закусив губу, слепо шарил пистолетами далеко в стороне от сменившего место француза.

«А я ведь не смогу вот так убить его, хоть и вооруженного, но абсолютно слепого, – подумал Каранелли, доставая стилет. – Да и некогда».

Резко толкнув Азарова на князя, Луи проскользнул между гусар и тут заметил, что Белов поднимает пистолет. По щекам текли слезы, но он явно видел! Может, потому, что от вспышки его прикрыли спины гусар.

Каранелли опередил корнета на доли секунды. Правая рука вогнала стилет точно в сердце, а левая вырвала пистолет из слабеющей руки.

Николай услышал негромкий горловой всхлип, а затем быстро удаляющиеся шаги по коридору. Бросив один пистолет, он нащупал стену и пошел вдоль нее к выходу. На пороге он споткнулся обо что-то мягкое и выпал в коридор.

Лежа на полу, Николай перевернулся на спину и выстрелил в потолок.

– Держите Каранеева! – крикнул он во всю мощь легких. В ответ из вестибюля раздался грохот, проклятия, звон металла и еще один выстрел.

Данилов поднялся и, чуть придерживаясь за стену, пошел по коридору. Подойдя к лестнице, он понял, что вестибюль опустел, и крики несутся со двора. Запах вонючего дыма расползался по комнатам, хотя большая часть его уходила через раскрытые настежь двери.

По-прежнему вслепую, благо, что дом родной, Николай вышел на крыльцо.

– Кто здесь есть?

Сапоги протопали по мрамору ступеней, и рядом раздался голос:

– Поручик Граневский!

– Где Давыдов?

– Разыскать?

От торца дома раздался крик бегущего человека.

– Ваше высокоблагородие!

Вахмистр, который вместе с товарищами стерег окно, торопился к крыльцу.

– Что случилось?

– Кто-то в лес ушел. Сам видел. Он там, по темному… Тихо бежал, будто лист на траву. А как у леса… Там луна светит. Быстро так шастнул – и в кусты.

– Ясно. Вахмистр, срочно всех в ружье! По левой стороне леса восемь залпов! Поручик Граневский! Срочно найдите Давыдова, пусть приходит сюда. Сами возьмите всех гусар с ружьями и по правой части леса!

– Будет исполнено, только ружей у нас…

– Поручик, я знаю, что по расписанию на эскадрон гусар положено только шестнадцать штуцеров! У вас есть еще что-нибудь?

– Десяток ружей французских.

– Отлично. Тоже восемь залпов. И быстрее, быстрее!

Данилов вернулся в вестибюль. Резь в глазах поутихла, хотя черные пятна, через которые с трудом удавалось различать окружающие предметы, никуда не исчезли.

Со второго этажа медленно, держась за перила, спускались офицеры.

– Ну, что там? – спросил Николай.

– Убит.

– Что? Кто убит?! Кто?! – Николай кричал, пытаясь задавить нехорошее предчувствие.

– Ваш корнет, – в голосе Азарова звучало искреннее сожаление.

– Черт! – сквозь зубы выругался Николай. Это все, что он мог себе позволить, хотя хотелось броситься на пол и молотить кулаками по дубовому паркету.

В дом, громко стуча сапогами, вбежал Денис Давыдов.

– Что происходит? – гусар был явно сердит. – Почему вы отдали приказ стрелять по лесу?

– Одну минуту, господин подполковник! Майор Ружецкий, начинайте собирать ваших людей, мы покидаем усадьбу через четверть часа, после восьмого залпа драгун.

– Это невозможно.

– Придется совершить невозможное! Иначе может случиться, что позже никто из нас уже не уйдет.

Конечно, князь не имел ни малейшего представления о планах противника, но ему некогда было заниматься убеждением.

– Азаров, могу я попросить вас передать моему вахмистру приказ собираться сразу после стрельбы.

– Конечно, ваше сиятельство!

– И пусть пришлет двоих сюда. Нужно забрать тело.

– Да что происходит? – в сердцах крикнул Давыдов, терпение которого кончилось. – Какое тело?

– Корнета Белова. Его убил французский лазутчик.

– Какой лазутчик, откуда мог взяться лазутчик?

– Граневский привез. Граф Каранеев – французский лазутчик. Да и не граф он!

– Вот как? Князь, вы этого опасались, когда приказали подготовить все оружие?

– Простите, Денис Васильевич! Нам нужно срочно уходить. Здесь побывал лазутчик отряда, который специально охотится за вами. Мы не смогли его задержать, и что теперь будет, предугадать невозможно. Остальное расскажу по дороге. Да! Уходим не лесом – вдоль реки. Надеюсь, ночь нам поможет! А вот лес – смертельно опасен.

Глаза уже пришли в нормальное состояние, и князь разглядел дворецкого, скромно стоящего в стороне.

– Что, Порфирич?

– Я так понимаю, ваше сиятельство, десерт не нужно подавать.

– Это уж точно! – усмехнулся Николай. – Кстати, собирайся, поедешь с нами!

– Николай Тимофеевич! Прибрать здесь надо. Да и стар я уже для лошади.

– Не прибедняйся, Порфирич! Кутузов старше будет, а на коне молодцом сидит. Убить здесь могут, собирайся!

VIII

Всадники спустились к Днепру и осторожно, стараясь создавать поменьше шума, двинулись вверх по течению. Николай облегченно вздохнул, когда они проехали овраг, где лес всего на расстояние пистолетного выстрела приближался к реке. Хотя расслабляться было рано, но не без оснований князь считал это место самым опасным. Дальше лес уходил в сторону, отступая почти на полверсты, чтобы опять вернуться к реке уже около брода. Природа тоже решила повоевать за русских – три-четыре облачка, гуляющие в небе, напрочь закрыли луну, скрывая отряд от посторонних глаз.

Давыдов и Данилов ехали, сразу за передовым дозором. Николай попросил Азарова занять арьергард вместе с его драгунами, на что кавалергард согласился с видимым удовольствием. Сомнения по поводу майора у князя рассеялись – именно он помог изобличить лазутчика. Да и в партии у партизан больше трех недель – был бы врагом, проявил себя.

– Денис Васильевич! Вы же сами перехватили письмо Наполеону. Помните: «Продолжаю поиск Гусара». Это про ваш отряд. А тот, кто писал письмо, докладывал Бонапарту, что уничтожил четыре отряда. Один из них – поручика, которого вы нашли на хуторе.

– Я полагал, что это бред контуженого. Слова его передал потому, что Кутузов просил сообщать обо всех удивительных случаях, даже если это может оказаться досужими вымыслами. Признаться, я не очень верю в эту историю с отрядом поручика Яловского.

– А зря. Уверен, что все так и было. А теперь он нашел вас.

– Не боюсь я французов!

– Именно это и смущает меня больше всего.

– Не понимаю, князь! Вас смущает, что русские гусары не боятся французов?

– Нет. Просто вы не можете оценить опасности. Потому прошу поверить мне на слово. Мне и Кутузову. Одного из них, «графа Каранеева», вы знаете в лицо. Мне хорошо известен еще один – маленький, скорее похож на ребенка. Всегда очень спокойный.

– Откуда вы его знаете?

– Он убил меня под Фридландом.

– Убил?

– Да, убил. Я здесь только потому, что одна девушка не захотела, чтобы я отправился на тот свет. А вместе со мной он легко убил еще троих драгун. Все, что рассказал поручик Яловский, не вызывает никакого сомнения. За ними числятся дела почище.

– Так вас прислал Кутузов, чтобы предупредить меня?

– Да, и не только.

– А что еще?

– Я должен уничтожить этот отряд французов.

– Вот как? Вы говорите, что с ними эскадрон не справится, а сами пришли с одним взводом?

– Увы, числом бороться бесполезно. Попробую хитростью.

К переправе приехали довольно быстро. Растянутый отряд собрался на берегу. Азаров подъехал и молча встал рядом, ожидая, не будет ли каких-нибудь распоряжений.

– Ну вот, Денис Васильевич, дальше сами. От этого места на тот одинокий дуб на поляне. Брод глубокий, но другого нет.

– А вы?

– А на мне еще много долгов. Последний – корнет Белов.

– Ваше сиятельство, а разрешите мне с вами? – неожиданно спросил Андрей.

– Куда «с нами»? – опешил Николай.

– У меня ведь тоже долги есть.

– А что Денис Васильевич скажет?

– А что скажу? Пусть идет. Вам ведь, Николай Тимофеевич, без офицеров совсем плохо.

– Это верно. Спасибо, господа! Только вам, Андрей Сергеевич, я не могу предложить больше взвода.

– Должен справиться, – чуть усмехнувшись, отозвался майор.

Давыдов направился к своим офицерам и начал давать распоряжения относительно переправы. Данилов с Азаровым подъехали к драгунам.

– Вахмистр, сообщите всем, ваш новый командир – майор Азаров. А сейчас выставьте посты на время переправы гусар. И Белова похороните, вон там, на холмике. Порфирич!

Князь подъехал к дворецкому, который спешился и стоял в сторонке, держа кобылу в поводу. Николай тоже спрыгнул с лошади, подошел вплотную и обнял старика.

– Дорогой мой, Порфирич! Не знаю, что будет дальше, но думаю, обязательно свидимся. А сейчас не теряй времени, отправляйся в деревню. В усадьбе раньше послезавтрашнего вечера не появляйся. И еще. На могиле крест поставь. Запомни: Белов Михаил Николаевич! Корнет! Все, прощай! Мне надо еще Давыдова успеть на этом берегу увидеть.

– Храни вас, князь, палаш и пистолет! – любимой присказкой отца Николая проводил дворецкий князя.

Гусары начали переправляться, соблюдая порядок; Николай подъехал к Давыдову. Некоторое время они стояли рядом, глядя на уходящих в реку всадников. Первые уже достигли противоположного берега.

– А еще я вот о чем попрошу вас, Денис Васильевич! Вы останьтесь живым, пожалуйста. России очень нужны ваши стихи.

– А ваши?

– Мои… Не знаю. Не умею я писать залихватские. Совсем не умею. Значит, ваши нужнее.

IX

Данилов вел отряд назад к усадьбе самыми незаметными тропинками. Часто он слезал с лошади и, держа пистолеты наизготовку, шел пешком, пытаясь определить, нет ли засады. Но ничто не нарушало тишину.

Николаю казалось, что раз лазутчики в ближнем лесу, то после ухода гусар они должны занять усадьбу. Потому подполковник вел драгун, пытаясь решить непростую задачу, – где лучше организовать засаду?

Но Данилов ошибался, французов не было – ни в имении, ни рядом.

«Сдав на руки» русским связанного Каранелли, Доминик с одним из офицеров, едва стемнело, поехали к усадьбе, где собирались провести время до полуночи, наблюдая, не сообщит ли командир что-нибудь.

После десяти часов напарник сообщил Левуазье, что заметил сигнал вызова, идущий из окна второго этажа. Ответный огонек свечи Доминика шел через длинную тонкую трубку, а потому не попал в поле зрения чужих глаз. Все складывалось удачно, но когда передача прервалась, а следом яркая белая вспышка колыхнулась в окне, французы поняли, что у командира неприятности. Зарядив штуцеры гранатами, они стали ждать дальнейшего развития событий. Выстрел на крыльце, крики и шум увеличили их беспокойство, но, к счастью, через пару минут Луи точно вышел на то место, откуда Левуазье подавал ответ.

– Они меня раскрыли, Доминик!

– Я догадался.

– Но ты никогда не догадаешься, кого еще, кроме Гусара, я встретил в усадьбе.

– Императора Александра.

– Нет.

– Кутузова.

– Нет.

– Неужели, папу римского?

– Майора Данилова из Московского драгунского полка!

– Вот это да! – Левуазье действительно был потрясен.

– Только теперь он подполковник, служит при штабе Кутузова. К тому же выяснилось, эта усадьба – его родовое имение.

– Не может быть!

– Я тоже думал, что не может. Только еще встретил кавалергарда Азарова. Это, помнишь, когда я после Аустерлица два дня у Ларрея в лазарете лежал, будто раненый?

– Помню. И его тоже?

– Да. И понял, что удивляться нечему. Мы уже столько лет воюем с русскими, что пора перед началом каждой схватки здороваться, называя друг друга по имени.

– А после окончания победитель должен устраивать бал, куда приглашать всех участников битвы. Как победителей, так и побежденных. Кто в живых остался.

– Это верно. Без одних нет других.

– Что теперь делаем?

– На рассвете придем сюда все. Ламбер, куда легче всего отступать из усадьбы?

– В лес. С дальнего двора ближе всего. К тому же там широкая дорога. Телега проехать может.

– Верно. Доминик, а откуда надо атаковать, чтобы русские без труда могли уйти в лес?

– Прямо отсюда.

– Ну вот, а вы спрашиваете, что делать. Будем атаковать отсюда, русские побегут в лес. А там…

Каранелли сделал паузу, положив руку на плечо Ламбера.

– … подарки Бусто, – продолжил тот.

– А если не побегут? – ехидно спросил Доминик. – Будем выбивать их штыками?

– Ламбер, ответь генералу!

– Гранатами из штуцеров! Особенно хороши последние, которыми мы подожжем избы.

– Достаточно! Пошли!

Луи не успел снять руку с плеча. Шальная пуля первого залпа драгун попала в висок Ламбера. Он умер раньше, чем упал на землю.

Через несколько часов, разозленный глупой потерей, Каранелли привел отряд к усадьбе в полном составе. Шестеро человек под руководством Арменьяка устанавливали мины на дороге, стараясь несильно шуметь; остальные готовили позиции, намереваясь прямо из леса запалить избы с гусарами «поджигательными» гранатами. А потом обстреливать обычными разрывными до тех пор, пока русские не побегут. Атаки русских Луи не опасался. Гусары не знают сил противника, но понимают, что через полчаса после начала перестрелки сюда подойдет из Дорогобужа пара французских батальонов. И выхода нет – только в лес, в западню, на усыпанную минами дорогу, которую обступает непролазный ельник. Мастер ловушек Луи Каранелли не мог представить, что на этот раз в сети угодит он сам.

Далеко за полночь Данилов привел драгун на маленькую поляну в стороне от основной дороги, разрезающей лес на две части. Отсюда оставалось около полверсты до усадьбы. Густой лес и овраг не позволяли дальше проехать лошадям, да и никакой необходимости в этом не было. Осторожно пробравшись сквозь кустарник, взвод выбрался к кромке леса. Въезд в усадьбу, тот самый, через который поутру Николай неожиданно появился во дворе, располагался шагах в трехстах. Левее берег Днепра, по которому он уходил вместе с гусарами. Намного правее, от все того же въезда, шла широкая дорога в лес. Еще дальше, можно сказать на другой стороне усадьбы, деревья вплотную подходили к господскому дому. Именно там, если верить вахмистру, скрылся «граф Каранеев». И, наконец, парадный въезд, от которого вдоль Днепра въезда уходила дорога на Дорогобуж.

Возвращаясь к имению, Николай не сомневался, что после ухода русских французы займут дом. Никакого определенного плана он не имел, но рассчитывал, что на рассвете с того места, где сейчас располагается взвод, возможно удастся произвести несколько залпов и поразить хотя бы одного-двух столь опасных лазутчитков. Но, потратив почти полчаса на наблюдение за усадьбой, Данилов начал сомневаться, что французы заняли ее. Ни звука, ни малейшего отблеска света.

– Надо идти в разведку, – сказал он на ухо Азарову.

– Я схожу.

– Нет. Я здесь могу с завязанными глазами ходить.

– Тогда пойдем вместе. Есть у меня одна мысль, если в усадьбе никого нет.

Конечно, это глупость, когда два офицера уходят, оставляя солдат, но Николаю не хотелось с самого начала командовать.

В усадьбе действительно никого не оказалось. Азаров, Данилов и еще два драгуна пробрались кружным путем и вышли во двор со стороны Днепра.

– Мне кажется, что здесь никого не было, – поднявшись на крыльцо, сказал Азаров.

– Почему вы так решили?

– Канделябр. Ваш дворецкий вышел последним из дома. Задул свечи, а потом поставил его перед дверью. Он так и стоит. А дверь нельзя открыть, чтобы не сдвинуть его.

– И что? Кто-то входил – отодвинул, а потом вышел, вернул на место.

– Зачем?

– Что «зачем»?

– Зачем ставить на место? Поймите, ваше сиятельство, это нужно только в том случае, если они уверены, что мы вернемся! Поставьте себя на их место. Вы бы поверили, что сбежавшая партия собирается снова прийти в усадьбу? И где тогда засада? Мы облазили весь двор и до сих пор еще живы!

– Да, Андрей Сергеевич, просто гениально. Получается, что нашими залпами мы заставили французов ретироваться. А потом сами в спешке сбежали?

– Именно так!

– Интересно, – задумчиво проговорил Данилов. – А что они теперь будут делать?

– Это несложно. Так называемый «граф Каранеев» пробрался в отряд. Не случайно, это не вызывает сомнений.

– Да.

– С какой целью? Полагаю, не для того, чтобы попробовать шампанское с моченой брусникой.

– Разумеется, – Данилов изумлялся способности Азарова разбирать ситуацию.

– Значит, он воюет против отряда Давыдова.

– Он охотится за этим отрядом.

– Тем более. А если охотится, то обязательно придет в то место, где последний раз видел дичь. А куда ему еще идти, чтобы взять след?

– То есть он придет сюда?

– Обязательно. И, думаю, скоро. Пока след не простыл.

Данилов задумчиво смотрел в сторону черного леса.

– Тогда, Андрей Сергеевич, получается, что мы знаем, что «граф Каранеев» придет сюда, а он не знает… что мы об этом знаем!

– Да.

– Жаль только, что он придет, а в усадьбе никого нет. Может и дальше уйти.

– А почему никого нет?

– Если мы здесь его ждать будем, то живыми точно не уйдем. Он же придет против отряда гусар воевать, а нас вдесятеро меньше.

– Это не беда. Вот послушайте, ваше сиятельство, что я предлагаю.

План Азарова очень не понравился Данилову. Не потому, что был плох, а потому, что очень рискован для майора. Но в одном он оказался прав – французские лазутчики точно бы пошли в усадьбу.

X

Николай вернулся в сопровождении одного драгуна. Второй остался с Азаровым. Расставался Данилов с тяжелым сердцем.

– Слушайте, Андрей Сергеевич! Может, все-таки не надо? Боюсь я за вас.

– Ничего со мной не случится, я кирасу надену.

– Какую кирасу?

– Старую, отцовскую еще. Латаную-перелатаную. Она мне два раза жизнь спасала. Я ее здесь чуть не забыл.

– Да какая кираса, майор?! Они с такого расстояния в любой глаз на выбор попадут.

– На это и надеюсь. Я кирасу под китель надену, чтобы видно не было. Тогда стрелять станут в грудь. Зачем в голову, грудь-то больше? Вот тут и важно, чтобы не промахнулись да в лоб не влепили.

Данилов покачал головой.

– Интересно вы мыслите, Андрей Сергеевич! Удивляюсь, почему не генерал еще?

– Не сложилось. То ранение, то плен. Мало на службе времени провожу. Но теперь все в порядке. Надеюсь, Николай Тимофеевич, вы теперь словечко замолвите перед Кутузовым – даст мне дивизию.

«Он еще и шутит, – подумал Данилов. – Везет же мне на кавалергардов!» Вспомнился Вяземский. Как почти сразу после начала боя забыли обращение на «вы». Чуть приподнявшись на носках, Николай обнял Азарова за плечи и негромко в ухо сказал:

– Два выстрела! Только два выстрела! Удачи тебе, Андрюша!

– Не волнуйся, Коля. Все будет хорошо. Иди!

«Все будет хорошо! Все будет хорошо! – стучало в голове Данилова. – Все будет хорошо, я знаю его имя!»

Взвод оказался на опушке леса, где ему и положено быть.

– Значит так, братцы! Сейчас берем ружья и начинаем готовиться. Заряжать пока не надо, чтобы порох не отсырел, но каждый должен найти позицию для стрельбы, чтобы ничего не мешало. Команду «целься!» буду подавать тихо, ее надо передавать по цепочке. Кто не понял, можно спрашивать, только тихо.

Но вопросов не последовало.

– Теперь самое главное! После залпа других команд не будет. Сразу быстро уходим к лошадям. Все идут следом за мной, вахмистр – замыкающий. И не отставать! Что бы ни случилось – из леса не высовываться. Все, упражняйтесь! У кого позиция готова, может отдыхать.

Когда даже не рассвет, а только его предчувствие появилось на востоке, Азаров и подпрапорщик, который остался вместе с ним, начали разжигать костры. В огонь клали сырые поленья, чтобы они давали побольше дыма.

Через полчаса восход захватил четверть неба, и в утренних сумерках неплохо стал просматриваться лес. Майор заметил в подзорную трубу, как качнулась ветка елки, стоящей на самой кромке леса. Потом еще. Конечно, это могло быть и крупное животное, лось например. Только что ему делать так близко от человеческого жилья?

Убрав трубу, майор подошел к подпрапорщику.

– Все! Начинаем! Как только первый выстрел услышишь – сразу бегом за конюшню и через крапиву на берег! Под обрыв спрячься и жди меня.

Подпрапорщик молча кивнул. Ему не хотелось оставлять командира одного, но все уже было говорено-переговорено, Азаров оставался непреклонным. «Будешь только мешать, – сказал он, – в таких делах одному сподручнее».

Подойдя к углу избы, Андрей глубоко вздохнул, словно перед нырком в воду и ленивой походкой, потягиваясь, вышел на открытое пространство. Шаг, другой, третий… Напряжение достигло такого предела, что казалось, внутри вырос стальной стержень.

– Ваше высокоблагородие, – закричал подпрапорщик, спрятанный за избами, – так кашу ставить?!

В утренней тишине голос разносился далеко по округе.

Азаров обернулся, поворачиваясь к лесу спиной, при этом поднятые руки невольно прикрыли затылок. «Убери!» – скомандовал себе Андрей.

– Да! Ставь! Два больших котла, – с трудом преодолевая ком в горле и опуская ладони, ответил майор. Сдерживая себя, чтобы не побежать, он вернулся за угол. Схватив трубу, выставил ее на высоте колена, между углом избы и бочкой для дождевой воды. Прошла минута, вторая. «Неужели я ошибся?» – подумал Азаров.

Маленькая огненная искра мелькнула в центре поля зрения трубы и пропала, уйдя вверх. Следом долетел звук выстрела. Негромкий шлепок по крыше соседней избы, еще секунду спустя что-то хлопнуло, и в тишине раздался характерный звук разгорающейся соломы.

Обернувшись, Андрей увидел, как юркнул в крапиву подпрапорщик. Вовремя, как выяснилось. Еще несколько выстрелов грохнуло в лесу. Что-то ударило в стену конюшни и отскочило в траву. Раздался взрыв, и свистящий металл разлетелся по двору. Новые взрывы ударили в разных местах, и свист осколков превратился в непрерывный.

Азаров лежал под стеной крайней избы, прижимаясь к крыльцу.

«Они что, пушки через лес притащили? Как? – мелькнуло в голове. – Но почему тогда стреляют гранатами? Эта дистанция для картечи».

Выждав момент, Андрей встал в рост и, высунув пистолет за угол, выстрелил. Новый взрыв ударил за спиной, осколок впилась в стену, рядом с головой майора, заставив снова присесть. Но через пару секунд он уже бежал за соседнюю избу, крыша которой разгоралась.

Новый выстрел Азаров произвел точно так же – не высовываясь из-за угла. Ну вот и все! Теперь нужно выбираться из этого кошмара.

Согнувшись, чтобы уменьшить свой немалый рост, Андрей стремительно помчался к конюшне. Он понимал, что дважды придется пробегать просветы между избами, но это тоже часть плана. Уже влетая в крапиву, Азаров почувствовал сильный удар в спину и понял, что отцовская кираса спасла ему жизнь в третий раз.

С первым же выстрелом Данилов подскочил с поваленного дерева, на котором просидел до рассвета, понимая, что ему все равно не уснуть. Он настолько тщательно вслушивался в лесные звуки, что под утро начал мерещиться стук лопаты, словно кто-то закапывал клад.

– Заряжай! – негромко, но отчетливо скомандовал Николай. – На позицию!

Теперь оставалось только ждать. И очень может случиться, безуспешно.

После нескольких залпов Каранелли, уверенный, что на этот раз накрыл русских, почувствовал, что не все развивается по задуманному сценарию. Крыши изб разгорелись не на шутку, но русские вели себя странно. Не было слышно криков во дворе, никто не пытался огрызнуться дружным огнем, лишь несколько неприцельных выстрелов прозвучало в ответ. В чем дело?

Позже, разбирая собственные ошибки, Каранелли понял, почему он насовершал их столько, таких обидных и глупых. Никто и никогда не ставил ловушки на него! И услышав, что драгуны собираются варить большие котлы каши, он даже не предполагал о подвохе. В голову не могло прийти, что слова русского офицера адресованы не драгуну, задавшему вопрос, а ему, Луи Каранелли, уверенному, что он незаметно подкрался к усадьбе.

Когда стихли разрывы гранат и наступила тишина, француз оставался завороженным магией слов русского майора. Избы горели, но русские уже покинули усадьбу. Они ушли. Но куда? В эту роковую секунду он все еще думал, что несколько минут назад гусары Давыдова спали, а теперь исчезли. У них был план мгновенного отступления в случае атаки! Да, именно так! Но куда можно уйти? Конечно, только к Днепру!

Опережая ход мыслей, Каранелли отдал приказ двум парам офицеров обогнуть усадьбу с разных сторон и выйти на берег, чтобы посмотреть, что русские станут делать дальше. Распоряжение командира выполнили мгновенно. Между тем, Каранелли продолжал размышлять.

Сейчас нужно определить, куда пойдут гусары. Конечно, вдоль берега. Но в какую сторону? Ведь можно двинуться и к Дорогобужу, а потом пересечь дорогу и уйти в лес.

Через минуту офицеры, что обходили усадьбу со стороны главного въезда, скрылись из виду. Другая пара огибала задний двор. Луи продолжал думать, и новые несуразицы одна за другой громоздились в голове. Где русские посты? Хорошо спрятаны? Ладно, можно договориться, что если раздадутся выстрелы, то надо сразу уходить. Но разве можно так быстро увести лошадей? В это мгновение Каранелли вдруг остро почувствовал опасность, сгущающуюся в воздухе. Но поздно! Ружейный залп из леса поставил точку в череде ошибок французского командира, потерявшего еще двоих бойцов лучшего отряда Наполеона. У корнета Белова был действительно отличный взвод. На дистанции в двести пятьдесят шагов девять пуль поразили цели.