– Все, Нартайчик! Все… – сказал Эдик. – Аллес кляр. Теперь все ясно и мы точно знаем, что нужно делать. Сегодня же сядем вместе с Катькой – она девка башковитая – и начнем писать во все концы! И твоему… Этому… Как его? Главному казаху…
– Назарбаеву, – прошептал Нартай.
– Назарбаеву! – бодро повторил Эдик. – И Горбачеву! И министру обороны! И всем, всем, всем!!! А чтобы быть точно уверенными, что наши письма дойдут, я отвезу их в аэропорт, найду наших летунов или каких-нибудь нормальных мужиков-пассажиров, и эти письма уже из Союза отправят. А то если посылать отсюда, да еще с немецкой почтовой маркой – хрен они достигнут адресата. Их у нас там тормознут, прочтут, и хорошо если только выбросят, а не потащат в КГБ. А мы еще сто лет будем ждать ответа. Ты меня слышишь, Нартай?..
Окаменевший Нартай, не поднимая глаз, с трудом спросил хриплым шепотом:
– А мама?.. Папа?.. А сестры?.. Дедушки ждут…
– Им напишем в первую очередь! Будто ты задержался здесь немного… Вроде бы тебя оставили как классного специалиста помочь обучать новеньких, и ты никак не мог отказаться… А сейчас!..
Что «сейчас» Эдик смутно себе представлял. Знал только, что Нартая нужно немедленно приводить в нормальное состояние. А для этого необходим еще один стресс, но теперь уже со знаком плюс.
– А сейчас… – повторил Эдик, и решение неожиданно, в последнюю секунду, само пришло ему в голову! – А сейчас мы едем покупать автомобиль!
Решение было единственно верным, точным и действенным.
Сработал комплекс неистребимых инстинктов советского человека, для которого получение квартиры или покупка автомобиля – такая знаменательная веха в его вечно ограниченном существовании, что счастливое разрешение как первой, так и второй проблемы может привести к легкому помешательству.
Здесь, на этом тоскливом, упрощенном Западе, есть деньги – купи себе дом, квартиру, найми ее на год, на три, на пять. Нужен тебе автомобиль – пойди, заплати и получи соответственно твоим деньгам любую модель любого года, с любым пробегом… Хочешь новую машину? Плати втрое, впятеро дороже – получи новую. Ни борьбы, ни метаний – скукота зеленая…
И не надо никого умолять, упрашивать, писать сотни заявлений. Ждать решения собрания своего профсоюза, которому гораздо лучше, чем тебе, известно – нужна тебе квартира или ты еще лет пять можешь пожить в коммуналке вчетвером на пятнадцати квадратных метрах. А уж что касается автомобиля… Тут интриги почище, чем при дворе короля Людовика Четырнадцатого!
Поэтому, когда у нас в Советском Союзе, ценой чудовищных усилий и унижений, за свои собственные, тяжким трудом заработанные деньги, ты все-таки счастливо получал просимое – это был стресс, приводивший к легким, а иногда и к тяжелым психическим последствиям, позволяющим забыть обо всем остальном. Но это – стресс со знаком плюс!!!
– Вставай, поехали! – сказал Эдик Нартаю. Нартай даже не пошевелился. Он только впервые за полтора часа поднял на Эдика осмысленные глаза. Эдик несказанно обрадовался этому слабому проявлению возвращающегося к Нартаю сознания. Заговорил быстро, выдавая только что возникшую мысль за давно созревшую:
– Сейчас мы едем на Ландсбергерштрассе – там этих автомарктов пруд пруди… И в течение получаса покупаем себе приличный, недорогой автомобиль. Вместительный, сильный гебраухтваген. Желательно с меньшим количеством километров пробега. Чтобы не мы потом работали на него, а он на нас! Теперь, когда у нас на руках беременная Катька, мы просто обязаны иметь машину. Не таскать же ее каждый день по два километра до электрички и обратно?! А велосипед у нас один на троих… Нет, Нартайчик, нам теперь без машины не обойтись! Мой реквизит, Катькина гитара, костюмы для работы на Мариенплац… Я вообще не понимаю, как мы управлялись без машины до сих пор!.. А когда Катька совсем затяжелеет и, не дай Бог, ее нужно будет срочно везти к врачу? Мало ли, что может случиться… Все, Нартай! Вставай. Поехали. В этом деле мне без тебя не обойтись. Ну, кто лучше тебя разберется в автомобиле, чтобы нас не напарили? Тут тебе и карты в руки.
– А деньги? – спросил Нартай.
– А это что?!
И Эдик вытащил из бумажника кредитную карточку своего банка.
– Даром я, что ли, платил сорок марок за вот эту «Сервис-карт»? По этой хреновнике мы с тобой в три секунды в любом отделении «Хипо-Банка» получим столько, сколько нам надо! Это мне еще месяц назад старики Китцингеры устроили. «Мало ли, – говорят, – тебе неожиданно деньги потребуются в городе…»
– А на машину хватит? – спросил Нартай.
– Должно хватить. У меня там вместе с тем, что я из Москвы привез, уже тысяч девять марок… Я все на зиму собирал. Думал, зимой туристов меньше, работы не будет, а жить на что-то надо… Не садиться же старикам на шею.
– Давай, еще по сто грамм закажем? – сказал Нартай.
– Нет вопросов! – радостно ответил Эдик и побежал к буфетной стойке.
Спустя четыре с половиной часа светло-зеленый «фольксваген-пассат»-комби выпуска одна тысяча девятьсот восемьдесят первого года, пробежавший за свою десятилетнюю жизнь (если верить спидометру, документам и клятвенным заверениям хозяина автомаркта) сто шесть тысяч километров, уже зарегистрированный в полиции на имя герра Эдуарда Петрова, с законными мюнхенскими номерами спереди и сзади, оберегаемый от любых автослучайностей оплаченной страховкой фирмы АДиАЦе, обутый в новенькие шины, неторопливо катился по автобану к «Китцингер-хофу».
После долгой и яростной торговли с хозяином автомаркта счет герра Э.Петрова в «Хипо-Банке» уменьшился всего на три тысячи четыреста двадцать семь марок, включая в эту сумму оплату регистрации, страховки и сорока литров самого дешевого бензина под названием «Блайфрай».
Из четырех с половиной часов, проведенных непосредственно в автомаркте, четыре часа были посвящены выбору машины.
Перебрав больше тридцати автомобилей, Нартай проявил себя так выпукло и значительно, обнаружил такие сокрытые от рядового автомобилиста знания, что был вынужден даже отклонить предложение совершенно измученного им хозяина автомаркта – поработать у него хотя бы полгода дежурным автомехаником. Три раза в неделю, по восемь часов в день. Из расчета – двадцать марок в час…
При выезде из города в магазине «Альди» была куплена бутылка тридцатидвухградусного любимого Нартаем «Корна», пара бутылок хорошего итальянского белого вина для Петера, бутылка яичного ликера для Наташи и Кати и ящик с двадцатью бутылками пива «Аугустинер-Гольд» для всех, кто захочет просто пива.
Столь широкий ассортимент алкоголя увеличил стоимость основной покупки на пятьдесят две марки, но, как сказал новый владелец старого автомобиля герр Эдуард Петров: «Это – святое!..»
Но главное было достигнуто! Как верно рассчитал Эдик, покупка зеленого «фольксвагена» создала ту положительную нервно-стрессовую ситуацию, которая вывела Нартая из состояния черной меланхолии и растительной прострации.
Нет, нет!.. Приобретение автомобиля вовсе не затмило впечатление от посещения Генерального консульства СССР, но целительно перевело Нартая в качественно иное расположение духа.
– Я думаю, Эдька, если Назарбаев с Горбачевым будут тянуть с ответом, надо будет написать в Организацию Объединенных Наций и в Комиссию по правам человека, да? Только адрес где-то узнать… – говорил Нартай, развалившись на пассажирском сиденье и потягивая пиво из бутылки.
– Узнаем! – Эдик вел машину привычно, ловко и уверенно. – Мы этим сволочам такое заделаем!..
– Ты не гони, не гони, – говорил Нартай. – Привыкни сначала к двигателю, сцеплению, тормозам… Они, суки, думают, что мы вот так схаваем этот их фокус!.. А вот хрен им в грызло! Обгадились со страху, бараны… Ты подумай, Эдик, они же не только танк – эту потрясную машину списали… Не только меня – как кролика заложили, будто Нартая Сапаргалиева и в природе не существовало… Они же, для спасения своих вонючих шкур и погон все наше государство, всю нашу страну предали, дешевки!!!
– Страна-то тут при чем? – не понял Эдик.
– Да ты что?! Чокнутый?! Ты дальше своего носа что-нибудь видишь? Ну, ты даешь!.. А если я вроде них сблядану, и этот сейфик с секретнейшими документами стратегического значения попадет в чьи-нибудь иностранные руки?! Что тогда?
– А ты уверен, что там действительно документы?
– Эдька! Ты бы видел в обстановке какой секретности меня тогда на платформу грузили!.. Такого и Штирлицу не снилось! Ты почему думаешь, я этот башенный ключ всегда с собой ношу, даже на ночь не снимаю?..
Нартай расстегнул рубашку и вытащил из-под нее теплый, согретый его худеньким тельцем, большой специальный ключ от башенного люка. Ключ висел у него на шее, на тоненьком сыромятном пропотевшем ремешке.
– Я от тебя танк закрываю, думаешь? От Катьки? От Наташи с Петером?.. Я его даже от себя закрываю! А ну, не приведи Господь, кто-нибудь скоммуниздит эти документы?.. Раз мне доверено…
Тут Эдик не выдержал. Наверное, сказалось нервное напряжение последних нескольких часов и он просто устал держать себя в узде.
– Кем доверено-то?!! – в бешенстве закричал он и «фольксваген» опасно вильнул в сторону. – Подонками, которые ради своей безнаказанности предали и танк, и тебя, и твои гребанные документы?! Которые заставляли нас подыхать в Афганистане, а потом стравливали узбеков с турками-месхетинцами, киргизов еще с кем-то, таджиков друг с другом?! Которые забили лагеря, тюрьмы и психушки инакомыслящими?! Только потому, что человек думает по-своему – его за жопу и в кутузку? А может, сразу на плаху?! Кем доверено?!!
– Останови машину! – решительно потребовал Нартай. – Останови машину немедленно, гад ползучий, диссидент вшивый!.. Я кому говорю?
Эдик затормозил, съехал на обочину и обессиленно выключил зажигание. Прикрыл глаза, чтобы не видеть, как трясутся руки.
– Вылезай из-за руля к чертовой матери! – зло сказал Нартай. – Пересаживайся на мое место, истерик сраный!
Не выходя из машины, Нартай протиснулся на водительское сиденье, пододвинул его ближе к рулю. Подождал, пока Эдик обошел «фольксваген» и сел на пассажирское кресло, и только после этого завел двигатель.
Аккуратно и мягко выехал на автобан, вписался в общий поток и негромко сказал Эдику:
– Когда я говорил про страну и про то, что мне доверено, я чего имел в виду, Эдик? Я думал про людей, которые живут в этой стране… А их почти двести восемьдесят миллионов. А я – один. И у меня в руках, ети их мать, секретные военные документы. Да еще стратегические! Они, может, этим двумстам восьмидесяти миллионам такой беды наделают, что тебе твой Афган воскресной прогулкой покажется. Так что теперь я это дело сам себе доверил. Вот о чем я, Эдик. А ты мне политинформацию толкать взялся…
Эдик замолчал. Сидел, закрыв глаза, пытался унять дрожь, проглотить застрявший в горле комок.
– И еще… – ухмыльнулся Нартай. – Мне кажется, ты слишком много репетируешь и работаешь. Считай, несколько часов в день вверх ногами и вниз головой стоишь… Малость глупеешь. А может, у тебя это от курева? Ты бы поберегся, Эдик, а?
…В «Китценгер-хофе» светло-зеленый «фольксваген-пассат» был торжественно обмыт «Корном», белым итальянским вином, несколькими рюмочками яичного ликера, а также отполирован «Аугустинером-Гольд» и уже со следующего дня стал незаменимым и полноправным членом семьи всего китцингер-хофского народонаселения.
Даже старая Наташа Китцингер, известная своим упрямым баварским консерватизмом, убедившись в том, что «фольксваген» чуть ли не вдвое вместительнее ее голубого «форда», раз в неделю загружала «пассат» картонными коробками с изготовленными Петером колбасами, садилась за руль «фольксвагена» и уезжала на нем сдавать свою продукцию в магазин.
К концу месяца Наташа вооружалась очками и электронным калькулятором и по своим предварительным записям производила скрупулезнейший расчет проеханных ею километров и истраченного на эти километры бензина. Стоимость бензина она вычитала из общей суммы квартирной платы Эдика и настойчиво заставляла всех проверять ее записи.
Со второй половины дня «фольксваген-пассат» грузился Катиной гитарой, сумкой с костюмами для выступления и чудо-столиком Эдика.
Эдик садился за руль, Нартай рядом, Катя сзади, и они ехали в Мюнхен на работу. Парковались обычно в каком-нибудь переулочке рядом с Мариенплац, переодевались прямо в машине и выходили на Кауфингерштрассе, чтобы, отработав несколько часов до изнеможения, поздним вечером, а то и ночью голодными, осипшими, вымотанными возвратиться в «Китцингер-хоф».
С появлением «фольксвагена» отпала необходимость оставлять реквизит в кнайпе, где работала та самая кельнерша Хайди – с потрясающей попочкой и титечками, как говорил Эдик, – а следовательно, отпала необходимость платить ежедневные пять марок хозяину кнайпы. Правда, исчезла и частая возможность видеть Хайди, которой, кажется, уже был вполне достаточен словарный запас Эдика, чтобы в постели с ним обходиться без переводчика…
– Эта Хайди на тебя так дышит, так дышит, что я не могу на это без смеха смотреть! – завистливо говорил Нартай.
– А ты не смотри, – отвечал ему Эдик. – Кстати! Когда работаем на Мариенплац, когда ты ассистируешь, когда вокруг стоит толпа зрителей – чего ты ходишь с похоронной мордой? Ты можешь хоть раз улыбнуться?
– Нет, – говорил Нартай.
– Почему?!
– Я не улыбаюсь посторонним людям, – говорил Нартай. – И прекрати курить в машине. Дышать нечем! Катька, скажи ему!..
– Пусть курит. Оставь его в покое, Нартайчик, – хриплым, усталым голосом говорила Катя.
– Тебе хочется, чтобы твой ребенок родился сразу же с прокуренными легкими?! – возмущался Нартай.
– Слушай! Когда вы с Петером начинаете жрать водку – мы с Катькой тебе что-нибудь говорим? – спрашивал Эдик Нартая.
– А ты, что – не пьешь?! В сторонке стоишь?
– Я выпил рюмку-другую – и в койку. А вы со стариком, пока пузырь не прикончите, не можете оторваться друг от друга.
– Ну и что тут такого?! Я ему уважение оказываю, а он – мне…
– Черт побери! Откуда в тебе-то это чисто российско-ханыжное: «Ты меня уважаешь?..» – удивлялся Эдик.
– «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь!..» – пел в таких случаях Нартай.
– Нартайчик, солнце мое, объясни мне, дуре малограмотной, а вот, когда вы со стариком надираетесь своим «Корном», о чем вы потом полночи лялякаете? – поинтересовалась Катя.
– Как это «о чем»?.. Он – танкист, и я – танкист. Что же нам и поговорить не о чем? – пожимал плечами Нартай. – Иногда я ему рассказываю историю казахского народа…
Ждали ответа от Горбачева. Ждали ответа от Назарбаева. От министра обороны. От Прокуратуры Советского Союза.
И все письма отправляли в Союз правильно – то через русских туристов, то через деловых людей, которых сюда хлынуло видимо-невидимо. Одно время чуть ли не каждый день в аэропорт мотались.
А ответов все не было и не было…