У ЛЕНИНГРАДСКОГО КРЕМАТОРИЯ. ДЕНЬ
Неподалеку от широкой мраморной лестницы, ведущей в скорбные крематорские залы прощания...
...стоял темно-зеленый милицейский «уазик» с надписями по бортам — МИЛИЦИЯ.
За рулем сидел откровенно напуганный сержант милиции...
...а около «уазика» стояла мрачная толпа мальчишек от десяти до пятнадцати лет. Их было не менее сотни!..
Было и несколько человек взрослых — тренер по борьбе, врач из пункта травматологии, кто-то из соседей, два оперативника из отделения, куда постоянно попадал Толик...
Все тихо переговаривались между собой, смотрели вверх — в конец широкой лестницы, откуда после обряда прощания с покойным оставшиеся в живых должны были спуститься на грешную землю...
— Идут!.. Идут!!! — прозвучал в толпе чей-то мальчишеский голос, и все повернули головы к выходу из залов.
Водитель «уазика» испуганно и растерянно огляделся и переложил пистолет из кобуры за пазуху...
По широкой каменной лестнице родители Лидочки — Николай Иванович Петров и его жена Наталья Кирилловна вели под руки Фирочку...
За ними шел наголо обритый Толик — в темной домашней одежде.
Одна его рука была в руке Лидочки, а другая рука...
...была пристегнута наручником к руке сопровождающего «воспитателя» из колонии.
Второй «воспитатель» шел сзади них, отделяя собой эту группу от сотрудников Сергея Самошникова, приехавших проститься с ним.
Толпа, окружавшая милицейский «уазик», очень испугала и встревожила «воспитателей» колонии.
Два знакомых нам оперативника из третьего отделения милиции увидели, что Толика ведут в наручнике, схватились за голову!..
— Ох, мудаки! Ну, идиоты!.. — зашептал один другому. — Беги им навстречу, скажи этому болвану, чтобы сию секунду отстегнул Толика!!! А то пацанва их сейчас в куски порвет!!!
Оперативник помчался вверх по лестнице, обогнул Петровых и Фирочку, подскочил к «воспитателю» с наручниками, сунул ему под нос свое удостоверение, сказал на ухо:
— Отстегни пацана, раздолбай!
— Не положено...
— Отстегивай, засранец! Или тебе нужно Ледовое побоище?! Где вас таких набрали?!. Макаренки сраные...
«Воспитатель» трясущимися руками отстегнул Толика от наручника, не в силах оторвать глаз от толпы вокруг «уазика»...
— Жди амнистии, Толик, — тихо сказал оперативник и погладил Толика по стриженой голове. — Мы найдем их. Мы их обязательно найдем!..
Когда все спустились с лестницы к милицейскому «УАЗу», толпа молча расступилась, освобождая проход к уже открытой двери машины.
Ни одного слова не было произнесено, не было ни одного взмаха руки, никто даже рот не открыл...
Сотня районных пацанов-хулиганов, мальчишек-спортсменов, одноклассников, дворовых друзей и приятелей-подельников...
...и всего лишь несколько очень разных взрослых — молча стояли вокруг милицейской машины...
...образуя узкий коридор для прохода внутрь салона «УАЗа».
Наталья Кирилловна и Николай Иванович усадили Фирочку в машину, сели сами...
...а после них в «УАЗ» поднялись Лидочка, Толик и «воспитатели».
Один из них хотел было закрыть машину, но Толик отодвинул его в сторону, встал в проеме дверей милицейского «УАЗа» и тихо сказал в немую толпу:
— Спасибо, пацаны...
И толпа не произнесла ни единого звука.
ПРОЕЗД ПО ГОРОДУ МИЛИЦЕЙСКОГО «УАЗА»
«Воспитатели» колонии сидели спиной к движению, лицом к салону.
Толик обнимал обессилевшую мать, целовал опухшее от слез лицо...
С другого бока Фирочки сидела Лидочка. Смотрела в никуда...
Сзади них — Наталья Кирилловна с Николаем Ивановичем.
— Ma, послушай, что я скажу, — хрипло сказал Толик. — Очнись, ма...
Фирочка судорожно передохнула, мелко закивала головой:
— Да, да, сыночек... Я слышу тебя...
— Ты послушай меня внимательно, — сказал Толик. — Ты папину и бабулину урны забери домой. И дедушкину урну пусть из общей стены вынут... И дяди Ванину тоже. Не место им там. Выйду на волю — похороним их всех у того дома, который дядя Ваня Лепехин нам подарил. И сами туда переедем. Чтобы они всегда были рядом с нами... Ладно, мам?
— Как скажешь, сыночек... — И Фирочка уронила голову на плечо Толика.
Лидочка закрыла глаза и прижалась щекой к руке Толика, обнимавшего мать...
* * *
... И снова все уличные звуки — рычание автомобильных двигателей, тревожные трамвайные звонки, человеческий говор, радиореклама...
...постепенно стали сливаться в единую, характерную мелодию...
ДОРОГА ИЗ МОСКВЫ В ПЕТЕРБУРГ...
...мчащегося по рельсам состава старейшего пассажирского поезда «Красная стрела»...
И если «Красная стрела» вдруг неожиданно вылетала из еще очень темного сумрака рассвета на участок пути, не огороженный высоким кустарником...
...то светлая полоска будущего солнечного блика на далеком горизонте уже высвечивалась на спящих пыльных стеклах вагонных окон проносящегося поезда...
КУПЕ АНГЕЛА И В.В.
— После похорон Толик был отконвоирован обратно в колонию, а Фирочка Самошникова с тяжелым психическим расстройством госпитализирована в клинику неврозов имени Павлова... — сказал Ангел.
— Это на Пятнадцатой линии Васильевского острова? — спросил В.В.
— Совершенно верно... Помимо штатных сотрудников клиники, а если быть до конца справедливым, то и в основном, уход за больной осуществлялся членами семьи подполковника милиции Николая Ивановича Петрова. Его женой — Натальей Кирилловной, и их дочерью — ученицей седьмого класса Петровой Лидией Николаевной...
— Простите, что перебиваю вас, Ангел, — сказал В.В., прихлебывая «ангельский» джин. — Но у меня сразу возникают два вопроса.
— Пожалуйста, Владим Владимыч.
— Объясните, почему вы рассказываете мне сейчас эту поистине трагическую историю каким-то гнусным, протокольным языком? Да еще в немеркнущем стиле детального доноса? Затем — второй вопрос...
— Секунду, Владим Владимыч! Сразу же отвечаю на первый: уж если на то пошло, то это стиль не доноса, а «донесения». Я вам почти дословно процитировал кусочек из донесения сотрудника Комитета государственной безопасности Калининского района города Ленинграда своему вышестоящему начальнику...
— Значит, к этому двойному убийству подключился и КаГэБэ?
— Нет, — ответил Ангел. — Комитет, как и эта сволочь Заяц, был введен в заблуждение лихой газетной строкой о возможном перемещении огромных (по тем временам) денег из Западной Германии на территорию Советского Союза!.. И естественно, Комитет вел в этом направлении свою разработку. Пока не убедился в подлости автора статьи и идиотизме собственных предположений... А от всего остального Комитет умыл руки.
— Откуда вы все это знаете? — впрямую спросил В.В.
— Работа у меня такая, — коротко ответил Ангел.
— А Заяц так и остался безнаказанным!.. — В.В. зло опрокинул остатки джина и...
...запил неведомо как возникшим перед ним горячим чаем.
Тут Ангел как-то нехорошо ухмыльнулся и с неожиданными жестокими и мстительными нотками в своем ангельском голосе возразил:
— Э нет!.. Заяц был очень точно вычислен.
— Слава Богу! — машинально воскликнул В.В.
— Вот уж Боженька был тут абсолютно ни при чем! — тут же проговорил Ангел. — Уж если кому и нужно поклониться в пояс, так это Лидочке... Лидочке Петровой. — Помолчал и добавил: — И Толику-Натанчику...
— Это еще каким образом?! — удивился В.В.
ЛЕНИНГРАД. У СТАНЦИИ МЕТРО. ВЕЧЕР
В спальных районах у всех станций метро — стихийные базарчики.
Здесь же обычно и своеобразный негласный «клуб» местной шпаны.
За одним из ларьков, куда не проникал яркий свет фонарей, но были хорошо видны вход и выход из метро...
...собралась компаха пацанов — от тринадцати до пятнадцати лет.
Недорогой портвейн шел по кругу — из горлышка. Закусывали сникерсами, дымили сигаретками. Сидели на пустых ящиках из-под овощей...
Были здесь и те, кто приходил тогда вместе с Зайцевым в гараж к Толику Самошникову...
...и тот самый паренек, который еще недавно ходил с Зайцем по вещевому рынку и за пять рублей рассказал ему про статью в «Комсомольской правде»...
Никем не замеченный, из-за ларька тихо появился Заяц и гаркнул:
— Ваши документики!
Мгновенно исчезла бутылка, в панике все дернулись в разные стороны, но кто-то в полутьме увидел Зайца и облегченно выругался:
— Заяц!.. Сука, мать твою!..
Заяц захохотал.
Засмеялись и остальные, заговорили, перебивая друг друга:
— Ну дает, Заяц, сучара!.
— Тебя ж, считай, месяц не было!..
Заяц вытащил большую бутылку портвейна из-под куртки, ловко вышиб пробку — пустил по кругу.
— Всего-то три недели не было, а шуму-то, шуму!.. Не можете вы без Зайца, сявки необученные... — с удовольствием сказал Заяц.
— Где пропадал, Заяц?
— В Вырице у тетки кантовался. Сарай перекрыть надо было, дровишек на зиму старухе заготовить... А у вас чего?
— У нас тут делов на рыбью ногу! — сказал один.
— Тольки Самохи пахана и бабку замочили!..
— За валюту...
— Нашли? — спросил Заяц.
— Не, валюту не нашли.
— Я спрашиваю — нашли, кто замочил? — повторил Заяц и...
...поймал на себе внимательный взгляд того пацана, который шатался с ним по вещевому рынку.
— Поначалу менты замели каких-то мусорщиков, которые там баки очищали, а потом, говорят, отпустили...
— Самохина шобла говорит, что Толян амнистии ждет — вроде бы сам разбираться будет с теми, кто замочил.
— Ну-ну...
Заяц допил остатки портвейна и снова поймал на себе взгляд того пацана с вещевого рынка.
— Чего зыришь?! — злобно спросил его Заяц. Достал из кармана деньги, сунул ему в руки, приказал: — Вали, возьми пузырь и закусь сообрази! Одна нога здесь, другая там!
Поклонники Зайца возликовали:
— Ну, Заяц!..
— Вот это крутизна...
— Живем, братва!!!
— Да здравствует Заяц! Заяц — жил, Заяц — жив, Заяц — будет жить!!!
— А когда амнистия? — словно невзначай спросил Заяц.
— По малолеткам — вроде бы к Новому году обещали...
— А шалава его — Лидка Петрова — чего? — небрежно спросил Заяц.
— Ничего, — сказал кто-то. — Часам к девяти увидишь.
— С каких это радостей? — удивился Заяц.
— Она в это время с тренировки приезжает. Мы, когда здесь кантуемся, каждый раз ее видим...
— Вот кого отдрючить бы! — мечтательно произнес один.
— Пацаны, бля буду, я когда ее вижу, у меня как ванька-встанька каждый раз вскакивает!.. — весело признался второй.
— Подрочи — пройдет... — рассмеялся третий.
— Никому она, кроме Самохи, не даст, — уныло сказал третий.
В это время гонец принес бутылку и кулек конфет.
— Ура-а-а!
— Даст! — открывая бутылку, уверенно сказал Заяц. — По-хорошему не даст, можно и перо к боку приставить!..
Заяц попил вина из горлышка, утерся, передал бутылку дальше...
— Я не посмотрю, что ее пахан в ментовке амбалит!.. Куда она, сучка, денется?! — Слышно было, что Заяц уже сильно захмелел. — Это еще надо доказать, что не по обоюдному согласию... Я в этом подкованный — будьте-нате!.. Отшворю во все дырки, а потом на «хор» ее поставим!.. Всем достанется... Я своих корешей не обижу!..
Пацаны недоверчиво промолчали. Никто восторга не выразил. Тоскливо допивали портвейн. Но Заяц уже ничего не замечал:
— Вот тогда Самоха и поймет, как это — за отвертку хвататься!.. Уделаю, как бог черепаху... То-то он обрадуется, когда узнает, что его сучку в очередь драли!
— Идет! — негромко выдохнул один из зайцевских пацанов.
Все повернулись к выходу из метро и увидели Лидочку Петрову...
* * *
Лидочка выходила в жидком потоке пассажиров, возвращавшихся из центра города.
Одета она была в теплую куртку-пуховичок и недлинную юбочку, открывавшую прекрасные Лидочкины ножки в коротких осенних сапожках.
Через плечо у Лидочки была перекинута спортивная сумка, из которой торчали две рукоятки теннисных ракеток.
Лидочка скользнула взглядом по компании парней за ларьком...
...вытащила из бокового кармана сумки милицейский газовый баллон с «черемухой» и переложила его в карман куртки.
Она и руку оставила в этом кармане — на всякий случай...
* * *
— Все! — произнес Заяц, не сводя с Лидочки глаза. — Я пошел!..
— Не ходи, Заяц, — сказал паренек, который шатался с Зайцем по вещевому рынку. — Побазарили... и хватит.
— А пошел ты!.. — ответил ему Заяц.
* * *
... Лидочка шла по пустынному Гражданскому проспекту...
...а метрах в двадцати от нее, за ней шел распаленный Заяц.
Изредка Лидочка останавливалась у темных витрин уже закрытых магазинов, делала вид, будто что-то рассматривает там, а сама косила глазом и в отражении темного витринного стекла наблюдала за Зайцем...
А потом снова двигалась дальше...
Заяц постепенно сокращал расстояние.
Когда до Лидочки оставалось метров десять, Заяц порылся в кармане рубашки, под курткой и свитером, и достал оттуда...
...толстый золотой некрасивый перстень.
Тот самый перстень, который когда-то Ваня Лепехин подарил фронтовому другу Натану, тот самый перстень, который Заяц забрал из квартиры Самошниковых, убив бабушку Толика-Натанчика и его отца...
Заяц потер перстень о рукав куртки, чтобы тот посильнее блестел, и надел его себе на средний палец правой руки.
Полюбовался им на своей руке, глянул на стройные Лидочкины ножки и окликнул ее:
— Эй, Петрова!
Лидочка ждала этого окрика. Остановилась, повернулась к Зайцу, сказала насмешливо:
— Вот и ладушки!.. А то я все думаю — чего это Заяц от самого метро за мной плетется? Может, чего сказать хочет?
Заяц подошел к Лидочке и, не скрывая своего восхищения, сказал:
— Ну, ты даешь, Петрова!..
На что Лидочка приветливо улыбнулась ему и тут же ответила:
— Но не всем, Зайчик.
Заяц заржал и с искусственной блатнячковой хрипотцой спросил с ухмылочкой:
— Ну а мне?
Лидочка подавила приступ отвращения, включилась в игру:
— Нужно будет посмотреть на твое поведение...
Заяц шикарным жестом достал из кармана «Винстон» и зажигалку:
— Айда за киоск, покурим.
— Бросила.
— Давно? — весело спросил Заяц.
— Да вот уж четырнадцатый год пошел, — улыбнулась Лидочка.
Заяц осмыслил шуточку, рассмеялся:
— Ну, давай я покурю в затишке. Побазарим...
— Некогда, Заяц, некогда. Домой пора.
— Чего ты все время — Заяц и Заяц?.. Я же Митя.
— Ну, Митя... — согласилась Лидочка. — Какая разница, Заяц?
— Я провожу?
— Проводи, черт с тобой.
Дошли до Лидочкиного дома, остановились у подъезда. На лестницу Лидочка Зайца не пустила.
— Отвали, Заяц. Отец выйдет — никому мало не будет.
— А ты откуда так поздно? — спросил Заяц.
— С тренировки. Не видишь, что ли?.. Слушай, Заяц... А ты про Самошниковых ничего не слыхал? Пацаны не говорили?
Вот когда Заяц испугался!..
— Чего-то базарили... Но меня в это время в городе не было. Я ничего не знаю... Я у тетки был, в Вырице...
Заяц опять достал сигареты, нервно прикурил от зажигалки...
И вот тут, при свете грязной, слабенькой лампочки, висящей под козырьком подъезда...
... Лидочка увидела на правой руке Зайца, на среднем пальце, хорошо знакомый ей толстый некрасивый золотой перстень!!!
Истошный крик буквально рвался у нее из груди, но она сдержала себя, потрясенно покачала головой и мягко взяла правую руку Зайца в свои теплые ладони...
Подняла руку Зайца с кольцом к несильному свету лампочки и, разглядывая кольцо со всех сторон, сказала медленно, распевно:
— Ну, ты и крутой, Заяц... Ах ты ж, Заяц, Заяц... Ну, крутизна! Так ты говоришь — Митя?.. Да?
— Ага, — успокаиваясь, подтвердил Заяц.
А Лидочка все разглядывала и разглядывала это кольцо на руке Зайца.
— Нравится? — тщеславно спросил Заяц..
Лидочка чуть не захлебнулась ненавистью. Перевела дух, с трудом выговорила:
— О... о... очень!..
Близость Лидочки, ее руки сводили Зайца с ума. Он воровато оглянулся вокруг и притиснул Лидочку к стенке. Задышал ей в лицо табаком и портвейном:
— Будешь со мной — все твое будет!..
— Буду, — словно эхо, шепотом откликнулась Лидочка. — А где?
— Не боись, завтра придумаем...
Заяц уже чувствовал тугие Лидочкины бедра, уже лез под куртку, мял ее грудь левой рукой, а правой хотел было залезть ей под юбку, но Лидочка так и не выпустила из своих рук его пальцев...
...средний из которых был так великолепно украшен этим толстым золотым перстнем!
— Ах, какой ты крутой, Заяц... — шептала Лидочка. — Ты не думай — где... Приходи завтра на Гжатскую в десять вечера... в гаражи. Я тебя там буду ждать... Отец все равно нашу тачку продал, и гараж пустой. Хорошо?
— Нет вопросов!.. — прохрипел Заяц.
— Только приходи вот так, как сейчас... — прошептала Лидочка и осторожно освободилась от объятий Зайца.
— Это как? — не понял Заяц.
Лидочка все никак не могла выпустить правую руку Зайца.
— Ну, вот как сейчас — с этим колечком... Оно тебе так идет! Ты с ним такой крутой!.. Мужчина... только никому... Слышишь? Никому! А то все испортишь...
— Об чем базар, Петрова?! Сукой буду... Век свободы не видать, в натуре!..
— Слушай... Как тебя... Митя! По тебе, наверное, все девчонки нашего района сохнут? — Лидочка даже улыбнулась кокетливо.
— Есть маленько! — полыценно соврал Заяц.
Тут Лидочка наконец выпустила руку Зайца.
— Так вот, Митя-Заяц, попрощайся с ними. Теперь я к тебе больше никого не подпущу!..
— А мне, кроме тебя, никто и не нужен, — искренне сказал Заяц.
— Ну вот и ладушки, — почти спокойно ответила Лидочка. — Завтра в десять на Гжатской. Гараж номер шестьдесят четыре. Не опаздывай. И чтобы — никому!.. Понял?
— Поддачу взять? — деловито спросил Заяц.
— А как же?! — удивилась Лидочка. — Не на сухую же... Привет!
Лидочка набрала код замка, так чтобы Заяц его не видел, и вошла в свой подъезд...
...оставив на улице ликующего и распаленного Зайца!
КВАРТИРА ПЕТРОВЫХ. РАННЕЕ УТРО
На следующий день перед уходом в школу Лидочка попросила у Натальи Кирилловны:
— Дай червончик, мамуль. Мне нужно за школьные завтраки в столовку заплатить за две недели вперед...
— Тихо ты, чучело! Отец только недавно заснул после дежурства, — цыкнула Наталья Кирилловна на Лидочку и дала ей десять рублей.
— И еще, мамуся... — прошептала Лидочка. — Где дубликат ключей от квартиры Самошниковых? Я после уроков заскочу к ним, приберусь хорошенечко, пыль вытру... Послезавтра тетю Фирочку выпишут из больницы, а в доме — полный порядок!
— Умница ты моя!.. Мы как раз с папой собрались сегодня к ней в клинику.
Наталья Кирилловна поцеловала Лидочку, достала из кухонного шкафчика ключи и подала их дочери.
Лидочка чмокнула мать в щеку и выскочила из дому.
Ни о какой школе не могло быть и речи!
Уже через десять минут Лидочка открывала пустую, осиротевшую квартиру Самошниковых.
В большой комнате, в старом серванте за толстыми зеркальными стеклами, стояли четыре урны.
Две еще совсем новые и две — уже побывавшие вмурованными в кладбищенскую стену.
Здесь же Лидочка вывалила на обеденный стол из своей спортивной сумки все тетради и учебники, карандаши, ручки и мешочек со сменной обувью.
Прошла в бывшую «детскую» и распахнула платяной шкаф с «вольной» одеждой Толика-Натанчика...
УТРЕННЯЯ ПРИГОРОДНАЯ ЭЛЕКТРИЧКА...
... Потом Лидочка Петрова, нервно поглядывая на часы, ехала в полупустом вагоне электрички...
Лицо было жестким, сосредоточенным, неулыбчивым.
Думала о чем-то Лидочка, просчитывала варианты, прикидывала...
АВТОБУС ЗАГОРОДНЫХ ЛИНИЙ. УТРО
Раздолбанный старый автобус вез Лидочку по раздолбанной загородной дороге...
И снова Лидочка, прижимая к себе спортивную сумку, поглядывала на часы, нервничала...
ВОСПИТАТЕЛЬНАЯ КОЛОНИЯ УСИЛЕННОГО РЕЖИМА
Бригада заключенных пацанов достраивала часовню на территории, обнесенной высоким забором с колючей проволокой...
Руководил бригадой Толик-Натанчик.
Сам вкалывал до полного изнеможения — мокрый, измученный, отрешенный, жестокий...
Никто слова не мог ему возразить, а уж тем более — ослушаться!..
Тут же (не Толик, а любой из бригады...) тихо скажут «возникшему»:
— Тебе что, сука, жить надоело?!.
Вольнонаемный прораб с Толиком советуется, как с равным, «воспитатели» и близко не подходят — со стороны наблюдают...
* * *
... А потом был перерыв на обед... Все мыли руки у длинного железного умывальника с десятком кранов над одним желобом...
— Быстрей! Баланда стынет!.. — орал дежурный «воспитанник» в грязно-белом фартуке поверх казенной робы заключенного.
Тщательно мылся Толик...
Кто-то наклонился к нему, шепнул на ухо:
— Вали к «амбразуре». Там твоя приехала...
Толик отряхнул руки от воды, утер рукавом лицо и направился в угол территории — к часовне.
— Самошников!!! Куда?! — тут же раздался окрик «воспитателя».
— Бетономешалку забыл обесточить, — ответил Толик, даже не останавливаясь.
«Амбразура» — тщательно замаскированный лаз под бетонным забором — на счастье, находилась как раз за строящейся часовней...
СТОЛОВАЯ КОЛОНИИ...
... Длинные столы, длинные скамейки, мрачный барак с бездарными тюремными лозунгами...
За столами сотни полторы заключенных-мальчишек в серо-зеленых робах выскребают алюминиевыми ложками еду из алюминиевых мисок...
Дежурные по столовой — в относительно белых фартуках и колпаках поверх робы — носятся с подносами от раздаточного окна к столам и обратно...
Между столами прохаживаются «воспитатели»...
НЕДОСТРОЕННАЯ ЧАСОВНЯ
За то время, пока мы созерцали столовую колонии усиленного режима...
...в этой недостроенной часовне Лидочка рассказала Толику все!
Он стоял перед ней в своей заляпанной и замасленной казенной робе с белым тряпочным нагрудным номерком, тяжело молчал, смотрел в землю, себе под ноги...
Лидочка протянула ему сумку:
— Переоденешься, когда поедешь. А то в этом — загребут.
Толик молча взял сумку с вещами.
— Вот тебе семь рублей. На автобус и на электричку. В оба конца.
Так же молча Толик сунул деньги в карман.
— Ключ от гаража будет под резиновым ковриком у входа. Там навесного замка нет — ригель. Откроешь, положишь ключ обратно под коврик. Войдешь и запрешься изнутри. Заяц придет, я сама снаружи дверь открою. Но ты там должен быть за час, понял? Мало ли что... Одной мне, наверное, с ним не справиться... — виновато сказала Лидочка.
— Совсем спятила? Это МОЕ дело, — впервые произнес Толик-Натанчик.
— Это НАШЕ дело, — твердо поправила его Лидочка. Помолчала и спросила: — А может быть, лучше папе сказать? Они его возьмут и запросто расколют. Он очень психует...
— Сама же сказала — это НАШЕ дело, — ответил ей Толик. — Иди. Я жду вас в гараже. Деньги есть на билет?
— Не волнуйся. Есть способ доехать на халяву. Гараж шестьдесят четвертый. Запомнил?
Они осторожно вылезли из недостроенной часовни прямо к «амбразуре», и тут Толик неожиданно вспомнил:
— Стой! Шестьдесят четвертый бокс — ничейный! Там ремонтная зона...
— Вот именно поэтому! У папы ключи от этого бокса в столе валяются...
Она очень привычно, как мужняя жена, поцеловала Толика и через «амбразуру» выскользнула с территории колонии...
ДОРОГА НА ЛЕНИНГРАД...
На шоссе Лидочка обшарила все свои карманы, нашла там копеек тридцать и...
...весело и кокетливо улыбаясь, стала махать рукой проходившим мимо легковым машинам...
Тут же притормозила черная «Волга».
Молоденький паренек-шофер открыл пассажирскую дверцу, крикнул:
— В Ленинград?
Лидочка весело кивнула ему головой.
Ах, как понравилась шоферу эта девочка!..
— Залезай!
Лидочка моментально запрыгнула на переднее сиденье, скромно одернула юбочку и спросила:
— Это ваша собственная?
Парень рассмеялся, не стал врать:
— Была бы моя собственная, стал бы я калымить?!
Лидочка сделала удивленные глаза:
— Так вы за деньги возите?
— А ты как думаешь?
Тут Лидочка «искренне» сыграла огорчение и попросила:
— Тогда остановите, пожалуйста. У меня денег нет расплатиться с вами.
— Платы бывают разные... — проворковал шофер и положил руку на Лидочкино колено.
Лидочка ласково и осторожно убрала руку шофера и сказала так, будто это только что пришло ей в голову:
— Ой, я знаю, что мы с вами сделаем! Вы довезете меня до Лиговского проспекта, угол Обводного — там Управление спецслужбы милиции ГУВэДэ, а мой папа — заместитель начальника этого Управления. Я возьму у него деньги и заплачу вам. Хорошо?
— О, чтоб тебя... — вздохнул шофер, и легкомысленное настроение его сразу же покинуло. — Какие деньги?.. О чем вы? Шутка...
— Да? — радостно переспросила Лидочка. — Ой, спасибо! Вы такой милый... Можно я музычку включу?
— Ну, прохиндейка! — поразился парень. — Включай, куда денешься...
КВАРТИРА ПЕТРОВЫХ. ВТОРАЯ ПОЛОВИНА ДНЯ
Лидочка вернулась домой, когда родители были еще на Васильевском, в клинике у Фирочки Самошниковой.
Лидочка бросилась к отцовскому столу, стала рыться в ящиках...
...и среди всяческих мужских мелочей — пустые пистолетные обоймы, наплечная оружейная кобура, старые наручники с ключиком, записные книжки, запонки, древние капитанские погоны, ромбовидный значок об окончании Академии МВД, какие-то служебные удостоверения — Лидочка обнаружила то, что так тщательно искала!
Это были ключи от ремонтной зоны их гаража.
Ключи от бокса номер шестьдесят четыре...
О чем и говорила привязанная к ним большая картонная бирка с номером бокса и принадлежностью его к ремонтной зоне.
Лидочка положила ключи от ремонтного бокса в один карман, подумала — и в другой карман положила наручники.
А маленький ключик от наручников засунула себе в лифчик...
На кухне Лидочка отломила кусок батона и, жуя на ходу, выскочила из квартиры...
КООПЕРАТИВНЫЕ ГАРАЖИ
Это были уже знакомые нам гаражи. Именно здесь когда-то Заяц обозвал дедушку и бабушку Толика Натанчика «старыми жидами»...
И Толик ему это не простил! И сам же отвез Зайца в травматологический пункт...
Гаражи эти никем не охранялись, и в это время дня в гаражах не было ни одной живой души.
Никем не замеченная, Лидочка дошла до самого конца левого гаражного ряда, убедилась в том, что ее никто не видит...
...и положила ключи от ремонтного бокса под лежащий у входа в бокс резиновый коврик.
На черных воротах трафаретом было крупно написано желтой краской: № 64.
Чтобы ни на кого не наткнуться на обратном пути, Лидочка тут же у «ничейного» ремонтного гаража перелезла через забор...
...и оказалась в совершенно другом месте от Гжатской улицы.
Отряхнулась, поправила волосы и как ни в чем не бывало пошла по направлению к Гражданскому проспекту, к своему дому.
Подходя к своей парадной, Лидочка посмотрела на часы: было шесть часов вечера.
До условленного свидания с Зайцем оставалось четыре часа...
ПРОДУКТОВЫЙ МАГАЗИН. ВЕЧЕР
У винного отдела стоял напомаженный и приодетый Заяц, разглядывал бутылочные этикетки...
За прилавком хихикали две молоденькие продавщицы.
— Сладенькое чего есть? — спросил Заяц.
Продавщицы даже не повернулись в его сторону.
— Эй! — гавкнул на них Заяц. — Оглохли?
— Чё нада? — лениво повернулась к нему одна.
— Сладенькое, спрашиваю, чего есть?
— Сникерсы, соевые батончики. — Продавщица опять отвернулась.
— Поддача какая сладенькая, спрашиваю?! — обозлился Заяц.
— Так бы и говорил, — презрительно сказала продавщица. — Ликер «Крем-бруле».
— Сколько градусов?
— А я почем знаю? Я ликеры не пью.
— Ну посмотри! Трудно, что ли?! — Заяц совсем вышел из себя.
Девчонка лениво глянула на этикетку, сказала:
— Одиннадцать.
— А крепче, но чтоб сладкое?
Девка перебрала несколько бутылок, вгляделась в одну:
— Ликер «Южный». Двадцать семь градусов. Будешь брать?
— Годится! — сказал Заяц и протянул деньги. — И шоколад «Аленка» — маленькую плитку.
Только Заяц взялся рассовывать по карманам покупки...
...как в магазин вошел тот самый пацан, который шлялся с ним по вещевому рынку, а вчера вечером торчал вместе со всеми у метро...
Заяц подумал, что пацан пришел к нему, и сразу окрысился:
— Чего приперся?
— Тебя не спросил, — обиделся пацан. — Матка за картошкой послала...
— А-а... Ну-ну, — смилостивился Заяц. — А я вот отоварился на вечеруху.
Заяц посмотрел на часы — было около восьми...
— Ладно, — сказал он пацану. — Бери свою картошку, потом прошвырнемся маненько. Времени еще навалом...
ГРАЖДАНСКИЙ ПРОСПЕКТ. ВЕЧЕР
Шли Заяц с пацаном по плохо освещенному окраинному проспекту.
Заяц с бутылкой за пазухой, пацан с картошкой в сетчатой сумке...
— Смотри, Заяц... Как бы чего не вышло. У нас в школе после одного случая, когда малолетку в котельной пацаны втроем отодрали, менты целую лекцию читали! Статья сто девятнадцатая, до трех лет, а в особо извращенных формах — до шести... А за групповуху и того больше!
Заяц хохотнул:
— А если обоюдное желание?
— А ты докажи!..
— А чё доказывать? Берешь телку, полстакана ей в глотку и... понеслась по проселочной!.. Пусть она потом доказывает! Пила? Пила. Дала? Дала... Какие проблемы?
— Смотри, Заяц... Тебе жить, — сказал пацан с картошкой и, не прощаясь, ушел под арку своего дома...
Заяц немного обескураженно посмотрел ему вслед и сплюнул с досадой.
Глянул на часы — было все еще только девять...
КООПЕРАТИВНЫЙ ГАРАЖ
... Зато когда Заяц подошел к гаражу с черными воротами и большими желтыми цифрами «64» и снова нетерпеливо взглянул на часы — было уже без пяти десять!
И в эту же секунду он неожиданно услышал за своей спиной:
— Вот и Зайчик явился...
Заяц резко повернулся.
Перед ним стояла Лидочка, приветливо улыбалась, а сама очень внимательно оглядывала Зайца.
— Ты чего? — насторожился Заяц.
Словно сумел уловить Лидочкино напряжение и нервозность!
Но Лидочка уже взяла себя в руки. Она увидела на пальце Зайца толстый золотой перстень, еще раз осмотрела Зайца с головы до ног и, как вчера вечером, сказала протяжно:
— Ах, какой ты крутой, Заяц... Ну просто — отпад.
Заяц польщенно усмехнулся, сказал севшим от желания голосом:
— Красиво жить не запретишь!
— И сказал-то как здорово?! — удивилась Лидочка. Она нагнулась, отбросила старенький резиновый коврик у входа в гараж, увидела, что ключ лежит не там, где она его оставляла четыре часа тому назад. И успокоилась...
— Чего же вы так лохово ключи оставляете? — спросил Заяц. — А если кто чужой надыбает?
— А у нас брать нечего, — беспечно сказала Лидочка. — Машину мы продали...
Руки у нее предательски тряслись, она никак не могла вставить большой плоский и длинный ключ в отверстие металлической двери гаража.
— Дай-ка сюда! — по-хозяйски сказал Заяц. Забрал ключ у Лидочки, ловко воткнул в отверстие, утопил до самого конца и распахнул двери в темный гараж.
Вытащил ключ, отдал Лидочке, спросил:
— Где у вас свет зажигается?
— Подожди, — прошептала Лидочка, — двери только закрою...
Она прикрыла тяжелую железную дверь, обшитую изнутри толстыми досками, закрыла ее на ригельный засов и для верности завинтила внутренний стопор замка.
Потом осторожно, чтобы не звякнуть, вынула из кармана милицейские наручники, прижалась сзади к спине Зайца и провела свободной рукой по вздыбившейся ширинке брюк Зайца...
— И все-то ты можешь, Зайчик...
Обалдевший от желания Заяц боялся пошевелиться... В невиданном блаженстве он протянул руки, цепко ухватил Лидочку за бедра и еще крепче притиснул ее к себе.
Но Лидочка слегка высвободилась из рук Зайца, заведенных назад, и аккуратно защелкнула наручники на его запястьях.
— Эй!.. — в диком испуге рванулся Заяц. — Ты чего?! Ты что, блядюга?!! Зарежу суку!!! Шуточки, в рот тебя, падлу!..
Но тут щелкнул выключатель и в гараже зажегся свет...
И Заяц увидел Толика-Натанчика с газовой горелкой в руках.
Толик стоял спиной к двери, перекрывая собой возможный выход. Он спокойно чиркнул спичкой и зажег сварочную горелку.
Отрегулировал подачу газа и кислорода и установил на конце горелки мощное короткое синее пламя...
— А-а-а!.. Суки поганые!.. — в ужасе закричал Заяц и бросился к выходу.
Но Толик ногой отбросил Зайца в глубину гаража. Подошел к нему, поднес ему к носу горелку, подвывавшую жутким голубым пламенем, и негромко сказал:
— Не блажи, сявка. Закрой пасть. Дернешься — весь фейс сожгу. Лидуня, подставь под него табуретку.
Лидочка помогла Зайцу встать на ноги, усадила его на табурет, а потом примотала ноги Зайца к нижним перекладинам табурета.
И посмотрела на Толика. Увидела его в домашней «вольной» одежде и уж совсем не вовремя сказала:
— Ты так из всего вырос...
Толик передал грозно шипящую горелку Лидочке, сказал:
— Подержи-ка. Осторожнее — не обожги себя. Будет дергаться — сразу горелкой по глазам ему!
А Заяц рыдал от ужаса:
— Ребята... В натуре!.. За что?!
Толик полез к нему за пазуху, вытащил бутылку с ликером.
Откупорил ее и сунул горлышко бутылки в рот Зайцу:
— Пей.
Заяц стал судорожно глотать густую зеленоватую жидкость.
Задохнулся, попытался было Заяц отдернуть голову, полился ликер по подбородку за воротник...
— Пей! — негромко приказал Толик-Натанчик.
Заяц захлебнулся, закашлялся:
— Дай передохнуть, Самоха... Не могу... Помоги-те-е-е-е!.. Я больше никогда не буду...
— А больше и некого, — тихо сказал ему Толик. — Все уже мертвые.
— Я не убива-а-а-ал!!! Я не... Вы чё?!. Я не убивал никого!.. Это не я... — хрипло и тоненько завизжал Заяц.
— Пей! — Толик снова воткнул в рот Зайца горлышко бутылки.
Заяц забулькал, его вырвало...
Но Толик был неумолим. Он заставил Зайца допить всю бутылку до конца и аккуратно поставил ее на верстак.
— Колечко не жмет? — спросил он у Зайца.
Тот сидел прикрученный к тяжелому табурету, со скованными сзади руками...
Глаза вылезали из орбит, подбородок и куртка были залиты рвотными массами и липким ликером...
— Я спрашиваю: колечко моего деда, Натана Моисеевича Лифшица, тебе не жмет? — повторил Толик. — В самый раз?
— Снять? — деловито спросила Лидочка.
— Сними. Он же тебе вчера обещал все сам отдать. Да, Заяц?
Лидочка зашла за спину Зайца, легко стянула большое нелепое золотое кольцо с его тощего пальца, отдала кольцо Толику...
И сказала Зайцу:
— А теперь расскажи нам, как ты убивал Сергея Алексеевича и Любовь Абрамовну.
— Я не убивал... Так получилось... Я не хотел!.. Отпустите меня!..
— Сейчас отпустим, — пообещал ему Толик. — Дай горелку, Лидочка. Чего зря кислород тратить? Он у нас теперь послушный будет. Да, Заяц?
Заяц молчал. Он был в полуобморочном состоянии от ужаса...
— Да, Заяц? — уже громче повторил Толик и перекрыл подачу газа и кислорода в горелку.
В гараже воцарилась тишина.
— Ты слышишь нас, Заяц? — спросила Лидочка.
Заяц согласно закивал головой.
— Поверни голову, Заяц. Посмотри на тельфер. Знаешь, что такое тельфер? — В голосе Толика проскальзывали нервные, звенящие нотки. — Вы в своем пэтэу эту штуку не проходили?
— Нет... — тихо сказал Заяц.
— Тогда посмотри на него внимательно, — сказал Толик.
Заяц послушно обернулся и увидел, что на крюке подъемного тельфера, укрепленного на стальных балках под потолком гаража, закреплен...
...белый капроновый буксировочный автомобильный трос с большой скользящей петлей на конце.
— Это чё?.. Чё это?! Вы чё?.. — быстро забормотал Заяц и неожиданно тоненько прокричал: — Я же привязанный!..
— Ничего, — сказал ему Толик-Натанчик. — Мы тебя потом развяжем.
Он взял электрическую колодку включения тельфера на длинном кабеле. На колодке было две кнопки — черная и красная.
Толик нажал черную кнопку, тельфер загудел, включился и стал медленно опускать крюк с закрепленным на нем капроновым тросом с петлей...
Когда петля опустилась совсем низко, Толик отпустил черную кнопку.
Гудение электрического мотора под потолком гаража прекратилось, и стало слышно тихое, почти бессознательное оханье Зайца...
Толик поднял капроновую петлю, накинул ее на шею Зайцу и снова взял в руки колодку включения тельфера.
И в полный голос Толик-Натанчик Самошников приказал Зайцу:
— Посмотри на меня, тварь! Подними голову! Смотри на меня!!!
Заяц очнулся, поднял бессмысленные глаза на Толика.
— Ты моего деда-фронтовика и мою бабку, которая всю жизнь людей лечила, старыми жидами обозвал, помнишь? А потом из-за тебя умер мой дед. Ты задушил мою бабушку и убил моего отца...
— И мы тебя приговорили, Заяц! — сказала Лидочка.
И Толик нажал на красную кнопку.
Снова загудел электрический тельфер и подтянул провисающий капроновый трос с петлей на шее у Зайца.
Когда трос натянулся и Зайца стало опрокидывать вместе с табуретом, Толик отпустил красную кнопку.
Лидочку трясло как в лихорадке! Она тяжело дышала, руки были сжаты в кулаки...
— Ты все понял, Заяц? — Голос Толика вибрировал и срывался на крик. — Все?!
Но Заяц уже не мог ответить. Только просипел жалкую фразу:
— Я больше не буду...
— Это точно, — почти спокойно произнес Толик-Натанчик и нажал красную кнопку.
Последний предсмертный хрип Зайца слился воедино с гудением электрического тельфера...
Когда тело Зайца перестало содрогаться и повисло неподвижно, искореженное судорогой смерти...
... Лидочка достала из лифчика ключ от наручников...
...и Толик снял их с рук мертвого Зайца.
Ноги Зайца все еще оставались привязанными к перекладинам табурета.
Освобожденный от веса зайцевского тела табурет опрокинуто болтался вверх тормашками, не доставая до пола гаража.
Толик размотал электрический провод, которым Лидочка привязывала ноги Зайца, свернул его и бросил на верстак. А табурет аккуратно поставил на место.
И тут увидел, что Лидочка едва стоит на ногах и не может отвести глаз от тихо покачивающегося тела Зайца.
Толик взял ее за руку, усадил на тот же табурет, сказал:
— Не смотри. Скоро пойдем. Отвернись.
Он пошарил под верстаком, где стояло несколько канистр.
Брал одну за другой, взбалтывал, слушал — есть ли там горючее. В третьей канистре услышал всплеск...
Открыл ее, намочил тряпку бензином и протер колодку тельфера.
А потом все, к чему прикасались и он, и Лидочка...
Остатками бензина полил почти весь пол.
Помыл и бутылку от ликера. Вытер насухо, всунул внутрь бутылки отвертку и, не прикасаясь к бутылке, несколько раз плотно прижал ее к мертвым ладоням и пальцам Зайца.
Да так, с отверткой, всунутой в горлышко, и поставил бутылку на пол. Вытер ручку отвертки, тряпкой взял тельферную колодку с кнопками...
...отпечатал на ней следы рук Зайца и повесил кабель с колодкой на его мертвое плечо...
Лидочка сидела на табурете, опершись на верстак, и следила за действиями Толика почти ничего не понимающими глазами.
* * *
... Свет в гараже потушили, дверь оставили незапертой...
...и ушли напрямик, через забор — прямо на соседнюю улицу.
КВАРТИРА САМОШНИКОВЫХ
В квартиру явились в начале двенадцатого...
— Пойду руки помою, — смущенно сказал Толик и заперся в ванной комнате.
Через тонкую дверь Лидочка слышала, как его рвало. Выворачивало наизнанку.
Потом слышала, как Толик глухо и надрывно рыдал.
А Лидочка Петрова стояла и смотрела на четыре урны за зеркальными стеклами серванта. Две были совсем новыми, а две уже побывали в кладбищенской стене...
Из ванной раздался голос Толика:
— Лидуня! Принеси мне чистое полотенце и трусики. Они лежат...
— Знаю я, где они лежат!.. — крикнула Лидочка.
* * *
Из ванной Толик вышел в одних трусах и бабушкиных шлепанцах. Прилизанный, розовый, с запухшими веками. Одежду нес в руках.
— Так душно в ванной, не продохнуть, — сказал Толик, отводя глаза в сторону. — Пойду к бабуле — переоденусь...
— Подожди! — нервно и решительно сказала Лидочка. — Подожди ты одеваться!..
Она обняла его, прижала к себе его сильное, тренированное мальчишеское тело и, целуя его в шею, глаза, плечи, зашептала срывающимся голосом:
— Толик... Любимый!.. Давай поженимся!.. По-настоящему... Пожалуйста, давай поженимся!.. Я умру без тебя...
— Ты что, Лидка?! — опешил Толик. — Кто же нам разрешит?.. Нам же еще ждать столько...
— Наплевать, Толька!.. Наплевать нам!.. Я не могу ждать! Мы через неделю уже в тюрьме сидеть будем за этого Зайца... Я не хочу ждать! Не хочу, чтобы кто-то другой... Я только с тобой хочу... — бормотала Лидочка, тащила Толика к дивану и...
...на ходу лихорадочно стаскивала с себя свитер, маечку, срывала лифчик...
— Помоги, Толинька!.. Расстегни сзади... Пусть все будет по-взрослому! Ты меня любишь? Скажи, Толинька... Натанчик ты мой родненький... Ну давай!.. Не бойся... Я все вытерплю... Я даже не крикну, Толька! Не думай ни о чем, Толинька-а-а!..
* * *
Спустя некоторое время одетая и причесанная Лидочка звонила домой...
КВАРТИРА ПЕТРОВЫХ
— Ты где шляешься?! — кричал Николай Иванович в трубку. — Ты хочешь, чтобы я тебя выдрал как Сидорову козу?!
— Не кричи, — строго сказала ему Лидочка. — Так надо было. Мама дома?
Что-то в голосе дочери заставило Петрова сбавить тон:
— Нету мамы! К счастью... На дне рождения у сотрудницы. А то она бы с ума сошла!..
— Очень хорошо, — сказала Лидочка. — Оставь ей записку, что я с тобой. Придумай что хочешь. А сам одевайся и иди к Самошниковым.
— Что случилось?
— Папуль, все потом. А сейчас мы ждем тебя здесь.
— «Мы»?!
— Да. И документы не забудь.
— Какие еще документы?.. — не понял Николай Иванович.
— Права водительские, «ксиву» свою милицейскую. И поторопись, пап!
КВАРТИРА САМОШНИКОВЫХ
Лидочка положила трубку, сказала Толику:
— Так будет вернее. А то час поздний, любая проверка документов в электричке и... И мы — накрылись.
Толик вынул из кармана тяжелый золотой дедушкин перстень, вложил его в Лидочкину ладонь, сказал:
— Спрячь. Поженимся — сделаем из него два тоненьких колечка.
У Лидочки сил не хватило ответить — лишь головой закивала...
НОЧЬ. ПУСТОЕ ЗАГОРОДНОЕ ШОССЕ
Мчится самошниковский «Запорожец» по ночной дороге...
За рулем — подполковник милиции Николай Иванович Петров. Рядом — дочь Лидочка...
Сзади, накрытый с головой клетчатым пледом, лежал Толик Самошников.
— Ты понимаешь, что пролетаешь мимо амнистии, как фанера над Парижем?! — нервничал Николай Иванович. — А за побег тебе еще и срок добавят! И будешь ты сидеть как цуцик, с последующим переводом во взрослую колонию. А там...
— Мы должны были увидеться, дядя Коля! А иначе... — донеслось из-под пледа.
— Что «иначе», что «иначе»?! Вам вот-вот по четырнадцать, а мозги у вас, как...
— Как у взрослых, — резко оборвала его Лидочка. — Только вы с мамой к этому никак привыкнуть не можете! И не гони так. Впереди — пост ГАИ.
— Ты-то откуда знаешь?! — разозлился Николай Иванович..
— Я столько раз проехала по этой дороге, на этой же машине, что все ваши милицейские заморочки знаю на этой трассе! То, кретины, в кустах прячутся, а то за трюндель готовы паровоз остановить!..
Подполковник сплюнул, но скорость уменьшил.
— Толька... Ответь мне на один вопрос.
— Без проблем, дядя Коля, — ответил Толик из-под пледа.
— На что ты надеялся, когда рванул в Ленинград? Что не хватятся? Да? Тебя уже наверняка в розыск объявили!..
— На пацанов надеялся. Обещали прикрыть. И потом... Дядя Коля, я был обязан сегодня быть в Ленинграде!
— Да, — подтвердила Лидочка.
— Перед кем обязан? Перед ней? — в отчаянии закричал Петров и даже дал легкий подзатыльник Лидочке. — Так она бы все равно никуда от тебя не делась! Что же мы с матерью, слепые, что ли?! Обязан он был...
Лидочка не обиделась. Наоборот, наклонилась к рулю, поцеловала правую отцовскую руку, ласково потерлась щекой о его плечо.
Толик не видел этого — сказал жестко, вызывающе:
— Да, был обязан! Перед Лидкой, перед мамой, перед самим собой. Перед бабулей, дедом, отцом...
— Ладно, ладно... — смутился Петров. — Ты на меня-то не напрыгивай! Ничего я такого не сказал. Я ж за тебя боюсь.
— Спасибо, па, — сказала ему Лидочка. — Мы теперь на всю жизнь одна семья. А своих закладывать — последнее дело... — Помолчала и добавила: — Чем бы это ни кончилось.
Вот тут Петров инстинктивно испугался чего-то...
Толик сбросил с себя плед, сел и сказал:
— А еще, дядя Коля... Только вы не смейтесь. И ты, Лидуня... Мне прошлой ночью один пацан причудился... Приснился, наверное. Ни статьи его не знаю, ни когда его к нам кинули... Но уже в робе зэковской, в прохорях казенных... И вроде бы этот пацан называет меня полным именем, которого здесь никто не знает, и говорит: «Толик-Натанчик... Ты совсем не похож на своего старшего брата... Общее что-то есть, но все — другое...» А я его будто спрашиваю: «А ты откуда его знаешь?» А он говорит: «Я его очень любил...» И дает мне две кассеты для магнитофона, и говорит: «Вот возьми. На одной он поет, а на другой стихи читает. И не бойся, нужно будет — поезжай домой и сделай все, что тебе покажется необходимым. А я здесь за тебя побуду». И я взял Лешины кассеты, и... И вроде бы думаю — приснится же такое! А утром застилаю свою койку, а под матрасом — две кассеты заграничные... Я до развода отпросился на секунду в Ленкомнату, сунул одну кассетку в магнитофон (нам шефы-погранцы подарили), включил — а там Лешкин голос...
Из-за поворота показался высокий бетонный забор с яркими лампами.
— Все, дядя Коля, приехали, — сказал Толик. — Разворачивайтесь. Я здесь сам доберусь... Спасибо вам, Николай Иванович. Лидуня, вот... возьми эти кассеты. Я в Ленинграде забыл их оставить. Мама выпишется — отдай ей...
Лидочка повернулась к Толику, встала на колени в пассажирском кресле, взяла кассеты...
...перегнулась через спинку сиденья и, ничуть не стесняясь отца, обняла и нежно расцеловала Толика.
— Хотела бы я посмотреть на того пацана, который за тебя там остался... — сказала Лидочка. — Иди, То-лян. И ни черта не бойся — мы с тобой. До самого, самого конца.
Толик заглянул Лидочке в глаза, сказал с кривой усмешечкой:
— Все. Теперь будем ждать.
Выскользнул из машины и...
...тут же растворился в черных высоких кустах, преграждавших путь к бетонному забору с яркими лампами и затейливыми гирляндами колючей проволоки...
конец десятой серии