Запала мне мысль в голову — попросить второго пилота. Не вставать посреди собрания, не митинговать, не стучать кулаком в грудь, как советовала Надежда, — дескать, «извините меня, товарищи, мне летать одному невмоготу», а просто попросить второго пилота. Так сказать, законно укомплектовать экипаж самолета. И выглядеть это будет вполне пристойно и даже благородно: старый летчик берет к себе в экипаж какого-нибудь молодого чижика, чтобы научить его уму-разуму...

Другое дело, что этот старый хватается за чижика, как утопающий за соломинку, но об этом знать никому не положено.

Прилетел я с пассажирами, зарулил на стоянку и выключил двигатель. Прошел через салон, открыл дверь и спрыгнул на землю. А за мной пассажиры — жители маленьких районов, командированные на маленькие расстояния. Я многих знаю. Шутка ли, который год на одном месте...

Подошел ко мне Климов — наш техник. Знающий паренек, грамотный.

— Ну как? — спрашивает.

— Порядок, — говорю. — Скажи, пусть заменят ларинги. Меня ни черта не слышно. Не контачит где-то, что ли?..

И смотрю, неподалеку медленно так катится бензозаправщик. На подножке стоит Димка Соломенцев и рукой показывает водителю направление. Климов тоже увидел Димку и заржал. Заржал так весело и на меня посмотрел. Ожидал, что я посмеюсь вместе с ним. А я не люблю, когда над человеком смеются. И над Димкой Соломенцевым веселиться вместе с Климовым не собирался.

Какой бы этот Соломенцев ни был, мы с ним из одной стаи. И каждому позволять смеяться над ним я не имею права.

— Ты меня насчет ларингов понял? — спрашиваю я Климова.

У того смех сразу в кашель перешел.

— Понял, понял, Сергей Николаевич. Ларинги сейчас заменим...

Смотрю, Селезнев идет к своей машине. А за ним девица из отдела перевозок. Жарко, на девице этой платьишко коротенькое, руки голые. А на голой руке повязка дежурного по посадке.

Поздоровались мы с командиром.

— Машина готова? — спрашивает Селезнев у Климова.

— Готова, Василий Григорьевич, готова, — отвечает Климов.

— Что-нибудь с движком делали?

— Все, что нужно, делали.

— Что-то у меня двигун потряхивал при изменении режимов, — пожаловался мне Селезнев.

Климов зашел за спину Селезнева и так головой покачал: дескать, «ни у кого не потряхивал, а у него потряхивал...». И это мне тоже не понравилось.

— Как дела, Сергей Николаевич? — спрашивает у меня Селезнев.

— Нормально.

— Как загрузка?

— Полностью.

— Катя говорила, что у вас давление будто подскочило?

Селезнев щелкнул себя по воротнику, подмигнул и вопросительно посмотрел на меня.

— Да нет, — говорю. — Я уж давненько не принимал. Не должно быть.

А он пододвинулся ко мне и так негромко говорит:

— Мне Катюша рассказывала, что за границей уже давно делают такие браслетики, с какими-то магнитами. Рублей семьдесят пять стоят на наши деньги. Очень помогают...

Я себя по воротнику щелкнул и спрашиваю:

— От этого, что ли?

Селезнев рассмеялся и говорит:

— Да нет, что вы!.. От давления...

— А-а... — Я даже рукой махнул.

Помолчали, посмотрели, как девчонка пассажиров в самолет подсаживает, Селезнев мне и говорит:

— Что делать, а, Сергей Николаевич? Зарез! Как поставил экипажи в совхозы на «химию», так и началась свистопляска! По существу, на перевозках только вы, Азанчеев и я... Не дай Бог, срочное санзадание — лететь некому. Снимай рейсовую машину...

— Это точно, Василий Григорьевич, — говорю. — Нам и вторых пилотов бы не грех подкинуть.

— Конечно, — согласился Селезнев. — Все эти наши с вами допуски, все эти разрешения летать без вторых тоже имеют свою плохую сторону. Каждый вечер как лимон выжатый...

— Тем более, — говорю, — что некоторые летчики у нас на ГСМ бочки кантуют и на бензозаправщиках по аэродрому раскатывают.

Селезнев даже скривился:

— Вы мне только о Соломенцеве не напоминайте! Он нам и так все показатели портит...

Эх, думаю, была не была! Чувствую сам, что не дело затеваю — видимость одна, а сущность другая... Плохим стариком умру.

— Василий Григорьевич, — говорю я Селезневу, — отдайте мне его вторым пилотом.

Селезнев удивился, посмотрел на меня и говорит:

— Вам что, жизнь спокойная надоела?

Но мне уже вожжа под хвост попала.

— Отдайте, Василий Григорьевич... Я с ним на «химию» уйду. Вам же все равно экипаж Алфимова менять нужно...

— На педагогику потянуло? — прищурился Селезнев. И тут мне так противно все это стало! Чего, думаю, шустрить в моем возрасте?

— Нет, командир, — сказал я ему. — Плевал я на педагогику. Просто чувствую, что приближается мой КПМ — конечный пункт маршрута... Ты уж прости меня за такую научную фантастику...