Пришел приказ о моем назначении командиром эскадрильи.

Я унаследовал от Селезнева его должность и потерял почти все, что удерживало меня в этом небольшом городке. Но я остаюсь здесь для того, чтобы снова начать все сначала.

Я знаю, что мне будет трудно. Может быть, труднее, чем кому бы то ни было. Вольно или невольно меня будут сравнивать с погибшим Селезневым, и еще долго это сравнение будет оказываться не в мою пользу. Не потому, что человек так уж устроен, что мертвым прощает все и в памяти своей хранит только-самое лучшее, когда-либо сказанное или сделанное тем, кого теперь уже нет в живых. Не потому, что каждый день после смерти прибавляет толику идеалистического представления об ушедшем «в мир иной», и с годами это представление накапливается и спрессовывается в знакомые всем нам гранитные пьедесталы. А память, водруженная на этот пьедестал, всегда побеждает представление о живых, которые волей судьбы обязаны продолжить дело мертвых.

Мне будет очень трудно. Трудно потому, что Селезнев был настоящим командиром эскадрильи. Для памяти о таких, каким был Селезнев, пьедестал не нужен.

Мне будет очень трудно, потому что я любил его жену.

Я не играл в любовь, я любил. Я и сейчас ее люблю... Но сейчас я люблю ее так, как можно любить странное и далекое созвездие, как можно всю жизнь любить детскую мечту о несбыточном...

Мне будет очень трудно, потому что я никогда не захочу вступать в соревнование с мертвым Селезневым. Для того чтобы быть командиром его эскадрильи, я ни за что не должен ему подражать, стараться делать все так, как делал он. Это будет выглядеть смешно и жалко. Потому что у Селезнева был свой стиль.

Я не должен пытаться перестраивать работу эскадрильи, даже если эта перестройка даст какой-нибудь положительный результат. Ибо это будет выглядеть бестактно и оскорбит людей, любивших и уважавших Селезнева.

— Трудно тебе будет, Витя, — сказал Сергей Николаевич Сахно. — Всем поначалу будет трудно...

Верно. Сергей Николаевич прав. Всем нелегко. Вчера Борис Иванович, начальник отдела перевозок, открыл дверь кабинета и спросил по привычке:

— Разрешите, Василий Григорьевич?

Мне будет очень трудно. Потому что я уже сложившийся и немолодой человек и мне предстоит заново найти самого себя, от многого отказаться и многому научиться. Потому что быть командиром эскадрильи я еще не умею...