Проснулась я утром от того, что солнечный луч беззастенчиво проник в комнату сквозь брешь, оставленную не до конца задёрнутой гардиной. Луч яркого южного солнца, палящего и обжигающего, но одновременно дарящего свет и жизнь. Солнце, под которым мне предстояло научиться существовать. Я долгое время лежала на спине, вытянув руки поверх одеяла, и думала. Не пыталась прийти к определённым выводам, не стремилась ни в чём себя убедить. Просто раскладывала по полочкам ту информацию, что обрушилась на меня вчерашним вечером. Вчера было только ошеломление. Сегодня способность мыслить возвратилась. Сон сделал своё дело, предоставив мозгу возможность самостоятельно рассортировать новые факты и пристроить их среди прочих знаний. Теперь оставалось лишь медленно пройтись мимо полок и всё как следует рассмотреть. Самое главное и судьбоносное: похоже, у меня появился шанс на нормальную жизнь. Конечно, не лёгкую. Я в чужом мире, который по-прежнему кажется мне враждебным. Мой собственный мир остался далеко и, вполне вероятно, сожжён и разграблен. А здесь — чужой язык, чужие люди, даже солнце чужое. И мне, несомненно, придётся регулярно сталкиваться с недоверием и презрением, потому что я — чужая и ношу клеймо. Придётся отстаивать своё право на уважение и человеческое достоинство. Но с этим я справлюсь, а по-настоящему лёгкой жизнь не была и раньше. Главное, что это право у меня есть. И скоро появятся занятия и цели, пусть пока незначительные, пусть сиюминутные, но это уже помогает жить, а не выживать. Негромкий стук в дверь заставил меня вздрогнуть и как-то разом припомнить, что я нагло расположилась в чужой постели. Я тут же обратила внимание, что кровать очень большая, на такой и трое с лёгкостью поместятся. Постель мягкая и уютная. И матрас необыкновенно удобный. Интересно, чем они их здесь набивают? — Сандра? — спросили снаружи. — Ты не спишь? Голос Данте звучал не слишком громко, чтобы не разбудить меня в случае, если я ещё не проснулась. — Нет, — поспешила ответить я. Быстро села на постели, хотела закутаться в одеяло, потом сообразило, что так и проспала всю ночь в платье, так одежда моя потрёпана, но относительно пристойна. Соскочила с кровати и стала поспешно причёсываться при помощи пальцев. Результат наверняка нулевой, но мысль о том, чтобы поискать здесь гребень, в голову даже не пришла. — К тебе сейчас зайдёт горничная, — сказал, не открывая двери, Данте, а потом выходи завтракать. Я чуть-чуть успокоилась, поняв, что он не войдёт прямо сейчас. И напряглась, поняв, что мне предстоит столкнуться один на один с незнакомым человеком. Из местных. Но горничная вошла, сказала 'Доброе утро, донья' и поставила на прикроватный столик кувшин с тёплой водой. Потом выудила откуда-то таз, помогла мне умыться и вручила мягкое и почему-то тёплое полотенце. Спросила, нужно ли мне что-то ещё, я ответила, что гребень, и она извлекла оный из глубокого кармана своего передника. Видимо, там хранилось много всего полезного. Потом служанка присела в коротком реверансе и удалилась, а я, собравшись с духом, вышла в соседнюю комнату. Со вчерашнего вечера не изменилось ничего, кроме двух вещей. Во-первых, на диване — не том, где мы разговаривали с Данте, а втором, более длинном, — лежала постель. У себя дома он как минимум устроился с большими удобствами, чем на постоялом дворе. Во-вторых, сейчас здесь был накрыт стол. Сам Данте выглядел бодрым и свежим и одновременно имел более домашний вид, чем тот, к которому я привыкла. Волосы слегка влажные после утреннего умывания, ворот рубашки распахнут, рукава закатаны, на ногах — домашняя обувь, не такая крепкая и тяжеловесная, как для выезда. Данте жестом указал мне на стол, и я молча присела на один из стульев. Столешница была уставлена тарелками с всевозможными традиционно утренними блюдами и закусками. Я даже задумалась, могла ли всё это принести одна горничная, или постарались сразу несколько слуг. Любопытно было и то, как вполне привычная мне еда, весьма распространённая на севере, сочеталась здесь с типично южной, столь характерной для Арканзии. С одной стороны, самый обыкновенный омлет, булочки с джемом, овощи вроде огурцов и помидоров. С другой — арканзийский плоский и круглый хлеб, немного напоминающий лаваш, и множество маленьких тарелочек с совершенно незнакомыми мне салатами, многие из которых оказались непривычно острыми. В качестве запивки — лёгкое галлиндийское вино. Эта страна вообще славится на весь мир своими красными винами, уж очень хорошие у них здесь виноградники. Так мне, во всяком случае, приходилось слышать. — Как спалось? — спросил Данте, усевшись справа от меня (стол был квадратный, рассчитанный максимум на четырёх человек). Взял булочку, разрезал её вдоль и стал неспешно намазывать одну половину джемом. — Отлично, — честно сказала я и почему-то сразу же ощутила от этого признания чувство вины, заставившее прикусить губу. Я ведь всё-таки спала в чужой постели. — А тебе? — осторожно спросила я и покосилась на застеленный диван. — Превосходно, — ответил он. — Ненавижу постоялые дворы. Разбитые посреди пустыни шатры — тем более. Я понимающе кивнула. Трудно было не согласиться. Только мне хотелось ещё добавить к списку битком набитый трюм посреди неспокойного моря. Последовав примеру Данте, я начала завтрак с характерных для севера блюд. Никакого желания приобщаться к кулинарной культуре Арканзии — равно как и к чему бы то ни было арканзийскому — у меня не было. — Доброе утро! Широко распахнувшаяся дверь, громкое и бодрое приветствие Ренцо всколыхнули спокойную атмосферу комнаты, как лёгкий весенний ветерок, врывающийся в торжественность застывшего поутру леса. Ренцо вошёл в покои, ничуть не беспокоясь о таких мелочах, как правила этикета, я бы сказала, по-свойски. Как я успела выяснить, он исполнял в армоне роль кастеляна, то есть являлся здесь вторым человеком после Данте. Но после нашего совместного путешествия нетрудно было понять, что этих двоих связывали не только сугубо рабочие отношения. При виде меня Ренцо тем не менее резко остановился и многозначительно присвистнул. — Ого! — воскликнул он, нисколько не смущённый. — Я вижу, кто-то не терял времени даром. — Одобрительный взгляд в сторону Данте. — Хотя… — Теперь взгляд скользнул по дивану, затем закономерно перешёл на приоткрытую дверь в спальню. — Беру свои слова назад: похоже, ничего интересного здесь всё же не происходило. — Соблюдай приличия, — поморщился Данте. — Предоставь девушке возможность спокойно освоиться. Я же с удивлением обнаружила, что слова Ренцо нисколько меня не смутили. Возможно, на интерес других людей к той же теме я бы отреагировала совершенно иначе. Но в легкомысленном исполнении кастеляна весь монолог прозвучал вполне безобидно. — А что тут такого? — Ренцо беззаботно пожал плечами и подмигнул мне. — Постелей две, спали вы по отдельности, стало быть, и я ничего зазорного не сказал. — Почему ты так в этом уверен? — Склонив голову набок, я с лёгкой усмешкой посмотрела на кастеляна. — Может быть, мы спали вместе, сначала здесь, а потом там? Я кивнула сперва на диван, а затем на дверь в спальню. Данте в первый раз за утро ухмыльнулся, как мне показалось, одобрительно, хотя и не без удивления. — Ну что ж, если так, завидую чёрной завистью, — развёл руками он, кажется, и не думая принимать мои слова за чистую монету. Не дожидаясь приглашения, Ренцо легкомысленно плюхнулся на стул слева от меня. — Как спалось? — поинтересовался у него Данте. — Хорошо, но мало, — отозвался Ренцо, принимаясь намазывать какую-то зелёную массу — из южных салатов — на круглый хлеб. — Пришлось основательно поработать. Официально заявляю, что твой личный секретарь — зануда, каких мало! — Официальное заявление прозвучало не слишком внушительно, поскольку было сделано с набитым ртом. — Зато я уже избавил тебя от арканзийцев, — добавил он, дожевав. Я хотела спросить, уж не при помощи ли яда, но предпочла промолчать. Кажется, моего предыдущего выступления для начала более чем достаточно. — Что, так рано? — нахмурился Данте. Впрочем, он выглядел удивлённым, но никак не расстроенным. — Что ж поделать, если эти ребята рано встают, — развёл руками Ренцо. — К тому же они страшно спешили продемонстрировать свой документ паше. — Ты должен был меня разбудить, — проворчал Данте. — Ещё не хватало, чтобы Карталь почувствовал себя оскорблённым. — Не учи меня политике, — отмахнулся Ренцо. — Я был сама любезность. Зная, как сильно кое-кто 'любит' рано вставать, в красках расписал ему ту массу неотложных дел, которая свалилась на голову несчастного дона Эльванди и буквально-таки погребла его под своим весом. Думаю, они до сих пор под впечатлением, роняют в пути слёзы по твоему загубленному отдыху. Наверняка даже джамали плачут скупыми джамалевыми слезами. — Наверняка, — кивнул Данте. — Особенно учитывая, что арканзийцы уехали на лошадях. — Вот потому джамали и плачут, — не моргнув глазом, нашёлся Ренцо. — Странно. Я бы на их месте радовался. — Ты не любишь, когда на тебе ездят арканзийцы? — изобразил удивление кастелян. — Я вообще предпочитаю, чтобы в моём окружении было как можно меньше арканзийцев, — вполне серьёзно отозвался Данте. — Без них меньше шума и меньше интриг. Так что уехали — и слава Богу. — А как же законы гостеприимства? — весело попенял Ренцо. — Я предпочитаю гостей с севера. Я сосредоточилась на еде, делая вид, будто не заметила намёка на себя в последних словах. — Дворецкого выпустили? — сменил тему Данте, потянувшись к очередному блюду. На сей раз он, как и Ренцо, сделал себе бутерброд из арканзийской пищи, только салат выбрал не зелёный, а красный. Из перца, наверное. Я решилась тоже попробовать. — Да, сегодня утром, — со смешком подтвердил Ренцо. — Я отправил его первым делом проследить за подготовкой покоев для Сандры. Я чуть не подавилась от такой новости. — То есть мне теперь ожидать сюрприза вроде змеи за каждой диванной подушкой? — мрачно поинтересовалась я. Это предположение заставило кастеляна громко рассмеяться. Данте тоже улыбнулся, но более сдержанно. — Полагаю, вам смешно, потому что речь идёт не о ваших подушках, — пробормотала я. И осторожно проследила за их реакцией. Во мне боролись сейчас противоположные чувства: с одной стороны, в такой непринуждённой обстановке хотелось раскрепоститься; с другой, я всё-таки помнила, что мой нынешний статус несоизмеримо ниже статуса остальных присутствующих. Да что там нынешний! С Ренцо я бы за счёт своего высшего образования и профессиональной карьеры ещё поспорила, но до аристократа уровня Данте мне и раньше было чрезвычайно далеко. Мои слова заставили собеседников лишь рассмеяться ещё веселее, что послужило аргументом в пользу раскрепощения. — Сандра, ты примерно представляешь себе, насколько сложно получить место дворецкого в таком армоне, как этот? — поинтересовался Ренцо. — И насколько легко его потерять? Поверь, сам дворецкий представляет себе это очень хорошо. И отлично понимает, что если с комнатами хоть что-то будет не так, в случайное совпадение никто не поверит. Я промолчала, хоть и не разделяла оптимизма Ренцо. Если дворецкий — человек мстительный, то он найдёт способ отыграться. Впрочем, это уже мои проблемы. И по сравнению с недавними они не так уж велики. — Я солидарен с Ренцо, — спокойно заметил Данте. — Дворецкий навряд ли тебя потревожит. Но если возникнут какие бы то ни было недоразумения, извести меня немедленно. — Или меня, — вклинился Ренцо. — Впрочем, я и сам за ним присмотрю. Ну как, вы что-нибудь решили? — спросил он, отпив кофе из фарфоровой чашки, значительно более крупной, чем те, в которых подавали этот же напиток в арканзийской таверне. Я не была уверена, что он имеет в виду, но моего ответа и не ждали. — Да, — сказал Данте, на мгновение положив руку мне на плечо. — Отныне Сандра занимает в армоне должность Архивариуса. Вчера я поставил свою подпись на соответствующем контракте. — Значит, Архивариус, — покивал Ренцо, и его задумчивый взгляд посерьёзнел. Впрочем, совсем ненадолго. — Готов поспорить, что число любителей чтения в армоне в ближайшее время повысится, — озорно подмигнув, отметил он. — Во всяком случае, среди мужской половины его обитателей. Да что там, я и сам уже испытываю желание прочитать пару-тройку книжек! Я невольно улыбнулась и постаралась компенсировать сей факт, неодобрительно покачав головой. — Ренцо, придержи коней. Вот неодобрение в голосе Данте показалось вполне искренним. Отстаивать свои права Ренцо не стал. — Ладно, молчу, — покладисто и без особого расстройства откликнулся он. — Есть какие-нибудь новости от ищущих? — Данте задал этот непонятный мне вопрос, когда завтрак почти подошёл к концу. — Вроде бы нет; по крайней мере, мне ничего такого не передавали, — ответил Ренцо. — Правда, по словам твоего секретаря, они несколько раз наведывались за время нашего отсутствия. Но, кажется, пока без особых результатов. — Чёрт его знает, может, оно и к лучшему, — пробормотал Данте. — Не скажи, — не согласился Ренцо. Я сидела молча, не пытаясь вклиниваться в их беседу и спрашивать, о чём, собственно, идёт речь. Но мужчины сами вспомнили о моём присутствии и о том, что данная дискуссия мне неинтересна. Или меня не касается. — Сандра, какую ты предпочитаешь горничную — молодую или средних лет? — спросил Данте, уже вставший из-за стола. — А что, разве мне полагается горничная? — искренне удивилась я. Ренцо столь же искренне удивился моему вопросу. — Конечно, — ответил он. — Ты же Архивариус. Любому человеку на такой должности полагается личный слуга, горничная или камердинер. — Склонив голову набок и щёлкнув пальцами так, будто его осенила догадка, он шутливо добавил: — Кажется, я понял! Ты предпочитаешь камердинера? Я глубоко вздохнула, стараясь держать себя в руках и не ответить слишком резко. — Я говорю о том, — я сделала ещё один глубокий вдох, — что в армоне, насколько мне известно, больше нет рабов. Это так. — Так, — подтвердил Ренцо. — Значит, горничные — свободные люди? — Ну да. — И вы хотите сказать, что свободная женщина может стать моей служанкой? Я постучала указательным пальцем правой руки по тыльной стороне ладони левой. — Да, — как ни в чём не бывало, ответил Данте. Я покачала головой. — Лучше не надо. Я вполне в состоянии одеваться самостоятельно, и что там ещё делают горничные. — Сандра, ты опять недопоняла, — прикрыв глаза, принялся объяснять Данте. — Служанка у женщины с клеймом дракона — нормальное дело даже в Арканзии. — Да, но там и служанки тоже являются рабынями, — проявила кое-какие познания я. — А тут совсем другое дело. Неужели это не очевидно? — страдальчески поморщилась я, кляня на чём свет стоит их непонятливость. — Свободная служанка будет считать, что совершенно не должна мне подчиняться. Будет недовольна такой справедливостью и быстро меня возненавидит. Пойдут мелкие пакости, сплетни, потом — пакости более крупные. Зачем оно мне надо? Данте опустился на стул возле меня, предварительно развернув его так, чтобы сидеть ко мне лицом. — Ты опять не поняла, — покачал головой он. — Как к тебе станет относиться служанка, будет зависеть от тебя, но совсем не от этого. — Лёгкий пренебрежительный жест в сторону клейма. — Кричи на неё по поводу и без повода, бейся в истерике из-за любой мелочи, заявляй, что она — безрукая дура, и будь ты даже самой королевой, злословие и сплетни тебе обеспечены, причём такие, что не отмоешься. Веди себя с ней как с человеком — и она ответит тебе тем же. В его тоне было столько спокойствия и столько уверенности, что вносить дисгармонию раздуванием спора не хотелось. И я промолчала, хотя и осталась при своём мнении. Мне казалось, что любая горничная в этом армоне почувствует себя оскорблённой, если её обяжут прислуживать рабыне. Выместить свою злость на Данте не сможет, так что, в той или иной форме, достанется именно мне. — В любом случае, — тон Данте, кажется, уловившего мои сомнения, стал более твёрдым, — ты — донья, и, следовательно, тебе полагается горничная. Отходить от стандартных правил приличия я не собираюсь. Так что у меня к тебе только один вопрос: ты предпочитаешь видеть на этой должности женщину молодую или постарше? Я задумалась. Молодая, наверное, станет сплетничать со свойственной юности энергией. С другой стороны, мне припомнилось ещё по прошлой жизни в Астароли, какими изощрёнными сплетницами бывают порой женщины среднего возраста. У молоденькой служанки хотя бы будут другие интересы вроде обаятельных камердинеров или мускулистых стражников. А вот для женщины постарше злословие вполне может оказаться главной страстью. К тому же есть все шансы, что такая служанка надумает учить меня жизни, справедливо решив, что по возрасту годится мне в матери. А тут уж и у меня будут все шансы быстро выйти из себя. — Лучше молодую, — определилась я. — Отлично. — Рука Данте потянулась к колокольчику. — Я распоряжусь, — перехватил инициативу Ренцо. — Мне всё равно пора идти. Заодно проверю, что там с комнатами для Сандры. Весело подмигнув на прощанье, он вышел из комнаты. Взгляд Данте упал на мой порванный рукав. — Мы так и не занялись твоей рукой, — заметил он и попытался коснуться моего предплечья, но я поспешила увернуться. — Ничего страшного. Это ерунда. Я всё сделаю сама. Мысль о том, чтобы до меня дотрагивались, сильно пугала. Я сразу начинала испытывать к окружающим, включая Данте, то же недоверие, что и сутки назад. К счастью, настаивать он не стал. — Хорошо. Сейчас тебе принесут платье, я велел подобрать что-нибудь более-менее подходящее. Дальше тебе надо будет сшить новую одежду. В армоне есть портные. Просто скажешь горничной, когда будешь готова их видеть. Они сами придут к тебе, чтобы снять мерки. Детали будешь определять вместе с ними. Только запомни: ты — Архивариус, это достаточно высокий статус, и одежда тебе нужна соответствующая. Как минимум — несколько платьев для работы, один костюм для верховой езды и одно платье на случай торжеств. — Всё это будет стоить сумасшедших денег, — запаниковала я. — А я даже не знаю, какое у меня будет жалованье. — Оплату подобных вещей я беру на себя, — отозвался Данте. — Ты работаешь на меня, и в моих интересах, чтобы у тебя было всё, что для этого требуется. — Э нет, эти вещи так не работают, — замотала головой я. Обмануть меня было не так-то просто. — Одно дело всевозможные инструменты, пишущие принадлежности и прочие предметы, необходимые для работы. И совсем другое — личная одежда. Не надо морочить мне голову. Конечно, я понимала, что, как правило, у раба нет своего имущества и всё, чем он пользуется — в том числе и одежда — обеспечивается хозяином. Но Данте сам сказал, что мы играем по другим правилам. Что я буду работать за жалованье, по контракту, и, следовательно, буду жить почти как свободный человек. Свобода предполагает обязанность платить. И меня устраивало принять на себя эту обязанность, лишь бы забыть — насколько это было возможно — о том знаке, что 'украшал' теперь мою левую руку. — Давай договоримся так, — решительно обратилась к Данте я. — Пусть стоимость платьев частями вычитывается из моего жалованья. Понимаю, что одного жалованья на их оплату не хватит. Тогда пусть казначей — или кто этим занимается? — вычитывает постоянную сумму до тех пор, пока я полностью не расплачусь. Я требовательно взглянула на Данте. Он улыбнулся уголками губ и, немного подумав, согласно кивнул. И слово сдержал. Гораздо позднее я узнала, что он просто назначил мне завышенное жалованье, в результате чего, заплатив из оного за новые платья, я получала стандартную для Архивариуса сумму. Однако на тот момент мне даже в голову не пришла такая возможность. Данте вскоре ушёл по своим делам, а в комнату почти сразу же постучалась присланная Ренцо горничная. Действительно молодая, двадцать с небольшим, должно быть, года на три-четыре моложе меня. Тёмненькая, смуглая — как и все на юге, — с пушистыми вьющимися волосами, то и дело выбивающимися из причёски. — Донья Эстоуни? — спросила она, одновременно приседая в реверансе. И заодно устремляя на меня осторожно-изучающий взгляд. 'Ну, а кто же ещё? — мысленно хмыкнула я. Или у дона Эльванди в личных покоях обычно торчит по десятку девиц, так что попробуй, определи, кто есть кто?' — Просто Сандра, — решила поправить я. Девушка взглянула на меня настороженно. На её лице отобразилась работа мысли. — Донья Сандра, — скорректировала она, выбрав компромиссный и потому наиболее приемлемый вариант. — Договорились. — Я улыбнулась. — А как твоё имя? — Бьянка, — тоже улыбнулась девушка, приседая в чисто символическом, совсем уж скомканном реверансе. — Я принесла вам два платья. Какое вы хотите надеть? Мы прошли в спальню, и она разложила оба платья на кровати. Я, долго не раздумывая, выбрала то, что лежало справа, неброское, бежевого цвета. Не платье моей мечты, конечно, но сейчас мне было в общем-то всё равно, во что одеться, лишь бы действительно неброско, лишь бы не привлекать к себе лишнего внимания. Впрочем, на это у меня было мало шансов, как из-за дракона, так и из-за других внешних особенностей. — А можно потрогать? — тихо спросила Бьянка, с нездоровым интересом разглядывая мои волосы. — В принципе можно, — опасливо ответила я. Бьянка осторожно коснулась пряди, потом пощупала её, будто проверяла в лавке ткань. — Они действительно настоящие? — восторженно спросила она. — Не крашеные? — Крашеные?! — удивилась я. — Да нет, настоящие. — Здорово. — В голосе девушки звучало восхищение. — Никогда таких светлых не видела. Прямо как… — она задумалась, подбирая сравнение, — …как солнечный свет. Ах да, конечно. Здесь ведь совсем нет светловолосых женщин, как, впрочем, и мужчин. Вообще-то мои волосы не такие уж светлые. Я всегда иронично определяла себя как 'тёмную блондинку'. То есть волосы светлее, чем у шатенок, но до многих знакомых блондинок мне всё же далеко. Но всё, конечно, познаётся в сравнении, и на юге мои волосы — светлее некуда. В сочетании с белой кожей, оттенок которой далёк от местного, даже невзирая на загар, — гарантия того, что не привлекать внимания и раствориться в толпе шансов нет. Впрочем, и толпа поблизости покамест тоже не намечалась. Бьянка же вела себя вполне корректно. Я видела в ней некоторую настороженность, любопытство, быть может, некоторое озорство, но никак не враждебность. Пока оправдывались скорее предсказания Данте, нежели мои опасения. Что же, посмотрим, как сложится дальше. Бьянка помогла мне переодеться, после чего мы отправились в предназначенные для меня покои. По дороге девушка рассказывала, где что расположено, и я старалась запоминать, но поняла, что на данный момент это бесполезно. Слишком много новой информации; мой мозг решительно отказывался поглощать её в таких количествах. Я только поняла, что спальни большинства слуг расположены на первом этаже и что меня туда не повели. Предоставленные в моё распоряжение покои состояли из двух смежных комнат, спальни и гостиной. Спальня была выдержана в голубых тонах, гостиная — в зелёных. Обстановка была достаточно богатая. К счастью, это проявлялось не в роскоши, которая непременно выбила бы меня из колеи, а скорее в качестве мебели, картин и прочих предметов интерьера. И, конечно же, в коврах. Полагаю, на юге в любом уважающем себя доме ковры должны быть шикарными. Даже если их стелют в комнатах прислуги. В спальне ковёр был мягкий и пушистый, синего цвета. Он покрывал весь пол и по нему просто невозможно было ходить иначе, чем босиком. Ноги будто тонули в густой траве. В гостиной ковёр был, наоборот, жёсткий, украшенный витиеватым чёрно-зелёным узором. Теперь вставал вопрос, что делать дальше. Можно было просто посидеть в одиночестве. Можно, наоборот, попросить Бьянку показать мне армон. Можно отправиться в библиотеку и осмотреться на новом рабочем месте. Можно вызвать портних. Но прежде, чем посвящать время любому из этих вариантов, мне страстно хотелось совсем другого. — Скажи, Бьянка… — я немного стеснялась, но выбора не оставалось, да и ничего предосудительного в моём вопросе, на самом-то деле, не было. — Где у вас тут моются? Я вижу, что ванной в покоях нет. Ванной действительно не было. Принадлежности, необходимые для умывания, стояли на специальном столике в спальне — таз, бутыль с какой-то специальной жидкостью, рядом на стуле висело чистое полотенце. Но ведь этого недостаточно. — Ванной? — непонимающе переспросила Бьянка. — Ах, ну да. Нет, у нас такого почти не бывает. А моются в банях. Ну да. Конечно. В банях. Ну, почему у них здесь всё не как у людей?! Я даже не знаю, с какой стороны к бане подойти. — И в армоне тоже? — на всякий случай уточнила я. — Конечно, — кивнула Бьянка, явно с трудом себе представлявшая, как могло быть иначе. Выяснилось, что в армоне было две бани — одна для слуг, другая для господ. Для господ — это далеко не только для Данте, хотя и для него, конечно, тоже, но и более-менее для всех, кто носит титул дона. По словам Бьянки, при личных покоях Данте была некая 'маленькая баня' — я предположила, что речь шла об аналоге ванной комнаты, — но обычно он предпочитал пользоваться баней полноценной, то есть общей. Отдельных бань для мужчин и для женщин также не было. Однако на входе всегда стоял слуга, следивший за очерёдностью и за тем, чтобы обитатели дворца не вламывались друг к другу непрошенными. Здесь существовали условия очерёдности — у слуг попроще, у господ построже. Совместное купание мужчины и женщины допускалось только для семейных пар. Если несколько человек хотели посетить баню приблизительно в одно и то же время, очерёдность зависела от статуса и социальной иерархии, в тонкостях каковой соответствующий слуга разбирался досконально. На первом месте, естественно, стоял хозяин армона, на втором — кастелян, ну, а что происходило дальше, я представляла себе плохо. — А мне-то в какую баню идти? — задумчиво проговорила я, озвучивая собственные мысли. — В господскую, конечно! — удивилась вопросу Бьянка. И эта туда же. Я взглянула на неё исподлобья, поджав губы. Отчего-то казалось, что меня с моим драконом развернут прямо на входе, а это будет куда более унизительно, чем если я с самого начала пойду в баню для слуг. — А что вас тревожит? — непонимающе нахмурилась Бьянка. Я криво улыбнулась. Есть вещи, признаваться в которых нельзя, особенно подчинённым. Но — можно сказать, к счастью, — меня тревожила далеко не одна вещь. — Я никогда в жизни не была в бане, — понизив голос, призналась я. — У нас на севере это не принято. Образно говоря, не знаю даже, с какой стороны к этим баням подходить. Глаза Бьянки вдруг как-то странно засветились. — А знаете, — проговорила она, явно подбирая слова более осторожно, чем обычно. — Вообще-то если господам нужна помощь — ну там, намылиться или вот показать, что да как, — то их может слуга сопровождать. И, прикусив губу, посмотрела на меня с плохо скрываемой надеждой. Теперь я, кажется, начинала понимать. Обычно слугам не позволяют посещать господскую баню. Но если самому господину требуется сопровождение — тогда другое дело. А господская баня наверняка по целому ряду признаков лучше, чем предназначенная для простолюдинов. Вот Бьянка и обрадовалась: у неё появился шанс попасть туда, куда обычно вход слугам закрыт. Что ж, меня такой расклад целиком и полностью устраивал. Во-первых, я и правда совершенно не представляла себе, что такое эта баня и с чем её едят. Во-вторых, такой приятный сюрприз для Бьянки вполне мог послужить началом хороших взаимоотношений в будущем. — Тогда решено: пойдём вместе, — постановила я, и Бьянка довольно просияла. — Я тогда сбегаю к ним туда и договорюсь, — жизнерадостно предложила она. — Хорошо, — кивнула я. Тоже по-своему жизнерадостно. Если меня теперь развернут в баню для слуг, то во всяком случае не лично, прямо на входе, а через служанку. Психологически это казалось менее унизительным. Однако мои пессимистичные прогнозы не оправдались. Вернувшись, по-прежнему довольная Бьянка сообщила, что баня свободна, и мы можем идти. Она прихватила для нас обеих сменную одежду и гребни; сказала, что всё остальное найдётся на месте в изобилии. На входе действительно стоял слуга, который пропустил нас без единого слова, почтительно поклонившись. Баня состояла из трёх помещений. Первое — небольшое, с широкой скамьёй, — предназначалось для раздевания и одевания. Здесь было довольно-таки жарко. Второе, самое главное, в сущности, и являлось баней. Здесь было очень просторно, жарко и влажно. Каменные скамьи вдоль стен и круглое каменное возвышение в центре комнаты, на которое, как оказалось, тоже полагалось ложиться. Камень был очень тёплым, но не настолько горячим, чтобы вызывать неприятные ощущения. На скамьях стояло несколько сосудов. В них полагалось набирать холодную или горячую воду, чтобы впоследствии обливать себя, сидя или лёжа на тёплом камне. В дальнем конце помещения располагалось два небольших бассейна: один, опять же, с холодной водой, другой — с горячей. Полагалось прыгать то в один, то в другой. Но лично я проявила упрямство и лезть в холодную воду отказалась категорически, ограничившись горячей. Чувствуя себя чистой и разомлевшей, я даже не хотела идти проверять, что так в третьем помещении, но Бьянка уж больно настаивала. Что и неудивительно, ведь, как оказалось, именно там находилось то, что не имело аналога в бане для слуг. Здесь обнаружилось ещё несколько совсем маленьких бассейнов — в таких можно было только сидеть, но никак не плавать. Все они были горячими. В одном бурлила вода. В другом вода была странного оттенка и имела довольно неприятный запах, но Бьянка уговорила меня туда влезть, объяснив, что это за счёт каких-то чрезвычайно полезных для кожи веществ. Словом, каждый бассейн оказался особенным и непохожим на все остальные. Из бассейна с бурлящей водой я просто не хотела выходить. Кажется, хоть что-то начинало примирять меня с жизнью на юге.