Глава 1

Карета остановилась перед громоздкими каменными ступенями, ведущими ко входу в замок. В последний раз надрывно скрипнуло многострадальное колесо, возвещая о том, что путешествие подошло к концу. Я расправила плечи, покрутила головой из стороны в сторону (шея основательно затекла), распрямила ноги настолько, насколько того позволяли размеры кареты. Оказывается, продолжительное сидение на одном месте может утомить куда сильнее тяжёлой работы. Особенно если оно сочетается с монотонной, выматывающей душу тряской.

А ведь я так ждала этой поездки. Боялась, конечно, не скрою, очень боялась, но и ждала тоже. Даже не знаю, которое чувство было сильнее. Желание покинуть пансион после четырёх невыносимо долгих лет, стряхнуть с ног его прах, было настолько всеобъемлющим, что притупляло даже страх перед неизвестностью. И поначалу я действительно получала удовольствие от поездки, сидя в карете в полном одиночестве, в кои-то веки без необходимости что бы то ни было из себя изображать, просто прильнув к окошку и жадно ловя глазами сменяющие друг друга пейзажи. Сперва были огромные пушистые луга, словно зелёная махровая ткань, местами украшенная заплатами из цветов — преобладали незабудки, розовый клевер, а также редкие в других графствах оранжевые маки. Высунув голову из окна, можно было увидеть далёкие силуэты гор, подёрнутые белёсой дымкой. Постепенно горы становились ближе, а луга сменились хвойным лесом, который впоследствии в свою очередь уступил место засеянным полям. Тогда я предположила, что мы приближаемся к пункту назначения, и в общем-то была права. Только не знала, что, даже приблизившись, ехать придётся почти целый час.

И постепенно, по мере того, как карета продвигалась через поля к деревням, а потом через деревни к городу, эйфория отступила, а на её месте поселилась тревога. Поначалу она едва заметно давила на сознание лёгким ненавязчивым фоном, но, стоило мрачному силуэту замка показаться из-за склона очередного холма, беспокойство стало буквально-таки пожирать меня изнутри. Что-то будет…

Я мотнула головой, стараясь разогнать собственные страхи. Вдруг всё окажется не так уж и плохо?

Меж тем слуга, посланный хозяином замка, чтобы привезти меня сюда из пансиона, спрыгнул с козел, где всё это время ехал рядом с кучером, и отворил мою дверь. Опираясь на поданную им руку, я пригнула голову и шагнула на ступеньку, а уж с неё спустилась на землю. Не сказав ни слова — он вообще был неразговорчив, — слуга захлопнул дверцу и направился к задней части кареты, где был привязан сундук с моими вещами. Я проводила его взглядом. Этот человек казался мне немножко странным: крупный, широкоплечий и при этом несколько несуразный, весь какой-то…квадратный. Квадратным казалось и туловище, и даже голова, обрамлённая светло-рыжими волосами. Впрочем, может быть, ничего несуразного в слуге и не было. Просто за годы жизни в пансионе я успела почти забыть, как выглядят мужчины…

Эта мысль заставила меня снова вспомнить о главном мужчине, обитавшем в этом замке, к которому меня собственно только что и привезли. Руки начали едва заметно дрожать. Спокойно, Николь, спокойно. Ты его ещё даже ни разу не видела. Настраивайся на лучшее. Он может оказаться умным и приятным в общении. И даже привлекательным внешне. Кто знает? В конце-то концов, не зверем же был мой отец, пусть он и не горел желанием особенно часто видеть свою дочь. Мир его праху… Не мог же он распорядиться в своём завещании, чтобы меня отдали в жёны кому-то совсем уж ужасному?

Эту мысль я повторяла в голове, как молитву, последние несколько дней, и с каждым разом верила в неё всё меньше. Кто вообще знает, что взбрело в голову моему отцу? Да простят меня боги, я знаю, нельзя так думать о мёртвых. Но вот так вот взять — и завещать свою дочь постороннему человеку — поступок мягко говоря нестандартный. И вряд ли можно было рассчитывать, что он приведёт меня в восторг.

— Прошу вас, госпожа. Виконт вас ждёт.

С сундуком слуга выглядит ещё более несуразно, но его голос звучит настойчиво, почти повелительно. Или мне только так кажется? В любом случае я покорно киваю и медленно шагаю следом за ним к каменным ступеням. Несколько человек столпились на пороге специально для того, чтобы поглазеть на меня. В этом не может быть никаких сомнений, поскольку именно этим они и занимаются: глазеют. Безо всякого стеснения, совершенно не скрывая своего интереса. Наверное, обсуждали меня последние несколько дней и теперь высыпали посмотреть, совпадаю ли я с образом, который они рисовали в ходе разговоров… И я не выдерживаю, опускаю взгляд, хотя и знаю, что так нельзя, что правильно себя поставить необходимо с самого начала. Жаль, что как раз этому-то нас в пансионе и не учили. Готовили, напротив, быть смиренными, робкими и покорными. Впрочем, и этому я тоже не научилась, но во всяком случае научилась таковой притворяться. Лицемерие — главный урок, который необходимо постичь, чтобы жизнь в религиозном учебном учреждении оказалась сносной.

Слуги расступаются, хоть и в самый последний момент, но без каких-либо стараний с моей стороны. Я прохожу внутрь. Передо мной — просторный зал вытянутой формы. Впереди и чуть справа — каменная лестница, которая уводит вверх, на следующие этажи. В зале холодно и полутемно. На свечах он, что ли, экономит, этот виконт? Может быть, в таком случае, я именно для того ему и понадобилась — чтобы поправить плачевное финансовое положение? Всё-таки приданое у меня совсем неплохое.

Высокие витражные окна из цветного стекла. Казалось бы, красиво, но тона какие-то тоскливые, и краска с трудом пропускает внутрь солнечный свет, добавляя помещению мрачности. В центре зала опять толпятся слуги, но эти уже рангом повыше. Они тоже смотрят на меня с нескрываемым интересом, а некоторые периодически перешёптываются. Я же стою перед ними в нескольких шагах от порога и испытываю почти непреодолимое желание развернуться и выбежать за дверь. Но прекрасно понимаю: бежать мне некуда, а, стало быть, вернуться всё равно придётся, и тогда будет только хуже. И потому продолжаю тупо стоять, ожидая, когда появится хозяин замка.

Не выдержав, опускаю глаза и вижу собственные ноги, вернее, скрывающую их юбку, синюю в белую полоску, достаточно длинную, чтобы быть пристойной, но в то же время и не в пол. Юбки в пол считаются нескромными, поскольку, как нам объяснили в пансионе, привлекают излишнее внимание мужчин. Вот я и стою здесь в своём ужасном ученическом наряде, в целомудренной белой рубашке, верхняя пуговица которой давит на горло, так, что даже дышать тяжело, и в нелепой юбке, которая совершенно невыгодно режет ноги…

А заодно потихоньку приглядываюсь к собравшимся передо мной людям, хоть и значительно менее откровенно, чем они разглядывают меня. Вон тот невысокий мужчина справа, вернее всего, дворецкий, а вот этот, в характерной куртке, наверное, главный лесничий. Рыжеволосая женщина дет двадцати пяти что-то зашептала на ухо своей соседке, и обе бросают на меня насмешливые взгляды. Не могу определить её должность. Вторая — точно горничная, но рыжеволосая одета не по форме; на ней чрезвычайно нескромное платье вызывающе красного цвета. Совершенно вопиющее непотребство. Интересно, а мне позволят тоже носить что-нибудь подобное?..

Я всё-таки не выдерживаю их взглядов, которые, как мне кажется, делятся на насмешливые и враждебные. Но всё время смотреть в пол тоже нельзя, и я делаю вид, будто чрезвычайно заинтересовалась висящим на стене гобеленом. Работа действительно очень искусная, а рисунок хорошо мне знаком. Знаменитое изображение религиозной тематики: "Святой Веллир силой мысли убивает дракона". Это лишь одна из целой серии подобных картин: "Святой Веллир силой мысли побеждает демона", "Святой Веллир силой мысли разводит огонь", и прочая, и прочая. Я улыбаюсь уголками губ: припомнился альбом с карикатурами, который девчонки как-то раз отыскали в одной из спален между днищем кровати и матрасом. Видимо, рисунки были выполнены и спрятаны одной из прежних учениц пансиона. Помимо традиционных изображений там были добавлены ещё два: "Святой Веллир силой мысли лишает святую Катильду девственности" и "Святой Веллир силой мысли зачинает святой Катильде ребёнка". Улыбка слетает с моих губ: тех двух девочек, которых застали с этими рисунками, потом били по рукам розгами. И делали это публично, прекрасно понимая, что посмотреть карикатуры успели все. Бить всех не станешь, но и устрашение тоже работает неплохо.

Громкие шаги, раздающиеся откуда-то сверху, возвещают о прибытии новых действующих лиц. Вместе со слугами я поднимаю взгляд, чтобы встретить глазами тех, кто спускается по лестнице. От страха всё деревенеет внутри. Спустились двое мужчин. Один не то помощник, не то секретарь, или кто-то ещё в этом роде. Но всё моё внимание приковано ко второму.

Виконт Дамиан Телбридж сошёл с лестницы и шагнул в моём направлении. Слуги почтительно расступились. Он остановился в нескольких шагах от меня и тоже разглядывает, откровенно изучающе. И молча. Господи, да он же годится мне в отцы! Не иначе, драгоценный папочка так давно не видел свою дочь, что просто забыл, сколько ей лет, когда надумал подобрать жениха. А ей, между прочим, не более, чем семнадцать! Простите меня, боги, я знаю: нельзя так о покойнике.

Возраст — это ещё полбеды, но он и впечатление производит чрезвычайно отталкивающее. Мрачный, угрюмый. В глазах ни тени приветливости. Только отчуждённость и почти что осуждение, словно он заведомо обвиняет меня в тех грехах, которые я не успела ещё совершить, но непременно совершу в будущем. Губы плотно сжаты. Никакого намёка на улыбку; наоборот, уголки губ опущены книзу. Чёрные волосы, тёмная одежда, бледное лицо. Цвет глаз я не разглядела: здесь темно, да я и не решаюсь смотреть ему прямо в глаза. От всего облика веет холодом. И у меня всё рушится внутри.

Нет, я не такая уж глупая и наивная, хоть и прожила несколько последних лет, запертая в пансионе. Я не романтик и вовсе не ожидала, что между мной и женихом внезапно вспыхнет большое и светлое чувство. На любовь я не рассчитывала, но надеялась на что-то немного более скромное. Дружба? Уважение? А этот человек, кажется, испытывал ко мне лишь неприязнь. И я его уже боялась.

— Леди Вероника Фостер?

Вопрос задан таким тоном, что хочется вытянуться по струнке и по-солдатски крикнуть "Я!". Но я просто молча киваю, внутри и без того уже чувствуя себя натянутой струной.

Он снова оглядывает меня, как будто только что узнал что-то новое. Заговаривать повторно не спешит. Слуги перешёптываются, косясь в мою сторону с откровенной насмешкой. Не иначе ему нравится держать меня в нынешнем идиотском положении.

— Приветствую вас в замке Телбридж.

И на том спасибо.

— Благодарю вас, виконт.

Хотела ответить громко, но голос не слушается, и получилось едва слышное бормотание.

— Простите, милорд, куда прикажете доставить это?

Сопровождавший меня слуга успел ещё раз сбегать к карете и теперь вернулся, держа в руке совсем маленький сундучок. Моё приданое. Маленький-то он маленький, почти шкатулка, но под завязку набит драгоценными камнями. Я видела. И он, виконт Телбридж, тоже прекрасно понимает, что это такое. Небось сундучок подробно описан в одном из тех писем, что мой отец отослал ему перед смертью.

— Отнесите в сокровищницу.

Голос звучит холодно, почти равнодушно, будто ему нет до приданого никакого дела. Ага, так я тебе и поверила. Если тебе нет дела ни до меня, ни до приданого, тогда с какой бы стати я здесь оказалась?

— Ивонна!

На этот раз голос хозяина замка звучит повелительно. Из группы слуг выступает невысокая, очень старая женщина. Она сутулится так сильно, что выглядит почти горбатой.

— Да, господин.

Когда старуха склоняет голову, кажется, что ещё чуть-чуть — и она согнётся пополам.

— Познакомьте миледи со слугами, а затем проводите в её покои. Помогите ей обустроиться и объясните правила поведения в этом доме. Меня не беспокоить.

Последний взгляд в мою сторону. Он смотрит, слегка прищурившись, затем разворачивается и отправляется вверх по лестнице туда, откуда пришёл. Помощник следует за ним.

Ну, вот и всё. Познакомились. Теперь хоть прямиком под венец.

Ивонна действительно представила мне слуг. Не всех, конечно. Тех, кто находился сейчас в зале. Дворецкий, коннетабль, горничная, повариха. Сама Ивонна была ключницей. Амандина — женщина в вызывающем красном платье — оказалась экономкой, чем основательно поколебала мои представления о людях этой профессии. Отчего-то мне казалось, что экономка должна быть женщиной лет сорока или пятидесяти, сухощавой, с бледным цветом лица и прилизанной причёской. Амандина с этим образом никак не вязалась. Впрочем, что я знаю об экономках? У нас дома мама сама занималась ведением хозяйства.

Я была так напряжена, что имён остальных слуг не запомнила. Потом Ивонна повела меня вверх по ступенькам на второй этаж и там, открыв тёмно-коричневую дверь в конце коридора, пропустила вперёд себя в одну из комнат. Мои покои мне на первый взгляд понравились. Здесь, в отличие от располагавшегося внизу зала, было светло. Единственное окно было самым обыкновенным, без витража, и довольно большим, а потому солнечный свет проникал сюда беспрепятственно. Кроме того, на столе и стенах было несколько медных канделябров, а на полке обнаружилось много запасных свечей. По-видимому, я всё-таки ошиблась насчёт экономии: этого добра в замке было предостаточно. И на том спасибо: хоть почитать можно. Книги, кстати сказать, тоже были в избытке, что несказанно меня порадовало: ими были уставлены несколько полок, а с десяток не уместившихся даже лежали поверх других. В первый раз за всё время я испытала к виконту чувство, похожее на благодарность.

Пока горничная разбирала мои вещи, ключница просвещала насчёт "правил поведения в этом доме". У старухи не хватало нескольких зубов, и в её скрипучем шамканье невозможно было различить интонации, которые хоть что-то говорили бы о её чувствах или настроении. Испещрённое морщинами лицо тоже было лишено выражения, так, по крайней мере, мне казалось.

— В замке следует соблюдать тишину, — говорила ключница, не отрывая от меня цепкого взгляда. — Господин виконт не любит шума, суматохи и беспорядка. Господина виконта не следует беспокоить по пустякам. По вечерам он обычно проводит несколько часов в библиотеке. Тревожить его в это время запрещается категорически.

Ну и ладно, не очень-то и хотелось. У меня вот и собственных книг навалом, так что идти в библиотеку мне не понадобится ещё долго.

— По ночам господин виконт часто поднимается в северную башню, — продолжала Ивонна. — Входить туда нельзя ни при каких обстоятельствах.

— По ночам? — изумлённо переспросила я.

— Иногда и по вечерам. Но всё больше по ночам.

Ключница говорила таким тоном, словно для господ это было обычное дело — вместо того, чтобы спокойно спать у себя в опочивальне, шляться ночью по башням. Зачем ему это нужно? Разумеется, во мне сразу пробудился нешуточный интерес. Захотелось немедленно пробраться в эту башню и хоть одним глазком взглянуть, что же там такого притягательного, что может столь успешно конкурировать с собственной подушкой. Но я не настолько глупа и умею контролировать свои желания. И, ясное дело, ни в какую башню не пойду, ни сейчас, ни впоследствии. Запрещено, значит, запрещено. Моё положение и так незавидное, к чему усугублять его ещё больше?

Должно быть, удивление всё ещё было написано на моём лице. У меня живая мимика, тут ничего не попишешь, хотя при известных обстоятельствах это большой недостаток. Старуха глядела теперь как-то по-другому, по-моему, с жалостью.

— А вообще, миледи, если я могу позволить себе дать вам совет… Будет лучше вам и вовсе не беспокоить господина виконта без крайней необходимости, — прошамкала она.

Именно так я и поняла. В сущности все правила поведения сводились исключительно к этому. Не беспокоить, не тревожить, не шуметь, не мелькать перед глазами. Всё предельно ясно. Непонятно только одно: зачем вообще господину виконту жена? Слуги — ладно, это как раз неудивительно. Кто-то же должен поддерживать комнаты в чистоте, наводить порядок, готовить еду, чтобы господину виконту не приходилось заботиться о столь приземлённых вещах. А впрочем, может, и жена нужна ему для того же? Чтобы не приходилось задумываться о физиологических потребностях? Ну, дабы они не препятствовали спокойному сидению в библиотеке и — по ночам — в северной башне? От этой мысли меня передёрнуло. Я вообще очень плохо представляла себя в постели с мужчиной, а уж с виконтом… Охраните, боги! Впрочем, здравый смысл с неумолимой прямотой подсказывал: не охранят.

— Хорошо, Ивонна, я учту ваш совет.

Я говорила уважительно, но в то же время постаралась своим тоном дать понять, что ничего не обещаю и все решения буду принимать самостоятельно. Получилось ли? Не знаю.

Я обернулась на горничную; та продолжала сосредоточенно раскладывать вещи. Что там так долго раскладывать? У меня и вещей-то почти нет. Всего несколько платьев всё того же ученического фасона, да ещё и старых. Стыдоба. Но в школе с одеждой было не разгуляться. Не из финансовых соображений, нет. Просто так в нас воспитывали скромность.

— В какое время спускаются к завтраку? — спросила я, снова оборачиваясь к старухе.

Та бросила на меня какой-то странный взгляд. Неловкий, что ли? Но голос её во время ответа не дрогнул.

— Еду вам будут доставлять в ваши покои. Вы можете распорядиться, чтобы её приносили тогда, когда вам это удобно.

Ещё лучше. Стало быть, виконт не собирается со мной встречаться даже во время трапезы. Весьма оригинальные правила. По общепринятым нормам хозяин замка завтракает, обедает и ужинает в обществе не только членов семьи и дальних родственников (если последние проживают на его территории), но и слуг высшего звена. Однако похоже на то, что виконт намерен, насколько это возможно, привязать меня к этой комнате. Спасибо, что пока не физически.

Горничная закончила, наконец, возиться с вещами, отодвинула к стене опустевший сундук и, стараясь не привлекать к себе внимания, как и положено служанке, выскользнула из комнаты. Ивонна тоже собралась уходить.

— Желаете, чтобы я прикрыла окно? — спросила напоследок она.

— Нет, — устало мотнула головой я. — Оставьте, как есть.

— Хорошо, миледи. Только будьте осторожны, не простудитесь на сквозняке.

Я провожала ключницу взглядом, пока она, сгорбившись, выходила из комнаты.

Не простужусь. Я вообще никогда не болею.

Оставшись, наконец, одна, я встала, опираясь обеими руками о спинку стула, и с шумом выдохнула воздух. Потом взяла с полки выложенный служанкой гребень и подошла к зеркалу. Оно висело на стене — кусок стекла овальной формы в массивной чёрной раме. С той стороны на меня смотрело измождённое лицо запуганной девочки. Не так чтобы высокой, но и не субтильной. Лишнего веса у меня нет, но кость широкая, что время от времени заставляло меня комплексовать, сравнивая своё отражение с идеально тонкими фигурами некоторых девочек. Большая грудь тоже заставляла отчаянно комплексовать. Учительница Ариадна, очень строгая и чопорная жрица, хмурилась и говорила, что это большой недостаток, ибо привлекает внимание мужчин и вызывает в них плотские чувства. Правда, Учительница Литана, более молодая и более мягкая, потихоньку говорила, что большая грудь — это, наоборот, хорошо, поскольку означает, что у меня вернее всего будет много молока после родов. Дескать, для жриц эта сторона вопроса значения не имеет, потому Учительница Ариадна её и не учла. Меня отчего-то не приводили в восторг ни упрёки последней, ни подбадривание Литаны.

Зато насчёт моих глаз мнение было единодушным. Зелёные глаза — это от демонов, и потому они являются признаком греховной сущности. Единственное, что могло слегка компенсировать такой недостаток, — это моё имя, вернее, первая его часть. Девушка, имя которой начинается со слова "вера", не может быть совсем безнадёжной. Вот только жрицы не знали, что я не воспринимаю себя как Веронику, а я не спешила их на этот счёт просвещать. Мой отец был бароном, и в силу каких-то завороченных дворянских правил его дочь, пусть и незаконную, следовало назвать именем, которое начиналось бы на букву "В". Так и появилась Вероника, но мама всегда называла меня Ника или Николь. И только когда, после её смерти, я попала в пансион с лёгкой руки отца, имя, данное при рождении, всплыло снова.

Лицо круглой формы обрамляют тёмно-коричневые, распущенные для разнообразия волосы. Ни длинные, ни короткие. Никакие. Короткие стрижки начали входить в моду ещё до того, как я попала в пансион, но в ультра религиозной среде они считались неприемлемыми: женщина не может одеваться или стричься наподобие мужчины. Когда же мои волосы отрастали достаточно длинными, что мне весьма нравилось, они начинали потихоньку виться. Это тоже не поощрялось, как, впрочем, и всё излишне женственное. Так что стоило моим волосам отрасти чуть больше, чем было подобающе с точки зрения Учительницы Ариадны, как ко мне вызывалась девушка, которая занималась стрижками. Всё лишнее немилосердно отстригали большие грубоватые ножницы. А то, что оставалось, тщательно прилизывалось на голове и собиралось в тугой хвостик. Собственно, именно с такой причёской я и приехала сюда.

Отступив от зеркала, я ещё раз огляделась. Снаружи постепенно темнело; окно выходило на запад, и, высунувшись из него, я увидела закат, алеющий над силуэтами гор. Красиво. Насладившись подаренным природой зрелищем, я пробежала взглядом по кровати, столу, стульям и полкам. Быть может, всё не так уж и плохо. Во всяком случае, здесь, в отличие от школы, у меня есть своя собственная комната. К тому же в моём распоряжении масса книг.

Я в предвкушении подошла к полкам и принялась просматривать корешки. По мере того, как я это делала, выражение лица становилось всё более мрачным. Настроение стремительно падало с каждым новым названием. "Житие святого Веллира", "Псалмы и молитвы", "Пятьдесят восемь способов искупить грехи", "Как стать безгрешной женщиной", "Демоны и борьба с ними", "Мода для скромниц", "Сто величайших жрецов всех времён", "Сто величайших жриц всех времён", "Инструкции по применению пояса верности", "Целомудрие для чайников", "Проповеди святого Иттара". Последнее произведение — в двенадцати томах.

Я тихонько зарычала, сжав руки в кулаки. Он что, издевается, что ли? Или просто тонко намекает на то, какой я должна быть скромной и набожной? Так я и без него это знаю, в меня эту науку без малого четыре года впихивали всеми возможными способами! В том, что я оказалась не слишком подходящим сосудом для подобного материала, Учительницы не виноваты. Они искренне старались. А я быстро научилась делать вид, что жадно ловлю каждое их слово. И искренне верю всему, чему нас обучают. Что нельзя нравиться мужчинам, что зелёные глаза от демонов, что главное украшение девушки — скромность, что чтение любой литературы, кроме религиозной, развращает. И, позволяя себе сжимать до скрежета зубы лишь по ночам, ждала, как когда-нибудь выйду из этого закостенелого пансиона во внешний мир, будто из склепа на свет. И вот дождалась. Вышла.

Какое-то время я всё-таки потратила на чтение. Скрепя сердце, выбрала изо всей имевшейся литературы жизнеописание святого Гастона, понадеявшись, что книжка худо-бедно сойдёт за роман. За роман она, возможно, и сошла, но только за очень скучный. Поэтому чтение мне быстро надоело, к тому же за окном окончательно стемнело, и глаза постепенно устали вылавливать буквы при свете свечей. Я отложила книгу и решила немного пройтись по замку.

Да, конечно, мне было велено не беспокоить виконта и не путаться у него под ногами. Но ведь запрета на выход из комнаты не было, верно? Сейчас виконт скорее всего находится в библиотеке. Туда я, так и быть, не пойду, хоть и хотелось бы, конечно, подыскать себе более нормальное чтиво. А может, в замке нормальных книг и нет?.. Ещё он может оказаться в северной башне, туда я не стану наведываться тем более. Просто немного осмотрюсь, и сразу же назад. А если увижу виконта, постараюсь быстренько нырнуть в тень, чтобы он меня не заметил.

Так я и сделала. Действительно вышла из своих покоев. И действительно увидела виконта. Я успела пройти совсем недалеко: добралась от своей двери до лестницы. И услышала, как кто-то поднимается по ступенькам. Ещё не зная, кого именно увижу, на всякий случай спряталась за той частью лестницы, что вела на следующий этаж. А спустя секунду услышала голоса.

— Как насчёт массажа?

Это женский голос.

— Чудесная идея.

Мужской.

— Надеюсь, она к нам не ворвётся?

— Брось, с чего бы это?

Когда шаги стали постепенно удаляться по коридору, я осторожно выглянула из-за ступенек. Узнать этих двоих не составило труда. Виконт и Амандина. Они шли рядом, он держал руку у неё на талии. Возле входа в одну из первых комнат они остановились, виконт толкнул дверь, потом притянул экономку к себе и поцеловал в губы. А затем затащил её внутрь. Я успела услышать женский смех, прежде чем дверь захлопнулась. Должно быть, это была её спальня. Его покои располагались в совсем другой части коридора.

Я на цыпочках вышла из-за лестницы. Щёки пылали так, словно это меня только что застукали в объятиях мужчины. Медленно, стараясь двигаться как можно более бесшумно, я возвратилась в свои покои и, закрывшись, прижалась спиной к двери.

Обуревавшие меня чувства были весьма противоречивыми. С одной стороны, я радовалась тому, что для удовлетворения физических потребностей у виконта есть в замке другая женщина. Это оставляло шанс на то, что он не будет слишком сильно интересоваться на этот счёт моей персоной. Если не будет интересоваться вообще, то тем лучше. С другой стороны, сколь это ни глупо, я чувствовала себя глубоко уязвлённой. Как бы то ни было, я всё-таки его невеста. И я только что приехала в замок. А он уже изменяет мне прямо здесь с экономкой, не слишком-то при этом и шифруясь? Да, знаю, нас всему этому учили. Измена есть грех в любом случае, но изменившую ему жену муж вправе выпороть плетью, а в случае повторной измены обойтись с ней и покруче, в то время как обманутой жене остаётся лишь покорно сносить свалившиеся на неё тяготы. Но это несправедливо! И он хотя бы ради соблюдения приличий мог проявить ко мне немного большее уважение!

И, наконец, помимо всего прочего, я недоумевала. И в очередной раз мучилась вопросом: зачем??? Зачем я понадобилась виконту? С какой стати он надумал взять меня в жёны? Я совершенно лишняя здесь, в замке, и это было протранслировано мне всеми доступными способами. Об этом нашёптывал гуляющий в коридорах ветер, об этом угрюмо молчали холодные камни, и, как я теперь понимала, об этом же всю дорогу надрывно скрипело то многострадальное колесо. А то, чему я стала свидетельницей сейчас, просто явилось последним подтверждением. Мне некуда идти и остаётся только смириться. Но, во имя богов, зачем???

 

Глава 2

На следующий день я совершила ещё две вылазки. Отыскала библиотеку — хотя заходить туда не решилась, — обнаружила обеденный зал, приёмную, тренировочный зал и выход в сад. Виконта, к счастью, не встретила и впервые за этот день увидела его, когда он сам пришёл ко мне в покои.

Он постучался и даже благородно дождался, пока я дам разрешение войти. В тот момент я сидела на стуле, но, увидев, кто именно нанёс мне визит, сразу же вскочила на ноги.

Одет виконт был по-другому, но снова в тёмные тона. Пока он оглядывал комнату, я украдкой смотрела на него самого. Чёрные волосы не длинные, но для мужчины и не короткие, лицо всё такое же бледное; должно быть, это его обычный цвет; взгляд по-прежнему отчуждённый и несколько напряжённый.

— Обустроились? — произносит он, наконец, снова оборачиваясь ко мне.

Я сразу же отвожу глаза.

— Да, благодарю вас.

— Хорошо.

Он снова молчит. Должна ли я предложить ему сесть? С другой стороны, что он, стесняется, что ли? Виконт ведь, в отличие от меня, находится в собственном замке. Эдак я могу ему предложить чувствовать себя, как дома! Так что я просто продолжаю стоять, а он даже не думает садиться.

— Здесь есть всё, что вам требуется? — снова спрашивает он.

— Да.

— У вас есть какие-нибудь претензии? Что-то не устраивает? — продолжает он и в ответ на мой удивлённый взгляд уточняет: — Работа горничной, стряпня поварихи, что-нибудь ещё?

Я энергично мотаю головой.

— Нет-нет, меня всё устраивает.

— Хорошо.

Он произносит это таким тоном, что мне становится вполне очевидно: попробовала бы я только предъявить претензию, и быстренько бы об этом пожалела.

В этот момент мне становится страшно. Мы стоим совсем близко друг к другу, на расстоянии всего в несколько шагов, в закрытой комнате, и я вдруг остро осознаю, что нахожусь целиком и полностью во власти этого человека, который до сих пор ни разу мне даже не улыбнулся. В сущности он ведь может сейчас сделать со мной абсолютно всё, что угодно. И никто потом с него не спросит. А если я стану жаловаться, так меня же ещё за это и накажут. И если он меня сейчас не обидит, так это только потому, что у него не возникает такого желания.

Я испытываю чувство облегчения, когда виконт поворачивается к двери и собирается уходить, но напоследок он задаёт ещё один вопрос:

— Есть что-нибудь, что вам нужно?

Я не хочу оттягивать его уход и боюсь о чём-либо просить, но понимаю, что это надо сделать. Кто знает, когда ещё хозяин замка "осчастливит" меня своим присутствием?

— Сказать по правде, да, — признаюсь я. — У меня… мне не хватает некоторых личных вещей. Кое-что из того, что я использовала в пансионе, не подходит для… обычной жизни. Могу ли я где-нибудь купить недостающие вещи?

— Понимаю. Разумеется. Каждую среду на главной городской площади проходит ярмарка. Там вы сможете купить всё, что нужно. И вам вовсе не обязательно обращаться с такими вопросами ко мне. Ивонна всё отлично уладит. Что-нибудь ещё?

Я поднимаю на него напряжённый взгляд. Неужели сам не понимает? Это же унизительно, в конце концов! Но приходится перебороть себя и сказать:

— У меня нет денег.

К лицу снова приливает краска. Чёрт побери, а почему я, собственно говоря, так смущаюсь? Я ведь не бесприданница! Да любого камушка из тех, что щедро переправил виконту мой отец, хватило бы на шикарный новый гардероб. Я ведь не виновата, что папа даже не подумал о том, чтобы оставить мне самой на расходы хоть самую малость.

— Можете об этом не беспокоиться. Составьте список того, что вам нужно купить, и передайте мне его через Ивонну. Я выдам ей необходимую сумму. Это всё?

— Да.

— Отлично. В таком случае спокойной ночи.

Долее не задерживаясь, виконт вышел и закрыл за собой дверь. Я осталась стоять на месте, сцепив руки. "Составьте список"! И что мне прикажете в этот список вносить? Нижнее бельё? Ночные рубашки? Глаза начали увлажняться, то ли от обиды, то ли от отчаяния, но я сжала зубы и остановила слёзы.

А потом всё-таки села и принялась составлять список. Как следует подумав, решила обнаглеть и включить в него целых два платья. На первых порах в придачу к старой одежде мне хватило бы и одного, но я рассчитывала, что выделенные на второе платье деньги можно будет использовать на покупку интимных вещей, перечислять которые перед виконтом я не находила возможным.

Солнечные лучи тревожили холодность стен, проникая в коридор через узкие распахнутые окна и нарушая тем самым мрачную атмосферу замка. Я уже почти привычно прогуливалась по этажу. Такие вылазки стали чуть ли не единственным моим развлечением. Проходя мимо лестницы, я услышала доносившиеся снизу голоса и, против обыкновения, решилась спуститься.

Определить, где именно находятся говорящие, не составило труда: дверь в небольшую, уже знакомую мне комнату с круглым дубовым столом была распахнута настежь. То, что я слышала, было непохоже на болтовню слуг. К тому же один раз из комнаты вполне отчётливо прозвучал голос виконта, и повелительных ноток в этом голосе не было. Стало быть, если он и не говорил с равными, то во всяком случае не отдавал приказы. Возможно, в замке гости?

Мне стало любопытно. Да и чего ещё можно было ожидать от семнадцатилетней девочки, и без того любознательной, а в последние дни ещё и оказавшейся в полном одиночестве? Я подошла поближе.

— Так вот, заднее колесо телеги застряло между камнями мостовой, — говорил незнакомый мне мужчина, сидевший к двери спиной. — Сколько возница ни старался, сдвинуться с места не мог.

— До чего же плохо там должны были мостить улицы, — заметил виконт, прежде чем протянуть руку к стоявшему на столе кубку.

Слуга услужливо подлил ему вина из кувшина, который держал в руке.

— Да, это правда, — рассмеялся мужчина. — Тамошний градоначальник старался как можно больше денег положить себе в карман, и это сказывалось на состоянии городка.

— А что же, барона это устраивало? Или ему тот городок был безразличен?

Это кастелян, он управляет всеми делами в замке в отсутствие виконта. Если я правильно помню, он дворянин, только безземельный; для таких подобная должность — один из лучших возможных выходов.

Я решилась подойти немного ближе. Может быть, на меня наконец-то обратят внимание? Глядишь, даже пригласят присоединиться?

Внимание обратили. На мою голову.

— Леди Фостер? — Виконт смотрел, как всегда, хмуро. — Вам что-нибудь нужно?

Я снова почувствовала, что теряюсь, как и всегда в его присутствии.

— Нет.

Я качнула головой, одновременно вжимая её в плечи.

— Вас что-то заинтересовало в нашем разговоре?

Если судить по его тону, это было бы страшным грехом с моей стороны.

— Нет-нет, я просто проходила мимо.

— В таком случае не смею вас задерживать.

Я быстрым шагом устремилась прочь, прилагая неимоверные усилия, чтобы не побежать, прижимая руки к пылающим щекам. Остановилась возле очередного окна, распахнула его и, опираясь руками о подоконник, высунулась наружу, подставляя лицо порывам ветра. Полностью поглощённая собственным унижением и попытками сдержать слёзы, я даже не услышала, как кто-то подошёл ко мне совсем близко.

— Госпожа Фостер?

Я обернулась, торопливо утирая глаза. Тот самый мужчина, что сидел за столом вместе с виконтом и кастеляном. На вид ему года двадцать три — двадцать четыре, русые волосы и светло-серые глаза, приятное лицо, выражение которого, как это ни странно, кажется доброжелательным. Впрочем, мне трудно в это поверить, поскольку от доброжелательности я успела окончательно отвыкнуть. Вернее всего, это просто игра света и тени.

— Отчего вы не присоединились к нашему обществу?

Издевается? Я хмуро взглянула ему в глаза. Вроде бы нет. Как это ни смешно, создаётся впечатление, что он задал вопрос вполне искренне.

— Не хотела вмешиваться в мужской разговор, — мрачно ответила я. — И вообще, почему вы думаете, что это было бы мне интересно?

— Вам, наверное, не было бы, — с сожалением признал мужчина, — зато мы бы со своей стороны выиграли. Вы знаете, насколько скучными бывают мужские разговоры в отсутствие женщин?

Я против воли улыбнулась сквозь снова подступившие слёзы.

— Интересно, откуда, по-вашему, я могла бы это знать? Если эти разговоры ведутся в отсутствие женщин и, следовательно, не при мне?

— Действительно, — виновато рассмеялся он. — Я как-то об этом не подумал.

Хитрец. Всё ты подумал. И нарочно так сказал, чтобы меня развеселить.

— Я совершенно забыл представиться, — воскликнул он, хлопнув себя по лбу. — Простите мою невежливость. Эдмонд Лиер, здешний лекарь.

— Очень приятно. Вероника Фостер.

— Рад знакомству. Вы ведь невеста господина виконта?

По моему лицу снова пробежала тень. Невеста, ага. Хотя уже не терпится стать вдовой.

— Да, — коротко кивнула я.

— Очень рад.

Чему? Знакомству? Или тому, что я — невеста?

— Давно вы приехали? — продолжил расспросы лекарь.

— Позавчера.

— Вот как! А откуда? Если, конечно, не секрет.

Я снова улыбнулась. Какие тут секреты?

— Сейчас — из женского пансиона Слеза Рейи. А вообще я родом из Мэйриджа.

— Не может быть! — обрадовался он. — Я жил когда-то совсем недалеко оттуда, милях в десяти. А откуда именно из Мэйриджа?

— Поместье Вестхолл. Мы жили там с моей матерью.

— Никогда там не бывал, но название на слуху. А пансион? Вы долго там учились?

— Четыре года.

Эдмонд взглянул на меня как-то странно. Удивлённо? Недоверчиво?

— И как вам там понравилось? — осторожно спросил он.

Следовало, конечно, соблюдать приличия и, мило улыбнувшись, ответить "Спасибо, хорошо". Но моя нервная система за последние несколько дней успела основательно расшататься. И потому, плюнув на правила этикета, я выпалила:

— Совершенно не понравилось.

Пускай теперь считает меня неблагодарной безбожницей, без должного уважения относящийся к тем, кто денно и нощно заботился о её физическом и, что куда более важно, духовном благе. Мне всё равно.

Но, совершенно неожиданно для меня, Эдмонд сказал:

— Ничего удивительного! Моя троюродная сестра провела в подобном заведении всего-то полгода, так она до сих пор вспоминает об этом времени как о кошмарном сне.

— А что случилось спустя полгода? — поинтересовалась я.

Он рассмеялся.

— Она не выдержала и оттуда сбежала. Пришлось её родителям с этим смириться. Хотя они так и не смогли получить обратно ни гроша из тех денег, которые заплатили за её обучение, а ведь платили за целый год! Но дело-то в том, что тот пансион по сравнению с вашим — просто увеселительное заведение. Я слышал про Слезу Рейи, это самый строгий пансион в королевстве.

— Не знаю, возможно, — пожала плечами я. Если и так, значит, это ещё один повод быть благодарной моему отцу, упокойте, боги, его душу. — В любом случае, у вашей троюродной сестры имелось несомненное преимущество: ей было куда бежать. А у меня и у многих других такой возможности просто-напросто не было.

Эдмонд сочувственно покачал головой.

— Но в таком случае вы, должно быть, очень счастливы, что наконец-то вырвались оттуда.

— Да, очень счастлива, — мрачно кивнула я, но на сей раз вдаваться в подробности своих подлинных чувств не стала.

Он прищурился, словно поняв, что я чего-то недоговариваю и пытаясь прочитать по моему лицу то, что не было доверено устам.

— Что ж, боюсь, мне пора идти, — сказал он затем с сожалением, которое казалось искренним. — Очень рад знакомству. Надеюсь, мы с вами скоро встретимся. Я не живу в замке, но бываю здесь очень часто.

— А что, разве виконт болен? — оживилась я.

Уж очень хотелось узнать о его тяжёлом недуге и ожидающейся в скором времени кончине. Но увы.

— Если виконт и болен, то мне об этом ничего не известно, — улыбнулся Эдмонд. У него была очень обаятельная улыбка. — Он ни разу не прибегал к моим профессиональным услугам. А вот слуги болеют постоянно. Дворецкий, коннетабль, оружейник, горничные.

Но уж точно не экономка, мрачно подумала я. И действительно, её лекарь не упомянул.

— Но вы не беспокойтесь, — поспешил исправиться он. — Не думайте, будто замок полон тяжело больных, от которых недолго чем-нибудь заразиться. Ничем таким уж серьёзным все эти люди не страдают. Просто, — он хитро прищурился, — людям нравится внимание врачей.

Он подмигнул мне, и я усмехнулась. О страхе речи и не шло. Заразиться я не боялась, поскольку такое никогда со мной не происходит. Я даже не знаю, что такое простуда, не говоря уж о более серьёзных недугах.

А между тем Эдмонд протянул мне алый цветок на коротком стебле. Сперва я удивилась, но потом рассмеялась, сообразив, что он попросту успел вытащить этот цветок из стоявшей неподалёку вазы.

— Удачи на тяжёлом поприще! — пожелала ему я.

— Спасибо! — ответил он, обернувшись ко мне уже на ходу. — Она непременно мне понадобится!

В тот день моё настроение существенно повысилось.

Ярмарка ошеломила меня многообразием людей, товаров, красок и запахов. Только теперь я поняла, насколько, оказывается, не просто отстала от жизни, а вообще забыла, что это такое — жизнь. Настоящая, бурлящая, бьющая через край. Так что первое время я даже не думала о покупках, а просто бродила между рядами, пялясь на всё вокруг, жадно пожирая глазами прохожих, присматриваясь к нарядам и причёскам женщин, разглядывая ткани, обувь, ковры, фляги, кожаные сумки, вырезанные из дерева игрушки для детворы, да буквально всё, мимо чего проходила.

Потом, спустя где-то час, вдоволь наглядевшись и немного разобравшись с ценами, я принялась за покупки. Мои опасения в денежном отношении оказались напрасными. Во-первых, сопровождавшая меня Ивонна хоть и носила кошель при себе, но выдавала мне его по первому требованию, денег не считала и вообще, похоже, выполняла в этом отношении только одну функцию: охраняла монеты от воров, которых в подобных местах всегда бывает немало. Во-вторых, как вскоре выяснилось, денег виконт выдал вдвое больше, нежели требовалось на перечисленные мной вещи. Поэтому я со спокойной совестью купила и два платья (помимо тканей, на ярмарке можно было приобрести и готовую одежду), и бельё, и прочие интересовавшие меня мелочи вроде булавок, ниток, шпилек и прочая, а в кошеле всё ещё было чему позвякивать.

Два товара, увиденные в тот день на ярмарке, основательно смутили мой покой. Первым было платье. Шёлковое платье в пол, изумрудного цвета, приталенное, с расширяющимися книзу рукавами и длинным шлейфом. Я долго не могла оторвать от него глаз, рассматривала, теребила, но и подумать не могла о том, чтобы всерьёз его купить — до тех пор, пока эту идею не озвучила заметившая мои метания портниха.

— Покупайте, леди, о чём тут можно думать?! — воскликнула она, прикладывая платье к моей фигуре. — Вы только взгляните, как вам идёт этот цвет! При ваших восхитительных глазах грешно носить такие блёклые тона! — Это она тонко намекнула на платье из пансиона, что было надето на мне в этот день.

— Мне кажется, такое платье всё-таки не для меня, — робко сказала я, попытавшись впихнуть ей назад ярко-зелёное искушение.

Не тут-то было.

— Взгляните на себя, — кивок в сторону прислонённого к прилавку зеркала. — Вы молодая, хорошенькая, у вас прекрасная фигура и такой редкий цвет глаз. Вы просто обязаны блистать! Кому носить такое платье, если не вам?!

Я прикусила губу, с сомнением рассматривая наряд.

— У него слишком яркий цвет, я не привыкла ни к чему подобному… Вы не находите, что это излишне вызывающе?

— Вызывающе?! — всплеснула руками портниха. — Вы находите в этом платье хоть что-нибудь вызывающее? — тут же обратилась она к первой попавшейся проходившей мимо женщине. Та улыбнулась и на ходу покачала головой. — Вот видите! — вновь обратилась она ко мне.

Я окинула взглядом текущую меж прилавков толпу. На многих женщинах, в том числе и аристократках, были платья ярких цветов. Видимо, такая сейчас мода, и, стало быть, смущаться тут нечего? Не красное же оно, в конце концов! Но я по-прежнему сомневалась насчёт фасона.

— Оно слишком длинное и, кажется, будет излишне облегать фигуру, — высказала свои сомнения вслух я. — Да и декольте — это ведь нескромно…

Портниха глядела на меня, изумлённо хлопая глазами.

— Что же тут нескромного? — изумилась она. — Оно же не глубокое совсем! Так все сейчас носят. А вы вот примерьте!

Я бросила косой взгляд на Ивонну. Та и не думала вмешиваться. Решившись, я всё-таки отправилась в примерочную. Это явилось первым шагом к покупке. Ибо, единожды померив платье, не купить его я уже не смогла. Хотя меня по-прежнему смущал и цвет, и длина, и декольте. Но дороги назад всё равно не было. Оставив задаток, я отправилась ещё немного прогуляться по ярмарке, в то время как портниха слегка перешивала платье, подгоняя его под мою фигуру.

Сколько бы я ни сомневалась, следует ли покупать зелёное платье, второй заинтересовавший меня предмет являлся куда менее подобающей покупкой для взрослой девушки. Это был игровой набор, состоявший из пяти дротиков и мишени. Последняя в сущности являлась круглым днищем бочки с изображённой на нём мишенью, включающей в себя два кольца, деление на сектора и цифры. Когда-то давно, когда мне было двенадцать лет, к нам в поместье на несколько недель приезжал мой родственник, не то троюродный брат, не то четвероюродный. Он был на три года старше меня. Почти всё это время мы провели вместе. Тогда-то он и обучил меня метать дротики. У меня меткий глаз, но пользоваться луком я не могла: слишком много требовалось сил, чтобы как следует натянуть тетиву, а тем более держать её, не ослабляя, продолжительное время, прицеливаясь и выбирая нужный момент для выстрела. А вот бросать короткие стрелы я научилась быстро и к концу его пребывания в поместье попадала в самодельные мишени в четырёх случаях из пяти. Ясное дело, во время обучения в пансионе о подобных развлечениях пришлось забыть. А вот сейчас мне вдруг ужасно захотелось попробовать свои силы и проверить, помню я хоть что-нибудь или нет. Но я в упор не видела, под каким соусом могла бы сделать столь неподобающее приобретение и потому, покрутившись возле прилавка, всё-таки ушла оттуда ни с чем.

Однако несмотря на то, что в чём-то в тот день мне пришлось себе отказать, в целом на ярмарке я впервые за долгое время почувствовала себя почти свободной. Почти — потому что за всё это время ни на одну секунду не осталась одна. И дело было не только в Ивонне, но и в стражнике, который неизменно следовал за нами, держась на расстоянии нескольких шагов. Можно было бы предположить, что такое сопровождение являлось стандартным для молодых женщин знатного сословия. Но я была почти уверена, что дело совсем в другом. И присутствие стражника призвано ненавязчиво напоминать мне о том, что сама себе я больше не принадлежу.

Гадалка подскочила ко мне, когда, получив платье, я уже почти покинула территорию ярмарки, направляясь к краю площади, где нас ожидала карета. Женщина в красно-синем платье и красном платке вдруг выскочила из ниоткуда (стражник успел даже схватиться за оружие) и схватила меня за руку.

— Давай я тебе погадаю, красавица! — энергично воскликнула она. — Всю правду расскажу о том, что было и что будет. Не пожалеешь!

Под этим напором я почувствовала себя неуютно, но в правильном ответе всё равно не сомневалась.

— Не надо, спасибо, — сказала я, высвобождая руку из её хватки. — Я и так знаю и что было, и что будет.

Последнее — к сожалению, мысленно добавила я.

— Э, не скажи, красавица, — с улыбкой возразила женщина. — Жизнь — она ведь штука непростая, всякие сюрпризы преподносит. А я всё как есть вижу. Ну, неужели тебе самой не интересно?

Я вздохнула. Интересно, конечно. Только я гадалкам не верю. Они ведь просто морочат людям голову. Рассказывают то, что нам хочется услышать.

— У меня нет лишних денег, — попыталась открутиться я.

— А и не беда! — заверила меня женщина. — Такой красавице я и так, без денег погадаю. Ну, только разве одну медную монетку мне заплати.

Принуждённо рассмеявшись, я обернулась на Ивонну. Ключница по-прежнему молчала, а по выражению её лица я всё ещё не могла ничего прочитать. Ну, ладно, монетку, так монетку. Я протянула руку, и кошель тут же перекочевал ко мне. С трудом отыскав медную монету (оставленные виконтом деньги в основном состояли из серебряных), я вручила её гадалке. Та подвела меня к скамейке — не вкопанной, а, должно быть, поставленной здесь только на время ярмарки, — усадила и сама села рядом.

— А ты подожди, добрая женщина, — сказала она подошедшей вместе со мной Ивонне. — Постой немного в сторонке. Не след чужую судьбу подслушивать.

Я ожидала, что Ивонна станет возражать, но нет, она и правда остановилась в ожидании в нескольких шагах от скамейки, рядом со стражником. Гадалка взяла мою правую руку, вгляделась в ладонь, затем сравнила её с левой. Я сидела, слегка поджав губы, всем своим видом демонстрируя скептицизм. Гадалка с интересом посмотрела мне в глаза.

— У тебя непростая судьба, красавица — сказала она, не отводя взгляда. — Ты — сирота. И совсем недавно приехала из казённого дома.

Я согласно кивнула. Можно сказать и так. Как она угадала? Может, просто знает, кто я такая?

Гадалка вновь перевела взгляд на мою правую руку. Левую она уже отпустила. Вскоре на её лице заиграла улыбка.

— Счастье тебя ждёт, красавица. И очень скоро. Я смотрю, суженого своего ты уже встретила.

— Встретила, — мрачно кивнула я.

Ага. Так я и думала. Про мою помолвку она, должно быть, просто-напросто откуда-то знает. А больше не знает ничего. Счастье, как же. Ну да. Огромное. Дальше некуда.

— Познакомилась ты с ним совсем недавно, — продолжала вещать гадалка.

Её прозорливость по-прежнему оставляла меня равнодушной. Я бы даже сказала, разочарованной. Я, конечно, в гадания не верю, но почему-то хотелось понадеяться на чудо.

— Он хорош собой.

На сей раз я покосилась на гадалку несколько удивлённо. Хорош собой? Виконт-то? Впрочем, не знаю, может, и да, я с этой стороны вообще на него не смотрела.

— Вижу его, как живого, — продолжала гадалка. — Статный. Сероглазый. Волосы светлые.

Что?!

— А вот и нет, — победоносно возразила я. — Вы перепутали. Волосы у него вовсе не светлые, наоборот, чёрные, как смоль.

— Я ничего не путаю, красавица, — с улыбкой покачала головой женщина. — Это в жизни люди могут перепутать, а на ладони всё точно написано. — Она снова устремила взгляд на мою руку. — Вижу темноволосого, есть такой в твоей жизни. Но большой роли он в ней не сыграет. Так, эпизод, был, да забылся. А у суженого волос светлый. Точно тебе говорю, — добавила она, выпуская мою руку. — Верь мне. Ладонь не лжёт. Месяца не пройдёт, как его женой станешь.

Я смотрела на неё в изумлении, молча хлопая глазами. Просто так всякие глупости рассказывает? Вот только был ведь один светловолосый и сероглазый. Совсем недавно.

— Ну как, порадовала я тебя, красавица? — хитро прищурившись, спросила гадалка. — Может, ещё одной монеткой поделишься?

Я, не глядя, выудила монету из кошеля и протянула ей. Потом встала и пошла обратно к карете, хмуря брови и всё пытаясь понять: правда или нет? Она действительно увидела это по ладони? Или просто сказала наугад и случайно попала в точку?

 

Глава 3

В четверг я, как и было принято, собралась идти в храм Триады на церемонию богослужения. Одеваться в таких случаях полагалось как можно более скромно, и потому, сколь ни осточертели мне пансионские наряды, я всё-таки облачилась именно в один из них. Тот самый, в котором с неделю назад приехала в замок: синяя юбка в белую полоску и целомудренная белая блузка. И волосы собрала в привычный хвост.

Дорога до храма, как мне объяснили, занимала четверть часа, а священнодействие начиналось в десять утра. Поэтому в половине десятого я уже была готова и, когда в дверь постучали, незамедлительно её отворила. На пороге стояла ключница.

— Доброе утро, госпожа.

Она склонила голову, и, как и обычно в таких случаях, мне показалось, что ещё чуть-чуть, и старуха согнётся пополам.

— Доброе утро, Ивонна.

— Если вы готовы, мы можем отправляться на богослужение.

— А господин виконт? — удивилась я.

— Он никогда не ходит в храм.

— То есть как???

Я была настолько шокирована, что не удержалась от этого вопроса. Но быстро взяла себя в руки, сказала "Хорошо, в таком случае, идёмте", и покинула комнату, предоставляя ключнице идти следом.

По дороге я всё пыталась осмыслить то, что только что узнала. Никогда не ходит в храм? Даже на богослужение по четвергам? Да, понимаю, мой пансион был излишне религиозным; многое из того, чему нас пытались там обучить, мне и самой казалось бредом. Но ведь одно дело греховность зелёных глаз или недопустимость мужского внимания, и совсем другое — посещение храма и вознесение молитвы! До пансиона я никогда не жила в ультра религиозной среде, нравы в наших краях были, я бы сказала, сравнительно вольные, но никому бы и в голову не пришло пропустить богослужение без уважительной причины. А тут — не ходит никогда!

Нет, определённо, что-то с ним не так. И как только ему хватает смелости? Ведь это — всеобщее осуждение! А может быть, он колдун или, того хуже, демон? Николь, опомнись, что ты несёшь? Ты же не веришь в колдунов, да и в демонов не слишком-то. Ну, в демонов, может быть, и веришь, но не здесь же, не в этом мире, а только в загробном! Но как иначе объяснить неготовность виконта даже изредка посещать дом богов? Ведь даже неверующие заглядывают туда просто из опасения стать отлучёнными или изгоями.

Сколь ни греховно это звучит, но думать на данную тему я продолжала, когда вошла в храм, миновав статуи богов — Рэйи, Делва и Калма, и даже во время самого богослужения.

На протяжении церемонии прихожане, как положено, стояли на коленях. Богослужение было в этот раз довольно длинным, и краем глаза я видела, как дети ёрзают, пытаясь устроиться поудобнее и дать коленям хоть какой-то отдых. Сказать по правде, многие из взрослых тоже производили подобные телодвижения, только менее откровенно и более осторожно, украдкой косясь на окружающих. Никому не хотелось признаться в том, что собственное физическое удобство в данный момент волнует их больше, нежели духовное очищение, приносимое богослужением. Я, со своей стороны, не ёрзала вовсе и выдержала церемонию с честью. Мы, пансионерки, привыкли подолгу стоять на коленях на жёстком полу. А здесь я и вовсе занимала почётное место, предназначенное для прихожан высшего сословия. Пол в этой части храма был специально обит мягкой тканью тёмно-синего цвета. Нет, вообще-то подразумевалось, что перед богами все прихожане равны, и в теоретическом диспуте любой жрец стоял бы за это правило горой, но вот на практике ситуация отчего-то оказывалась несколько иной. Как, впрочем, и во многих других вопросах.

Проповедь была посвящена сегодня теме поясов верности. Я чувствовала себя как нельзя более подкованной в этом вопросе, поскольку успела от нечего делать проштудировать инструкцию по их применению. Жрец долго и вдохновенно распространялся о важности сего предмета и многочисленных преимуществах его использования. Моё отношение к данному вопросу было весьма скептическим. Я считала, что пояса, о которых идёт речь, способствуют в первую очередь не целомудрию, а заражению крови. Кстати сказать, у нас в пансионе, при всей его религиозности, к подобным вещам тоже относились весьма прохладно. Открыто, конечно, не критиковали. Всё больше высказывались в таком духе, что пояс верности есть вынужденная мера в борьбе с людской разнузданностью. Если бы не наши грехи, то не было бы и поясов. Ну, равно как и розог, пыточных, виселиц и многого другого. Одна ученица поинтересовалась, мол, если всё дело в борьбе с грехом прелюбодеяния, отчего не существует поясов верности для мужчин. Но вообще-то мы очень быстро учились не задавать подобных вопросов. Садовые работы и дополнительные сочинения — это самый лучший вариант из того, что могло воспоследовать.

По окончании богослужения в храме выстроилась очередь для жертвоприношения. Люди по очереди подходили к высоким, в человеческий рост, скульптурам богов и оставляли каждому положенное подношение. Каждый из трёх богов — двух братьев и сестры — олицетворял определённое явление природы, стихию и склонность характера. Рейа — земля, плодородие и деторождение, трезвость ума. Калм — вода, дожди и сдержанная эмоциональность. Делв — воздух, ветра и эмоциональность необузданная, взрывная. Жертвы тоже полагались разные. Рейе — зерно, Калму — вино или питьевая вода, Делву — монеты, в идеале серебро. В чём причина последнего — неизвестно, видимо, так просто сложилось исторически. Логического варианта, как с двумя другими богами, попросту не существовало. Что можно подарить ветру? Зато для тех, кто в реальности получал пожертвования, предназначавшиеся для всех троих божеств, серебро никогда не бывало лишним. А я за время жизни в пансионе успела подглядеть всякое и отлично знала, с каким похвальным усердием жрецы едят, пьют и тратят то, что люди из последних сил копят для богов. Впрочем, возможно, это и справедливо. Должны же на что-то жить те, кто посвящает всё своё существование служению Триаде?

Дождавшись своей очереди, я принесла жертвы богам, стараясь, чтобы столь греховные мысли никак не читались по моему лицу. Полагаю, я выглядела весьма благочестивой девушкой, кроткой и вообще правильной во всех отношениях. Я давно научилась так выглядеть.

Отступив от статуй, я почти нос к носу столкнулась со жрецом и склонила перед ним голову.

— Благословите, Учитель.

Он приложил руку к моему темени, затем ко лбу и, наконец, к полбородку. Благословение именем Триады.

— Как твоё имя, ученица?

Опускаю глазки долу.

— Вероника Фостер из Мэйриджа.

— Стало быть, ты — невеста Дамиана Телбриджа?

— Истинно так, Учитель.

— Говорят, ты училась в Слезе Рейи? — продолжил допрос жрец.

— Да, Учитель.

Я по-прежнему сама скромность и кротость.

— Это чрезвычайно богоугодное учреждение, — важно покивал жрец. — Я вижу, ты — добропорядочная и богобоязненная девушка. Возможно, тебе удастся повлиять на этого безбожника Телбриджа.

Даже так? Столь откровенная критика в адрес первого человека в виконтстве? Пусть даже он и правда безбожник. Но вслух я, конечно, своего удивления не выражаю, просто продолжаю стоять, опустив очи.

— Когда вернёшься в замок, передай ему, что после смерти он окажется в вечном плену у демонов и будет гореть в огне, если не станет посещать храм, — продолжал священнослужитель. — Его пренебрежительное отношение к вере и богослужениям превысило границы дозволенного. И если он всё-таки образумится и вознамерится направить свои стопы в дом Триады, вернуть благоволение богов будет совсем непросто. Ему придётся пройти целую череду духовных кар и искупительных жертвоприношений.

— Благодарю вас, Учитель, я непременно всё ему передам, — благообразно солгала я. — Уверена, что ваши последние слова поспособствуют его скорейшему возвращению под сень храма.

Слева от меня хихикнул в кулак какой-то молодой парнишка; видимо, он соображал быстрее жреца. Последний издёвки в моих словах не уловил, впрочем, на это я и рассчитывала. Такие люди, как он, всегда принимают похвалу в свой адрес за чистую монету, сколь бы нелепой она ни была.

Ага, прямо сейчас пойду и передам твою речь виконту, думала я про себя. Он и так меня не жалует, а после этого и вовсе запрёт в каком-нибудь чулане. Тебе больше всех надо, сам иди в замок и всё это ему говори.

Кивнув напоследок жрецу, я вышла из храма. Ивонна семенила следом. День стоял прохладный, ветер гонял по небу клочья облаков, которые то прятали за собой солнце, то снова открывали дорогу его лучам, отчего по земле время от времени пробегали тревожные тени.

— Леди Вероника! — окликнули меня откуда-то сзади.

Я остановилась и обернулась, вглядываясь в толпу людей, которые, покинув храм, двигались теперь по единственной ведущей от него дороге. Лекарь приветственно помахал рукой, и это позволило мне выловить его лицо из общего потока прихожан. Я подождала, пока он обогнал чинно шествовавшую семейную пару и, запыхавшись, присоединился к нам с Ивонной.

— Доброе утро! — весело сказал он, здороваясь одновременно и со мной, и с ключницей.

— Здравствуйте, господин Лиер! — приветливо сказала я.

— Прошу вас, зовите меня "Эдмонд", — воспротивился он. — Когда мне говорят "господин", я начинаю чувствовать себя невероятно старым и почтенным. Это вгоняет меня в уныние.

— Пусть это будет единственная причина для уныния в вашей жизни, — усмехнувшись, пожелала я.

— Как вам понравился наш храм? — улыбаясь, осведомился лекарь, подстраиваясь под мой шаг.

Ивонна чуть приотстала и теперь шла позади нас. А следом за ней шагал вездесущий стражник.

— Весьма понравился, — рассеянно кивнула я.

— А проповедь? — прищурился он.

— Чрезвычайно познавательно.

Мой взгляд стал ещё более рассеянным.

— Бросьте, вас же и саму страшно раздражает эта ересь!

Я изобразила на лице удивление.

— С чего вы взяли?

— Догадался по вашей мимике.

— Не может такого быть! — запротестовала я.

— Ну ладно, не может, — признал лекарь. — Но всё равно же я прав.

— Ладно, правы, — со вздохом согласилась я.

— Вот видите! — победоносно воскликнул Эдмонд. — Согласитесь: подобная проповедь возмутительна. Знаю, как добропорядочный прихожанин я обязан отнестись к словам Учителя с уважением, но просто-напросто не могу этого сделать как лекарь.

— Разделяю вашу точку зрения. Только никому не говорите. Иначе жрец и меня объявит безбожницей.

— О, стало быть, он уже прочёл вам лекцию касательно греховности виконта? — рассмеялся Эдмонд.

— Да. — На этот раз удивление в моём взгляде было искренним. — А что, он читал её кому-то ещё?

— Ну как же, всему приходу! — охотно сообщил лекарь.

— То есть как?

Это становилось всё более интересно.

— А вот так вот. Во время одной своей проповеди он высказался о недопустимости поведения виконта, который пренебрегает обязанностями прихожанина и не ходит в храм. Также упомянул о том, что со стороны лорда Телбриджа это вдвойне грешно, так как в силу занимаемого им положения он обязан подавать другим пример.

— И что же было потом? — полюбопытствовала я.

— Жрец забыл, что деньги на нужды храма выделяются никем иным, как виконтом, — со смехом объяснил Эдмонд. — Тот взял, да и урезал эту сумму примерно на две трети.

— А как к этому отнёсся Верховный Совет Жрецов? — нахмурилась я. — Они ведь должны были возмутиться. А идти против всего Совета навряд ли под силу даже виконту.

— В том-то весь и фокус. — Лекарь говорил с таким довольным видом, словно фокус придумал он сам. Должно быть, жрец успел основательно надоесть всем в округе. — Виконт изъял существенную сумму из денег, поступавших на нужды дома Триады, но тут же перевёл её на другой храм. Таким образом его финансовый вклад в религиозные учреждения остался неизменным, а это всё, что волнует Совет. Вера не пострадала, пострадал только один конкретный священнослужитель. Впрочем, никакого урока он так из этой истории и не вынес и по-прежнему пользуется любым подворачивающимся случаем, чтобы высказаться о греховной сущности виконта.

— А… — Я прикусила губу, раздумывая, могу ли позволить себе задать этот вопрос. Ивонна шла достаточно далеко и, если я говорила тихо, услышать слов не могла. А лекарь производил впечатление человека достаточно понимающего. — Вы не знаете, почему виконт никогда не ходит на богослужение?

— Думаю, этого никто толком не знает, — развёл руками Эдмонд. — Ходят, конечно, всякие слухи, но… Не знаю, стоит ли мне их повторять.

— А если я вас очень попрошу?

Что я делаю? Кокетничаю? Я даже не знала, что умею это делать…

— Тогда я не смогу вам отказать, — улыбнулся лекарь. — Поговаривают, будто виконт колдун. Я предупреждал, что это прозвучит, как полный бред, — извиняющимся тоном поспешил добавить он. — Но это то, что говорят, и довольно часто.

— У виконта репутация колдуна? — задумчиво произнесла я.

Чушь, конечно. Но с другой стороны, что он делает в башне по ночам? Да и неизвестно, какого рода книги он читает вечерами в библиотеке. Особенно учитывая, что в эти часы его строго-настрого запрещается тревожить… По спине пробежал холодок. Стой, Николь, стой. Не торопись бояться. Всё это слишком маловероятно, чтобы быть правдой. Вот только одного воспоминания о мрачном взгляде виконта и его холодном голосе было достаточно, чтобы поколебать мою уверенность.

— Репутация у него вообще довольно-таки… проблемная, — осторожно сказал Эдмонд, понизив голос. — Не знаю, известно ли вам, но… несколько лет назад он обвинялся в государственной измене.

— В самом деле?!

Мои брови поползли вверх.

— Да, именно так, — кивнул лекарь. — И это не просто слухи, тут сведения вполне достоверные.

— Но ведь за это казнят, — почти прошептала я. — По меньшей мере сажают в тюрьму или ссылают в Мидбар.

— Его и посадили в тюрьму. — Эдмонд тоже говорил теперь очень тихо. — Но вскоре выпустили. Поговаривают, что не обошлось без очень крупной взятки. Так или иначе, после того случая военной карьере виконта пришёл конец, и он обосновался здесь, в замке.

Я судорожно сглотнула. Час от часу не легче.

— Простите, я, кажется, вас расстроил, — посетовал лекарь, от которого не укрылось моё смятение. — Давайте поговорим о чём-нибудь другом. Вы уже видели все здешние достопримечательности?

— Наверное, нет. — Знать бы, какие достопримечательности он имеет в виду. — А… что, например, по-вашему, мне стоило бы посмотреть?

— Скажите, где вы уже были, и я подскажу вам, куда ещё стоит съездить, — с энтузиазмом предложил он.

— Ну… Я была на ярмарке.

Лекарь смотрел на меня выжидательно, и я испытала чувство неловкости. Словно я сама была виновата в том, что мне до сих пор ровным счётом ничего здесь не показали. Ладно достопримечательности, но я ведь и замок обследовала сугубо своими силами.

— Это всё, — пробормотала я, опуская глаза.

— В самом деле? — изумился он. — Ну, я полагаю, у виконта пока ещё просто не было времени. А коллекция редких животных в загородном доме барона Корна? Её вы тоже ещё не видели?

Я молча покачала головой.

— Вы обязательно должны посмотреть. Это не может вам не понравиться. Там есть павлины, две маленькие обезьянки, разноцветные рыбы в большом аквариуме, и ещё морская звезда. Ах, да, и огромная игуана, почти в пол человеческого роста.

— Кто такая игуана? — с интересом спросила я.

Никогда не слышала про такого зверя, как, впрочем, и про морские звёзды.

— Это… такая… — Эдмонд задумался. Похоже, мой вопрос поставил его в тупик. — Лучше один раз самой всё увидеть. Я мог бы сам сопровождать вас. Ну, если виконт слишком для этого занят… — Он выглядел смущённым. — Вы не стали бы возражать?

Я-то? А с какой стати? От виконта, пожалуй, дождёшься…

Я неуверенно пожала плечами.

— Если виконт не будет против.

— Ну конечно. — Эдмонд кивнул, кажется, обрадованно. — Я поговорю с ним при случае.

Случай представился ему позднее. Пока же, вечером того дня, я встретила виконта в одном из коридоров замка. Он мрачно сверкнул на меня глазами и подошёл чуть ли не вплотную, заставив попятиться к стене и оказаться таким образом в опасной близости от пламени факела. Светильник дыхнул в лицо горячим воздухом.

— Я слышал, сегодня вы обсуждали со жрецом мой моральный облик.

Он говорил холодно, вроде бы спокойно, но в глазах плескалась злость. Я хотела оправдаться, ответить, что я тут ни при чём, разговор был целиком и полностью инициирован тем самым жрецом, да я никак в той беседе и не участвовала. Но возможности вставить хоть слово у меня не было.

— Имейте в виду, — всё так же холодно произнёс виконт, — если вы продолжите обсуждать эту тему с кем бы то ни было, тем более — со мной, то больше в храм не попадёте. А это значит, что после смерти вам придётся отправиться прямиком к демонам, дабы занять там почётное место рядом со мной. Вы же всё-таки моя будущая жена.

Он развернулся и ушёл, так и не дав мне ничего сказать. А я осталась стоять у стены и сдерживать слёзы от незаслуженно нанесённой обиды.

Дни тянулись медленно и тоскливо. На следующей неделе я снова попала на ярмарку и в этот раз, пользуясь тем, что Ивонна отвлеклась, разговорившись с какой-то торговкой, решилась-таки купить вожделенные дротики. (Внимание стражника я рискнула проигнорировать). Быстро положив приобретение в корзину для покупок и прикрыв тканями, я потихоньку пронесла его в свои покои, а там припрятала, по старой пансионской памяти, между кроватью и матрасом. Поначалу я очень боялась, что покупку найдут. Мне даже казалось, что, стоит на минуту покинуть комнату, как дротики с мишенью сразу же извлекут из тайника, а с меня потребуют объяснений. Возвращаясь к себе, я тут же кидалась к кровати, но неизменно обнаруживала покупку на своём месте. Постепенно успокоилась и, когда оставалась одна — а это случалось очень часто, — принялась использовать приобретение по назначению. Для того, чтобы вешать мишень, приспособила крюк, торчавший из стены на приблизительно правильной высоте. Комната была просторная, так что метать дротики можно было со вполне приличного расстояния. Поначалу я часто промахивалась, но навыки быстро восстановились. Особенную меткость я вырабатывала, когда представляла себе на месте мишени мрачное лицо виконта.

Эдмонд дважды приезжал в замок, пользовал кого-то из слуг. Оба раза нам удавалось немного пообщаться, просто болтая о том — о сём. Виконт дал разрешение на поездку. Как оказалось, часть загородного дома барона, где тот держал своих редких животных, была открыта для посещений два раза в неделю. Барон чрезвычайно гордился своей коллекцией. Вопреки моим опасениям, виконта предложение Эдмонда ничуть не разозлило. По-моему, он был даже рад, что нашёлся кто-то, кто сам вызвался меня сопровождать.

В то утро я наконец-то решилась надеть своё новое зелёное платье, которое до сих пор так и висело, нетронутое, в моём шкафу. Взглянув на себя в зеркало, испытала почти детский восторг и с нежностью погладила прохладную ткань. Да, немного смело, фигуру подчёркивает и вообще не по канонам, но зато как красиво!

Я вышла из комнаты, спустилась вниз и почти сразу же увидела виконта. Проходя мимо, он остановился и смерил меня долгим внимательным взглядом. Потом, ни слова не говоря, пошёл прочь. Но я всё поняла и без слов. Во взгляде было осуждение. Ходить в таком платье непристойно, говорил этот взгляд. Совершенно недопустимо для порядочной девушки, тем более будущей жены. Ваш выбор — верх безвкусицы и разнузданности, а впрочем, чего ещё я мог от вас ожидать?

Наверх я вернулась в слезах, закрылась у себя в комнате, торопливо сняла платье и запрятала его на самое дно сундука. И больше долго его не надевала.

Эдмонд ждал меня внизу у кареты. Я спустилась в своём старом ученическом облачении. Настроение было подавленное. Лекарь заметил это, но расспрашивать меня не стал, зато всю дорогу пытался развлечь, рассказывая всякие забавные и незатейливые истории. До определённой степени это помогало, но я всё равно то и дело вспоминала о сегодняшней встрече с виконтом, да и о предыдущих тоже, и тогда по лицу пробегала тень.

Животные отвлекли моё внимание более основательно. Я с восторгом ходила по просторной оранжерее, где они обитали, и рассматривала экзотических птиц, рыбок и зверей. Павлинов мне прежде доводилось видеть всего один раз в жизни, и то очень давно, и теперь я восторженно пожирала глазами их необыкновенные перья. При всём великолепии красок больше всего меня поразил павлин-альбинос, который был абсолютно белым. Его хвост напоминал огромный роскошный веер. Игуана оказалась похожа на небольшого дракона, и я долго не была готова поверить, что она не нападет на людей и вообще питается только растительностью да насекомыми. Когда, после долгого сидения без движения, она вдруг повернула голову и уставилась прямо на меня, я с трудом сдержала порыв спрятаться лекарю за спину. Две очаровательные обезьянки, без устали бегавшие и прыгавшие по странным вьющимся веткам какого-то экзотического дерева, были очень потешными.

Словом, здесь моё настроение существенно улучшилось, но, стоило нам выйти из оранжереи в сад, как я снова упала духом. Предстояло возвращение в замок, который я и домом-то не могла назвать. Вот только, увы, другого дома у меня не было.

— Вероника, — Эдмонд держал меня под руку, пока мы неспешно шли по узкой дорожке к воротам, — у вас что-то стряслось?

Я молча покачала головой. А сама почувствовала себя совсем паршиво.

Лекарь неожиданно проявил настойчивость.

— Я же вижу. Пойдёмте.

Он потянул меня за собой к белой скамейке, стоявшей в тени раскидистого вяза. Я послушно шла следом. Мы сели на скамейку. Эдмонд расположился на достаточном расстоянии от меня, так что в этом не было ничего непристойного.

— Скажите, что вас беспокоит, — мягко попросил лекарь. — Может быть, я смогу вам как-то помочь.

— Это не недуг, — покачала головой я. — Так что поверьте, Эдмонд, помочь вы мне никак не сможете. Мне вообще никто не сможет помочь.

— Так не бывает, Вероника, — покачал головой он.

— Не называйте меня Вероника!

Я произнесла эти слова с раздражением, которое оказалось неожиданным для меня самой.

— Почему? — опешил Эдмонд.

— Я не люблю это имя, — пояснила я извиняющимся тоном.

— Хорошо. — Кажется, он не обиделся на эту неоправданную вспышку гнева. — Давайте я буду звать вас как-нибудь по-другому. Например, Рони? Я знал одну вашу тёзку, которую все звали именно так.

Я пожала плечами, потом согласно улыбнулась. Рони, так Рони. Новая жизнь — новая имя. В этом был свой резон.

— Итак, Рони, — произнёс он, заглядывая мне в глаза, — что случилось?

Я отвела взгляд. Говорить об этом было неправильно, неразумно и недальновидно. Он мог всё разболтать виконту. Я знаю, я научилась этому давно, ещё в самом начале своего пребывания в пансионе. У меня быстро появились две подруги. И я как-то раз пошутила в их обществе про одну из жриц. Больше никто при этом не присутствовал. Жрица узнала обо всём тем же вечером. Наказание — боги с ним, не такое уж и страшное оно было. Но подруг я больше себе не заводила. Дружила со всеми — и ни с кем.

Так что разум говорил однозначно: молчать. Вот только беда заключалась в том, что молчать я уже устала. И вдруг почувствовала, что сил держать всё в себе больше не осталось. Если потом Эдмонд перескажет наш разговор виконту, а тот посадит меня под замок или и вовсе свернёт мне шею, значит, туда мне и дорога.

И я рассказала. Слова буквально хлынули наружу мощным потоком; я даже не подозревала, сколько переживаний успело накопиться в моей душе. Рассказала о том, каким шоком явилось для меня завещание отца, о том, как я тревожилась и одновременно радовалась отъезду из пансиона, как холодно и недоброжелательно встретил меня виконт, о наличии у него любовницы буквально в нескольких комнатах от меня. О том, что он ни во грош меня не ставит и о том, как страшно мне бывает при мысли, что я стану его женой и всю свою жизнь проведу в этом мрачном замке под тяжестью хмурого, осуждающего взгляда. Не знаю, сколько времени это заняло, но, закончив говорить, я почувствовала себя немного лучше.

Я откинулась на жёсткую спинку скамейки, переводя дыхание. Эдмонд молчал; похоже, он попросту не мог найти, что сказать.

— Я… Рони, мне очень жаль, — проговорил он, беря меня за руку. — Я не знал, честное слово. Понимал, конечно, что это не брак по большой любви, но мало ли… Такие браки среди аристократов вообще редкость. Я понятия не имел, что всё настолько…грустно.

Я невесело усмехнулась, отворачиваясь и утирая глаза.

— Вы же слышали, как он разговаривал со мной тогда, в замке, когда мы познакомились. Будто я зарвавшаяся служанка, которая шляется по гостиным, не зная своего места.

— Это действительно показалось мне несколько странным, — осторожно признал Эдмонд. — Потому я и догнал вас потом. Но я подумал, это просто случайное недоразумение, возможно, какая-то мелкая ссора.

На этот раз я не просто усмехнулась, а рассмеялась.

— У нас вообще не бывает ссор, — сказала я, объясняя своё неуместное веселье. — Наши отношения чрезвычайно ровны и однообразны. Он просто ненавидит меня и не желает видеть. Вот только от женитьбы почему-то всё равно не отказывается. Я не знаю, почему. Устала ломать над этим голову. Скорее всего из-за приданого. Больше я точно ни для чего ему не нужна.

— Вы не можете быть в этом уверены, — попытался возразить лекарь.

— Могу, — покачала головой я. — Это трудно объяснить и передать, Эдмонд. Надо просто видеть. Отношение проскальзывает в мелочах, в деталях. В выражении лица, повороте головы, интонациях — в тех редких случаях, когда он снисходит до того, чтобы хоть что-нибудь мне сказать. Изо дня в день, капля за каплей. Его раздражает моё присутствие. Ему ничего от меня не нужно. Даже… — я осеклась, чувствуя, что начинаю краснеть, но всё-таки продолжила, — даже как женщина я ему не нужна.

— Значит, он просто полный идиот, — неожиданно сказал Эдмонд, и в его взгляде я прочитала совсем не то, что ожидала увидеть. Нечто принципиально отличавшееся от жалости или сочувствия.

Эдмонд крепче сжал мою руку. Я вдруг обнаружила, что сидим мы гораздо ближе друг к другу, чем прежде. Гораздо ближе, чем позволяли приличия. Но, к счастью, кругом ни души не было. А его лицо медленно приближалось к моему.

Я нешуточно напряглась, пытаясь понять, что делать. Отстраниться? Убежать? Дать ему пощёчину? Но пока я пыталась что-то решить, он уже коснулся губами моих губ, и что-то у меня внутри растаяло от этого прикосновения. И я слегка приоткрыла рот, отвечая на его поцелуй. Первый поцелуй в моей жизни. Сперва неуверенно и неумело, но, как оказалось, в подобных вопросах учиться легко и приятно. Эдмонд был очень нежен. И в том, как обнимал меня за талию, и в том, как целовал мои губы, и в том, как, отстранившись, мягко провёл пальцами по моему лицу, утирая последние слезинки.

Ни один мужчина никогда не был со мной так нежен. Кавалеров у меня никогда и не было: я слишком рано попала в пансион, а что касается отца… Отца я вообще видела в своей жизни довольно-таки мало, что уж там говорить о нежности. Когда-то у них были отношения с моей матерью, он зачал ей ребёнка, но это был мезальянс, и о женитьбе речи не шло. Нет, отец нас не бросил, он всю жизнь нас обеспечивал, так что мы никогда ни в чём не нуждались. Но приезжал редко. Насколько мне известно, большую часть времени он и вовсе проводил заграницей. Была у него такая странность — тяга к путешествиям, и я даже толком не знала, просто так он ездит по разным странам или занимается там какими-то делами. Так или иначе, факт остаётся фактом: в моей жизни отец вроде бы и существовал, а вроде бы его и не было.

Я всё-таки смешалась и отвернулась, не зная, как встретить теперь его взгляд.

— Рони, простите меня, — тихо сказал Эдмонд. — Я… не сдержался. Это никогда больше не повторится, если вы не захотите.

Я молчала. И лучше бы, чтобы не повторялось. Вот только, конечно же, я хотела.

— Только, пожалуйста, запомните одно. — Он снова осторожно взял мою руку. — Если вам понадобится помощь, я всегда буду рядом. Я постараюсь бывать в замке как можно чаще. И сделаю всё, чтобы не дать вас в обиду. Пожалуйста, не отказывайтесь.

Я не отказывалась. Вот только что может сделать лекарь против виконта? Даже при самых лучших побуждениях?

 

Глава 4

Время шло, а течение жизни в замке не менялось. С назначением дня свадьбы виконт не торопился, и я была последним человеком, который стал бы его к этому подталкивать. Мысль о том, что рано или поздно мне всё-таки придётся пойти с ним под венец, а потом и в опочивальню, с каждым днём пугала всё больше. И я всё сильнее и сильнее ненавидела виконта.

Мы несколько раз встречались с Эдмондом на территории замка, а также во время богослужений. Разговаривали, когда была такая возможность. Я делилась с ним своими переживаниями, более не опасаясь вероломства с его стороны. Он старался меня успокоить и поддержать. Развлекал всякими смешными историями из собственной практики. Рассказывал о своей юности, которая прошла недалеко от моего родного Мэйриджа.

Лишь дважды мы могли быть уверены, что действительно остались наедине и нас никто не увидит. Тогда мы целовались, жадно ловя каждую секунду, которую могли провести в объятиях друг друга. Поцелуи Эдмонда постепенно становились всё более страстными. Я корила себя за то, что поступаю неправильно, но ничего не могла с собой поделать. Или не хотела. Эти встречи были единственным, что держало меня на плаву. Отказавшись от них, оставалось лишь покорно пойти ко дну.

Однажды после полудня Эдмонд отправился на второй этаж, чтобы осмотреть занемогшую горничную, а я решила выйти подышать свежим воздухом. Спустилась в тот самый зал, где несколько недель назад стояла под жадными взглядами многочисленных слуг. И, возле самого выхода, столкнулась с виконтом. Он только что откуда-то возвратился: по полу резко стучали каблуки сапог для верховой езды, за спиной развивался плащ, на поясе висел меч… а рубашка была забрызгана кровью.

— Вы ранены?

Кажется, я чуть ли не впервые за всё время решилась заговорить с ним сама, первой.

— Нет, — лаконично ответил он.

— А… как же кровь?

— Не моя. Кровь ещё одного идиота, который вздумал совать свой нос в чужие дела. Почисти! — Он перебросил меч подоспевшему оружейнику. Клинок действительно был перепачкан в крови. — Простите меня, леди. Мне надо переодеться.

С этими словами виконт быстрым шагом пересёк зал и стал подниматься по лестнице.

Гулять мне резко расхотелось. Когда я возвратилась в свою спальню, меня начало трясти. Что означали эти слова про "ещё одного идиота"? Это был намёк? Возможно, он давал понять, что будет со мной, если я стану совать свой нос куда не следует?

Вечером история получила продолжение. Так случилось, что я была в коридоре, когда в дверь виконта постучался дворецкий.

— Что ещё?

Голос из глубины комнаты прозвучал грубо и вообще как-то странно, словно у говорившего слегка заплетался язык.

— Господин виконт, там внизу люди шерифа, — извиняющимся тоном произнёс дворецкий. — Они хотели бы поговорить с вами о сегодняшнем инциденте.

Виконт приблизился к двери. Походка у него была слегка шатающейся, по белкам глаз пробежали красные прожилки. Дворецкий отступил обратно в коридор.

— Что, это ничтожество уже успело оклематься и настрочить жалобу? — Я наконец-то поняла, что не так с виконтом: он просто-напросто был пьян. — Мне следовало обойтись с ним более жёстко. В следующий раз буду иметь в виду.

— Что прикажете передать ожидающим? — осведомился дворецкий, вполне себе невозмутимо.

Я бы сказала, чересчур невозмутимо с учётом обстоятельств.

— Передай, чтобы ожидали где-нибудь в другом месте, — отрезал виконт.

— Они очень просили их принять, — на всякий случай сообщил дворецкий. — Сказали, что много времени это не займёт, что им и так всё ясно, они лишь хотели уточнить несколько деталей, чтобы можно было считать дело закрытым.

Я отчётливо слышала шумное, тяжёлое дыхание виконта.

— Пускай приходят завтра. Я их приму. А сейчас меня не беспокоить.

Дверь захлопнулась так громко, что я вздрогнула. И вновь поспешила возвратиться к себе.

В ту ночь я очень плохо спала. И назавтра чувствовала себя совершенно разбитой. Мимо покоев виконта прошла практически на цыпочках. Мне всё казалось, что дверь внезапно распахнётся и… Я и сама не знала, что должно было случиться потом. И всё равно мне было страшно.

В тот день в замок снова приехал Эдмонд. Он быстро заметил моё состояние, а может быть, обратил внимание на бледность лица и залегшие под глазами синяки.

— Что с тобой, Рони? — спросил он. Мы давно уже перешли на "ты", я даже не смогла бы припомнить, когда именно. — Что-то произошло? Он тебя обидел?

Я покачала головой, опуская глаза.

— Пойдём со мной.

Пользуясь тем, что мы были одни, он схватил меня за руку и вывел в сад. Здесь было много густой растительности, а людей, напротив, всегда бывало мало, и потому мы нередко разговаривали, сидя на одной из скамеек.

— Скажи мне, что случилось, — настойчиво произнёс Эдмонд, садясь рядом и заглядывая мне в глаза.

— Ничего. — Я снова мотнула головой. А потом меня будто прорвало. — Я боюсь его, Эдмонд. Ужасно боюсь. — На глаза набежали слёзы. — У меня кровь стынет в жилах при каждом его приближении. Я думала, это пройдёт, со временем я привыкну, и станет легче, но нет, день ото дня становится только хуже! И мне кажется, что он может сделать со мной что-нибудь очень плохое, за любую провинность, даже самую пустяковую. Ему ничто не указ, даже от представителей шерифа он отделывается одним взмахом руки. Он страшный человек, теперь я это ясно вижу, и меня смертельно, просто смертельно пугает мысль о том, что мне придётся выйти за него замуж. Мне всегда казалось, что я сильная, я выдержала четыре года в пансионе, справилась там со всеми трудностями, но сейчас я поняла, что ничего не могу. Он будто держит меня, придавленную к полу ногтем, и если до сих пор не раздавил, то только потому, что ему нравится такая игра.

— Мерзавец, — процедил сквозь зубы Эдмонд.

— Я могу и ошибаться, — неуверенно пробормотала я. — Он ничего такого пока ещё не сделал…

— Не сделал?! — Я даже не думала, что лекарь способен на такую ярость. — Да посмотри, до какого состояния он тебя довёл! За одно это он заслужил короткую дорогу к демонам!

— Мне не нужно, чтобы он отправлялся к демонам, — отозвалась я. — Мне совершенно всё равно, что с ним будет, и на этом свете, и на том, лишь бы он оставил меня в покое. Но он всё равно этого не сделает. Это самое страшное. Он меня не отпустит. А брачная ночь… Знаешь, я никогда не относилась к этому излишне романтично. У нас были девчонки, которые находили способ сбежать из пансиона на пару часов, чтобы встретиться с местными парнями. Я никогда не понимала, зачем они так рискуют, но… В общем, неважно. Сейчас мне кажется, что брачную ночь с виконтом я просто не переживу.

Эдмонд сжал руки в кулаки; у него на скулах заиграли желваки.

— Он тебя не получит, — негромко, но как-то очень твёрдо сказал он.

— Ага, а то он тебя или меня спросит, — буркнула я. — Правда, у меня такое чувство, что ему и самому я не нужна. Но это ведь ничего не меняет.

— Идиот! Он просто не понимает, какое ему досталось сокровище, — зло прошептал Эдмонд.

— Про сокровище он как раз всё прекрасно понимает, — хмуро заверила я. — Прикарманил сундучок с самого начала, ещё раньше, чем меня в комнату устроили.

— Я не о приданом, — покачал головой лекарь. — Я о тебе.

— Да тоже мне, большое сокровище, — принуждённо рассмеялась я.

— Ещё какое. — Эдмонд поглядел на меня, прикусив губу, словно что-то обдумывал, а потом, решившись, быстро заговорил. — Послушай меня, Рони. Я всего лишь простой лекарь. Я не могу заставить виконта поступать благородно. Не могу призвать его к ответу, даже на поединок вызвать не могу. Он просто рассмеётся мне в лицо, да и, будем откровенны, с травами и порошками я умею обходиться куда лучше, чем с мечом. Но я могу увезти тебя отсюда. Далеко-далеко, так, чтобы ты стряхнула прах этой земли со своих ног. Туда, где виконт тебя не найдёт. И никогда больше не потревожит твой покой.

Я смотрела на Эдмонда непонимающе; смысл сказанного постепенно, капля за каплей, проникал в моё сознание. Одна только мысль о том, чтобы уехать и никогда больше не увидеть виконта, будоражила кровь, грозясь привести меня в состояние эйфории. Но я старательно останавливала готовое разгуляться воображение.

— Ты предлагаешь мне бежать? — с сомнением спросила я.

— Да. — Голос Эдмонда звучал решительно.

Хмурясь, я вгляделась в его глаза, пытаясь определить, не шутит ли он. Взгляд лекаря был предельно серьёзен.

— Нет, — покачала головой я. — Эдмонд, я не могу. Это… Это опасно и нереализуемо, и потом… Прости меня, но я просто не могу бежать вот так с мужчиной.

Сколь мне ни хотелось раз и навсегда покинуть замок, я старалась мыслить трезво. Допустим, сейчас Эдмонд хорошо ко мне относится и хочет мне помочь, но что будет дальше? Однажды я ему надоем, он уйдёт, а я останусь ни с чем. Без средств к существованию, без знания жизни и в придачу с подмоченной репутацией.

— Это ты меня прости, — судорожно сглотнув, возразил он. — Я выразился недостаточно ясно. Рони, я прошу тебя стать моей женой.

— Ты просишь…что? — ошеломлённо переспросила я.

Эдмонд взял меня за руку и жарко произнёс:

— Рони, я прошу тебя выйти за меня замуж.

Я смотрела на него недоверчиво. Все звуки дневного сада как-то незаметно смолкли; в ушах стучала кровь, а мозг готов был взорваться. Сбежать с Эдмондом, выйти за него замуж? Вместо всех страшных картин той жизни, которая казалась минуту назад неминуемой, уехать отсюда навсегда, зажить своим домом вместе с человеком, который будет относиться ко мне совершенно иначе, чем виконт?

— Я понимаю, Рони, я всего лишь лекарь. — Эдмонд интерпретировал моё изумлённое молчание по-своему. — Я никогда не смогу тебе дать того, что есть у виконта. У меня нет ни таких денег, ни замка, ни власти.

Я хотела остановить его уже после этих слов, объяснить, что при всех несомненных достоинствах имевшихся в распоряжении виконта благ у них был один огромный недостаток: к ним прилагался виконт. Но Эдмонд лишь качнул головой, настаивая на возможности договорить.

— Я не смогу сделать тебя хозяйкой виконтства…

Хозяйкой? Можно подумать, виконт собирается сделать меня хозяйкой!

— …Но я люблю тебя, Рони. Я смогу окружить тебя заботой. Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы ты была счастлива. К тому же пусть я не дворянин, но всё-таки и не нищий. Мы можем уехать в дом моей матери, там, недалеко от Мэйриджа. У меня есть профессия, она даёт возможность вполне достойного существования. Постепенно мы могли бы скопить достаточно денег…

Я приложила руку к его губам.

— Эдмонд, что бы я ни решила, это не будет иметь отношения к финансам. Я знаю, что ты не нищенствуешь. Дело не в этом. Просто…

Я не знала, как продолжить. Не знала, что сказать. И как быть.

Эдмонд нежно поцеловал мои пальцы.

— Обещай мне подумать, Рони, хорошо? Я ни в коем случае не хочу на тебя давить. Я и без того знаю, что всё это выглядит не слишком хорошо. Так, будто я пользуюсь ситуацией. Но что я должен был делать, скажи мне? Я вижу, насколько ты несчастлива. А виконт может в любую минуту назначить день венчания. И станет слишком поздно.

Я непроизвольно сцепила руки при этих словах.

— Я подумаю, Эдмонд. Обещаю. И скоро дам тебе ответ.

И я стала думать. Думала по дороге из сада в замок. Думала, поднимаясь по лестнице под мрачными взглядами возвышавшихся на втором этаже статуй. Думала, когда ходила из угла в угол по комнате, отчего-то казавшейся сейчас безумно маленькой. Думала, лёжа в постели, из-за чего так и проворочалась всю ночь, не в силах уснуть.

Сердце заходилось от ощущения тепла, уюта и нежности при мысли о том, что Эдмонд сделал мне предложение, признался в любви, хочет всю свою жизнь провести рядом со мной. При мысли о том, что я по-настоящему ему нужна. Я ведь уже отвыкла чувствовать себя кому-то нужной. Но сознание того, что сделает с нами обоими виконт, если побег не удастся, наполняло сердце ледяным страхом. Я не питала в этой связи никаких иллюзий. В пансионе нам достаточно доходчиво объяснили, как мужья поступают с неверными жёнами и их любовниками. И, главное, имеют полное право поступать. Право, которое признаёт за ними и закон богов, и закон короля.

Душевное равновесие вновь возвращалось ко мне при мысли о том, что в случае удачи я никогда больше не увижу виконта. Но надолго я не успокаивалась, задумываясь о том, был ли со мной искренен Эдмонд. Что, если своё предложение он сделал из корыстных побуждений?

Впрочем, последние сомнения развеялись быстро. Моё приданое было у виконта, и Эдмонд прекрасно об этом знал. Глупо было бы рассчитывать, что до отцовского наследства удастся добраться. Если мне суждено убежать, то драгоценные камни останутся виконту в качестве откупного. Не могу сказать, что у меня совсем уж не было никаких сожалений по этому поводу. Налаживать новую жизнь лучше с состоянием, чем без него. Но всё равно ради того, чтобы навсегда забыть мрачные глаза виконта, я была вполне готова на эту жертву.

И, наконец, к утру я приняла решение. И только тогда отчётливо поняла, что ничего другого решить и не могла. Я приму предложение Эдмонда и сбегу вместе с ним. Во всяком случае, попытаюсь сбежать. А там будь, что будет. Остаться у виконта и выйти за него замуж я всё равно не могу. Это выше моих сил. Если он меня нагонит… значит, такая моя судьба.

После того, как я приняла решение, мне сразу же стало намного легче. Я ненавижу чувствовать себя беспомощной. Теперь же у меня была цель, и я могла действовать ради её достижения. Какой бы ни была степень риска, так всё равно лучше, чем ждать заклания, подобно жертвенной овце.

Я встретила Эдмонда ближе к полудню, когда, стоя на коленях возле какого-то незадачливого стражника, лекарь накладывал перевязку на его вывихнутую ногу. Я видела тот полный напряжения взгляд, который устремил на меня Эдмонд. Он ждал ответа. Я не могла дать ответ сейчас. Вместо этого я демонстративно прошла к боковой двери, предназначенной в первую очередь для слуг, но зато выводившей из замка напрямую в сад. Теперь Эдмонд будет знать, что, когда освободится, сможет найти меня там.

Он нашёл. Я провела среди вязов, яблонь и розовых кустов три четверти часа, но потом, когда уже совсем начала терять терпение, услышала шорох знакомых шагов.

— Я согласна, — просто сказала я, не заставляя его ждать и нервничать и лишний раз заглядывать мне в глаза с видом неприкаянного, но преданного пса.

С шумом выдохнув воздух, он обнял меня, прижал к себе, потом долго целовал, словно не мог остановиться. В саду, как всегда, было пусто, но кроме того нас скрывал от случайных посторонних глаз широкий древесный ствол и густая листва.

— Я люблю тебя, Рони, — сказал Эдмонд, по-прежнему удерживая меня в объятиях. — Я сделаю, всё, чтобы ты никогда об этом не пожалела.

— Я не пожалею. — Я нежно погладила его по щеке. — Но ты понимаешь, насколько это может быть опасно? Мне нечего терять, но если нас догонят… Виконт может жестоко обойтись и с тобой.

— Я не боюсь, — уверенно покачал головой Эдмонд. — Но мы, конечно же, постараемся сделать всё, чтобы этого не случилось.

— У тебя есть какой-то план?

— Есть. Знаю, это было самонадеянно, но я успел всё обдумать. — Слабая улыбка, пробежавшая по лицу Эдмонда, заставила его выглядеть на удивление уязвимо. — Я очень боялся, что ты мне откажешь. Но решил, что если уж всё равно буду всю ночь ходить из угла в угол, лучше делать это с пользой. Поэтому я обдумывал план побега, надеясь, что судьба мне улыбнётся, и он всё-таки пригодится.

Он поцеловал мою руку. Я легонько сжала его пальцы.

— Тогда что мы будем делать?

— На окраине города есть один храм. Совсем небольшой, прихожан там бывает мало, но жрец — хороший человек, и я давно с ним знаком. Я договорюсь с ним, он не откажется нас обвенчать. Мы отправимся прямо туда. Храм будет нам убежищем. А после того, как ты станешь моей женой перед Триадой, виконт вынужден будет с этим смириться… Как минимум, у нас повысятся шансы. Но мы не станем искушать судьбу, и уедем, как только церемония будет закончена. Поедем через леса, поначалу будем избегать трактиров и широких дорог. Я неплохо представляю себе маршрут, ведь мне как лекарю приходится бывать в самых разных местах. На ночлег можно будет остановиться в сторожке одного лесничего. А там чем дальше от замка, тем спокойнее мы сможем себя чувствовать. Когда же достигнем границ виконтства, и вовсе сможем вздохнуть свободно.

Я сосредоточенно кивнула. Меня очень радовало то, что мы поженимся прежде, чем пуститься в далёкий путь. Слишком смущала перспектива путешествовать и ночевать вместе с мужчиной, который не был бы мне мужем. Возможно, это и глупо, быть может, я пребывала во власти предубеждений, но не уверена, что согласилась бы на такой расклад.

— Меня больше всего беспокоит, как незаметно уйти из замка, — с тревогой призналась я.

— Завтра будет дождь.

— Откуда ты знаешь?

Эдмонд улыбнулся.

— Много примет. Ласточки низко летают. Цветы — чувствуешь, как сильно они пахнут? Будет гроза. И, зная здешний климат, это надолго. Стража не будет приглядываться к каждому, кто выходит из замка. Их больше интересуют входящие. Ты просто должна будешь взять плащ кого-нибудь из прислуги. И как следует в него закутаться, а на лицо опустить капюшон. В плохую погоду это никого не удивит. Тогда ты сможешь выйти за ворота неузнанной. А я буду ждать тебя с лошадьми. Справишься?

— Постараюсь.

Я знала, где висели плащи слуг. Взять один из них — это не должно было оказаться сложно. И беспокоиться о том, что кто-то увидит, не нужно. Найти момент, когда помещение окажется безлюдным, не составит труда. Слуг в замке в сущности не так уж и много. Виконт не любит, когда лишние люди крутятся под ногами.

— В таком случае я прямо сейчас займусь всеми приготовлениями, — решительно сказал Эдмонд.

— Успеешь до завтра?

— Успею. Не так уж и много нужно сделать. Купить для тебя лошадь, договориться со жрецом и собрать кое-какие вещи в дорогу. Завтра, начиная с десяти часов утра, я буду ждать тебя в четверти мили к западу от ворот. Чтобы не мозолить глаза страже.

— Хорошо. Я приду, как только выдастся такая возможность.

Мы снова обнялись — крепко, как будто в последний раз. Кто мог знать, как всё обернётся? Потом я возвратилась в замок, а Эдмонд отправился готовить всё для завтрашнего побега.

На следующий день действительно началась гроза. Молнии, разветвляясь, разбегались по небу, словно невидимый рыбак опутывал его сияющей сетью, стараясь поймать как можно больше туч. Я любила смотреть на молнии. В них было что-то завораживающее, волшебное, невероятно красивое. Но сегодня мне было не до того, чтобы наблюдать за явлениями природы.

Сперва воздух оставался чрезвычайно сухим. Дождя почти не было, лишь редкие крупные капли то и дело шлёпались на землю. И я выжидала, по несколько раз за минуту выглядывая в окно. Путешествовать в сухую погоду гораздо приятнее, чем под струями воды. Но мне нужен был дождь, чтобы усыпить бдительность стражников и оправдать низко опущенный на лицо капюшон. Наконец, около половины одиннадцатого, стало моросить. Я решила дольше не испытывать судьбу и, взяв в руки уже украденный плащ, устремилась к двери.

Окинула последним взглядом комнату, в которой прожила последние несколько недель. Возможно, когда-нибудь я и стану вспоминать о ней с чувством ностальгии: память порой играет с людьми в очень странные игры. Пока же сожалений почти не было. Жаль было лишь шёлковое зелёное платье, так и лежавшее на самом дне сундука, да набор дротиков. Чтобы не вызвать подозрений, мне следовало уйти налегке. Ну, да ничего. Платье я всё равно не носила, а дротики… может, и куплю себе когда-нибудь. Не такая уж дорогая это вещь. Лишь бы выбраться отсюда подобру-поздорову.

Кровь стыла в жилах, когда, кутаясь в плащ и опустив капюшон так низко, как только возможно, я проходила через ворота. Но стражники вообще не обратили на меня внимания. Прячась от усилившегося дождя под навесом, один из них лишь скользнул по мне коротким ленивым взглядом. Прилагая немалые усилия, чтобы не побежать — ведь, несмотря на непогоду, это могло выглядеть подозрительно, — я быстрым шагом устремилась на запад. Дождь, конечно, не способствовал ощущению комфорта, но он потихоньку слабел, и плащ помогал довольно хорошо, а обувь я специально выбрала крепкую и непромокаемую. Капюшон серьёзно ограничивал поле моего зрения, мешал смотреть по сторонам, но я не рискнула откинуть его даже тогда, когда дождь снова перешёл в едва ощутимую морось. Мало ли кто мог случайно увидеть меня здесь.

Эдмонд ждал в условленном месте, держа в поводу двух оседланных лошадей. При виде меня он вздохнул с облегчением.

— Я боялся, что ты не придёшь. Передумаешь в последний момент, — выдохнул он мне на ухо.

— Я просто выжидала удобного момента. Едем?

— Да. Я договорился со жрецом, у него всё готово. Мы должны спешить.

 

Глава 5

Дождь то едва моросил, то принимался лить с новой силой, и тогда по появившимся во дворе лужам начинали расходиться круги. Небо заволокли тучи, так что впервые за долгое время свечи пришлось зажечь уже с утра. Дамиан отошёл от окна и снова вгляделся в доставленный недавно отчёт. Информация была мягко говоря тревожащая. С вероломным лекарем следовало срочно разобраться. Дамиан лишь не мог решить, вызвать ли Лиера под предлогом мнимой болезни кого-нибудь из слуг или дождаться, когда тот приедет сам. В последнее время лекарь зачастил в замок, и теперь виконт точно знал, почему.

Короткий стук в дверь возвестил о приходе Эддингтона, офицера гарнизона и одного из тех немногих людей, которым Дамиан мог доверять.

— Плохие новости, — прямо с порога сказал тот. — Её нигде нет. Похоже, они сбежали.

— Демоны! — Виконт с силой стукнул кулаком по столешнице. — Коней, быстро! — И в сердцах добавил: — Догоню — порублю на куски.

Эддингтон поспешил вниз по лестнице, выполнять приказ. Дамиан на минуту задержался. Убрал лист с отчётом в ящик стола, запер ящик на замок, а ключ забрал с собой. И лишь затем почти выбежал из комнаты.

Войдя в храм, мы первым делом сбросили с себя намокшие плащи, а уж потом быстро зашагали через зал к алтарю, возле которого возвышались статуи богов. Здесь нас поджидал жрец, высокий худощавый мужчина лет тридцати пяти — сорока. В его тёмных волосах уже появились редкие вкрапления белизны; на висках же седина преобладала. Жрец кивнул Эдмонду, поздоровался со мной и, вытянув руку, показал, где нам становиться.

— Можем начинать? — спросил он.

Взгляд был внимательным и немного тревожным, но в целом излучал ту самую доброжелательность и поддержку, которые прихожанин как правило жаждет найти у своего духовника.

— Да, — кивнул Эдмонд. — Начинаем, и как можно быстрее.

— Я всё помню, — кивнул жрец, — и обойдусь только необходимой частью.

Мы опустились на колени перед алтарём.

— Учителя и Ученики, мы собрались здесь, чтобы увидеть, как этот мужчина и эта женщина сочетаются незыблемыми узами брака пред взорами богов…

Перед жрецом лежала раскрытая книга, без сомнения, содержавшая весь текст церемонии, дополненный всевозможными поправками, опциями и замечаниями. Однако жрец ни разу даже не взглянул на потрёпанные, чуть пожелтевшие страницы, из чего я заключила, что он — священнослужитель со стажем, проводивший свадебные церемонии много десятков, если не сотен, раз.

— Брак есть важнейший из союзов, заключаемый на земле и на небесах, закрепляемый водой, воздухом и землёй, освящаемый взорами Делва, Калма и Рейи. Никто из живущих не вправе расторгнуть этот союз, заключённый в храме Триады с соблюдением многовековых правил. Если кто-нибудь знает о причине, по которой этот мужчина и эта женщина не могут сочетаться законным браком, пусть скажет об этом сейчас или молчит во веки веков.

— Я знаю о такой причине, — раздался спокойный голос.

Я обернулась и почувствовала, как сердце стремительно падает куда-то вниз, будто скалолаз, у которого внезапно оборвалась верёвка. Виконт стоял, прислонившись плечом к стене недалеко от дверей, а в зал тем временем один за другим входили воины.

— Эта женщина — моя невеста, — всё так же спокойно продолжил виконт, принимаясь неспешно шагать в нашем направлении. — А этот мужчина незаконно её похитил.

Мы с Эдмондом поспешно поднялись с колен. Я физически ощущала, как отчаяние заполняет всё моё существо. Размеренные шаги виконта гулко отдавались под сводом храма, и с каждым таким шагом мне казалось, что его рука сжимается на моём горле.

Не я одна чувствовала исходящую от виконта угрозу. Жрец покинул своё место у алтаря и выступил вперёд.

— Господин виконт, хочу напомнить вам, что вы находитесь в доме Триады. — Священнослужитель был взволнован, но тем не менее сказал то, что считал своим долгом сказать. — Здесь нельзя проливать кровь.

— Разве кто-то проливает кровь? — изумился виконт. — Как видите, я даже не обнажил оружия.

При этом он многозначительно опустил свою руку на рукоять меча. И, более не обращая на жреца никакого внимания, продолжил шагать в нашем с Эдмондом направлении.

— Ну что, господин лекарь, полагаю, нам есть о чём поговорить?

Трудно было не разобрать пропитавшую интонации виконта угрозу. И я шагнула ему навстречу, перекрывая дорогу к Эдмонду.

— Не трогайте его! — Я заставила себя смотреть ему прямо в глаза. — Вам ведь нужна я. Вот и наказывайте меня. Я здесь и обещаю, что больше никуда не убегу. Только дайте ему уйти.

Виконт взглянул на меня как-то странно, по-новому. С интересом?

— А ты смелая девочка.

В его голосе мне почудились нотки одобрения.

Затем он взял меня за плечи и попросту отодвинул в сторону, а сам направился дальше, в сторону Эдмонда.

— Ты знаешь, что после такого поступка я имею право сделать с тобой всё, что взбредёт мне в голову? — жёстко спросил он.

Судя по тому, как вжал голову в плечи Эдмонд, он знал.

И ни малейшей жалости его смятение в сердце виконта не вызвало.

— Сейчас я прикажу привязать тебя к лошадиному хвосту и пустить лошадь галопом, — произнёс он, чеканя слова. — И посмотрим, сколько ты продержишься. Впрочем, — продолжил он после короткой паузы, — я могу обойтись с тобой и менее жестоко. При условии, что ты прямо сейчас, коротко и внятно, расскажешь ей, для чего ты всё это устроил.

Я непонимающе нахмурилась. Что значит "для чего"? Видимо, он сам настолько равнодушен к собственной невесте, что даже не понимает, почему кто-нибудь другой может захотеть на ней жениться… Но когда я перевела взгляд на Эдмонда, мне стало очевидно: этот хорошо знает, о чём идёт речь.

Тяжело дыша, Эдмонд облизнул пересохшие губы. Устремил на меня затравленный взгляд, потом перевёл его на виконта. Покосился на троих воинов, сопровождавших Телбриджа и расположившихся неподалёку от выхода.

— Хорошо, — хрипло сказал он.

— Вот и молодец, хороший мальчик, — похвалил виконт. — Оставьте нас!

Последние слова он произнёс громче. Воины — два солдата и офицер, — не задавая лишних вопросов, вышли за двери. Виконт перевёл взгляд на жреца.

— Вы тоже, Учитель.

Жрец изумлённо захлопал глазами: похоже, такой наглости он никак не ожидал.

— Господин виконт, вы забываете, что здесь храм Триады, а я — жрец и служитель этого храма! — возмущённо воскликнул он. — Вы не можете приказать мне покинуть дом богов!

— Именно поэтому я не приказываю, а просто прошу, — спокойно, даже почтительно откликнулся виконт, после чего многозначительно добавил: — Пока.

Жрец пожевал губами, мысленно взвешивая все за и против, и, видимо, пришёл к тому выводу, что лучше будет подчиниться просьбе виконта. Нехотя, то и дело озираясь, он пошёл к выходу и покинул храм следом за воинами.

— Можешь приступать, — кивнул Эдмонду виконт, когда за жрецом закрылись двери, и мы остались в доме Триады втроём.

Тот снова нервозно облизнул губы.

— Видишь ли, Рони… — начал он. Услышав это обращение, виконт удивлённо изогнул брови, но ничего не сказал. — Я… Есть одна девушка. Мы с ней обручены. Но она больна. Очень больна. Это наследственный недуг, он неизлечим. Неделю за неделей, месяц за месяцем ей становится всё хуже. Она медленно угасает, и нет лекарства, которое могло бы ей помочь. — Он помолчал, а затем быстро произнёс: — Поэтому мне понадобилась твоя кровь.

В голове был туман с самых первых слов, но я всё равно пыталась понять. Да, у меня действительно необычная кровь. Она обладает целительным действием. Поэтому я никогда не болею. И даже могу с её помощью излечить других. Скажем, заживить ранку или победить простуду, для этого достаточно всего нескольких капель. Но вовсе не справиться с такой серьёзной болезнью!

А Эдмонд всё продолжал говорить.

— Я никогда бы не поступил так, если бы у меня был другой выбор. Но его просто нет. Я говорил тебе, что жил недалеко от Мэйриджа. Но я солгал в другом: я много слышал о вашем поместье и, так уж сложилось, знал о твоей…особенности. И когда выяснил, что именно ты приезжаешь в замок, чтобы выйти замуж за виконта, решил, что это судьба. Прости меня, Рони, но я не мог упустить этот шанс. Поэтому я познакомился с тобой, стал ухаживать и даже подкупил гадалку… чтобы в конечном счёте уговорить тебя сбежать.

Ага, значит, гадалка была куплена, проскользнула мысль у меня в голове. Проскользнула и исчезла, не задержавшись. Голова и без того гудела. И, кажется, начинала кружиться. А я по-прежнему кое-что не понимала.

— Но моя кровь не может излечить смертельный недуг, да ещё и наследственный! — воскликнула я. — Она не настолько сильна.

Я ждала ответа, но Эдмонд молчал, затравленно глядя исподлобья.

— Ну же, давай! — обратился к нему виконт. — Раз уж начал рассказывать, не останавливайся на полпути. Впрочем, я могу объяснить ей и сам. Лошадиный хвост по-прежнему в твоём распоряжении. Говорят, занятия спортом очень полезны для здоровья.

Я не понимаю, почему именно сейчас Эдмонд смотрит на меня совсем уж виновато. Разве он может сказать что-нибудь, что будет ещё хуже? Сглотнув, он медленно произносит:

— Смертельную болезнь можно излечить… если взять очень много крови.

— Что значит "очень много"???

Я чувствую, как волосы на голове встают дыбом. А виконт выжидательно смотрит на Эдмонда, взглядом призывая его отвечать. Словно получает от всей этой ситуации удовольствие. Наверняка так оно и есть, чего бы ему, собственно, не радоваться?

— Столько, сколько можно извлечь, — тихо отвечает Эдмонд. — Всю.

— Ты собирался меня убить?

Впрочем, чего я спрашиваю? Разве иначе он стал бы жениться на мне, когда где-то там есть другая девушка, по-настоящему любимая? Он так легко был готов вступить со мной в брак, поскольку точно знал, что это ненадолго. Он только доставит меня на место, эдакий живой сосуд с нужным количеством крови. Ведь после моей смерти кровь недолго будет хранить целебную силу, так что, убив меня здесь, он не успел бы её довезти. А так всё прекрасно проработано. Идеальный план. Женившись на мне, он мог быть уверен, что я совершенно добровольно поеду вместе с ним. И таким образом доставлю свою тёплую кровь прямо в нужное место. Чудесно. Впечатляюще. Настолько впечатляюще, что хочется кричать. Но что толку?

— Мне очень жаль, Рони, — торопливо говорит Эдмонд, заглядывая мне в глаза. Я отвожу взгляд. — Я не хотел, правда. Мне было бы очень больно это делать.

— Но ты бы всё равно это сделал, — подытожил виконт. — Воистину высокий моральный облик. Перерезал бы ей вены и плакал. Такая картина приводит меня в умиление. Ладно, довольно. Эй, забирайте его! — крикнул он, повернувшись вполоборота к дверям.

Эдмонд всё ещё пытается поймать мой взгляд, но я отворачиваюсь. Шагают мимо возвратившиеся в зал воины, что-то недовольно бормочет жрец, а я, словно в вязком тумане, медленно выхожу из храма. Оказывается, снаружи идёт дождь. Не такой, как был раньше, намного более сильный, полноценный ливень. И так, наверное, лучше. Вода стекает с волос на платье. Я подставляю струям лицо. Где дождевые капли, а где слёзы, не поймёшь, да и были ли вообще слёзы?

Жизнь за жизнь. Любимая девушка за нелюбимую. Звучит оправданно. Где-то даже справедливо. Та девушка тоже хочет жить. Она нужна Эдмонду. Наверное, у неё есть родители, которым она тоже нужна. А может быть, кто-то ещё. Браться, сёстры. Кузины, подруги. А я не нужна никому. Выходит, что всё правильно.

Чья-то рука легла на моё плечо. Я резко обернулась. Он. Конечно, побоялся, что я сбегу во второй раз. Зря боитесь, господин виконт. Те, кто никому не нужен, не борются. У них нет цели.

— Делайте со мной, что хотите, — с вызовом сказала я. — Можете привязывать меня к этому вашему лошадиному хвосту. Только молчите.

— Ну, к какому хвосту? — Его голос звучит немного устало и непривычно мягко. — Ты расстроена и вся промокла. Поехали домой.

Его плащ перекочевал на мои плечи, а капюшон укрыл мои волосы. Мой собственный плащ — вернее, не мой, а украденный, — остался где-то там в храме… не помню, да и неважно.

Солдаты уводят куда-то хмуро смотрящего в землю Эдмонда. Я провожаю его прощальным взглядом и краем уха слышу, как ещё один воин, тот, который офицер, мрачно говорит:

— А надо было всё-таки к лошадиному хвосту.

В ответ раздаётся усталый голос виконта:

— Эддингтон, я когда-нибудь был замечен в издевательстве над животными?

Уже по дороге домой, уныло трясясь в подогнанной откуда-то карете, я начала испытывать странные ощущения в районе шеи. Что-то совершенно незнакомое и непонятное, где-то внутри. И лишь когда карета, покачиваясь, въехала в замковый двор, меня осенила догадка. Наверное, так болит горло. Хотя немного странно, конечно. Я знаю, к примеру, как болит рука после ушиба. Или как болят зубы. Это совсем непохоже на нынешние ощущения. Но называть их отчего-то принято именно болью…

Возвращение в замок вспоминается совсем смутно. Сбежавшиеся, охая, служанки. Виконт, отдающий распоряжения. Что-то насчёт горячей ванны и сухой одежды. Видимо, для меня, во всяком случае меня в эту самую ванну в скором времени запихнули. Я ничего не запомнила, кроме того, что вначале было очень горячо, а потом тело как-то привыкло. Потом, когда мне помогли одеться и уложили в постель, я почувствовала холод. Наверное, из-за контраста, уж больно горячей была вода. А вскоре меня уже била дрожь, заставлявшая стучать зубы. Я старательно куталась в одеяло, пыталась согреться. А когда в дверь постучали, не смогла даже ответить.

Дальнейшее помнится совсем уж неотчётливо, будто в вязком густом тумане, и лишь урывками. Помню голос виконта у меня в спальне. Это несказанно меня напугало, но сил не было даже на то, чтобы натянуть на голову одеяло, не говоря уже о более серьёзных мерах защиты. Я слышала, как он велел Ивонне послать за лекарем, и сердце сжалось от ужаса. Они что, сговорились с Эдмондом? Угроза, исходящая от обоих, сплелась в какой-то причудливый узор, но что-то никак не сходилось, и где-то на краю сознания я вдруг поняла: он говорит о другом лекаре.

— Думаю, в этом нет необходимости, — возразила Ивонна. — Это обычная простуда. Я дала ей мёд и настой брусники. Если к утру не пройдёт, тогда можно будет и…

— Я сказал послать за лекарем, — жёстко произнёс виконт. — Мне повторить ещё раз?

События последующих двух дней я не помню почти совсем. Большую часть этого времени я либо спала, либо лежала в бреду.

Проснувшись, я первым делом прислушалась к своим ощущениям. Всё было, как обычно, не считая немного непривычной слабости. Странные ощущения в горле почти исчезли, остались только отголоски. Холодно не было, дрожь меня не била. Было немного жарко, но, приоткрыв глаза, я сообразила, что всё дело в толстом пуховом одеяле, которое было натянуто мне по самую шею. Я высвободила руки и поспешила стянуть его пониже. И параллельно огляделась.

Я находилась всё в той же просторной комнате, которая заменяла мне дом в течение всего последнего месяца. Напротив широкой кровати, на которой я сейчас лежала, — многочисленные полки с книгами, от вида которых меня воротит. Справа от полок стоит сундук, где-то там на дне — зелёное шёлковое платье. Слева — дверь. Справа — платяной шкаф, а за ним — окно. Я не могу его увидеть из-за задёрнутого с этой стороны балдахина, но чувствую, как по комнате гуляют струи бодрящего свежего воздуха. Светло, стало быть, сейчас день. Или утро.

— Добро пожаловать обратно на этот свет.

Мужчина лет сорока, высокий и широкоплечий, с коротко постриженными волосами, усами и бородкой, сидит на стуле возле кровати. Его голос звучит чрезвычайно бодро и оптимистично. И в то же время в тембре есть нечто успокаивающее. Короткого взгляда на его сумку и торчащие из неё склянки достаточно, чтобы понять: лекарь. И, хоть я и понимаю, что нет никаких причин недолюбливать всех людей этой профессии, меня всё-таки в первый момент коробит от одного только этого слова — "лекарь".

— Меня зовут Матье Истор, — представился незнакомец. — Я доктор.

Доктор? Хорошо, пусть будет доктор. Лишь бы не лекарь.

Я медленно кивнула. Представляться в свою очередь было глупо: он несомненно знал, кого именно лечит. К тому же, сколь это ни нелепо, я понятия не имела, как именно себя называть. Вероника? Николь? Одно я знала точно: меня больше никто и никогда не будет называть Рони.

— Вы уверены, что оно того стоит? — мрачно спросила я вместо этого.

— Что? — не понял доктор.

Ну да, мои мысли движутся сейчас несколько странно, не должен же посторонний человек предугадывать то направление, которое они примут.

— Возвращение на этот свет, — уточнила я. — Полагаете, это событие стоит того, чтобы с ним поздравлять?

Матье Истор улыбнулся. Без насмешки; скорее, понимающе и слегка сочувственно.

— Ни секунды в этом не сомневаюсь, — убеждённо заявил он. — Быть на этом свете куда лучше, чем на том, уж можете мне поверить.

— Откуда вы знаете? — осведомилась я, устраиваясь чуть-чуть повыше. Разговор на данную тему был, конечно, совершенно бессмысленным. Но у меня не было настроения вести осмысленные разговоры. — Вам доводилось бывать на том свете?

— Во всяком случае мне доводилось возвращать оттуда людей.

— И как, они были вам за это благодарны?

Истор внимательно посмотрел мне в глаза.

— Вовсе нет, — ответил он затем прежним бодрым тоном. — Большинство, конечно, были, но трое пациентов, которые сами пытались лишить себя жизни, были чрезвычайно на меня злы. Называли меня такими словами, — доверительно добавил он, чуть понизив голос, — какие юные леди вроде вас никогда в жизни не слышали.

Мои плечи дрогнули в коротком беззвучном смешке.

— Однако так было только в самом начале, — продолжил доктор, уже более серьёзно. — Спустя какое-то время все они, без исключения, приходили ко мне и благодарили за то, что я помог им задержаться на этом свете. Когда-нибудь и вы это оцените, хотя наверняка не прямо сейчас.

Я промолчала. Я ценила… наверное. А впрочем, не всё ли равно?

Истор пересел со стула на кровать, взял мою руку и пощупал пульс. Потом посмотрел горло, пощупал лоб, на секунду оттянул нижнее веко.

— А позвольте вас спросить, юная леди, — по-прежнему бодрым, чуть шутливым тоном осведомился он, — чем вам так уж не угодил этот свет?

Я подозрительно прищурилась. Неужели не знает? Мне казалось, весь мир уже должен быть в курсе, какой идиоткой оказалась названная невеста виконта Телбриджа.

— А чего в нём хорошего? — хмуро откликнулась я.

На душе было настолько паршиво, что не хотелось даже притворяться, изображая из себя хорошую и правильную девочку. А физическая слабость только добавляла мне лени.

— А разве хорошего мало? — откликнулся в свою очередь доктор. — Вы молоды, красивы. У вас впереди вся жизнь. Вы даже не представляете, сколько радости вас ещё ожидает. Скажите по секрету, сколько вам лет? Я понимаю, вопрос нескромный, но я же доктор, мне сказать можно. Если хотите, можете немного приврать и накинуть себе пару лет для солидности, — добавил он, подмигнув.

Я улыбнулась и ничего накидывать не стала.

— Семнадцать.

— Семнадцать! — мечтательно повторил Истор. — Какой чудесный возраст! Эх, когда мне было семнадцать, я… Впрочем, нет, об этом нельзя рассказывать молодым впечатлительным девушкам.

Я снова улыбнулась.

— Так вот, вернёмся к сути нашего разговора. Скажите, например, вы любите шоколад?

Я не понимала, причём здесь шоколад, но нехотя кивнула. Шоколад я любила. Особенно горький с орехами.

— Ну, вот видите. А представляете себе, сколько шоколада вам предстоит ещё съесть за долгие годы вашей жизни? И что, вы готовы так-таки взять и отказаться от всего этого сладкого великолепия?

Я натужно усмехнулась. Если получить такое великолепие разом, мой живот этого не выдержит. Впрочем, о чём это я? Какой шоколад? Я даже не помню, когда ела его в последний раз. В пансионе нас крайне редко баловали подобными лакомствами. Несколько раз за всё время, по большим праздникам. А в замке шоколад просто-напросто не водился. И, насколько я могла судить, не заведётся. Уж точно не ради меня.

— И, поверьте мне, в жизни есть много других радостей, куда более важных, чем шоколад, — продолжал развивать свою мысль доктор.

Вот только меня он не убедил.

— Моей жизнью управляют другие люди. — Для разнообразия я в кои-то веки говорила правду. — Они решают почти всё, от мелочей до самых ключевых моментов. Меня никто даже не спрашивает, чего я хочу. И не собирается спрашивать. Какие тут радости?

Я ждала, что он станет спорить. Говорить, что всё совсем не так. Никто ничего за меня не решает, а если вдруг и решают, то исключительно ради моего собственного блага. Но доктор как-то сразу посерьёзнел и, слегка прищурившись, сказал:

— Вы даже не представляете, как многое в своей жизни человек способен изменить, даже оказавшись в зависимом положении. Не скажу, что всё. Но — многое. При условии, что у него есть цель, и он не боится к этой цели идти. Верьте в свои силы, Вероника. Я отлично вижу, что они у вас есть. Вам остаётся только в них поверить.

— Я никому не нужна, — глухо сказала я, поворачивая голову набок, чтобы не встречаться с Истором взглядом. — Какая может быть цель у человека, который никому не нужен? Даже если есть силы?

— С чего вы так решили? — удивился он. — Будто вы никому не нужны? У вас же есть молодой и красивый жених!

Я прикусила губу. Молодой и красивый жених у меня был, только, как оказалось, всё, что ему было нужно, — это моя кровь. Неужели Истор не знает, что всё кончено? Ох… Ну конечно, он вообще ничего не должен знать про Эдмонда. И женихом моим официально по-прежнему считается совсем другой человек. Доктор что же, говорил про него?! Это виконт-то молодой и красивый? Да он почти старик! И совершенно не красивый.

А доктор и вовсе продолжал говорить всё более крамольные вещи.

— Он проявляет о вас искреннюю заботу. Он был чрезвычайно встревожен вашим состоянием.

— Виконт? Заботу? Ну да, конечно.

Я своевременно сообразила, что откровенность откровенностью, но плохо высказываться в адрес виконта может оказаться себе дороже. Однако меня, как это очень часто бывало, выдала мимика. Истор нахмурился, внимательно изучая выражение моего лица. Должно быть, сейчас начнёт отчитывать, в лучшем случае поучать. Дескать, нельзя так говорить и думать о своём женихе и благодетеле. Но то, что в действительности сказал доктор, окончательно сбило меня с толку.

— Вы должны отнестись к нему снисходительно, Вероника. — На этом месте я подняла на него совершенно ошалелый взгляд. Снисходительно, к виконту? Ну да, вот уж кто нуждается в моей снисходительности! Примерно так же, как карп — в плаще с капюшоном. — Возможно, он не умеет проявлять заботу так, как следовало бы. Так, как вам бы этого хотелось. Но это неудивительно, учитывая то, через что ему пришлось пройти.

— А через что ему пришлось пройти?

В тот образ виконта, который пытался нарисовать Истор, я не верила ни на грош, но любопытство всё равно пробудилось. Доктор нахмурился, кажется, пытался понять, действительно я ничего не знаю или только притворяюсь.

— Думаю, я не тот человек, которому следует вам об этом рассказывать, — произнёс, наконец, он.

Ну да, конечно. А кто тот человек? Сам виконт? Вот прямо завтра он прибежит ко мне в спальню и начнёт откровенничать. Впрочем, кое-что я всё-таки успела узнать. От лекаря, который был не настолько щепетилен, как Истор.

— Я слышала, что он сидел в тюрьме за то, что совершил государственную измену, — осторожно заметила я.

— Бросьте, Вероника, вы же не думаете, что если бы виконт действительно изменил короне, он бы спокойно жил сейчас у себя в замке, — сказал Истор, поморщившись.

Я пожала плечами. Откуда мне знать?

— Мог бы, если бы нашёл способ избежать наказания. К примеру, заплатив большую взятку, — припомнила я ещё кое-что из слов Эдмонда.

— Если бы его судили за убийство, за колдовство, за разбой — тогда да, — подтвердил доктор. — Но только не в случае государственной измены. Такие вещи не прощают, даже если заплатить хоть десяток огромных взяток. За исполнением приговора король следит самолично. Так что раз лорда Телбриджа выпустили, значит, можете быть уверены: обвинение было ложным. Но, полагаю, вы понимаете, что даром такие вещи не проходят.

Дверь отворилась, и в комнату вошёл предмет нашего разговора. Я вздрогнула и вся подобралась. В первый момент мне подумалось, что виконт слышал весь наш разговор с доктором, включая последнюю его часть. Лишь потом я поняла, что это чрезвычайно маловероятно. Мы говорили негромко, а стены в замке добротные. Да и вообще трудно было представить себе виконта, стоящего в коридоре в согнутом виде, прижав ухо к замочной скважине.

— Проснулась? Ну, как идут дела?

Последний вопрос был адресован Истору. Виконт подошёл поближе, и я непроизвольно вжалась в кровать, задержав дыхание. Доктор покосился на меня с удивлением: видимо, такой эмоциональной реакции он не ожидал даже после нашего разговора. Неодобрительно качнул головой и прищёлкнул языком, но потом обратился к виконту, как ни в чём не бывало:

— Всё хорошо. Я как раз рассказывал девушке, насколько находиться на этом свете лучше, чем на том.

— Справедливо, — сдержанно кивнул виконт. — На том свете ей делать совершенно нечего. Что скажете насчёт её состояния?

— Всё уже практически в норме. — Теперь в голосе Истора зазвучали деловые нотки. — Ещё пару дней постельного режима, и можно считать вопрос исчерпанным. Дальнейшее будет зависеть от самой барышни, ну, и от вас.

Виконт молча кивнул.

— Быть может, хотите, чтобы я оставил вас наедине? — предложил доктор.

Мои глаза расширились от ужаса, и я уже собиралась шёпотом попросить его не уходить, но к моему немалому облегчению виконт сказал:

— Не стоит. Я лишь зашёл на минуту, чтобы узнать, как идут дела. У нас ещё будет достаточно времени.

Попрощавшись со мной кивком головы, он вышел из комнаты. Вынуждена признать, что моё чувство облегчения было несколько подпорчено его последней фразой.

 

Глава 6

Следующие два дня прошли относительно спокойно. Постельный режим — это довольно-таки славно, при условии, что чувствуешь себя хорошо, а делать всё равно нечего. Можно немного понежиться в кровати, списывая собственную леность на рекомендации врача.

Видимо, сработал инстинкт самосохранения, и о событиях, предшествовавших болезни, я думала очень мало. Зато мне в голову пришла свежая идея попробовать погрузиться в религию. Ведь тот жестокий урок, который преподнесла мне жизнь, явился следствием моей собственной разнузданности и греховности. Прямым результатом побега от законного жениха и действий, которые до определённой степени подпадали под понятие прелюбодеяния. Поэтому я честно попыталась встать на праведный путь и посвятить свою жизнь Рейе, Делву и Калму.

Хватило меня часов на восемь. Я проштудировала "Житие святого Веллира" и не переставала поражаться, отчего столь невероятное число демонов и демониц пытались совратить одного-единственного святого. Причём если процесс совращения святого демоницей я ещё могла кое-как себе представить, то процесс его совращения демоном моё девичье воображение рисовать отказывалось наотрез. Книга "Пятьдесят восемь способов искупить грехи" быстро ввергла меня в уныние. Зато "Инструкцию по применению пояса верности" я листала долго и с большим интересом. Особенно мне нравилось рассматривать картинки.

Словом, я очень быстро поняла, что, увы, по-прежнему не гожусь на роль высоконравственной Ученицы Триады. Это откровение было не слишком приятным, но ожидаемым, и потому вечером второго дня я без лишних сантиментов вернулась к тому занятию, с которого начала утро, то есть к лежанию в постели.

А на следующий день ко мне в покои пришёл виконт. Я с трудом подавила позыв вскочить с кресла и вытянуться перед ним, опустив глаза долу. Вместо этого осталась сидеть в кресле — я ведь больна, в конце-то концов, — но спину распрямила и скромно сложила руки на коленях. Словом, приняла позу хорошей девочки, прилежно заученную в пансионе.

— Доброе утро, — сказал виконт, заходя и усаживаясь во второе кресло напротив меня.

— Доброе утро, милорд.

Я на мгновение подняла глаза и снова опустила. И всё равно то ли видела краем зрения, то ли интуитивно чувствовала, как он сверлит меня глазами.

— Я пришёл сделать то, чем нам следовало заняться сразу же после твоего приезда, — твёрдо произнёс он.

Мои глаза расширились, и я испуганно вжалась в спинку кресла. Что это он имеет в виду?

К счастью, виконт уже смотрел мимо меня и потому совершенно спокойно уточнил:

— Поговорить.

У меня отлегло от сердца. Но ненадолго. Разговор с виконтом — это, конечно, намного лучше, чем то, о чём я в силу своей испорченности подумала, но тоже не слишком способствует расслаблению.

— Ты хочешь задать мне какие-нибудь вопросы?

Взгляд у него неспокойный, бегающий, правая рука то сжимает, то разжимает подлокотник кресла. Неужели он тоже нервничает из-за этого разговора? Да нет, не может быть.

Что он хотел? Ах да, вопросы… Я напряжённо нахмурила брови, но голова стала внезапно абсолютно пустой, словно библиотека, из которой вынесли все книги. Вопросов у меня когда-то была масса, они скапливались постепенно, один за другим. Но сейчас я ничего не могла вспомнить и потому ответила:

— Нет.

— Ладно, — со вздохом кивнул виконт. — В таком случае я начну, а ты спросишь всё, что захочешь, потом. — Короткое молчание, и он приступает к рассказу: — Я познакомился с твоим отцом несколько лет назад, в Ансилоне.

Ансилона? Ну да, маленькая южная страна, которая славится необычным климатом, удивительной природой, а также тем, что её населяют варвары, почитающие целый пантеон ложных богов и ничего не слышавшие о Триаде. Вернее сказать, до относительно недавнего времени не слышавшие. Лет десять назад король и Верховный Совет направили туда жрецов, которые должны были обратить варваров в истинную веру, а заодно и армию, на случай, если добровольно обращаться местному населению не захочется. По странному стечению обстоятельств, впрочем, возможно, отнюдь не случайному, в тот же самый период и с аналогичной целью в Ансилону была отправлена армия граничащего с нами государства, Ланрегии. В итоге Ансилона превратилась в зону затяжных боевых действий, ведущихся на её территории этими двумя армиями. Удалось ли при таком раскладе обратить в истинную веру хоть кого-то из аборигенов, остаётся загадкой.

— Я был в Ансилоне на военной службе, а твой отец посетил её по своим делам.

Я нахмурилась. Отец — ладно, у него были свои странности и путешествовал он по самым разным местам, Ансилона — ещё не самое оригинальное из них. Но виконт? В Ансилону направлялись религиозные войска, находившиеся под командованием не только военачальников, но и жрецов. Впрочем, зачастую это бывали одни и те же люди. Нет, конечно, это вовсе не означает, что все служившие в этих войсках воины были такими уж благочестивыми и набожными. Но полное неприятие религии, характерное для виконта, для подобной армии — явный перебор.

— Не подумай, что мы с твоим отцом были близкими друзьями, — продолжал виконт. — Это было не более, чем шапочное знакомство. Но вскоре случилось так, что твой отец оказал мне услугу… Очень большую услугу. Практически неоценимую. Я не мог отплатить ему сразу же и, конечно, пообещал, что как только ему понадобится моя помощь, сделаю всё, что будет в моих силах. Но мне и в голову не приходило, чего он попросит в конечном итоге. За последние несколько лет мы виделись, если не ошибаюсь, лишь однажды. А потом твой отец умер и оставил небезызвестное тебе завещание. Возможно, ты в курсе, что по его распоряжению мне также было отправлено письмо, которое он написал заблаговременно. В этом письме он поведал мне о твоей ситуации. О том, что у тебя Живая Кровь. И изложил свою просьбу. Читай: предъявил счёт за оказанную услугу. Он просил, чтобы я взял его дочь в жёны и защитил её от тех опасностей, с которыми ей неизбежно придётся столкнуться, учитывая её особенность. И, видимо, для того, чтобы я побыстрее смирился с такой необходимостью, добавил, что даёт за своей дочерью большое приданое. Как будто мне от этого было легче.

Не скрою, прочитав это письмо, я был вне себя от ярости. Я веду уединённый образ жизни, за последние годы она полностью устоялась, и я не был намерен ничего в ней менять. Но отказать твоему отцу тоже не мог. Если бы он был жив, я бы просто как следует врезал ему по физиономии, после чего потребовал изменить условия. Но этот мерзавец придумал идеальный выход: умереть и таким образом оставить меня без всякой возможности выбора. Прости, — покаялся он затем.

Я опустила глаза, чинно принимая извинения. Виконт и понятия не имел, насколько чувства, испытываемые мной к отцу в данной связи, были похожи на его собственные.

— Что мне оставалось делать? Я был связан долгом и обещанием. Пришлось сжать зубы и выполнить его просьбу. И тут я совершил большую ошибку. Признаю: мне следовало сразу же поговорить с тобой и расставить все точки над и. Вместо этого я перенёс на тебя ту злость, которую испытывал по отношению к твоему отцу. К тому же, — виконт пожал плечами, — я не знаю, как разговаривать с семнадцатилетними девочками.

А это необязательно знать, мрачно подумала я. Достаточно просто попробовать, авось бы и научились.

— А тут ещё и в твоём пансионе расстарались. Прислали мне на тебя характеристику, будто у меня здесь не замок, а институт благородных девиц.

— И что, они там сильно меня раскритиковали? — рискнула спросить я.

— Наоборот! — Он натужно рассмеялся. — В том-то и беда. Они охарактеризовали тебя как прямо-таки совершенную Ученицу Триады, чуть ли не лучшую их выпускницу. А всё, чего мне не хватало здесь, в замке, это пансионерки с повадками монахини. Которая станет всюду совать свой нос и с энтузиазмом юной девицы возвращать меня на путь истинный. Такие типажи хорошо мне знакомы, и по твоей аттестации я ожидал от тебя именно этого. А твой внешний вид, когда ты приехала, лишь утвердил меня в изначальных предположениях. Ты выглядела именно так, как должна выглядеть идеальная пансионерка. И продолжала выглядеть так же впоследствии. Только один раз за всё время ты оделась, как нормальный человек, да и то почти сразу же вернулась обратно к своим полумонашеским одеяниям.

Один раз? О чём он говорит? Не может же быть, чтобы о зелёном платье! Ему же самому не понравилось! Хотя… Разве он мне сказал, что ему не понравилось? Я сама так решила. Ждала, что меня осудят за недостаточную строгость наряда, вот и приписала эту позицию виконту. А между тем с какой стати он стал бы критиковать меня за то, что не нравится лишь ультра религиозным последователям Триады? Ведь сам виконт далёк от их суждений настолько, насколько лишь можно себе представить!

— Словом, — продолжал виконт, — не видя особого выбора, я сказал себе: ладно, она будет жить в замке, получит охрану, ни в чём не будет нуждаться, но и в мою жизнь вмешиваться не станет. Я обеспечу её всем необходимым, и этого довольно.

— Интересно, а зачем тогда нужен был список? — ворчливо поинтересовалась я.

Образ виконта, который выстраивался сейчас у меня на глазах, нравился мне куда больше, чем тот, который я успела себе нарисовать за предыдущие недели. Во всяком случае, от этого, нового виконта не исходило угрозы. Но это не значит, что мне не было обидно слушать его рассуждения на мой счёт… пусть даже он и признавал сейчас, что заблуждался.

Виконт непонимающе нахмурил брови.

— Какой список?

— Ну, тот, для ярмарки. Список того, что я собиралась купить.

— А откуда, по-твоему, я должен был узнать, сколько тебе понадобится денег? — удивился он. — Думаешь, я в курсе, что и в каких количествах покупают себе семнадцатилетние барышни? Если бы я был в курсе, всё это уже лежало бы у тебя в комнате к моменту твоего приезда. — Он мотнул головой, всё ещё не понимая. — Когда я выделяю деньги на какие-то приобретения, всегда запрашиваю список, это нормальная процедура.

— А неужели непонятно, что женщины иногда покупают такие вещи, о которых мужчинам знать совершенно необязательно? — язвительно осведомилась я.

Что-то смелею в последнее время, чтобы не сказать "наглею". Видимо, разочарование и близость смерти пагубно повлияли на мою способность к самообладанию. Впрочем, как выяснилось, те навыки лицемерия и выживания, которые благополучно выручали меня на протяжении четырёх лет в пансионе, здесь, в замке, сыграли со мной злую шутку. Похоже, придётся искать им замену.

— Так никто от тебя и не требовал вносить в список всё, что ты купишь, — отозвался виконт таким тоном, будто говорил нечто само собой разумеющееся. — Разве я требовал с тебя отчитаться о каждом потраченном гроше? Получил приблизительное представление о требуемой сумме, дал тебе денег с запасом, и ладно.

Я лишь глубоко вздохнула и махнула рукой, давая понять, что он может продолжать свой рассказ. Виконт помолчал, вновь собираясь с мыслями.

— Словом, когда я узнал, что у тебя завязался роман с Лиером, так обрадовался, что чуть было не пустил всё на самотёк. Был очень велик соблазн предоставить вам возможность сбежать и со спокойной совестью заключить, что выполнить волю твоего отца мне попросту не удалось. Пришлось бы, конечно, немного побегать за тобой, чтобы вернуть приданое. Которое, кстати, так и стоит в сокровищнице нетронутое, можешь сама проверить. Не буду, красиво взмахивая рукой, утверждать, что мне так-таки нечего делать с подобной суммой, но я бы с радостью расстался с ней, чтобы откупиться от завещания твоего отца.

Я хмыкнула. Бедное приданое. Все-то хотят друг от друга откупиться с его помощью.

— Но чувство ответственности взяло верх, и я счёл нужным сперва проверить всю подноготную лекаря. Нанял людей, способных выяснить такие вещи без лишнего шума. То, что они узнали, крайне мне не понравилось. Оказалось, что у него уже есть невеста, и девушка тяжело больна. Я стал копать дальше и обнаружил, что Лиер родом из тех же краёв, что и ты, а также что в последние месяцы он искал во всех библиотеках литературу о Живой Крови. Дальше сложить два и два было нетрудно. Вот только эту информацию я получил как раз тогда, когда ты сбежала. Пришлось поторопиться.

— Я… Мне стыдно, — едва слышно прошептала я, опуская глаза.

— Брось, тебе нечего стыдиться, — отмахнулся он, глядя куда-то в сторону. — Если я не хотел жениться на тебе, с какой стати ты должна была жаждать этого брака? Ты юна и неопытна, а этот подонок виртуозно воспользовался ситуацией. Ну да демоны с ним.

— Почему я заболела? — спросила я после непродолжительного молчания.

— Я плохо разбираюсь в подробностях, — ответил виконт, — но, насколько я понял, сильное эмоциональное потрясение способно ослабить действие крови. И в этом случае вы болеете гораздо более тяжело, чем другие люди, поскольку обычный иммунитет у вас не развит.

Я задумчиво кивнула. Значит, я действительно могла умереть. И возможно, так было бы правильно. Но доктор не ошибся. Прошло совсем немного времени, а я уже не жалела о том, что осталась жива.

— Как я могу больше узнать о свойствах своей крови?

Я никогда не придавала этим свойствам особого значения. А вот теперь информация казалась жизненно важной. Виконт одобрительно кивнул.

— В моей библиотеке есть одна старая книга на эту тему. Можешь её взять. Впрочем, будет лучше, если ты прочитаешь её там же, в библиотеке. Слуги не должны знать, что ты интересуешься этой темой. Чем меньше распространится информация, тем лучше.

Да, это я уже поняла. Мне вдруг припомнилось кое-что ещё.

— А стражник? Тот, который всё время следовал за нами с Ивонной — и в храм, и на ярмарку?

— Был приставлен, чтобы охранять тебя. — Виконт нахмурился. — А ты что подумала? Решила, что это тюремщик, следит, чтобы ты не сбежала?

Я поджала губы и смерила его не слишком довольным взглядом, мол, а чего вы ещё хотели? Он натянуто усмехнулся и покачал головой.

— Вынужден тебя разочаровать. Речь шла исключительно о твоей безопасности.

Но у меня уже созрел совсем другой вопрос. Я внимательно вглядывалась в лицо виконта, пытаясь отыскать там ответ. И вдруг впервые обратила внимание на цвет его глаз. Надо же, синие. Кто бы мог подумать.

Но ответа на мой вопрос лицо дать никак не могло, и я безо всяких предисловий спросила:

— Почему вы?

— Что я?

Он то ли не понял, то ли притворился, что не понимает.

— Почему отец выбрал именно вас? Да, понимаю, вы были что-то ему должны. Но ведь он оставил большое приданое. Мог бы найти кого-то ещё. Почему именно вы?

— Вот у него и спроси, — не без раздражения отозвался виконт. — Понимаю, что не можешь, — поспешил примирительно добавить он. — Но у меня ответа нет. Возможно, барон счёл, что я смогу обеспечить тебе надёжную защиту. А может быть, он понимал, что я не стану охотиться за Живой Кровью. И в этом смысле был абсолютно прав.

— Так-таки прав? — спросила я, склонив голову набок. Теперь мне трудно было поверить в невинность чьих бы то ни было намерений. — А если бы вас поразила смертельная болезнь? И тогда тоже не стали бы охотиться?

Виконт усмехнулся, но как-то на редкость тоскливо.

— Представь себе, нет, — ответил он, разводя в стороны кисти рук. — Не стал бы. Я, конечно, не собираюсь намеренно отправлять себя к демонам. Но если таким образом распорядится судьба, цепляться за жизнь не буду. И уж точно не стану выкупать её ценой жизни кого-то ещё. Возможно, твой отец это понимал.

Я смотрела на него и не знала, верить или не верить. Пытается водить меня за нос, а сам в случае необходимости воспользуется моей кровью без зазрения совести? Или говорит искренне? И если так, то, судя по словам виконта, он не слишком-то дорожит жизнью. Почему?..

Оставался самый последний вопрос. Задавать его не хотелось, но остальные, кажется, кончились, а выбора не было. Поэтому, скрепя сердце, я собрала в кулак всю свою смелость и произнесла:

— И что нам теперь делать?

Ответ, в общем-то, и без того понятен. После всего, что произошло, особых вариантов не было. Мне предстояло собрать вещи и выметаться из замка. Возможно, виконт окажется достаточно порядочен, чтобы отдать моё приданое. И, если так, у меня будут шансы как-то устроиться во внешнем мире. В противном случае они, конечно же, равны нулю.

Кажется, виконт ожидал этого вопроса. Во всяком случае, ответил, не задумываясь.

— Жениться, — сказал он, легонько пожав плечами, чем вверг меня в состояние ступора.

Хоть я и была уверена, что ошеломить меня теперь ничто не сможет очень долго.

— Как?!

— А так, — виконт выразительно развёл руками; его голос звучал не то бесстрастно, не то безнадёжно, я не могла понять. — У нас нет особого выбора. Меня держит слово, данное твоему отцу. А ты одна пропадёшь. Да и к тому же ты уже прожила в этом замке несколько недель в качестве моей невесты. Если сейчас помолвку расторгнуть, это разом уничтожит твою репутацию. А с растоптанной репутацией очень нелегко жить, можешь поверить мне на слово. Для этого требуются определённые навыки, которых у тебя пока нет.

— Но…как же… — Я не находила слов. Только чувствовала, что всё это насквозь неправильно. — А если вы потом захотите жениться на ком-нибудь другом?

— А на ком, например?

Откуда мне знать? Да мало ли!

— Ну, хотя бы на Амандине.

Виконт довольно долго меня рассматривал, словно гадая, серьёзно я говорю или издеваюсь. Видимо, пришёл к выводу, что всё-таки первое, поскольку ответом были слова:

— Ты действительно ещё ребёнок. Кто же на таких женится?

Я обиженно насупилась. На каких "на таких"? А, ну да, на прислуге. Наверное, действительно не женятся.

— Я вообще не собираюсь жениться, — спокойно заявил виконт, предвосхищая мой следующий вопрос. — Точнее сказать, не собирался. Так что эта проблема может тебя не беспокоить. Да и вообще, не напрягайся сильнее, чем следует. Это будет фиктивный брак. Максимально удобный для нас обоих. Я продолжу вести свою привычную жизнь. У тебя будет всё, что ты захочешь. Сможешь покупать всё, что тебе вздумается, безо всяких списков. Со временем заведёшь себе любовника. Сразу, прости, не позволю: к тебе будут слишком активно присматриваться, а шумиха вокруг того, что жена наставляет мне рога сразу после свадьбы, мне совершенно ни к чему. Впрочем, сейчас оно тебе и самой не надо, верно? А впоследствии, когда всё поутихнет, а ты сама будешь готова, подберёшь себе кого-нибудь. Только при условии, что я его одобрю.

Я слушала, хлопая глазами, с трудом веря, что всё это происходит на самом деле, а не в каком-то дурацком расплывчатом сне. И я всё это время считала себя циничной??? Да он по сравнению со мной — просто король цинизма! Рассказывает своей будущей жене о том, как она будет заводить себе любовников с его одобрения, и при этом так спокоен, словно ведёт светскую беседу о погоде!

— Поначалу я буду проводить у тебя в спальне по вечерам некоторое время, — как ни в чём не бывало, продолжал виконт. — Иначе у окружающих возникнут излишние вопросы и повышенное любопытство, а это не нужно ни мне, ни тебе. Да успокойся, не трону я тебя! — поморщился он, заметив, насколько сильно я напряглась при этих словах. — У меня для этих целей есть достаточно других вариантов. А свечку держать мы никого приглашать не будем. Сказал же: фиктивный брак. Значит, фиктивный.

Я задумчиво забарабанила пальцами по ручке кресла. В принципе, если подумать, такая договорённость вполне меня устраивала. Конечно, это не был предел моих мечтаний. Но учитывая обстоятельства, пожалуй, это было гораздо лучше всего того, на что я могла рассчитывать.

— Только имей в виду, — голос виконта звучал твёрдо, почти жёстко, — раз брак фиктивный, то и на наследство не рассчитывай. Я оставлю завещание, согласно которому в случае моей смерти имущество перейдёт к другому человеку.

Это было справедливо, но только отчасти. Что ж, цинизм, так цинизм.

— Хорошо, но тогда я хочу в случае вашей смерти получить назад своё приданое, — заявила я, понимая, что обнаглела окончательно и ожидая по меньшей мере оплеухи.

Но свои интересы была намерена отстаивать.

Виконт снова посмотрел на меня с любопытством, почти так же, как несколько дней назад в храме.

— А ты молодец, — сказал он после короткой паузы. — Быстро учишься. Если бы в своё время я учился так же быстро… — Он оборвал собственное предложение на полуслове и вместо этого сказал: — Твоё требование резонно. Я распоряжусь на этот счёт. В случае моей смерти ты получишь своё приданое либо соответствующую сумму в денежном эквиваленте.

Я согласно кивнула.

— Ну что ж. — Виконт взялся за ручки кресла и подался вперёд, словно собираясь встать. — Тянуть со свадьбой долго не будем. Много народу собирать не станем: это ни к чему, но если хочешь кого-то позвать, делай. Да, и, Ника…

Я вздрогнула при звуке своего имени. Откуда он знает? Или просто случайно угадал? Я вопросительно посмотрела на виконта, ожидая, что он скажет дальше.

— Начинай-ка ты нормально одеваться. Ты теперь всё-таки виконтесса, а не монашка. Одно человеческое платье у тебя есть, зелёное, если не ошибаюсь? А остальное купишь. В деньгах ты не ограничена, во времени тоже.

Я кивнула.

— А когда вы собираетесь назначить свадьбу?

Виконт передёрнул плечами.

— Да хоть бы и завтра. Решили, так решили. Впрочем, нет, конечно. Придётся кое-что подготовить. Платье тебе сшить. Известить кое-кого. Через неделю?

Неделю, так неделю. В общем-то мне всё равно.

— И ещё, — добавил виконт, вставая. — Раз уж мы скоро станем мужем и женой, обращайся ко мне на "ты".

Он потянулся, разминая мышцы после долгого сидения, и направился к двери, но тут я вспомнила ещё один жутко важный вопрос.

— Дамиан… сколько тебе лет?

Он остановился, обернулся и чуть удивлённо ответил:

— Двадцать восемь.

Я тоскливо смотрела ему в спину, когда он выходил из комнаты. Старик. Ну точно, старик.

 

Глава 7

Мне казалось, что неделя — это очень долго. Я успею обдумать, взвесить, смириться, осознать. Успею разобраться в собственных чувствах. Разложу их по полочкам, наведу порядок в бесцельно мечущихся внутри черепной коробки мыслях. А потом оказалось, что неделя уже прошла. А я так и не осознала и не приняла. Идея по-прежнему казалась мне всё такой же дикой. А служанки уже извлекли меня из ванной, вытерли и принялись одевать в свадебный наряд.

Наряд был весьма внушительным и состоял из нескольких частей. Сперва — пышная нижняя юбка, из материала попроще. Она была белой, но чуть более тёмного оттенка белого, чем остальной наряд, и потому на его фоне выглядела грязноватой, словно в её белизну подмешали немного серого. Потом шло собственно платье, его одели через голову. Атласное, всё расшитое жемчугом; при определённом освещении белый цвет слегка отливал синевой. Платье включало в себя корсет, который тщательно зашнуровали и затянули так сильно, что после этого я могла худо-бедно дышать только стоя. Сидя я эту способность утрачивала.

Юбка была в пол, то есть неприличная. Сверху платье оказалось очень коротким: оно заканчивалась сразу над грудью, оставляя обнажёнными руки, плечи, лопатки. Сперва я перепугалась, что так меня и собираются отправить в храм, но, к счастью, выяснилось, что это ещё не всё. Дальше следовала блуза, сшитая из того же самого материала, что и платье, и точно так же украшенная жемчугом. Даже роль пуговиц выполняли жемчужины, которые продевались в специальные петли. Довершал наряд широкий белый пояс, объединявший блузу и нижнюю часть платья так удачно, что со стороны они казались единым целым.

Причёска, макияж, несколько пар рук, не выпускающих меня ни на секунду, а следующее воспоминание, сохранившееся из череды тех подёрнутых туманной дымкой переживаний — я стою рядом с Дамианом в старой часовне. Часовня находится на территории замка, только регулярные богослужения в ней не проводятся. А вот сейчас, по такому случаю, её двери открылись, обстановка более чем торжественная, и специально приглашённый жрец готов провести обряд. Жрец мне незнаком: это не тот, из главного городского храма, который на ножах с Дамианом, но и не тот, с окраины, который пытался поженить нас с Эдмондом. Последнее и хорошо, ведь происходящее здесь и сейчас и без того слишком сильно похоже на фарс. Кстати, события, предшествовавшие моей болезни, кажутся теперь далёкими и какими-то почти нереальными, уж слишком много всего успело произойти с тех пор. Возможно, не так уж и много в плане событий, но точно много с точки зрения эмоций и переживаний.

Гостей совсем мало, если учитывать, что речь идёт о свадьбе виконта. Но людей всё равно предостаточно, куда больше, чем мне бы хотелось. В первую очередь это все обитатели замка — слуги, солдаты и офицеры гарнизона, коннетабль, дворецкий и прочие. Амандина тоже здесь, одета в элегантное фиолетовое платье, и я отчего-то с удовлетворением отмечаю, что на моём фоне она сейчас теряется. Хотя какая мне разница?.. Помимо тех, кто живёт в замке, здесь присутствует кое-кто из местных дворян, буквально несколько семей; никого из них я ни разу не видела у виконта в гостях. И даже несколько представителей духовенства сочли нужным посетить мероприятие, пускай жених и является известным безбожником. Зато и человек до определённой степени влиятельный, а значит, на многое в его поведении можно и нужно прикрыть глаза. Единственный, кого мне по-настоящему приятно было увидеть, — это доктор Истор.

Торжественная музыка возвестила о начале церемонии. Мы с Дамианом опустились на колени перед алтарём. Ощущение дежавю. Надо же, вроде бы опыта с мужчинами ноль, а вроде и во второй раз замуж выхожу… И что за дурацкие мысли лезут в голову в такой ответственный момент?

— Учителя и Ученики, мы собрались в этом храме для того, чтобы узреть, как этот мужчина и эта женщина сочетаются незыблемыми узами брака пред взорами богов. Брак есть важнейший из союзов, заключаемый на земле и на небесах, закрепляемый водой, воздухом и землёй, освящаемый взорами Делва, Калма и Рейи. Ни один из живущих не вправе расторгнуть этот союз, заключённый в храме Триады с соблюдением многовековых правил.

Монотонная речь жреца звучала торжественно, даже успокаивающе. Почти убаюкивающе. Интересно, кто-нибудь когда-нибудь засыпал посреди собственной свадебной церемонии?..

Я украдкой покосилась на Дамиана. Вид у него был бесстрастный, я бы даже сказала, отстранённый. Будто не менялась сейчас против воли вся его судьба. Лицо серьёзное и спокойное. Как обычно, бледное, и оттого цвет кожи по-прежнему резко контрастирует с чернотой волос, непокорно падающих на широкий лоб. На лбу две морщинки, заставляющие его всегда выглядеть чуть-чуть нахмуренным. Может, поэтому Дамиан и показался мне поначалу таким мрачным? Впрочем, тому было много причин.

Я снова перевела взгляд на жреца, который, ни на секунду не прерываясь, продолжал зачитывать стандартный текст.

— Если кто-нибудь знает о причине, по которой этот мужчина и эта женщина не могут сочетаться законным браком, пусть скажет об этом сейчас или молчит во веки веков.

Я затаила дыхание. Мне казалось, сейчас кто-нибудь непременно должен закричать: конечно, не могут! Этот брак не может быть заключён. Эти двое не любят друг друга.

Но ничего подобного никто, разумеется, не сказал. И жрец благополучно продолжил:

— Дамиан, согласен ли ты взять в жёны присутствующую здесь Веронику? Согласен ли ты служить ей опорой, как земля, окружить её заботой, как вода, и стать ей нужным, как воздух?

— Да, — спокойно произнёс Дамиан.

— Вероника, согласна ли ты взять в мужья присутствующего здесь Дамиана? Согласна ли ты служить ему опорой, как земля, окружить его заботой, как вода, и стать ему нужной, как воздух?

Всё моё существо противится, кричит, что этого делать нельзя. Но я, не менее спокойно, чем жених, отвечаю:

— Да.

— Пред ликами Рейи, Делва и Калма объявляю вас мужем и женой.

За спиной зазвучал одобрительный шёпот и даже несколько поздравительных возгласов. Дамиан первым поднялся на ноги и протянул мне руку, помогая встать. Мы оба знали, что должно последовать за этим по правилам церемонии. Я неуверенно взглянула ему в глаза. Дамиан взял меня за подбородок, наклонил голову и поцеловал в губы. Коротко, холодно, до обидного целомудренно. Я сказала "до обидного"? Наверное, просто оговорилась.

Потом были многочисленные и однообразные поздравления, меня знакомили с какими-то людьми, но их было столько, что я не запомнила ни одного имени. Затем праздничное пиршество: длинный стол накрыли в большом зале, располагавшемся на первом этаже. Я почти ничего не ела: во-первых, кусок не лез в горло; во-вторых, мешал корсет. Хватало того, что за столом приходилось сидеть, а природа требовала того, чтобы при этом я как-то дышала.

Потом, под весёлые и подбадривающие возгласы гостей, от которых я краснею так, как не краснела, наверное, никогда в жизни, мы с Дамианом отправляемся наверх и закрываемся в моей опочивальне. В массивном канделябре на столе уже зажжены свечи. Кровать красиво застелена. Рядом на спинке стула висит белая ночная рубашка, в основном состоящая из кружев. При взгляде на неё меня начинают раздирать противоречивые чувства. С одной стороны, бесконечный восторг: хочется схватить её и надеть прямо сейчас. С другой — смущение. В такой рубашке я и в одиночестве бы краснела, не то что в присутствии мужчины.

А Дамиан как ни в чём не бывало подходит ко мне со спины и начинает возиться с моим поясом. У меня всё замирает внутри. Тело деревенеет. Он избавляется от пояса, обходит меня и принимается расстёгивать пуговицы-жемчужины на моей блузе. Что он делает?!

Ехидный голос в моей голове насмешливо вопрошает: а чего ты, собственно говоря, дорогая, ожидала? Договорённость? Да мало ли о чём вы там договаривались! Кто это слышал? Он теперь твой законный муж, перед людьми и — кто бы сколько ни морочил тебе голову на предмет фиктивности брака — даже перед богами. Он в своём праве. Кому ты сможешь пожаловаться? И что скажешь? "Он обещал этого не делать"? Тебя только на смех поднимут и будут правы.

— Да что ты вся напряглась, как монашка? — раздражённо спрашивает Дамиан. Я ничего не отвечаю. Стою, сцепив перед собой руки. — Ах да, забыл, ты же монашка и есть, — фыркнул он. — Хочешь всю ночь спать в этом платье? Сама ты его не снимешь, это тебе не пансионские наряды. А горничную я, извини, всему замку на потеху звать не собираюсь.

Я кивнула и, сжав зубы, попыталась расслабиться. Получилось плохо. Тело по-прежнему казалось одеревеневшим. Но я позволила Дамиану расстегнуть все пуговицы и отвела руки назад, чтобы легче было высвободить их из рукавов.

Отбросив блузу на кровать, он снова встал у меня за спиной. На секунду положил руку на мою шею, оценивая фронт работ, затем опустил её на талию, по ходу дела скользнув пальцем по лопатке, и занялся корсетом. Помимо шнуровки, были ещё какие-то крючочки, и Дамиан расстегнул их, быстро пробежав пальцами по моей спине. Орудовали пальцы вполне умело. А у меня почему-то по телу пробежали мурашки. Вероятнее всего, от страха.

Дамиан стянул с меня платье, и я осталась в одной только нижней юбке: никакого белья выше пояса корсет не предусматривал. Краснея, я поспешила прикрыть свою грудь руками, но он уже отвернулся и отошёл к креслу. Я торопливо натянула на себя ночную рубашку, оказавшуюся постыдно прозрачной, и лишь после этого принялась неловко снимать нижнюю юбку. После чего с ужасом осознала, что с юбкой было всё-таки целомудреннее.

— Ложись спать, — сказал Дамиан, усаживаясь в кресло и беря в руки книгу, которую принёс в комнату заранее.

Я поспешила забраться в постель и натянула одеяло чуть ли не до самого подбородка.

Ясное дело, уснуть в присутствии Дамиана мне не удалось, да я даже и не пыталась. Просто лежала на боку, прислушиваясь к каждому издаваемому им шороху. В основном такой шорох оказывался перелистыванием страниц. Дамиан читал, время от времени поглядывая на часы. Спустя двадцать минут закрыл книгу, поднялся с кресла и, затушив свечи, вышел из комнаты.

С тех пор прошло восемь дней. Дамиан приходил ко мне в комнату каждый вечер; предполагалось, что со временем такие визиты станут более редкими, а постепенно и вовсе сойдут на нет. Он неизменно садился в кресло, принимался читать всё ту же книгу, которую специально оставлял в моих покоях на столе, а через ставшие уже привычными двадцать минут уходил. Постепенно я привыкла к его присутствию. Перестала пугаться каждого шороха, начала свободно заниматься своими делами, пока он читал, а если чувствовала себя усталой — всё-таки время обычно бывало позднее, — могла даже прямо при нём лечь спать.

Конечно же, Дамиан продолжал встречаться с Амандиной, и, конечно же, я об этом знала. В общем-то никаких претензий в этой связи у меня не было, да и быть не могло. Не играть же в собаку на сене. Но что-то в экономке неуловимо раздражало. Полагаю, это чувство было взаимным, поскольку взгляды, которые она кидала на меня украдкой, думая, что я их не замечаю, были какими угодно, но только не доброжелательными. Я читала в них то зависть, то чувство собственного превосходства, но просто неприязнь. Но большого значения это для меня не имело. Дамиан даже переселил её в другую часть замка, так что во время своих свиданий они никак не мозолили мне глаза. И всё же мне было немного жаль, что, пообещав Дамиану в своё время завести лишь того любовника, которого он одобрит, не потребовала того же самого и от него. Впрочем, самой мне и так было хорошо. Ни в каких любовниках я не нуждалась.

А вот его книга пришлась к месту. Ещё в первую брачную ночь, если, конечно, так можно её назвать, после ухода Дамиана, я взяла в руки немного потрёпанный том с обложкой, исписанной золотистыми буквами, и принялась с любопытством рассматривать. Это оказалась книга по метафизике. Моё любопытство усилилось: науки всегда меня интересовали, а в пансионе им уделялось весьма скромное внимание. И я принялась читать. Оказалось нелегко, ведь это был не учебник, а, стало быть, книга предполагала знание предмета, которого у меня по большей части не было. И тем не менее я втянулась. Пробелы в моём образовании зачастую реально было заполнить на основании прочитанного при помощи логического мышления. Ежедневно я читала книгу, а ближе к вечеру клала её обратно на стол.

И вот в один прекрасный день книжная тема неожиданно получила своё продолжение. Дамиан, как и всегда, сидел в кресле, а я устроилась отдыхать, но спать пока не ложилась. Не снимая одежды, развалилась поперёк кровати, подпирая голову рукой и рассматривая очередную вышивку. Не могу сказать, чтобы так уж прямо любила вышивать (метать дротики куда увлекательнее), но в качестве успокаивающего и расслабляющего времяпрепровождения это занятие не знало себе равных.

Дамиан дочитал последнюю страницу, отложил книгу и глянул на часы. Прошло всего десять минут, слишком рано, чтобы уходить. Он поднялся с кресла и, подойдя к полкам, принялся проглядывать корешки. Я моментально забыла про вышивание и, повернувшись набок, приподнялась на локте, так, чтобы лучше его видеть.

Просмотрев названия первых нескольких книг, Дамиан нахмурился. Разобравшись с верхней полкой, скривился. Быстро проглядев следующую, негромко выругался.

— Могу порекомендовать восьмой том "Проповедей святого Иттара", — елейным голосом предложила я. — Особенно хорошо прописана романтическая линия.

Дамиан повернулся ко мне и нахмурился, пытаясь понять, издеваюсь я или говорю серьёзно. Ехидная улыбочка, игравшая сейчас на моих губах, никаких сомнений на этот счёт не оставляла. Через пару секунд в его глазах появился намёк на понимание, потом он покачал головой и принуждённо рассмеялся.

— Я что, должен ещё раз попросить прощения?

Я энергично закивала.

— А зачем было забивать мою комнату всем этим… — я хотела сказать "хламом", но в последний момент исправилась: — …наследием теологической мысли???

— А что я должен был делать? — отозвался Дамиан, защищаясь. — Я знал, что ко мне едет пансионерка, да ещё и одна из лучших. Не любовные же романы ей ставить, да и не научные книги — чего доброго найдёт в них что-нибудь, оскорбляющее её религиозные чувства. Вот я и расстарался, велел принести сюда те книги, которые должны были прийтись тебе по вкусу. Ну, и заодно подчистил библиотеку от всякого хлама, — пробормотал он под моим пристальным взглядом.

— А что, другим способом это сделать было никак нельзя? — возмутилась я.

— А каким, например?

— Да просто взять и выбросить!

— Религиозные труды? У меня, знаешь ли, и без того репутация не ахти.

— А можно, — задумчиво проговорила я, — пожертвовать их в пользу какого-нибудь общественного учреждения. Школы или библиотеки при храме. Причём, знаешь, обставить так, что буквально от сердца отрываешь, но чего не сделаешь на благо детей, ну, или прихожан. Сразу и репутация подскочит.

Я и сама не понимала, с какой стати начала рассуждать на эту тему всерьёз. А Дамиан взглянул на меня с интересом.

— А что, удачная идея, — признал он. — Как это пришло тебе в голову?

— К нам в пансион как-то раз привёз книги один граф, — охотно ответила я. — Самолично пришёл, расхаживал такой важный, жрицы перед ним бегали и прыгали, как перед благодетелем, показывали классы и прочие комнаты. А мне сразу показалось, что он просто отделывается от всего ненужного.

— Ну, расхаживать по пансионам я, конечно, не буду, — безапеляционно заявил Дамиан, — а вот идея сбагрить таким образом всё это хозяйство весьма неплоха. Не захотят читать, так пустят на растопку. Раз уж тебе пришлось не по вкусу, — съязвил напоследок он.

— Не напоминай, — отрезала я, сама удивляясь тому, насколько свободно стала себя чувствовать в его обществе. Ну, а с другой стороны, что такого, я ведь ему жена, в конце-то концов. — Мне, между прочим, пришлось несколько недель ограничиваться вот этой вот литературой. Хочешь тоже так попробовать?

Однако брать на себя вину в полной мере Дамиан не спешил.

— Пошла бы в библиотеку и взяла там, чего душе угодно, — пожал плечами он.

— Да? А ничего, что мне было сказано в библиотеку не ходить? — снова возмутилась я.

— Никто тебе не говорил туда не ходить, — спокойно возразил Дамиан. — Тебе сказали "не беспокоить". То есть тихонько вошла в библиотеку, прошла к полкам, выбрала себе книгу и унесла в свою комнату. Или ты не можешь пойти в библиотеку без того, чтобы приняться вытанцовывать там на столах? Хотя, — он окинул меня оценивающим взглядом, — знаешь, забудь всё, что я говорил про беспокойство. Если захочешь станцевать в библиотеке на столе, можешь смело так и сделать. Пожалуй, я не прочь на это взглянуть.

Я смущённо отвернулась, бубня себе под нос, что мне неоткуда было знать, как именно в этом доме принято интерпретировать фразу "не беспокоить".

— Романтическая линия, говоришь? — Дамиан снова сосредоточился на корешках. — Ну, и хоть что-нибудь любопытное здесь есть?

— Есть, — охотно подтвердила я. — Вон та.

Дамиан нахмурился, пытаясь определить, на которую книгу я указываю.

— Пятая слева, — уточнила я.

Он извлёк книгу с полки и, присмотревшись к обложке, зачитал вслух:

— "Инструкции по применению пояса верности".

— А что? — отозвалась я, отвечая на его ошарашенный взгляд. — Во всяком случае она с картинками. Но, повторюсь, можешь взять проповеди.

— Н-да? С картинками? — задумчиво повторил Дамиан. — Ну-ка подвинься.

Он бросил книгу на кровать и сам плюхнулся на живот рядом со мной, после чего принялся листать страницы. Я устроилась так, чтобы тоже видеть листы, исписанные витиеватым почерком, а главное, изображённые на многих из них рисунки и схемы.

— Вот! Вот это — мой любимый! — заявила я, ткнув пальцем в очередное изображение. — Романтичный, даже с розочкой.

Дамиан, почти уже собравшийся было открыть следующую страницу, приостановился и принялся рассматривать картинку повнимательнее.

— Да? Хочешь, тебе такой купим? — осведомился он.

— Спасибо большое! — Я возмущённо ткнула его локтем в бок. — Как-нибудь обойдусь.

Дамиан в долгу не остался, отплатил мне тем же. Я зашипела: локоть у него был острый.

— Ты сказала, что тебе нравится! — напомнил он.

— Не настолько, чтобы самой его носить, — отрезала я. — К тому же ты всё равно обещал, что я смогу в перспективе завести любовника.

— Только с моего ведома, — уточнил Дамиан. — Вот я ему ключ и передам.

— Угу, вы его ещё под половицей оставляйте, — мрачно буркнула я. — И вообще, если ты такой щедрый, может, и для тебя такой купим?

Дамиан закашлялся.

— И как ты себе это представляешь? — осведомился он.

Я пожала плечами. По правде сказать, я себе это не представляла никак.

— Если на женщину можно, почему на мужчину нельзя? — кстати припомнился вопрос несдержанной на язык сокурсницы. — Какая разница?

— Да кое-какая разница вообще-то есть, — пробормотал Дамиан, но в подробности вдаваться не стал.

Вместо этого продолжил рассматривать модели.

— А зачем эти дырочки? — поинтересовался он вслух. — Ах, ну да… — Он смутился под моим хмурым взглядом и открыл следующую страницу. — Вот! Вот это совсем другое дело. И кожа дышит, и на железе экономия. Только что это за зубчики?

— А это, — ехидно пояснила я, — специально для особенно непонятливых мужчин, которые попытаются воспользоваться экономией железа.

Уж у меня-то было время разобраться во всех картинках. Дамиан сглотнул и даже поднёс руку к горлу.

— Сама-то откуда так хорошо разбираешься? — подозрительно осведомился он.

— А кто-то был настолько щедр, что снабдил меня на несколько недель чрезвычайно интересной литературой, — мило улыбнулась я. — Да и потом, нам, если хочешь знать, в пансионе такой показывали.

— В пансионе?!

Кажется, он был шокирован.

— А что такого? — Я решила встать на защиту собственных учителей. — Нас же там не к чему-нибудь готовили, а к счастливой супружеской жизни. Вот и показали один раз.

— Зачем?! — продолжал недоумевать Дамиан. — Какой идиот будет пользоваться такими вещами? Они небось и существуют-то только в больном воображении этих художников.

— Ага, как же! — возразила я, радуясь, что хоть что-то знаю о жизни лучше виконта. — Попробуй завести себе любовницу из квартала Дройтс. — В этом квартале жили исключительно представители ультра религиозного сектора, к каковому принадлежали также наставницы Слезы Рейи. — У них там в каждой второй семье такие штуки в ходу.

Дамиан грязно выругался сквозь зубы, второй раз за сегодня. Хватит мне уже вжимать голову в плечи, пора начинать запоминать…

— Неудивительно, что в этом квартале такая высокая женская смертность, — процедил он. — Ну, и чему ещё тебя обучили в этой твоей Слезе?

— Да мало ли, — пожала плечами я, прикидывая, рассказать ли ему про силу мысли и девственность святой Катильды. Решила, что не стоит. — Например, готовили к брачной ночи.

— Да? — Дамиан перевернулся набок и устроился, подпирая щёку рукой. — И что ж так плохо подготовили?

Я сердито сверкнула на него глазами. Можно подумать, он чем-то недоволен. Сам же предложил фиктивный брак!

— Нас не к тому готовили, — раздражённо пробурчала я.

— А к чему? — удивился он. — Ты же сказала "к брачной ночи"?

— Да, но с совсем другой точки зрения.

— А что, на это существует другая точка зрения? — заинтригованно спросил Дамиан.

— А то! — Я загадочно прицокнула языком.

— Поделись, не томи! — взмолился он. — Чувствую, что прожил жизнь, так и не узнав чего-то важного. Ну, например?

— А если я скажу, заменишь эти книги на другие?

— Считай, что уже заменил.

— Ладно. — Я возвела глаза к потолку, выискивая в своей памяти что-нибудь наиболее несуразное. Сильно напрягаться для этого не пришлось. — Например, нас предупредили не пугаться в случае, если муж надумает накрыть нам лицо влажной простынёй.

— Зачем? — растерянно спросил Дамиан.

— Потому что всё это делается для продолжения рода, а не для удовольствия, — наставительно сообщила я. — И если уж случайно так получается, что кто-то удовольствие получает, другой во всяком случае не должен об этом узнать. Для того и простыня.

— Впечатляет, — медленно кивнул Дамиан. — Я посрамлён. Оказывается, не знаю самых простых вещей. Может быть, мне податься в пансион на обучение? Чувствую, что мог бы открыть для себя много интересного. Как думаешь, меня возьмут?

— В пансион для девушек? — хихикнула я. — Впрочем, если ты пожертвуешь им все эти книги… А что, попробуй!

— Ладно, я обдумаю, — кивнул он с ухмылкой. — Во всяком случае буду знать, что в этой жизни мне есть, к чему стремиться. — Он бросил взгляд на часы. Прошло куда больше обычных двадцати минут. Наверное, у горничных появилась новая тема для обсуждения. — Приходи завтра в библиотеку и выбери себе несколько книг. Так и быть, можешь даже на столе не танцевать. И ради богов, перестань бояться сделать по дому лишний шаг. Через пару дней весь этот хлам отсюда заберут, — он кивнул головой в сторону полок, — и тогда сюда можно будет поставить те книги, которые придутся тебе больше по вкусу. Подумай пока, что это будет. И скажи, если захочешь оставить что-нибудь из этого.

Снова кивок на религиозные тома.

— Вот эту, пожалуй, оставлю, — отозвалась я, тыкая пальцем в "Инструкцию", пока Дамиан поднимался с кровати.

— Вот эту я тебе как раз не отдам, — отрезал он, подхватывая книгу прежде, чем я сообразила, что за трофей надо бороться. — Такое чтение не для маленьких девочек.

Я обиженно засопела, глядя ему в спину. Лучше бы "Целомудрие для чайников" взял почитать! Авось что-то бы умное для себя вынес…

 

Глава 8

На следующее утро я действительно пошла в библиотеку и выбрала для себя несколько книг. Пару романов, томик баллад и учебник риторики. Последнее — не знаю, зачем; просто попался на глаза и стало любопытно.

А между тем, дел прибавилось и помимо чтения. По моей просьбе ко мне прислали портниху: я решила, коли уж на мне не экономят, не покупать готовую одежду, а вместо этого сшить себе несколько платьев. На снятие мерок и обсуждение фасонов и тканей ушло прилично времени. Меня так и подмывало сделать абсолютно все платья длинными, в пол, вопреки зазубренным в пансионе правилам. Я всё же поборола соблазн, рассудив, что это будет слишком однообразно. Однако в конечном счёте абсолютно все заказанные платья расходились с религиозным каноном хотя бы в одной детали. Если длина юбки была допустимой, значит, платье обладало излишне глубоким декольте, либо было непозволительно приталенным.

Оставшись одна, я долго стояла перед зеркалом, рассматривая свои волосы. Носить хвостик мне до смерти надоело. Но альтернатива — распущенные волосы — тоже не слишком нравилась. Смотрелись они уж очень невзрачно, чтобы не сказать убого. Длина — не туда и не сюда, лежат плохо, концы секутся. На свадебную церемонию горничные как-то уложили их своими силами, а потом причёска и вовсе спряталась под фатой. Но сейчас хотелось чего-нибудь более постоянного.

— Скажи, Мэгги, а есть поблизости хорошие мастера стрижки?

Мой вопрос был адресован камеристке, робкой молодой девушке, которая теперь помогала мне в замке и сопровождала на выездах. Одним из моих первых требований после того, как я поняла, что имею право таковые выдвигать, было убрать с этой должности Ивонну. Пускай, как и прежде, занимается ключами, а я предпочту возле себя другую компанию. Не могу сказать, за что именно я невзлюбила старуху — просто за непривлекательную внешность или, к примеру, за то, что она наябедничала Дамиану о моём разговоре со жрецом. В первом случае я, конечно, была неправа, во втором — тоже, поскольку любая другая служанка на её месте наверняка поступила бы так же, в том числе и Мэгги. Но мне было всё равно. Я хотела сменить служанку — и я её сменила. Дамиан не возражал.

— Да, миледи, есть, — охотно ответила девушка. — Есть очень хорошая мастерица, Ада Броклен, она живёт в городе. У неё стригутся самые модные дамы, даже две баронессы.

Отлично. Так я и думала: служанки непременно будут знать о таких вещах.

— Можешь распорядиться, чтобы её ко мне пригласили?

Никак не привыкну отдавать приказы. Всё больше прошу либо, как сейчас, задаю наводящие вопросы. Впрочем, при известной степени твёрдости, не позволяющей слугам вконец распуститься, такая манера поведения вполне допустима. В каком-то смысле даже предпочтительна. Мама, во всяком случае, вела себя именно так, и никаких проблем в этой связи никогда не возникало. Хотя, конечно, она была не дворянкой…

— Хорошо, госпожа.

Ада Броклен оказалась симпатичной, бойкой и разговорчивой девушкой двадцати четырёх лет, хотя использовала макияж, заставлявший её казаться старше. Как она вскоре мне объяснила, это оттого, что многие клиентки не доверяют слишком молоденьким специалисткам. Мы с Адой сразу поладили и быстро разговорились.

— Я уже восемь лет в профессии, — рассказывала она, извлекая из бежевой кожаной сумки свои инструменты и раскладывая их на столе. Я испытала чувство немалого облегчения, не заметив среди них ничего похожего на те грубые ножницы, которыми нас стригли в пансионе. — Моя мать была портнихой, а отец служил в гарнизоне, здесь, в замке. Ну вот, сперва я помогала маме, ездила вместе с ней к заказчицам, и вот потихоньку начала делать причёски. А когда родители умерли, пришлось зарабатывать себе на жизнь. Сначала было тяжело. Работала целыми днями, и всё равно перебивалась с большим трудом. Нет, совсем уж я не голодала, но без мяса приходилось обходиться, и платье было всего одно, а ведь с такой работой необходимо выглядеть как следует. А сейчас совсем другое дело. Репутация быстро отражается на заработке, а с репутацией у меня всё в порядке.

Я слушала с искренним интересом. Любопытно было больше узнать о жизни, принципиально отличавшейся от моей собственной. И, хотя самой мне никогда не приходилось ни голодать, ни бороться за выживание, кое в чём я Аде всё-таки завидовала. Нет, моё положение было куда как более лёгким, я не питала никаких иллюзий на этот счёт. Но у неё была возможность строить свою судьбу в соответствии с собственными талантами и принимать свои решения. У меня такой возможности до сих пор не было, хоть я и получила взамен столь немаловажные вещи, как сытость, комфорт (в годы жизни в пансионе — относительный) и материальные блага.

— Ну как, начнём работать? — деловито спросила Ада.

Я согласно кивнула и только тут по-настоящему обратила внимание на резкие звуки, уже давно проникавшие в комнату через открытое окно. Сейчас я, наконец, сообразила, что эти звуки очень похожи на… лязг оружия?!

Сорвавшись с места, я стрелой метнулась к окну. Из моих покоев открывался вид на внутренний двор. Под окном яростно дрались на мечах два человека. В одном из них я сразу же с содроганием сердца узнала Дамиана, второй казался смутно знакомым, но сперва я не могла вспомнить, где и когда его видела. Страсти во дворе кипели нешуточные, клинки сталкивались всё чаще и чаще. Виконт медленно, на верно теснил своего противника к стене. Ещё несколько ударов — и остриё его клинка коснулось груди второго мужчины. Однако вместо того, чтобы воспользоваться ситуацией, Дамиан сразу же опустил меч, и оба противника вернулись в центр двора. Я облегчённо выдохнула. Сразу же припомнилось, где я видела второго. На свадьбе, конечно. Имя всплывать в памяти отказывалось, но он был мне представлен как мастер фехтования высшего класса, это я помнила точно. Передохнув не более десяти секунд, они начали бой по новой.

— Впечатляет, — хмыкнула Ада, стоявшая чуть позади меня и тоже выглядывавшая в окно.

— Вообще-то обычно тренировки проходят в специальном зале, — извиняющимся тоном пояснила я. Отчего-то мне было неловко перед посторонней, что ей пришлось наблюдать такое зрелище. — Не знаю, что на них сегодня нашло.

— Да что нашло, погода хорошая, вот и решили совместить приятное с полезным, — пожала плечами девушка. — А он, однако, красавец, — одобрительно добавила она, следя глазами за развивающимся внизу действом.

— Кто, шатен? — спросила я, переводя взгляд на фехтовальщика.

— Да нет! — фыркнула Ада. — Ваш муж, конечно.

Я с сомнением на неё покосилась. И эта туда же. Что они с доктором, сговорились, что ли? Нет, ну, Дамиан ничего так вообще. Но чтобы прямо уж красавец? А с другой стороны, что я в мужчинах понимаю, тем более в мужчинах его возраста?

Дамиан между тем наступал на своего противника с неожиданной для меня яростью. Нет, видеть ярость в его глазах мне доводилось, но он никогда не позволял ей выплёскиваться наружу так, как сейчас. Если виконт таким образом выпускал пар, значит, ему было что выпускать… На этот раз он поплатился за свою горячность: противник очень быстро приставил остриё меча к его горлу. Они возвратились на исходные позиции и возобновили схватку.

— Стрижка немного необычная, — продолжала Ада, склонив голову набок и окидывая Дамиана профессиональным взглядом. — Но длина хорошая, хотя и нестандартная.

— Может, он просто давно не стригся, — пожала плечами я.

— Э нет, — с усмешкой покачала головой Ада. — Волосы ухоженные, это даже отсюда видно. И лицо, кстати сказать, свежевыбрито, да и вообще видно, что человек за собой следит. У меня глаз намётанный.

Я снова пожала плечами. Лично мне было совершенно непонятно, что там можно разглядеть на предмет ухоженности в мужчине, яростно размахивающем мечом, с растрепавшимися волосами и в мокрой от пота рубашке, липнущей к телу. И ещё мне отчего-то хотелось остаться у окна и понаблюдать за ними подольше, и в то же время хотелось поскорее вернуться к столу и заняться стрижкой, чтобы за ними больше не могла наблюдать Ада.

Тренировка прекратилась, тем самым положив конец моим внутренним метаниям. Мужчины обменялись последними ударами и разошлись, но на сей раз не стали возвращаться в центр двора. Дамиан стянул с себя рубашку, промокнул лицо, а потом вытер ею шею и грудь. Затем перекинул рубашку слуге, принял у него новую, свежую, и принялся натягивать её через голову.

— Говорю же, хорош, — констатировала Ада, возвращаясь вглубь комнаты.

Я тоже отошла от окна.

— Приступим к стрижке? — спросила мастерица.

— Да, пора, — согласилась я.

Я села перед зеркалом на стул с низкой спинкой. Ада встала у меня за спиной и запустила руки в мои волосы.

— Что будем делать? — осведомилась она.

— Всё, что угодно, только чтобы убрать вот ЭТО, — отозвалась я, в очередной раз взирая на то убожество, что росло сейчас у меня на голове.

Ада, усмехнувшись, пропустила мои волосы между пальцами и снова их подхватила.

— У вас хороший цвет, да и структура волос неплохая, вот только… Это, конечно, не моё дело, но кто довёл их до такого состояния?

Я лишь выразительно махнула рукой. Кто… Откуда мне знать? Какая-то девица с большими ржавыми ножницами.

— Так… — Ада взъерошила мои волосы, отчего-то глядя при этом не на них, а на их отражение в зеркале. — Могу предложить короткую стрижку. Это сейчас модно и вам пойдёт. Но требует определённой смелости. Многие отказываются. Как-никак нетрадиционно, к тому же состричь быстро, а отращивать долго. Так что подумайте.

Я ещё раз посмотрелась в зеркало. Особенной смелости в том, чтобы избавиться от увиденного, на мой взгляд, не было. Короткая стрижка для женщины — это, конечно, очень неправильно. Припомнилось, как рьяно Учительница Ариадна критиковала дам, делавших такой выбор. Для женщины недопустимо носить мужскую одежду, мужские украшения, мужское оружие и мужские причёски…

Воспоминание пришлось как нельзя более кстати. Решение было принято.

— Стрижём, — постановила я.

Ада, которой моя решимость явно пришлась по вкусу, озорно прищёлкнула ножницами.

Результат мне чрезвычайно понравился, хоть и было чуть страшновато смотреть в зеркало и видеть там совершенно непривычное лицо. Стрижка получилась короткая и объёмная, лоб слегка прикрывала чёлка; подстриженные волосы приобрели куда более здоровый вид и даже немного блестели, будто в них только что вдохнули вторую жизнь.

Ада тоже осталась весьма довольна проделанной работой и, уходя, сказала, что это именно то, что мне нужно. Я верила. Правда, была не вполне уверена в том, что эту точку зрения поддержат остальные. И что новую стрижку не раскритикует Дамиан. А впрочем, не всё ли равно? Я ведь достаточно свободна по нашему уговору, чтобы распоряжаться подобными вещами по своему усмотрению.

А вечером я принялась в очередной раз тренироваться с дротиками. Конечно, освещение было скудное, поэтому обычно я упражнялась в дневное время. Но сегодня мне захотелось попробовать именно так. Усложнить задачу и посмотреть, что получится.

Получалось неплохо. Сказать по правде, хвастаться тут было особенно нечем: я уже так привыкла метать дротики в неизменную мишень в своей комнате, что, пожалуй, попадала бы и с закрытыми глазами. Мне вскоре стало скучновато, и я усложнила задачу ещё немного, перевесив мишень на новое место.

Первый дротик попал в самый центр внутреннего круга, и я как раз прицеливалась, собираясь метнуть второй, когда дверь у меня за спиной открылась, пропуская в комнату Дамиана. Я заигралась и совсем забыла, который час, таким образом позволив ему себя "застукать". Впрочем, ну и что с того? Я ведь имею право покупать себе, что захочу. А даже если такое времяпрепровождение не слишком подобающе для виконтессы, так я ведь и не занимаюсь этим у всех на виду.

Дверь закрылась, и Дамиан остался внутри; я чувствовала спиной его взгляд. Однако вмешиваться и отрывать меня от процесса он никак не спешил, поэтому я попросту продолжила своё занятие, как ни в чём не бывало. Из остававшихся четырёх дротиков три попали в цель, а вот один ударился о самый край мишени, после чего бесславно упал на пол.

Лишь после того, как у меня в руках не осталось коротких стрел, Дамиан, ни слова не говоря, прошёл к мишени, извлёк из неё четыре дротика, поднял с пола пятый и вернулся к тому месту, где стояла я. Я, хмыкнув, отступила на шаг назад и сложила руки на груди.

Первый дротик он метнул, почти не целясь. Наконечник столкнулся с мишенью в верхней её части, в пределах большого круга, но вне границы малого, и, отскочив, упал на пол. Дамиан поморщился. Во второй раз прицелился получше, прищурился, прикидывая расстояние и учитывая недостаток освещения. На этот раз дротик прочно застрял в дереве как раз на линии, вычерчивавшей малый круг. Остальные три стрелы были брошены быстро и попали в яблочко.

Настала моя очередь собрать дротики и совершить свои броски. Хороших попаданий опять было четыре из пяти. Я поджала губы: в отсутствии Дамиана у меня нередко получалось лучше. Он же на этот раз попал в яблочко пять раз из пяти.

— Откуда у тебя такие игрушки?

Видимо, теперь, оставшись удовлетворённым собственным результатом, он готов был поговорить.

— Купила на ярмарке, — ответила я, не без вызова в голосе.

— Давно?

— Порядочно.

— Тогда почему я до сих пор её не видел?

— А я её хорошо прятала, — призналась я.

— От кого? — опешил Дамиан.

Видимо, представил, что кто-то из слуг с воплем "Хочу, хочу!" пытался отобрать у меня любимую игрушку.

— Ото всех, — искренне ответила я.

Пусть теперь гадает, что бы это могло значить, и какой нездоровый интерес к дротикам со скоростью эпидемии распространяется по замку.

— А…зачем?

Я передёрнула плечами. Сказать по правде, сейчас мне это и самой казалось ребячеством.

— Откуда мне было знать, вписываются ли дротики в "правила поведения в этом доме"?

Ясное дело, я попыталась в очередной раз вызвать в своём муже чувство вины, но так легко с ним этот номер не прошёл.

— Может, если бы так тщательно не прятала всё, что выдавало в тебе характер, у нас получился бы разговор значительно раньше, — заметил он, извлекая из мишени застрявшие в ней дротики и опуская их на стол. — Кстати, а кто научил тебя их метать? Неужели в пансионе постарались?

— Нет, в пансионе такие развлечения не поощрялись. — Я существенно смягчила формулировку. Развлечения скорее запрещались, притом строжайше. — У меня есть один дальний родственник, он и научил. Давным-давно, ещё до пансиона. — Есть? Или был? Кто знает, что с ним сталось? У меня даже адреса его нет. — Ну, а в пансионе, конечно, всё подзабылось, пришлось потом заново вспоминать.

Следующий вопрос Дамиана застал меня врасплох.

— Тебе там было хорошо?

Его тон, прежде полушутливый, резко стал предельно серьёзным. И взгляд тоже был серьёзный, слегка прищуренный, будто Дамиан уже искал ответ, вчитываясь в мои мысли.

— С чего ты взял?! — воскликнула я.

— Я спрашиваю.

Ответ казался мне настолько очевидным, что я всё-таки засомневалась в его серьёзности. С таким же успехом можно спросить узника, хорошо ли ему было в тюрьме.

— Это место не для того существует, чтобы там было хорошо, — хмуро ответила я. — Там совсем другие цели.

— Но ты ведь была одной из лучших, — напомнил Дамиан. — Лучшими не становятся там, где не нравится.

Последние слова заставили меня задуматься: так ли это на самом деле? Определённая логика тут была. Но, так или иначе, это не мой случай.

— Вовсе я не была одной из лучших, — отмахнулась я, поморщившись.

Дамиан взглядом указал мне на кресло; я села, и он последовал моему примеру. А затем взглядом же дал понять, что слушает.

— Они просто решили напоследок сделать для меня благое дело, — продолжила объяснять я. — Уж не знаю, с какой стати. Поэтому и отписали будущему мужу… ну, тебе виднее, что они там отписали. Удружили, называется.

— Ну, если бы они относились к тебе сильно плохо, вряд ли стали бы оказывать такую услугу, — заметил он.

— А они и не относились особенно плохо, — не стала спорить я. — Даже по-своему хорошо. Меня очень редко наказывали. А поощряли неоднократно. Но это не потому, что мне что-то нравилось. Просто мне хорошо даётся учёба, любая, даже если тема мне неинтересна. А кроме того, я очень лицемерна. Да-да, — настойчиво повторила я в ответ на его весьма язвительное фырканье. — Ты сам сказал, что я быстро учусь. Я научилась не спорить, не задавать неправильных вопросов, выглядеть серьёзной, когда хочется рассмеяться в лицо, обращаться почтительно к тем, кто не внушает ничего, кроме отвращения. Думаю, меня действительно считали весьма правильной и благочестивой, несмотря на глаза.

— На какие глаза? — не понял Дамиан.

— На зелёные, — улыбнулась я.

— И что?

Он по-прежнему не понимал.

— Зелёные глаза — это от демонов, — терпеливо пояснила я. — Очень нехороший признак, свидетельствует о греховной сущности.

— Что за бред?

Он смотрел на меня недоверчиво, так, словно я сама это только что выдумала. Ага, ты ещё про грудь не слышал… Впрочем, и не услышишь.

— Мне этим, между прочим, все уши прожужжали, — почти обиженно заявила я. — А ты говоришь — бред. Если бы начали жужжать не с тринадцати лет, а, скажем, с десяти, как многим другим, я бы, наверное, поверила.

— Ну вообще-то, — протянул Дамиан, приглядываясь к моим глазам, — чертовщинка-то есть. Так что, может, и от демонов.

Я раздражённо округлила глаза — те, которые с чертовщинкой, — и, приложив руку к груди, сказала:

— Большое спасибо за проповедь. По четвергам мне их не хватает.

— Я тебя на них не гоню, — равнодушно пожал плечами он. — Так что претензии не ко мне. Но глаза тебе в пансионе, как я понимаю, всё же простили. Стало быть, успехи в учёбе с их точки зрения перевешивают?

— Успехи в изучении правильных предметов, — внесла поправку я, — плюс примерное поведение.

— А ты вела себя примерно?

Усмехается или нет?

— Последние три с половиной года — да. Меня наказывали всего один раз.

— За что?

Я мрачно скривила губы, чувствуя, что если теперь в глазах и не появилась чертовщинка, то уж до благочестивого их выражению точно далеко.

В пансионе вполне неплохо относились к незаконнорожденным. Происхождение человека не имеет никакого значения в глазах богов; согласно культу Триады, дети не отвечают за грехи отцов. К тому же навряд ли я ошибусь, сказав, что около двух третей наших пансионерок были именно незаконнорожденными. Ведь Слеза Рейи — это в сущности пансион для девиц, которые никому не нужны. Нет, он вполне престижен, даёт образование, которое в определённых кругах считается прекрасным, и обучение в нём стоит недёшево. Ученицы в большинстве своём дворянки, либо дочери купцов, заработавших себе хорошее состояние. Их — то есть нас — готовят стать жёнами непоследних людей в социальной иерархии. Так что место, можно сказать, элитное. Но в то же время пансион почти всегда закрыт для посещений. Жизнь там далека от сладкой, а на каникулы пансионерок отпускают редко и ненадолго. Так что, полагаю, совсем неудивительно, что отдают туда либо сирот, либо тех девушек, которые не слишком нужны своим богатым и нередко знатным родителям. А таковыми как правило бывают дочери, рождённые вне брака. Вроде меня. Нет, пока мама была жива, ни о каких пансионах не шло и речи. Но когда она умерла, отец, появлявшийся в моей жизни крайне редко, быстро решил вопрос, устроив меня в Слезу Рейи. И аккуратно вносил внушительную плату за обучение. А вот навестить меня приезжал за всё время два раза. Последние полтора года я и вовсе его не видела.

Так вот, к незаконнорожденным ученицам в пансионе претензий не было. Зато отношение к людям, вступающим в интимные отношения вне брака, было недвусмысленным. Их осуждали, объявляли великими грешниками и клеймили позором. Один раз Учительница Ариадна долго и с чувством распространялась о том, что женщина, зачавшая внебрачного ребёнка, хуже воровки, что грех прелюбодеяния приравнивается по своей тяжести к убийству и что грешница непременно попадёт к демонам, причём независимо от того, по собственной воле она согрешила или над ней было совершено насилие. Поскольку насилия над истинно благочестивой женщиной не допустили бы боги.

Немного поскрипев зубами, я не выдержала. И вроде бы ведь уже успела усвоить, что спорить со жрицами нельзя, тем более с такими, как Ариадна. И всё равно встала с места и открыла рот. И подробно объяснила, что думаю о такой иерархии грехов. А также поинтересовалась, до какой степени готовы были бы рассчитывать на заступничество богов сами жрицы, если бы оказались в поздний час в трущобах приморского городка вроде Мерстона.

Нет, обошлось без розог, и даже в чулан не посадили. Просто дали много дополнительных заданий по учёбе, плюс загрузили работой на кухне и в саду. С одним небольшим нюансом. На сон после всех этих заданий мне оставалось не многим больше двух часов в день. Наказание длилось трое суток. После первой ночи я разошлась и провела день не сказать, чтобы легко, но сносно. После второй чувствовала, что мозг потихоньку плавится. Насколько возможно, старалась не сидеть, поскольку в таком положении риск заснуть был слишком велик, а если бы меня засекли спящей, последствия оказались бы ещё хуже. Но я умудрялась задрёмывать даже стоя. После третьей ночи… То, что было после неё, я помнила довольно смутно. И главное, я всё время знала, что стоит только попросить прощения у Ариадны, признать её правоту — и наказание отменят. Но сжимала зубы и к жрице не шла. И продержалась назначенные три дня.

Я даже не сразу поняла, что воспоминание перешло в рассказ. Осознала это только тогда, когда почувствовала прикосновение к своей руке и с удивлением обнаружила, как ладонь Дамиана накрыла мои сжимающие ручку кресла пальцы.

Когда я закончила, Дамиан негромко выругался. При мне такое случалось уже в третий раз, но сейчас фраза получилась гораздо более витиеватой.

— Можешь повторить по слогам, а я возьму перо и запишу? — с надеждой попросила я.

— Обойдёшься, — отрезал он. Но руку так и не убрал. — Такие слова не для маленьких девочек.

— Тогда зачем их при маленьких девочках употреблять? — едко осведомилась я.

— Постараюсь впредь этого не делать. Хотя если у тебя в запасе есть ещё пара таких историй, не могу ничего гарантировать. Что они там в Слезе возомнили?! Что у них армия, а девочки — солдаты?

— При чём тут армия? — удивилась я. — Не отжиматься же нас заставляли.

— Типичнейшее наказание для армии, — отозвался Дамиан. — В особенности для флота. Двухсуточная вахта и тому подобное.

— Ты что, служил во флоте? — изумилась я.

— Нет, — фыркнул он. — Мне и на суше приключений хватило. — Слово "приключений" было произнесено с такой интонацией, что сомнений не оставалось: ни малейшей радости ему оные не доставили. — Не нужно служить на флоте, чтобы знать такие вещи. — Его тон снова стал нейтральным. — Давно ты туда попала?

Я так предположила, что "туда" — это не во флот.

— Четыре года назад.

— Надо же.

Дамиан как-то безрадостно усмехнулся при этих словах. Что они означали, я не поняла.

— Это твой отец распорядился?

— Он самый.

Дамиан смотрел вроде бы как на моё лицо, а вроде бы и мимо.

— Боги ему судьи, — сказал он через пару секунд. — Полагаю, у него были причины так поступить.

— Может, и были, — проворчала я. — Только он не счёл нужным ими со мной поделиться.

Ох, нехорошо это с моей стороны, помилуйте меня, боги. Думать так о покойном отце грешно само по себе, а уж говорить вслух, вынося сор из избы… Не знаю, имеют ли к этому хоть какое-то отношение зелёные глаза, но мне в любом случае прямая дорога к демонам.

Я поймала на себе изучающий взгляд Дамиана и смешалась, словно он мог прочитать мои мысли.

— Видимо, он считал, что в пансионе ты будешь в безопасности, — высказал предположение виконт.

— Из-за крови?

— Из-за неё тоже.

Да, это приходило мне в голову после случая с Эдмондом. Но на меня тогда навалилось столько поводов для размышления, что я не успела как следует додумать эту мысль. Слеза Рейи и вправду была безопасным местом. Туда не смог бы за мной прорваться никакой охотник за Живой Кровью. Да и шансы на появление такого охотника были ничтожно малы. На четыре года я фактически выпала из жизни. С точки зрения внешнего мира Ники Фостер просто не существовало. Что ж, отец действительно позаботился о моей безопасности. Пожалуй, бОльшую заботу он бы проявил лишь в том случае, если бы упрятал меня в тюрьму.

Я подняла на Дамиана мрачный взгляд.

— Если его так заботила моя безопасность, он мог бы забрать меня к себе после того, как умерла мама. Он крайне редко видел меня на протяжении тринадцати лет. Ничего страшного бы не случилось, если бы на протяжении последующих четырёх он несколько чаще вспоминал, что у него есть дочь.

Ну всё, дорога к демонам мне не просто обеспечена, она идёт под горку и покрыта скользким льдом, чтобы я скатилась побыстрее.

Я ожидала от Дамиана неодобрения, но в его глазах было скорее удивление.

— Ника, ты разве не знаешь, кем был твой отец?

Я устремила на него подозрительный взгляд. Кем таким уж особенным мог быть мой отец и как это связано с его отцовским долгом?

— Он был бароном, — осторожно ответила я. — Знатным — слишком знатным, чтобы жениться на моей матери, — и обеспеченным. Да, и ещё он был путешественником. А что?

— Значит, тебе ничего не сказали, — кивнул собственным мыслям Дамиан. — Видишь ли, Ника, твой отец был не просто путешественником. Он состоял на королевской службе, и эти путешествия были частью его обязанностей.

— Мой отец был военным???

Сказанное Дамианом никак не укладывалось у меня в голове.

— Не военным, — покачал головой он, и отчего-то мне показалось, что к военным мой муж относится несколько лучше, чем к представителям профессии моего отца. В чём бы она ни заключалась. — Это гражданская должность. Политическая. И сверх секретная. Я знаю об этом только потому, что столкнулся с ним по долгу службы, когда он выполнял одно из своих особых заданий в Ансилоне.

— Каких ещё особых заданий?! — Всё это настолько сбивало меня с толку, что я вспылила. — Он что, тайным агентом, что ли, был?!

— Не совсем. Впрочем, можно сказать и так. — Дамиан махнул рукой, отрешаясь от неточностей формулировки. — Он выполнял определённые поручения государственной важности, полуофициальные либо совершенно неофициальные. Отвозил письма, которых не должно было существовать. Встречался с людьми, с которыми у нашей власти не должно было быть никаких отношений. И тому подобное. Поэтому и разъезжал по всему миру, под видом страстного путешественника.

Я попыталась представить своего отца доставляющим тайное послание какому-нибудь министру какой-нибудь далёкой страны. Получалось из рук вон плохо. Мой отец? Лысеющий полноватый мужчина совершенно непредставительного вида, настолько, что на торговца он походил больше, чем на барона? Или это тоже было частью плана, своего рода маскировкой? Что, в сущности, я о нём знала? А с другой стороны, кто в этом виноват? Не я же.

Я снова перевела взгляд на Дамиана, который, оказывается, всё это время пристально за мной наблюдал. И сразу же поняла: он не договорил. Есть что-то ещё.

— У такого рода деятельности есть один нюанс, — подтвердил моё подозрение Дамиан.

Ещё один?!

— Людям этой профессии нельзя заводить семью. Это негласное правило, но оно никогда не нарушается. Через семью на таких людей становится слишком легко надавить. Это делает уязвимыми их самих, их близких, и государственную власть. Совсем другое дело — некая женщина с ребёнком, которую человек навещает раз в полгода.

— В год, — мрачно поправила я.

— Тем более, — кивнул Дамиан. — Поэтому твой отец никак не смог бы позаботиться о тебе сам. Другой вопрос, правильный ли он сделал выбор и нельзя ли было придумать более подходящее место, чем этот зверинец с чокнувшимися жрицами.

Поджав губы, я мрачно смотрела в стену. Мне ещё долго предстояло переваривать услышанное, прежде чем я готова буду делать какие-то выводы о поступках отца и их причинах.

— Ладно, на сегодня достаточно тяжёлых разговоров.

Дамиан, кажется, уловивший моё настроение, поднялся с кресла, подошёл к столу и, взяв с него один дротик, не целясь, запустил его в мишень. Стрела со стуком вонзилась в дерево.

— Ты любишь ездить верхом? — спросил виконт, оборачиваясь.

Я посмотрела на него исподлобья, озадаченная таким поворотом разговора.

— Ну… да.

— Отлично. В таком случае я приглашаю тебя на конную прогулку.

Я полагала, что после всего услышанного сегодня меня трудно будет удивить. И всё-таки ему это удалось. Да, ну и муж мне достался, ничего не скажешь… И опять спасибо отцу!

— А я могу отказаться? — Я склонила голову набок.

— Можешь. — Пожалуй, мне тоже удалось его озадачить, мысленно констатировала я с каким-то странным чувством удовлетворения. — Ты отказываешься?

— Нет. Просто хотела знать.

Дамиан с усмешкой покачал головой. Видимо, в очередной раз пришёл к выводу, что не знает, как разговаривать с семнадцатилетними девочками.

— Ладно, завтра четверг, так что поедем послезавтра. Выезжаем в десять. И кстати… Тебе идёт эта причёска.

Я улыбнулась.

Он посмотрел на часы. Времени с его прихода прошло порядочно.

— Тебе, наверное, пора. Амандина небось волнуется, — едко напомнила я. И вдруг мне в голову пришла неприятная мысль. — Или ей не о чем волноваться? Она прекрасно знает о нашей договорённости, ведь так?

Теперь, когда меня озарило, такой ход казался более, чем естественным. Но отчего-то мне было крайне неприятно.

— С чего ты взяла? — нахмурился Дамиан.

Я пожала плечами, стараясь выглядеть как можно более равнодушной.

— Просто подумала, что ей ты наверняка рассказал.

— Кто она такая, чтобы я рассказывал ей о строго секретном соглашении между двумя людьми? — изогнул брови он.

— Ну… — Я смутилась, подбирая формулировку. Что значит "кто"? — Близкий человек.

Дамиан подошёл к моему креслу и как-то снисходительно качнул головой.

— Есть разные виды близости, девочка. Когда-нибудь ты это поймёшь. Спокойной ночи.

Он наклонился и поцеловал меня в лоб, после чего, ни слова больше ни говоря, вышел из комнаты.

Я, часто моргая, пялилась на дверь. И что вдруг на него нашло? Это он так по-отечески, да? А сам небось направился прямиком к Амандине? Впрочем, в данный момент последнее не слишком меня беспокоило.

 

Глава 9

Сегодняшняя проповедь была посвящена двум грехам — чревоугодию и гортанобесию. Если первое понятие относилось в основном к обжорству, к постыдному стремлению набить собственный желудок, то второе скорее касалось гурманства, любви к поглощению изысканной пищи и деликатесов. Оба греха считались весьма тяжкими, поскольку в обоих случаях речь шла о чувственности.

По мере того, как жрец вдохновенно распространялся об отвратительной для богов природе плотских утех, прихожане всё более старательно выравнивали спины и подтягивали животы. Идеально худые люди чувствовали себя прекрасно, а вот все прочие явно сожалели о том, что как раз сегодня не остались дома из-за хвори любимой кошки или по ещё какой-нибудь уважительной причине. Прихожане косились на соседей по скамьям и приглядывались к размерам брюшка или толщине складок на боках, стремясь убедиться в том, что масштабы их чревоугодия менее внушительны, чем у окружающих. Если прийти к такому выводу не удавалось, они поджимали губы и глядели в пространство с выражением лица, гласившим "У меня просто широкая кость".

Мой душевный покой проповедью давно уже было не смутить. Я слушала вполуха, опустив глазки, и ничуть не удивилась, когда дело дошло до выводов. Выводы заключались в том, что по окончании проповеди грешным прихожанам следует незамедлительно отправиться домой, сложить в корзины и тюки небогоугодные продукты и принести их в храм, дабы возложить в качестве жертвы на алтарь богов. Я героически выдержала борьбу с рвущейся на губы ухмылкой. Такой итог проповеди был предсказуем.

Предполагаю, что многие из слушавших отнеслись к требованию жреца вполне серьёзно. Я же не планировала расставаться со свидетельством собственной греховности — ждущим в замке горьким шоколадом с орехами. Что-то подсказывало мне, что Рейа, Делв и Калм не испытывают нужды в шоколаде, а буде такая нужда появится, мгновенно получат его в любом количестве. А вот жрец без моего лакомства точно обойдётся. Нехорошие мысли, знаю. Но я же в курсе, что происходит с такими вот приносимыми на алтарь продуктами. И благочестивое выражение на лицах прихожан заставляло меня всерьёз волноваться за здоровье жреца. Как бы он не лопнул от всей глубины их раскаяния.

Богослужение закончилось, и люди устремились к алтарю. Я оказалась в первой дюжине, поскольку, как и прежде, находилась во время церемонии в привилегированной части храма. Принеся свои жертвы, я направилась к выходу в сопровождении Мэгги, и в нескольких шагах от входа столкнулась со жрецом. Я привычно склонила голову, опуская глаза.

— Ученица Вероника, — кивнул в свою очередь жрец. — Я вижу, ваш супруг по-прежнему пренебрегает своими обязанностями прихожанина. Это большой грех. Он навлекает на себя гнев богов, и их возмездие непременно воспоследует.

Люди, направлявшиеся к выходу из храма, останавливались и прислушивались. Вокруг нас потихоньку собиралась толпа. А я внезапно начала злиться. И поняла, что больше не хочу, опустив глазки, терпеливо выслушивать всё, что ему заблагорассудится сказать. А ещё поняла, что вовсе не обязана это делать. Он ведь не мой Учитель, а просто жрец из городского храма. А я уже не пансионерка, а виконтесса.

— А почему это, собственно говоря, вы всякий раз считаете нужным вспомнить о моём муже? — с раздражением спросила я. — Вам не хватает других тем для рассуждений, кроме как раз за разом трепать его имя? Может быть, он не выполняет свои обязанности по отношению к этому виконтству? Завышает налоги, вершит несправедливый суд, поощряет взяточничество?

Я с удовлетворением отметила то, как опешил жрец, даже отступил на полшага назад под моим напором. В то же время старалась игнорировать внимание собравшихся, с любопытством ловивших каждое произносимое слово.

— Он нарушает закон богов, а это гораздо важнее всего прочего! — воскликнул, опомнившись, жрец. — Наставить его на путь праведника есть моя прямая обязанность.

— Прекрасно. — Я даже не думала спорить. — Раз вы проявляете такую похвальную заботу о его душе, почему бы вам не отправиться в замок и не побеседовать с ним лично? Если, конечно, он вас примет.

В последнем я сильно сомневалась, равно как и в том, что Дамиан погладил бы меня по головке за такую идею. Но поскольку я не сомневалась, что моё предложение жрец не примет, переживать было не из-за чего.

— Что же касается важности, — продолжила я, — мы можем спросить об этом у ваших прихожан. Любопытно будет узнать, что представляется им более существенным — налоги и суды или частота походов виконта в храм.

Уже договаривая эти слова, я почувствовала, что излишне увлеклась. Сейчас прихожане поддержат своего Учителя, и я буду выглядеть полной дурой. Вот демоны, надо было вовремя остановиться! Замолчала бы на два предложения раньше, развернулась бы и вышла из храма… И тут, к моему немалому удивлению, какой-то парень из толпы вдруг выкрикнул:

— А виконтесса права! Какое нам дело до того, насколько набожен виконт?

Эти слова словно прорвали плотину молчания: теперь многочисленные прихожане заговорили одновременно. Точки зрения звучали прямо противоположные, однако сторонники жреца были в несомненном меньшинстве. Я вновь повернулась к священнослужителю, испытав незнакомое прежде — и вне всяких сомнений греховное — чувство торжества.

— Вам известно, что мой муж совместно с настоятелем монастыря святого Веллира занимаются строительством в городе лазарета? — осведомилась я. — Такой факт вам тоже представляется не имеющим особого значения? Отчего-то настоятель другого мнения. Может быть, стоит поинтересоваться на этот счёт у совета жрецов?

— Лазарет строится на монастырские и общественные деньги, — поспешил отклонить мой аргумент жрец.

Но я уже успела кое в чём разобраться и была достаточно подкована в данном вопросе.

— На четверть строительство ведётся на личные средства виконта, — поправила я.

— Ты всё правильно говоришь, милая! — заявила, выступая вперёд, какая-то старая женщина. — А заодно спроси у этого лицемера, на что уходят те деньги, что люди жертвуют храму. А то деньги стекаются сюда — и исчезают, и никто ни разу не слышал, чтобы они были потрачены хоть на какое-нибудь богоугодное дело.

— Отчего же, и спрошу. — Я устремила выжидательный взгляд на жреца.

— Как ты смеешь, женщина, вторгаться в дела Триады, которые тебя не касаются? — возмущённо напустился на старуху жрец. — Ты берёшь на свою душу тяжкий грех, и бойся, если не сумеешь его искупить!

— Тебе не испугать меня демонами, — чрезвычайно спокойно ответила женщина. — Я тридцать лет проработала сестрой милосердия. Уверена, что после этого боги простят мне дерзость в общении.

— Пожалуй, к совету жрецов действительно не помешает обратиться, — заключила я.

И, решив, что на этом разговор и правда следует считать оконченным, твёрдой походкой зашагала к выходу.

— Здорово вы его осадили! — восхищённо сказала Мэгги, когда мы привычной дорогой возвращались в замок. Другие прихожане, также шедшие из храма, то и дело бросали на нас заинтересованные взгляды и о чём-то перешёптывались, но в открытую ко мне никто не обращался. — А вы сами расскажете господину виконту, да?

— А о чём тут рассказывать? — нахмурилась я.

Немного лицемерила, конечно: о чём рассказывать — понятно. Вот только в планы мои это не входило.

— Ну, то есть как?! — всплеснула руками служанка. — Обо всём! О том, как вы за него вступились, и жрецу рот заткнули, и как люди вас поддержали.

— Плохая идея, — возразила я.

— Да почему же?!

— Мэгги, ты не первый день работаешь в замке. Как ты думаешь, нравится господину виконту, когда его обсуждают?

— Н-нет, — вынужденно признала девушка.

— Ну, вот видишь. Так что это не та новость, о которой ему приятно будет узнать.

Мэгги согласилась, хоть и нехотя.

Впрочем, когда мы вернулись в замок, в любом случае оказалось не до новостей. Дамиана я застала в зале на первом этаже, здесь же находилась и Амандина. Ничего интимного в их общении в данный момент явно не было; скорее они говорили о чём-то в рабочем порядке. Лицо Дамиана было крайне хмурым; экономка что-то объясняла, отчаянно жестикулируя и то и дело указывая на какой-то лежавший на кушетке предмет.

Я подошла поближе и присмотрелась. Это были две книги, судя по желтевшей под ними обёртке, только недавно доставленные по почте из какой-то иногородней лавки. Я аж вздрогнула и поднесла руку к горлу, увидев, в каком состоянии была верхняя из них. На обложке красовалось большое коричневое пятно. Словно в знак издёвки над кропотливым трудом каллиграфа и художника-миниатора, оно похоронило под собой часть иллюстрации и вторглось на территорию названия, пряча от взора несколько букв. Это казалось особенно кощунственным, учитывая, что каждая буква являла собой крохотное произведение искусства и состояла из пересекающихся фигур птиц, зверей или рыб. Два пятна поменьше были посажены сбоку, разом портя около половины страниц. Судя по их форме, это были следы, оставленные подушечками пальцев, перепачканных… в чём?!

— Вы сами можете убедиться, — говорила Дамиану Амандина. — Шоколад. В этом не может быть никаких сомнений. Их могла оставить только она.

И экономка как бы мельком покосилась в мою сторону.

— Что?! — с искренним возмущением воскликнула я. — Да я никогда в жизни не стала бы так обращаться с книгой!

— Это правда, — подтвердил Дамиан. — Это сделал кто-то другой.

Амандина скептически поджала губы.

— Больше некому, — веско сказала она затем. — Никого другого в этом замке не балуют шоколадом.

В этих словах проскользнуло что-то, помимо обвинения, или я ошибаюсь? Уж не обида ли? Молчать я не собираясь, но Дамиан сам довольно резко произнёс:

— Значит, кто-то решил побаловаться по собственной инициативе. Выясни, кто это был. И пусть книгу приведут в порядок… насколько это ещё возможно.

Вид у него по-прежнему был мрачный и раздосадованный. Он развернулся и зашагал вверх по лестнице, едва касаясь пальцами перил.

В течение нескольких секунд Амандина сверлила меня глазами, но я не доставила ей удовольствия, взгляда не отвела. Пришлось ей сделать это первой. Выражение её лица по-прежнему оставалось обвиняющим, но не это меня тревожило. Было вполне очевидно, что кто-то испортил книгу не случайно, это был выпад именно против меня. И я догадывалась, кому это было нужно. Особенно учитывая, что маленькое коричневое пятнышко, предательски темневшее под ногтем указательного пальца экономки, вполне могло остаться от подтаявшего шоколада. Но не тащить же её сейчас за этот палец к виконту. Придётся разбираться с проблемой самостоятельно.

Оказавшись у себя в комнате вместе с камеристкой, я плотно закрыла дверь.

— Скажи, Мэгги… — Я прикусила губу, раздумывая, как лучше сформулировать вопрос. — Ты живёшь в замке не слишком давно, но дольше, чем я. Что ты знаешь об Амандине?

— Я… ну… не так уж много. А вас какие вещи интересует? Характер?

— Характер я и так вижу, — улыбнулась я. — Даже не знаю… Предыстория. Как давно она здесь работает. Чем занималась раньше. Как давно она… общается с виконтом.

Замалчивать последнюю тему не имело смысла. Зачем делать вид, будто я не знаю того, что очевидно всему замку?

— Я мало обо всём этом знаю, госпожа, — призналась девушка, — но если хотите, могу поговорить с о слугами и потихоньку разузнать.

Я задумчиво побарабанила костяшками пальцев по спинке кресла.

— Хочу. Только постарайся не слишком афишировать, что это я заинтересовалась.

— Не буду, — понимающе кивнула девушка. — Не беспокойтесь, это легко. Они решат, что я просто захотела посплетничать.

Я и не беспокоилась. Даже если Амандина поймёт, что я собираю о ней информацию, пускай. Пусть имеет в виду, что если понадобится, я тоже способна выпустить иглы.

Тем же самым вечером Мэгги рассказала мне о результатах своего маленького расследования. Как выяснилось, Амандина жила в замке довольно давно, лет шесть как минимум, а до того работала где-то ещё не то экономкой, не то старшей горничной. С виконтом они сошлись вскоре после того, как четыре года назад он оставил военную службу и зажил в замке на постоянной основе. Как оказалось, незадолго до этого он собирался жениться, но что-то там не сложилось. Образ жизни Дамиан сразу же стал вести уединённый, особой дружбы ни с кем не водил, приёмов не устраивал и сам на оные не ездил. С людьми общался в сущности лишь тогда, когда того требовали дела. Особого общения с представительницами женского пола такой образ жизни тоже не подразумевал, и Амандина быстренько воспользовалась ситуацией. Ей и прежде доводилось заводить себе покровителей через постель, но масштабы, конечно, были не те. И теперь она расстаралась вовсю, используя на полную катушку свой немалый опыт и несомненно имевшиеся таланты. Виконта, явно предпочитавшего не покидать замок без лишней необходимости, такой расклад вполне устраивал. Ни о каких особых отношениях, помимо постели, речи не шло, своими тайнами он с ней не делился, о делах не советовался и, уж понятное дело, замуж не звал. Но экономка, отлично понимавшая, что ей светит, а что нет, ни к чему такому и не стремилась. Зато она получала жалованье, вдвое превышавшее то, что ей полагалось на самом деле, и это не считая периодических подарков, стоимость которых не всегда уступала упомянутому выше жалованью. Её положение в замке было весьма прочным. В статус полноценной хозяйки её, конечно же, не возводили, и рядом с виконтом она всегда помнила своё место, но вот среди слуг пользовалась немалым авторитетом. Меж тем образ жизни Дамиана устоялся, менять он ничего не планировал, и, стало быть, безоблачному положению Амандины тоже ничто не угрожало. До тех пор, пока не появилась я.

Я слушала и время от времени кивала, принимая информацию к сведению. О таких вещах следует знать. Прежде Амандина меня раздражала, но мне представлялось, что мы с ней не соперницы, поскольку я вовсе не претендую на то, что интересует её. Теперь становилось понятно, что ситуация куда как сложнее. Амандине была нужна вовсе не постель Дамиана; эта постель являлась не более, чем ступенькой. И до тех пор, пока я буду находиться в замке не совсем уж на птичьих правах, я буду представлять для экономки угрозу.

На следующее утро мы с Дамианом, как и собирались, отправились на конную прогулку. Мне подвели молодую, но уже объезженную лошадку по имени Кора. Она была белая, очень потешно ела яблоко, тычась мордой в ладонь, и, прямо скажем, не отличалась особым умом. Зато обладала лёгким, послушным нравом, а ум — ну, в конце-то концов, не о философии же с ней рассуждать. Словом, кажется, обдумывая достоинства и недостатки своей новой лошади, я рассуждала примерно так же, как некоторые мужчины при выборе спутницы жизни.

У Дамиана был гнедой жеребец, намного более крупный, чем моя лошадь, и значительно более быстрый. Виконт постоянно придерживал его, чтобы соответствовать моему темпу. Конь в целом оставался послушен руке хозяина, но чувствовалась, что в моё отсутствие взаимопонимание у этих двоих бывает более полным.

В город мы не поехали; на перекрестье свернули не налево, к его черте, а направо, и поскакали через поля, а затем проехали по лощине, тянувшейся между пологих склонов холмов. Когда возвышенности остались позади, перед нами распростёрся широкий луг, внушительная территория которого была по-братски поделена между клевером, ромашками и одуванчиками. Среди последних попадались как жёлтые цветы, так и пушистые белые шары, и подхватываемый ветром пух принимался временами кружить над зеленью травы.

За лугом начиналась дубовая роща, немного не доезжая до которой мы и остановились. Дамиан соскочил с коня и помог спешиться мне. После чего снял прикреплённый к седельной сумке свёрток и, развязав его, извлёк на свет несколько дротиков. Я встала на цыпочки, чтобы посмотреть ему через плечо. Дротики были относительно короткими и явно облегчёнными, но всё равно настоящими, а не игрушками вроде тех, что лежали у меня в комнате. Именно на чём-то подобном я и училась в своё время в поместье.

Отпустив лошадок щипать травку на лугу, Дамиан протянул мне один из дротиков. Я приняла миниатюрное копьё, с интересом рассматривая древко и наконечник с заусеницами. Взвесила его в руке. Разумеется, тяжелее, чем мои игрушечные стрелы, но и гораздо более лёгкое, чем полноценное копьё. Весит меньше фунта. С таким для меня более, чем реально справиться.

— Видишь вон тот дуб? — указал между тем Дамиан.

Я присмотрелась. Дерево, на которое он указывал, росло чуть ближе остальных, служа роще своего рода привратником.

— Сможешь попасть в ствол слева от сука?

О какой ветке он говорит, тоже было ясно. Длинный и толстый сук, похожий на указывающую направо руку, тянулся ниже, чем все остальные ветви. Я склонила голову набок, примериваясь, прищурилась, потом подняла руку с дротиком и, размахнувшись, метнула. В дерево не попала: копьё уткнулось носом в землю слева от ствола.

Я раздражённо хлопнула себя рукой по бедру, искренне сожалея о том, что так и не записала за Дамианом пару словечек. Он же молча протянул мне следующий. Второй дротик тоже пролетел мимо цели, хотя и успел слегка царапнуть кору. Третий, наоборот, ушёл правее и ударился о сук. С одной из верхних ветвей с недовольным карканьем слетела ворона. Если судить по её интонации, за птицей тоже вполне можно было бы записывать.

Дамиан сам неспешно сходил за дротиками, подобрал их и, вернувшись, снова протянул мне. Через несколько попыток я всё-таки попала туда, куда было нужно, ознаменовав это достижение восторженным возгласом. Ещё несколько бросков потребовалось для того, чтобы закрепить успех.

— Попробуй чуть иначе держать руку, — сказал, подходя, Дамиан.

— Зачем? Я же попадаю! — попыталась возразить я.

Менять собственные привычки не хотелось.

— Попадаешь. Но устаёшь сильнее, чем нужно. Возьми дротик. Приготовься к броску.

Дамиан встал у меня за спиной и, когда я подняла руку, немного изменил её положение. Его прикосновение отчего-то заставило меня утратить сосредоточенность. Пришлось как следует напрячься, чтобы снова переключить внимание на мишень. Но в конечном счёте я попала.

Я потеряла счёт времени, но, думаю, мы провели на том лугу около пары часов. А потом стали собираться обратно. Дамиан снова упаковал дротики, подвёл успевших разбрестись по лугу лошадей и прикрепил свёрток к сумке. Я взяла Кору за поводья и уже собиралась садиться в седло, когда Дамиан обхватил пальцами моё запястье. Я удивлённо обернулась.

— Ника… — Он смотрит как-то непривычно, я даже не могу ничего прочитать по взгляду. — Мне рассказали о том, что произошло вчера в храме. О твоём разговоре со жрецом.

Я закатила глаза. Обо всех-то моих беседах со священнослужителем ему докладывают.

— Что, Мэгги не удержалась? — осведомилась я.

— Нет. Стражник.

Ах, да! Был же ещё и стражник. Я уже стала забывать о его постоянном присутствии. Впрочем, не он, так рассказал бы кто-нибудь другой. В храме было достаточно свидетелей, да и слуг из замка среди прихожан немало.

Но тема того, как именно эта информация достигла его ушей, Дамиану важной не представлялась. Его интересовал совсем другой вопрос.

— Почему ты это сделала?

Я внутренне напряглась. Что это, допрос? Претензия? Укор в том, что я лезу в чужие дела? Но нет. В его глазах — искреннее недоумение, почти смятение.

— Да ничего такого я не сделала, — сказала я, пожав плечами.

И всё-таки вскочила в седло. Но он и не думает уходить. Стоит на месте, положив руку на круп моей лошади.

— Ты выступила против жреца при его прихожанах. Это требует недюжинной смелости. К тому же ты знаешь, что я действительно безбожник. Так почему?

Встречаю его взгляд. Странно и непривычно смотреть на него сверху вниз. И что же сказать?

И тут я поняла, что было по-настоящему ценным в наших отношениях с Дамианом. В них не было лжи. При всей странности и даже нелепости связывавших нас уз, при ужасающем сочетании цинизма и абсурда, которым была насквозь пропитана наша договорённость, при том, что мы ежевечерне только тем и занимались, что обманывали всех вокруг… друг с другом мы оставались честны. Даже когда правда звучала неприглядно, глупо или не слишком пристойно. Поэтому я просто ответила то, что думала.

— Этот жрец меня взбесил. Не знаю, безбожник ты или нет, но ты во много раз лучше этого напыщенного индюка, восхваляющего пояса верности и с радостью захапывающего в личное пользование всё, что люди приносят на алтарь. И, в конце-то концов, ты — мой муж.

— Фиктивный.

— Да какая разница?!

Да, мы не спим в одной постели, но какое касательство это имеет к моему вчерашнему разговору со жрецом?

Ещё пару секунд Дамиан продолжал смотреть на меня, едва заметно хмурясь, будто пытаясь прочитать в моих глазах что-то ещё. Потом опустил руку, устремил взгляд на белую лошадиную гриву.

— Когда я принимаю решение вести себя определённым образом, — медленно произнёс он, снова поднимая голову, — я готов к последствиям. И готов самостоятельно заплатить ту цену, которую придётся. Тебе совершенно не нужно принимать удар на себя.

Я передёрнула плечами, чувствуя себя немного обиженной. Но не спорить же. Это и правда его дело.

— Ника! — окликнул меня Дамиан, когда я уже решила, что разговор окончен. — Всё это не значит, что я тебе не благодарен. Я ценю это гораздо больше, чем ты можешь предположить. Но ставить себя под удар всё равно не надо.

 

Глава 10

Дамиана доставили в замок, когда я уже начала беспокоиться из-за его долгого отсутствия. Привезли на неизвестно откуда взявшейся телеге; гнедой понуро брёл следом, привязанный к борту. Управлял телегой сопровождавший виконта слуга, тот самый, что когда-то встречал меня из пансиона, которого я окрестила квадратным. Совсем неподалёку от замка к ним присоединился доктор Истор, который теперь сидел на телеге рядом с Дамианом и осматривал его раны, насколько это вообще было возможно во время езды и неизбежной при этом тряски. Сам Дамиан был без сознания, одна рука неестественно изогнута, рубашка пропиталась кровью, равно как и развязанный плащ, поверх которого лежал сейчас раненый.

Я выскочила во двор так быстро, как только смогла, и поспешила пробраться через толпу уже высыпавших на порог слуг. Телега как раз остановилась, доктор и квадратный спрыгнули на землю, а подоспевшие конюхи тут же занялись своим делом: один отвязал и повёл на конюшню жеребца хозяина, другой взял под уздцы запряжённую в телегу кобылу. Квадратный вместе с ещё одним слугой аккуратно, насколько могли, подняли Дамиана на руки и, следуя указаниям Истора, понесли в дом. Доктор следовал за ними, стараясь не отставать ни на шаг. Вид у него был сосредоточенный и довольно-таки взволнованный. Словом, ничего хорошего не сулил. Равно как и кровавый след, тянувшийся за процессией.

Когда Дамиана, так и не приходящего в себя, уложили на кровать, Истор раскрыл свою сумку и, уже извлекая из неё нужные ему инструменты, деловито произнёс:

— Мне понадобится много чистых тряпок и два таза с водой. Всех прошу пока покинуть помещение. Мне необходима полная сосредоточенность.

Мы послушно вышли из комнаты. Я видела, как Амандина кивнула двум горничным, и те беспрекословно устремились к лестнице, чтобы выполнить приказ и принести всё необходимое.

Оказавшись за дверью, расходиться слуги не спешили. Все ждали новостей и переговаривались полушёпотом. Я отошла в сторону и подозвала к себе квадратного.

— Ты сопровождал господина виконта во время выезда? — спросила я.

— Да, госпожа.

Он выглядел немного растерянным. Растерянным и ошеломлённым.

— Рассказывай. Что произошло?

— На него напали. Их было двое.

— Что, просто напали из-за угла? — нахмурилась я.

— Нет, госпожа. Они повстречались на улице. Те двое были немного пьяны. Не так чтобы не держались на ногах, но вино ведь развязывает язык. Ну, вот они и начали говорить дерзости.

— Какие именно?

Я видела, что слуга смешался. Кому-нибудь другому он пересказал бы всё это с лёгкостью, быть может, даже охотно, но не мне. Я же со своей стороны поняла, что настало время проявить настойчивость.

— Фредерик, я слушаю, — твёрдо произнесла я.

Потребовалось напрячься, чтобы припомнить, как его зовут на самом деле.

— Они говорили о том, что он безбожник и изменник. — Слуга опустил глаза и вжал голову в плечи, словно ожидал, что сейчас ему достанется за эти слова. — Позор для этих земель… и…. В общем, всё как всегда.

Как всегда. Это надо иметь в виду. Значит, такое происходит не впервые. Припомнился Дамиан, перекидывающий слуге окровавленный меч. "Кровь ещё одного идиота, который вздумал совать свой нос в чужие дела". Только на сей раз идиотов оказалось двое.

— Что было дальше?

Квадратный, более не вынужденный повторять кощунственные речи, приосанился и дальше рассказывал более связно. Слово за слово, виконт взялся за меч, те двое тоже. Дамиан владел оружием куда как лучше, но численный перевес всё-таки был на их стороне, а честно играть те двое явно не стремились. Пока виконт сражался с одним, другому удалось подойти сзади и ударить со спины. Тем не менее Дамиан успел разделаться с обоими: один был убит, другой по меньшей мере тяжело ранен. Но и сам виконт уйти с поля боя уже не смог.

— А ты куда смотрел? — грозно спросила я, в очередной раз где-то на краю сознания удивляясь появившимся в моём голосе ноткам.

— Так ведь хозяин строго-настрого запретил в таких случаях вмешиваться, — принялся защищаться тот. — И потом, куда же нам против благородных, да ещё с мечами?

Ну, конечно, запретить запретил, а за собственную голову на плечах тебе не приплачивают… Я только махнула рукой: выяснять отношения с квадратным было бессмысленно, да и не до того сейчас. Дверь в комнату, где доктор уединился с пациентом, по-прежнему была закрыта. Амандина стояла к ней вплотную, рядом столпилось ещё с полдюжины слуг.

Я сжала руки в кулаки и принялась медленно дышать, как меня когда-то научили. Вдыхать, считая до трёх, на секунду задержать дыхание, выдыхать, считая до четырёх. Не знаю, помогает ли успокаиваться, но позволяет хоть как-то отвлечься, коротая время.

Значит, одно из обвинений состояло в том, что он — безбожник? Не знаю о подробностях всего остального, но во всяком случае тут догадываюсь, откуда ветер дует. Нет, навряд ли наш драгоценный жрец специально хотел науськать кого-нибудь на столь радикальный шаг. Но волей-неволей поспособствовать мог вполне. А значит, я сделаю всё, костьми лягу, но в нашем храме и след его простынет.

— Мэгги! — позвала я.

Камеристка, крутившаяся возле двери вместе со всеми, торопливо подскочила ко мне.

— Пожалуйста, пойди в кабинет хозяина и принеси мне оттуда бумагу с вензелем, — решительно сказала я. — И убедись, что в моих покоях есть новое перо и достаточно чернил.

— Хорошо, госпожа.

Служанка поспешила выполнить приказание.

Пусть только здесь всё немного уляжется. Я сразу же отправлюсь к себе и напишу бумагу совету жрецов. Напишу по всей форме, и проигнорировать такое письмо они не смогут. В конце концов, я — виконтесса, к тому же у меня, в отличие от Дамиана, прекрасная репутация в религиозной среде. Я как-никак выпускница одного из самых богоугодных учебных заведений. Да ещё и, как недавно выяснилось, одна из лучших выпускниц. Пусть попробуют не прислушаться к моим словам. В главном городском храме в самое ближайшее время появится новый жрец, который будет куда более лоялен к местной светской власти.

Знаю, в период ожидания время тянется медленно. И тем не менее, даже если говорить строго объективно, доктор не выходил очень долго. Наконец, дверь приоткрылась. Истор появился на пороге, но перегородил собой проход, не позволяя никому не то что войти, но даже заглянуть внутрь.

— Положение тяжёлое, но жить, надеюсь, будет, — сказал доктор, выходя в коридор и прикрывая за собой дверь. — Хотя обещать пока ничего не могу. Первым делом мне нужно поговорить с кем-нибудь одним на тему ухода за больным. Кто пройдёт со мной?

Амандина, и без того уже стоявшая возле самого входа, шагнула к Истору вплотную. Но я, в свою очередь, выступила вперёд.

— Я иду с вами, доктор. Остальных попрошу подождать здесь.

При последних словах мой взгляд был устремлён в первую очередь на экономку.

— Но почему?

Удивлённая и раздосадованная, Амандина даже не пыталась скрывать своё недовольство.

— Потому что я — хозяйка этого замка и его жена, — чеканя каждое слово, ответила я.

Враньё, конечно, насчёт хозяйки, да и жена фиктивная. Но она этого не знает, и сейчас это неважно.

Я ждала, что Амандина будет спорить. Возмущаться. Отстаивать свои права. Я была готова бороться в ответ за свои. Но экономка лишь прикусила губу и отвела глаза.

— У кого-нибудь ещё есть вопросы?

Я обвела взглядом остальных слуг, ожидая протестов и выражения недовольства, но понимая, что выдержать это противостояние необходимо именно сейчас. Но споров не было. Взгляды встречались самые разные — удивлённые, покорные, одобрительные. Но никак не возмущённые. Закончив играть в гляделки, я последовала за доктором в комнату и закрыла за собой дверь.

Дамиан лежал на кровати в беспамятстве, практически всё туловище перевязано, сквозь белизну повязок наружу пробирается кровь.

— Что с ним? — спросила я, осторожно садясь на край кровати, будто боялась разбудить Дамиана излишне резким движением.

— Ничего хорошего, — качнув головой, откровенно ответил Истор.

— Вы сказали, он будет жить?

— Я сказал, что не могу ничего обещать, — возразил доктор, явно не испытывавший никакого удовольствия от необходимости вносить такую поправку. — Если удастся избежать заражения крови, он выживет. Шансы есть, и неплохие. Но даже если он выживет, на выздоровление рассчитывать не следует.

— Почему?

Было так странно видеть Дамиана таким, каким он выглядел сейчас. Лицо ещё более бледное, чем обычно. Рот чуть-чуть приоткрыт, голова запрокинута. Ни следа обычной мрачности и неприступности, вместо этого отрешённость и даже уязвимость.

— Потому что раны, которые он получил, невозможно исцелить, — нехотя признался Истор. — Вернее, одну из них можно. Ту, что на боку. — Он указал на правый бок, туда, где повязка особенно сильно намокла от крови. — Кровотечение было обильным, поэтому он и без сознания. Но с этой проблемой я уже справился, а жизненно важные органы не задеты, так что рана неопасна. А вот с той, что на спине, дело обстоит куда как хуже. Задет позвоночник.

— Это значит?..

Я подозревала, каков будет ответ. Но даже мысленно его озвучивать не хотела.

— Это значит, что ваш муж будет парализован, — сочувственно и в то же время по-врачебному твёрдо сказал Истор. — Не полностью. Частично. Ноги во всяком случае ему откажут. Они уже отказали, только он этого пока не осознает. Поэтому в известном смысле чем дольше он пробудет без сознания, тем лучше. Для него.

Я снова устремила взгляд на Дамиана. На его отрешённое лицо. Пока — почти безмятежное.

— И левая рука… — продолжал Истор, так, будто уже сказанного было мало, — возможно, откажет тоже. Кость не раздроблена, ампутация ему не грозит, но задет нерв… Видите, как изогнуты его пальцы?

Я перевела взгляд на кисть руки. Средний и указательный палец застыли в полусогнутом состоянии.

— Не исключено, что это со временем пройдёт, — обнадёжил доктор. — Через месяц или два. Пока трудно говорить наверняка. Я понимаю ваши чувства, Вероника, — мягко произнёс он затем. — Девушки не для того выходят замуж, чтобы всю жизнь ухаживать за безнадёжно больным человеком. А вы лишь совсем недавно стали его женой. Но тут ничего нельзя поделать. Приставьте к нему сиделок. Проводите с ним столько времени, сколько сможете. Читайте вслух. Пусть его как можно чаще выносят в сад. Жизнь, так или иначе, наладится. Во всяком случае устоится.

— Устоится? — переспросила я, глядя на Истора и в то же время его не видя.

Неожиданно оказалось, что двадцать восемь лет — это так мало. Дамиан, который привык всё делать сам. Дамиан, который ни в ком не нуждался. Который принимает решения и готов сам платить ту цену, которую придётся. Готов ли он был к такой цене? "Я, конечно, не собираюсь намеренно отправлять себя к демонам. Но если таким образом распорядится судьба, цепляться за жизнь не буду. " Так он сказал. И не слишком-то берёг свою жизнь. Но на такой итог точно не рассчитывал.

— Я… благодарна вам, доктор, — через силу произнесла я, наконец. Голос слушался плохо. — Понимаю, вы сделали всё, что могли.

— Это именно так, Вероника, — с грустью кивнул Истор. — Увы, мои возможности ограничены. Сейчас я оставлю вам подробные инструкции касательно того, как следует ухаживать за ним в течение ближайших нескольких часов. А вечером я снова приеду его навестить.

Проводив Истора до порога, я позвала Мэгги. Никого больше в комнату не пустила. К этому моменту я уже представляла себе, что делать дальше. И лишние свидетели мне были не нужны.

— Мэгги, мне понадобится ещё несколько чистых крепких тряпок, — принялась перечислять я. — Сок тысячелистника, если сможешь быстро его раздобыть. Немного водки. И чашку чая, очень крепкого и очень сладкого.

Мэгги быстро принесла всё, что нужно, после чего я отослала и её, распорядившись, чтобы меня никто не беспокоил. Подошла к кровати, посмотрела на лицо Дамиана. По-прежнему без сознания, по-прежнему бледен, по-прежнему жив. Только одно средство могло гарантировать, что он не только выживет, но и не останется навсегда калекой. И так уж сложилось, что это средство было в моём распоряжении. Подробности я успела вычитать в той книге о Живой Крови, что хранилась у Дамиана в библиотеке.

Дура, говорила я сама себе, пока извлекала принесённый с собой нож и протирала его водкой для дезинфекции. Соображай, что ты делаешь! Ты жива только благодаря тому, что о твоей крови почти никто не знает. Что будет, если кто-нибудь догадается? Хотя бы тот же Истор! Ведь он-то прекрасно знает, насколько безнадёжно состояние виконта. А значит, догадается наверняка.

А Дамиан? Что же теперь, оставлять его как есть, с этим пожизненным приговором? Зная, что я могла помочь, но не стала?

Ты одна, а больных — миллионы. Ты можешь помочь им всем? Нет. Ты — человек, а не ходячая микстура. Чем Дамиан лучше других?

Он — мой муж.

Фиктивный, услужливо заметил внутренний голос. Фиктивный, он сам напомнил тебе об этом не далее как вчера. Ты не делишь с ним постель. Он даже завещание написал не в твою пользу и так тебе прямо об этом и сказал.

Но защищает-то он меня не фиктивно. Он не фиктивно спас меня от этого вампира Эдмонда. Не фиктивно следит за тем, чтобы при мне всегда была охрана. И, в конце-то концов, я просто не хочу видеть его прикованным к постели! Это МОЯ кровь. Имею право распоряжаться ей так, как захочу.

А если ты не успеешь остановить собственное кровотечение? Внутренний голос прекрасно знал все слабые стороны моего плана. Крови понадобится много, ты будешь ослаблена, вполне можешь потерять сознание. А рядом не будет никого, кто мог бы помочь. Ты достаточно благоразумна для того, чтобы не приглашать на это действо свидетелей. И что потом? Спасёшь его, а сама умрёшь от кровопотери? Опять эта формула — жизнь за жизнь? Пусть он тысячу раз твой муж, пусть даже ты успела до определённой степени к нему привязаться, но ведь не настолько же он для тебя важен!

Вся эта мысленная дискуссия не имела особого значения, поскольку никоим образом на мои действия не влияла. Я вылила немного водки на тряпицу, как следует протёрла нож, придвинула к кровати стул, поставила на него чашку с чаем, сосуд с соком тысячелистника, а также положила несколько тряпок. Немного подумав, одну из них сразу же вымочила в соке тысячелистника, на случай, если потом у меня на это сил уже не хватит. Осторожно перерезала одну из наложенных на Дамиана повязок, так, что открылась рана на боку. От вида раны, её рваных краёв, свернувшейся крови меня передёрнуло, к горлу подкатила тошнота, но я сделала очень глубокий вдох и постаралась взять себя в руки. Не имело принципиального значения, где именно моя кровь будет соприкасаться с его телом. Целительные компоненты проникнут и через кожу. Но соприкосновение крови с кровью всё же предпочтительно, так как обеспечивает наиболее полное и быстрое исцеление.

В книге было написано, что шансы потерять сознание существенно уменьшаются, если перерезать себе вену лёжа. Поэтому я легла на постель рядом с Дамианом, справа от него, со стороны раненого бока. И приложила лезвие ножа к своей левой руке.

Хм, а не так-то это, оказывается, и легко. И вовсе не из-за опасений о том, что произойдёт дальше. Я всё заранее подготовила, постаралась максимально обезопасить себя на этот счёт, и больше к этой теме мысленно не возвращалась. Но вот просто сам факт — нанести себе рану, порезать вену — почему-то вызывал в душе бурю сопротивления. И сделать одно простое движение правой рукой оказалось жутко тяжело. В какой-то момент я даже думала, что не смогу. Не справлюсь.

Да что ты, тряпка, что ли?! — вспылил внутренний голос, тот самый, который только что столь неудачно старался убедить меня вообще не вмешиваться в происходящее. Такими заморочками, как логическое мышление, он явно не страдал. Порезаться боишься? Определись, наконец-то: человек ты, способный хоть что-то решить в своей жизни, или просто никчемная маленькая девочка? Я сжала зубы и полоснула себя по руке в районе локтевого изгиба. И тут же зашипела, прилагая усилие, чтобы не вскрикнуть. Больно. Зато кровь потекла сразу, словно только и ждала, когда же её, наконец-то, выпустят. А может, и вправду ждала? Может, Живая Кровь чувствует, когда в ней возникает потребность и сама стремится навстречу источнику хвори? Кто её знает. Я точно не разбираюсь в таких нюансах.

Изогнув левую руку, я положила её Дамиану на живот, так, чтобы кровь стекала ему на рану. Конечно, часть оставалась на коже живота, часть стекала по боку вниз, на постель, но это не имело большого значения. Целебные составляющие всё равно впитаются в кожу, втянутся в организм нуждающегося в них человека. В итоге крови на поверхности останется куда меньше, чем если бы она была обыкновенной. А то, что останется, особых вопросов не вызовет, ведь и повязка, и постель всё равно успели уже пропитаться кровью самого Дамиана.

Поначалу я чувствовала себя совершенно нормально, не считая боли от пореза, но её я быстро научилась не считать. Потом пришло ощущение слабости, сперва совсем лёгкой, но постепенно усиливавшейся. Чувство дискомфорта, возникавшее всякий раз, как я поворачивала голову, явилось первым признаком головокружения. А вскоре комната и вовсе поплыла перед глазами.

Я никогда не испытывала подобных ощущений. Стало немного страшно. Ещё чуть-чуть, и я потеряю сознание, и что будет тогда? Потеряю слишком много крови, и меня уже некому будет спасти? Или кровотечение всё-таки остановится? Я с силой зажмурилась и с силой же заставила себя открыть глаза. Нельзя отключаться. И останавливать процесс рано. Крови ещё недостаточно. Я вычитала в той книге, как это определить. У больного на щеках должен появиться характерный румянец. Пока его нет. Но ещё чуть-чуть — и я совсем утрачу контроль над происходящим.

Пытаюсь как-то удержать себя на поверхности, не погружаясь в забытье. Пробую считать до ста, понимаю, что это плохая идея: наоборот, уволакивает в сон. Принимаюсь с повышенным вниманием разглядывать окружающие предметы. Причудливый кованый канделябр с ножкой, изображающей виноградную лозу. На стене — несколько кинжалов разной длины и гобелен. На сей раз обошлось без религиозной тематики, никакого святого Веллира и силы мысли. Просто лесной пейзаж и волк лежит, положив голову на лапы, и подозрительно смотрит с гобелена.

А я вдруг вспомнила про чай. Протянула дрожащую руку, благо сиденье стула — совсем рядом, взялась за чашку так крепко, как смогла, поднесла к губам и сделала несколько больших глотков. Вкус отвратительный: я терпеть не могу сладкий чай, а этот — очень сладкий. Но именно это мне сейчас и нужно: как раз сладость-то и придаёт сил. Должна, по крайней мере.

Поставила чашку обратно. Расплескала, конечно, по дороге, но это сейчас тревожит меня меньше всего. Посмотрела на Дамиана. Кажется, появился румянец. Очень-очень слабый, едва заметный, но, похоже, придётся считать, что этого достаточно, ибо дольше я не продержусь.

Пытаюсь приподняться на правом локте, но голова начинает кружиться совсем сильно. Приходится вернуться в исходное положение и всё дальнейшее проделывать лёжа. Ещё раз обмакиваю тряпицу в сок тысячелистника: он поможет остановить кровотечение, и стараюсь затянуть рану на руке так туго, как только могу. Это сложно: ведь в моём распоряжении только одна рука, и та еле-еле ворочается. Чтобы затянуть повязку, пользуюсь зубами. Ладно, что могла, я сделала, а в остальном придётся положиться на особые свойства собственного организма.

Наверное, последнюю мысль я пропустила в сознание зря. Поскольку сразу после этого погрузилась в беспамятство.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я очнулась. Предполагаю, что не слишком много. Где-нибудь от двадцати минут до часа. Дамиан по-прежнему не то был без сознания, не то спал, но щёки уже приобрели нормальный, живой оттенок вместо мертвенно-бледного, а дыхание было ровным и глубоким.

Я осторожно попыталась подняться. Слабость оставалась весьма ощутимой, но голова больше не кружилась. Я поднесла к глазам левую руку. Кровь просочилась сквозь повязку, но не текла и, похоже, успела слегка подсохнуть. Стало быть, мне повезло: остановить кровотечение всё-таки удалось.

Аккуратно, не делая резких движений, я встала с кровати и принялась ликвидировать следы "преступления". Прежде всего допила остывший чай, хоть и не была вполне уверена, добавит ли мне напиток сил, или всё это — полнейшая ерунда. Намочила несколько чистых тряпок в воде, которая была приготовлена ещё раньше, сразу после прихода доктора. Осторожно смыла подсыхающую кровь с живота и бока Дамиана, а также со своей левой руки. Опустила предварительно закатанный рукав. Выливать остатки сока тысячелистника не стала: пусть думают, что я приготовила его не для себя, а для Дамиана на случай, если у него возобновится кровотечение. Теперь следовало наложить ему новую повязку на рану в боку, но у меня снова закончились силы. Комната разок покачнулась, и я поспешила сесть на кровать. Немного отдышалась. А потом услышала голос Дамиана.

— Ника?

Голос звучал слабо, но сам по себе факт, что виконт уже пришёл в себя, многое значил. Это внушало оптимизм касательно моего… не вполне традиционного метода лечения.

— Я здесь.

Я полуобернулась, так, чтобы он мог видеть моё лицо, и взяла его за руку. Дамиан скосил глаза в мою сторону, потом снова посмотрел прямо перед собой и негромко сказал:

— Не помню… как здесь оказался.

— Ещё бы, ты же был без сознания. Тебя привёз Фредерик, и доктор Истор уже был с вами, наверное, вы повстречали его где-то по дороге. Он тебя осмотрел, обработал раны, перевязал. Сказал, что вечером снова вернётся. — Я тараторила, стараясь, чтобы мой голос звучал максимально бодро. — Как ты себя чувствуешь?

— На удивление неплохо. — В его глазах — вполне искреннее изумление, так что видно: он не хорохорится, а говорит вполне искренне. — Странно, я был уверен, что тот второй меня достал.

— Ну видишь, всё хорошо, что хорошо кончается.

— Давно ты здесь сидишь?

Не сижу, а лежу, но этого ему говорить, пожалуй, не стоит.

— Не слишком. Доктор сказал, чтобы кто-нибудь за тобой присматривал. Вот я и решила: ты-то ежевечерне торчишь в моей комнате, а мне что же, даже взглянуть на твою нельзя?

— Справедливо.

Дамиан прикрыл глаза, губы едва заметно растянулись в подобии улыбки.

— Скажи, ты можешь пошевелить левой рукой? — спросила я, стараясь не пропустить в голос волнение.

Он приподнял руку, согнув её в локте.

— А пальцами?

Впрочем, я и без того видела, что пальцы уже не были неестественно согнуты, как прежде.

Дамиан подтвердил мой оптимистичный прогноз, без видимого усилия сжав руку в кулак, а затем вновь распрямив пальцы.

— А ногами? — не унималась я.

Дамиан непонимающе нахмурился, но, судя по шевелению одеяла, просьбу мою выполнил.

— Что на очереди? — осведомился он, приподнимаясь повыше. — Сжать в кулак пальцы ног? Или сложить их в кукиш? А может, сразу сыграть с их помощью на арфе?

— А ты умеешь? — заинтересовалась я.

— До ранения не умел, — ответил он.

Я разочарованно вздохнула. Сама я играть на арфе умела, но исключительно руками, и теми плохо.

— Ника, можешь не сомневаться, у меня прекрасно работают все конечности, — отключился от темы музыкальных инструментов Дамиан. — Так что лучше тебе будет отсесть подальше.

Я вскочила с кровати, как ошпаренная. Даже позабыла про собственную слабость.

— Да шучу я, — протянул Дамиан, прикрывая глаза.

— Э… Я, пожалуй, пойду, — пробормотала я, не слишком убеждённая его последними словами. — Тебе надо наложить новую повязку, а здесь всё закончилось. Я распоряжусь, чтобы принесли ещё тряпки и воду и… что там ещё…

Он молча следил за мной глазами, пока я выходила из комнаты. Я чувствовала спиной его взгляд.

Снаружи дожидались несколько человек, среди них Мэгги, Амандина и Фредерик.

— Господину виконту надо поменять повязку, — сказала я, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо, а сама потихоньку прислонилась к стене, чтобы ненароком не пошатнуться. — Чистые тряпицы закончились, надо принести новые. Мэгги, займись этим.

Стук шагов, раздавшийся со стороны лестницы, возвестил о приходе Истора. Я сразу же направилась ему навстречу.

— Добрый вечер, доктор!

— Здравствуйте, госпожа виконтесса. Как состояние вашего супруга? Он приходил в себя?

— Да, ему стало лучше, и именно об этом я хотела бы с вами поговорить. — Я отвела Истора в сторону. Слуги бросали на нас жадные до информации взгляды, но подойти поближе не решались. — Видите ли, доктор, то, что вы увидите, покажется вам неожиданным. И… я нисколько не сомневаюсь в вашей квалификации, поверьте, но ведь бывают же в жизни и чудеса. Порой вера оказывается сильнее медицины.

Мне неприятно было морочить голову Истору, к которому я испытывала искреннюю симпатию, но сказать всё как есть я всё равно не могла. Возможно, сопоставив все факты, он и догадается, какое именно средство спасло виконта. Но тут я уже ничего не могла поделать: это было неизбежное зло. Как минимум я со своей стороны предложила альтернативное объяснение, для кого-то нелепое, а для кого-то — вполне разумное.

Доктор смотрел на меня удивлённо, пока он ещё не понимал, о чём именно идёт речь, лишь догадывался, что пациент чувствует себя лучше, чем можно было ожидать, учитывая характер нанесённых ран.

— Он не парализован, доктор, — пояснила я, понизив голос. — Он был парализован, но похоже на то, что это прошло. Вы сами всё увидите. У меня будет к вам лишь одна просьба. Пожалуйста, если вы убедитесь, что опасаться более нечего, не рассказывайте виконту о том, что за участь его ожидала. Зачем ему испытывать этот шок сейчас, когда ему ничто более не угрожает? Вы могли бы сделать это для меня?

Истор был по-прежнему удивлён, чтобы не сказать сбит с толку, он смотрел на меня с недоверием, но всё-таки кивнул.

— Хорошо, Вероника, — сказал он. — Я осмотрю пациента и, если приду к выводу, что ситуация не так плоха, как я ожидал сегодня днём, не стану запугивать его неактуальными диагнозами.

— Благодарю вас, доктор. — Я горячо сжала его руку. — Это всё, о чём я хотела вас попросить.

Я не могла знать, догадается ли Истор о том, что для исцеления Дамиана я использовала Живую Кровь. Но вот сам Дамиан, знающий об особенностях моего организма, сложил бы два и два в один момент. Поэтому я предпочитала, чтобы он просто не знал, насколько тяжёлыми были нанесённые ему раны.

 

Глава 11

Живая Кровь делала своё дело, и Дамиан очень быстро шёл на поправку. Доктор Истор навещал его сперва каждый день, затем реже. Удивлялся, непонимающе покачивал головой, но лишних вопросов, к счастью, не задавал, и слово своё, похоже, сдержал: не стал сообщать Дамиану о том, насколько серьёзными последствиями было чревато его ранение. Догадался ли Истор о том, что за средство исцелило его пациента, или и вправду списал произошедшее на волю богов, мне было неизвестно.

Я тоже навещала Дамиана, но редко. Первые два дня мне и самой надо было прийти в себя, я большей частью отлёживалась у себя в комнате, много спала, поменьше читала (благо нормальных книг в моих покоях теперь было в изобилии) и бесконечно ела. Жадно поглощала супы, мясное рагу, куриные ножки, пудинг, просто свежевыпеченный хлеб. За два дня уничтожила месячный запас горького шоколада. К счастью, я никому не была обязана давать объяснений, а Мэгги списала столь неожиданный приступ обжорства на нервное перенапряжение. Вторая причина, по которой я не слишком часто заходила к Дамиану, заключалась в том, что у него в комнате постоянно просиживала Амандина. Я не боялась экономку, особенно теперь, но всё же не испытывала ни малейшего желания присоединяться к этой компании в качестве третьей лишней. В конце-то концов, как бы я ни относилась к Амандине, Дамиан был полностью в своём праве, когда решил приблизить её к себе — о каком бы виде близости ни шла речь.

Прошло меньше недели, прежде чем Дамиан встал на ноги и вернулся к своему привычному образу жизни. Он снова стал заходить ко мне по вечерам; иногда мы просто болтали, иногда соревновались в метании дротиков, а иногда и читали, каждый своё. Мы также дважды ездили с ним на прогулку, и оба раза он прихватывал с собой всё те же, настоящие, дротики.

А как-то раз, ближе к вечеру, Дамиан уехал по своим делам. Я отобрала себе несколько книг, одну познавательную и пару развлекательных, чтобы просто приятно провести время, нежась в постели, зажгла побольше свечей и забралась, прямо как была, в одежде, на кровать, сбросила только туфли. Устроилась с ногами поверх одеяла, опираясь спиной о поставленную вертикально подушку, которую в свою очередь прислонила к спинке кровати. Взяла со столика чашку со своим обычным вечерним чаем, заваренным с листьями земляники. Сделала несколько глотков, отставила чашку и приступила к чтению. Но, видимо, книга оказалась уж очень серьёзной. Во всяком случае, мне с первой же страницы мучительно захотелось спать. Я опустила книгу на колени, откинула голову назад и, даже не успев принять более удобное положение, погрузилась в глубокий сон.

Просыпалась с трудом. В голове что-то гудело, и прошло время, прежде чем я осознала, что это не признак дурного самочувствия и не остатки сна, а шум голосов. В комнате кто-то был, определённо не один человек и не два, а куда больше, и эти люди перешёптывались, а порой и издавали более громкие возгласы. Я начала волноваться, но разлепить глаза не удалось, и я немного пошевелилась, прислушиваясь к собственным ощущениям. С огромным удивлением поняла, что лежу в постели, укрытая своим привычным пуховым одеялом. И это было очень хорошо, что я как следует укрыта, поскольку под одеялом я была абсолютно нагая! Я ведь отчётливо помнила, что заснула, не раздеваясь, но сейчас на мне не было не то что давешнего платья, но и ночной рубашки и какого бы то ни было нижнего белья.

Видимо, помогло удивление, а может быть, просто прошло достаточно времени с момента пробуждения, но теперь я смогла, наконец, открыть глаза. Увиденное не обрадовало меня ни капельки. Я действительно лежала в своей кровати, а в комнате столпилось с полдюжины слуг. Была здесь и Амандина, и Мэгги, и ещё две горничные, и дворецкий, и даже квадратный Фередерик. Мэгги стояла чуть в стороне, покрасневшая и растерянная. Все остальные переговаривались друг с другом, указывали на меня пальцем, кто-то осуждающе морщился, кто-то хихикал. Экономка победоносно улыбалась.

Происходящее поразило меня настолько, что я совершенно не знала, как отреагировать, просто запуганно пялилась на них, повыше натянув одеяло. Они ведь не имеют права врываться ко мне в комнату вот так, без моего разрешения? Или без разрешения виконта… Неужели он их сюда впустил? Но зачем? И почему они так смотрят, что, спящей женщины, что ли, никогда не видели? Или со мной что-то не так?

Мысли лихорадочно метались в голове, но никакого мало-мальски сносного объяснения происходящему я не находила. До тех пор, пока, наконец, не догадалась оторвать взгляд от толпы и повернуть голову налево. В этот момент я громко закричала от ужаса; единственным, что удержало меня от того, чтобы вскочить с кровати, была собственная нагота. Ибо в постели рядом со мной лежал посторонний мужчина.

Лицо его было смутно знакомым, но с перепугу я не смогла даже вспомнить, где и когда его видела. Гораздо более значимым казался тот факт, что мужчина, как и я, был нагим. Во всяком случае такое складывалось впечатление: он тоже был укрыт одеялом, но лишь по пояс, и сверху никакой одежды не было. Мужчина глядел на окружающих с некоторой долей растерянности, но не более того. Он явно не испытывал чувств, мало-мальски напоминающих моё собственное смятение.

Крепко вцепившись в одеяло, я попыталась хотя бы отодвинуться от него как можно дальше. Боги, великая Триада, неужели что-то действительно произошло?! Я ничего не помнила с того момента, как заснула с книгой на коленях. Меня чем-то опоили, это было очевидно, но что могло случиться в то время, пока я была не в себе? Боги, наверное, всё, что угодно…

Я снова с ужасом покосилась на своего соседа. Теперь я его узнала. Гонец, он иногда привозил в замок письма. Пропускали его сюда соответственно свободно…

Я затравленно обернулась к слугам, которые и не думали уходить или даже отворачиваться и, кажется, напротив, чего-то ждали. Гонец поднялся повыше, так что одеяло чуть было не сползло ниже пояса. Он поднял руку, приглаживая растрепавшиеся волосы, и мне в ноздри ударил запах пота. Чужой запах. Я чувствовала, как сжимаюсь внутри в крохотный никому не заметный комочек, но, увы, повторить эту процедуру снаружи было невозможно. Хотя единственное, чего мне сейчас хотелось — отчаянно, невыносимо, до боли в кончиках пальцев, — это исчезнуть, стать невидимой, раствориться в воздухе. Но, кажется, даже тогда я не избавилась бы от взглядов, и запаха, и холодящего душу сознания, что, возможно, во время моего нездорового сна произошло нечто непоправимое. Ужас происходящего обступил меня со всех сторон, врезался ножом в мозг, и от него никак нельзя было укрыться.

Мне казалось, что хуже ничего быть не может. Пока, около минуты спустя, в распахнутую дверь не вошёл Дамиан.

Его сопровождал Эддингтон, офицер охраны замка. Судя по мрачному выражению лица обоих и резким движениям Дамиана, было понятно, что пришли они сюда не случайно. Мужу успели сообщить о неверности жены. Громко стуча по полу каблуками сапог для верховой езды — он действительно только что вернулся из своей поездки, только плащ успел скинуть, — Дамиан прошёл в комнату и остановился в нескольких шагах от кровати. Слуги услужливо расступились, предоставляя ему как следует рассмотреть столь любопытное зрелище. Я хотела закричать, что всё неправда, а если и правда, то в этом нет моей вины, но горло словно одеревенело, а язык прилип к гортани. К тому же достаточно было взглянуть на Дамиана, чтобы понять: сейчас неподходящий момент для объяснений. Если кто-нибудь и будет говорить в этой комнате, то только он. Слуги тоже притихли; смолкли так давившие мне на психику перешёптывания. Вот только от сменившей их тишины легче не стало.

Дамиан окинул взглядом кровать. Посмотрел на меня — я почти сразу отвела глаза, — оглядел гонца, едва заметно скривив губы, затем перевёл взгляд на царивший в комнате беспорядок, на который сама я прежде не обратила внимания. Моё платье — то самое, в котором я ложилась на постель, — валялось посреди комнаты. Слишком далеко, чтобы дотянуться… На полу также были в беспорядке разбросаны предметы мужской одежды — брюки, рубашка, плащ, пояс с прицепленным к нему кинжалом, сапоги… На спинке стула висел отвратительно пошлый женский чулок, полупрозрачный, сиреневого цвета, с цветком, вышитым в верхней его части. Брат-близнец этого чулка обнаружился валявшимся на краю постели.

Я видела, каким пунцовым стало лицо Дамиана. Видела, как он сжал зубы, с трудом сдерживая гнев. Да, он сказал, что позволит мне завести любовника. Но ведь не так же. Не на глазах у всего замка. Не сейчас. И только с его ведома. А такой распущенности, такого предательства он не простит.

— Оставьте нас наедине с моей женой.

Голос Дамиана прозвучал сурово.

Слуги неохотно, с возобновившимся шушуканьем стали продвигаться к выходу.

— Что делать с этим? — мрачно спросил Эддингтон, кивая головой на гонца.

— Тащи в угловую приёмную, — ответил Дамиан. — Вы, там, помогите. — Он даже не повернул головы, но дворецкий и Фредерик тут же подскочили к офицеру. — И глаз с него не спускайте. Даже не вздумайте упустить.

Служанки оживились и зашагали к двери более резво, поняв, что спектакль не окончился, а лишь переносится в другое помещение.

— Давай, двигайся! — грубо обратился к гонцу Эддингтон. — Дать ему одеться?

Это он уже спросил у Дамиана.

— Да нет, зачем же? — бесстрастно ответил тот. — Пусть идёт так. Во всей красе.

Не знаю, какие чувства испытал в этой связи мой мнимый (или не мнимый?) любовник, но в этот момент они меня мало волновали. Мы с Дамианом остались в комнате вдвоём. Дверь закрылась, хлопнув, будто молоток оглашающего приговор судьи.

Я молчала и всё никак не решалась открыть рот, чтобы хоть что-то сказать в свою защиту. Дамиан посмотрел на меня, затем снова оглядел комнату и поднял с края кровати висевший там сиреневый чулок.

— Твоё? — осведомился он, изогнув бровь.

— Да откуда?! — возмущённо воскликнула я, вложив в этот возглас весь свой протест относительно сложившейся ситуации.

— Зря, — бесстрастно отозвался Дамиан. — Тебе бы пошло.

И, откинув чулок в сторону, сказал:

— Одевайся.

Он наклонился, поднял с пола платье и перебросил его мне. Для того, чтобы одеться, пришлось сначала вылезти из-под одеяла, но в сложившихся обстоятельствах было не до стеснений. Дамиан отвернулся вполоборота; я постаралась натянуть платье как можно быстрее. Встала с кровати, засунула ноги в валявшиеся рядом туфли.

— Идём.

Дамиан подождал меня у двери, распахнул её и вышел первым. Я последовала за ним. В коридоре было пусто: зрители уже переместились к месту второго действия. Я чувствовала, что объясняться бессмысленно, что наказание ждёт меня в любом случае, независимо от того, что я скажу, и от того, как всё происходило на самом деле. Я чувствовала это — и на место страха и смятения приходила злость.

— Прикажешь пороть меня плетью? — спросила я сквозь зубы.

Дамиан остановился, как вкопанный, так внезапно, что я врезалась ему в спину. Он обернулся, одновременно отстраняясь на шаг назад.

— Скажи, откуда у тебя берутся такие идеи? — осведомился он, качая головой так, словно находился под сильным впечатлением. — Сначала лошадиный хвост, теперь плеть? Признайся откровенно: в то время, как все нормальные девушки мечтали о принце на белом коне, ты рисовала в своём больном воображении мужа-садиста?

Дамиан снова зашагал по коридору. Я семенила за ним, мрачно бубня себе под нос. Моё-то воображение тут при чём? Про лошадиный хвост он сам тогда говорил, а про плеть нас в пансионе учили. Нам ведь подробно рассказывали, чем чревата супружеская измена и как она карается.

Мы почти уже подошли к угловой комнате, использовавшейся в качестве приёмной, но, не доходя до неё нескольких шагов, Дамиан неожиданно открыл другую дверь. И знаком предложил мне войти. Я послушалась — а разве у меня был выбор? В комнате оказалось темно, но Дамиан пересёк её уверенным шагом и отодвинул в сторону одну из висевших на стене картин. Затем нажал на какой-то рычаг. В комнату сразу же ворвался гомон голосов, и я быстро сообразила, что это собравшиеся в соседнем помещении слуги бурно обсуждают события сегодняшнего вечера. Дамиан, опять-таки жестом, подозвал меня подойти поближе. Как оказалось, за картиной было проделано небольшое окошко, ведущее в соседнюю комнату — ту самую угловую приёмную. Обычно оно было закрыто не только самой картиной, но и своего рода ставнем, сливавшимся со стеной. Поскольку здесь было темно, а с той стороны, наоборот, горели свечи, нас оттуда было не видно, в то время как приёмная, напротив, была, как на ладони.

— Наблюдай.

С этими словами Дамиан вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь.

Я прильнула к окошку. От сердца отлегло, но лишь отчасти. Он мне поверил? Или просто пожалел? Да нет, если бы пожалел, зачем бы привёл меня сюда? А между тем ставший уже привычным гул голосов резко оборвался, и я поняла, что Дамиан вошёл в приёмную. Вскоре его фигура действительно оказалась в поле моего зрения.

— Все здесь? — жёстко прозвучал его голос. — Артур, закройте дверь.

Я знала, что Артуром звали Эддингтона. Громкий стук возвестил о том, что дверь действительно закрылась. И я отчётливо осознала, что в этот момент не только гонец, но и все остальные присутствующие должны были почувствовать себя грызунами, запертыми в захлопнувшейся мышеловке.

Дамиан остановился напротив гонца. Тот по-прежнему был абсолютно голым. Это заставляло меня сдвигать голову так, чтобы исключать из поля своего зрения некоторые детали. Дамиана же эти детали явно нисколько не смущали, поскольку он постоял напротив гонца ещё некоторое время, ни слова не говоря и лишь сверля его взглядом. Потом почти вежливо произнёс:

— Присаживайся.

В приёмной было достаточно стульев, но Дамиан специально указал гонцу на каменную скамью. Видимо, был не против, чтобы ответственные за предполагаемое преступление органы успели основательно пострадать за время разговора.

— Извини, поверхность немного холодная, — с издёвкой в голосе добавил он. — Лето выдалось нежаркое.

Взяв себе стул, Дамиан уселся напротив гонца.

— Ну что ж, рассказывай.

— А… э… что же рассказывать, — сокрушённо опустил голову гонец. — Вы же сами всё видели.

У меня зачесались руки открутить ему голову, а может быть, и кое-что ещё — чисто так, для последующего ознакомления с мужской анатомией в спокойной обстановке.

— А ты рассказывай подробнее, — подбадривающе кивнул виконт.

И что-то в его голосе заставило меня вспомнить, почему я так боялась его всего каких-нибудь несколько недель назад.

Гонец мялся, молчал, опустив голову, облизнул губы, поёрзал на сиденье — впрочем, последнее, возможно, от холода.

— Я помогу, — "по-доброму" предложил виконт. — Как часто это происходило?

У меня всё снова похолодело внутри. Значит, он всё-таки мне не поверил…

— Один раз, только один раз, клянусь вам! — вскричал гонец, и по его интонации даже мне самой захотелось сделать вывод: врёт. — Это произошло случайно, я не виноват, правда, то есть я, конечно, виноват, но я не хотел! Не знаю, как оно вышло… Мы просто разговорились, слово за слово… Виконтесса рассказывала про свою непростую судьбу, что она вышла замуж по принуждению… Я её пожалел. Но это никогда больше не повторится, даю слово чести!

Я хотела закричать, а ещё лучше — запустить чем-нибудь ему в лицо. Да, один раз, с Эдмондом, я совершила ошибку. Но чтобы сейчас я стала трепаться на подобные темы с первым встречным, ещё и подставляя при этом Дамиана?! Пришлось зажать рот рукой, чтобы не выдать своего присутствия.

— Жалостливый, значит? — По ровной глади голоса Дамиана пробегали круги закипающей в глубине ярости. — Артур, — сказал он, не отводя взгляда от гонца, — пускай готовят верёвку. Вздёрнем этого гада прямо сейчас.

— Так ведь виселицы готовой нет, — подсказал Эддингтон.

— А зачем нам виселица? — отозвался Дамиан, по-прежнему сверля глазами совершенно ошарашенного таким поворотом гонца. — Дело домашнее, можно сказать, семейное. Перекинем верёвку через какую-нибудь балку прямо здесь, в замке, и вздёрнем его за милую душу.

— Но… таких наказаний не существует, — попытался протестовать гонец. — За прелюбодеяние не вешают. Особенно когда в первый раз… Дают полдюжины плетей, ну десяток…

— Какая завидная подкованность, — недобро усмехнулся Дамиан. — Будто ты специально это проверял. Допустим, ты прав. И что с того? Кто, по-твоему, сможет призвать меня к ответу?

— Шериф. Я обращусь к шерифу, — нашёлся гонец, но, впрочем, его голос звучал крайне неуверенно.

— Ты — не обратишься, — улыбнулся Дамиан. — Тебя через несколько минут повесят. Твои родственники, если они у тебя есть, — могут. Я принесу свои извинения и выплачу им хорошую компенсацию. На этом инцидент будет исчерпан. Я не любитель роскоши, но если по-настоящему чего-то хочу, то денег на свои прихоти не жалею. А в данном конкретном случае мне очень хочется тебя повесить.

— Но вы не можете… Я не… Такого уговора не было, — озираясь, пролепетал гонец.

— Какого уговора? — тут же подхватил Дамиан, нисколько не удивлённый.

Гонец опять оглянулся, будто искал кого-то взглядом.

— Я… Такого уговора не было, — повторил он, снова облизнув губы.

— Это я уже слышал, — отозвался Дамиан. — У тебя есть несколько минут, пока готовят верёвку. Говори.

— Это всё неправда, — решившись, затараторил гонец. Он так спешил оправдаться, что даже приложил руку к груди. — Ничего не было, клянусь. Это просто спектакль, розыгрыш. Мне заплатили за то, чтобы принять в нём участие. Я не виноват. Мне просто понадобились деньги, а тут подвернулся лёгкий заработок.

— Теперь будешь знать, что лёгких заработков не бывает, — философски заключил Дамиан и жёстко произнёс: — Дальше.

— Вашей жене что-то подсыпали в еду или в питьё, чтобы она уснула, — продолжил рассказывать гонец. Я поплотнее прижалась к окошку, со страхом и одновременно жадностью ловя каждое слово. — Это не я, клянусь вам, я пришёл, когда она уже спала. Я просто разделся и лёг рядом, это всё, что от меня требовалось. Лечь, а потом изобразить любовника, которого застали на месте преступления, и всё. Мне очень хорошо заплатили, я не смог отказаться…

— Тронул её хоть пальцем?

Голос Дамиана звучал почти буднично, и от этого гонец вжался в скамью, невзирая на холод камня.

— Нет. Клянусь вам, нет! — Он отчаянно замотал головой. Кажется, говорит правду. Вот теперь у меня по-настоящему отлегло от сердца. Оказывается, мысль о том, что я действительно могла потерять невинность с этим человеком сегодня вечером, пугала во много раз больше, чем любое наказание от Дамиана. — Я к ней не прикасался. Как можно? Я же просто… Я на розыгрыш согласился. Лёг в кровать, и всё, даже на расстоянии.

Короткое молчание. Кажется, сам воздух между этими двоими звенит от напряжения.

— Твоё счастье. — Дамиан слегка откинул голову назад, прислонив её к высокой спинке стула. — Последний вопрос. Кто?

Гонец в очередной раз оглянулся. Прикусив губу, снова посмотрел на Дамиана и, видимо, увидел в глазах последнего нечто, заставившее его решиться. Опустив взгляд, негромко произнёс:

— Ваша экономка.

Я с шумом втянула носом воздух. И почему этот ответ меня не удивил? Впрочем, для Дамиана он, кажется, тоже оказался предсказуемым. В комнате снова загудели голоса. Видимо, кто-то взялся за ручку двери, а может быть, Дамиан просто решил предвосхитить этот момент. Во всяком случае он тоном, не терпящим возражений, произнёс:

— Никто никуда не выходит. Артур! — Эддингтон с готовностью подошёл поближе. — Бери этого красавца во двор. Пусть ему всыплют тридцать плетей. Потом пускай идёт своей дорогой…если сможет.

— Тридцать?! За что?! — В голосе гонца звучала вполне искренняя обида.

— За что? — изогнул брови виконт. — Дай-ка сообразить. За то, что ты до полусмерти напугал мою жену? За то, что пытался выставить меня рогоносцем? За продажность? За обманутое доверие? А знаешь, пожалуй, ты прав. Тридцать плетей — это несправедливое наказание. Сорок.

Последние слова были обращены к Эддингтону. Тот молча кивнул.

— Сорок? — выдохнул гонец.

— Хочешь ещё со мной поспорить? — предупреждающе спросил Дамиан.

Гонец ничего не сказал. Видимо, если спорить и хотел, то не решился.

Скрипнула, открываясь, дверь. Эддингтон вывел гонца из комнаты.

Дамиан развернул стул, снова сел и обвёл взглядом оставшихся.

— Если слухи о мнимой супружеской измене поползут по городу, я не стану разбираться, у кого именно слишком длинный язык, — заявил он. — В этом случае по тридцать плетей получит каждый из присутствующих. Это понятно?

Видимо, всё было понятно; во всяком случае, никто ничего не сказал.

— Все могут идти. Кроме Амандины.

Шум шагов, шорох одежды, поскрипывание двери. Никаких других звуков. Все молчат. Конечно, обсуждения не избежать, если не в городе, то хотя бы здесь, в стенах замка, шёпотом и по углам. Но не сейчас и не так близко от виконта.

Я мучительно пыталась понять, отходить ли мне от окошка. Предстоявший разговор не предназначался для посторонних ушей. В отличие от допроса гонца, это будет беседа один на один, и вряд ли Дамиан хотел бы, чтобы я при ней присутствовала. Подслушивать же грешно. Но…если очень хочется? И потом, ведь Дамиан знает, что я стою здесь, на наблюдательном пункте. Если бы он захотел, мог бы дать мне знак уйти, но он этого не делал. Просто забыл? Или моё присутствие по-прежнему его устраивает? Я не знала ответа на этот вопрос. Не знала, как правильно поступить. И осталась.

Дамиан сидел на прежнем месте, выражение лица у него было крайне хмурым. Начинать разговор он не спешил. Сесть Амандину не приглашал. Я видела её идеально ровную спину, лопатки, обтянутые ярко-синей тканью облегающего платья, плечи, полуобнажённые благодаря фасону всё того же платья, идеально уложенную причёску. Крупную серебряную серёжку в левом ухе. Щёку с пятном румянца, возможно, естественного, но скорее всего аккуратно нанесённого перед зеркалом наиболее выгодным для кожи оттенком.

— Чем она тебе помешала? — спросил, наконец, Дамиан. — Разве она вторглась в твою жизнь? Притесняла тебя? Требовала каких-либо изменений? Разве я понизил твоё жалованье? Ты стала получать меньше подарков? Я сам стал реже к тебе приходить? Так чем она тебе помешала?

— Она слишком много себе позволяла.

Голос Амандины прозвучал очень жёстко. Ни раскаяния, ни сожаления, ни даже волнения в связи с разоблачением я не услышала. Слишком много себе позволяла? Похоже, у нас разные представления о том, к кому применима эта фраза. Впрочем, я догадывалась, о чём она говорит. О том случае, когда Дамиан лежал без сознания, раненый, а я напомнила ей, кто хозяйка в этом доме.

— Неужели? — изогнул брови Дамиан. — Я что-то не заметил. Но даже если и так. Она теперь — виконтесса Телбридж. Имеет право.

— Я в первую очередь заботилась о ваших интересах.

— О моих? Нет. Ты заботилась о своих интересах, вернее, тебе так казалось. Но ты ошиблась. Ты хоть сама понимаешь, что могло бы произойти, поверь я в эту вашу мелодраму? Понимаешь, какая судьба её ожидала? Впрочем, что я спрашиваю? По глазам вижу: отлично понимаешь. И что, тебе её было ни капли не жаль?

Амандина молчала, плотно сжав губы. Виконт кивнул.

— Понятно. Скажи, — спросил он, прищурившись, — ты всерьёз полагала, что в моём доме человек может быть невинно осуждён по наговору? — Сейчас в глазах Дамиана искрился гнев, как будто именно этот, последний упомянутый им нюанс и разозлил его сильнее всего во всей истории. Я не слишком понимала, почему, и о чём именно идёт речь. Но Амандина, кажется, понимала. — В таком случае ты очень глубоко заблуждалась. — Он откинул голову назад и взглянул ей прямо в глаза. — Ты уволена.

— Что?!

В голосе Амандины звучало искреннее изумление. И я поняла: всё это время она была совершенно убеждена в том, что ничего особенного за сегодняшний проступок ей не грозит. Возможно, какое-нибудь мелкое взыскание, понижение жалованья, даже пару плетей для острастки, но уж никак не отлучение от дома.

— Я ясно выразился. Убирайся. Работая в этом замке, ты скопила достаточно денег, раз можешь позволить себе щедро платить за услуги аферистов. Теперь будешь тратить их где-нибудь в другом месте.

Амандина всё ещё стояла без движения, но даже по её спине, по чуть сведённым вперёд плечам, по слегка согнувшейся шее, было видно, что от её прежней уверенности не осталось следа. А между тем Дамиан встал со стула, обошёл бывшую экономку, словно она была неудачно поставленным предметом мебели, и вышел из приёмной, оставив дверь открытой. Разговор был окончен.

Я отошла от окошка, тихонько прикрыв ставень. Возвращать на место картину не стала (не знала, как правильно это сделать и нет ли там какой-нибудь хитрой пружины). Но, единожды отвернувшись, уже не смогла бы сказать, где именно располагалось потайное окно, и, соответственно, не догадалась бы о его существовании, если бы мне предварительно его не показали.

Теперь я почувствовала внезапный наплыв слабости в руках и ногах. Прислонилась спиной к стене, а потом и вовсе сползла на пол и села, обхватив руками колени и опустив голову. Тело начала бить крупная дрожь. Запоздалая реакция. Так всегда бывает.

Кто-то вошёл в комнату. Шум шагов эхом отдавался в ушах. Дамиан подошёл и опустился на пол рядом со мной. Вытянул руку и обнял меня за плечи.

— Ну, успокойся. — Он помолчал, кажется, сам не уверенный в том, что сказать. — Всё позади, со всеми разобрались. Тебя больше никто в этом замке не обидит.

Я отвернулась, чтобы он не видел, как кривятся мои губы в попытке сдержать неизвестно откуда подступившие рыдания. Глубоко дыша, вытерла глаза тыльной стороной ладони. Когда слёзы чуть отступили, возвращая возможность владеть собственным голосом, тихо сказала:

— Я просто перепугалась.

— Знаю. — Он притянул меня к себе. — Ты решила, что я стану тебя бить. Что ещё тебе порассказали в твоём демоновом пансионе? Расскажи хоть, какая плеть должна быть — обычная или с утяжелением? Ну, просто чтобы я знал на будущее, когда ты действительно заведёшь себе любовника.

— Я не заведу себе любовника, — откликнулась я, улыбаясь сквозь слёзы.

Оно мне надо? У меня и раньше такого стремления не было, а последние события, кажется, навсегда отбили у меня любую охоту к постельным утехам. Голый мужчина, в моей кровати? Упасите боги. Кажется, в этом отношении у меня идеальный брак.

Однако чувство справедливости (или просто упрямство) заставило меня почти сразу же встрепенуться и заявить, противореча самой себе:

— Постой, ты же обещал, что я смогу завести любовника!

— Мало ли что я обещал, — усмехнулся Дамиан, поднимаясь на ноги и протягивая мне руку. — Или вы, юная леди, верите всем мужским обещаниям?

— Мужским обещаниям не верю, — ответила я, принимая его руку и тоже вставая. — Я верю твоим. Ну, то есть… — Я прикусила губу, сообразив, что сказала что-то не то. — Я не имею в виду, что ты не мужчина. Но для меня же ты не мужчина.

"А гораздо больше", хотела сказать я, но окончательно сбилась и замолчала.

— Пойдём, святая прямота, — с насмешкой сказал Дамиан, легонько подталкивая меня в спину в сторону двери.

Но я, наоборот, остановилась и посмотрела ему в глаза.

— Я не порки боялась, — прямо сказала я. — Я боялась, что ты станешь думать обо мне плохо. Это глупо, да? То есть… физическая боль ведь хуже?

Лицо Дамиана приняло серьёзное выражение.

— Нет, это не глупо, — тихо сказал он, глядя вроде бы и мне в глаза, но всё равно как будто куда-то в сторону. — Боль можно перетерпеть. Когда о тебе думают плохо, это куда как хуже… — Его взгляд снова стал сфокусированным, а на губах заиграла тень улыбки. — Я не собираюсь думать о тебе плохо, девочка. Тем более не из-за таких вот спектаклей. Хотя, — тон Дамиана опять стал шутливым, — вынужден признать, что кое в чём ты меня всё-таки разочаровала. Девушка твоего возраста должна любить соблазнительное нижнее бельё, а не шарахаться от него, как демон от ладана.

Я брезгливо поджала губы, считая ниже своего достоинства отвечать на подобное. Мы вышли из комнаты.

— Идём, тебе надо отдохнуть, — сказал Дамиан, направляясь в сторону моих покоев. Он вёл меня, легонько, ненавязчиво приобнимая за плечи — Да и ночь на дворе. Я распорядился, чтобы в твоей комнате навели порядок. Убрались и… поменяли постель. И принесли травяной чай и шоколад. Не беспокойся, туда ничего не могли подсыпать. За этим бдели очень тщательно.

В коридоре обнаружился Эддингтон, сразу же шагнувший нам навстречу.

— Мне следует выставить возле покоев леди охрану? — спросил он, обращаясь в первую очередь к Дамиану, но попутно взглянув и на меня.

— Полагаю, да, — ответил Дамиан, тоже вопросительно на меня посмотрев. — Уверен, что теперь никто даже близко не решится подойти к её покоям без уважительной причины, но, думаю, так леди будет чувствовать себя спокойнее.

Я согласно кивнула. Пока Эддингтон отдавал распоряжение, Дамиан проводил меня в мою комнату.

В первый момент я даже вздрогнула, резко остановившись у порога. Слишком свежим в памяти оказался недавно пережитый шок. Но рука Дамиана крепко сжимала моё плечо, и от этого сразу стало спокойнее. И я прошла дальше.

В комнате действительно было прибрано. Постель другая, включая даже подушки и одеяло. Никаких предметов одежды, валяющихся на полу, и — к моей вящей радости — никаких сиреневых чулок. На столике — чашка с чаем, точнее сказать, успокаивающим травяным напитком, только-только заваренным: в воздух поднимается струйка пара. Рядом — вазочка с ломтиками шоколада и ещё одна, с фруктами.

Я устало села на кровать.

— Прислать к тебе Мэгги? — спросил Дамиан. — Да, кстати. Я вполне уверен, что она не имеет отношения к сегодняшней истории, но если хочешь, мы подберём тебе другую камеристку.

Я покачала головой.

— Нет, не надо другую. Но звать её тоже не надо. Дамиан…

— Да?

— Ты не мог бы посидеть со мной? Немного?

— Конечно.

Он отвернулся, пока я влезала в длинную ночную рубашку и забиралась под одеяло. Потом подошёл и сел рядом на кровать. Всё это, конечно, давно вышло за рамки приличия, но я инстинктивно, по-детски боялась оставаться одна. Я лежала на спине, аккуратно положив руки на одеяло, то открывая глаза, то снова опуская веки.

— Ты собралась умирать? — осведомилась Дамиан.

Я вздрогнула.

— Почему ты так решил?

— Потому что ты ведёшь себя так, будто репетируешь собственные похороны. — Он легонько щёлкнул меня по носу. Я со смешком отмахнулась. — У меня возникает непреодолимое желание прочитать речь. Если не собираешься изображать из себя мёртвую царевну, ляг нормально и спи.

Я с сомнением на него покосилась, а потом мысленно махнула рукой, повернулась набок, свернулась калачиком и расслабилась. Я никогда не засыпаю сразу, едва коснувшись головой подушки. Поэтому ещё какое-то время лежала с закрытыми глазами, постепенно погружаясь в сон. Слышала дыхание Дамиана, чувствовала его присутствие, и от этого становилось спокойно. Я лежала неподвижно, и он осторожно провёл рукой по моим волосам. Я улыбнулась, обнимая подушку, и быстро уснула.

Проснулась я через несколько часов, с безумно неприятным ощущением внутри, которое, видимо, и вырвало меня из сна. Резко села на кровати. В комнате было тихо. Дамиан, конечно, давно ушёл. Едва заметно тикали часы, подрагивала на ветру занавеска, пропуская сквозь себя слабый звёздный свет. Тело била сильная дрожь. Я соскользнула с кровати, обнимая себя руками, словно могла таким образом спастись от холода, пожиравшего тело изнутри. Босиком подошла к столику, взяла чашку с так и не выпитым с вечера чаем и сделала несколько больших глотков. Поспешно утёрла губы и поставила чашку назад. Дрожь не прошла, и на душе было неспокойно. Я потихоньку подошла к двери, приоткрыла её самую каплю и выглянула наружу. Стражник стоял там, повернувшись к комнате спиной. Я поспешила снова закрыть дверь. Его присутствие придало уверенности. Не потому, что я всерьёз чего-то опасалась. Было вполне очевидно, что уж сейчас, сразу после вечернего происшествия, никто сюда сунуться не посмеет. Просто сознание того, что рядом есть ещё один человек, возвращало из мира ночных тревог и детских страхов в реальность, заставляя её казаться куда более прочной и устойчивой.

Тихонько двигаясь по комнате, я принялась зажигать свечи. Три свечи на столе, две в настенном канделябре, и ещё две в другом, симметрично расположенном с противоположной стороны комнаты. Танцующие огоньки постепенно разгоняли кошмары. А может быть, начинал действовать травяной напиток. Я снова легла, пристроив подушку повыше. Сон — это потеря контроля над происходящим, и потому спать пока страшно. Я и не буду спать, просто полежу с открытыми глазами. Посмотрю, как горят свечи. Подумаю о чём-нибудь приятном. Но веки тяжелеют, и можно иногда прикрывать глаза, давая им отдохнуть.

…Не знаю, в какой момент я уснула, но после этого спала, как убитая, до позднего утра.

В ту ночь я поняла одну вещь. В том, чтобы спать вместе с мужем, есть определённые преимущества.

 

Глава 12

Это событие нагрянуло неожиданно, как неожиданным бывает землетрясение или извержение вулкана. Я застала Дамиана внизу, в зале на первом этаже. Мой муж сидел в кресле с чрезвычайно кислым выражением лица и держал в руке листок, наполовину исписанный с одной стороны аккуратным круглым почерком. По выражению лица Дамиана я могла бы предположить, что недовольный его отсутствием на богослужениях жрец прислал скрупулёзно записанную на бумаге проповедь. Вот только для этого письмо было слишком коротким.

— Что произошло? — спросила я, подходя поближе. — Плохие новости?

Дамиан поднял на меня мрачный взгляд.

— Чудесные, — ответил он таким тоном, что сразу становилось понятно: новости — хуже некуда. — Сегодня вечером приезжает моя мать.

— Сегодня вечером?! — всплеснула руками я. Успеть как следует подготовиться к приёму важного гостя за такое время очень трудно. — А почему так поздно стало известно, письмо задержалось? Или она внезапно решила приехать?

— Нет, просто она всякий раз тщательно заботится о том, чтобы её приезд оказался сюрпризом. — Дамиан был мрачнее тучи. — Чтобы я не успел что-либо предпринять по этому поводу.

Я не была уверена, что именно он имеет в виду. Быть может, именно то, о чём подумала я, — невозможность как следует подготовиться? Но ведь не это же послужило причиной столь дурного настроения! И тут я, как мне показалось, сообразила, в чём дело.

— Она знает, что у нас фиктивный брак? — предположила я, благо никого из слуг поблизости не было.

Если она в курсе, то ситуация складывалась действительно не слишком удобная. Кстати сказать, на нашей свадьбе матери Дамиана не было; до этого дня я была уверена, что у него вообще нет близких родственников.

— Упасите боги! — Он аж отшатнулся от меня вместе со стулом. — Разумеется, нет.

Я была озадачена. Что, в таком случае, могло вызвать в нём такую реакцию? Может быть, Дамиан напрягается из-за предстоящего знакомства матери с женой? Да нет, не "может быть", а наверняка! И кто бы не напрягался в такой ситуации?

— Я должна ей понравиться, да? — понимающе спросила я.

Дамиан взглянул на меня совсем уж странно, а затем коротко рассмеялся.

— Даже не пытайся, у тебя всё равно нет никаких шансов, — заверил меня он.

Я обиженно надулась. Что же, если я своего мужа как женщина не интересую, значит, уже и маме его понравиться не могу? Я, между прочим, очень даже умею производить благоприятное впечатление на мам. Ну, во всяком случае умела до обучения. А годы, проведённые в пансионе, наверняка в этом отношении пошли мне только на пользу.

Я собиралась промолчать, но слова всё-таки сорвались с языка:

— Ты так уверен, что я совсем ни на что не гожусь?

Дамиан поднял на меня глаза, непонимающе нахмурился, потом отрицательно качнул головой.

— Ты здесь ни при чём, — пояснил он, и его голос прозвучал мягче. — Понравиться моей матери невозможно по определению. Ей не нравлюсь даже я, собственный единственный сын. И уж тем более не понравится какая-то незнакомая стерва, которая осмелилась заманить под венец такого выгодного жениха.

— Логично, — задумчиво пробормотала я. — И как мне в таком случае себя вести?

— Да как угодно. — Дамиан безнадежно махнул рукой. — Хоть молись на статуэтки богов, хоть танцуй на столе. Никакой роли это не сыграет. Так что не напрягайся. Я предложил бы тебе вообще пересидеть это время у себя в комнате, но она непременно захочет тебя видеть, а когда моя мать чего-то хочет… — Он снова махнул рукой. — Я постараюсь взять огонь на себя и не позволить ей излишне тебя издёргать.

— А… надолго она приезжает?

Теперь этот вопрос казался мне наиболее актуальным.

Дамиан тяжко вздохнул.

— Надолго, — кивнул он. И страдальческим голосом добавил: — До завтра.

Встречать мать Дамиана мы вышли во двор всей толпой. Толпа, впрочем, оказалась какая-то маленькая, неубедительная. Меня в день моего приезда встречали более бурно. А тут многие слуги постарались скрыться на кухне или на конюшне, якобы по важным и срочным делам. И если до этого я думала, что недовольство Дамиана в связи с приездом матери есть результат каких-то недоразумений, нередких в родственных отношениях, то, глядя на реакцию слуг, начала сильно в этом сомневаться.

Вышедшая из кареты женщина была невысокой, ниже Дамиана по меньшей мере на целую голову, немного полноватой и обладала роскошными каштановыми волосами с рыжим отливом. На вид ей можно было дать лет пятьдесят. Она остановилась перед Дамианом и, невзирая на разницу в росте, умудрилась посмотреть на него сверху вниз, после чего одарила тёплой материнской улыбкой, от которой лично у меня похолодело всё внутри. Дамиан склонил голову с таким видом, словно опускал её на плаху, и она торжественно чмокнула его в лоб.

— Как ты доехала, матушка? — предельно вежливо осведомился Дамиан. — Дорога прошла хорошо?

— Отвратительно, — отрезала та. — Когда мы выезжали из поместья, всё было ничего. Но когда подъехали к городу… Дорогой, у тебя здесь ужасные дороги! Ты совершенно за ними не следишь. Разве можно так запускать свои владения?

Дамиана, кажется, критика не слишком впечатлила.

— Надо же, а до тебя никто претензий не предъявлял, — бесстрастно заметил он.

— Потому что все прочие боятся и лицемерят, — ни на секунду не задумавшись, ответила матушка. — На то и родная мать, чтобы говорить сыну правду. Какой бы неприятной она ни была.

— По неприятной правде ты специалист, — ответил Дамиан таким тоном, будто возносил матери высшую похвалу. — Я непременно приму к сведению твою жалобу. Вот, познакомься. — Он встал рядом со мной и взял меня за руку. — Это моя жена, виконтесса Вероника Телбридж, урождённая Фостер. Ника, это моя мать, леди Камилла Телбридж.

— Очень рада познакомиться, миледи, — ангельским голосом произнесла я.

Камилла неспешно, чуть откинув голову назад, обвела меня пристальным взглядом, всю, с головы до ног. Особенно задержавшись на глазах и на груди. Я почти почувствовала себя в пансионе. И сразу же определилась с линией поведения. Скромно сцепила перед собой руки и по-ученически потупила глазки.

— Я хотела бы сказать, что тоже рада с вами познакомиться, детонька, — произнесла Камилла. — Но это получилось бы у меня куда лучше, если бы мой сын соблаговолил познакомить нас раньше, до свадьбы, вместо того, чтобы ставить меня перед фактом. Стало быть, тебе теперь такие нравятся? — обратилась она к Дамиану, бросив на меня последний оценивающий взгляд. — Вкусы у тебя поменялись, и не в лучшую сторону. Арсения была более аристократична.

Я могла лишь предположить, что Арсенией звали ту самую девушку, на которой когда-то собирался жениться Дамиан. Зато я точно видела, что он зол. Очень зол. И сдерживает себя в рамках приличий с огромным трудом.

— Арсения сама сделала свой выбор, — холодно сказал он.

— Ерунда, тот выбор сделал ты, — махнула рукой Камилла.

— Отлично, значит, выбор сделал я, — не стал спорить Дамиан, по-прежнему чрезвычайно злой. — Ты хочешь поговорить ещё о каких-нибудь событиях того времени?

— Ты неисправим.

Камилла покачала головой с искренним укором в глазах.

— Может быть, пройдём в дом? — с робким видом предложила я.

Свекровь смерила меня очередным взглядом, скорее неодобрительным, нежели оценивающим, перевела столь же неодобрительный взгляд на Дамиана и, наконец, так уж и быть, согласилась проследовать за нами в замок.

Ужин уже был подан в одной из комнат первого этажа. За столом предстояло сидеть только нам троим. Эддингтон, который по статусу вполне мог бы присутствовать, неожиданно слёг с острым приступом головной боли. Мы уселись и приступили к первому блюду. За столом прислуживали две служанки, за ними присматривал дворецкий.

Сперва мы ели молча. И, лишь когда тарелки с супом опустели, и служанки резво принялись подавать утку с яблоками, морепродукты и прочие деликатесы, завязался разговор. Инициатором которого явилась леди Камилла.

— Итак, это и есть твоя скоропостижно появившаяся жена, — заявила она, пристально глядя на меня, после чего поджала губы.

— Да, это она, — ответил Дамиан, лишь для того, чтобы соблюсти рамки приличий. Вопрос был риторическим.

— В таком случае, может быть, ты уточнишь, как случилось, что ты позабыл пригласить меня на свадьбу?

— Ты запамятовала, матушка, — тут же откликнулся Дамиан, — что была в долгосрочном отъезде. И не смогла бы так рано вернуться из-за границы.

Что-то подсказывало мне, что Дамиан счёл сие стечение обстоятельств весьма удачным.

— Допустим, — скептически кивнула Камилла. — Я, конечно, могла бы возразить, что следовало перенести дату свадьбы и дождаться моего возвращения. Но я всё понимаю. Кто же будет принимать во внимание пожелание одинокой старой женщины.

К слову сказать, выглядела одинокая старая женщина вполне неплохо, одевалась по моде, не забывала о макияже, и старой себя точно не считала, да и затворницей отнюдь не выглядела.

— Ладно, ко мне ты всегда относился недостаточно уважительно, я с этим уже смирилась. — Если судить по тону, до смирения Камилле было весьма далеко. — Но почему ты не пригласил дядю Келвина? Я видела его на прошлой неделе. Он очень расстроен тем, что упустил такой случай с тобой повидаться.

— Матушка, в последний раз я видел дядю Келвина пять лет назад, — заметил Дамиан. — За это время он ни разу не изъявил ни малейшего желания меня лицезреть. Не хочешь же ты сказать, что его искренне расстраивает долгая разлука? Тем более, что это была скромная свадьба, прошедшая в узком кругу людей.

— Скромную свадьбу в узком кругу устраивают, когда невеста пребывает на седьмом месяце беременности, — отрезала Камилла. — А это явно не имеет отношения к твоей избраннице. Полагаю, родственникам со стороны невесты повезло больше, и их на свадьбу всё-таки позвали? Ваши родные присутствовали на церемонии, детонька?

— У меня нет родных, — ответила я.

— Вот как? — Она в очередной раз скривила губы. — Стало быть, сын мой, ты выбрал себе в жёны женщину не слишком впечатляющего происхождения и весьма заурядной внешности, к тому же ещё и лишённую родственников?

— Вот за последнее и выбрал, — сквозь зубы пробормотал Дамиан. — Матушка, — сказал он громче, — если тебя так тревожит этот брак, не беспокойся: отец Вероники оставил за ней большое приданое.

— Вот как? — Камилла посмотрела на меня с любопытством. — И насколько же большое?

— Большое, — равнодушно повторил Дамиан, снова принимаясь за еду и давая таким образом понять, что тема закрыта.

Но леди Камилла привыкла закрывать и открывать темы по собственному усмотрению.

— Ты не мог бы уточнить сумму? — настойчиво сказала она.

— Оно оставлено не в деньгах, а в драгоценных камнях.

Тон Дамиан был предельно спокойным, но отложенная им вилка громко звякнула, столкнувшись с краем тарелки.

— Хотя бы приблизительно? Скажем, больше или меньше десяти тысяч?

— Матушка, — руки Дамиана сжались в кулаки, — сундук с приданым стоит в сокровищнице. Если хочешь, казначей незамедлительно проводит тебя туда. Ты сможешь провести вечер, пересчитывая камни. Мне позвать казначея?

— Не стоит. — Какое-то время Камилла ела молча, явно обиженная тоном сына. Но долго молчать она, по-видимому, не умела, или как минимум не для того приехала в замок. — До меня дошли слухи, — сухо проговорила она, — будто ты не посещаешь храм. Это правда?

Я ожидала, что Дамиан будет взбешён, но эту тему он, как ни странно, воспринял намного более спокойно.

— Матушка, — он даже еле заметно улыбнулся, — я не посещаю храм уже четыре года. И всё это время ты в каждый свой приезд задаёшь мне один и тот же вопрос.

— Я просто каждый раз надеюсь, что ты образумишься, — вздохнула Камилла. — Быть безбожником ещё полбеды, но слыть таковым — это и вовсе неприемлемо. И как к такому обстоятельству относится твоя жена?

Она вновь взглянула на меня крайне неодобрительно, словно подозревала, что именно моё дурное влияние заставило её сына докатиться до жизни такой. Та мелочь, что я появилась в его жизни на четыре года позже, чем он перестал ходить в храм, значения не имела.

— Крайне отрицательно, — поспешил сказать Дамиан, не позволяя мне дать собственный ответ. — Моя жена — выпускница Слезы Рейи, одного из лучших религиозных пансионов страны. К слову, у неё прекрасные рекомендации, если захочешь, я дам их тебе почитать на сон грядущий.

— Вот как? — Камилла посмотрела на меня с интересом. Я скромно опустила глазки. — Что ж, похвально, весьма похвально. И тем не менее, как я погляжу, положительно повлиять на моего сына вам не удалось. Впрочем, с его характером… куда уж такой, как вы… По поводу чтения, — она снова повернулась к Дамиану. — Я бы предпочла кое-что другое. Трактат по естествознанию этого философа из Ланрегии, как бишь его? Ну, помнишь, я читала у тебя эту книгу в свой прошлый визит?

— Помню, — кивнул Дамиан. — Только не ищи её в библиотеке. По-моему, она у Ники в комнате. Я потом её тебе занесу.

— Вот как? — изогнула бровь Камилла, а я задумалась, в который раз за сегодня она произносит эти слова. — Она у тебя, стало быть, читающая? Что ж, это похвально. И что же, детонька, вы, в отличие от моего безбожника-сына посещаете богослужения?

— Да, леди Камилла, каждый четверг, — склонив голову, ответила я.

— Неужели? — задумчиво проговорила свекровь. — Что же, в таком случае вам ведь нетрудно будет вспомнить содержание каких-нибудь проповедей из последних? Расскажите нам, о чём они были. Заодно и мой сынок хотя бы так приобщится к духовным ценностям.

Я улыбнулась краешками губ. Она решила меня проэкзаменовать? Хочет проверить, действительно ли я хожу на проповеди? Чудесно. Будет вам ответ.

— Хорошо, леди Камилла, — послушно кивнула я. — Вот, например, несколько недель назад наш жрец читал проповедь о важности поясов верности. Это была чрезвычайно интересная речь. Я так прониклась, что вернувшись, попросила мужа непременно купить для меня хотя бы один. — Я успела увидеть, как салфетка прикрыла скользнувшую по губам Дамиана усмешку.

— П-пояс верности? — недоверчиво переспросила свекровь, кажется, изумлённая тем, что я осмелилась поднять в её присутствии такую тему.

Но чего она хотела? Ведь проповедь действительно была именно об этом.

— Он самый, — охотно подтвердила я. — Мы с вашим сыном даже подобрали модель. Она представляется нам наиболее удобной и в то же время надёжной. Такая, знаете, с зубчиками.

Дамиан испытал срочную необходимость повторно утереть губы салфеткой, а разливавшая вино девушка в срочном порядке перестала это делать, дабы ненароком не закапать скатерть.

— Вы не могли бы подобрать тему, более уместную для беседы, ведущейся за столом? — мрачно осведомилась Камилла, даже забыв добавить при этом своё ставшее уже традиционным обращение "детонька".

— Конечно, хорошо, — не стала спорить я. — Я полагала, что любая тема, представленная на проповеди, является пристойной, но могу рассказать о чём-нибудь другом. О! Как раз совсем недавно жрец поднял тему, чрезвычайно подходящую для застольной беседы. Он говорил о чревоугодии и гортанобесии. — Я улыбнулась, якобы довольная возможностью угодить. — Рассказывал, что очень грешно есть больше, нежели необходимо для утоления природного чувства голода. — Было весьма трогательно произносить эти слова, оглядывая ломящийся от кушаний стол. — А также упоминал о том, сколь греховно есть всевозможные изысканные продукты… ну, вроде… креветок! — нашлась я, уставившись на крупную розовую креветку, нанизанную на зубчик вилки, которую Камилла как раз собиралась отправить себе в рот.

Камилла застыла, так и не донеся вилку до пункта назначения.

— Жрец сказал, что все такие продукты следует незамедлительно принести в жертву богам, — заключила я, скромно опуская глаза.

Опустив вилку обратно на тарелку, Камилла поднесла руку к груди и негромко прочистила горло.

— Вашего жреца следует сместить с должности, — безапелляционно заявила она.

— Совершенно справедливо, — незамедлительно подтвердила я. — Я как раз отправила в Совет Жрецов именно такое прошение.

На этот раз Дамиан уставился на меня с нескрываемым изумлением. Я благовидно похлопала глазками, чрезвычайно довольная собой. Кажется, мне удалось одним махом выбить из колеи обоих представителей рода Телбриджей.

Однако мой триумф продлился недолго. Камилла решила взять реванш и, пристально глядя мне в глаза, спросила:

— А как обстоят дела с наследниками? Надеюсь, ты уже беременна?

При этом она указала на меня столовым ножом, который держала в правой руке. Мне захотелось немедленно признаться в любом преступлении, в каком она пожелает. Вот только я не знала, что можно считать более тяжким преступлением — потенциальную беременность или отсутствие оной? Поэтому я перевела растерянный взгляд на Дамиана.

— Нет, матушка, она не беременна, — ответил он за меня сквозь зубы.

— До сих пор?! — всплеснула руками Камилла. — А почему? Вы женаты уже два месяца! А до этого, насколько мне известно, Вероника ещё целый месяц жила у тебя в замке. Только не говори, будто она не запрыгнула к тебе в постель в первые же дни.

Я старательно пережёвывала креветку. С того момента, как стало ясно, что наладить со свекровью хороших отношений по-любому не удастся, этот разговор меня исключительно развлекал. Но Дамиан — совсем другое дело. Я видела, что он злится, и сдерживает себя в руках с немалым трудом. Камилла же продолжала, будто вовсе этого не замечая:

— Она у тебя что же, бесплодна? Или ты сам пренебрегаешь исполнением супружеского долга?

— Матушка, — голос Дамиана был ледяным, — я настоятельно рекомендую тебе сменить тему.

— Ладно, — неожиданно легко согласилась Камилла. — По дороге сюда я видела в городе какое-то крупное строительство. Ты имеешь к этому отношение?

— Да, я занимаюсь строительством госпиталя, — ответил Дамиан.

— Госпиталя?! — На лице моей свекрови было написано искреннее недоумение. — Боги, ты всегда любил ввязываться в авантюры, начиная с этой твоей службы.

— Что именно авантюрного ты находишь в строительстве госпиталя? — ровным голосом поинтересовался Дамиан.

Я следила за разговором, стараясь не поднимать глаз от тарелки.

— А зачем вообще понадобилось его строить? — ответила вопросом на вопрос Камилла. — Это никак не окупится и никому не принесёт пользы. Ты попусту разбазариваешь семейные деньги.

— Я разбазариваю СВОИ деньги, — холодно подчеркнул Дамиан, даже не пытаясь вступать в спор относительно выбора глагола.

— Наследство твоего покойного отца, — невозмутимо напомнила Камилла. — На очередное бессмысленное предприятие.

Дамиан, кажется, и тут не собирался вступать в дискуссию, но я не удержалась.

— Простите, что вмешиваюсь, леди Камилла, — произнесла я голосом всё той же робкой овечки, — но отчего вы находите строительство госпиталя бессмысленным?

— А кому оно может принести пользу? — пожала плечами свекровь. — Богатые и знатные люди продолжат лечиться на дому у зарекомендовавших себя лекарей. А бедняки в госпиталь не пойдут. Они привыкли с любыми хворями обращаться к этим своим бабкам-знахаркам.

— Стало быть, они поменяют свои привычки, — отозвался Дамиан.

— Ерунда. Но ты же никогда не признаешь, что в чём-то неправ. Это твоё вечное упрямство, не знающее меры.

— Может быть, и так, — кивнул Дамиан. — Мне действительно свойственно упрямство. Именно поэтому я до сих пор жив.

— Глупости, — поморщилась Камилла, отправляя в рот очередную креветку. — Ты до сих пор жив потому, что тебе случайно повезло.

Дамиан знаком подозвал дворецкого. Заглянув мужу в глаза, я поняла: он не зол. Он в бешенстве.

— Что, ночь выдалась звёздная? — почти светским тоном спросил он у слуги.

— Да, милорд, — подтвердил тот. — Звёздная, весьма светлая.

— Стало быть, дороги просматриваются хорошо и путешествовать безопасно, — заключил Дамиан.

Я напряглась. Сейчас он предложит матушке выйти из-за стола и отправляться домой. И хотя, учитывая её поведение, такой поступок был бы, пожалуй, вполне оправданным, допускать этого не следовало. Всё-таки он — сын, а она — его мать. И, прежде, чем Дамиан произнёс свои следующие слова, я вскочила со стула, подошла к нему и потянула за локоть.

— Пойдём, дорогой, — решительно заявила я.

Он удивился, однако с места поднялся.

— Куда это? — сварливо осведомилась Камилла.

— Работать над наследниками, — ответила я таким тоном, будто это само собой разумелось. — Вы нас пристыдили, матушка. Я поняла, что нам совершенно необходимо начать работать над ошибками незамедлительно. Поэтому мы с вами увидимся утром.

Я настойчиво потянула Дамиана к выходу.

— Матушка, когда закончишь есть, дворецкий проводит тебя в приготовленную тебе комнату, — сказал Дамиан, оборачиваясь к Камилле на ходу.

— Наверх — быстро! — рявкнул он, едва мы оказались снаружи.

Мы поменялись ролями: теперь Дамиан тянул меня за собой, пока мы взлетали по ступенькам.

Подлетев к моим покоям, он сперва пропустил внутрь меня, потом вбежал сам, запер дверь и встал, прислонившись к ней спиной. При этом его взгляд заскользил по комнате, явно присматривая предметы мебели, при помощи которых можно было бы забаррикадироваться.

— Брось, она сюда за нами не побежит! — не очень уверенно сказала я.

— Ха! С неё станется, — возразил Дамиан, но от двери всё-таки отошёл.

— Может, выставить снаружи стражу? — задумчиво предложила я.

— И что, по-твоему, это ЕЁ остановит? — безнадёжно фыркнул он.

Я сжала губы, вынужденная согласиться с его позицией. Представить себе какого-то несчастного солдата — да что уж там, даже целый гарнизон! — останавливающим Камиллу, было достаточно сложно.

Дамиан со стоном рухнул на кровать, заложил руки за голову и прикрыл глаза. Я подошла, села рядом и ободряюще потрепала его по плечу. Он открыл один глаз и взял мою руку.

— Знаешь, пожалуй, за такую гениальную идею я мог бы на тебе жениться.

Я рассмеялась.

— Поздновато ты спохватился.

Дамиан принял сидячее положение, по-прежнему переводя дыхание.

— Уж прости, но эту ночь мне придётся провести у тебя, — предупредил он, разводя руками.

— Да уж догадываюсь.

Не могу сказать, чтобы меня это так уж сильно тревожило: те времена, когда я боялась Дамиана, давно прошли.

— Скажи, а твоя мать… она завтра в какое время уедет? — с некоторым беспокойством осведомилась я.

— О, на этот счёт можешь не беспокоиться, — твёрдо заверил он. — Встаёт она поздно, а дорога предстоит неблизкая. И я распоряжусь, чтобы карету подали своевременно.

Я хмыкнула: последнее отчего-то сомнений не вызывало.

— Кстати, — прищурился Дамиан, — это была неожиданная шутка насчёт Совета Жрецов.

— Это не шутка, — возразила я.

На это он ничего не сказал, но вопросительный взгляд красноречиво требовал объяснений.

— А что, у тебя есть какие-то тёплые чувства к этому жрецу? — поинтересовалась я.

— Нет.

Его ответ прозвучал более, чем уверенно.

— Так в чём же тогда проблема?

— Проблемы нет, — качнул головой Дамиан, глядя на меня с интересом. — Просто мне любопытно, как и почему это пришло тебе в голову.

— Ну, это ты у нас безбожник, — легкомысленно пожала плечами я, плюхаясь в кресло. — А я — уважаемая дочь Триады, вышедшая из лучшего пансиона страны, да ещё и с отличными рекомендациями. Так что могу и написать в совет. Завидно?

— Ничуть, — со смешком возразил он.

— Кстати! Дай мне хотя бы прочитать эти рекомендации! — воскликнула я.

— Зачем это? — рассмеялся Дамиан.

— Как это зачем? Хочу почитать, как про меня пишут что-то хорошее.

— Зазнаешься, — отклонил просьбу он.

— Вовсе нет!

— Ты уже начала!

— Когда это?

— Дай-ка припомнить. "Уважаемая дочь Триады"?

— А что тут такого? — возмутилась я, упирая руки в бока.

— Например, то, что у тебя муж — безбожник, а ты вместо того, чтобы наставить его на путь истинный, во всеуслышание защищаешь его перед жрецом.

— Ладно, уговорил, — грозно кивнула я. — Сейчас начну наставлять на путь истинный. Знаешь, какое средство лучше всего для этого подходит?

— Молитва? — с сомнением предположил Дамиан.

— Нет! Что-нибудь тяжёлое, вроде канделябра!

Я замахнулась на него вышеупомянутым предметом. И в этот момент в дверь громко постучали.

Мы замерли, как были. Я с канделябром в поднятой руке, Дамиан — отклонившись в сторону, готовый к самозащите. Всякая тень улыбки слетела с его лица, в глазах снова поселился холод, а зубы сжались.

— Детки, вы не заняты? — проникновенно спросил из-за двери нежный материнский голос. — Сынок, ты забыл дать мне книгу. Я всё жду и жду. Дай, думаю, сама зайду, попрошу.

Дверная ручка дёрнулась, но замок делал своё дело. Я медленно опустила руку с канделябром, неожиданно ощутив всю его тяжесть.

— Да, матушка, мы заняты! — резко сказал Дамиан.

Впрочем, судя по озверелому взгляду, которым сопровождались эти слова, равно как и по гневно раздувшимся ноздрям, на эффективность такого ответа он не рассчитывал.

— Ну, я ведь только на минуточку зайду, и всё, — невозмутимо ответили из-за двери.

Дамиан с рычанием устремился ко входу.

— Стой! — Моя раскрытая ладонь упёрлась ему в грудь, останавливая на полпути. — Я сама её выпровожу.

— Ты?

Сперва он посмотрел на меня скептически, но затем отступил и развёл в стороны кисти рук, дескать, дерзай.

Я метнулась к шкафу. Встала на цыпочки, шаря рукой по полке, на которой хранились ночные рубашки. Обычно мне туда лазить не приходилось: Мэгги сама каждый вечер клала мне на постель свежую рубашку. В руку ткнулось нечто странное на ощупь. Подтянув предмет гардероба поближе к краю полки, я с удивлением опознал в нём давешний сиреневый чулок. Видимо, что делать с этим бельём, горничные не решили, у меня спросить не осмелились, и потому засунули на полку до лучших времён.

Идея созрела в моём неблагочестивом мозгу быстро. Я отыскала под прочими рубашками ту, которую мне когда-то подготовили для брачной ночи и которую я так ни разу с тех пор и не надела. Используя дверцу шкафа как ширму, за которой можно было спрятаться от Дамиана, я сняла с себя платье и всё остальное, а взамен натянула кружевную ночнушку и чулки.

Боги, простите меня, я знаю, что совершаю страшный грех, с какой стороны ни посмотри… Надеюсь, искреннее раскаяние спасёт меня от демонов. Всё-таки я действую в интересах своего мужа, а это же не грешно?

На долгие размышления времени не было: стук в дверь повторился и был на этот раз ещё более настойчивым. Захлопнув дверцу шкафа, я под взглядом совершенно ошарашенного Дамиана метнулась к книжным полкам в поисках нужного тома. А уж потом, с книгой в руке, пошла открывать.

Я распахнула дверь с самой приветливой улыбкой, какую только была способна изобразить. Но моё гостеприимство отчего-то возымело прямо противоположный эффект. Камилла замерла на пороге с открытым ртом. Казалось, что и её слова, мгновение назад готовые сорваться с языка, застыли в воздухе. Я радостно протянула ей книгу.

— Вот, матушка, трактат по естествознанию, как вы и просили. Может быть, вас ещё какая-нибудь литература интересует?

Камилла инстинктивно взяла книгу в руки, но вес последней словно явился для неё неожиданностью, и трактат упал женщине на ногу. Она подскочила, а я услужливо наклонилась, предоставляя свекрови на обозрение совсем уж непристойное зрелище. И вновь протянула ей книгу с радушной улыбкой на лице.

Камилла, которую боль слегка вернула к действительности, заглянула в комнату. Я последовала её примеру. Как оказалось, Дамиан успел к этому моменту стянуть с себя рубашку, и теперь возлежал на кровати, нагой по пояс. В руке он держал тот самый канделябр, которым совсем недавно замахивалась я. Вытянув в нашу сторону руку с канделябром, он, тоже вполне радушно, осведомился:

— Матушка, будете держать свечку?

Камилла стрелой полетела прочь по коридору. Я захлопнула дверь и снова заперла её на засов. На пару секунд в комнате повисла тишина, после чего мы с Дамианом синхронно согнулись пополам в приступе хохота.

Смех, однако же, продлился недолго. Заметив, что Дамиан как-то странно на меня смотрит, я быстро вспомнила, в каком виде нахожусь, и бросилась к шкафу. Опять спрятавшись за дверцей, взяла с полки другую ночную рубашку, целомудренную донельзя. Длинную, почти до пят, с рукавами, из плотной ткани. Запаковалась в неё побыстрее, прямо поверх того, что было на мне раньше. После чего забралась под одеяло.

Дамиан, напротив, поднялся с кровати и принялся критически оглядывать комнату. Потом взял одну из подушек и перебросил её на кресло. Кушетки в моих покоях предусмотрено не было.

— Да ладно, — сжалившись, проговорила я. — Кровать большая. Я здесь слева лягу, — продолжила я, пододвигаясь к краю, — а ты справа. Небось не подерёмся.

Он снова посмотрел на меня как-то странно, с сомнением, что ли. Но потом всё-таки забрал с кресла подушку и, затушив свечи, шагнул к кровати.

— Ну ладно, спасибо.

Раздеваться дальше он не стал, лёг, как был, укрылся краем одеяла.

— Спокойной ночи, — сказала я, всё же чувствуя себя немного смущённой, и повернулась набок к Дамиану спиной.

— Спокойной ночи.

Я слышала, как он устраивается на кровати, ощущала, как покачивается при этом матрас. Потом закрыла глаза и попыталась уснуть.

Если в прошлый раз в присутствии Дамиана мне было спокойно и уснулось прекрасно, но сегодня всё было не так. Нет, не потому, что я его боялась и тревожилась из-за его соседства. Просто не спалось, и всё. Я слушала его дыхание, ощущала тепло его тела и испытывала почти непреодолимое желание повернуться, переместиться к нему поближе, коснуться кожи, поцеловать в плечо, а, может быть, даже в губы… Великая Триада, что со мной происходит???

Я тряхнула головой, словно надеялась, что все неправильные мысли высыплются из неё, как кристаллики соли из солонки. Вдобавок ко всему прочему, в комнате было очень жарко, хотя день вроде бы выдался прохладный, и окно было распахнуто, и лёгкий ветерок гулял по покоям… Я провела рукой по вспотевшему лбу, откинула назад волосы, а вот избавляться от одеяла в присутствии Дамиана не решилась. Хотя наверняка жарко было именно из-за него.

Тихонько заскрипела кровать. Дамиан тоже не спал. А если всё-таки… Что такого уж страшного будет, если я повернусь и обниму его? Боги, что за мысли?! Самой приставать к мужчине? Так поступают продажные женщины, а не порядочные девушки. Я только всё испорчу. Он сам потом не сможет относиться ко мне с уважением, даже если не оттолкнёт… А если оттолкнёт, тогда и вовсе хоть вешайся…

Но конце-то концов он же всё-таки мой муж?

Фиктивный, фиктивный, фиктивный! Он сам это предложил, и сам двадцать раз об этом повторял. И говорил, что вовсе ты ему для этих целей не нужна, у него есть другие кандидатуры. Другие, во множественном числе, так что увольнение Амандины ничего не меняет. Да и вообще, если бы ты была ему нужна как женщина, он сам бы сейчас проявил инициативу. А он лежит, отвернувшись, и тяжело дышит, наверное, ему тоже жарко. Не глупи, Николь, даже не смей к нему прикасаться. Не делай из себя круглую дуру!

Воистину, стоит согрешить один раз, и грехи начинают сыпаться в душу, как яблоки с раскаченного дерева. Правильно нас учили. Прежде такие мысли никогда не приходили мне в голову, даже близко ничего подобного не было. А теперь, стоило один раз надеть эти демоновы чулки… Которые, кстати сказать, по-прежнему сдавливают кожу под целомудренной рубашкой, похожей на мешок с дыркой для головы… Но не снимать же их прямо сейчас, при нём!

Дамиан снова повернулся с боку набок. Я в очередной раз закрыла глаза, сделала глубокий вдох, попыталась сосредоточиться на засыпании. Что там люди делают в таких случаях? Кажется, считают кроликов, тьфу, слоников? Я попыталась так и поступить. Но сознание, освободившееся было от мыслей, почти сразу же оказалось занято образом Дамиана без рубашки, гасящего в комнате свечи. А потом — Дамиана, снова без рубашки, стоящего во дворе под окном, разгорячённого после тренировки.

Я перевернулась на спину, с трудом удерживаясь от стона. В этот момент Дамиан выбрался из-под одеяла и встал с кровати. И я опять получила возможность лицезреть его без рубашки… Боги, да настроюсь я уже сегодня на сон или нет?!

Дамиан подошёл к окну, резким движением откинул в сторону занавеску, высунул голову наружу, подставляя лицо ветру. Постоял так около минуты, потом подошёл к креслу.

— Не спишь? — спросил он, видя, как я приподнялась на локте.

Я мотнула головой.

— Тебе не будет мешать, если я зажгу свечу?

Я снова мотнула головой.

Когда над столом заплясал маленький огонёк, Дамиан снова взял с кровати подушку, кинул её всё на то же кресло, а затем достал с полки первую попавшуюся книгу.

— Ты… тоже не спишь? — глупо спросила я.

Хорошо, что при свете одной свечи нельзя увидеть, как я краснею.

Он покачал головой.

— Это была плохая идея с кроватью. Я лучше пока почитаю. Спи.

Я опустилась на подушку и натянула одеяло себе на голову. "Это было плохая идея с кроватью"! Ему даже лежать рядом со мной неприятно! Как же хорошо, что я удержала себя в руках!

Заснуть удалось только под утро. Зато к тому моменту, как я проснулась, Камилла уже покинула замок.

 

Глава 13

Не помню, от кого исходила идея совместного похода на ярмарку. Так или иначе, мы с Дамианом отправились туда вдвоём, если не считать стражника, как и обычно, следовавшего за мной по пятам. Сам Дамиан личную охрану за собой никогда не таскал, да, по-моему, и не было у него такого понятия. Был гарнизон, охрана замка, и был мой личный телохранитель. Дамиан же считал, что свои собственные проблемы в случае необходимости сможет решить своим же мечом.

День выдался солнечным, но в то же время не слишком жарким благодаря прохладному ветру, дувшему с гор. Горы начинались совсем близко, а там особенно жарко не бывало никогда. Дамиан вёл меня под руку, и, кажется, мы производили впечатление вполне счастливой семейной пары… и, может быть, даже в какой-то мере именно так себя и ощущали. Пялились на нас практически постоянно. Виконта всё-таки знали в лицо, а в обществе он появлялся не так уж и часто, поэтому, как ни крути, его присутствие не оставалось незамеченным. Но я достаточно быстро научилась не обращать на это особого внимания, как научилась не замечать всё того же стражника. Мы приобрели несколько мелочей, купили и съели по дороге два печёных яблока, и всё было хорошо до тех пор, пока Дамиан с улыбкой не устремился навстречу какой-то женщине в синем платье.

Даже не знаю, что мне так сильно не понравилось. То ли то, как улыбался Дамиан, то ли ответная улыбка, озарившая лицо женщины, едва она его увидела, то ли просто её весьма привлекательная внешность. Правильные черты лица, прямой нос, узкий подбородок, голубые глаза; над лицом словно поработал талантливый скульптор. Высокий рост, хорошая фигура, грудь меньше, чем у меня, что казалось мне несомненным преимуществом. Особенное же внимание привлекали длинные золотистые волосы. Они даже не ниспадали, они струились по тонким плечам, легонько касались рук, мягко обтекали спину. Я оглядывала её, и настроение стремительно портилось; Дамиан же, напротив, радостно ускорил шаг, увлекая меня за собой.

— Леди Эвелина! — воскликнул он, когда мы поравнялись с его знакомой, после чего галантно поцеловал ей руку.

— Виконт! Как я рада вас видеть! — с весёлым смехом сказала она.

— Не знал, что вы уже вернулись из-за границы. Сколько вы пробыли в отъезде?

— Почти год.

— Целый год?! — Похоже, Дамиан был весьма впечатлён.

— Бросьте, виконт, вам доводилось отсутствовать на родине и подольше, — снова рассмеялась Эвелина.

— При иных обстоятельствах. Хочу представить вам мою жену, виконтессу Веронику Телбридж. Ника, это леди Эвелина Кроун, моя давняя знакомая.

— Очень рада!

Эвелина буквально просияла, произнося эти слова, и тем не менее я не слишком поверила в их искренность. И уж точно не слишком искренне заверила её в собственной радости в ответ.

— Я очень удивилась, узнав, что вы женились, Дамиан, — сказала она, глядя на меня с несомненным интересом, но в то же время и не разглядывая так откровенно, как это делала Камилла. Надо же, "Дамиан"! Вы только послушайте… — И я очень рада за вас, правда.

И снова обворожительная улыбка.

— Примите мои поздравления, леди Вероника, — продолжала она. — Прошу прощения, что поздравляю вас с опозданием. К сожалению, не имела возможности сделать этого прежде.

— Ну что вы, — по-светски улыбнулась я. — Насколько я поняла, вы были в отъезде.

— О, да. Небольшое путешествие по западным землям, — с лёгкостью светской сплетницы сказала она. — Города, городки и даже деревушки.

— И как вам там понравилось? — снова вступил в разговор Дамиан.

— Весьма. Там было много интересного. Светские мероприятия. Достопримечательности. К примеру, сталактитовые пещеры. Весьма величественное зрелище.

— Ну, сталактитовые пещеры есть и у нас, — скептически откликнулся Дамиан. — Светские мероприятия тем более. Стоило ли ради этого уезжать так далеко?

— Ах, мужчины! — фыркнула Эвелина, доверительно беря меня за руку. — Они ничего не понимают в романтике, не так ли? У нас и там — это ведь совершенно разные вещи. Там свой колорит, совсем другая атмосфера. Другое общество. Иной уклад жизни. Всё это очень увлекательно.

— Другое общество. И, полагаю, масса поклонников? — прозорливо предположил Дамиан.

— Не без этого, — с улыбкой признала девушка, — конечно, не без этого. Но, знаете, это всё не то. Наши мужчины куда как интереснее.

Она бросила на него очень тёплый взгляд. Я бы сказала, многозначительный.

— Поступали предложения руки и сердца? — осведомился Дамиан.

— Как вы догадались? — изумилась она.

— А разве с такой красивой девушкой, да ещё и незамужней, могло бы быть по-другому? — изумился он в свою очередь.

Вы только на него взгляните, какая галантность! Что-то не припомню, чтобы он хоть когда-нибудь вёл себя подобным образом со мной.

— Во всяком случае одно действительно было, — кивнула Эвелина, — но я его отклонила.

— Отчего же?

— Я вовсе не намерена выходить замуж за первого встречного, — отозвалась она. — Мужчины! — обернулась она ко мне, закатив глаза. — Думают, будто мы с радостью выскочим за любого, кто сделает нам предложение.

Я натужно улыбнулась. Можно подумать, мне хоть кто-то делал предложение. Просто сказали: "у нас нет выбора, так что давай-ка жениться", и всё тут. Навряд ли это считается.

— Да и вообще, при всей привлекательности западных мужчин…наши куда лучше, — проникновенно заметила Эвелина. — Тот, во всяком случае, был не слишком хорош. Не всем ведь везёт так, как леди Веронике. — Отвратительно дружелюбный взгляд в мою сторону. — Придётся ждать, когда госпожа фортуна будет ко мне так же благосклонна. Тем более, один раз я уже была замужем, и этот брак никак нельзя назвать удачным. Так что пока я не стремлюсь повторять этот опыт. Предпочитаю просто пожить в своё удовольствие. Поездки и развлечения — вот всё, что мне нужно на данный момент.

— В таком случае как вы нашли наш город по возвращении?

Дамиан по-прежнему был сама любезность. Можно сказать, что я его не узнавала.

— Скучный, маленький, однообразный. И умопомрачительно родной, — просияла она.

— Радостно слышать, что что-то вам здесь всё-таки нравится.

— О, в этом вы можете нисколько не сомневаться.

Эти слова были произнесены особенно многозначительно. Или мне всё это только кажется?

— Ну что ж, боюсь, что нам пора. — В голосе Дамиана сквозило искреннее сожаление.

— Приезжайте как-нибудь в гости, — улыбнулась на прощанье Эвелина.

— Непременно.

На этом мы разошлись. Настроение было испорчено окончательно.

Ну что ж, это было предсказуемо. После изгнания Амандины он должен был найти себе кого-то ещё. Вот, даже и место встречи назначили. Только о времени при мне договариваться не стали, ну да ничего, это несложно будет сделать в письменной форме.

В любом случае эта женщина куда лучше бывшей экономки, тут сомневаться не приходится. Если бы Дамиан спросил моё мнение, я бы одобрила. Вот только он моего мнения не спрашивает, хоть сам и настоял на том, чтобы я заводила любовника только с его одобрения… Хм? А я и забыла о нашей договорённости. Ну что ж, господин виконт. Будет вам любовник.

Тихий послеобеденный час. Коридоры замка по большей части пусты. Горничные убираются в комнатах, либо вместе с другими слугами сплетничают кто во дворе, а кто на кухне. Я останавливаюсь и негромко стучу в дверь кабинета.

— Да? — Голос Дамиана звучит почти расслаблено.

Я тихонько кашляю, одновременно тщательно пряча чертовщинку в глазах.

— Дамиан, можно?

— Заходи.

Я захожу, прикрывая за собой дверь и приближаюсь к его письменному столу, сцепив руки за спиной.

— Ты не очень занят? У тебя найдётся для меня несколько минут? — скромно спрашиваю я.

— Конечно. Садись.

Вид у него и вправду вполне расслабленный. Можно даже сказать, благодушный. И мне на какой-то момент становится его жалко. Но совсем ненадолго. И я продолжаю.

— Помнишь, когда мы с тобой поженились… вернее, перед этим у нас была определённая договорённость.

— Помню.

Взгляд Дамиана становится настороженным и слегка прищуренным, спина выравнивается; от недавней расслабленности не остаётся и следа.

— Ты ещё говорил, что пройдёт время, и я смогу завести себе любовника.

Судя по взгляду, Дамиан явно жалеет о том, что не разрешил мне вместо этого завести собачку или, ещё лучше, черепашку в коробочке.

— Говорил, — нехотя признаёт он. — Но ты, помнится, утверждала, что заводить его не собираешься.

— Ах, это был минутный порыв, — с притворным вздохом говорю я. — Но ты же честный человек, и такая глупость с моей стороны не заставит тебя взять назад своё слово, верно?

Его брови уже нахмурены, губы недовольно сжались.

— Допустим.

— Ну так вот, — я неспешно двигаюсь вдоль стола, по ходу дела проводя рукой по изящной чернильнице, — я тут подумала и решила, что времени прошло достаточно, и любовника можно заводить.

— Только с моего одобрения, ты не забыла? — Дамиан хватается за соломинку.

— Ну, конечно же! — восклицаю я. — Какие могут быть сомнения на этот счёт! Я всецело тебе доверяю. Без твоего одобрения мне и самой было бы как-то некомфортно. Всё-таки опыта у меня никакого, а вдруг кого-то неподходящего выберу.

— Ладно, вот сначала выбери, а потом и поговорим, — бурчит он, надеясь таким образом закрыть тему.

Я расплываюсь в улыбке.

— Он как раз ждёт за дверью. Можно я его позову?

— Кто?!

Он аж привстал, опираясь о подлокотники своего рабочего кресла.

— Любовник. Ну, то есть кандидат. Ты не беспокойся, ничего не было, всё только с твоего согласия. У нас ведь уговор. Он и сам бы не стал без разрешения. Это хороший мальчик, вот увидишь. Он тебе понравится. Ну так как, можно звать?

Дамиан снова садится в кресло. Смотрит на меня озверелым взглядом. Сжимает зубы, но вынужденно кивает.

— Зови.

И как ему удаётся разговаривать с плотно сведёнными зубами?

Я послушно киваю и с беспечной улыбкой направляюсь к двери.

— Проходи, милый! Только не надолго, мой муж очень занятой человек.

И с кроткой улыбкой поворачиваюсь к Дамиану, скромно сцепив перед собой пальцы рук.

Сперва молодой человек осторожно заглядывает в комнату, и лишь убедившись в том, что никому не помешает, заходит. Делает всего пару шагов и почтительно замирает.

— Дорогой, познакомься, это Питер Фэрстон. Питер, это мой муж, виконт Дамиан Телбридж.

— Счастлив познакомиться, милорд, — почтительно произносит Питер. — Леди Вероника рассказывала о вас много хорошего.

Дамиан молчит. Бросает короткий взгляд в мою сторону. У меня глаза невинной овечки. Сжав зубы, Дамиан мрачно разглядывает вновь пришедшего. Парень определённо красив. На вид ему не больше двадцати пяти. Светло-русые волосы аккуратно уложены. Высок, широк в плечах, но всё это в меру, не кричаще. Голубые глаза смотрят доброжелательно и открыто. Одет аккуратно, тёмно-коричневые брюки гладко выглажены, светло-бежевая рубашка застёгнута на все пуговицы. Вообще во всём облике — ни капли небрежности. Он настолько обаятелен и выглядит настолько безупречно, что Дамиан начинает скрипеть зубами.

Однако приходится взять себя в руки, и он мрачно произносит:

— Подойдите поближе, молодой человек.

Я ободряюще улыбаюсь Питеру. Он послушно делает ещё несколько шагов в сторону письменного стола и вновь почтительно замирает.

— Как, говорите, ваше имя? — спрашивает Дамиан, глядя на кандидата в любовники исподлобья.

— Питер Фэрстон, милорд.

— Ваш возраст?

— Двадцать четыре года.

— Вы женаты?

— Нет, что вы, милорд!

— Почему? — спрашивает Дамиан, изогнув брови.

— Пока ещё не сложилось, — извиняющимся тоном отвечает Питер.

— Ваше происхождение?

— Дворянское.

— Вот как? Титул?

— Громкого титула нет, я — безземельный дворянин.

— Вот как. Каково ваше финансовое положение?

— Дорогой, но это-то здесь при чём? — деликатно вмешиваюсь я. — Его финансовое положение не имеет в данном случае никакого значения. Для этого у меня есть ты.

— Любовник должен быть в состоянии купить женщине букет роз или подарить красивое украшение, — холодно возражает Дамиан. — Прости, дорогая, но предоставь нам самим разобраться с подобными вопросами.

Я послушно отступаю, выставив руки ладонями вперёд.

— Для этого у меня безусловно достаточно средств, — заверяет Дамиана Питер. — Я унаследовал неплохой капитал.

— Ваши родители умерли?

— Увы.

— Близкие родственники?

Питер качает головой.

— Нет, даже дальних.

Я одобрительно киваю. Пока все ответы — правильные. Придраться не к чему. Но Дамиан не теряет надежды.

— Ваше образование?

— Три года обучения в Россенском университете.

— Похвально, — вынужденно признаёт Дамиан.

— Благодарю вас.

Питер расплывается в благодарной улыбке.

— Сексуальный опыт?

Дамиан резко меняет тему, как и положено строгому экзаменатору.

Я опускаю глаза. Этот вопрос мы заранее обсудили. Питер молчит, изображая смущение.

— Надеюсь, вы не девственник? — строго спрашивает Дамиан, с очевидной надеждой на обратное. Поскольку в этом случае можно будет признать любовника профнепригодным.

— Н-нет, милорд.

— В таком случае вы ловелас? У вас было много женщин?

Дамиан пытается забраковать кандидата на противоположном основании.

— Нет, милорд. У меня было всего две любовницы. Роман с первой из них длился год, со второй — два года.

— Похвальная тенденция, — со вздохом признаёт супруг.

Я одобрительно улыбаюсь, радуясь успеху своего протеже.

— А рекомендательные письма у вас есть? — пытается подойти с другой стороны Дамиан.

— Конечно, милорд. Я специально прихватил их с собой, подумал, что вы захотите на них взглянуть. Вот, это от баронессы фон… сами понимаете, имя я вынужден опустить. А это от её супруга. Уверяю вас, оба они отзываются обо мне самым лучшим образом.

Дамиан смотрит на него, поджав губы. В глазах — бешенство. Но совершенно очевидно, что повода отказать он не находит.

— Хорошо, вы можете идти, — говорит он, наконец. — Я обдумаю вашу кандидатуру и сообщу вам свой ответ.

— Благодарю вас, господин виконт, — с поклоном произносит Питер. — Желаю вам хорошего дня.

С этими словами он выходит из кабинета.

— Я провожу тебя, милый, — ласково говорю я и, кидая последний, не менее ласковый, взгляд на взбешённого супруга, следую за Питером.

Оказавшись снаружи, мы с потенциальным любовником спустились по ступенькам и отошли немного в сторону, чтобы оказаться подальше от посторонних взглядов.

— Ну как, леди, вы остались довольны? — осведомился Питер, вежливо, но уже совсем не тем сахарным тоном, каким разговаривал в кабинете.

— Чрезвычайно довольна. Это было великолепно, — с улыбкой кивнула я и, стянув с указательного пальца кольцо, положила его ему в руку.

После чего потянулась ко второму кольцу, надетому на мизинец.

— Не надо, леди, — остановил меня Питер.

— Как договаривались, — удивлённо возразила я.

— Оставьте это себе в знак моего глубочайшего уважения, — сказал он, склонив голову. — Впервые в жизни я снижаю оплату своих услуг. Леди, позвольте мне выразить своё восхищение. Моя жизнь весьма насыщенна событиями. На своём веку я успел принять участие в ста трёх авантюрах и аферах всех возможных мастей, как выходящих за рамки закона, так и вполне невинных. Сегодняшняя была сто четвёртой. Так вот, признаюсь честно: подобного удовольствия я не получал ни от одной из них.

В небесно-голубых глазах засверкали хитринки, начисто разрушившие светлый образ идеального мальчика. Питер — впрочем, кто его знает, как его звали на самом деле, — галантно поцеловал мне руку.

— Имейте в виду: я плачу вам за молчание, — строго напомнила я. — И потом, надеюсь, вы сами понимаете, что в случае разглашения мой муж найдёт вас из-под земли и убьёт?

— Леди, вам не о чем беспокоиться: я — профессионал, — улыбнулся он. — И одно из главных профессиональных качеств в моём деле — это умение держать язык за зубами. К тому же что-то мне подсказывает, что ваш муж попытается достать меня из-под земли в любом случае. Так что, по весьма удачному стечению обстоятельств, я сегодня же покидаю виконтство.

Моё кольцо исчезло в одном из его многочисленных карманов.

— А теперь позвольте откланяться. Был бы счастлив предложить вам свои услуги, если когда-нибудь вам вновь понадобится профессионал моей квалификации. Но, увы, к тому времени я наверняка буду где-нибудь на другом конце королевства.

— Желаю удачи! — хмыкнула я, провожая наёмника-авантюриста взглядом.

Он обернулся, подмигнул мне на прощанье, и вышел из замка.

Тем вечером я сидела в кресле на первом этаже и читала любовный роман. Дамиан спустился по лестнице, подошёл и негромко кашлянул, встав у меня за спиной.

— Да? — спросила я, переворачивая страницу.

— Ника, я обдумал этого твоего кандидата и решил, что он тебе не подходит, — решительно заявил Дамиан. — Он… излишне почтителен для дворянина, и это настораживает. Так что я вынужден тебе отказать.

— Ну и ладно, — совершенно безразлично кивнула я, не отрываясь от текста.

И делая вид, будто не вижу того, как у Дамиана глаза полезли на лоб.

— В таком случае спокойной ночи? — недоверчиво спросил он.

— Спокойной ночи, — улыбнулась я, по-прежнему не поднимая глаз от книги.

Но чувствуя, что день удался.

 

Глава 14

Около одиннадцати часов утра мы с Мэгги, как обычно, возвращались домой после богослужения. День выдался ветреный, небо затянули облака, и тем не менее плащ, который заботливо напялила на меня камеристка перед выходом из замка, был явно лишним. Сперва мы шагали вместе со всей толпой по основной дороге, ведущей от храма к центральной части города, потом свернули в сторону замка. Последняя часть пути лежала через фруктовый сад. Была и другая дорога, более короткая, но я предпочитала этот маршрут. В саду, среди цветущих и плодоносящих деревьев, было красиво, тихо и спокойно.

Как и обычно, я немного здесь задержалась. Неспешно прошлась среди деревьев, периодически останавливаясь и касаясь ладонью шероховатой поверхности стволов. Потом присела на скамейку, расположившуюся под старой кряжистой яблоней. В более солнечные дни раскидистые ветви спасали сидящих от палящих лучей. Мэгги прогуливалась рядышком, стражник стоял в нескольких шагах позади.

Я сидела на скамейке, повернувшись к спинке боком, и потому сразу заметила краем глаза Амандину, которая появилась на тропинке и, неуверенно остановившись неподалёку, знаком позвала стражника. Тот поглядел на меня, снова повернул голову к бывшей экономке и неохотно шагнул ей навстречу.

— Чего тебе? — не слишком приветливо спросил он.

Я пока не вмешивалась, делала вид, что не обращаю на завязывающийся разговор никакого внимания. И смотрела вроде как в другую сторону, но краем глаза продолжала следить за их передвижениями.

— Дик, мне надо с тобой поговорить, — просительно произнесла Амандина.

Я даже не могла припомнить за ней таких интонаций. Наверное, жизнь у неё теперь не сахар. Найти работу экономки без хороших рекомендаций непросто, а от Дамиана она таковых явно не получила. А уж такое тёплое место, с какого она недавно вылетела, и точно днём с огнём не сыскать. Наш дворецкий с десяток претенденток пересмотрел, прежде чем выбрать одну, а мог позволить себе крутить носом ещё дольше. Новая экономка, кстати сказать, оказалась женщиной значительно более почтенного возраста и вообще куда лучше вписывалась в моё представление о представительницах этой профессии. Что меня лично вполне устраивало.

— Что тебе? — Стражник явно чувствовал себя не в своей тарелке. Вроде и не положено ему с ней разговаривать, тем более что это могло вызвать моё недовольство, а вроде бы и неудобно совсем уж резко отказывать. Своя всё-таки, пусть и бывшая. — Не видишь, я на службе?

— Мне только одну минуточку, — взмолилась Амандина. — Это очень важно. Нужно кое-что передать виконту, это не составит тебе труда. А это действительно важная информация.

Стражник вновь оглянулся на меня, протеста с моей стороны не заметил, и, пусть по-прежнему нехотя, но подошёл к Амандине.

— Ну, говори, только побыстрее.

— Значит, так…

Амандина взяла его под локоть. Их стало плохо видно за густой листвой грушевого дерева, ветви которого гнулись к земле под тяжестью созревающих плодов. А потом кто-то зажал мне рот рукой. Я встрепенулась, но меня держали крепко, и я поняла, что напавших двое. По-прежнему не позволяя мне произнести ни слова, они потащили меня в гущу зелени. Я успела заметить лежащую на траве без движения Мэгги.

Я извивалась и пыталась вырваться, но тщетно. Меня протащили через кусты, колючие ветки которых больно царапали кожу. Потом мы остановились, мне в рот засунули какую-то тряпку с тошнотворным запахом, от которой мне сразу стало нехорошо, а руки быстро обмотали толстой верёвкой. После чего потащили дальше.

Долго идти не пришлось. На первой же дорожке, к которой мы выбрались из-за деревьев, стояла карета. Ещё один мужчина сидел на козлах. Он тяжело дышал и, судя по всему, тоже прибежал сюда совсем недавно.

— Мужчину убрал, девчонка сбежала, — задыхаясь, отрапортовал он.

— Как сбежала?! — напустился на него один из тех, что вёл меня.

— Я был уверен, что она без сознания, — виновато произнёс тот, что сидел на козлах. — Разобрался со стражником, вернулся — а её уже нет.

— Значит, уходим ещё быстрее, — деловито подытожил третий.

Меня бесцеремонно запихнули в карету; все мои попытки упираться, ясное дело, никакого результата не дали. Пришлось позволить усадить себя на сиденье. Один из нападавших сел рядом со мной, второй — напротив. Карета мгновенно тронулась с места, но уже через несколько минут остановилась. Если прежде меня отчаянно пугала собственная беспомощность и столь близкое соседство с двумя мужчинами, то теперь я почувствовала себя совсем уж мерзко. Потому что в распахнувшейся дверце кареты возникло торжествующее лицо Амандины. Она забралась внутрь и села на свободное место напротив меня.

— Ну, вот ты и попалась, тварь. — Она всеми силами пыталась продемонстрировать собственное удовлетворение сим фактом, но пропитавшая голос и взгляд злоба явно перевешивала. — Не скрою, ты мне много крови попортила. Но теперь и сама заплатишь за всё сполна.

Я, конечно, была не прочь ей ответить. Но, увы, мерзкая тряпка по-прежнему забивала рот. Был, правда, вариант просто ударить экономку ногами. Но последствия такого действия были уж очень непредсказуемы, поэтому я решила до поры до времени воздержаться. А Амандина продолжала — видно, давно готовила свой монолог.

— Я нашла человека, которому твоя кровь очень даже понадобится. А ты думала, я не знаю твой секрет? — оскалилась она, увидев, как я встрепенулась. — Отлично знаю. Когда Дамиана принесли раненого, и ты осталась с ним наедине, я отослала всех слуг и наблюдала за тобой через замочную скважину. Думала, ты хочешь его извести, чтобы захапать себе всё имущество. Но я ошиблась. Зато увидела твой мерзкий ритуал.

Ритуал? Впрочем, ладно, называй, как хочешь. Но я рада, что это всё-таки не Дамиан рассказал тебе всё, как есть…

— А после я и лекаря как следует расспросила, — продолжала Амандина. — И он признался, что виконту грозил паралич, но он самым неожиданным образом исцелился. Должна сказать, между нами девочками, раз уж проболтаться у тебя всё равно шансов не будет: твоё появление спутало мне все карты. Но только в тот момент я поняла, насколько. Если бы Дамиан остался парализованным, я стала бы за ним ухаживать и быстренько получила бы в замке роль фактической хозяйки. А он в благодарность ещё и завещание бы в мою пользу переписал. Прожил бы он в таком состоянии недолго — такие, как он, неспособны быть беспомощными, — и кто знает, кем я могла бы в итоге стать.

М-да, мрачно думала я, губу так раскатывать вредно. Она же может потом не закататься, а передвигаться с такой губой неудобно. Вот интересно: ведь если рассудить, именно я была в определённом смысле заинтересована в болезни Дамиана. Если бы он остался без ног, то не кто-нибудь, а я, его жена, стала бы фактической хозяйкой в замке. Вот если бы он умер, тогда другое дело, ведь замок завещан не мне. А вот пока он жив, но функционировать не может, — для меня, можно сказать, самое раздолье. Вот только мне это даже в голову не пришло, когда я резала себе вену. А эта красавица успела и в голове всё подробно прокрутить, и смертельно озлобиться за то, что у неё отобрали столь призрачное будущее.

— Так, на эти лирические отступления у нас нет больше времени, — оборвал Амандину один из напавших на меня мужчин. У него была густая рыжая борода, прятавшая добрую половину лица. — Ты хотела на неё посмотреть — посмотрела. Бери деньги и убирайся. Нам надо ехать.

— Верно, — согласно кивнул второй, долговязый, сидевший напротив меня. Он извлёк из-за пазухи кошель и перебросил бывшей экономке. — И учти: наш приятель служанку упустил. Догонять нам некогда, да нам она и не нужна. Как выкручиваться-то будешь? А то смотри, если тебя поймают, деньги не понадобятся. Может, и не отдавать их тебе?

Он усмехнулся, второй тоже.

— Понадобятся, — заверила весельчаков Амандина. — Я знаю, где переждать, пока всё поуспокоится. Есть в горах один домик. Заодно и покупателя найти успею. А как искать перестанут, выберусь из виконтства. С такими деньгами уж точно не пропаду.

— Ну, смотри, — равнодушно пожал плечами рыжебородый. — Давай, вылезай. Пора убираться отсюда, да и ждут нас.

Бросив на меня последний победоносный взгляд, Амандина полезла из кареты. Вот тут я не удержалась. Извернулась и со всей силы придала ей ускорение ногами. Экономка вылетела наружу носом о дорожку. Послышались нецензурные возгласы, которые я понимала лишь частично, но жажда мести была очевидна по интонации. Однако долговязый с громким смешком захлопнул дверцу, и карета сразу же тронулась.

Мы ехали долго, во всяком случае, так мне казалось. Выглядывать в окошко кареты мне не позволяли; оба окна были тщательно закрыты тёмно-синими занавесками. Кляп тоже не вытаскивали, и руки оставили связанными.

Первое, что я почувствовала, когда карета всё-таки остановилась, и долговязый распахнул дверцу, — это что стало ощутимо холоднее. А потом догадалась, в чём дело: мы подъехали к горам. Так оно и оказалось. Стоило мне выйти наружу, подталкиваемой рыжебородым, как я увидела перед собой подножие горы и резко уходящую вверх тропинку. Людей вокруг не было, пасшейся скотины тоже не видно. Да и не мудрено. Склон крутой, почва каменистая, никаких домов здесь стоять не может. Трава есть, и время от времени каких-нибудь коз тут, наверное, пасут, не зря же тропинка имеется. Да только поблизости достаточно более удачных мест, где зелени больше, а склоны более пологие.

— Всё, теперь ножками, — заявил долговязый, подталкивая меня в спину. Рыжебородый уже начал подниматься по тропе. Третий, который сидел на козлах, снова взялся за поводья, увозя карету. Правильно, нельзя же карету здесь внизу оставлять. Она бы привлекла внимание. А так кто догадается, куда меня увезли? Допустим, Мэгги добежит до замка. Расскажет обо всём Дамиану. Он отправит людей на поиски. А нас уже и след простыл. Откуда им знать, что мы поехали в горы? А если даже про горы догадаются, мало ли здесь укромных мест? Всё равно не найдут. Я сглотнула, пытаясь избавиться от поселившегося в горле комка.

Сперва тропинка вела строго вверх, и я очень быстро выдохлась. Темп похитители задавали быстрый, а стоило мне замедлить шаг, как меч поднимавшегося позади долговязого недвусмысленно упирался мне в спину. Я споткнулась один раз, затем другой. Мелкие камешки сыпались из-под ног. Споткнувшись в очередной раз, я остановилась и настойчиво замычала. Рыжебородый обернулся, переглянулся поверх моей головы с приятелем.

— Да ладно, здесь кричи-не кричи, всё равно никто не услышит, — протянул тот.

Рыжебородый кивнул и вытащил у меня изо рта кляп. Сразу захотелось начать отплёвываться, но воспитание не позволило.

— Я не могу так быстро идти, — заявила я. — И со связанными руками не могу. Здесь подъём крутой, я равновесие теряю и даже удержаться ни за что не могу!

Эти двое снова переглянулись.

— Да в общем всё равно не убежит, — высказал свою точку зрения долговязый. — Ты впереди, я позади. Да и деваться ей некуда. А дальше дорога будет хуже, там со связанными руками и в пропасть свалиться недолго.

Рыжебородый извлёк из-за пояса кинжал.

— Только учти, — сказал он мне, прежде чем перерезать верёвки, — чтобы без фокусов.

Остриё кинжала на мгновение приблизилось к моему носу.

Идти без верёвок действительно стало легче. Вскоре подъём перестал быть таким уж резким, а потом тропа и вовсе побежала вокруг горы, параллельно тянущимся внизу лугам. Теперь я получила возможность в полной мере осознать, насколько узкой она была. Идти приходилось вплотную к каменистому склону, который возвышался сейчас по левую руку. Справа же сразу за тропинкой начинался обрыв. Мы резко снизили темп. Смотреть вниз было страшно: мы успели забраться довольно высоко, и я старалась глядеть исключительно под ноги. Но совсем уж не поворачивать голову направо не получалось. К горлу подступила тошнота. Время от времени тропинка чуть-чуть расширялась, тогда идти становилось полегче, но иногда, наоборот, для того, чтобы продвигаться вперёд, приходилось огибать узкие выступы, прижимаясь к ним всем телом, чтобы не рухнуть в пропасть. Временами слева от тропинки также возникали небольшие пещерки естественного происхождения, то совсем крохотные, больше похожие на норы, то такие, где не слишком высокий человек вполне мог бы стоять в полный рост. Перед некоторыми пещерами были вполне широкие площадки.

Склон над нами стал более пологим, тропинка разветвилась: одна дорожка уходила выше, другая продолжила огибать склон. Оказавшись на очередном особенно узком участке, я схватилась рукой за горло, а затем и вовсе зажала ладонями рот. Как только тропа слегка расширилась, я опустилась на корточки и склонилась над землёй.

— Эй, ты чего? — прикрикнул рыжебородый.

— Не могу… тошнит, — прохрипела я.

— Ну, что ты будешь с ней делать? — раздражённо бросил долговязому он.

Тот обошёл меня и сел на корточки напротив.

— Нам торопиться велели, не нянчиться же с ней целый день! — продолжал сетовать рыжебородый.

— А что ты предлагаешь, на себе её тащить по такой дороге? — рявкнул в ответ долговязый. — Он сам виноват: раз нашёл себе такое местечко, пускай терпит.

Я сделала глубокий вдох для храбрости, а потом резко толкнула полуотвернувшегося долговязого. Если свалится, то тем лучше, но, впрочем, мне было не до того, чтобы проверять. Лишь бы хоть на долю секунды вывести обоих из строя. Резко подскочив, я бросилась бежать обратно. За спиной послышалась ругань. Кричали на два голоса; значит, не свалился. Жаль. Сосредоточенная на беге, я даже не успела попросить у богов прощения за такую мысль. Крики приближались. Большую часть слов я не понимала. Зато одно из них точно слышала от Дамиана в адрес жрицы из нашего пансиона.

Я старалась бежать всё быстрее. Конечно, на такой дороге это очень опасно, но что я теряла? Ведь всё равно меня вели на заклание. Кто знает, может, упасть в пропасть — оно и лучше?

Я бы и упала. Как раз споткнулась, но долговязый успел меня перехватить. Громко выругался, со злости толкнул меня так, что я больно приложилась спиной о скалу. Вытащил из-за пояса кинжал и прижал к моему горлу.

— Ещё раз выкинешь что-нибудь подобное — пожалеешь, — процедил он. — Я привяжу тебя к верёвке и поволоку за собой. Мне платят за то, чтобы доставил тебя на место живой, но в каком именно виде — не уточнялось. Я понятно выражаюсь?

Я кивнула, сжав зубы. Связывать мне руки не рискнули, иначе шансы упасть действительно были бы высоки. А я была слишком ценным товаром, чтобы вот так глупо его потерять. Но с этого момента следили за мной как следует, и никакой возможности усыпить их бдительность больше не представлялось. Я шла и думала о том, что, наверное, совершенно напрасно оставила там, на тропинке, недалеко от развилки серебряное кольцо со своего мизинца. Всё равно его некому будет найти.

Мы поднимались ещё час или полтора. Я успела окончательно вымотаться, но утешала себя тем, что скоро отдохну, притом капитально. А Дамиан, наверное, так даже и не узнает, кто меня увёз и куда, и что со мной сталось… Лучше бы я всё-таки не побоялась обнять его в ту ночь. Будет ли он обо мне горевать? Злиться будет, это точно, и будет чувствовать вину, что нёс за меня ответственность — и не уберёг. Но это всё не то… Будет ли ему действительно жаль? Или где-то глубоко внутри он испытает чувство облегчения от того, что волей богов избавился от навязанной ему жены?

Пещера появилась как-то резко, вдруг, словно из ниоткуда. Мы обогнули очередной выступ — и вот, перед нами зияет темнотой проход. От неожиданности я остановилась, но меня бесцеремонно подтолкнули в спину, и пришлось войти внутрь вслед за рыжебородым.

В отличие от остальных, эта пещера была действительно просторной. Неровный потолок местами высокий, местами не слишком, но всё равно, пригнув голову, можно стоять. Сначала я подумала, что здесь поработали люди, но потом поняла, что навряд ли, вернее всего, пещера всё же естественного происхождения. А вот к внутреннему убранству человек безусловно руку приложил. К стене — по внешнему виду казалось, что на ощупь она должна быть шероховатой — были прикреплены горящие факелы, на земле лежало обструганное сверху бревно, по-видимому, заменявшее скамью, а в глубине пещеры стояли многочисленные кувшины, чаши и мешки с неизвестным содержимым. Но главным, что притягивало взгляд, было высокое узкое ложе, серое с вкраплениями красного, вероятно, сработанное из изначально находившегося в пещере камня и неприятно похожее на алтарь.

Человека, склонившегося над одним из кувшинов, разглядеть в полутьме не удалось.

— Привезли? — спросил он, пересыпая из одного кувшина в другой какой-то порошок.

Поворачиваться к нам не спешил, тщательно отмерял нужную порцию.

— Насилу дотащили, — проворчал рыжебородый. — Добираться сюда, я вам скажу…

Он эмоционально махнул рукой.

— За то и деньги получаете.

Наниматель говорил спокойно, почти весело. До жалоб похитителей ему никакого дела явно не было.

— Что с ней теперь делать-то? — спросил долговязый.

Наниматель дважды махнул рукой в сторону "алтаря", по-прежнему не отрывая взгляда от струйки порошка, тянувшейся от одного узкого горлышка к другому. Необходимость всё разъяснять своим подчинённым явно его раздражала.

Только теперь я разглядела приготовленные на алтаре верёвки. Казалась, я уже была запугана до смерти, но нет, теперь испугалась намного сильнее. И потому пыталась отбиваться всеми силами, но эти двое всё равно дотащили меня до алтаря. Я перестала сопротивляться лишь после того, как мои руки привязали к возвышавшимся с двух сторон от него столбам, а ноги перехватили крепким кожаным ремнём. Рыжебородый и долговязый отошли от меня подальше; я мстительно подумала, что синяков у них обоих всё-таки прибавится.

— Теперь покараульте снаружи.

Наниматель, наконец, распрямил спину. Мои похитители вышли из пещеры без лишних вопросов и, кажется, без малейших сожалений. Я понимала, что больше их уже не увижу, но не могу сказать, чтобы это обстоятельство сильно меня расстраивало. Поводов для сожаления было достаточно без этого.

Я изо всей силы дёрнула руками. Верёвки держали крепко. Руки при этом оказывались изогнуты, так что кисти опускались ладонями вниз. А непосредственно под запястьями стояли глубокие чаши, в которых уже подрагивала какая-то жидкость. На первый взгляд она казалась фиолетовой, но, впрочем, в свете факелов можно было и ошибиться. Да и другое было важнее. Значение имел цвет той жидкости, которой предстояло окончательно заполнить чаши. И я догадывалась, каким он должен был быть.

Я перевела взгляд на единственного человека, оставшегося вместе со мной в пещере. Нет, он не производил впечатление злодея. Нормальное лицо, не злое, не дикое, не мрачное. Дамиан мрачнее. Не отталкивающее, но и не сияющее обаянием. Рост не низкий и не высокий, скорее средний. И по комплекции мужчина был не толстым и не худым. А опять-таки средним. Он и казался мне сейчас эдаким усреднённым человеком. Не личностью, а всей человеческой расой, напоследок сведённой в единый образ. Вот ведь забавно: в страшных сказках вампиры — это существа с особенными свойствами, которые могут пить кровь обычных людей. В моей жизни всё было наоборот, и куда как страшнее. Ибо рядом со мной все люди — вампиры. А вот кровь им подходит только особенная. Моя.

— Кто вы такой? — спросила я.

Шея болела, устав держать голову приподнятой в то время, как всё тело лежало на камне.

Мужчина передёрнул плечом.

— Это не имеет значения. Можете звать меня доктор Крэйтон.

Доктор. Опять. Ненавижу лекарей! Хотя, наверное, это и глупо. Лекарство ненавидит лекарей. А кто я в сущности есть, как не ходячее лекарство? К которому боги зачем-то, не иначе, шутки ради, приделали тело, и душу, и способность чувствовать боль… Я сжала зубы.

Крэйтон поднёс кувшин к чаше, стоявшей под моей правой рукой, и вылил в неё какую-то жидкость, на сей раз зеленоватую. Послышалось шипение, в ноздри ударил резкий, чуть сладковатый запах, а рука ощутила тепло поднимающегося кверху пара. Лекарь неспешно обошёл алтарь, и то же самое повторилось с другой стороны.

— Вы смертельно больны? — спросила я, снова поднимая голову.

Шея совсем сильно болит. Неужели у меня такая тяжёлая голова? И что за глупые мысли лезут в эту самую голову напоследок? Не иначе я начинаю сходить с ума; в моём положении это и не мудрено.

— О нет, — покачал головой Крэйтон. — Я совершенно здоров, насколько вообще может быть здоров человек моего возраста.

Какой у него возраст? Сорок? Пятьдесят? Не пойму. Средний. Всё среднее. Средний возраст, средний человек…

— Значит, болен кто-то из близких вам людей?

Настойчиво пытаюсь докопаться до правды. Не знаю, зачем. Может быть, просто потому, что надо же цепляться хотя бы за что-то в этой жизни, после того, как всё, что у меня было, уже осталось позади. Вернее, внизу, там, на равнине, где тропинки не уходят в высоту и не петляют по краю пропасти.

— У меня нет близких людей.

Эти слова произнесены без малейшего сожаления. Не сетование, просто констатация факта.

— Тогда зачем вам всё это нужно? — воскликнула я, действительно недоумевая.

— Я действую не из личных интересов. — Сказано, кажется, не без гордости. Возможно, даже с самолюбованием. — Скорее из общественных.

— Какой обществу интерес в моей смерти?

Я хмурюсь, искренне пытаясь понять, найти хоть какую-то логику в разворачивающемся вокруг меня бреде. И, кажется, нахожу.

— Вам кто-то заплатил, да? Какой-то богатый человек умирает, и заплатил за то, чтобы вы принесли ему мою кровь?

Он криво ухмыльнулся.

— В некотором смысле можно сказать и так. Но только в некотором.

Мне не до того, чтобы разбираться в нюансах.

— Послушайте, мы ведь можем договориться. — Я снова приподнимаю голову. — Сколько вам заплатил тот человек? Вы знаете, что я — виконтесса? Уверена, я смогу дать вам больше. Вернее не я, а мой муж. Если вы оставите меня в живых, он заплатит столько, сколько вы скажете.

Не слишком ли я тороплюсь с подобными обещаниями? Заплатит ли? Так-таки сколько угодно? За жену, на которой он никогда не хотел жениться? За девчонку, с которой хлопот не оберёшься? За женщину, с которой ему неприятно даже находиться в одной кровати? Впрочем, сейчас всё это не имеет особого значения. Главное — отсрочка. Чтобы мне развязали руки. Чтобы сняли с этого проклятого алтаря. А дальше у меня появится время на то, чтобы подумать и найти выход. Или как минимум попытаться его найти.

— Всё не так просто, как вы думаете, — поморщился Крэйтон. — И дело не в деньгах… Вернее, не только в них. Да, деньги имеют значение, и вряд ли ваш муж смог бы дать мне столько, на сколько я рассчитываю. Но кроме денег есть, как я уже говорил, общественный интерес. Продвижение науки, даже скачок. Спасение жизней.

— Жизней? У вас что, несколько больных?

— У меня вообще нет определённых больных — сейчас, — покачал головой лекарь. — Я собираюсь извлечь вашу кровь, чтобы с её помощью лечить людей впоследствии.

— Но у вас ничего не получится! — воскликнула я, всей душой цепляясь за надежду, что он просто не в курсе подробностей, и мне удастся его переубедить. — Мою кровь нельзя использовать по прошествии времени. Она ценна до тех пор, пока течёт по моим жилам, и сразу после этого. Потом же её ценность быстро теряется. Пройдёт четверть часа — и это будет самая обыкновенная кровь. Вы никого не сможете исцелить с её помощью! Ну, разве что вампира.

По глазам Крэйтона я ясно вижу: мне не удалось его убедить. Но, кажется, он даже доволен, что я затронула эту тему.

— Совершенно верно, — кивает он. — Именно так все и считают. И это приводит к массе неудобств, даже если человека с вашим видом крови удаётся найти, — а это большая редкость, один случай на тысячи. И именно в этом и заключается моё открытие. Я нашёл способ сохранить действие вашей крови на долгое время. Если хотите, законсервировать. В этих сосудах, — он кивнул на алтарь, но я поняла: речь идёт о тех чашах, над которыми зафиксированы мои запястья, — находится жидкость, которая, смешавшись с вашей кровью, впитает в себя её свойства, а также поспособствует их продолжительному сохранению. Точный срок мне неизвестен — от нескольких месяцев до нескольких лет. Но, так или иначе, это большое достижение. Таким образом я получу не только эффект консервации, но и куда большее количество лечебной жидкости, чем если бы извлёк только вашу кровь саму по себе. Конечно, концентрация целительных веществ в такой жидкости будет немного ниже, чем в Живой Крови. Но тем не менее этого будет достаточно, чтобы исцелить сотни людей от лёгких болезней. Или около десяти человек — от заболеваний неизлечимых.

Я судорожно сглотнула. Надежда ускользала сквозь затекшие пальцы и тонула прямо там, в фиолетовой жидкости. Или она теперь стала зелёной? Десяток богатых отчаявшихся людей, готовых отдать за возможность жить всё своё состояние? Против такого куша мне действительно нечего противопоставить, независимо от того, на что был бы готов ради меня Дамиан. В висках застучала кровь. А Крэйтон уже извлёк откуда-то отвратительного вида нож и аккуратными, профессиональными движениями протирал его какой-то жидкостью. Не иначе для дезинфекции, чтобы я ничем не могла заразиться. Точнее сказать, чтобы моя кровь, не приведи боги, не испортилась.

— Отпустите меня, пожалуйста. — Я прекрасно осознавала, насколько нелепо и бессмысленно звучат эти слова, но не сказать их всё равно не могла. — Как вы не понимаете, так же нельзя. Я же живой человек. В моих жилах — кровь, а не какая-нибудь руда, которую можно вот так просто взять — и выкопать!

Мои слова не произвели на него никакого впечатления, да, конечно, и не должны были.

— Земля тоже живая, — развёл руками лекарь. — Ей тоже может быть больно, когда из неё извлекают полезные ископаемые. Она может пострадать. Пересыхают реки, умирает растительность, гибнут животные. Но люди всё равно добывали, добывают и будут добывать из её недр то, что им нужно. Такова человеческая природа, таковы законы мироздания.

Человеческая природа… И вправду, вампиры… Я смотрела на скрупулёзно протирающего лезвие Крэйтона, а видела почему-то Эдмонда. Он неловко улыбался, заглядывал в глаза с извиняющимся видом и говорил: "Есть девушка, которую я люблю". Не глупо ли предаваться воспоминаниям в последние минуты жизни, секунды даже? Но в сознании снова всплыло отчётливое и неумолимое: так правильно. Так и должно быть. Я одна. Я никому не нужна. Им всем нужна только моя кровь. И кому какое дело до того, что мне не хочется умирать? Законы мироздания куда как важнее. Десяток жизней. Любимая девушка. Родные и близкие. Прорыв в науке. А Крэйтон подошёл совсем близко.

Я отвернула от него голову и закрыла слезящиеся глаза, не в силах отстраниться как-нибудь иначе. Я была неправа насчёт секунд. Смерть не придёт мгновенно. Жизнь будет выходить из меня капля за каплей, в ужасающе буквальном смысле слова. Кровь будет вытекать, а я — постепенно слабеть, понимая, что в какой-то момент ослабну окончательно и тогда просто исчезну. Усну? Потеряю сознание? Какая разница?

Я всё-таки не удержалась, открыла глаза, чтобы увидеть, как лезвие хирургического ножа сверкнуло, опускаясь под левую руку, чтобы впоследствии, поднявшись чуть выше, перерезать вену на запястье. А потом чьи-то пальцы перехватили запястье самого Крэйтона и сжали с такой силой, что нож выпал из его руки. Дамиан рывком развернул лекаря к себе лицом и отшвырнул в сторону с такой силой, что тот ударился головой о стену пещеры и сполз на землю. Выглядел Дамиан непривычно: одежда помята и перепачкана, рукава засучены, на рубашке подозрительного цвета пятно, а лицо такое злое, что впору было бы испугаться и мне. Вот только пугаться ещё сильнее я уже не способна. Да и не напугает меня Дамиан после всего, что мне довелось пережить, даже если склонится над моей шеей и сверкнёт ослепительно-белыми клыками. Уж лучше пусть он мою кровь выпьет, чем кто-то ещё.

Между тем клыков Дамиан не обнажал, зато отлетевшего в сторону Крэйтона нагнал быстро, ударил лекаря сапогом по рёбрам, прежде чем тот успел подняться, а затем запрокинул ему голову, взявшись за волосы. Но Крэйтон уже закатил глаза. Оставив его валяться на полу без сознания, Дамиан поспешил обратно ко мне.

— Тише, девочка, — сказал он, извлекая из ножен кинжал и перерезая стягивавший мои ноги ремень. — Сейчас.

Он зло пнул ногой стоявшую справа от меня чашу. Сосуд опрокинулся, жидкость, показавшаяся мне теперь чёрной, потекла по полу пещеры. Дамиан перерезал веревку, удерживавшую мою правую руку. Обходить алтарь не стал, просто перегнулся, перерезая вторую. И помог мне сесть, осторожно поддерживая спину.

— Цела?

Он вглядывался мне в глаза, так, словно определить, цела я или нет, можно было исключительно по ним. Я вцепилась в его локоть, хоть это и заставляло мою собственную затекшую руку в очередной раз отозваться острой болью.

— Кажется. — Я улыбнулась сквозь слёзы; впрочем, скорее это был истеричный смешок.

— Ш-ш-ш. — Дамиан очень мягко высвободил руку и принялся осторожно перерезать верёвки, которые по-прежнему были обмотаны вокруг моих запястий. — Сейчас я тебя отсюда заберу.

— Их тут трое, — взволнованно сказала я. — Снаружи было двое и этот…

— Тех двоих уже нет, — успокаивающим тоном ответил Дамиан. — А этот — тоже труп, — добавил он, резко оборачиваясь к поднявшемуся и шагнувшему в нашу сторону лекарю.

Кинжал вернулся обратно в ножны. Вместо него из других ножен выскользнул куда более внушительный меч. Внушительности ему добавлял тот факт, что свежая кровь, перепачкавшая клинок, ещё не успела высохнуть.

— Лучше брось эту игрушку и не дразни меня, — посоветовал он, кивая на второй нож, обнаружившийся в руке у Крэйтона.

На сей раз не хирургический, а скорее охотничий. Лекарь облизал губы, поглядел на окровавленный меч Дамиана, правильно оценил свои силы и разжал пальцы. Нож упал на пол.

— Как вам удалось найти это место? — спросил Крэйтон, глядя на Дамиана скорее подозрительно, нежели испуганно.

По-моему, он ещё не до конца осознал, что весь его грандиозный план провалился, да и шансы выжить близки к нулевым.

— Тебе интересно, да? — презрительно отозвался Дамиан. — Ладно, будем считать это последним желанием приговорённого. Ты даже не счёл нужным проверить, чью жену похищаешь.

— Я знаю, что вы служили в Ансилоне, — сказал лекарь, демонстрируя, что кое-какую информацию он всё-таки счёл нужным раздобыть. — Но разве это имеет отношение к делу?

— А кем конкретно я служил в Ансилоне, не в курсе? — отозвался Дамиан. — Тебе неизвестно, что я бессчётное число раз ходил в разведку за пределы контролируемой нами территории? Зачастую в одиночку. Через джунгли и каменистые холмы. И если наши ланрежские соседи ориентируются в этих условиях не слишком-то хорошо, то аборигены приспосабливаются к ним с самого детства. Они передвигаются бесшумно, с лёгкостью уходят от слежки, а потом в самый неожиданный момент появляются у тебя за спиной, чтобы перерезать горло своими кашинами. Это оружие, сделанное не из стали, а из клыков водящихся там животных. Очень острое. Разыскать их временный лагерь и подобраться к нему незамеченным — почти невозможно, но на войне не существует таких понятий. Есть задание — и оно должно быть выполнено. Надо быть идеальным следопытом, чтобы ходить в разведку в тех местах и возвращаться оттуда живым. Твои же люди по сравнению с ансилонцами — малые дети, и след за собой оставляют, как от лесного пожара.

— Что ж, вынужден признать, тут я промахнулся. — Это было сказано тоном учёного, в формулах которого нашли ошибку, не слишком большую, но тем не менее могущую сорвать эксперимент. — Немного не доработал. Слишком поспешил, узнав о носителе Живой Крови.

Меня передёрнуло. Вот оно: носитель. Не человек, а сосуд.

— А… что вы сделали с моими людьми? — счёл нужным уточнить лекарь.

— Пойди и посмотри, — предложил Дамиан, кивая на выход из пещеры.

— Что-то мне подсказывает, что выйти отсюда вы мне не дадите, — прозорливо проговорил Крэйтон.

Дамиан хищно усмехнулся, подтверждая таким образом справедливость последнего предположения.

— Послушайте, виконт, — проговорил лекарь, покачивая головой. — Вы — умный человек. Вы поймёте. Я понимаю, сейчас вам кажется, что я — злодей и убийца, а ваша жена — невинная жертва. Но постарайтесь на минуту абстрагироваться и посмотреть на ситуацию немного с другой стороны. Есть люди, рождённые с Живой Кровью. Их ничтожно мало. Они лишены тех проблем, которые всем остальным знакомы с детства. Они долго живут и никогда, до самой глубокой старости, не болеют. Не знают, что такое лихорадка, озноб, колики, даже насморк. Их жизнь в сущности безоблачна, ибо здоровье — это для человека самое главное. А теперь подумайте об остальных людях. Они знают, что такое боль. Умирают от оспы, от воспаления лёгких, от сердечных заболеваний. Да и зачем говорить о смерти? Просто всю жизнь страдают от всевозможных неизлечимых хворей. Астма. Больное сердце. Паралич. И вот около сотни людей — понимаете, сотни! — могли бы выздороветь и перестать мучиться. Стать счастливыми. За счёт жизни всего одного человека, даже не знающего, что такое боль. Неужели вы всерьёз считаете это несправедливым?

— Мне только кажется, или вы всё больше склонялись к десятку смертельно больных и очень богатых людей? — вмешалась я.

Вот вечно я так. За то и в пансионе поначалу ругали. Человек говорит о высоком, о вселенской справедливости, о тонких материях. И тут я со своим грубым, приземлённым комментарием.

— Пусть даже так. Пусть и десятку, — не стал обижаться Крэйтон. — Десять человек, которые хотят жить. Каждый — со своей историей, своими близкими, своей душой. Десять жизней — против одной. Разве выбор не очевиден?

Я слушала и непроизвольно сжимала руки в кулаки. Он говорил очень убедительно, этот усреднённый человек, этот великий учёный. И мне казалось, что ещё чуть-чуть — и Дамиан поверит. Согласится с тем, что слова Крэйтона справедливы. Они ведь и правда справедливы, а Дамиан неглуп…

— Очень трогательно, — кивнул Дамиан. — Одна неувязка: ты плохо выбрал аудиторию. Перед тобой — закоренелый безбожник. И мне глубоко наплевать на жизнь тех гипотетических десяти человек. А вот на её жизнь — не наплевать.

Я прикрыла глаза и выдохнула с облегчением. Лекарь укоризненно покачал головой.

— Вы меня разочаровываете. Я ожидал от вас большего понимания.

Дамиан не разозлился, не рассмеялся и уж тем более не расстроился. На его лице вообще не дрогнул ни один мускул.

— Обожаю разочаровывать людей. Занимаюсь этим регулярно.

Мне сразу же припомнилась Камилла. Это о ней он говорит?

— Ну, хорошо, — проговорил Крэйтон, и теперь взгляд его стал по-настоящему напряжённым. — Вам удалось нарушить мой эксперимент. Но есть одна вещь, которую вы не учли. Обратите внимание на раствор, который вашими стараниями растёкся по полу.

Мы с Дамианом одновременно перевели взгляды туда, где тёмная жидкость успела почти полностью впитаться в песок и каменную крошку, покрывавшую пол пещеры. И в тот же самый момент Крэйтон бросился к выходу. Прошло секунд десять, прежде чем я поняла, что про раствор лекарь заговорил просто для того, чтобы отвлечь наше внимание.

Но Дамиан сориентировался куда как быстрее.

— Подожди меня, — бросил он, и спустя мгновение его силуэт уже возник в проходе, перекрывая доступ в пещеру солнечному свету.

Я снова сжала руки в кулаки, вглядываясь туда, где только что растворилась фигура Дамиана, и старательно ловя каждый звук. Мне опять стало страшно. Зачем Дамиан погнался за этим сумасшедшим? Пусть бы себе сбежал, и чем дальше от нас, тем лучше. А преследовать человека в горах, по таким тропам, как здесь, — очень опасно. Что, если Дамиан сорвётся в пропасть? Я прикрыла глаза, сделала глубокий вдох. Ты несёшь чушь, Ника. Этого не может быть. Дамиан не сорвётся.

А потом раздался крик, и всё снова стихло. Я ждала. Вскоре Дамиан быстрым шагом вошёл в пещеру.

— Что с ним? — спросила я.

— Больше никого не побеспокоит, — передёрнув плечами, ответил Дамиан.

Я никогда не спрашивала его о подробностях. Не знаю, убил ли он Крэйтона мечом или попросту сбросил со скалы. Лекарь в любом случае высоко взобрался, и ему пришлось расплатиться падением. Но мне до сих пор кажется, что Дамиан специально позволил Крэйтону сбежать из пещеры, чтобы не убивать его у меня на глазах.

Он подошёл к алтарю, и я снова вцепилась в его руку, теперь боясь выпустить хоть на мгновение. Меня трясло, в глазах стояли слёзы.

— Идём отсюда.

Дамиан взял меня на руки, я обхватила его за шею. Мы выбрались из пещеры. Снаружи было непривычно светло, и я прищурилась.

— Я могу идти сама.

— Уверена?

В том, что могу, — уверена. В том, что хочу, — нет. Я предпочла бы ничего не менять, оставаясь так же близко к нему, как сейчас, прижимаясь всем телом, чувствуя себя как никогда защищённой. Но не наглеть же, в самом деле. Ему тоже достаточно досталось, а нам ещё по узким тропкам спускаться.

— Да, — кивнула я, и он осторожно опустил меня на ноги.

Я огляделась. Справа от входа в пещеру лежал рыжебородый. Голова запрокинута, одна рука откинута в сторону, шея и верхняя часть рубашки залита кровью. Меня передёрнуло, и я поспешила отвернуться. На это неприятно было смотреть. Но мне было его нисколько не жаль. Наверное, за это тоже надо будет попросить у богов прощения. Но как-нибудь потом. Сейчас нет сил.

— А…что со вторым? — зачем-то спросила я.

Долговязого нигде видно не было.

Дамиан лаконично махнул рукой в сторону обрыва. Я кивнула. И, не оборачиваясь на пещеру, зашагала вниз по тропинке. Нам ещё предстояло возвращение домой. Небыстрое и нелёгкое.

 

Глава 15

Спуск с горы оказался очень изматывающим. Я ожидала, что при нынешних обстоятельствах, когда впереди маячила не смерть на алтаре, а замок и покой, дорога будет лёгкой. Но нет. Едва я снова оказалась на узкой ленте земли, змеившейся между пропастью и отвесным склоном, как к горлу подкатила тошнота. Я пыталась убедить себя, что всё скоро кончится, и вообще, раз добралась сюда, то дойду и обратно. Но это мало успокаивало. Напротив, вспоминая о том, насколько длинным был подъём, я понимала, что спускаться предстоит не меньше, и эта мысль вгоняла в панику.

Вскоре Дамиан остановил меня, развернул к себе и положил руки мне на плечи.

— Ника! — Он заглянул мне в глаза. — Послушай. Здесь совсем не так опасно, как тебе кажется. Поверь мне на слово, я знаю. Просто шагай осторожно и не смотри вниз. Я буду идти за тобой след в след и, если ты споткнёшься, то удержу. Ты поняла?

Я кивнула. Зашагала чуть более уверенно. Дамиан действительно не отставал ни на дюйм и поначалу даже касался рукой моей спины, чтобы я чувствовала себя надёжнее. Сказать, чтобы дорога стала лёгкой, я не могу. Но всё же немного легче.

Тем не менее через час пути спуск всё ещё предстоял долгий, а я смертельно устала. И, когда мы вышли к площадке перед очередной пещерой, Дамиан остановился.

— Здесь отдохнём, — объявил он.

Я согласно кивнула.

Дамиан обошёл площадку.

— Надо развести огонь, — сказал он затем. — Подожди немного, я скоро вернусь.

Мне чрезвычайно не хотелось, чтобы он уходил. Я боялась оставаться одна. А если он не вернётся? Почему он должен был не вернуться, не знаю, ну, а вдруг? Что я буду делать дальше? И вообще, зачем нам костёр? Да, ветер дует, но всё равно ведь жарко.

Однако вслух я возражать не решилась, и Дамиан быстро исчез из виду. Теперь и я от нечего делать обошла площадку а заодно заглянула в пещеру. Это была одна из тех, высота которых приближалась к человеческому росту, но всё равно маленькая, ничего похожего на ту, с алтарём. Я устало села, опираясь спиной о прохладный камень. Старалась держаться подальше от края.

Дамиан слово сдержал и действительно вернулся быстро, волоча за собой короткий ствол давно засохшего деревца. Несмотря на то, что склон был каменистым, чахлым деревцам удавалось прорастать тут и там, отыскивая юркими корнями необходимую для жизни влагу. Костёр здесь разжигали не в первый раз: слева от пещеры были разложены по кругу несколько камней разной формы. Золу давно уже унёс ветер, но земля между камнями выглядела почерневшей. Видимо, эта площадка была наиболее удобным местом для привала.

Дамиан воспользовался уже заготовленным местом и принялся разжигать огонь. Я отошла в сторонку и наблюдала за его действиями, кутаясь в плащ. Похоже, я была неправа насчёт погоды. Жарко мне было лишь поначалу, после тяжёлой дороги. А стоило немного отдышаться, и я быстро почувствовала, что ветер — холодный, да и вообще погода здесь отличается от той, что внизу. И тут, и там лето — всё-таки мы находились не на такой уж большой высоте, — но здесь всё же совсем не жарко.

Когда огонь благодарно затрещал, принимая подношение из сухих веток и изломанного ствола, я подошла поближе и вытянула руки, чтобы согреться. В лицо ударила волна поднимающегося от костра жара, ноздри защекотал запах дыма, хоть ветер и дул сейчас в другую сторону.

Дамиан разогнул спину и отряхнул руки от кусочков коры. Я уткнулась носом ему в плечо.

— Я была уверена, что ты меня не найдёшь, — тихо сказала я.

— Ничего подобного, — мягко возразил он. — Ты отлично знала, что я тебя найду.

И он извлёк из кармана маленькое серебряное колечко.

Я улыбнулась, садясь на корточки перед костром. Дамиан опустился рядом.

— Как ты вообще мог успеть так быстро?

— Мэгги, — отозвался он, откидывая голову уже привычным мне движением. — Я выехал из замка, направлялся к монастырю святого Веллира, у меня было дело к настоятелю. Тут смотрю — несётся Мэгги. Одна. Тебя не видно. Девчонка явно не в себе. Насилу её остановил. Она вообще не понимала, что делает, и бежала не к замку, а в противоположную сторону. Встряхнул её хорошенько и расспросил. После первых же её слов у меня глаза полезли на лоб. Стало ясно, что возвращаться в замок за людьми нельзя, уйдёт лишнее время. Я хотел отправить за ними Мэгги, чтобы прочёсывали всё кругом на случай, если не повезёт мне. Но она всё ещё была не вполне вменяема от шока. Впрочем, повезло со временем: все ведь возвращались из храма. Нам навстречу как раз шла леди Эвелина — помнишь её? Так вот, она без долгих расспросов согласилась послать с сообщением к Эддингтону своего слугу.

Он что-то ещё продолжал говорить, но я уже не слышала. Леди Эвелина? Как раз так удачно встретилась по дороге? Разумеется, совершенно случайно? Или он вовсе ни к какому не настоятелю ехал? А именно с ней и встречался?

И, хоть мы и договаривались с самого начала, что каждый живёт своей жизнью, хоть наши отношения и строились на совершенно других жизненных сферах, я вдруг почувствовала, что это для меня чересчур. Предательство Дамиана стало последней каплей, после которой выяснилось, что я не могу больше держать в себе всё, что свалилось на меня за сегодня. Я вскочила на ноги.

— Зачем ты пришёл? — закричала я, срываясь на визг. — Что, решил поиграть в героя? Ноги поразмять?

Дамиан уставился на меня в искреннем удивлении.

— Я же всё равно тебе не нужна! Я никому не нужна! Всем нужна только моя кровь! — Какая-то часть меня в общем-то понимала, что я несу сейчас что-то не то, и лучше бы промолчать, иначе потом проблем не оберёшься, но, единожды сорвавшись, сдержать себя уже не получалось. Поэтому я продолжала, лишь распаляясь всё больше, в то время как Дамиан, уже не выглядевший удивлённым, поднимался на ноги следом за мной. — Тебе было бы только лучше, если бы я умерла. Всем было бы лучше. И рано или поздно какой-нибудь очередной сумасшедший, жаждущий осчастливить человечество, всё равно поймает меня и убьёт. Уж лучше бы это произошло сейчас, и всё, наконец, закончилось!

— Понятно.

Я собиралась спросить, что ему вообще может быть понятно в этой жизни, но Дамиан, более не церемонясь, шагнул ко мне, обнял и прижал к себе. Я отчаянно пыталась высвободиться, кажется, готовая в этот момент его покалечить, из глаз брызнули слёзы. Он не реагировал никак, только продолжал держать. Наконец, я перестала вырываться и просто зарыдала, зарывшись лицом ему в грудь.

Только теперь он немного ослабил хватку и принялся гладить меня одной рукой по спине.

— Ну, что ты несёшь? — спросил он, и мягкость тона компенсировала некоторую грубость фразы. — С чего ты взяла, что никому не нужна? Раз я пришёл, значит, мне нужна, верно?

Я постепенно успокаивалась. Слёзы высохли, и я пришла в себя в достаточной степени, чтобы мне стало стыдно за только что устроенную истерику. Теперь я не знала, как посмотреть Дамиану в глаза, поэтому так и продолжала стоять, уткнувшись ему в грудь.

— Идём, тебе надо отдохнуть, — сказал он, видя, что мои рыдания окончательно стихли. — Здесь будет теплее.

Он подвёл меня к пещере, пропустил внутрь и сам вошёл, наклонив голову. Я могла стоять внутри в полный рост, он — нет.

Здесь и вправду оказалось совсем не холодно. Костёр горел очень близко и обогревал пещерку, словно камин — маленькую комнату; холодный же ветер, напротив, сюда почти не проникал. Я развязала плащ. Дамиан опустился на колени (так ему не приходилось всё время наклоняться) и расстелил свой плащ поверх жёсткой, наполовину высохшей травы, проросшей там, где камень успел превратиться в песок. Потом взял мой плащ и постелил его поверх своего.

— Ложись и поспи.

Я послушалась. Села на плащ, а потом и легла, устраиваясь так, чтобы было как можно менее жёстко. Убедившись, что я в порядке, Дамиан собрался выбираться наружу, но я почувствовала, что просто не могу его отпустить. И, на сей раз не раздумывая, обвила его шею руками.

Секунду, нет, долю секунды Дамиан, кажется, был в замешательстве. Потом, опираясь ладонями об устеленный плащом пол, он склонился надо мной, а я приподняла голову, двигаясь навстречу его губам. Это было одновременно и похоже, и непохоже на поцелуи с Эдмондом. Непохоже — потому, что прикосновений Эдмонда я никогда не жаждала так, как прикосновений Дамиана. И сам Эдмонд никогда не хотел меня так, как хотел Дамиан, — а в последнем я теперь, наконец-то, не сомневалась. Счастливо рассмеявшись этой мысли, я опустила голову обратно на плащ и потянула Дамиана за собой.

— Ника, — он чуть отстранился от меня, приподнявшись на руках, — если мы сейчас не остановимся, я пошлю всё к чёрту и больше не стану играть в эту идиотскую игру про фиктивный брак.

Я видела, как его грудь поднимается и опускается в такт учащённому дыханию.

— А тебя никто об этом и не просит, — прошептала я, снова притягивая его к себе.

— Наконец-то! — выдохнул Дамиан, с жаром впиваясь в мои губы.

Я едва успела заметить, когда успело быть отброшено в сторону моё платье и его рубашка и брюки. Кажется, в считанные секунды я осталась в одном только нижнем белье. Я прижалась губами к груди Дамиана — а сколько же можно только смотреть на его тело со стороны? — позволяя его тёплым рукам обхватить мою спину. Я почувствовала его горячее дыхание у себя на виске, а потом он поцеловал меня в ухо. Было щекотно, и я со смехом попыталась отстраниться. Его губы спустились ниже, переключившись на мою шею, зачем на ключицу.

Пальцы Дамиана слегка дрожали, когда он принялся избавлять меня от нижнего белья — тоже, кстати сказать, весьма умело. Подсказки касательно того, что где и как расстёгивается, ему точно не требовались. Когда моя многострадальная грудь, так активно обсуждавшаяся жрицами в пансионе, освободилась от корсета, я испытала чувство неловкости, но, к счастью, в пещере было не слишком светло.

Я знала, что сейчас будет больно, и непроизвольно зажалась, готовясь пройти через это ощущение. Дамиан почувствовал моё напряжение, успокаивающе погладил по голове, нежно поцеловал в макушку, в лоб, в губы, но дольше задерживаться уже не мог.

Забавно. Столько разговоров про эту болезненность, столько ожиданий, столько напряжения. А больно не было почти совсем. Буквально самую малость, да и то лишь долю секунды. И те ощущения, которые последовали затем, заставили начисто забыть даже об этом мгновении.

В религиозной среде, где я была воспитана, к этому занятию принято относиться как к вынужденной мере — ибо на свет следует производить потомство, — но при этом как к процессу самому по себе грязному, исключительно плотскому и потому греховному. Мне же испытываемые сейчас ощущения вовсе не казались сугубо плотскими. Физическое удивительным способом переплеталось в происходящем с духовным, и одно было никак не отделимо от другого. Я откинула голову назад и прикрыла глаза, полностью отдаваясь этим ощущениям, отвечая на движения Дамиана, отвечая на поцелуи, ловя его губы, когда они приближались к моему лицу.

И, когда всё закончилось, и Дамиан лёг на спину рядом со мной, я перевернулась набок и прижалась к нему всем телом, положив голову ему на плечо. Он крепко обнял меня, ещё сильнее прижимая к себе.

— Прости, это было слишком быстро, — сказал он мне на ухо, отдышавшись.

Быстро? Я не знаю, может быть. Я не имею ни малейшего представления о том, как это должно проходить и сколько времени занимать. Но мне понравилось.

— Всё хорошо, — ответила я, опуская голову и целуя его горячую кожу. — Мне ничего больше не нужно.

Он с лёгкой улыбкой качнул головой, прикоснувшись губами к кончикам моих волос.

— Нужно. Подожди немного, скоро узнаешь.

Я лениво пожала плечами и поёрзала, устраиваясь поудобнее. На плащах всё же было жестковато, а вот на Дамиане — мягко.

— Помнишь ту ночь, когда у нас гостила твоя матушка? — с усмешкой спросила я, играя пальцами с жёсткими курчавыми волосинками у него на груди.

— Ещё бы такое забыть! — рассмеялся он, откидывая голову назад.

— Ты о чём? — насторожилась я.

— О чём, — передразнил Дамиан. — Продемонстрировала мне себя во всей красе, в соблазнительной ночной рубашке и сиреневых чулках, а потом легла рядом со мной в постель с видом "Попробуй только тронь!".

— Вовсе у меня не было такого вида! — засопротивлялась я.

— Ещё как был!

— Не было!

— А кто, стоило моей матери выйти за дверь, запаковался в мешок, потом в одеяло и поспешил повернуться ко мне спиной? Я думал, свихнусь, вынужденный торчать с тобой в одной комнате до утра.

— Ты же сам ко мне даже не прикоснулся! — предъявила собственную претензию я.

— К тебе, пожалуй, прикоснёшься, — отозвался Дамиан, поглаживая моё обнажённое плечо. — Кто всю дорогу реагировал на каждое моё прикосновение так, будто её ударяют плетью?

— Это когда было?! — возмутилась я.

— Зато неоднократно, — отрезал он. — И вообще, обещал же я ребёнку фиктивный брак… На свою голову.

Мои плечи дрогнули от беззвучного смеха. А я-то успела напридумывать себе столько всего интересного.

— Если хочешь знать, я безумно хотела тогда повернуться к тебе и обнять, — призналась я, проводя пальцем по его щеке.

Дамиан аж приподнялся на локтях.

— Так что ж ты этого не сделала?!

— Неужели непонятно? — удивилась я. — Я же всё-таки женщина. Я не могла сама полезть к тебе с ласками, это было бы непристойно!

Дамиан закатил глаза и со стоном снова опрокинулся на плащ.

— Ника, — произнёс он затем, чётко выговаривая слова, — запомни раз и навсегда. Ни одному мужчине не нужно, чтобы в постели его женщина вела себя прилично или пристойно. Эти понятия придуманы не для алькова. Ладно, я не считаю этих твоих друзей, которые пользуются мокрыми простынями. Пристойность в постели не нужна ни одному НОРМАЛЬНОМУ мужчине.

— Как скажешь, дорогой, — кивнула я с лукавой улыбкой. — Буду иметь это в виду с другими мужчинами.

— Поговори у меня, — пригрозил Дамиан. — И, кстати, посоветуй этому своему несостоявшемуся любовнику поскорее убраться с моей территории. Не то я могу не удержать себя в руках и ненароком его покалечить.

— Он и так отлично об этом знает, — рассмеялась я. — Видел бы ты себя тогда со стороны!

— Что, было так заметно? — спросил он, взглянув на меня исподлобья.

— Ещё как!

— Откуда ты вообще его раскопала? — не без раздражения спросил Дамиан.

— На ярмарке, по рекомендации одной знакомой, жены оружейника, — не таясь, ответила я.

— По рекомендации?! С каких пор жёны оружейников рекомендуют виконтессам любовников, да ещё и не опасаясь остаться после этого без семейного дела?

Кажется, Дамиан снова начинал сердиться вполне всерьёз.

— Да никакой он не любовник, — отмахнулась я. — Он — наёмник-аферист, был в нашем городе проездом, искал подработку. Вот я его и наняла, чтобы изобразил перед тобой кандидата в любовники. Только ты не думай, — поспешила добавить я, — я его в подробности не посвящала. Сказала, что мы с мужем в шутку поспорили на моё право завести любовника. А муж проспорил. Дескать, заводить настоящего любовника не собираюсь, но разыграть мужа хочу. У парня профессиональное чутьё, так что он виконтство покинул в тот же день, от тебя подальше.

Судя по выражению лица Дамиана, в его душе сейчас боролись принципиально разные эмоции. Чувство облегчения в связи с тем, что никакого любовника я заводить не собиралась, спорило с раздражением по поводу розыгрыша. Я прижалась к нему посильнее, способствуя тому, чтобы первая из перечисленных эмоций взяла верх. Похоже, что сработало. Хотя он неодобрительно качнул головой, но при этом не злился и даже принуждённо улыбнулся.

— Отлично! — В его тоне сквозило возмущение, но я прекрасно видела, что оно напускное. — Я отношусь к ней как к пансионерке. Стараюсь на неё не дышать, дабы ненароком не шокировать. А она проводит меня, как мальчишку! Как тебе вообще пришло это в голову? — со вздохом осведомился он.

— Ты сам виноват! — заявила я.

— В чём?! В том, что имел глупость разрешить тебе завести любовника?

Хм, и в этом тоже. Но я имела в виду совсем другое.

— Эта блондинистая леди Эвелина с ярмарки. Ты так с ней кокетничал, просто душа радовалась, — обличительно заявила я.

— Я - с леди Эвелиной?!

Ему ещё и хватило наглости изобразить святую невинность!

— Если говорить точнее, то вы кокетничали друг с другом. У вас вообще было полное взаимопонимание.

— Ты приревновала меня к Эвелине?

Кажется, эта мысль ему понравилась. Я больно пнула его в бок, после чего язвительно заметила:

— О, уже и "леди" где-то по дороге потеряли!

На этот раз я попыталась заехать ему локтем, но он вовремя перехватил мою руку и отвёл от своего тела на безопасное расстояние.

— Ничего у нас с Эвелиной нет, — заверил меня Дамиан с улыбкой. — Правда. Мы просто знакомы с детства, только и всего. Это откладывает некий отпечаток на стиль общения. Поэтому может показаться, будто наши отношения теснее, чем они есть на самом деле. Да я встречаю её раз в несколько лет!

— И эти встречи, кажется, проходят чрезвычайно бурно.

Всерьёз я уже не ревновала, но устроить маленькую семейную сцену для профилактики казалось даже очень правильным.

— Не более бурно, чем ты имела возможность наблюдать, — пожал плечами Дамиан.

— Она пригласила тебя в гости! — напомнила я.

— Ничего подобного. Она пригласила в гости НАС, — поправил Дамиан. — Нас с тобой. Согласись, любовников вместе с жёнами не приглашают.

— Я не хочу к ней ехать, — капризно заявила я.

Если бы стояла, то топнула бы ножкой.

— Ну, значит, не поедем, — совершенно спокойно отозвался он.

— Точно? — подозрительно нахмурившись, спросила я.

— Я же сказал, что вижу её раз в несколько лет. — Дамиан повернулся набок и приподнялся, подпирая голову рукой. — Вот уж не думал, что мне досталась такая ревнивая жена.

— На себя посмотри! — огрызнулась я. — Тоже мне ангелочек нашёлся.

— Я и не претендую.

С этими словами он склонился надо мной и со страстью, будто в первый раз, принялся целовать в губы. На этом спор как-то сам по себе утих.

Потом Дамиан взял меня за руку, поцеловал пальцы и замер, разглядывая запястье. По его лицу пробежала тень, губы непроизвольно сжались. Ну да, красный след от верёвки был ещё вполне свежим. Дамиан мягко провёл ладонью по моей руке, потом поднёс её к губам и осторожно поцеловал запястье. Затем взял мою вторую руку, левую, и проделал то же самое и с ней. Но, распрямив её, нахмурился, уставившись на шрам и синяк, сохранившиеся до сих пор в районе локтевого изгиба.

— Это ведь не сегодня? — спросил он, переводя на меня озабоченный взгляд.

Я качнула головой и, прикусив губу, спрятала руку за спину. Ясное дело, на свежий тот шрам совсем не походил, а Дамиан понимал в этом достаточно.

— Откуда? — хмурясь, спросил он.

— Это давно было, неважно, — попыталась отмазаться я.

Не тут-то было.

— Нет, важно, — отрезал Дамиан, и теперь выражение его лица было предельно серьёзным. Он сел, взял меня за руку и снова рассмотрел шрам.

— Был кто-то ещё? Какой-то ублюдок пытался добраться до твоей крови?

Я покачала головой.

— Нет, я сама.

— Что сама? — Он внимательно смотрит мне в глаза, неготовый принять ложь. — Ты кого-то лечила? Кого и когда?

Я снова прикусила губу, непонятно от чего почувствовав себя виноватой. А Дамиан вдруг прикрыл глаза и с негромким стоном откинул голову назад.

— Ясно, — сказал он затем. — То-то я думал, что слишком легко отделался.

Он снова посмотрел на меня, а затем вытянул руки и прижал меня к себе. Я уткнулась ему в плечо.

— Почему ты ничего не сказала?

Дамиан обнимал меня нежно и в то же время крепко, словно боялся, что я могу высыпаться песком сквозь пальцы.

— Не знаю. — У меня действительно не было точного ответа. — Я… Наверное, мне показалось, что это заденет твою гордость и независимость, и ты разозлишься.

— Спасла меня и боялась, что я разозлюсь. — Его растопыренные пальцы обхватили мою голову и ещё крепче прижали к себе. — Сколько понадобилось крови?

— Порядочно, — уклончиво ответила я.

— То есть много?

— Много.

— Кто-то тебе помогал?

— Нет. Я не хотела, чтобы кто-нибудь про меня узнал, боялась.

И правильно боялась. Об этом тоже надо будет ему рассказать, но потом. Чуть позже. Сейчас совершенно не хотелось говорить об Амандине.

— То есть ты всё делала одна?

Теперь Дамиан отстранился и, держа меня за локти, снова заглянул в глаза.

— Ника, ты понимаешь, насколько это было опасно? Ты могла потерять сознание и истечь кровью.

— Понимаю, — спокойно кивнула я. — Но ведь не истекла же? И потом, я предприняла меры предосторожности. Я вычитала всё, что нужно, в той книге из твоей библиотеки.

— Из нашей библиотеки, — поправил он.

Я неуверенно улыбнулась. Совершенно не привыкла воспринимать что бы то ни было в замке как "наше". Мои вещи были моими. Всё остальное принадлежало Дамиану. Разве не так должно быть при фиктивном браке? Вот только после того, что произошло сегодня, навряд ли его можно по-прежнему считать фиктивным.

— Что со мной было? — спросил Дамиан, и я почувствовала в его голосе сильное напряжение.

— Не всё ли равно? — повела плечом я. — Это уже в прошлом.

— Я хочу знать. А Истор явно слукавил; как я теперь понимаю, не без твоего вмешательства.

— Я попросила его не пугать тебя тем, чего всё равно удалось избежать.

— И всё-таки?

Он был настойчив, и я, помявшись, всё же ответила:

— Паралич. Обеих ног и, возможно, руки. Правда, рука могла исцелиться, — оптимистично добавила я, словно оправдываясь за такой суровый диагноз.

Лицо Дамиана стало будто каменным. Он окончательно отстранился, выпустив мои руки, а его невидящий взгляд заблуждал по стене пещеры.

— Такого я не учёл, — глухо сказал он, снова переводя на меня глаза. — Не скрою, я понимал, что когда-нибудь могу погибнуть в одной из таких схваток, и ничего не имел против. А вот такой возможности не предвидел…

Я видела, насколько он шокирован, и сильно сожалела о том, что согласилась сказать правду.

— Послушай, всё ведь уже позади, — мягко сказала я, гладя его по руке. — Этого не случилось и никогда уже не случится.

Взгляд Дамиана постепенно стал более сфокусированным; он привлёк меня к себе и поцеловал в висок.

— Спасибо тебе, девочка, — прошептал он мне на ухо. — Я был не вправе ожидать от тебя чего-либо подобного.

— Возможно, память мне изменяет, — произнесла я шутливым тоном, — но я всё-таки твоя жена.

— Суть брака заключалась в том, чтобы я защищал тебя, а не наоборот, — возразил Дамиан. — Ты вовсе не должна рисковать жизнью из-за моих промахов. — Он немного помолчал, а затем добавил: — Но если такое когда-нибудь случится, просто перережь мне горло.

— Угу, вот именно этим и займусь, — пообещала я. — Потренируюсь только. Придушить можно?

— Можно, — проявил покладистость Дамиан, и я незамедлительно схватилась пальцами за его шею.

Он же вероломно развёл мои руки в стороны.

— Так нечестно! — возмутилась я. — Ты не должен был сопротивляться!

— Почему это? — насмешливо поинтересовался он.

— А потому, — обиженно огрызнулась я. — Мог бы пойти собственной жене навстречу. Пусть даже и фиктивной.

Ну да, про фиктивную — это я пококетничала. Хотела увидеть его реакцию. Что он скажет? Или пропустит мимо ушей, будто так оно и должно быть?

Реакция превзошла все мои ожидания.

— Ах, фиктивной? — повторил Дамиан. — Ну всё, держись.

Он перевернул меня на спину и склонился сверху, целуя губы, щёку, висок, мочку уха. Смеясь, я обвила его шею руками и тоже принялась целовать, сначала в губы, потом в подбородок, потом в загорелую шею. Страшно на этот раз уже не было, и боли не было тоже — ну, если только самую малость буквально в первый момент. А потом вернулись всё те же ни с чем не сравнимые ощущения, и я снова закрыла глаза, чтобы в мире не осталось ничего, кроме Дамиана и его прикосновений. А он ни на секунду не переставал ласкать меня губами, гладил пальцами кожу, а его движения становились всё более и более настойчивыми. Со мной стало происходить нечто странное; сердце заколотилось в бешеном ритме, я закусила губу, с силой сжала пальцами плечи Дамиана, подаваясь вперёд, отчаянно отзываясь на каждое его движение. Счёт времени потерялся, все мысли ушли в небытие, а наслаждение смешалось с диким, нестерпимым напряжением, которое всё возрастало, пока, наконец, не довело меня до высшего пика исступления, резко сменившись потом расслабленностью.

Я обессиленно откинулась на плащ, тяжело дыша через рот, голова сама откинулась набок. Дамиан поцеловал мою руку и нежно провёл пальцами по лбу, откидывая налипшие на него волосы.

— Ты в порядке? — спросил он.

Я кивнула, хотя и не очень уверенно. Мне было хорошо, очень хорошо, но в то же время произошедшее сильно меня смущало. И я решилась задать тревоживший меня вопрос.

— Дамиан…

— Да?

— То, что я почувствовала… это нормально?

Он улыбнулся, привлекая меня к себе.

— Совершенно нормально. Как раз для этого это всё и делается. В том, чем мы сейчас занимались, был только один недочёт, хотя и очень грубый.

— Какой? — напряглась я.

Дамиан успокаивающе погладил меня по голове.

— Мы не воспользовались влажной простынёй. Прости, я просто забыл её прихватить, когда полез в горы.

Я с облегчением выдохнула. Пожалуй, такой страшный недочёт моя низко духовная натура в состоянии пережить.

— А я думала, всё это делается для того, чтобы рожать детей, — пробормотала я, опять прикрывая глаза.

— А одно другому не мешает, даже наоборот, — хмыкнул он.

— То-то твоя мама порадуется.

— Если узнает, при каких обстоятельствах всё происходило? Не стоит настолько торопиться делать меня сиротой.

— Что-то мне подсказывает, что твоя мать переживёт нас обоих, — заявила я, с трудом подавив зевок.

Дамиан тихонько рассмеялся.

— Потеря девственности идёт тебе на пользу: ты начинаешь говорить то, что думаешь, — заметил он.

— Зря радуешься, — пробормотала я, поворачиваясь набок и сворачиваясь калачиком. Очень хотелось спать. — Когда-нибудь это моё новое качество может обернуться против тебя.

— Жду — не дождусь, — насмешливо откликнулся он, кладя руку мне на спину, отчего я почувствовала себя ещё увереннее и уютнее. — Поспи. Тебе нужен отдых.

И я уснула.

Проснувшись, я сладко потянулась, чувствуя себя прекрасно, несмотря на жёсткость ложа. Открыла глаза. И вот тут-то испугалась. В пещере было совсем темно. Дамиана рядом не было. Я вскочила и, быстро завернувшись в подхваченный с пола плащ, высунулась наружу.

Беспокойство тут же отпустило. Дамиан был здесь, сидел на корточках возле почти потухшего костерка и подкидывал в него свежесобранный хворост. Языки пламени подскакивали робко и неуверенно, словно неоперившиеся птенцы, мать которых принесла им на завтрак червячков. Кроме костра, площадку освещал свет звёзд, которых было на небе невероятно много. Видимо, за то время, что я спала, ветер успел разогнать облака.

Дамиан сразу же заметил моё появление, хоть и сидел к пещере спиной, поднялся на ноги и шагнул мне навстречу.

— Проснулась? — спросил он, привлекая меня к себе.

— Да. Уже что, совсем поздно?

— Угу. Глубокая ночь, — усмехнулся он. — Мы с тобой проспали всё на свете. Сейчас никуда идти уже нет смысла: путешествовать ночью в горах — это попахивает самоубийством. Придётся остаться здесь до утра.

Я пожала плечами и потянулась. В общем-то ничего против этого я не имела. Хоть и хотелось, конечно, добраться до более мягкой постели и подогретой воды. Но с этим можно немного подождать.

— До рассвета ещё несколько часов, — сказал Дамиан, пристально меня рассматривая. Я сообразила, что, пока потягивалась, плащ съехал, оставляя меня почти обнажённой, и поспешила снова закутаться. — Можешь пока пойти доспать.

— Мне спать совсем не хочется, — возразила я, подходя к костру.

— Это плохо, — заметил Дамиан. — Как раз к тому времени, как пора будет идти, почувствуешь себя усталой. А дорога предстоит не такая уж короткая.

— Подумаешь, — протянула я, снова потягиваясь, но на этот раз более осторожно. — Если я устану, ты же понесёшь меня на руках, правда?

— Вот, значит, как? — Он сокрушённо покачал головой. — А ведь брал в жёны скромную девочку без претензий!

Только я собралась возмутиться, как он подхватил меня на руки и прошептал на ухо:

— Не волнуйся, я пронесу тебя на руках столько, сколько понадобится. А пока, — он опустил меня возле входа в пещеру, — если хочешь посидеть снаружи, то лучше оденься, не то замёрзнешь.

— Ладно.

Огонь уже разыгрался и разросся, но в пещере всё равно было темно, и я с трудом разыскала своё платье и бельё. Заморачиваться с корсетом не стала, просто запаковалась в платье и вылезла наружу. В лицо подул прохладный ветерок. Дамиан, наклонившись, вошёл внутрь — к слову, он уже был одет всё в те же брюки и рубашку, — извлёк из пещеры наши плащи и перестелил их возле костра. Я села и обхватила руками колени, он устроился рядом и обнял меня за плечи. Мне стало невероятно спокойно и уютно, несмотря на то, что мы находились в совершенно диком месте и при полном отсутствии комфорта. Вот только я вдруг осознала, что ужасно голодна.

— Есть хочешь? — спросил Дамиан, словно прочитал мои мысли.

— А разве есть что? — с сомнением покосилась на него я.

— Роскошного обеда не будет, но кое-что найдётся, — ответил он, вставая. — Сейчас, к счастью, не зима.

Дамиан отошёл куда-то в сторону и вскоре вернулся, неся в руках несколько плодов. Я присмотрелась. Здесь были клубни георины, растения очень неприхотливого и потому растущего даже в той ущербной почве, что находится в здешней каменистой местности. Их подземные клубни съедобны и имеют приятный, сладковатый вкус. Кроме того, у Дамиана в руках были уже очищенные драконовы фрукты, так в просторечье называют плоды здешних высоких кактусов. Мясистые, сочные, они тоже съедобны, вот только их необходимо предварительно очищать от шкуры, поскольку они, как и весь кактус, покрыты многочисленными мелкими колючками. Незнающий человек, сорвав такой плод и незамедлительно откусив, гарантированно получит незабываемые ощущения. Впрочем, Дамиан незнающим человеком не был, и фрукты заблаговременно очистил.

Я жадно накинулась на еду. И не переставала удивляться: как ему удаётся функционировать на такой-то местности? Всё, на что хватает меня на здешних тропках, — это кое-как переползать от точки до точки, крепко прижимаясь к склону, чтобы не упасть. А он умудрился притащить сюда древесный ствол, потом дополнительный хворост, да ещё и набрать где-то плоды.

Дамиан улёгся на плаще, заложив руки за голову, и, наевшись, я пристроилась рядом, положив голову ему на локоть. И принялась рассматривать звёзды, благо прямо надо мной открывалась такая красивая картинка.

— Вон там Большая Медведица, да? — неуверенно спросила я, пытаясь указать пальцем на несколько звёзд.

— Вот здесь.

Он взял мою руку и передвинул немного в сторону.

— А созвездие Рейи? — спросила я. — Никогда не могу найти, хоть нас и обучали.

— Смотри. — Дамиан вытянул руку. — Вон та яркая звезда, видишь? Чуть желтоватая. А теперь смотри чуть левее. Две звезды, одинаковые, на небольшом расстоянии друг от друга — это глаза Рейи. Россыпь звёзд ещё левее — это её волосы.

— А Делв?

— Делв на юге.

Мы дружно развернулись, чтобы разглядывать созвездие было удобнее.

— Откуда у тебя такие познания? — подозрительно спросила я. — Что, романтическая юность в женском обществе?

— Причём тут романтика? — фыркнул он. — Как ещё прикажешь находить по ночам дорогу на незнакомой местности?

— Ты правда был следопытом? — с интересом спросила я.

— Был, — подтвердил Дамиан, не отрывая взгляда от звёзд. — Но это вторично. Скажем так: я добывал информацию разного рода и разными способами. А ради крохотного клочка жизненно важной информации иногда приходится по трое суток ползать по каким-нибудь джунглям.

Расскажи мне кто-нибудь об этом ещё недавно, я бы попросту не поверила. Не смогла бы представить себе всегда безупречно выглядящего Дамиана ползущим по влажной земле или беззвучно подкрадывающимся со спины к часовому. Но вот после сегодняшнего — или всё-таки вчерашнего? — дня — могла.

— Скажи, — не знаю, отчего, но это вдруг показалось мне важным, — а в те времена ты тоже не ходил в храм?

— В те времена — ходил, — отозвался Дамиан, на этот раз отводя глаза от звёздного неба, чтобы взглянуть на меня. — А что, — спросил он с усмешкой, — теперь, когда ты стала моей настоящей женой, ты всё-таки надумала наставить меня на путь истинный?

— Вот ещё! — фыркнула я. — Ты мне и такой нравишься.

— Неужели? — хмыкнул он, но готова поспорить: ему приятно было это слышать. — И что же, тебя нисколько не тревожит тот факт, что твой муж отправится после смерти к демонам?

Я перевернулась на живот и повернула к нему голову, опираясь рукой о подбородок. Настроение шутить резко пропало.

— Знаешь, Дамиан, мне достоверно известно, что Эдмонд ходил в храм. Что-то мне подсказывает, что и этот сегодняшний людоед тоже бывал там вполне регулярно. Да даже если говорить не о них. Я четыре года провела в религиозном пансионе. Видела там массу жриц и немного меньше жрецов. И… В общем, я сильно сомневаюсь, что именно они стоят первыми на очереди в Последний Чертог Триады.

— Понимаю, — проговорил Дамиан. — Я тоже успел кое-что увидеть и…полюбоваться на жрецов Триады в действии.

— Ты после этого стал безбожником? — предположила я.

— Отчасти, — кивнул Дамиан. — Было кое-что ещё.

Он замолчал. Я очень хотела расспросить его, но чувствовала, что вдаваться в подробности он сейчас не намерен. Возможно, когда-нибудь потом. Пока же разговор приобрёл слишком серьёзное направление. Такое — не для этой ночи.

— Так что, — закруглила я шутливым тоном, — думаю, с тем, чтобы наставлять тебя на путь истинный можно по меньшей мере повременить.

Я повернулась и легла набок к Дамиану лицом. Он смотрел, прищурившись, и взгляд его был какой-то непонятный. Я всё никак не могла определить, что он означает, и тут Дамиан с совершенно серьёзным видом произнёс:

— Ника, выходи за меня замуж.

— Не могу, — сглотнув, ответила я.

— Почему?

— Я уже замужем.

Я виновато развела руками.

— В самом деле? — изогнул брови Дамиан. — И кто же этот счастливчик? Он настолько лучше меня?

— Он — хуже, — горячо заверила я. — По правде говоря, он совершенно ужасен. Мрачный, нелюдимый, грубый, бесчувственный, старый.

— Даже старый? — с интересом переспросил Дамиан. — Хм… Вынужден признать, что я и сам женат.

Он взял мою руку в свою и провёл большим пальцем по ладони.

— На ком? — осведомилась я.

Дамиан скривился.

— Девчонка-пансионерка, религиозная фанатичка. Шпионит за мной, так и норовит наставить на путь истинный и при этом не позволяет даже к себе прикоснуться.

Я сочувственно покачала головой.

— Да уж, тебе не повезло.

— Нам обоим не повезло, — вздохнул Дамиан. — Но есть один положительный момент. Луч надежды. Видишь ли, оба брака — фиктивны, а значит, некоторым образом недействительны.

— И что ты предлагаешь? — подняла брови я.

— А я уже предложил. Выходи за меня замуж.

— С удовольствием. И как мы это сделаем?

Дамиан извлёк из кармана серебряное колечко — то самое, которое я оставила для него на дороге. До сих пор оно так и хранилось у него.

— Ника, — торжественно произнёс он, с улыбкой, почти с вызовом глядя мне в глаза, — согласна ли ты взять в мужья присутствующего здесь Дамиана? Согласна ли ты служить ему опорой, как земля, окружить его заботой, как вода, и стать ему нужной, как воздух?

— Согласна, — не задумываясь, ответила я. В моих глазах плясали смешинки. — Дамиан, согласен ли ты взять в жёны присутствующую здесь Нику? Согласен ли ты служить ей опорой, как земля, окружить её заботой, как вода, и стать ей нужным, как воздух?

— Согласен.

В его голосе было столько уверенности, сколько, наверное, редко бывает у стоящих перед алтарём женихов.

— Пред ликами Рейи, Делва и Калма объявляю присутствующих здесь Дамиана и Нику мужем и женой.

С этими словами Дамиан надел кольцо мне на палец.

Я на мгновение подняла глаза к небу. Созвездия Рейи, Делва и Калма взирали на нас с высоты, излучая тёплый, успокаивающий свет. Это ли не благословение? И так ли им важно, кто ходит в храм, а кто нет? Так ли велика в их всевидящих глазах разница между алтарём и двумя плащами, расстеленными возле костра?

Дальше по правилам шёл поцелуй. И в этот раз он не был ни холодным, ни целомудренным.

 

Глава 16

Нам всё-таки удалось поспать ещё несколько часов, хотя, буду откровенна, ко сну мы перешли не сразу. Утром мы продолжили спуск. Самая тяжёлая часть пути осталась позади; узкая тропа над пропастью вскоре закончилась, сменившись более безопасной дорожкой, которая постепенно спускалась к подножию. Временами спуск становился резким, и приходилось прилагать усилия, чтобы не побежать. На таких участках Дамиан проходил немного вперёд, затем останавливался и подавал мне руку.

Внизу у ручья обнаружился гнедой жеребец Дамиана, которого он был вынужден оставить у подножия, прежде чем забираться в горы. Однако питья и травы здесь было вдосталь, и послушный конь поджидал своего хозяина, сильно не удаляясь от места их расставания. Дамиан посадил меня в седло перед собой. Конь, кажется, был не в восторге, но в целом держался достойно.

А вскоре мы встретили один из отрядов, снаряжённых на мои поиски. Следуя приказу Дамиана и более конкретным распоряжениям Эддингтона, несколько таких отрядов прочёсывали местность. Однако повторить путь, проделанный мною, а затем и Дамианом, никому не удалось. Солдаты явно разбирались в следах значительно хуже своего господина. Зато домой мы возвратились с относительным комфортом.

Как только мы въехали в ворота, в замке началась суматоха. Ко входу сбежались слуги, меня обступили горничные, все суетились, что-то говорили, а я почувствовала страшную усталость. И, сквозь пелену перешёптываний и причитаний, услышала громкий и спокойный голос Дамиана, отдающего приказы.

— Пусть приготовят обед для двоих, и как можно быстрее. Нагрейте воду, приготовьте горячую ванну для хозяйки, потом для меня.

— Простите, господин виконт, в какую комнату всё это доставить? — осторожно осведомился дворецкий.

Дамиан обернулся ко мне.

— Хочешь отдохнуть у себя или пойдёшь ко мне? — спросил он.

Отдохнуть мне хотелось. Отдохнуть у себя — нет. Мне вообще не хотелось отходить от него ни на шаг.

— К тебе, — без особого смущения ответила я.

Сам ведь предложил.

— Всё поняли? — Дамиан снова повернулся к дворецкому. — Ванну и обед — в мои покои. И пусть горничные принесут хозяйке одежду. Дальше. Эддингтон в замке?

— Нет, — покачал головой дворецкий. — Он отправился на поиски госпожи, вместе с одним из отрядов.

— Ясно. Информация о нашем возвращении распространится быстро. Когда он вернётся, пусть зайдёт ко мне.

После этого мы с Дамианом вместе поднялись в его покои.

Полчаса спустя я расслабленно нежилась в тёплой воде и воздушной мыльной пене, блаженно откинув голову назад, на бортик ванны. Личные покои Дамиана состояли из двух комнат, спальни и ещё одной, менее интимной, в которой хозяин читал, обедал (большие общие трапезы в замке приняты не были) и изредка кого-то принимал. Рабочий кабинет, основная приёмная и комнаты для слуг располагались отдельно. Ванна на изящных металлических ножках была сейчас водружена для меня в центре спальни; Дамиан же находился в соседней комнате.

В дверь постучали. Не в мою, в дверь второй комнаты, той, где сидел сейчас Дамиан. Он открыл, и я услышала голос Эддингтона. Они с Дамианом прошли в комнату и принялись что-то обсуждать. Сначала я не прислушивалась. Но голоса звучали тревожно и серьёзно, а по доносившимся до меня обрывкам разговора я поняла, что речь идёт об Амандине. И всё-таки прислушалась. Дверь, отделявшая меня от говорящих, была прикрыта, но тоненькая щёлка оставалась, и звуки хоть и плохо, но всё-таки проникали в спальню.

— Вот ведь тварь! — Эддингтон явно добавил пару слов покрепче, но при этом понизил голос, так что я их не разобрала. Вот ведь незадача… До самой старости меня будут держать необразованной, что ли? — Надо понять, куда она теперь могла зарыться.

По дороге назад я успела рассказать Дамиану об участии Амандины в моём похищении и обо всех подробностях разговора с ней, состоявшегося в карете.

— Моя жена говорит, она упоминала какой-то домик в горах, — ответил Дамиан. — Якобы сможет там пересидеть, пока мы её ищем. Даже это, стерва, предусмотрела. Хотя рассчитывала на то, что про её роль никто не узнает. Нам всем повезло, что эти ублюдки не убили Мэгги. Впрочем, это не только везение. Девушка проявила смекалку и храбрость, и заслуживает награды. Этим я займусь. Но сейчас о другом.

— Домик в горах — это уже что-то, — сосредоточенно произнёс Эддингтон. — Таких, конечно, не один и не два, но все они сосредоточены на одном участке.

— А эта дура ещё и собиралась искать для него покупателя, — добавил Дамиан. — Хотела продать его прежде, чем сбежит с моей земли.

— Жадность победила в борьбе с осторожностью, — констатировал Эддингтон. — Такое бывает.

— Узнав о том, что Ника благополучно вернулась домой, продавать дом Амандина, конечно, раздумает. И тем не менее, полагаю, теперь у нас достаточно данных, чтобы её найти.

Это была наполовину констатация, наполовину вопрос.

— Вполне, — согласился Эддингтон.

— Вот и отлично. Сначала разведайте всё по-тихому, чтобы не спугнуть. Потом будет лучше задействовать небольшой отряд, но хорошо проверенных людей. Я не хочу поднимать вокруг этой истории шум.

— Что с ней сделать?

Короткая пауза.

— Вздёрнуть на ближайшем суку.

Голос Дамиана прозвучал мрачно, но уверенно.

По правде сказать, я не ожидала такого ответа. Но все знают, как опасно играть с огнём. Один раз Амандине удалось выйти сухой из воды, воспользовавшись тем особым положением, которое она занимала прежде в замке. Её сообщнику досталось тогда куда сильнее. Она рассчитывала, что всё сойдёт ей с рук и во второй раз. Ошиблась. Всякому терпению положен предел. Да и попытка убийства — это уже не просто интрига, призванная погубить чью-то репутацию. Впоследствии я узнала, что Амандину действительно разыскали и повесили, на следующий день после нашего с Дамианом возвращения.

Они ещё немного поговорили, потом Дамиан постучался ко мне.

— Ника?

— Да?

— Можно я войду?

— Конечно, если ты один.

— Разумеется.

Он вошёл, лишь слегка приоткрыв дверь, и сразу же снова закрыл её за собой, из чего я сделала вывод, что Эддингтон ещё там.

— Ника, — Дамиан опустился на корточки возле ванны, — ты можешь припомнить, как выглядел третий преступник, тот, что управлял каретой?

Я нахмурилась. Воспоминания были не слишком приятные, но я отлично понимала, что это важно. И описала третьего воина, так, как смогла.

— Спасибо.

Дамиан поцеловал меня в лоб и вышел, плотно закрыв за собой дверь.

Они проговорили ещё некоторое время, но на сей раз я разговора не слышала. Потом, когда за Эддингтоном захлопнулась наружная дверь, Дамиан вернулся ко мне. Он снова присел на корточки и опёрся руками о бортик ванны.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

— Нормально, — кивнула я.

Мне было хорошо… почти хорошо. Но от похищения и алтаря, от того, как меня тащили в горы и чуть было не оставили медленно умирать, истекая кровью, на душе оставался тяжёлый осадок. И вряд ли от него удастся быстро отделаться.

Дамиан нежно провёл рукой по моему лбу. Я прикрыла глаза и почувствовала, как его палец, покрытый мыльной пеной, коснулся моего носа.

— Перестань!

Я засмеялась и попыталась стукнуть его по руке. На пол полетели брызги.

— Отдыхай. — Он поцеловал меня в губы. — Останешься этой ночью со мной?

— Да.

Я улыбнулась.

Обычно мне требуется немало времени, чтобы уснуть, но этим вечером в объятиях Дамиана я погрузилась в сон очень быстро. А ночью меня разбудил крик. Громкий. Отчаянный. Я резко села на постели, с шумом втягивая в лёгкие воздух. И, проморгавшись, поняла, что кричал Дамиан, что он уже проснулся и успел встать с кровати. Он прошёл в угол спальни, туда, где на широкой низко висящей полке стоял кувшин с водой и таз, взял кувшин и вылил воду прямо себе на голову. Потом со стуком распахнул окно и высунулся наружу, подставляя лицо ночному ветру.

— Дамиан?

Он не ответил, и я встала с постели. Одежды на мне не было, как, впрочем, и на Дамиане, но в этот момент стеснение казалось совершенно неактуальным. Не обуваясь, я подошла к нему и мягко положила руки на плечи. И тут же почувствовала, как сильно напряжены его мышцы и как тяжело он дышит.

Первые пару секунд Дамиан никак не реагировал на моё приближение, потом положил руку на мою ладонь и крепко сжал. Настолько крепко, что мне стало больно, но я никак этого не показала.

— Тебе приснился кошмар, да? — негромко спросила я.

Он медленно отвернулся от окна и попытался сфокусировать на мне блуждающий взгляд. Взгляд был тяжёлым, затравленным, отчаянным — таким же, как недавний крик.

— Да, — хрипло сказал Дамиан.

Он быстрым шагом прошёл по комнате из стороны в сторону, крепко сцепив руки. Его дыхание по-прежнему было тяжёлым.

— Прости, — сказал он, останавливаясь напротив меня. — Я не должен был оставлять тебя здесь ночевать. Просто… не захотел тебя отпускать. И был неправ. Мы сейчас позовём горничную, она проводит тебя в твои покои, и впредь ты будешь спать там. Чтобы я тебя не тревожил.

— Отлично, — с притворной улыбкой протянула я. — Просто чудесно. То есть ты на мне женишься, лазаешь за мной в горы, спасаешь от всяких вампиров, вдобавок заваливаешь ваннами и шоколадом, но держишь на расстоянии вытянутой руки, чтобы, не приведите боги, я лишний раз не проснулась ночью?

По нахмуренному взгляду Дамиана я увидела, что он не вполне понял причину моего недовольства. Подошла к нему, взяла за руку и, взглянув в глаза, объяснила:

— Не надо опекать меня, ограждая от твоей жизни. Я поклялась служить тебе опорой и окружить заботой, если ты не забыл. Не делай из меня клятвопреступницу.

Он рассеянно погладил меня по щеке, потом отвернулся и снова прошёлся по комнате. Я видела, что он не успел ещё успокоиться после плохого сна, и, будучи на взводе, выплёскивает избытки нервозности в движении.

— Дамиан! — позвала я.

Он снова остановился и вопросительно на меня посмотрел.

— Ты можешь просто мне рассказать?

Дамиан молчал, будто в растерянности. Посмотрел на стул, но мотнул головой и опять отошёл к окну. Видимо, почувствовал, что всё ещё не способен спокойно сидеть на одном месте. Я думаю, в любом другом состоянии он ничего бы не стал мне рассказывать. Отшутился бы и не стал травмировать девочку страшными историями. Но сейчас, когда он был более уязвим, когда кошмар продолжал впиваться ему в горло, он оказался готов раскрыться.

— Я служил тогда в Ансилоне. — Дамиан начал говорить, стоя ко мне спиной и подставляя лицо ветру, и повернулся ко мне лишь после нескольких первых фраз. — Я много раз ходил на территорию врага и добывал сведения. Иногда они играли решающую роль в выборе нашей последующей стратегии. Учитывая род моей службы, я не командовал войсками, но звание у меня было высокое, и я получал доступ к сверхсекретной информации.

По лицу Дамиана потекла капля воды, он вытер её и откинул со лба мокрые волосы.

— Иногда я ходил один, иногда нас было двое или трое. У нас была отличная, хорошо сработавшаяся команда. Каждый доверял остальным, как самому себе. Так мне, во всяком случае, казалось. В тяжелейших условиях Ансилоны ни один не волновался за свою спину, зная, что её прикрывает кто-то из двух других. Чёрт с ними, с предисловиями. Однажды мы добыли чрезвычайно важную информацию, касавшуюся планов передвижений противника. Исходя из этой информации был разработан план наших дальнейших действий. Многое стояло на кону, и от соблюдения секретности, от внезапности нападения зависел дальнейший расклад сил на той территории. Поэтому о добытых нами разведданных знали очень немногие, около десяти человек.

Дамиан замолчал и застыл, уставившись в стену.

— И эта информация стала известна противнику? — предположила я.

Он вздрогнул, словно я пробудила его ото сна.

— Стала. Вместо того, чтобы поймать в ловушку вражеский отряд, мы оказались в ловушке сами. Это имело очень серьёзные последствия для дальнейшего хода военных действий. Послужило переломным моментом. Одна не слишком-то большая кампания… но так бывает. И это можно было предвидеть. Отсюда такая секретность. И я не успел оглянуться, а меня уже обвинили в государственной измене.

— Почему именно тебя? — спросила я, хмуря брови. — Ты же говорил, что обо всём знало десять человек.

— Почему меня? — Дамиан усмехнулся, но эта усмешка совсем мне не понравилась. Уж лучше бы он заплакал. — Знаешь, я тоже задавался этим вопросом. Долго задавался. Почему меня, и ещё где в это время были боги. Неважно. — Он нетерпеливо махнул рукой. — По прошествии времени всё прояснилось. С первым вопросом, — снова усмешка, — не со вторым. Во-первых, большинство из этой десятки сидели так высоко, что подобных людей не подозревают по определению. А во-вторых, были улики.

— Улики?! — изумилась я.

— Улики, — будничным тоном повторил он. — В моей палатке обнаружили кошелёк с ланрежскими деньгами.

— Который лежал на самом видном месте? — хмуро спросила я.

— Не на самом видном, но запрятан и правда был из рук вон плохо, — кивнул Дамиан. — Но этот нюанс никого не заинтересовал. Меня просто схватили и бросили в тюрьму. Не вдаваясь в объяснения и не слушая. Сначала я думал, что это недоразумение, и всё вот-вот само прояснится. Потом стало очевидно, что само ничего не сделается. Я пытался говорить. Объяснять. Доказывать. Без толку. Я кричал, пытался надавить авторитетом, но весь авторитет — весьма немалый — как-то моментально сошёл на нет. И выяснилось: что бы я ни говорил и как бы это ни делал, никакой роли не играет. Меня желали слушать лишь в одном случае: если я признаюсь. И допросы вели соответствующим образом.

— Тебя пытали? — полушёпотом спросила я.

— Всё, хватит. — Он ударил кулаком по столу. Потом плеснул в кубок вина и выпил залпом. — Остальное тебе знать необязательно.

— Дамиан, пожалуйста.

У меня в глазах стояли слёзы, и, наверное, мне действительно было бы легче не слушать продолжение. Но я хотела знать всё. И, кроме того, мне казалось, что для него не менее важно рассказать всё до конца. Поэтому я подошла к нему, обняла и, прижавшись щекой к его груди, попросила:

— Продолжай.

Я слышала, как колотится где-то там под кожей его сердце. Гораздо быстрее, чем положено. Дамиан ответил на моё объятие, обхватив руками мою спину.

— Как, по-твоему, поступают с теми, кто обвиняется в государственной измене и не признаёт свою вину? — Он выпустил меня из объятий, окинул взглядом комнату и всё-таки опустился на стул. Я встала у него за спиной и положила руки на плечи. — Подвешивают на дыбе и ждут, пока он сам подпишет себе смертный приговор. И только вопросы продолжают задавать. Одни и те же. Равнодушно и монотонно.

Он резко тряхнул головой. Я, вместо того, чтобы отвести руки, сильнее сжала пальцы у него на плечах.

— Долго… это продолжалось? — тихо спросила я.

Дамиан сдержанно улыбнулся.

— Недолго. Два раза, где-то по полчаса. Так мне потом сказали. Мне-то казалось, что это длится бесконечно, и боль не пройдёт никогда. На самом деле такие допросы не длятся обычно дольше часа.

Он с шумом выдохнул воздух.

— Ты сознался?

Мне казалось само собой разумеющимся, что ответ будет положительным.

Снова улыбка.

— Если бы я сознался, меня бы сейчас здесь не было. Независимо ни от чего. После таких признаний долго не живут.

— А твои друзья? Те, с кем ты ходил в разведку? Они ничего не могли сделать?

Дамиан откинул голову назад, взглянул на меня снизу вверх.

— А ты умеешь задавать правильные вопросы. Они приходили ко мне. В тюрьму. Вдвоём. Разговор не клеился. Они говорили холодно и натужно. Сначала я думал, это от атмосферы, от того, что мы стоим с двух сторон от решётки. А потом понял, что они мне не верят. Один из них, Джастин, хотя бы пытался сделать вид, будто в наших отношениях всё, как обычно, пусть и не слишком успешно. Он вообще всегда был очень корректен в общении. А вот второй, Нортон… Держался-держался, и, наконец, со злостью спросил, зачем я это сделал. Я даже не сразу понял. Что "это"? Ах, да. Продал государственную тайну. Тогда я не смог сдержать себя в руках. Заорал, чтобы они убирались. А когда они ушли, плакал, как ребёнок. На дыбе не плакал. А тут…

Дамиан зажмурился, скривившись, как от боли. Я поцеловала его в макушку и, обойдя стул сбоку, крепко обняла. Он усадил меня к себе на колени.

— Остановился только тогда, когда понял, что стражник смотрит на меня и ухмыляется. Это возымело правильный эффект. Я понял, что заслужил хороший удар в челюсть. Мужчиной надо оставаться до конца, тем более, что до конца было недолго. Просто так спустить этого стражнику я не мог. Когда он принёс еду, дождался удобного момента и хорошенько приложил его головой о решётку. После этого меня заковали в кандалы. Мне в общем-то было уже всё равно. К тому моменту я получил письмо.

— Какое письмо?

— О расторжении помолвки. Я был помолвлен до этой истории. Свадьба должна была состояться через два месяца. Когда невеста узнала, в чём обвиняется жених, поспешила помолвку разорвать.

— Вот так, пока ты был в тюрьме, когда твоя жизнь висела на волоске, взяла и разорвала помолвку? — переспросила я, не до конца веря собственным словам.

— Вот так.

Дамиан равнодушно повёл плечом.

— Тварь.

Я добавила ещё пару крепких словечек, которые неоднократно произносились в моём присутствии.

— Да нет. — На мою распущенность Дамиан никак не отреагировал, только на содержание сказанного. — Посуди сама, что такое быть невестой изменника? Это довольно опасный статус. Чревато крупными неприятностями. Так что она в сущности правильно поступила.

— Правильно?!

— Вполне. Логично.

Он снова равнодушно пожал плечами.

К демонам такую логику.

— Ты не думай, потом, когда всё закончилось, она приходила ко мне, просила прощения. Объясняла, каялась… Просила всё забыть и начать заново. Но я уже сам послал её к демонам.

— Естественно! — фыркнула я.

Дамиан натужно рассмеялся.

— Естественно? Вот так просто? Я потом все локти себе искусал, а она говорит "естественно"… Но назад всё равно её не принял.

— А разве можно принять назад того, кто предал? — удивилась я. Будем честны сами с собой: мне крупно повезло, что тогда он не женился на этой девушке, но я старалась концентрироваться не на этом. — Даже если она чего-то боялась. Она же знала, что ты получишь это письмо, сидя в камере. Тогда, когда тебе больше всего на свете была нужна поддержка. Ты же мог сломаться после такого письма. Это стоило бы тебе жизни. Ты получил его до последнего допроса?

— Да. Ты проницательна, — грустно усмехнулся он. — Ко второму допросу мне не осталось ради чего бороться. Даже не знаю, почему я не признал свою вину. Наверное, просто сказалось врождённое упрямство. Впрочем, я был близок к тому, чтобы сказать всё то, что они хотели услышать. Если бы они поняли, насколько близок, то непременно меня бы дожали.

— А твоя мать? Неужели она тоже от тебя отвернулась?

Да, понимаю, характер у Камиллы не сахарный, но ведь это же всё-таки сын!

— Ну почему же, — вздохнул он. — Не отвернулась. Она как раз всеми силами пыталась помочь. Попробовала дать большую взятку, чтобы устроить мне побег. Наверное, она поступила совершенно правильно, как и должна любящая мать. Хотела спасти сына любым способом. Но мне-то тогда было нужно совсем другое. Во всяком случае, так мне казалось. Мне было нужно доказать всему миру, что я не делал того, в чём меня обвиняют. И в этом мне совершенно неожиданно помог твой отец.

— Мой отец?

— Я говорил тебе, что пересекался с ним в Ансилоне во время его кратковременного визита. Так уж случилось, что в его распоряжении оказалось доказательство моей невиновности. Можно сказать, алиби. Так вот, узнав обо всём, он специально вернулся в Ансилону, чтобы выступить в качестве свидетеля. Его показания оказались решающими. Меня оправдали. Прости.

Дамиан знаком показал, что хочет подняться. Я встала с его колен, он подошёл к столу и снова плеснул себе вина.

— На этом всё закончилось? — спросила я. — Тебя отпустили?

— Меня отпустили, — кивнул он, отхлебнув из кубка. — А закончилось… В некотором роде. Я был оправдан, но о продолжении военной службы речи идти не могло. В свете моя репутация тоже была погублена. И я возвратился сюда. В общем, объективно говоря, я довольно легко отделался. Меня не убили, не успели искалечить и даже не лишили титула.

Дамиан с громким стуком поставил кубок на стол. Я подошла и тоже отхлебнула вина. Легко отделался, конечно. Всего лишь потерял друзей, невесту, доброе имя, веру в людей и дело, которому собирался посвятить большую часть своей жизни. Не успели искалечить… Спорный вопрос. Да нет, не спорный. Конечно же, успели. Физически, может, и обошлось, хотя… Эти периодические драки, люди, которых приходится ставить на место, доказывая с мечом в руках своё право на свободную жизнь. Те двое, которые совсем недавно чуть было не оставили его инвалидом. Всё это отголоски той же истории.

Объективно говоря… К демонам такую объективность.

— А тот, кто был настоящим предателем? Его так и не нашли?

Дамиан покачал головой.

— Я хотел разобраться, но, находясь в тюрьме, это было нереально, а потом мне было приказано незамедлительно покинуть Ансилону. Мой… новый статус не позволял провести тщательное расследование. Да и к тому моменту мне уже, признаться, было почти всё равно. Мой пыл в ансилонских застенках основательно остудили.

Он снова остановился возле стола и провел ладонью сквозь пламя свечи. Растревоженный огонёк заколыхался, а потом вновь вернулся на своё законное место. Дамиан поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза.

— Ты мне веришь? — спросил он вдруг.

Казалось бы, какое это в сущности имеет значение? Верит или не верит семнадцатилетняя девчонка, ничего не знающая о жизни, в его версию событий, произошедших четыре года назад? Но взгляд Дамиана был внимательным и напряжённым, будто от моего ответа зависело нечто действительно важное. Он не просил подачек, не умолял ответить определённым образом, просто ждал — так, как ждут приговора из уст судьи.

— Да, — не колеблясь, ответила я.

— Почему? — изогнул брови Дамиан. — Я мог всё это придумать. У меня было достаточно времени, чтобы сочинить красивую версию. Может, я действительно решил тогда разбогатеть благодаря имевшейся у меня информации. А потом сумел выкрутиться, дав большие взятки правильным людям.

Да, помнится, именно на что-то подобное намекал Эдмонд. И, наверное, есть ещё люди, которые считают так же.

Почему я верила? И как ответить? Потому что люди не лгут, когда им снятся кошмары? Потому что успела достаточно хорошо узнать Дамиана?

— Какая разница, почему? — Я нетерпеливо передёрнула плечами. — Верю, и всё. Я точно знаю, что ты не лжёшь. И ещё. — Я посмотрела на него почти с вызовом. — Я никогда бы не поступила так, как эта твоя невеста. Ни за что не бросила бы тебя в такой момент. И мне было бы плевать, чем это чревато. Я бы сделала всё, что в моих силах, чтобы тебя вытащить. А если бы это было невозможно, то во всяком случае чтобы тебя поддержать. А в случае, если бы тебя сослали в Мидбар, я поехала бы с тобой.

Мидбар — это пустынные земли на юге нашего королевства, и туда нередко ссылали осуждённых, совершивших тяжёлые преступления, но тем не менее не приговорённых к смерти.

— Это тебе так только кажется, — рассмеялся Дамиан, благодарно привлекая меня к себе. — Там дикая жара днём, невыносимый холод ночью, нехватка воды и вообще практически невыносимые условия существования.

— Всё равно, — упрямо повторила я, так, будто решение этого гипотетического вопроса имело значение. — Ладно, — я согласилась на маленькую уступку, — возможно, уехав туда за тобой, я бы потом об этом пожалела. Не могу знать этого заочно. Но что поехала бы — это точно.

Он снова рассмеялся, гладя меня по волосам. Сейчас его сердце стучало более размеренно, ближе к тому, как это должно быть.

— Знаешь, в сущности, мне очень мало что известно о моём отце, — сказала я, положив руки Дамиану на плечи. — Можно сказать, практически ничего. И видела я его очень редко. Он дарил мне подарки, но мне были нужны не они. Мне был нужен он, а его никогда не было. А потом он устроил меня в пансион, и я почти что его возненавидела. Я по-прежнему не понимаю, что он был за человек, и, наверное, никогда уже не пойму. Но я бесконечно благодарна ему за две вещи. За то, что он спас тебе жизнь, и за то, что подарил тебя мне.

Дамиан сильнее прижал меня к себе.

— Это ещё неизвестно, кому он сделал больший подарок, — возразил он.

Я подняла голову и поцеловала его в губы. Поцелуй получился долгим, но на этот раз не страстным, скорее нежным.

— Как ты думаешь, он знал? — спросила я, прижимаясь щекой к груди Дамиана. — Знал, что всё так получится?

Дамиан помолчал, раздумывая над ответом.

— Полагаю, догадывался. Я думаю, он просчитал, что мы с тобой окажемся друг для друга…полезны. Остального он заранее предвидеть не мог. Понадеялся на удачу.

Я улыбнулась уголками губ. Мы помолчали.

— Ну что, — проговорил Дамиан, выглядывая в окно. Снаружи по-прежнему было темно, никаких признаков приближающегося рассвета. — Останешься со мной до утра, не побоишься?

Я фыркнула, выражая таким образом своё отношение к подобным предположениям.

— Конечно, останусь. Сегодня и на все остальные ночи. И буду охранять твой сон. Если ты захочешь, конечно, — поспешила добавить я, сообразив, что сболтнула лишнего.

На все остальные ночи меня вообще-то не приглашали. И про охрану сна тоже глупо. К тому же он очень гордый человек, ему не понравится.

Но Дамиан посмотрел мне в глаза и просто сказал:

— Захочу.

Не гася свечей, мы легли рядом на кровать, поверх одеяла, и я положила голову на его вытянутую руку.

— Дамиан…

Я запнулась.

— Что?

Его голос прозвучал спокойно. Уверенно, надёжно, как и обычно. И тело больше не колотила дрожь, и сердце билось в нормальном темпе.

— Нет, ничего.

Задавать возникший было вопрос казалось мне теперь очень плохой идеей.

— Ну же. Ты что-то хотела сказать.

— Я хотела кое-что спросить, — призналась я, — но боюсь, что ты не так поймёшь, так что лучше не надо.

— Постараюсь понять так.

По голосу я слышала, что он улыбается.

Я недоверчиво поджала губы и вздохнула.

— Мне просто стало любопытно, правда. Когда мы договорились пожениться, ты сказал, что собираешься оставить в чью-то пользу завещание. Значит, у тебя есть ещё какой-то близкий человек. Кто это? Он же тоже должен был как-то себя проявить тогда, четыре года назад?

Услышав какое-то странное придыхание, я подозрительно покосилась на Дамиана и увидела, что он тихо смеётся.

— Хочешь посмотреть на завещание? — предложил он, уже вставая с кровати.

Я неуверенно пожала плечами. В принципе не против. И правда любопытно. Кого он мог выбрать в качестве наследника? Мать — вряд ли. Эддингтон — точно нет. Дамиан доверяет ему как подчинённому, даже как своей правой руке, но этого недостаточно.

А между тем мой муж, не таясь, приподнял висящую на стене шкуру, надавил на какую-то пружину и извлёк из открывшегося тайника лист бумаги. Подошёл и с прежним насмешливым выражением лица протянул его мне.

Я передвинулась поближе к свечам. Пробежала глазами по короткому тексту, нахмурившись, подняла на Дамиана недоверчивый взгляд, и снова перечитала. Согласно документу, в случае смерти виконта Дамиана Телбриджа его замок, земли и движимое имущество переходили во владение его супруги, виконтессы Вероники Телбридж, урождённой Фостер. Я перевела взгляд на дату. Завещание было составлено два месяца назад, почти сразу после свадьбы. Я посмотрела на Дамиана совсем уж непонимающе.

— Четыре года назад близкий мне человек никак себя не проявил, поскольку только-только начинал учиться в пансионе, — усмехнулся Дамиан. — Я вовсе не собрался оставлять завещание в пользу кого-то третьего. Да и некому мне было всё завещать. Но я женился на совершенно незнакомой женщине, к тому же отчаянно не хотевшей этого брака. Имело смысл перестраховаться, чтобы она не думала, будто, подсыпав мне в кубок яду, одним махом решит все свои проблемы. Вот я и придумал несуществующего наследника. Не обижайся, — добавил он. Я и не обижалась, просто сидела, раскрыв рот и хлопая глазами. — Да, я видел, что ты не из той породы людей, но мы действительно были слишком мало знакомы. А доверять людям я давно уже разучился.

— А сейчас? — спросила я.

— Что сейчас?

— Сейчас ты мне доверяешь?

— Тебе — да, — уверенно ответил он, в качестве подтверждения кивая на завещание.

— Докажи, — заявила я, игриво склонив голову набок.

— Как именно? — улыбнулся Дамиан.

— Расскажи мне свою страшную тайну, — хитро прищурилась я. — Для чего предназначена таинственная северная башня? В которую ты никого не пускаешь?

Дамиан рассмеялся примерно так же, как когда я упомянула завещание.

— А что, тебе успели наговорить про неё много интересного? Любопытно, что именно? Что я занимаюсь внутри колдовством? Или расчленяю трупы девственниц?

— Ой, Дамиан, умоляю, покажи мне расчленённые трупы! — Я жадно схватила его за руку. — Ужасно интересно посмотреть! Я, можно сказать, всю жизнь мечтала!

Дамиан отступил назад, критически меня оглядывая.

— Меня всегда впечатляла своеобразность твоих юношеских фантазий.

— Ну, если честно, мне хотелось взглянуть только на один труп — Учительницы Ариадны, — призналась я и прикусила губу.

Разговор принял угрожающий оборот. Мне не хотелось возвращаться к теме пансиона и вспоминать про розги, про три бессонные ночи, зелёные глаза и прочие прелести. Я и не стала.

— А у тебя там есть отдельная полка с органами? — с ажиотажем спросила я вместо этого. — Хочу посмотреть, как выглядит сердце. Оно действительно такой странной формы, какую обычно рисуют на картинках?

— Нет, не такой, — отозвался Дамиан. — Одевайся, так и быть, наведаемся в северную башню. Хотя, боюсь, ты очень сильно разочаруешься.

Одевшись, мы затушили свечи и вышли из спальни, а затем и из смежной комнаты. Дамиан снял со стены горящий факел, и мы зашагали в сторону северной башни. Дверь, ведущая в башню, была заперта. Дамиан провернул в замке ключ. Тихонько приоткрылась одна из ведущих в коридор дверей, чей-то нос высунулся наружу, а потом поспешно спрятался в безопасности комнаты.

— Ну всё, — констатировала я, сжимая руку Дамиана. — Теперь по замку поползут совсем зловещие слухи.

— Что страшный виконт потащил свою жену в башню, чтобы присоединить её труп к своей коллекции? — предположил он, поднимаясь по ступенькам винтовой лестницы.

Дамиан шёл первым, я следом, и он держал меня за руку.

— А что же они будут говорить, когда завтра я снова появлюсь в замке? Или не появлюсь?

Я подозрительно нахмурилась и даже остановилась, дёрнув его за руку.

— А какая теперь разница? — изогнул брови Дамиан. — Поздно ты спохватилась. Мы уже почти пришли.

Тяжко вздохнув, я продолжила подъём. Оставалось действительно немного, ступенек пятнадцать. На самом верху обнаружилась просторная квадратная комната. Дамиан прошёл по ней широким шагом и зажёг от своего факела два других, прикреплённые к противоположным стенам. Я осмотрелась. Четыре огромных окна, выходящих на разные стороны. Стол с многочисленными ящиками, шкаф и низкая кушетка, на которой лежит подушка и скомканный плед. А возле одного из окон — какая-то непонятная громоздкая конструкция на колёсах, включающая в себя длинную трубу.

Дамиан прошёл к столу, деловито выдвинул один из ящиков, извлёк оттуда какой-то плоский предмет, обёрнутый белой тряпкой, и аккуратно развернул. Насколько я могла судить, предмет оказался круглым по форме стеклом. Всё так же уверенно и по-деловому, Дамиан подошёл к конструкции, повернул трубу, извлёк из неё другое такое же стекло и заменил на только что принесённое. Второе же, вернувшись к столу, обернул тряпкой и убрал в другой ящик.

— Раньше я часто просыпался по ночам, — сказал он, оборачиваясь ко мне. — Сейчас намного реже. Заснуть после этого подолгу не мог, надо же было как-то занять время. Вот и увлёкся. Иди сюда.

Дамиан распахнул окно и придвинул конструкцию к нему вплотную, так, что большая часть трубы оказалась снаружи. Потом сел рядом на стул и, глядя в трубу, принялся поворачивать её то вправо, то влево. Буквально на дюйм, словно мельчайшее изменение положения имело значение. Наконец, увиденное его удовлетворило, и он встал со стула, пропуская на своё место меня. Я села.

— Смотри вот сюда, — сказал он, а сам опустился рядом со мной на корточки.

Я заглянула в трубу, прищуривая второй глаз. То, что я увидела, завораживало. Это было абсолютно ни на что не похоже. Белая поверхность, испещрённая тёмными пятнами, будто кусочек другого мира. Такая близкая, что, кажется, можно протянуть руку и прикоснуться.

— Что это? — спросила я.

— Луна, — ответил Дамиан.

— Луна?!

От удивления я дёрнулась и в результате сдвинула с места трубу. Дамиану пришлось снова сесть на стул и вернуть её в прежнее положение. Я опять прильнула к глазку. Удивительно: совсем непохоже на то, что мы обычно видим на небе. Но в то же время узнаваемо.

— На что она похожа? Она как большой фонарь?

— Скорее пустыня с огромными оврагами. В библиотеке есть книги на эту тему, если захочешь.

Я кивнула, насколько это можно было сделать, не отрываясь от необыкновенного зрелища.

— А ещё? — попросила я затем.

Я опять уступила место Дамиану, и он повернул трубу куда-то в сторону. Потом отошёл к столу, извлёк из очередного ящика ещё одно стёклышко и поставил его вместо нынешнего. Ещё немного посидел, настраивая аппарат, и призывно махнул мне рукой. Я, затаив дыхание, прильнула к глазку. И с шумом втянула воздух. Много-много звёзд в одном маленьком кусочке мира. Так много и таких крупных. Ничего подобного так просто на небе увидеть нельзя.

— Волосы Рейи, — пояснил Дамиан.

Мне припомнилась россыпь звёзд, на которую мы смотрели, лёжа на плаще в горах. Отсюда она выглядела совсем иначе.

— А почему ты никого сюда не пускаешь? — поинтересовалась я, с неохотой отрываясь от глазка. — Или в ящиках стола всё-таки хранятся органы?

— Нет, у меня в шкафу коллекция поясов верности, — отозвался Дамиан. — Каждая такая линза, — он сменил шутливый тон на серьёзный и извлёк из трубы давешнее стёклышко, — стоит целое состояние. Мне совершенно не нужно, чтобы люди с повышенным градусом любопытства разбили одно из них, сунув сюда свой нос. Да и потом, уборка здесь периодически проводится. Правда, исключительно в моём присутствии.

Я по-прежнему сидела на стуле, и Дамиан снова опустился возле меня на корточки. Я положила руки ему на плечи. На этот раз поцелуй, начавшийся как нежный, оказался под конец более, чем жарким. Дамиан взял меня на руки.

— На этой кушетке хватит места для двоих? — осведомилась я.

— Мы как-нибудь потеснимся.

— В тесноте, да не в обиде, — хмыкнула я.

Обид действительно не было.

Потом, когда мы лежали, пристроив головы на подушку и укрывшись старым пледом, Дамиан сказал:

— Ты в курсе, что тебе полагается свадебный подарок?

— Свадебный подарок? — переспросила я.

Как-то ни разу об этом не задумывалась.

— А что, всё, что ты мне покупал до сих пор, не считается? Платья, украшения? Шоколад?

Дамиан покачал головой, а на последнем слове и вовсе поморщился. Дескать, я бы ещё бутерброд с колбасой в качестве подарка предложила.

— А что тогда будет считаться? — озадаченно осведомилась я.

— А это тебе решать. У тебя есть какое-нибудь желание? Что-нибудь необычное, что не происходит каждый день?

Я задумчиво посмотрела на потолок. Желание? Кажется, все мои желания исполнились, даже те, которых у меня и вовсе не было. Хотя…

— Вообще-то есть одно, — вздохнула я. — Но это нереализуемо, и к тому же свидетельствует о моей страшно греховной натуре.

— О! — Дамиан оживился. — А вот это уже интересно.

— Да нет, я даже признаться не решусь, — замахала руками я. — Мне стыдно. И… всё равно это глупо, и никто ничего такого делать не будет, и вообще это недостойно и неправильно.

— Так, я уже просто горю желанием это осуществить. Ну, давай, признавайся.

— Не буду.

Я сжала губы и мотнула головой.

— Ты мне не доверяешь?

Я посмотрела на него исподлобья и испустила тяжёлый вздох. Это был запрещённый приём, и он сработал.

— Ладно, расскажу, но я тебя предупреждала. И если будешь потом меня осуждать или смеяться, я обижусь. Причём сильно. И надолго.

— Я весь внимание.

И я рассказала.

 

Эпилог

Виконт и виконтесса Телбридж посетили пансион "Слеза Рейи" спустя три с половиной месяца после того, как виконтесса закончила своё в нём обучение. Они привезли с собой чрезвычайно внушительное пожертвование, состоявшее из многочисленных книг на религиозную тематику, в том числе весьма редких и ценных. Были здесь и двенадцать томов "Проповедей святого Иттара", и "Псалмы и молитвы", и "Мода для скромниц", и "Как стать безгрешной женщиной", и даже "Целомудрие для чайников". "Инструкции по применению пояса верности" молодожёны пансиону не подарили, решили оставить себе, дабы штудировать долгими зимними вечерами.

Разумеется, обитательницы пансиона сразу же высыпали им навстречу. Жрицы — чтобы рассыпаться в благодарностях перед четой благодетелей, а девушки — чтобы поглазеть на бывшую соученицу. Надо отметить, что внешний вид виконтессы внёс немалое смятение в ряды приветствующих. Короткая стрижка несомненно очень ей шла, но никак не соответствовала весьма строгим на этот счёт канонам. Платье и вовсе выбивало из колеи. Длина в пол делала его недопустимо сексуальным, облегающая тело ткань и глубокое декольте также не добавляли скромности, да и расширяющиеся книзу рукава три четверти были непозволительно коротки, ибо предоставляли на всеобщее рассмотрение руки виконтессы. Зелёный цвет платья подчёркивал греховный оттенок глаз. Пансионерки разглядывали наряд Вероники Телбридж с восторгом, жрицы — с ужасом.

Тем не менее приличия следовало соблюдать, да и правила на предмет приёма благодетелей были более, чем строгими. Поэтому чету Телбридж торжественно провели по пансиону, демонстрируя классы и прочие помещения и отвечая на все интересующие их вопросы. Бывшая пансионерка мало о чём спрашивала, а вот виконт, напротив, проявил немалый интерес к тематике уроков и даже высказал под конец сожаление в связи с тем, что не имеет возможности сам на них поприсутствовать.

Помимо своего щедрого вклада в развитие культурной жизни пансиона, виконт и виконтесса также приготовили всем подарки. Для учениц они привезли много горького шоколада с орехами. Учительнице Литане виконтесса со словами благодарности преподнесла изящную шкатулку, сработанную искусным мастером. Учительнице Гортензии — молитвенник, над созданием которого работал талантливый каллиграф. Подарок же Учительнице Ариадне был весьма тщательно запакован, и жрица отложила его, дабы открыть после отъезда гостей. Виконтесса лишь упомянула о том, что подарок этот — с розочками и зубчиками. Что именно было подарено Учительнице Ариадне, осталось неизвестным, поскольку жрица так никому об этом и не рассказала.