Я знала, что вот-вот расплачусь, и ничего не могла с собой поделать. Рыдать при всех не хотелось, но остановить поток слёз, рвущихся наружу с яростью штормовой волны, было не в моей власти. Окружающий мир расплылся, спрятался за пеленой первых слезинок, и я поспешила вытереть глаза тыльной стороной ладони, стараясь не прерывать при этом своего занятия. Крепко сжала зубы и постаралась полностью сосредоточиться на работе, перебороть себя, не поддаваться. Не тут-то было. Слёзы всё подступали и подступали к глазам, словно нескончаемые ряды врагов, штурмующих крепость. Увы, защита оной уже дала брешь. Я сдалась до постыдного скоро и, перестав сопротивляться, тяжело опёрлась обеими руками о край стола.

Я больше ничего не могла видеть; комната и окружавшие меня люди надёжно спрятались в застилавшем глаза тумане. Но слышать я могла и слышала… смех. Они бездушно смеялись над моими слезами и даже не старались этого скрыть. Ни тени сочувствия, ни малейшего признака — ни в одном из них. Все прекрасно знали, что со мной происходит, но, как видно, не побывав в чужой шкуре, невозможно по-настоящему понять чувства ближнего. Что ж, я давно знала, какие люди меня окружают. Ничего нового я для себя сегодня не открыла. Слёзы уже бежали по щекам, но легче всё не становилось. Наконец не выдержав, я бросилась прочь из комнаты, сопровождаемая новым взрывом хохота, на ходу вытирая лицо руками. Выбежав в полутёмный коридор, я остановилась и прижалась к прохладной стене, глубоко и размеренно дыша. Отделённая от остальных толстой стеной, я полушёпотом, словно мантру, повторяла простую истину, открывшуюся мне уже давно, но оттого, увы, не переставшую быть актуальной. Я ненавижу резать лук!

…В тот день в королевском дворце царила суматоха, небывалая даже для этого, что и говорить, весьма неспокойного места. Тщательно чистились огромные пушистые ковры, драились до зеркального блеска узорчатые каменные полы, многолетняя пыль стиралась с тяжёлых фамильных портретов. В одном из залов, обыкновенно предназначенных для танцев (в обеденном попросту не хватило бы места), расставлялись многочисленные длинные столы, которые затем накрывались с учётом самых тонких и заковыристых правил этикета. Соседний зал, в котором должен был состояться собственно бал, украшали и приводили в порядок особенно тщательно. Расположившиеся на балконе музыканты то настраивали инструменты, то репетировали отдельные мелодии, распространяя по этажу звуки арфы, флейты, скрипки, фортепиано и прочих средств как услаждать слух, так и делать жизнь его обладателей невыносимой. По коридорам в противоположных направлениях, то и дело натыкаясь друг на друга и ругаясь на чём свет стоит, бегали слуги, несущие в тот или иной зал предметы мебели, роскошные канделябры, фарфоровую посуду, картины или просто дрова. Лакеи, статус которых не позволял им носиться как угорелым, старались ходить более степенно, но не намного менее быстро, и оттого выглядели они порой, признаться, весьма забавно. Ну, а уж мажордом — тот и вовсе сбился с ног, что было совсем неудивительно. Как-никак сегодня должен был состояться торжественный приём в честь двадцать первого дня рождения (а, стало быть, и совершеннолетия) его высочества наследного принца, и такое торжество следовало провести без сучка без задоринки.

Было с сегодняшним празднеством связано и ещё одно немаловажное и несколько скользкое обстоятельство. По им одним ведомой причине король и королева решили, что, достигнув столь важного возраста, принцу настало самое время остепениться, а потому необходимо срочно подобрать ему невесту. Ни для кого во дворце (в особенности для слуг, зачастую знающих много больше вельмож) было не секрет, что его высочество не разделяет точку зрения своих венценосных родителей на этот счёт. Однако если в каких-то других делах с принцем, возможно, и считались, то в данном случае их величества определённо решили идти напролом, полностью проигнорировав мнение главного действующего лица в предстоящем торжестве. И потому сегодня во дворец должны были прибыть многочисленные незамужние баронессы, княжны, графини, а также первые красавицы королевства, завоевавшие своими очаровательными личиками те привилегии, которыми другие обладали по праву рождения.

Само собой разумеется, охватившая дворец суматоха не обошла стороной и кухню, в особенности сейчас, когда первые гости уже собирались в зале, временно принявшем на себя роль обеденного. Конечно, некоторые яства уже какое-то время ожидали своего часа, однако большая часть блюд, в том числе горячее, сладкое и некоторые салаты, должна была быть приготовлена непосредственно перед подачей на стол. При этом если хоть с одним кушаньем произойдёт задержка, и гусь с яблоками или фаршированный рябчик не попадёт на королевский стол в точно назначенное для этого время, немедленно полетят чьи-то головы, а потому старались мы на совесть. Дворцовая кухня состояла из нескольких примыкающих друг к другу комнат, и мне нередко удавалось спокойно работать в одной из них в гордом одиночестве, однако сегодня ни о чём подобном не могло быть и речи. Столы были завалены и заставлены всевозможными продуктами, готовыми и полуготовыми блюдами; комнаты заполнили бегающие туда-сюда люди, звон посуды и самое невообразимое сочетание разнообразных запахов.

— Пончик, принеси ещё одно серебряное блюдо. Да смотри вытри его как следует!

— Куда ты несёшь капусту?! С каких пор в этот салат добавляется капуста? Сейчас заставлю тебя самого сожрать весь кочан!

— У тебя не осталось нескольких луковиц? Хорошо, я принесу из кладовки.

— Куда вы задевали перец, изверги? Вы что, задумали совсем меня сегодня извести?

— Проверьте кто-нибудь, соус, наверное, уже закипел!

Возвратившись в шум и гам кухни, я прошла к столу и снова взялась за нож.

— Смотри, Золушка, больше не плачь! А то как бы у тебя салат пересоленным не вышел!

— Помолчала бы, а то я сейчас припомню, как кое-кто вчера порезался, — беззлобно отозвалась я. — Интересно, сколько людей стали вампирами, покушав тот салат.

Золушкой меня прозвали за то, что во время работы на кухне то руки, то лицо, то старое поношенное платье рано или поздно оказывались перепачканы в золе. Сказать по правде, абсолютно то же самое происходило и с остальными, но к тому моменту, как я начала работать во дворце, у всех них уже были свои прозвища. К примеру, Пончик, шестнадцатилетний поварёнок, уже высоченный и при этом мягко говоря довольно-таки полный, получил своё прозвище за комплекцию и любовь к одноимённым продуктам. Главную повариху называли Дама, не из-за происхождения, самого что ни на есть непримечательного, а за её необыкновенное самообладание, умение держать себя и при любых обстоятельствах сохранять спокойствие. Можно сказать, даже за своего рода манеры. Стрела — ещё одна повариха лет тридцати пяти, начавшая работать во дворце на год раньше меня; её называли так за быстроту и точность движений. Или, к примеру, Портняжка, двадцатилетний парень, в отличие от остальных не приставленный непосредственно к кухне, а выполнявший во дворце самые разные поручения, в том числе помогавший и у нас, когда в этом возникала необходимость, вот как сегодня. Как-то раз он проявил неожиданную для всех ловкость в обращении с иглой, когда понадобилось срочно зашить порвавшуюся внизу портьеру и поблизости не оказалось ни одной свободной женщины. Как правило, выполняемые им работы носили значительно более мужской характер, но прозвище закрепилось, и теперь иначе, как Портняжкой, его не называли. Так что Золушка, так Золушка. Я не обижалась.

Подойдя к столу, я обнаружила, что Стрела проявила всё же сострадание и забрала луковицу к себе. Сейчас та стремительно превращалась в мелко нарезанные белые лоскутки, все как две капли воды похожие друг на друга, не отличаясь ни формой, ни размером. Единственная часть нашей работы, с которой мне никогда не удавалось справиться как следует. Разумеется, в заправленном густым соусом салате разницы никто не заметит, но всё равно обидно. С благодарностью взглянув на Стрелу, я принялась за помидоры. Затем за красный перец, потом за укроп…

Время шло, трапеза уже началась; блюдо за блюдом уходило с кухни на королевский стол, а вскоре сверху к нам стала возвращаться опустевшая посуда. Разумеется, о том, чтобы её мыть, сейчас речи не шло; посуда постепенно скапливалась в громоздком чане с разогретой водой. Я заканчивала процеживать красный соус, когда из-за соседнего стола раздался голос Дамы:

— Пончик! Скорее отнеси этот салат наверх.

— Э нет! — категорично отозвалась Стрела. — Пончика я сейчас не отпущу; он помогает мне с муссом. Пусть Портняжка отнесёт.

— Портняжки нет; его отослали куда-то ещё. Так кто же отнесёт?

— Ну, не знаю. Но только не Пончик.

— Золушка? — позвала Дама. — Ты ведь как раз закончила. Отнеси это блюдо в зал.

— Кто, я?!

Мне никогда не приходилось носить еду наверх; мои обязанности всегда ограничивались кухней, и я пребывала в полной уверенности, что так оно и к лучшему.

— Может, ты сама отнесёшь? У тебя это лучше получится.

— Там получаться нечему. Поставила на свободное место на столе, и исчезла, будто тебя и не было. А я не могу оставить кухню; как ты себе это представляешь?

— Но я в таком виде… — предприняла я последнюю отчаянную попытку отвертеться. Это была не пустая отговорка; я была абсолютно уверена в том, что моё лицо, как обычно, перемазано золой, даже помнила, когда именно успела запачкаться.

— Твой вид там никого не интересует, уж можешь мне поверить, — ободрила меня Дама. — На вот, вытри правую щёку. — С этими словами она перебросила мне почти чистый серый платок, бывший в свои лучшие времена белым. Последний год он не возвращался к своему изначальному цвету даже после стирки в кипящей воде. — Вот так хорошо. Очень милое личико. Намного милее, чем у большинства из тех, кто сидит сейчас за королевским столом, поглощая всё то, над чем мы тут вкалываем.

Я фыркнула, выражая скептическое отношение к комплименту. Ну, ещё бы, добрые слова ничего не стоят, почему бы не использовать их, дабы заставить ближнего делать то, что тебе хочется? Тяжело вздохнув напоследок — просто чтобы выразить своё отношение к ситуации; я уже понимала, что от путешествия в трапезную не отвертеться, — я взяла изысканную фарфоровую вазу с салатом и, стараясь на неё не дышать, медленно вышла в коридор. Ещё два десятка шагов, и передо мной — крутая лестница, разумеется, не парадная, а предназначенная в основном для слуг. На бережное отношение к блюду меня хватило ступенек на семь. Затем я взяла вазу покрепче, начала подниматься быстрее, перестала через каждые полсекунды с содроганием сердца проверять, не примялись ли листья салата, и преодолела оставшуюся часть лестницы более привычным для себя шагом. Свернув налево в широкий, хорошо освещённый коридор, я открыла низкую незаметную дверь в стене, и оказалась в другом мире.

Это была не преисподняя, не рай и даже не страна эльфов, в которую по слухам можно попасть через сокрытые в скалах ворота. Но дело в том, что во дворце, параллельно миру роскошных залов, парадных лестниц и богатых покоев существовал ещё один мир, разительно отличающийся от первого и соприкасающийся с ним лишь посредством таких вот почти не заметных непосвящённому глазу дверей. Как известно, вельможи не могут обходиться без помощи слуг — горничных, лакеев, поваров, плотников и многих других, — однако предпочитают, чтобы последние оставались как можно более незаметными, появляясь строго тогда, когда это необходимо, и исчезая в то мгновение, когда их услуги перестают быть нужны. Специально для того, чтобы слуги могли передвигаться по дворцу, не мозоля господам глаза и не тревожа их слух, здесь была создана сложная система коридоров, располагавшихся прямо в стенах здания. Это был самый настоящий лабиринт, охватывавший два этажа: этаж, предназначавшийся в основном для личных покоев членов королевской фамилии — спален, комнат для переодеваний, чайных, личных кабинетов и прочее, — а также этаж, на котором располагались различные залы для приёма гостей, обеденный зал и личные покои кое-кого из придворных. Найти в нём дорогу мог только тот, кто знал эти полутёмные коридоры досконально. То есть слуги, большинство из которых могли с закрытыми глазами отыскать нужную дверь, выводящую именно в ту комнату, где их присутствие было необходимо в данный момент. В отличие от хорошо освещённого дворца, где в тёмное время суток не жалели дорогих, почти на вес золота, свечей, это был мир полутьмы. Мир тех, кто видит и знает всё, но сам остаётся невидимым. Мир слуг.

Быстро сориентировавшись в хорошо знакомом пространстве, я бесшумно отворила очередную невысокую дверь и, пригнувшись, вошла в просторный зал. Я тут же прищурилась, мучительно привыкая к хлынувшему со всех сторон яркому свету. Постепенно среди слепящей глаза белизны сформировались очертания роскошно накрытых столов, ломившихся от многочисленных яств, шикарные вазы, картины и канделябры, украшавшие зал, а также красные ливреи стоящих ко мне спиной лакеев. Последние внимательно следили за каждым движением гостей, готовые предупредить малейшее их желание. Нацелившись в свободное пространство между двумя спинами, я незаметно скользнула к столу и сразу же отступила в тень, осторожно поставив вазу с салатом на совсем недавно освободившееся, судя по примятой скатерти, место. Всё это время я не забывала о том, чтобы внимательно смотреть и слушать, что творится вокруг. Коли уж мне довелось разок оказаться в таком месте в столь ответственный момент, грех было упускать такую возможность, и я жадно ловила все доступные моим органам восприятия жесты, обрывки разговоров и запахи. Их величества восседали во главе стола, вернее, вереницы стоящих друг за другом столов; их стулья отличались от остальных более высокими спинками, наличием подлокотников и особенно изысканной резьбой, однако, на мой скромный взгляд, оставались несмотря на все эти отличительные признаки крайне жёсткими и неудобными. Принц сидел на некотором расстоянии от родителей, отделённый от них тремя или четырьмя гостями; вид у него был самый что ни на есть кислый. Признаться, его высочество можно было понять. Во время трапезы он был окружён одновременно тремя дамами: две по правую и левую руку от него и ещё одна напротив. Без сомнения, постарались венценосные родители, но сделанный ими выбор заставлял искренне посочувствовать юноше. Одной из усиленно развлекавших его разговором женщин оказалась княжна Амалия Тельсская, наследница весьма приличного состояния, девица на выданье лет этак… сорока пяти. С другой стороны — вся из себя загадочная, но при этом не менее говорливая леди Матильда Стольная, юная дочь одного из герцогов северной части королевства, дама более чем среднего кокетства и весьма солидных пропорций. Ну, а напротив — леди Миранда, дочь графа Лунского, в отличие от своих соперниц, девушка и вправду красивая: белокурые кудри изящно обрамляют милое личико, большие зелёные глаза бросают на принца многозначительные томные взгляды, немного курносый нос лишь придаёт лицу дополнительное очарование… Вот только всем известно, что леди Миранда чересчур глупа даже для своего Круга Благородных Дам, хотя с мозгами в этом уважаемом кружке дело и без того обстоит не слишком благополучно. Неудивительно, что скучающий взгляд принца устремился мимо благородных дам и остановился на предмете, который его высочество, по-видимому, посчитал более достойным собственного внимания, а именно на молочном поросёнке, возлежащем на серебряном блюде в обрамлении душистых головок чеснока. К сожалению, возможности увидеть дальнейшее развитие событий у меня не было. Следуя строгим дворцовым правилам, я поспешила исчезнуть из зала столь же незаметно, сколь появилась.

С тех пор, как я возвратилась в духоту кухни, прошло не менее двух часов. Трапеза наверху давно уже окончилась, и ритм работы резко снизился, позволяя вздохнуть свободнее. Кое-кого из помощников и вовсе отпустили домой. Грязная посуда более не помещалась в предназначенном для неё чане и возвышалась двумя неровными горками на одном из столов. Большая часть десертов уже отправилась наверх, дабы развлекать тех, кто случайно заскучает на начавшемся недавно балу, и утолить голод поздних гостей, не попавших на трапезу. Дама вдохновенно колдовала над последним оставшимся тортом, с видом подлинной художницы раскладывая вишенки среди воздушных кремовых башенок. Стрела смотрела в распахнутое окно, что-то тихонько напевая себе под нос. Заправив, наконец, фруктовый салат, я со вздохом опустилась на табурет, вытирая пот со лба. Вот сейчас сяду и буду ничего не делать. Даже не шевелиться. Только дышать. Целый час, или даже два.

Дама подняла глаза и посмотрела на меня исподлобья. Я ответила ей взглядом, начисто лишённым осмысленности.

— Золушка, ты ведь вроде бы хотела пойти посмотреть на бал?

— М-м-м, — промычала я.

Дама не удостоила мой ответ словесной реакцией, только вопросительным взглядом. Усилием воли я заставила себя озвучить свою мысль.

— Уже не хочу.

— Да брось! Ты молодая, сил у тебя много, разойдешься быстро.

"Угу, сил много, как у лошади", — подумала я, равнодушно глядя перед собой. И почему это все считают, будто у молодых силы прямо-таки неисчерпаемые? Все, кроме самих молодых, но их мнением в этом вопросе почему-то никогда не интересуются.

— Если бы мне предложили там потанцевать, силы, может, и нашлись бы, — призналась я, машинально стряхивая со стола крошки. — А так… Ну, подсмотрю я за ними, а что толку? И потом, я ведь и здесь могу ещё понадобиться.

— Здесь сегодня делать уже нечего, — вмешалась Стрела, отходя от окна и прикрывая ставень. — Иди-иди, сама ведь хотела. Свои желания надо осуществлять. Хотя бы какие-то.

— Ты думаешь?

Я забарабанила пальцами по столу, лениво взвешивая за и против.

— Марш отсюда, — подытожила Дама. — Мы женщины взрослые, нас балы уже не интересуют, сами тут всё доделаем. Чай, успеешь ещё завтра наработаться.

Словом, из кухни меня практически вытолкали в шею, и я вновь зашагала вверх по старой скрипящей лестнице, сперва еле переставляя ноги, а потом всё быстрее и бодрее. Не знаю, в молодости ли тут дело, но отчасти Дама была права. Когда сидишь на месте, кажется, что сил никаких нет и никогда больше не появится, хоть сразу в могилу ложись, только чтобы её непременно вырыл кто-нибудь другой. Но стоит встать на ноги и начать что-нибудь делать, как они мгновенно появляются неведомо откуда и кажется, будто особой усталости и не было.

Снова проскользнув в другой мир через ту же самую дверь, что и в прошлый раз, я прошла по длинному узкому коридору до конца, повернула налево, потом ещё раз налево и, наконец, остановилась. Здесь стена немного выступала вглубь зала, затем снова возвращаясь к прежней линии, и в результате во внутреннем коридоре образовывалось небольшое углубление, своего рода ниша, позволяющая остановиться, не мешая проходящим мимо людям, и даже с большой степенью вероятности остаться для них незамеченным. Разумеется, нормальному человеку нечего было бы делать в пустой нише однообразного тёмного коридора, если бы не одно обстоятельство. В районе этой самой ниши в стене, отделявшей коридор от большого танцевального зала, уже много месяцев назад образовалась длинная узкая щель. Разумеется, её следовало немедленно заделать, однако время шло, а каменщик всё никак не принимался за работу. По официальной версии, которая потребовалась бы, если бы о бреши в стене неожиданно вспомнили, он просто забегался, занимаясь другими делами, и успел совсем позабыть о такой мелочи. В действительности же, думаю, причина столь вопиющей забывчивости была совсем иная. Данная щель позволяла видеть немалую часть зала, а также прекрасно пропускала звуки, позволяя таким образом с относительным удобством наблюдать за проходящими там церемониями. Конечно, никаких дворцовых тайн узнать таким образом было нельзя (кто же станет секретничать в огромном зале, предназначенном для торжественных приёмов?!); иначе к щели наверняка отнеслись бы значительно более серьёзно. А так все быстро привыкли к её существованию, и каменщик, как видно, получил неофициальное указание ничего не предпринимать. С противоположной же стороны щель была совершенно незаметна среди многочисленных картин, гобеленов и высокого массивного канделябра, который, подозреваю, специально был приставлен так близко к стене кем-то из лакеев, чтобы господам и в голову не пришло, что за ними могут наблюдать.

Кроме меня в этой части коридора никого не было. Для того чтобы через очередную секретную дверь пройти в танцевальный зал, надо было свернуть направо на дюжину шагов раньше, а в комнатах, располагавшихся дальше по коридору, слуги сейчас не требовались. Встав на цыпочки, я прильнула к щели.

Бал начался не слишком давно, и танцевали пока мало. Время от времени церемониймейстер торжественно-равнодушным голосом объявлял запоздалых гостей. Король и королева восседали на возвышавшихся у дальней стены тронах, приветствуя подданных милостивыми кивками. Вскоре в поле моего зрения появился и принц. Оказывается, трапеза — это были всего лишь цветочки. Тогда, во всяком случае, его высочество окружали всего лишь три девицы на выданье, своим непрерывным щебетанием позволявшие ему думать о своём, разглядывая лежавшие на столе кушанья. Теперь же вокруг юноши столпился по меньшей мере десяток потенциальных невест, каждая из которых из кожи вон лезла, чтобы обратить на себя его внимание. Сосредоточиться на собственных мыслях в такой обстановке навряд ли было возможно. Неумолкающие голоса девушек доносились до меня вполне отчётливо; голоса принца я не услышала ни разу.

— Сегодня прекрасная погода, не правда ли, Ваше Высочество? — многозначительно заметила одна, таким тоном, словно хорошая погода была исключительно её личной заслугой.

— Такой тёплый безветренный день, — мгновенно подхватила другая.

— Слишком много солнца, — томно возразила третья. — Это вредно для кожи. Разумеется, для по-настоящему белой кожи. — Она как бы невзначай выставила напоказ свою безупречную аристократическую ручку.

— Моя матушка говорит, что бывает два вида солнца. Одно опасное, а другое совершенно безвредное.

— Тем, кто правильно заботится о своей коже, солнце никогда не причинит вреда, — авторитетно заявила очередная красавица, давая понять, что уж она-то никогда не опозорила бы венценосного супруга здоровым загаром.

Принц держался с достоинством, ни разу не перебив ни одну из дам и вообще не забывая о хороших манерах, но судя по его бледности и слегка осоловелому взгляду, столь содержательный разговор продолжался уже достаточно долго.

Лёгкий шелест за спиной заставил меня резко обернуться. Я тут же с облегчением вздохнула, увидев перед собой юное создание лет шестнадцати-семнадцати с прямыми светлыми волосами и ярко-голубыми глазами. Девушка была одета в лёгкое розовое платье с короткими рукавами; её волосы были перевязаны тонкой лентой, тоже розовой. В нежданной свидетельнице моего занятия не было бы ровным счётом ничего необычного, если бы не та лёгкость, с которой она передвигалась по коридору независимо от того, касались ли её ноги пола или нет.

Нельзя сказать, чтобы феи часто встречались у нас в королевстве. Их невозможно было случайно увидеть на улице, в городском парке или в лавке булочника. Они показывались людям на глаза лишь тогда, когда сами того желали. Тем не менее бывали случаи, когда феи являлись кому-нибудь из простых смертных, чтобы сделать предсказание, предупредить об опасности или просто поболтать. И с тех пор как с полгода назад юная светловолосая фея внезапно возникла у меня за спиной в запертой на замок комнате и буднично поинтересовалась, который теперь час, испугав меня до полусмерти, я уже ничему не удивлялась. После того случая фея навещала меня довольно часто — раз в неделю — в две, иногда пропадала по месяцу, но рано или поздно возвращалась, исключительно для того, чтобы поболтать о том — о сём.

— Что показывают? — поинтересовалась она, зависнув в воздухе и самозабвенно болтая ножками.

— Осаду замка, — ответила я, отрываясь от щели.

— Ну и как? Замок сдаётся?

В руках феи прямо из воздуха появилось большое зелёное яблоко, которое она не замедлила надкусить со вполне реальным хрустом.

— Не похоже. Скорее тщательно готовится к длительной осаде. Хочешь посмотреть? — Вспомнив о правилах приличия, я отодвинулась, давая ей возможность приблизиться к щели.

Фея и не подумала сдвинуться с места.

— Неужели ты думаешь, что мне может помешать какая-то хрупкая стенка? — фыркнула она, дожевав очередную порцию яблока.

— Ты что же, умеешь видеть сквозь стены?

— А то!

— Завидная способность! Хотела бы и я так же…

Она молча развела руками — мол, рождённый ползать летать не может.

— Ты что же, и в чужие спальни можешь заглядывать? — в ужасе спросила я.

Фея многозначительно кивнула.

— Кошмар какой… Скажи-ка, а мужчины среди вас, фей, есть? Они что, тоже умеют видеть сквозь стены?

— Не надо вникать в излишние подробности, — посоветовала она и, дожевав яблоко, выбросила огрызок. Вернее, бросила прямо мне в лицо, но, оказавшись всего в нескольких дюймах от моего носа, он растворился в воздухе. Поскольку я давно уже привыкла к её выходкам, это происшествие ничуть меня не смутило. Ну, в крайнем случае, получила бы по носу предметом неизвестного происхождения. Я ведь не леди из высшего общества, мне не привыкать. Равнодушно пожав плечами, я вернулась к щели в стене. Осада не прекращалась, а, напротив, стала ещё более настойчивой.

— …в наше время по-настоящему хорошие певцы стали большой редкостью.

— Вы уже слышали Дайану, эту новую певичку из Южного графства? Говорят, у неё прелестный голос.

— Нет, не слышал, — впервые за всё это время подал голос принц. — И, признаться, не стремлюсь. По-моему, прелестных голосов более чем достаточно и здесь.

Дамы заахали и заохали, восторгаясь комплиментом, а фея покатилась со смеху.

— Вообще-то их можно понять, — проговорила я, в задумчивости глядя на собственные ладони. — Они ведь совсем его не знают. Наверняка видят в первый раз в жизни, или уже встречались, но только на таких вот шумных праздниках. Откуда им знать, о чём ему интересно разговаривать?

— Если совсем его не знают, почему же так рвутся выйти за него замуж?

Я в удивлении уставилась на фею. Понадобилось немного времени, чтобы я сообразила, что они ведь живут в несколько ином мире, чем наш, и порой совершенно очевидные вещи могут оказаться им непонятны. Что ж, придётся попытаться объяснить…

— Видишь ли, родиться дочерью в знатной и богатой семье — это, конечно, замечательно. Но тут есть одно "но". Им ничего нельзя делать со своей жизнью. Они не могут вести дела, отправиться путешествовать, освоить профессию или заняться науками. Единственное, что они могут изменить в своей жизни — это выйти замуж. В сущности именно к достижению этой цели направлены все их усилия, почти с самого рождения. Ради этого они учатся хорошим манерам, ухаживают за своей кожей, сидят на безумных диетах, принимают ванны с лепестками роз. Ради этого учатся вышивать крестиком, петь и играть на арфе. Возможно, у кого-то из них окажется прекрасный голос, достойный самой лучшей сцены, но ведь благородной девушке нельзя становиться певицей. О чём-то подобном и речи быть не может. Единственное, для чего ей дозволено использовать свой ангельский голос — это завлечь в сети будущего мужа. И раз уж единственная цель, которую они могут поставить перед собой в жизни — это выйти замуж, надо во всяком случае сделать это как можно более удачно. А что может быть удачнее, чем стать женой наследника престола?

Взглянув на фею, я тут же пожалела о том, что напрягалась, подбирая слова для этого глубокомысленного монолога. Было очевидно, что на мою слушательницу данная речь не произвела никакого впечатления.

— Откуда они так уверены, что этот брак окажется удачным? — продолжала гнуть свою линию она. — Ведь они ничего о нём не знают. А может, он маньяк вроде Синей Бороды, или ещё похуже?

Я с сомнением покосилась на стену, будто умела, подобно фее, видеть сквозь преграды такого рода.

— Если бы это было так, всё держалось бы в строжайшей тайне. А значит, об этом знал бы весь двор. А раз весь двор, то и всё королевство.

С грустью убедившись в том, что таланты феи мне не даны, я вновь прильнула к щели. В глазах сразу зарябило от бриллиантов, изумрудов, шелков и кружев. Мне в голову вдруг пришла одна шальная мысль, и я снова обернулась к фее, хитро улыбаясь.

— А знаешь, если бы я только могла оказаться там совсем ненадолго, мне бы удалось их разогнать, — заявила я, как-то быстро позабыв о собственной недавней тираде в защиту потенциальных невест. — На короткое время, конечно, но всё же достаточное, чтобы дать ему немного передохнуть. Жаль только, что это невозможно.

— А что, мне нравится эта идея! — с неожиданным энтузиазмом воскликнула фея. — Почему бы тебе и вправду не отправиться туда?

— Ты не понимаешь, — отмахнулась я. — Я, конечно, могу проскользнуть в зал, но мне ведь надо будет всё время оставаться незаметной, а для того, о чём я говорю, необходимо как раз привлечь к себе внимание.

— А я и не предлагаю тебе оставаться незаметной. Наоборот, почему бы тебе не отправиться туда в качестве гостьи?

— Гостьи? — нахмурилась я. — Но меня вроде бы никто не приглашал. Уверена, король так и порывался заскочить на кухню обо всём договориться, но, видать, слишком забегался и забыл.

Я, конечно, всё понимаю, может, её мир и здорово отличается от нашего, но существуют же вещи, которые очевидны всем.

— Неужели ты и правда думаешь, что всех, кто находится там сейчас, действительно пригласили? — рассмеялась моей наивности фея. — Вон, к примеру, леди Стела из провинции. Сочла, что имеет право присутствовать здесь, поскольку её отец не так давно сколотил себе огромное состояние. Приданое у неё, разумеется, немалое, но дочь купца остаётся дочерью купца, и об этом прекрасно помнили те, кто рассылал приглашения. Или, скажем, младшая княжна Веренская. Ей ещё нет и шестнадцати, соответственно, ни о каком приглашении речи идти не могло, но она благоразумно сочла, что два пуда косметики надёжно скроют этот недостаток. Так что давай не будем придираться к подобным мелочам. Скажем так: ты будешь… неожиданной гостьей.

— Угу. А ты знаешь, что ждёт кухарку, которая появляется на королевском балу в качестве неожиданной гости? В лучшем случае увольнение.

Фея нетерпеливо притопнула ножкой, что смотрелось несколько странно, поскольку она всё ещё продолжала висеть в воздухе.

— Ну хорошо, так и быть, мы не станем вешать тебе на спину плакат с надписью "КУХАРКА", — язвительно пообещала она. — Не пытайся казаться глупее, чем ты есть на самом деле. Не хочешь на бал — так и скажи.

— Ну… — нерешительно протянула я. Разумеется, туманные намёки феи вызывали немало вопросов и опасений, но — что кривить душой? — кому из нас не хотелось бы один раз в жизни оказаться с той стороны стены, почувствовать себя на балу гостьей, не скользить вдоль стен, притворяясь бесплотной тенью, а торжественно прошествовать через весь зал, в свете сотен свечей, под звуки восхитительной музыки и гомон беззаботных голосов? В течение одного вечера для разнообразия потанцевать вальс не с Портняжкой, с которым мы как-то разучили этот танец забавы ради, а с кем-нибудь из более поднаторевших на этом поприще придворных или гостей. Вдохнуть полной грудью пьянящий воздух бала, проникнуться ощущением свободы — до озноба, до боли в мышцах, — чтобы назавтра возвратиться к привычным занятиям и сохранить на всю жизнь воспоминания об этом волшебном, удивительном дне. Уверена, ни для одной дамы из высшего общества, ни для одной принцессы королевский бал никогда не значил так много. — Но как ты себе это представляешь? — Я поспешила прикрыть собственное смятение голосом здравого смысла. — У меня даже нет подходящей одежды. Пойти в этом, — я жестом указала на своё перепачканное золой платье, — это всё равно, что повесить на себя табличку.

— Думаю, тут я смогу кое-что сделать.

Откуда ни возьмись, так же, как недавно — яблоко, у феи в руках появилась волшебная палочка, слегка похожая на указку, какую используют гувернёры, обучающие детей знатного сословия полезным и бесполезным для них наукам. Фея направила остриё палочки прямо на меня и, прикрыв глаза, беззвучно зашевелила губами. Я почувствовала, как волосы у меня на голове встают дыбом.

— Эй, ты что собираешься делать? — испуганно спросила я.

Фея открыла глаза и посмотрела на меня с раздражением.

— Ты мне мешаешь, — укоризненно заявила она. — Мне надо как следует сосредоточиться, а я ведь ещё не совсем опытна. — Не дожидаясь моих объяснений, она снова закрыла глаза и принялась беззвучно произносить заклинание.

Не могу сказать, чтобы её слова сильно меня успокоили, но я больше не решалась прервать колдовство. Прошло, должно быть, совсем немного времени, хотя я раз десять успела подумать о том, чтобы бежать прочь без оглядки, когда фея открыла глаза, а с острия палочки беззвучно сорвалась яркая фиолетовая искра. У меня мгновенно потемнело в глазах, голова закружилась, но не успела я толком испугаться, как мир снова начал принимать прежние очертания. Фея торжественно протянула мне круглое зеркальце на длинной ручке, и я поспешила им воспользоваться, стремясь поскорее понять причину самодовольного выражения на её лице.

Женщина, смотревшая на меня с той стороны зеркальной глади, казалась знакомой и чужой одновременно. Толстый слой белил, чрезвычайно модных в высшем обществе, полностью изменил цвет лица, попутно скрыв неровный загар и пятнышки родинок. Губы, напротив, сделались более яркими благодаря помаде нежно-розового цвета. Ресницы, накрашенные какой-то чёрной смесью, стали казаться более длинными и объёмными. Волосы были аккуратно уложены в высокую причёску, закреплённые неимоверным количеством невидимых заколок. Кажется, они стали немного темнее, но, впрочем, такое впечатление могло возникнуть из-за слабого освещения.

Я медленно опустила зеркало, чтобы рассмотреть платье, и лишь спустя несколько секунд сообразила, что для этого не требуется сподручных средств. Платье было великолепно. Белое, воздушное, изящное, совсем не строгое, но в то же время элегантное. Кружевное, юбка расшита жемчугом, но не вычурное, без всяких рюшечек и бантиков. Узкие рукава до локтя, в меру глубокий вырез и, разумеется, корсет. Наверняка светским дамам это изобретение давно уже действует на нервы, но для разнообразия даже забавно.

— Ну, как? — довольно поинтересовалась фея.

— Странно, — выдохнула я, снова поднося зеркало к лицу.

— И это всё, что ты можешь сказать? — фыркнула она. — Ну да ладно, я не из обидчивых. А если честно, то работа бесподобная. У меня такое в первый раз получилось. Только вот, кажется, я про что-то забыла… Ах, да! Ну, конечно же, туфли! Хороша бы ты была, если бы принялась танцевать вальс в этих башмаках.

На ногах у меня и вправду по-прежнему оставались старые стоптанные башмаки, хотя под длинными юбками это не сразу бросалось в глаза.

— Думаю, я всё равно навряд ли решусь танцевать, — призналась я. — Так, посмотрю немного, смешаюсь с гостями, а потом так же незаметно исчезну.

— Это ты сейчас так говоришь, — возразила фея. — А потом будешь готова стоптать хоть три пары башмаков.

— Почему ты так думаешь? — улыбнулась я, бережно разглаживая кружева уже ставшего мне дорогим платья. — Слишком хорошо знаешь, как проходят балы?

— Слишком хорошо знаю тебя.

Она взмахнула волшебной палочкой, я зажмурилась, но на этот раз никаких перемен со мной не произошло. Пара элегантных серебристых туфелек просто появилась у феи в руках.

— Вот, держи, — сказала она, протягивая их мне.

— Спасибо.

— Правда, у них есть один недостаток, — призналась она. — Так, странное свойство. Их сможешь обуть только ты одна. Видишь ли, у них нет фиксированного размера; они ориентированы только на тебя. Так что всем остальным они будут оказываться либо малы, либо велики.

— Ужасный недостаток, — согласилась я. — А я-то как раз собиралась подороже толкнуть их на барахолке. Или сдавать напрокат. Кстати, думаю, желающих было бы немало, — заметила я уже более серьёзно. — Они просто очаровательны. Так же, как и всё остальное. Я очень тебе благодарна, правда!

— Наконец-то оценила, — констатировала фея. — Но всё это не только моя заслуга. Надо признать, что сама девушка не менее очаровательна, чем то, что на ней надето. Я всего лишь позаботилась о соблюдении гармонии. Вот о чём ещё я должна тебя предупредить, — продолжила она, не позволяя мне ни возразить, ни поблагодарить, ни определиться, что из этого следует сделать в первую очередь. — Весь твой наряд, за исключением этих туфель, ровно в полночь исчезнет.

— То есть как — совсем исчезнет?!

— Да, и вместо него на тебе снова окажется твоё старое платье.

— Ах, ну хотя бы старое платье вернётся, — немного успокоилась я. — А почему именно в полночь?

Мне было жаль расставаться с этим необыкновенным платьем так скоро.

— Видишь ли, — фея опустила глаза, — я всё-таки ещё не очень опытная, у меня пока не получается что-то более постоянное. Вот только с туфлями удалось. — Она развела руками, как бы извиняясь.

— Ну что ты, это всё равно прекрасно, — заверила я. — До двенадцати, так до двенадцати. Наверное, это даже слишком долго. Я всё же немного боюсь…

— Чего же?

— А вдруг меня всё-таки узнают? Придворные навряд ли, а если кто-нибудь из лакеев?

План феи был, бесспорно, соблазнителен, а, единожды увидев себя в этом сказочном платье, я едва ли была бы готова отступить, и тем не менее меня не переставали терзать сомнения. Это была бесспорная авантюра, а я никогда не любила авантюр.

— Я понимаю, что с этим макияжем и новой причёской узнать меня нелегко, но всё же…

— Тут дело вовсе не в причёске и не в макияже. Лакеи смотрят на господ совершенно иными глазами, чем на слуг. Поэтому они никогда не признают в светской даме кухарку, и наоборот. Но это не так уж важно. Если ты волнуешься, достаточно будет ещё одного мелкого штриха.

Она в третий раз подняла волшебную палочку. У меня лишь слегка потемнело в глазах на долю секунды, а затем я обнаружила белую полупрозрачную вуаль, прикрывающую верхнюю половину моего лица. Как следует поглядевшись в зеркало, я поняла, что уж теперь меня точно никто не узнает, разве что заподозрит что-то заранее.

— А теперь иди, — сказала фея. — У тебя остаётся не так уж много времени.

— Целых два часа, — возразила я.

— Ну, целых два часа это было или всего два часа, ты расскажешь мне завтра, — ухмыльнулась она. — А сейчас не забудь: ты должна войти в зал через парадный вход, как гостья.

Я кивнула, начиная чувствовать лёгкую нервную дрожь.

Покинув лабиринт узких коридоров через одну из более удалённых дверей, я оказалась в совсем другом коридоре, широком и светлом. Ноги тонули в шерсти мягкого красного ковра, словно в густой весенней траве; платье тихонько шуршало; длинные серьги из какого-то непонятного материала, напоминавшего горный хрусталь, но ещё более лёгкого, издавали слабый таинственный звон всякий раз, когда я поворачивала голову. На входе в зал мне почтительно поклонился церемониймейстер. Распрямившись, он некоторое время стоял с вопросом в глазах, но я по глупости не догадалась, чего от меня ждут, и в конечном счёте он вынужден был спросить вслух:

— Простите миледи, ваше имя…?

Этот вопрос застал меня врасплох, но в голову почти сразу же пришла очередная глупая идея.

— Синдерелла, — церемонно ответила я.

Он выглядел ещё более нерешительно.

— А… титул?

Вот ещё. И так я позволила себя впутать в редкостную авантюру, не хватало ещё заделаться самозванкой.

— Просто леди Синдерелла, — отрезала я, очаровательно улыбнувшись.

Он вежливо склонил голову и, не став долее меня задерживать, громко объявил:

— Леди Синдерелла!

Он отступил в сторону, в соответствии с идеально отработанными правилами этикета, и я вошла в зал. Не думаю, чтобы голос церемониймейстера кто-то услышал среди общего шума и веселья. Как и полагалось, я прошествовала через весь зал к возвышавшимся в его противоположном конце тронам. Толстые ковры сменились теперь идеально гладким паркетом, значительно более подходящим для танцев. Выразив своё почтение глубоким реверансом (очень надеюсь, что он мне удался), я со вздохом облегчения зашагала в обратном направлении.

Как это ни странно, волнение практически сразу сошло на нет, стоило мне оказаться в зале. Увидев принца, по-прежнему окружённого толпой дам, я, помня данное фее обещание, незаметно приблизилась к ним и постепенно смешалась с девицами на выданье.

— Ну, разве может настоящий мужчина так поступить в подобной ситуации? — возмущённо щебетала незнакомая мне девушка в ярко-розовом платье.

— Настоящий мужчина никогда не позволит себе даже оказаться в подобной ситуации, — наставительно заметила более взрослая дама, обмахиваясь огромным чёрно-красным веером.

Оказавшись почти в самом центре толпы, я набрала побольше воздуху в грудь и громко завопила:

— Мамочка-а-а! Таракан!

От последовавших за моим воплем визга и криков захотелось немедленно зажать уши. Дамы бросились врассыпную, брезгливо вглядываясь в пол и в ужасе осматривая собственные юбки.

— Ой! Вот он! — Я вытянула руку, указывая на платье одной из них. — А вот ещё один! — Я повернулась прямо в противоположную сторону.

Леди разбежались по залу в разные стороны, визжа, разглядывая себя и друг другу и хватая за руки мамок и нянек. Про принца все мгновенно забыли. Моё дело было сделано — жалко, что не поспорила с феей на что-нибудь стоящее, например, на волшебную палочку… а впрочем, оно мне надо? Теперь я с чувством выполненного долга позволила себе расслабиться и принялась с интересом оглядываться по сторонам. Разумеется, мне неоднократно приходилось бывать в этом зале, но никогда не в качестве гостьи. Отсюда всё выглядело совсем по-другому. Я стояла, задрав голову, с почти детским восторгом разглядывая огромную шикарную люстру, в обрамлении которой сейчас горела добрая сотня свечей, когда неожиданно услышала совсем рядом с собой голос принца:

— Так где же этот таракан?

Я резко опустила голову, отчаянно борясь с желанием поскорее смыться.

— Какой таракан, Ваше Высочество? — спросила я с самым невинным видом.

— Ну, как же, тот, которого все так испугались. — Он говорил с такой нежностью, словно собирался погладить этого таракана по спинке или почесать за ухом. (Кстати интересно, есть ли у тараканов уши?) А может быть, он хотел посадить это благородное животное в коробок, чтобы и в будущем решать с его помощью любые дипломатические трудности.

— Ваше Высочество, — укоризненно заметила я, — настоящая леди не только не может испугаться таракана, она даже не знает, что это такое.

Принц заметно повеселел.

— То-то они все разбежались!

Понимающе улыбнувшись, я присела в реверансе, завершая таким образом разговор, и собралась продолжить обследование зала.

— Вы позволите пригласить вас на танец?

Я в удивлении остановилась и обернулась к принцу.

— Но мне показалось, что Ваше Высочество не слишком хотели танцевать?

— Я изменил своё мнение.

— А вы об этом не пожалеете?

Помня о собственной неискушённости в танцах, я сильно подозревала, что это была плохая идея.

Принц пожал плечами.

— Пока не пожалею, не узнаю.

Я склонила голову в знак согласия. Такой ответ понравился мне много больше галантных заверений о том, что, дескать, пожалеть о танце с такой очаровательной партнёршей невозможно.

Увы, сама-то я пожалела очень скоро. На четвёртом "раз, два, три", которое я не переставала проговаривать у себя в голове, я всё-таки запуталась и наступила ему на ногу.

— Ох! Простите, Ваше Высочество!

Я подняла на принца испуганный взгляд, но он стоически сделал вид, будто ничего не произошло, и продолжил танец. А вот будь на его месте Портняжка или, скажем, Пончик, точно бы подняли меня на смех!

Постепенно я перестала тщательно следить за каждым своим движением, а, перестав, сразу стала делать меньше ошибок. К тому же принц, в отличие от тех, с кем мне доводилось танцевать до сих пор, действительно хорошо вёл, а в этом случае от женщины требуется совсем немного.

— Вы прибыли издалека? — спросил он вскоре после того, как начался второй танец.

Я чувствовала на себе его пристальный взгляд, пытающийся проникнуть сквозь вуаль.

— Можно сказать и так.

— Откуда именно? Вы живёте в нашем королевстве?

— А вы всегда так настойчиво расспрашиваете тех, с кем танцуете?

— Нет, вы — исключение.

— Почему вы молчите? — спросил он через несколько секунд.

— Пытаюсь понять, хорошо это — быть исключением, или плохо.

— Быть в чём-то исключительным всегда хорошо.

— Не могу с вами согласиться. Быть исключительным в большинстве случаев опасно.

Он некоторое время смотрел на меня, прищурившись.

— Может быть, вы и правы. — И сменил тему: — Как вам нравится погода?

Я пожала плечами, насколько этого позволял ход танца.

— Погода как погода. Тёплая, сухая. Такая стоит уже целый месяц. А мне казалось, что разговоры о погоде вам не слишком интересны, — решилась добавить я.

— Я передумал. Они бывают даже очень полезны. Например, теперь я знаю, что вы живёте именно в нашем королевстве. У наших соседей последний месяц было значительно прохладнее. — В его глазах сверкнул триумфальный огонёк.

Я прикусила губу. А он не так прост, как кажется. С ним надо быть начеку, не то раскусит меня раньше, чем часы пробьют полночь.

— И потом, с вами я готов разговаривать о чём угодно, — сказал он и, подмигнув, добавил: — Даже о белилах и средствах борьбы с загаром.

Я глубоко вздохнула. Он, конечно, был уверен, что я, как дурочка, куплюсь на такое заявление. И, кажется, был не так уж далёк от истины.

— И всё-таки несколько минут назад я готов был поклясться, что вы приехали из-за границы.

— В самом деле? Почему же?

— Во-первых, по тому, как вы говорите. Вы произносите слова немного странно… то есть я хотел сказать, немного иначе, чем местные.

Вот как… Ну конечно. Когда слуги или, скажем, купцы говорят иначе, чем люди из высшего общества, на это никто не обращает особого внимания. Что с них взять? А вот в устах знатной дамы то же самое произношение вполне может сойти за оригинальный заграничный диалект. Вот только что же я не так произношу? Надо будет последить.

— А во-вторых? — улыбнулась я.

— Ваши манеры. Они тоже совсем иные, чем у наших дам.

Вот оно как! Оказывается, полное отсутствие манер может сойти за "совсем иные манеры", при условии что речь опять же идёт о благородной даме.

— На то есть свои причины, — честно сказала я. — И всё же я прибыла не из-за границы.

— В таком случае ужасно странно, что я никогда вас раньше не встречал.

— А вы в этом уверены?

— Разве я ошибся? — нахмурился принц.

— Ну, просто за время нашего разговора вы дважды успели признаться, что изменили своё мнение по тому или иному поводу. Вот я и подумала: а не окажется ли этот раз третьим? — уклончиво ответила я. Не только уклончиво, но ещё и нагло, разумеется. Но, кажется, он счёл такое поведение проявлением "иных манер". Я ничего не имела против такой формулировки.

Он уверенно покачал головой.

— Я бы вас запомнил.

— А может быть, вы просто видели меня в другой одежде?

— Какое значение имеет одежда? — фыркнул он.

— Мужчины всегда так говорят. А на самом деле одежда, причёска и прочая мишура имеет для вас гораздо больше значения, чем вы готовы признаться. В том числе и сами себе.

Какое-то время он молчал, видимо, взвешивал мои слова, примерял к себе; однако молчание затянулось. Под его внимательным взглядом я почувствовала себя неловко.

— О чём вы думаете, принц? — наконец не выдержала я.

— Пытаюсь представить вас в такой одежде, в которой мог бы вас не узнать.

Я вздохнула с облегчением. По тому, как он смотрел, можно было подумать, что он пытается представить меня без одежды вообще.

— Ну и как, успешно? — поинтересовалась я.

Он неопределённо перевёл плечами.

— Вообще-то не очень.

Танец закончился, и музыканты решили дать гостям — вернее, в первую очередь себе, а заодно уж и гостям — короткую передышку. Я восприняла её с радостью, поскольку, говоря откровенно, успела здорово устать. Сказывалось как отсутствие практики (всё-таки танцевать вальс и тому подобное мне приходилось всего несколько раз в жизни), так и целый день работы на кухне. Принц, кажется, заметил моё состояние, поскольку, галантно предложив мне руку, произнёс:

— Вы не хотите немного отдохнуть и прогуляться по парку?

Мы покинули зал, сопровождаемые злыми, завистливыми взглядами девиц на выданье и их матерей. От этих взглядов хотелось спрятаться под непробиваемой бронёй стальных доспехов. Но всё, что у меня было — это тонкий шёлк призрачного платья.

После двадцати минут сумасшедшего кружения приятная прохлада парка оказалась как нельзя более кстати. Двадцати минут? Или получаса? А может быть, больше? Кажется, я потеряла счёт времени, но не беда, до полуночи ещё точно очень далеко, к тому времени мы двадцать раз успеем возвратиться во дворец, а там часы висят на каждом шагу. И все они ходят верно, минута в минуту, за этим здесь принято следить очень тщательно. Так что волноваться не о чем. Да и как можно волноваться, вдыхая удивительный аромат дивных цветов, специально посаженных в этой части парка за их особенное свойство — распускаться именно по вечерам?

Не успела я опуститься на белую скамейку, спинка которой была украшена изысканной резьбой, как откуда-то из тени выступил лакей, держащий в руках поднос с бокалами розового вина. Принц предложил мне бокал, сам отказался, и сделал лакею едва заметный знак. Тот поклонился, насколько этого позволял удерживаемый им поднос, и послушно удалился в сторону дворца. Мы остались одни.

Я почувствовала себя неуютно. На кухарок, вечно перепачканных золой, внимания, конечно, никто не обращал, но горничные рассказывали мне, как порой ведут себя молодые люди из высшего общества в отсутствии старших свидетелей. Некстати вспомнился и тот факт, что вальс ещё до недавнего времени считался крайне непристойным танцем, а степенные матроны и старые девы до сих пор относились к нему с чрезвычайным неодобрением… Я быстро заставила себя успокоиться. Что непростительно для кухарки, вполне позволительно для неизвестной знатной гостьи. В крайнем случае получит по физиономии, и пусть потом попробует меня отыскать.

Мои опасения, похоже, не оправдывались. Кажется, шли минуты, а принц всё стоял напротив скамьи, и не думая садиться. Выработанный за долгие годы инстинкт так и пытался заставить меня вскочить на ноги, но я мужественно держалась. Наконец, не выдержав, спросила:

— Принц, вы стоите, чтобы иметь возможность смотреть на меня сверху вниз?

— А вы всё время смотрите в землю, чтобы не дать мне такой возможности?

Приняв критику во внимание, я подняла глаза. И, чтобы не размениваться по мелочам, стала смотреть на небо. Которое оказалось необыкновенно звёздным; я очень давно не видела ничего подобного. Впрочем, быть может, последнее время я просто слишком редко поднимала голову? Слегка прищурившись, я принялась разыскивать немногочисленные знакомые мне созвездия.

— Вон Меч, — сказала я вслух, указывая на ровную вертикальную линию из четырёх звёзд, которую сверху пересекала "рукоять" из ещё трёх ярких точек. — А где-то недалеко должен быть Кувшин… Но я его, как всегда, не нахожу.

— Вот он, немного выше. — Принц слегка передвинул мою вытянутую руку. — Вот этот незаконченный овал. А здесь — созвездие Рыцаря.

Он не торопился выпускать мою руку из своей. Я понимала, что как хорошо воспитанная леди должна бы запротестовать…но почему-то уж очень не хотелось.

— А вот там, на востоке — созвездие Прекрасной Дамы, — продолжал он. — Сейчас даже можно различить её профиль, хотя две звезды очень тусклые. Она смотрит на Рыцаря, а он — на неё.

— Грустно, — проговорила я, мысленно сложив чёткую картинку из множества светящихся осколков. — Они смотрят друг на друга, но никогда не встретятся. Она застыла над самым горизонтом, а он светится намного выше, далеко-далеко от неё.

— А может быть, им этого достаточно? Просто смотреть друг на друга и время от времени переговариваться?

— В присутствии тысяч посторонних звёзд? — скептически заметила я.

— Может быть, эти звёзды не понимают их языка?

Едва заметно улыбнувшись — мол, кто его знает? — я снова перевела взгляд на грешную землю.

— Скажите, принц, а как случилось, что вы так хорошо разбираетесь в созвездиях?

— О, это следствие скучных и нудных уроков, от которых мне в своё время так и не удалось увильнуть.

— А от многого увильнуть удавалось?

— Я старался, — рассмеялся он. — Но, к моему счастью, мой гувернёр оказался ещё более упрямым.

— И что же, он обучал вас астрологии? — удивилась я.

— Нет. Даже если очень захочу, я не смогу предсказать вам даже самое незначительное событие. Это было частью уроков географии. При помощи звёзд можно правильно определить дорогу.

— А зачем это нужно принцу?

— Ну, принц ведь тоже иногда путешествует. По тем же государственным делам. А как ночью определить направление где-нибудь в море? Или, например, в пустыне, где нет не только мха, но и предметов, с северной стороны которых он мог бы расти?

— Но ведь за принца всё это сделают слуги.

— Высокого происхождения достаточно только во дворце, — серьёзно возразил он. — Во время шторма, в пылу битвы или в глубине огромного враждебного леса люди подчиняются тому, кто чего-то стоит. Тому, кто может вывести их из беды. — Он слегка тряхнул головой. — Но это слишком серьёзный разговор для бала. Давайте сменим тему на что-нибудь более лёгкое.

— Вы в этом уверены? Ну что ж, что вы предпочитаете обсуждать — погоду или самые новые диеты?

Он рассмеялся, я тоже, но в этот момент откуда-то издалека раздался приглушённый звук, словно ударили в гонг к трапезе.

— Что это? — тихо спросила я, уже понимая, каков будет ответ.

— Бой часов, — безразлично ответил принц. — Кажется, полночь.

Я вскочила со скамьи.

— Что с вами? — удивился он.

— Мне надо бежать.

— Куда? Почему? Бал будет продолжаться до утра.

Бом-м-м. Второй удар часов прозвучал ещё более отчётливо, окончательно развеивая волшебство вечернего парка.

— Я… Мне пора.

Подхватив юбки, я бросилась бежать по усыпанной гравием дорожке. Прошло несколько секунд и ещё два удара часов, прежде чем принц понял, что происходит. Затем к своему ужасу я услышала, как он побежал следом.

Меня охватила паника. Что произойдёт, если таинственная принцесса превратится в кухарку прямо у него на глазах? Я не знала. Не знала даже, чего именно боюсь; лишь понимала, что не могу, не должна этого допустить. Я побежала ещё быстрее, споткнулась, с трудом удержала равновесие, а, продолжив бегство, обнаружила, что левая туфелька осталась на дорожке у меня за спиной. Времени возвращаться не было, и, стянув на ходу правую, я помчалась дальше, прижимая её к груди.

Всё же несколько выигранных мгновений не пропали для меня даром. Добежав до конца дорожки, я свернула направо и таким образом ненадолго скрылась у него из виду. Быстро обогнув посеребрённую луной беседку, я пробежала ещё несколько ярдов и притаилась за густыми цветущими кустами. Как раз вовремя. Принц уже показался на дорожке, а у меня знакомо закружилась голова…

Когда я снова открыла глаза, никаких белых кружев и расшитой жемчугом материи уже не было, а было старое коричневое платье с парочкой давно не отмывающихся пятен. Принц пробежал мимо, не останавливаясь; ещё некоторое время я слышала, как хрустит у него под ногами гравий. Сквозь сумасшедшую неразбериху мыслей и чувств где-то в груди отчётливо кольнула совесть. Я ведь всего лишь хотела посмотреть на бал, один раз в жизни станцевать настоящий вальс…

Устало поднявшись на ноги, я опустила туфельку в глубокий карман и медленно проковыляла к дорожке. Стоило мне, повернувшись, зашагать в сторону замка, как сзади снова раздался хруст гравия.

— Эй, постой!

Я вздрогнула, быстро обернулась. Принц поспешно возвращался в мою сторону. В голове беспорядочно гудели обрывки оправданий и объяснений, но все слова не подходили…

— Ты не видела здесь девушку в белом платье? У которой была только одна туфелька? — Вторую туфельку принц держал в руке.

Какое-то время я тупо смотрела на него, не вполне понимая, что происходит.

— Я…да, видела, Ваше Высочество, — пролепетала я наконец, видя, что он начинает терять терпение.

— Куда она пошла?

— Она…она выбежала из парка через эту калитку.

Не произнося больше ни слова, он метнулся прочь. Я прижалась к стволу высокого дуба, стараясь унять крупную дрожь. Он разговаривал вполне нормально, можно сказать, даже был вежлив. Так почему же сердце так больно сжималось от обиды и казалось, будто в груди яростно бьётся загнанная птица, стремящаяся вырваться наружу и улететь за тридевять земель? Фея, юная неопытная фея, что же ты наделала?..