Когда Сонк почти скрылся за горизонтом, Корин приказал подчиненным спешиться. Идти через Тпэхский лес, до которого оставалось, по земным меркам, примерно полтора километра, сержант решил утром. По словам Вассермана, в той почти непроходимой чаще уже давно обосновались многочисленные разбойничьи шайки, и соваться туда втроем ночью, было бы полным безрассудством.

В нескольких шагах от дороги Корин нашел для ночлега небольшую лощину, где его экипаж мог бы незаметно развести костер и посильнее, если под утро резко похолодает. В данной местности перепад между дневной и ночной температурой в сухой сезон достигал иногда двадцати пяти градусов Цельсия.

На такой случай у патрульных имелся с собой небольшой запас топлива. В Стране Железа лесов было немного, да и наведываться туда лишний раз из-за хозяйничавших там разбойников никто не хотел, поэтому для обогрева местные жители использовали обычно небольшие брикеты из смеси навоза и рубленной сухой травы. Качество этого топлива было никудышним и в городе Корину пришлось выложить целых тридцать болов за две вязанки сухих берсовых дров, которые могли долго гореть и давали сильный жар.

Пока Эдди раскладывал костер, Корин помог Николь умыться. Выпив немного вина и отказавшись от еды, девушка завернулась в свой черный плащ и почти сразу заснула. Сержант надеялся, что к утру ей станет лучше.

– Кор, я понимаю, что это не мое собачье дело, – извиняющимся тоном пробормотал Эдди, едва Николь начала посапывать во сне. – Тем более…

– Ты о стажере? – не дал договорить ему сержант.

– Ну да.

– Утром видно будет, что нам с ней делать. Ешь и ложись спать. Первую половину ночи я на себя возьму.

– Понял. Идет. А то я что-то устал сегодня не по годам. От безделья, наверное. Князь есть князь, мать его…

Эдди достал из переметной сумки съестные припасы, холщевую скатерку и приступил к сервировке импровизированного стола.

– Это кладем сюда, это – сюда… Война войной, а ужин должен быть по расписанию, как говорили когда-то германские солдаты. Пустое брюхо – к приказам глухо.

Корин, подойдя к своему порху и опершись о луку седла двумя руками, рывком подтянулся. Встав на седло и выпрямившись во весь рост, он хорошенько осматрелся: нельзя было упустить ни малейшего намека на присутствие вблизи их бивуака других разумных существ. Сержант уже не раз убеждался на собственном опыте, что береженого и вправду бог бережет.

Не увидев в степи ни огонька, Корин, придержав меч, спрыгнул вниз и подсел к Эдди за его походный стол.

Перед вторым пилотом на белом холсте лежали нарезанное тонкими ломтиками копченое мясо молодого вимла, дюжина стеблей тхеса, несколько шариков копхского соленого сыра, стопка лепешек, разрезанная пополам луковица нтохо и с десяток плодов сенга.

– Если завтра девчонка не придет в норму, будем выдавать ее за больную. Мол, недавно ее укусил стокос и через пару-тройку дней она должна поправиться, – сказал Корин, разламывая лепешку.

– Понял, – не переставая жевать, отозвался капрал. – Стокос – букашка неприятная… Их яд даже на вимлов действует… Вроде бы здоровые такие, а тоже… подвержены.

Закончив ужин, Эдди распряг порхов и, расстелив у костра войлочный коврик и накрвшись плащом, улегся спать.

– Кор, разбудишь тогда. Если задымлю…

– Угу. Спи.

Корин выбрался из лощины и прислушался. Тишина стояла мертвая. Даже возни и писка бостов не было слышно. Казалось, что степь накрыта огромным толстым одеялом.

Проверив сбившися вместе и мирно дремавших порхов, Корин снова подсел к огню. Сержант знал, что если эти животные ведут себя спокойно, то вокруг, в радиусе пяти километров, нет ни хищных зверей, ни кастисиан. Правда, на всякий случай, он все-таки вытащил меч из ножен и положил его к себе на колени: отбивающий запах охотничий порошок хоть и дорог, но не настолько, чтобы его не мог купить сотник из дружины какого-нибудь эрдена.

Корин опустил глаза. В свете костра смертоносная сталь матово блестела, словно смазанная топленым жиром. Было что-то умиротворяющее в этом блеске. Как в спящем ребенке. Сержант с нежностью провел по клинку пальцами.

Чуть погодя, глянув по сторонам, сержант отодвинулся от огня подальше, предположив, что на фоне костра он является хорошей мишенью для лучника. «Что-то я расслабился, – с досадой подумал он про себя. – Нехорошо».

Николь проснулась также мгновенно, как и заснула. Ей стало холодно. Она перевернулась на другой бок и подтянула ноги к животу, а согнутые руки прижала к груди. Все-таки, рассудила она, надо было поесть прежде, чем лечь спать. Сейчас, наверное, не мерзла бы так сильно.

Сон ушел, и мысли Николь сами собой обратились к событиям минувшего дня. Ей было горько и стыдно. Она не справилась со своими эмоциями, хотя обещала майору Веерту держать себя в руках. И что в результате произошло? Она была унижена и хотела поднять руку на командира. Еще секунда-другая и она достала бы меч! А ведь даже несчастного гаденыша Порса она сначала не собиралась убивать. Она точно помнит, что не собиралась. Но затем с ней что-то случилось… Вид крови бегущей по лицу Порса, словно лишил ее разума. А потом все показалось глупой, злой игрой. И она решила больше в нее не играть…

Николь почувствовала, что сверху ее чем-то накрыли. Она слегка разомкнула веки. Корин поправлял складки своего плаща, который на нее накинул. Девушка улыбнулась. Кор меня простил, подумала она с облегчением, снова закрыла глаза и вскоре заснула.

Едва начало светать, как все патрульные были уже на ногах. Эдди даже не пришлось никого будить. Чему он был несказанно рад. Ведь сон – это одно из величайших наслаждений, и лишать человека даже малой его толики есть свинство, считал капрал Мур.

«Доставлять неудовольствие мне не в удовольствие, – заявлял он, когда слышал от командира упреки в недостаточной твердости характера. – Я очень добрый человек. Может, даже самый добрый во всей Земной Федерации».

Находясь не в духе, Корин начинал ему доказывать, что это проявление раздолбайства, а не доброты. Эдди, когда его природная мягкость входила в острый конфликт с его же чувством долга, привитым в академии, безоговорочно с командиром соглашался и даже на некоторое время становился образцом патрульного, но, в конце концов, истинная его сущность снова брала свое.

– Дети великого Нэка, вас ждет божественный завтрак, – изрек Эдди весело, разливая по мискам горячую похлебку. – Не каждый в этой стране может похвастаться тем, что ел супчик приготовленный рукой высокородного. Насыщайтесь! Настоящая амброзия.

Николь с помощью костяного гребня попыталась было придать себе сколько-нибудь пристойный вид, но свалявшиеся грязные космы никак не хотели ей поддавться. Глядя в зеркальце и пропуская мимо ушей пустопорожнюю болтовню капрала, она думала о том, что никогда не сможет так, как Эдди, находить во всем что-нибудь хорошее. У нее постоянно выходило наоборот – она и в хорошем всегда умудрялась отыскивать что-либо дурное. И будучи найденным, это дурное доводило ее потом до белого каления.

Второй пилот, пока Корин и Николь ели, осмотрел их оружие и порхов. Потом он дастал из переметной сумки правило, разложил на войлочном коврике клинки и, поджав ноги, уселся рядом.

– Умеют здесь работать с металлом, – уважительно заметил капрал, правя один из мечей Николь. – Ни одной серьезной зарубки.

– Хас же сказал, что наше оружие делалось на заказ, – не оборачиваясь, отозвался на его реплику Корин, которого сейчас больше интересовало состояние стажера, чем острота клинков.

Сержант старался понять, пришла ли Николь в себя после вчерашней встряски и можно ли в ближайшее время на нее рассчитывать. Он присматривался к мимике и жестам девушки, прислушивался к тембру ее голоса, ее интонациям…

– Гэра-Николь, а не захватить ли нам с собой ненароком колечко Нэка, когда назад полетим? – неожиданно переменил тему разговора Эдди. – Будешь его в Париже на светские рауты надевать. От поклонников отбоя не будет, – закончил он, давясь от смеха.

– Ты думаешь, кто-то из них захочет внести свою лепту в этот гарнитурчик? – щелкнула пальцем по висевшему у нее на шее кольцу стажер.

– Сто процентов! Знаешь, сколько будет желающих выразить публично свою неординарность.

– А ну-ка, веселые мясорубы, быстро надели доспехи! – приказал Корин, стоя на краю лощины и глядя на темнеющий вдалеке лес. – Пора в дорогу.

Николь и Эдди послушно облачились в железо, понимая, что лучше тепловой удар, чем стрела в спине или шее.

– Хас сказал, что здесь почти каждое утро проходят обозы с товаром. Будем ждать. Поедем чуть впереди. Если обоз под солидной охраной, то с нами ничего плохого не должно случиться. Прокатимся немного и все. Если число воинов будет невелико, нас сначала пропустят, чтобы заранее не всполошить охрану, а после нападения на обоз настанет и наш черед… Посмотрим, насколько быстры окажутся наши порхи. Когти будем рвать по моему сигналу. Не раньше и не позже.

– Кор! Тьфу! Оэр, а если им удастся кого-то из нас ссадить?

– Если это буду я, скачите дальше. Если завалят кого-то из вас, я помогу несчастному, а второй пусть уходит. И без фокусов!

Николь последние слова командира приняла на свой счет, но постаралась не обидеться.

Патрульные вывели порхов к дороге.

– В седла! – скомандовал Корин. – И ждать молча.

Сержант выразительно посмотрел на Эдди.

У каждого свои недостатки, подумала Николь с некоторой долей самодовольства. На этот раз замечание относилось явно не к ней.

Эдди показалось, что ожидание было долгим, но на самом деле обоз появился минут через двадцать после того, как патрульные оседлали порхов.

– Обоз небольшой. Вероятность нападения высокая. Держимся посередине дороги.

Корин тронул поводья.

– Хо! Вперед. Эдди, следишь за левой стороной. Николь, твоя правая. Работаем ребята.

Пыли на лесной дороге почти не было. Копыта порхов глухо застучали по плотно утрамбованной глинистой почве.

– Тихо как, – сказала вполголоса Николь. – Даже…

– Молчим и слушаем, – осадил девушку Корин.

Деревья по обеим сторонам дороги уходили вверх метров на пятнадцать-двадцать. Их стволы были ровными словно колонны. Все они представляли собой одну породу: красноватая кора и похожие на ивовые, только раза в три уже, бледно-зеленые листья. Дерево называлось сиэнпо.

Пахло смолой. Николь вскоре почувствовала, как во рту нарастает приятный горьковатый привкус. Наверное, прогулки по такому лесу полезны для здоровья, подумала она не без юмора.

Километр за километром оставались позади. Лес все также казался вымершим, и лишь иногда сзади доносился скрип обозных колес и фырканье порхов.

Эдди, изнемогая от ожидания, уже начал ерзать в седле и что-то бубнить себе под нос. Находиться в бездействии столько часов подряд для него было невыносимо.

Николь прислушалась к бормотанию второго пилота. Из потока грязных ругательств ей удалось-таки выловить два приличных слова. Это были наречие «только» и существительное «спокойствие».

Стажер, поправляя ремень, коснулась запястьем панциря и, обжегшись, тихо ойкнула.

«Скоро на нем можно будет жарить яишницу, – подумала она без всяких эмоций. – Если я сама раньше в нем не испекусь».

Обе фляжки на ее поясе были уже пусты. Она хотела попросить воды у командира, но, страшась вызвать его недовольство, решила терпеть до тех пор, пока ей станет совсем невмоготу.

Примерно через четыре часа пути Корин сообщил, что по его расчетам обоз вскоре должен миновать середину леса.

– На него вот-вот должны напасть. Всем приготовиться.

Сержант оказался прав. Не прошло и минуты, как раздавшийся душераздирающий вопль заставил Николь вздрогнуть.

– О боже!

– Вперед! – гаркнул Корин.

Патрульные всадили короткие треуголные шпоры в бока порхов.

Николь никогда не пришло бы в голову, не знай, она этого заранее, что эти неказистые с виду животные могут бежать с такой скоростью. Они неслись вперед не хуже породистых земных скакунов или тарских геблов.

Когда порхи стали уставать, в ход пошли плети.

– Не жалеть! Не жалеть! – орал Корин.

Шесть пар копыт еще быстрее продолжили выбивать глухую дробь.

Выскочив из леса, патрульные проскакали еще метров двести, постепенно сбавляя ход, и, наконец, перевели порхов на шаг.

– Неплохо прокатились, – сказал, тяжело дыша, Эдди.

– Прогулки на перехватчике мне нравятся больше, – нервно улыбаясь, пошутила стажер. – Кор, за деревьями я видела кого-то… При выезде из леса… Заметила движение.

Сержант остановил порха и, неспеша, огляделся. Тревогу ему внушали два огромных валуна впереди. До них по прямой было примерно метров семьдесят. Один возвышался слева от дороги, второй – справа.

– Внимание! За большими камнями на обочине могут прятаться лучники. Одновременно туда не смотрите и взгляд на этом месте не задерживайте.

– Будем атаковать? – спросила, облизывая пересохшие губы, Николь.

– По моей команде: один налево, вторая, с интервалом в пять секунд, направо. Заходите по дуге. Ваша задача: выгнать их на меня.

Корин тронул порха.

– Хо. Эдди, выдвигайся вперед.

Патрульные сделали вид, что ведут легкий разговор. Николь смогла даже непринужденно рассмеяться.

Когда до валунов осталось проехать примерно метров пятьдесят, Корин скомандовал: «В стороны!»

Эдди, пришпорив порха, поскакал налево, на ходу доставая лук. Чуть погодя, Николь рванула направо.

– Хоэ, хоэ!

Порхами патрульные управляли только ногами, посылая стрелу за стрелой в сторону валунов. Иногда, срикошетив, стальные наконечники высекали из них искры.

Сержант отметил, что его второй пилот стреляет из лука не так ловко и быстро, как Николь. Эдди чуть дольше целился, чем она.

По возвращении домой этому компаненту боевой подготовки надо будет уделить побольше внимания на тренировках, сделал про себя вывод Корин.

Кастисианину, которого атаковал Эдди, Корин вогнал стрелу в левый бок. Разбойнику, выскочившему из-за валуна по правую сторону дороги, стрела вошла в ухо.

– Оэр! – крикнул командиру Эдди. – Сзади!

Корин обернулся. От леса по дороге к ним скакали галопом больше десятка всадников.

– Уходим, уходим! – замахал рукой Корин.

Он несколько раз подряд стегнул порха плетью.

– Хоэ! Хоэ!

Николь и Эдди выскочили на дорогу позади сержанта и, глотая пыль, понеслись следом за ним.

Корин понимал, что их уставшие порхи не смогут оторваться от скакунов стражей леса, и схватка неизбежна. Он решил растянуть преследователей насколько возможно дальше друг от друга, чтобы у его экипажа появилось больше шансов выжить.

Порхи патрульных шли хорошим аллюром еще пару километров, потом начали понемногу сдавать. Корин оглянулся. Старый тактический прием принес даже лучший результат, чем ожидал командир «девяносто девятого»: преследователей осталось лишь пятеро. Менее стойкие и более ленивые повернули назад.

Сержант потянул повод на себя.

– Пленных, я так думаю, как всегда брать не будем, – произнес Эдди, разворачивая порха и вытирая мокрое от пота лицо. Николь в очередной раз не поняла, сказал он это в шутку или всерьез.

– Всем приготовить кинжалы, – приказал Корин.

Лесные воины остановили своих порхов в шагах пяти от патрульных.

– Верное решение, страж храма! От нас не убежишь, – заметил один из разбойников. – Это Великий Нэк вразумил тебя придержать порхов?

– Какую добычу возьмут стражи леса? – обратился к нему Корин, угадав в нем старшего.

– Страж храма говорит как торговец, а не как воин. Он не будет сражаться?

– Великий Нэк сказал стражу храма, чтобы он не спешил обнажать клинок.

– Думаю, он поступает правильно, слушаясь нашего бога. Всевидящий и Всезнающий не может дать плохого совета.

А он не простолюдин, размышлял Корин, разглядывая говорившего с ним кастисианина. Рассуждает как воин, сидит на порхе как воин. Неужели перед нами дружинник нарушивший клятву верности? Невероятно. В Стране Железа согласно ритуалу отступника убивают, а труп продают его высокородному хозяину. Этот тип, видно, очень умен и силен, если до сих пор жив и его слушаются отпетые негодяи.

– Чем мы должны поделиться с лесными воинами? – снова спросил Корин. – Наша жизнь вам нужна?

У Николь по затылку и спине пробежали мурашки. Второй вопрос был задан сержантом с такой интонацией, будто речь шла о паре сухих лепешек.

– Убийство для услады сердца – тяжкий грех. Зачем вас убивать, если вы не посягаете на нашу жизнь? Стражи леса без нужды крови не проливают.

– Что вы считаете своей добычей? – задал вопрос Эдди.

– Говорить с высокородным большая честь. – Разбойник буквально на секунду прикрыл внешней стороной ладони глаза. – Да простит нас достославный, если мы проявили меньше почтения к его роду, чем он того заслуживает. Мы не возьмем то, без чего можем обойтись. Отдайте только оружие и украшения. Порхов можете оставить себе – иначе до колодца вы доберетесь еще нескоро. Жрицу просим сойти вниз. Охота закончена.

– Шрох теперь хозяин этого «тела»! Его черед! – выкрикнул один из разбойников. На его лбу были выжжены три окружности – клеймо казнокрада.

– «Тело» достанется Шроху, если он одержит победу в поединке, – напомнил о ритуале Корин.

– У нас, страж храма, свои законы. Жрица достается Шроху по воле лесного братства.

– Всемогущий Нэк не прощает отступников! – с гневом произнесла Николь.

– Это будет потом, а сейчас он дарит тело жрицы Шроху, его заблудшему рабу, – ухмыляясь, произнес разбойник. – После нескольких дней услады Шрох продаст жрицу эрдену Отэу. Пронесся слух, что он скупает жриц, не страшась мести храма.

Воин леса перекинул ногу через луку седла и спрыгнул на дорогу.

– Хозяин не должен ждать! – Кастисианин грубо схватил девушку за рукав и потянул вниз.

Николь подалась к нему, и одновременно ее правая рука взметнулась вверх. Ослепительный блеск – и лезвие кинжала, пробив темя, с хрустом вошло в череп Шроха.

Разбойник, округлив глаза и словно захлебнувшись воздухом, вскинул руки к голове и рухнул навзничь.

Вожака прикончил Эдди. Брошенный им кинжал насквозь пронзил шею беглого дружинника.

На лицах, оставшихся в живых разбойников, появилось выражение смятения. Видно, никто из них не ожидал такого разворота событий.

Нужно ковать железо пока горячо, мелькнуло в голове у Корина.

– Кто из вас, дети хсианы, сомневается в могуществе Нэка Карающего? – произнес он, указывая на трупы, лежащие на дороге.

Один из разбойников, прикрываясь щитом, выкрикнул:

– Нэк сегодня на вашей стороне! Мы уходим!

Не спуская глаз с эрдена и служителей храма, воины леса стали разворачивать порхов.

– Все сосуды с водой и вином оставьте здесь! – приказал Корин. – И заберите нечестивую падаль, валяющуюся у нас под ногами!

– А жрица позволит нам подобрать… мерзких осквернителей ритуала?

– Берите. И помните о силе Триединого!

Разбойники сложили пять серебряных фляжек на обочине дороги и, закинув мертвые тела на порхов, пешком направились к лесу.

Вдруг шедший последним кастисианин обернулся и начал кланяться. Наверное, он не так давно занялся разбоем и еше не утратил привычки почитить тех, кто по положению в обществе стоял выше него.

– Славы роду, эрден. Счастливой охоты, жрица. Богатой добычи, страж.

– И вам не болеть, – пошутил Эдди.

Корин погрозил ему пальцем. Капрал с виноватым видом приложил руку к сердцу.

Николь про себя отметила, что разбойники старались идти по дороге так, чтобы ведомые на поводу животные прикрывали им спины.

– Даже с разумными существами, испившими крови, иногда можно договориться, – сказал Корин.

Эдди показалось, что командир смотрит вслед стражам леса с некоторым умилением.

– Слей всю оставшуюся воду из бурдюков и фляжек в котелки, – приказал Корин Николь. – Нужно хотя бы немного попоить порхов.

Стажер с удовольствием выбралась из седла и спрыгнула вниз.

Две лужи крови на дороге уже высохли и превратились в черные пятна. Заметив что-то блестящее в пыли у себя под ногами, Николь нагнулась и подобрала золотую монету, видно, выпавшую у кого-то из разбойников.

– Угадала! Орел! – весело воскликнула девушка, показывая монету Эдди. – Мне, вообще-то, часто везет.

– Я еще ни на одной «закрытой» планете ничего не находил, – сказал капрал, тяжело вздохнув. – Ценное, я имею в виду… А не всякое барахло.

– И поэтому тебе приходится красть, – бросил сержант, не без насмешки глядя на Эдди. – Да?

– Ну… Недорозумения со всеми бывают…

Пробитые стрелами бурдюки оказались почти пусты, и водопой длился недолго.

Корин потрепал по шее своего порха:

– Молодец. Не подкачал. Выручил хозяина. Жалко будет с тобой расставаться.

Проверив упряжь, сержант вставил ногу в стремя.

– Поторапливаемся! К вечеру нужно быть в замке. Капрал, отличный был бросок. Стажер, объявляю вам благодарность перед строем. Действовали должным образом.

«Всех похвалил: и порха, и меня, и Эдди, – неожиданно со злостью подумала Николь о Корине. И тут же сама себя одернула. – Черт, почему мне все время хочется сказать ему что-нибудь поперек?!»

Довольно долго земляне ехали молча. Лишь гортанное всхрапывание порхов и бряцание металлических деталей снаряжения изредка нарушали тишину. Николь и Эдди не проронили ни единого слова даже по поводу недавней стычки с лесными воинами, что несколько удивило Корина: обычно патрульные, не имеющие большого опыта, после боя испытывают острое желание поделиться своими впечатлениями с окружающими, а тут младшие члены экипажа, словно языки проглотили.

Корин посчитал, что сильно затянувшееся молчание следует прервать. После эмоцианального всплеска вот-вот должен был последовать резкий спад, и тогда на его подчиненных навалится невероятная усталость. Поддержать их рабочее состояние на приемлемом уровне в данный момент можно было только словом, и он заговорил:

– Николь, ты сегодня хорошо себя проявила. Я имею в виду не то, что в сложной ситуации ты хладнокровно уничтожила противника. Суть в другом. Мы впервые действовали в боестолкновении как единый организм. Каждый из нас понимал остальных на интуитивном уровне. Я прав?

– Думаю, да. Я чувствовала, что вы ждете от меня.

– Я к чему затеял этот разговор. Ты ведь отправилась на Кастис добровольно и…

– Конечно, добровольно! Я подписала все необходимые документы.

– Не перебивай. Но ты понимала, что не совсем готова для такой работы.

– Я…

– Не перебивай. Ты должна была знать, что тебя отправили сюда в качестве живца. И пусть в штабе полка тебе много чего напели, ты об этом догадывалась. Так?

– Я это поняла. Не сразу, конечно. Было обидно.

– Очень обидно.

– Да. Поэтому и сорвалась.

– Но сегодня ты почувствовала себя членом команды. Мы стали единым целым. Попробуй забыть все обиды.

– Я… всех прощаю. И хочу… прошу, чтобы вы меня простили. Я не подведу вас. Не подведу!

Девушка пришпорила порха и, проскакав десяток метров, снова пустила его шагом.

– Кор, ты был неподражаем. Я так никогда не смогу. Воспитательная работа явно не мой профиль.

Эдди протяжно вздохнул.

«Не такой уж я выдающийся педагог, если из твоей головы за два года не смог и половины всей дури вымести», – подумал Корин, а вслух сказал:

– Капрал, спой что-нибудь. Для души.

– Я в городе одну песню услышал. Мелодия – с орбиты сойти можно. Для эрдена, конечно, вещь неподходящая, но высокородный, я думаю, может себе позволить немного нарушить ритуал.

Эдди вполголоса запел. Песня была о том, как в одном селении жил юноша Сэхо и он любил девушку по имени Тэса. Девушка была красива словно богиня, и каждый мужчина в округе хотел, чтобы это «тело» принадлежало ему. И они говорили ей: «Моя!». Юноша плохо владел мечом и ни разу не смог отстоять тело своей возлюбленной. Сердце Сэхо разрывалось от боли. Он пошел к Тэсе и сказал, что больше не может так жить. Девушка ответила: «Я хочу, чтобы это красивое тело было только твоим. Я хочу, чтобы только ты был его хозяином». И они, спрыгнув с высокой скалы, отправились в царство Триединого Нэка.

– Трогательная песня, – без всякой иронии заметил сержант. – Но подрывает устои веры. Девушка не может покончить жизнь самоубийством и отправиться в царство Всемогущего. Такое «тело» попадет в Пустыню Хокто.

Сержант привстал на стременах.

– Гэра! – крикнул он. – Где-то здесь справа от дороги должен быть колодец. Если жрица увидит тропу, пусть свернет. Просьба стража храма.

– Жрица, кажется, видит ее! – раздалось в ответ.

Когда Корин и Эдди подъехали к колодцу, Николь уже поила порха из установленного на треноге железного котла, толстые стенки которого были покрыты копотью.

– Вода грязновата, но Гэра думала, что будет хуже, – сказала стажер по-английски.

Капрал выбрался из седла, подошел к колодцу и, перегнувшись через глинобитную стенку, глянул вниз.

– Глубокий?

– Не очень. Метров пятнадцать.

– Эрден желает ополоснуться, – провозгласил Эдди, расшнуровывая сапоги. – Нужно принять подобающий для моего звания вид. А то в замке усомнятся в высоком происхождении гостя.

– Высокородный, пока никого нет, сначала полей-ка мне на спину.

Корин отстегнул меч и, сняв ремень, скинул расшитую серебряной нитью куртку и мокрую от пота нижнюю рубаху.

– Давай!

– Видишь, Гэра, по званию сержант все-таки старше эрдена, – заметил второй пилот, разводя руками.

Он зачерпнул воду шлемом и стал аккуратно поливать подставленную Кориным спину.

– Гэра, ты там поглядывай по сторонам, а то эрдена могут застукать при нарушении ритуала.

– Смотрю, конечно.

Николь мылась последней. Она разулась и, сняв шаровары, осталась в короткой верхней рубахе черного цвета, из-под которой кокетливо выглядывала сорочка из тончайшего белого полотна.

Стажер стала на один из лежавших у колодца камней и, нагнувшись, сложила ковшиком ладони.

– Эдди, полей, пожалуйста.

– С большим удовольствием!

Капрал лил воду и не сводил глаз с блестевших под лучами Сонка мокрых ног Николь. Ему очень хотелось, чуть сжимая ладонь, провести от колена вверх по упругому бедру девушки. Эдди сглотнул неожиданно набежавшую слюну.

– А ты загорела, – сказал он с самым безразличным видом. – У тебя мордочка темнее, чем ноги.

– Да?

Николь взяла сиявший зеркальным блеском нагрудник эрдена и внимательно осмотрела отражение своего лица. Потом глянула на ноги.

– А там? – Эдди с невинной миной на лице попытался приподнять край сорочки.

– Я тебе!

Николь схватила сапог и ударила им капрала по голове.

– Жрица, ты нарушаешь ритуал! – завопил второй пилот.

«По-моему, экипаж отошел от выпавших на его долю нелегких испытаний, – подумал Корин и улыбнулся. – В график мы, слава богу, укладываемся, а, значит, на подходе к замку спутник нас зафиксирует, и капитан Эрнандес получит долгожданную весточку о том, что мы живы и все идет своим чередом».