Посохин вышел из-за стола и сделал несколько приседаний.
– Серега, тащи сюда Дронова. Он как, вменяемый?
– Да вроде ничего, – ответил Жарких, не переставая листать папку с документами. – Когда я за ним приехал, он и не выделывался совсем.
– Ты осмотрел то место, где Смазнев велик видел?
– Осмотрел.
– А почему не доложил?
– А что докладывать? Ничего я там не нашел. Целый час лазил. Фотки я сделал. На столе у вас в Уголовном кодексе лежат. Кстати, у нас фотобумага кончается.
– Экономнее надо быть. Я ее, между прочим, на свои деньги покупал. – Майор окинул взглядом свой рабочий стол, на котором сейчас царил творческий беспорядок. – В каком кодексе? С комментариями?
– В синем, в бумажной обложке. Там, в середине, между страницами.
Посохин достал фотографии из потрепанной книжицы и стал внимательно их просматривать. На нескольких снимках старший лейтенант зафиксировал в разных ракурсах сломанную ветку молодой ольхи. Посохин одобрительно посмотрел на подчиненного.
– А говоришь, ничего не нашел.
– Вы про ветку, что ли? Может, ее раньше сломали? Или позже? На пару часов, например.
– Кто там будет в потемках по кустам лазить? А если бы и лазили, то там столько бы веток наломали! Нет, лазили, когда было светло. И делали это аккуратно. Девяносто девять процентов, что ее сломали именно тридцатого мая. Поверь моей интуиции. Обрати внимание как листики уже здорово подвяли.
– Так вести Дронова? – спросил Жарких.
– Конечно, веди!
Старший лейтенант положил папку на стол и вышел в коридор.
Через минуту перед Посохиным широко расставив ноги, словно у него были неимоверных размеров гениталии, сидел почти трезвый и, как всегда, небритый Иван Дронов. В заляпанной тельняшке без рукавов, камуфлированных штанах и тапках на босу ногу, он походил на военнопленного. Но только своим нарядом. На его лице никаких признаков уныния или страха Посохин не заметил.
– Здорово, Иван! Есть у меня к тебе пара вопросов.
– И вам не болеть. Спрашивайте, раз охота.
– Вопрос первый: ты ширинку перед кабинетом расстегнул или весь день так ходишь?
– Чего?
Дронов наклонил голову.
– О, блин! Молния на этих штанах все время расходится. Ларке сколько раз говорил…
Он потянул язычок бегунка вверх.
– Петрович, извини, я не специально.
– Я понимаю. Позапрошлый понедельник ты хорошо помнишь?
– А что? Опять про Квасова спрашивать будете?
– Да нет, про твоих телочек.
– Про девок, что ли? – ухмыльнулся Дронов.
– Про скотинку твою домашнюю. Я не Лариску имею в виду.
Оценив шутку, Дронов засмеялся. К жене он относился с легким небрежением, но никому, как выяснил Жарких, не позволял в ее адрес ни одного плохого слова сказать. Она их, кстати, и не заслуживала.
– Так где ты обычно свою живность пасешь?
– На лугу возле речки. А что?
– В позапрошлый понедельник ты, где ее привязывал? Луг ведь большой.
– Хрен ее знает. Не помню точно.
– Постарайся, пожалуйста, вспомнить. Напрягись немного.
– Ну, я… Где?.. В тот понедельник я привязывал… Где-то привязывал, блин! Не, че, так важно, в натуре?
– Важно, Иван. И где привязывал, и когда забирал.
– Че, надо подумать тогда.
Дронов скривил рот, громко втянул носом воздух и, сделав паузу, выдохнул:
– Хэ-э!
Скрестив руки на груди, он долго сидел, глядя в потолок. Посохин его не торопил.
– Слева от дороги. До пляжа было метров тридцать, – наконец произнес с довольным лицом Дронов. – По прямой.
– А забирал когда?
Дронов почесал мощную шею и, не отнимая от нее руки замер, теперь уставившись в пол. На этот раз пауза была короче.
– Уже темнело.
– Лынов сказал, что ты пришел к нему в начале одиннадцатого.
– Точно! Значит, забирал в десять. Примерно. Мы с Вовкой Мошкиным со двора вышли… Потом когда к речке спустились, он пошел в кусты отлить, а я двинул на луг за скотиной. А Вовка не помнит, когда мы ходили?
– Помнит, но еще более туманно. Квасова мимо тебя не проходила?
– Бомба, что ли?
– Бомба. Квасова Раиса Николаевна.
– Не, не было такого.
Посохин почти с тоской посмотрел в окно.
– Может кто-то другой проходил?
– Не-е, – выпятив нижнюю губу, помотал головой Дронов.
– Хорошо. Спасибо.
– Да, че, там. Делов-то.
Дронов опять почесал шею.
– А! Слушай, – выставил он вперед растопыренную пятерню, словно рэпер. – Я там мужика в тот раз видел. Когда туда шел. Я начал вниз на луг спускаться, а он в это время к мостику через Серебрянку подъезжал. Вспомнил ведь. Башка еще работает.
– Ну-ну! – встрепенулся Посохин. – Что за мужик? Какой из себя?
– Мужик как мужик. Ехал на велике. Длинный такой. В кепке-восьмиклинке. Рубашка на нем в клетку еще была надета.
– Что за клетка? – уточнил майор.
– Ну, мелкая такая клетка, квадратиками. Черные квадратики, белые квадратики. Серые квадратики. Вроде… И еще джинсы на нем были. Синие.
– Лица не видел?
– Так он впереди был! Вернее, справа. Я не то что не видел, а так… Как бы сказать? Вполоборота! Если граммов двести накатить, я его мордашку сразу вспомню. Не всю, конечно.
Дронов поскреб пальцем висок.
– А! На нем кроссовки еще были с тремя полосками. «Адидас»! Их даже издалека хорошо видно.
– Возраст его можешь предположить?
– Ну, постарше меня, в натуре. Лет сорок.
– Может, ты и велосипед запомнил?
– Велосипед? Как его запомнишь?! Велик и велик. С багажником, с крыльями. Такой, как раньше делали. Несовременный вел. Черный! О, опять вспомнил.
– Отлично, Иван! Помог родной стране.
– Ну!
Дронов от похвалы прямо расцвел.
– Не заметил, велосипед был с ручным тормозом?
– Нет. Кажется, нет. Я пойду, Петрович? Меня там пацанва моя ждет.
– Еще один вопрос. Расскажи-ка мне про вашу схватку с Квасовой.
– Это когда она на меня с молотком кинулась? Да что рассказывать-то? Народу там было до хрена – все видели, что не я начал. Подумаешь, телка какой-то там занюханный цветочек съела! Не розу же… А эта старая прокладка на меня прямо от ворот с молотком сиганула! Что, мне надо было ей лоб подставить? Клумба ее! Улица ее! А то не яйца! Или не по закону?
– Все нормально. Угроза была реальной, и оборонялся ты в пределах допустимого нашими российскими законами. Ты же не пинал ее ногами?
– Нет.
– Ну вот. Она, когда шлепнулась, кричала, что засудит тебя на полмиллиона?
– Ага! – Дронов снова расплылся в улыбке. – Я тогда чуть не писанул от смеха. Нашла миллионера! Ну, что? Можно мне идти?
– Жарких тебя отвезет.
– Да не надо. Я сам дойду. Что я, инвалид?
– Иван, заслужил. Старший лейтенант тебя на своей отвезет, не на государственной.
– А че, получается, что этот мужик Райку грохнул? – поднимаясь со стула, спросил Дронов. – Ну, который на велике ехал?
– Трудно сказать. Ты о нем пока не распространяйся. Хорошо?
– На хрен он мне сдался.