Едва Рыбакова закончила поливать огород, как в ворота кто-то постучал. Рука была явно не мужская.
– Да-да! Там открыто! – крикнула Валентина Васильевна, ставя пустые ведра на землю. Металлические дужки громко звякнули.
Во двор вошла Лиля Смазнева. Тонкий трикотаж футболки, казалось, вот-вот должен был лопнуть под напором ее грудей, а синяя джинсовая юбочка едва прикрывала самое деликатное место девушки. Тело Венеры и розовощекое личико ангела. На симпатичном личике читалось недовольство.
– Здравствуйте, Валентина Васильевна! Мама меня за спичками послала. Дайте, пожалуйста, коробочку. Папа ушел к Чугуновым сарай разбирать и последнюю коробку спичек из кухни забрал. Он у нас куряка. Мы завтра вам вернем.
– Здравствуй! Что ты там застряла возле калитки? В дом проходи.
– Спасибо. Я лучше здесь постою.
– Секундочку подожди, а то я в земле возилась.
Рыбакова отнесла ведра в сарай и, сполоснув руки в стоявшем под яблоней пластмассовом тазу, вытерла их о передник.
– Пойдем, – позвала она Лилю, поднимаясь по ступеням на веранду.
Немного помедлив, девушка вошла следом за Валентиной Васильевной в дом и остановилась у входа. Рыбакова принесла ей из кухни коробку спичек.
– Возьми.
Лиля поблагодарила и повернулась к двери.
– Подожди, пожалуйста.
Девушка остановилась и вопросительно посмотрела на Рыбакову.
– Я задам тебе личный вопрос, можно?
Лиля неуверенно пожала плечами.
– Ты ходишь иногда с девчонками к Ярославу Александровичу в гости?
– Хожу, а что?
– Как ты к нему относишься? Он хороший человек?
Лиля потупилась.
– Да. Может быть, даже лучше всех.
– А как он к тебе относится?
– …Я не знаю. А что?
– Ты бывала у него в мастерской одна, без девчонок?
– Мне мама запретила.
Лиля ответила, как бы ни задумываясь, но ответ получился очень взвешенным. Девушка не солгала, но и не сказала всю правду.
– А раньше ходила?
– Да. Когда маленькая была, часто ходила.
– Он тебя рисовал?
– Рисовал.
– Как? В полный рост или это был поясной портрет?
– В полный рост.
– А как ты была одета?
– В розовое платье с оборками и соломенную шляпу.
– А в купальнике он тебя не рисовал?
– Нет.
– Никогда?
– Нет.
– А без купальника? Только честно?
– …Голой он меня не рисовал. Я пойду, Валентина Васильевна…
– Извини, пожалуйста, что я тебя об этом спрашиваю, но ты же слышала, в чем тетя Рая Ярослава Александровича обвиняла?
– Слышала. Она дура набитая.
– Не ругайся, хорошо?
– А если она такая и есть? То есть была. Она со всеми ругалась и всех обзывала. Даже чужих. Мы с мамой в позапрошлое воскресенье на ярмарке в Новолиганьске были и случайно видели, как она с дядечкой каким-то поругалась. То есть она ругалась, а он молчал. Только когда он повернулся уходить, сказал ей: «Зря ты так!». Она ему еще долго в след орала, что он козел и другое всякое. Матом, в общем. А он сел на велосипед и уехал. Даже не оглянулся ни разу.
– А что она в Новолиганьске делала?
– Так она в Новолиганьске по воскресеньям на ярмарке торгует! Торговала, то есть. У нас ярмарка всегда проходит в пятницу, в Битюгово – в субботу, а в Новолиганьске ярмарка всегда в воскресенье бывает.
– Ну конечно! Я просто сразу не сообразила. А дядя Коля с ней был в тот раз?
– Я не знаю. Он, наверное, в «Газели» в кабине сидел. Я его не видела.
– Еще раз извини, что я тебя спросила об очень личном.
– Я понимаю, зачем вы это спрашиваете. Ярослав Александрович ничего такого со мной никогда не делал. Он не такой, вы не думайте. Мне мама говорила, как это бывает. Обычно этим наши пацаны занимаются. Я сама видела. Напоят девчонок на дискотеке пивом или еще чем-нибудь… Бывает, взрослые парни в машину заманивают покататься. Особенно плохо девчонкам, у которых отцов нет и мать шалава. Правда, потом они быстро привыкают, и им начинает нравиться…
У Рыбаковой стало нехорошо на душе. Она почувствовала себя виноватой перед этой девочкой и решила не продолжать этот неприятный для обоих разговор.
– Ты цветы любишь?
– Люблю.
– Возьми на скамейке за верандой секатор и нарежь себе в саду любых цветов, которые тебе понравятся.
– Спасибо. Не надо. Мне их жалко. Пусть лучше растут.