Рыбакова глянула по сторонам – на улице ни души – и нажала кнопку звонка.
– Вы к кому? – спросил Валентину Васильевну, открывший калитку невысокий пожилой мужчина. У него было лицо человека не склонного мыслить высокими категориями, – узкий лоб, крупный мягкой формы нос со свисающим кончиком, квадратный подбородок. Глазки бегающие, с прищуром. Одет мужчина был в грязноватую полосатую рубашку и поношенные брюки.
– Извините, вы Петр Семенович?
– Я Петр Семенович, а вы кто?
– Здравствуйте! Я знакомая Гороховых, соседей ваших. Валентина Васильевна меня зовут. Я ищу, у кого можно недорого купить подержанный велосипед. Сказали, что вы в округе очень хорошо всех знаете.
– Да, я всех тут хорошо знаю, а что?
– Подскажите, кто из ваших соседей мог бы мне продать недорого велосипед, – сказала Рыбакова тоном, который она использовала при разъяснении условий задачи туго соображающим ученикам. – Можно не очень новый.
– Велосипед? Недорого?
– Не даром, конечно, отдать. Но цена должна быть в пределах разумного.
– Не даром…
– Да. Пусть и не новый, но в хорошем состоянии.
– Кто бы мог?
За спиной Петра Семеновича появился мужчина лет 35—40, в надвинутой на глаза, вероятно для того, чтобы «круче» выглядеть, бордовой бейсболке. Его руки лежали на никелированном руле велосипеда.
– Батя, мать сказала, что обед стынет. Давай быстрее. Я все, на работу поехал.
Рыбакова предположила, что это и есть Антон Пригов. Ростом он был явно выше шести футов, как пишут в английских и американских детективах. То есть его рост заметно превышал 183 сантиметра.
Пригов-младший вывел велосипед на улицу. Черный, с багажником, на передней вилке эмблема с изображением ласточки. Мельком глянув на Рыбакову, он перекинул правую ногу через раму и поставил ее на педаль. Оттолкнувшись, здоровяк опустился в седло и энергично закрутил педали.
– Ты когда сегодня будешь? – крикнул вслед быстро удалявшемуся велосипедисту Петр Семенович.
– В восемь!
– Сын? – спросила Пригова Валентина Васильевна.
– Сын.
– Начальник, наверное?
– Да. Старший продавец, – не без гордости ответил Пригов. – Стройматериалами торгует.
– Гренадер. Петр Семенович, так что насчет велосипеда? Подскажите?
– Велосипеда? А какими деньгами вы располагаете?
– Ну, тысячи полторы могу заплатить.
На лице Петра Семеновича появилась недовольная мина.
– Маловато. Разве это деньги?
– А если две?
– Не-е… Мало! За такую цену никто вам не продаст.
– Откуда вы знаете? Может кто-то согласится?
– Кто!? Вот у меня есть еще один велосипед. Почти новый. Но за такие деньги я его не отдам.
– А сколько вы хотите?
– Десять!
– Петр Семенович, это несерьезно! До свидания!
– Девять с половиной!
– Нет-нет.
– Девять!
– Я не торговаться пришла. Всего доброго!
– Ну и черт с тобой!
Петр Семенович дернул калитку на себя так, словно это она была виновата в том, что выгодная сделка не состоялась. Удар металла о металл породил столь громкий звук, что Валентина Васильевна, сморщившись, дернула головой. Испуганные воробьи, панически чирикая, вспорхнули с раскидистых вишен еще до того как женщина успела смежить веки.
– Спасибо тебе, добрый человек, – произнесла она с иронией.
После разговора с Приговым Рыбакова зашла еще в два дома. Но их хозяева никаким транспортом, кроме тачек, не обладали и мало чего нового добавили к полученным от младшего Горохова сведениям. Получалось, что из маслозаводских велосипеды имели только пять семей.
Желая собрать больше информации о Максиме Кисленко, Валентина Васильевна решила отправиться с визитом к бабе Наталье. Стучать в калитку ей пришлось довольно долго, прежде чем та открылась.
– Чего вам? – спросила Рыбакову пожилая полная женщина в белом старомодном платке, красной шерстяной кофте с поддернутыми рукавами и черной юбке. Руки женщины были выпачканы в муке.
– Здравствуйте! Извините, мне сказали, что вы велосипед продаете? Хотела посмотреть. Вы же Наталья Ивановна Сапогова?
– Я. Здравствуйте. Опоздали вы. Я его уже давно продала.
По ее лицу и голосу было ясно, что она не расположена к беседе и готова вот-вот закрыть калитку.
– Ой, извините! А кому вы его продали? – спросила Рыбакова заискивающе. – Может, я у них перекуплю?
– А за сколько же вы его собираетесь купить?
Валентина Васильевна про себя отметила, что она правильно определила характер собеседницы, и ее последний вопрос попал точно в цель. Это было не трудно. За последние двадцать лет тяга к наживе у многих россиян стала хроническим заболеванием. Сапогова решила узнать, а не прогадала ли она с ценой? Калитка, вероятно, теперь захлопнется не так быстро, как намечалось в самом начале разговора.
Валентина Васильевна подумала, что цену нужно объявить мизерную, чтобы сходу не вызвать у Сапоговой негативные эмоции.
– Ну, рублей за восемьсот – восемьсот пятьдесят.
Сапогова засмеялась. Ее лицо стало еще шире, а маленькие, почти без ресниц, глазки превратились в щелочки.
– Ой, не могу… Сейчас за восемьсот и детский не купишь! Колесо, если только. Ой, не могу…
– А за сколько же вы его продали?
– За три с половиной тысячи!
– Я не знаю, может, они мне уступят немного?
– Кисленки? Уступят? Ой, сразу видно, что вы их не знаете!
– Какие Кисленко? Это те, у которых сын в тюрьме сидит? Максим, да? Надо же!
– Не сидит! Вышел он уже. Максиму я и продала Женькин велосипед, внука моего. А вы им кто будете? Родня или так, знакомая?
– Так, седьмая вода на киселе. Надо же! А я на днях иду, вижу – какой-то мужчина от магазина на велосипеде отъезжает. Думаю про себя, как он на Максима похож. Оказывается, вышел бедолага. Слава богу! Большой стал. Последний раз я видела его аж после окончания школы.
– Да, вымахал будь здоров. Фигурой не в отца. Если бы он лицом не был так на Степана похож, я подумала бы, что Ленка его где-то нагуляла. Она баба бедовая в молодости была.
– Максим, наверное, из маслозаводских мужиков самый высоченный. Я, правда, видела тут еще одного гренадера. Сына Приговых.
– Не, Максим повыше будет. На палец или на два, может. А так, да! Они с Антоном у нас тут самые видные. И оба до сих пор неженатые.
– Дружат между собой?
– Не особо. Максим, я же говорила, всего два месяца назад домой вернулся. А с людьми он тяжело сходится. Некомпанейский.
– А в юности они не дружили? Они по возрасту, вроде, подходят друг другу.
– Нет. Максим постарше. Он когда из Бирючинска после школы уехал, Антону лет тринадцать было. Какая между ними тогда могла быть дружба?
– И к девчатам, что ли, они порознь ходят?
– Ой! Антон тот чересчур разборчивый. Наши девчонки ему не по нраву. В Ростове себе какую-то гламурную кралю нашел. Почти каждые выходные туда мотается. В следующем году собирается к ней переехать. А Максим, я же говорила, некомпанейский. Он и в детстве чаще особняком держался, а теперь совсем бирюком стал. Все время во дворе штангу свою ворочает.