На третий час своего первого дня в качестве младшего – самого младшего – прохвоста в составе Объединенного штаба КНШ лейтенант Тоуд Таркингтон подумывал о том, что, возможно, капитан Графтон был прав. Пожалуй, стоило попросить о сокращении своего пребывания на берегу и о возвращении в море. Сидя за чужим столом в стандартном бункере без окон внутри Пентагона, Тоуд осваивал огромный свод правил и инструкций в твердом переплете, который следовало тщательно изучить, навечно запечатлев в своем сером веществе. Он исподтишка оглядел большой кабинет в поисках еще хоть одного такого же бедолаги.
Ему предстояло носить кофе и сшивать бумаги. Он спинным мозгом чувствовал это. По слухам, здесь хватало других подобных невольников, хотя живьем он еще ни одного не видел.
За соседним столом сидела женщина в чине лейтенант-коммандора и наблюдала за ним. О-хо-хо! Он перевернул страницу, которую штудировал уже минут пять, и прочел название очередной директивы. Что-то о форме одежды, блестящих ботинках и прочем. Он сделал отметку, как требовалось, украдкой бросил взгляд на лейтенанта-коммандора – она по-прежнему наблюдала – и притворился, что занят чтением.
Не поворачивая головы, он посмотрел на часы. Десять тридцать две. О Боже! К ланчу он умрет от скуки. Если бы его сердце остановилось прямо сейчас, он бы не упал, а так и остался бы сидеть, как замороженный, глядя на эту страницу, до тех пор, пока на нем не истлеет форма или они не решат заменить эти столы на новые. Может, другие, что сидят за остальными двадцатью семью столами, уже умерли, и никто об этом не знает. Может, нужно взять зеркало и проверить, есть ли у них признаки дыхания или нет. Может, – тут тихо зазвонил телефон. Его первый звонок!
Он схватил трубку и чуть не уронил аппарат на пол.
– Лейтенант Таркингтон, сэр.
– Это Роберт Таркингтон? – раздался женский голос.
– Да, это я.
– Мистер Таркингтон, это сестра Хильда Хэмхокер, Центр заразных болезней. – Он оглянулся, не подслушивает ли кто-нибудь. По крайней мере, не видно.
– Да.
– Я звоню узнать, знакома ли вам женщина по имени Рита Моравиа?
– Дайте подумать. Рита Моравиа... Низенькая, коренастая женщина с татуировкой морской пехоты и с большой бородавкой на кончике носа? Действительно, я знаю ее, да.
– Я имею в виду, знали ли вы ее. В библейском смысле, мистер Таркингтон. Вы понимаете, она наш клиент и вас назвала как интимного партнера.
Лейтенант-коммандор была вся внимание, наблюдая за ним из-под опущенной пряди волос.
– Я полагаю, этот список партнеров достаточно короток.
– О, нет. До трагичного длинный, мистер Таркингтон. Очень объемистый. Как телефонный справочник Манхэттена. Мы уже три месяца всех обзваниваем и добрались только до буквы "Т".
– Да, я знавал ее, сестра Хэмхокер.
– Не хотите ли познать ее снова, мистер Таркингтон?
– Пожалуй, да. Именно сейчас было бы в самый раз. Прямо здесь, на моем пустом столе, на глазах у всех. Но видите ли, этой родной маленькой и больной коротышки здесь нет. Нет!
– О, мой бедный, бедный Рогатый Тоуд. Ведь это же так плохо, правда же?
– Да, Рита, это очень плохо. Ты когда-нибудь появишься дома?
– На Рождество целую неделю не будет испытаний, милый. Я прилечу в Национальный рейсом "Юнайтид эйрлайнз". – Она назвала номер рейса и время. – Встретишь меня, ладно?
– Я не удержусь познать тебя снова на автостоянке.
– Если на заднем сиденье, то я согласна.
– Хорошо, на заднем сиденье.
– Заметано, Тоуд. Пока.
– Пока, детка. – Он положил трубку и глубоко вздохнул.
Лейтенант-коммандор подняла бровь и убрала упавшую прядь волос на место. После чего все внимание сосредоточила на документе, лежавшем перед ней на столе.
Тоуд сделал еще один глубокий вдох, медленно выдохнул и возобновил изучение книги из серии "прочти и распишись". Спустя десять минут он обнаружил инструкцию, которая привела его в уныние. "Персонал должен иметь в виду, – гласил документ слишком официально и формально, на его взгляд, – что секретная информация не подлежит обсуждению по открытому телефону. (Многочисленные ссылки.) Для обеспечения надлежащего выполнения этой инструкции все телефоны на территории штаба периодически прослушиваются по мере включения, а разговоры записываются на пленку группой обеспечения безопасности связи".
– Опять вляпался, Тоуд-урод, – пробормотал он.
Плохое настроение снова возвратилось к нему, грозя превратиться во вселенскую тоску, но тут в комнату вошел капитан Джейк Графтон, быстро огляделся и направился к Тоуду. Тоуд вскочил и отодвинул стул, когда капитан подошел к нему. Оба офицера были одеты в обычную голубую форму. Однако Тоуд с сожалением отметил, что два золотых галуна на обшлагах рукавов его кителя выглядели не так выигрышно, как четыре на кителе капитана.
– Ради всего святого, садись. Если ты будешь подскакивать каждый раз при виде старшего офицера, башмаки стопчешь.
– Да, сэр. – Тоуд снова уселся на стул.
– Как дела?
– Почти закончил эту "прочти-и-распишись" книжку. – Тоуд вздохнул. – Чем ты здесь занимаешься?
– Точно не знаю. Все меняется каждую неделю. Сейчас по информации из ФБР и ДЕА анализирую операции против наркодельцов. Что могут военные сделать в помощь им и сколько это будет стоить. Вот такие вещи. Приходится торчать.
– Звучит сексуально.
– Пока да. Хотя не имеет никакого отношения к подготовке войск и экипажей или поддержанию боеготовности.
– Но все же волнительно, а?
Джейк Графтон бросил на Таркингтона скептический взгляд.
– Зато мы, пентапарни, – подтянулся Тоуд, – готовы спланировать будущее человечества, вместе с тысячами таких же убежденных и талантливых в КНШ. Меня дрожь пробирает.
– Пентапарни?
– Я только что придумал. Нравится?
Лицо лейтенанта осветилось невинной улыбкой, обнажившей два ряда великолепных зубов, а на щеках появились ямочки. От уголков глаз веером разбежались морщинки.
Капитан улыбнулся в ответ. Он знал Таркингтона уже несколько лет. Одним из его самых замечательных качеств была легкость в общении. Такая черта, а капитан это хорошо знал, редко встречалась у кадровых офицеров, которые рано узнавали, что в их жизни буквально все имело важное значение. В мирное время, когда среди военных существует огромная конкуренция, получение более высокого звания среди себе равных зависит от таких мелочей, как прическа, поведение в обществе, аккуратный почерк. Нечеткая подпись могла повлиять на аттестацию, которая в этом случае окажется чуть хуже, чем требуется, и новое назначение достанется кому-либо другому, а продвижение по службе не станет реальностью... В последнее время в ВМС приобрел популярность акроним, который как нельзя лучше, по мнению Джейка, выражал всю порочность системы: WETSU – we eat this shit up. Капитан одного линкора, Джейк его хорошо знал, взял даже этот акроним в качестве корабельного девиза.
Похоже, что Тоуд Таркингтон не знает об этой мышиной возне, происходящей вокруг. В один прекрасный день до него, возможно, дойдет, что он тоже один из этих грызунов в куче зерна. Джейк горячо желал, чтобы это произошло попозже.
– Итак, что я должен делать, чтобы расстроить планы сил зла? – спросил Тоуд.
– Официально – ты один из тридцати младших офицеров. По крайней мере, пока ты будешь помощником в моей команде.
– Лестно слышать! – брови Тоуда дрогнули. – Я начну писать для тебя меморандумы, а ты будешь заряжать их в КНШ: "Принять" или "Отказать"! Не волнуйся, я сделаю все дипломатично, округлю, смягчу и смажу. А потом меморандумы для ФБР и ДЕА. Мы...
– Мы начинаем утром в семь тридцать, – сказал Джейк, поднимаясь со стула. Он снова огляделся вокруг. – Как тебе нравится здесь?
– Такое разнообразие формы, похоже на профсоюзное собрание в автопарке. – Тоуд понизил голос. – Тебе не кажется, что ребята из ВВС выглядят, как водители междугородных из "Грейхаунда"?
– Я дам тебе тот же совет, Таркингтон, что дал мне отец, когда посадил меня в автобус и отправил служить. Держи рот на замке, а душу нараспашку, и все будет в порядке. – И Графтон ушел. Тоуд улыбнулся и откинулся на спинку стула.
– Я не могла не услышать ваше бестактное замечание, лейтенант, – обратилась к нему сидевшая за столом справа лейтенант-коммандор.
Тоуд повернулся к ней. Лейтенант-коммандор напомнила ему учительницу в третьем классе – та застала его, когда он плевался бумажными шариками, у нее был такой же вид.
– Простите, мэм.
– Наши коллеги из ВВС очень гордятся своей формой.
– Да, мэм. Я не хотел никого обидеть.
– Кто этот капитан?
– Капитан Графтон, мэм.
– Он вел себя с вами очень неформально, лейтенант. – Она произносила "лейтенант" так, будто это был нижний чин в Гватемальской Национальной гвардии. – Здесь, в Объединенном штабе, принято вести себя более достойно.
– Конечно. – Тоуд попробовал изобразить улыбку.
– Это высшая военная организация.
– Я постараюсь запомнить, – уверил ее Тоуд и прошествовал в сторону мужского туалета.
* * *
Генри Чарон остановил машину перед заброшенной фермой и заглушил двигатель. Опустив стекло, он сидел и смотрел на запущенное поле и голые деревья за ним.
Унылое серое небо, казалось, повисло на верхушках деревьев. Хрусткий воздух предвещал снег.
Он проехал четыре мили по грунтовой дороге, вернее, просто по колее, которая вела через лес. Глубину луж, прежде чем проехать, проверял палкой. Следы колес, по крайней мере, месячной давности, остались от машин охотников. Более свежих он не обнаружил. Он выбрал эту неезженную дорогу после того, как осмотрел три другие.
Теперь он находился в глубине Национального парка Мононгахила, в четырех часах езды на запад от Вашингтона, в горах Западной Виргинии. Генри Чарон сделал глубокий-глубокий вдох и улыбнулся. Великолепно.
Надев пальто и шляпу, он запер автомобиль, а затем направился вдоль дороги в ту сторону, откуда приехал. По пути осмотрел остатки одичавших яблонь и кустарник, покрывавший участок в пару акров. Когда-то все это называлось садом.
Пройдя примерно милю, он сошел с дороги и начал взбираться по склону. Двигался он медленно, то и дело останавливаясь и прислушиваясь. Словно тень среди серых деревьев, он размеренно поднялся на холм, а затем направился вдоль его вершины, оставив заброшенную ферму внизу слева. Он собирался обогнуть ферму, чтобы убедиться, что здесь никого нет. Если бы кто-то был, он сразу обнаружил бы признаки присутствия людей.
На ходу Чарон разглядывал деревья, отмечая объеденные оленями и побитые дробью места, пытаясь прикинуть их возраст. Впервые оказавшись в лесу на востоке США, он с удовольствием обнаружил, что и здесь ему все знакомо. Он определил, где бурундуки лущили свои желуди, и несколько минут они с белкой наблюдали друг за другом. Осмотрел нору сурка и пальцем провел по бороздам на молодом дереве, о которое самец оленя терся по осени своими рогами, сдирая бархатистый налет. Услышав барабанную дробь дятла, сделал крюк ярдов в сто, чтобы взглянуть на него.
Еще в четвертом классе ему попалась в школьной библиотеке биография Дэниэла Буна. Книга увлекла его и, как он теперь понял, изменила его жизнь.
Годы, проведенные Буном в одиночестве в лесу Кентукки, где он охотился на диких зверей, добывая мясо и шкуры, уходя от преследования индейцев, казались молодому Генри Чарону наполненными самыми увлекательными приключениями. И вот он оказался в таком лесу, который Бун хорошо знал. Конечно, это не девственный лес двести пятьдесят лет назад, но все же...
Он все еще размышлял о Буне и об охоте, когда на глаза ему попалась олениха. Она стояла к нему задом и спокойно паслась. Он замер. Что-то, пожалуй, инстинкт, заставило ее повернуть голову, ее уши тихо подрагивали – она прислушивалась к необычным звукам.
Чарон не двигался. Олениха, готовая к бегству, застыла в тревоге, поэтому Чарон стоял, не шелохнувшись, и даже затаил дыхание.
Олениха принюхивалась, но легкий ветерок дул с северо-запада, унося запах пришельца в сторону. Наконец, успокоившись, она снова стала щипать траву.
Медленно, очень медленно он подошел ближе, замирая каждый раз, когда поворот головы оленихи позволял ей заметить его движение боковым зрением.
До оленихи оставалось футов двадцать пять, когда она, наконец, увидела его. Она вздрогнула и замерла в напряжении, повернув в его сторону уши и ловя каждый звук. Чарон стоял неподвижно. Тогда она успокоилась и пошла в его сторону, не сводя с него глаз и настороженно прядая ушами.
Пораженный, он пошевелил рукой.
Олениха остановилась, затем осторожно двинулась дальше.
Кто-то приручил ее, подумал он. Она приручена!
Олениха приблизилась и обнюхала его руки. Он подставил ей ладони, а затем почесал ей голову между ушей.
Шерсть у нее на ощупь оказалась густой и жесткой. Погладив ее еще раз, он заговорил. Ее уши тут же зашевелились, ловя звуки его слов.
Память должна быть крепкой. Она непуганая.
Это его слегка обеспокоило. Человек изменил естественный порядок в природе, и Генри Чарон знал, что эти перемены не к лучшему. Для собственной пользы оленихе следует избегать людей. Хотя он вовсе не имел намерений пугать ее. Он снова погладил ее и заговорил, будто она могла понять его. А потом молча смотрел, как она уходит.
Олениха остановилась и, оглянувшись в последний раз, скрылась между деревьями. Вскоре она совсем исчезла из виду. Через тридцать секунд он уже не слышал ее – ковер из листьев, укрывавший землю, поглотил звуки ее шагов.
Спустя час он возвратился к машине. Открыл багажник и вынул мишени, которые укрепил на стене дома.
Сначала пистолеты. Все калибра 9 миллиметров, он стрелял из них с обеих рук с расстояния в десять шагов. Все пистолеты автоматические, системы "Смит-Вессон". Из каждого он выпустил по целому магазину. У одного спуск требовал большего усилия по сравнению с остальными, и Чарон отложил его в сторону. Закончив, он аккуратно собрал стреляные гильзы. Если пропустит одну – не страшно, однако он не хотел оставлять здесь все сорок разбросанными по двору.
Прикрепив новую мишень, он взял три винтовки и отошел на пятьдесят ярдов.
Винтовки системы "винчестер", семидесятой модели, калибр 30-06, с тремя регулируемыми оптическими прицелами девятикратного увеличения. Из первой винтовки он выстрелил три раза, посмотрел в бинокль на мишень и отрегулировал прицел. На третий раз все три пули легли рядом, так что их можно было накрыть десятицентовой монетой. Стреляные гильзы Чарон аккуратно сложил в карман.
Повторив то же самое со второй и третьей винтовками, он отошел на сто ярдов. Сделал три выстрела, проверил мишень, выстрелил снова. В конечном итоге пули, выпущенные из каждой винтовки, образовали на мишени небольшие, размером с двадцатипятицентовую монету, группы отверстий, которые находились примерно в дюйме от центра мишени.
Это боеприпасы заводского производства.
Удовлетворенный результатами, он протер оружие, уложил каждую винтовку в мягкий футляр и спрятал их в багажник.
Наконец, он взял из багажника продолговатый предмет и отнес его вверх на холм. Затем вернулся к машине и отогнал ее назад по дороге за первый поворот. Забрал несколько старых газет, валявшихся на полу в салоне. Снял со стены дома мишени и прибавил их к газетам.
На противоположном склоне лощины среди деревьев заметно выдавался выступ скалы. Встав на скалу, он посмотрел в бинокль на предмет, оставленный им среди деревьев на другой стороне лощины. Больше трех сотен ярдов, пожалуй, решил он. Ближе к четыремстам.
Сложив в кучу мишени и скомканные газеты, он устроил из них небольшой костер. Туда же подбросил несколько палок и веток и относительно сухой сук. После этого возвратился на противоположную сторону лощины.
Оружие находилось в цилиндрическом футляре желтовато-защитного цвета. Прямо на нем крупными желтыми буквами была напечатана до смешного простая инструкция. Он сделал в точности, как написано. Трубу на правое плечо, открыть прицел, включить питание, перекрестье совместить на цели и дождаться звукового сигнала. Есть! Источник тепла обнаружен.
Чарон нажал на спуск. Вспышка – и ракета с ревом ушла вперед. Довольно шумно, но терпеть можно. Ракета пересекла лощину, оставляя за собой огненный след, и взорвалась над выступом скалы, примерно в том месте, где горел костер.
Уже с пустой трубой Чарон снова пересек лощину. Ракета прошла прямо через костер и взорвалась у подножия дерева. Осколки разлетелись в разные стороны. Кора на окружающих деревьях была содрана, а одно деревце толщиной в руку оказалось буквально иссечено. Ракета серьезно повредила дерево, возле которого взорвалась. Несомненно, оно вскоре должно засохнуть, да и все остальные тоже.
Удовлетворительно. Вполне удовлетворительно. Оставшиеся две ракеты должны сработать не хуже. Он разворошил костер, разбросав дымившиеся головешки, и присыпал это место землей.
Спустя пятнадцать минут Чарон завел машину. Стреляные гильзы и использованное пусковое устройство лежали в багажнике.
Он присмотрел место, где можно будет их зарыть, примерно в двух милях по пути отсюда. Было еще довольно светло.
С улыбкой вспоминая олениху, Генри включил передачу и развернул машину.