Смыкаю тяжелые веки — опять пантопон виноват, что высокогорные реки в больничной палате шумят. Им вторят тянь&шаньские ели, колышется зной над хребтом, и жадно хватают форели приманку оскаленным ртом. От счастья едва ли не плача, я вновь бормочу в полусне о том, что судьба и удача еще благосклонны ко мне. Захваченный этой охотой, у белых снегов на виду бесшумной звериной походкой я вдоль по карнизу иду. Крадусь над сверкающей бездной, забыв о печали земной, и времени бег неизбежный обходит меня стороной.