Эти кручи, и эти поля, и грачей сумасшедшая стая, и дорога — ну, словом, земля — не какая-нибудь, а родная. Неожиданно сузился мир, так внезапно, что я растерялся. Неожиданно сузился мир, а недавно ещё — расширялся! И грачи, подтверждая родство, надо мной без умолку кричали всё о том, что превыше всего голос крови в минуту печали.