Шепчу, объясняюсь, прощаюсь, — что делать? — не выскажусь всласть. Опять и опять повторяюсь, — какая живучая страсть! Глаза открывая спросонок, услышу в саду под окном: два друга — щенок и ребёнок — бормочут о чём-то своём; увижу всё те же осины, всё тот же закат и рассвет — запавшие в память картины, которым названия нет. Слова довоенного танго плывут в голубой небосвод из окон, где шумная пьянка с утра, разгораясь, идёт. А в небе последняя стая, почуяв дыханье зимы, прощально кричит, покидая мои золотые холмы.