Река чиста. Весь лед на берегах. Гудит шоссе в клубах весенней пыли. А птицы гнезда вьют на деревах, как тыщу лет назад все так же вили. Я вырвался из этого гнезда, но я не птица, чтобы ежегодно вновь обживать родимые места и щебетать по-птичьи беззаботно… Земля черна и дышит, как всегда, щемящим духом зелени и тлена. Грачи кричат вкруг старого гнезда — они во власти радостного плена. Кричат, кричат потомки тех грачей, с которыми я был знаком когда&то, когда мне был понятен строй речей щенка и ветра, тополя и дятла. Но я благословляю этих двух, бредущих в ночь по берегу в обнимку — они уносят жар сплетенных рук в хмельную даль, в клубящуюся дымку. Я вновь благословляю этот плен — твои, природа, розовые путы, но перед ним не преклоню колен, хоть сознаю значенье сей минуты. О Родина! Сегодня ты во мне, а потому ты во стократ дороже, и мы с тобой всю ночь наедине так говорим, что дрожь идет по коже…

1971