— Помнится мне, рассказывал ты, Нойдак, как тебя из родной деревни варяги какие-то силой увезли, да по каменному делу работать заставили, — припомнил Сухмат.

Разговор происходил очередным вечером, как всегда — у горящего костра. Настроение у наших богатырей было хорошее, все ведь живы и здоровы, сыты и довольны жизнью. Самое время сказки рассказывать…

— Да, было дело, — согласился Нойдак.

— Но тогда Дух уже был у тебя в товарищах, ведь так?

— Да, мы уже были дружны.

— А как вы с ним подружились? — спросил Сухмат, — Расскажи!

— Да, добрый молодец, — поддержал Рахта побратима, — ты уж поведай нам, и где этого мальчишку откопал, и — вообще…

— Что вообще? — спросил Нойдак недовольно.

— Какое такое вообще? — ощетинился и Лёкки, решивший, что его друга вздумали забижать.

— Вообще — это о жизни своей, о родителях, о племени, о детстве… — пояснила Полинушка.

— И как тебя колдуном стать угораздило, тоже расскажи! — добавил Сухматий.

— А… Да, я все расскажу! — пообещал Нойдак, — Из родителей помню я только мать…

И Нойдак начал свою неторопливую повесть:

Стойбище, где родился Нойдак, не имело своего названия, как не имел самоназвания и его род. Какой смысл называть стойбище, если рядом нет других стойбищ, какой смысл в названии рода, если не встречаешься с другими народами. Хотя люди племени Нойдака и знали, что есть другие люди, другие стойбища, но знания эти были на уровне легенд — им и верили, и не верили…

Стояло то стойбище недалече от берега бескрайнего белого моря, почти что в устье большой реки, в него, это море, впадающей. А еще рядом были леса, и все деревья в этих лесах были хвойные…

Сородичи Нойдака ничего не сажали, не сеяли. Да и толку там, на севере, что-то сажать? Не было и домашнего скота, ну, если, конечно, собак не считать домашними животными… Собаки были. Люди эти не знали металла, они не только не умели делать ножи и топоры из железа или, даже, меди, они их никогда и в глаза не видывали!

Нельзя сказать, чтобы соплеменники Нойдака совсем уж не умели ничего делать руками. Их женщины шили отличную, теплую да еще и красивую одежду из шкур и лепили глиняную посуду — уж чего-чего, а горшков Нойдак помнит в своем детстве множество — ведь надо было делать запасы на зиму, а запасы северян — это, прежде всего, животное сало, жирное мясо… Надо сказать, что северяне ели намного больше всевозможного жира, гораздо больше, чем, скажем, русы. Может, такая пища позволяла им не мерзнуть.

Откуда бралась пища? Ну, разумеется, прежде всего — охота. Причем двух типов — лесная и морская. Последняя, при удаче, могла дать за раз гораздо больше мяса, чем давала охота лесная, но была и опаснее. Нет, лодки, которыми пользовались соплеменники Нойдака, были совсем не плохи. Нойдак бы и сейчас охотнее воспользовался бы лодкой из своей прежней жизни, большой и легкой, вмещавшей пять — семь охотников, устойчивой на большой волне. Уж куда надежнее, чем те лодчонки, которыми пользуются русы на своих озерах и реках. Хотя, конечно, до ладьи такой лодке далеко, но ведь кто говорит о ладьях?

Лесная охота была неплоха, но зверя в северных лесах было все же поменьше, чем здесь, на Руси Залесской, намного меньше… Была и птица — но только в теплое время года. Зимой большая часть пернатых отлетала в теплые края, на зависть не имевших крыльев людям. И рыбы в реке было немало, особенно, когда шла та рыба на нерест, поднимаясь в верховья реки, к морю…

Когда Нойдак родился, ему было дано детское имя Ятык. Так уж было заведено — взрослое имя люди получали, лишь проходя Обряд Посвящения…

С раннего детства Ятык знал, что будет колдуном. Так было предсказано еще до его рождения. Впрочем, так повелось издавна — и Старшая Мать, и Колдун всегда точно знали, когда родится их замена. Да они вообще все знали, правда, не всегда говорили. Зачем, в самом деле, предсказывать счастливой матери, дождавшейся долгожданного первенца, что ее малыш не переживет и первой зимы? Или будет разорван диким зверем? Поэтому Мудрые и не говорили людям о судьбе их детей, кроме тех случаев, когда эта судьба была важна для всего племени. Как с Ятыком, например. Коли Духи Предков распорядились быть ему новым Колдуном, так надобно его учить, не так ли? Когда вырастет — поздно будет, надо начинать пораньше. Тем более, что старый Колдун знал, что не доживет до совершеннолетия Ятыка. А мужами мальчики становились на пятнадцатую весну своей жизни. В этом возрасте их принимали в Охотники, после прохождения испытаний, само собой. Но эти испытания не грозили Ятыку — ведь колдун, по традициям племени, не считался мужчиной. Он был никем — не мужчиной и не женщиной, он мог стать фактическим повелителем племени — а такое нередко бывало, но не мог стать мужем ни одной из женщин, не имел права завести детей…

Колдуна племени звали Нойдак. Но это было и имя, и не имя — ведь всех колдунов в этом стойбище всегда звали. Пока Нойдак еще носил свое детское имя, и называться по-детски ему предстояло не до пятнадцати лет, как другим юношам, получавшим после Испытания мужское имя, а до тех пор, пока не умрет старый колдун, и имя Нойдак не перейдет к его преемнику.

Его начали учить рано. Видимо, старик-колдун знал, что жить ему осталось совсем недолго и спешил хоть чему-то выучить мальчика. Будущий колдун продолжал еще играть с другими детьми, хоть и начал уже постигать колдовскую науку. Его маленькие приятели поначалу не замечали перемен, но потом… Понятно, что с какого-то времени будущего колдуна следует отделить от других детей — ну, хоть чтобы не разболтал, чего нельзя… Можно сделать это насильно, пригрозить и так далее. Но старый колдун сделал проще, хотя, может быть, и обиднее для мальчика. Заметив, что его преемник проводит много времени с мальчишками за простейшими играми, он попросту обучил паренька Игральному Слову. И тот начал у всех всегда выигрывать. Но торжество длилось не долго — мальчишки поняли, что их товарищ колдует и перестали с ним играть. Несколько драк, пустых обещаний «никогда-никогда не колдовать», и молодой ученик колдуна был изгнан из детского коллектива. И навсегда отделился от соплеменников. Поначалу нельзя было даже подойти к прежним приятелям — следовали насмешки, зуботычины, а то и просто — игнорирование. Минуло несколько лет — он остался так же далек от сверстников, только теперь не было зуботычин и насмешек, зато теперь был страх, страх в глазах, в словах, в отношении к нему. И этот страх оказался стеной еще более прочной, чем та, что отделяла его от соплеменников ранее.

Каким колдуном был старый Нойдак? Могучим или слабым, немощным? Неизвестно, ведь ему так и не пришлось ни разу применить свои силы на полную мощь Вот, как рассказывали старики, жил много-много лет назад один Нойдак, мудрый и могучий колдун. И пришел в стойбище злой великан, и стал он убивать людей, не имея к ним ни сострадания, ни жалости. И тогда вышел тот древний Нойдак, и сказал Слово, которое никто ни до него, ни после не произносил, и обратился тот великан в скалу. Вот она, эта скала, до сих пор стоит возле стойбища, да много лет прошло, еле угадываются в ней черты того великана.

Каким бы ни был предшественник нашего героя, Слов он знал достаточно, и многие из них успел передать юному ученику. Ну, само собой, передал он не только слова, было много и всяких других знаний, да что здесь, на Руси, от них толку? Хотя иногда бывает толк…

Часто сидел старый Нойдак неподвижно, устремив взгляд свой на огонь, да ничего не говорил.

— Почему ты молчишь, о мудрый наставник? — спросил как-то юный Ятык.

— Не мешай, я беседую с духами! — ответил старик.

И наш герой больше ни разу не осмеливался обратиться к своему учителю во время беседы того с духами. Только спросил как-то:

— А когда духи заговорят со мной?

— Когда ты будешь готов! — последовал ответ.

Маленький Ятык все ждал и ждал, когда духи что-нибудь скажут ему, но духи молчали. Может быть, он был им неинтересен, а может — они беседовали только с одним колдуном. По крайней мере, старый колдун, сказав что-то важное мужчинам племени, приговаривал: «Так сказали мне духи!».

Как-то раз старый колдун повел мальчика в Запретный лес. Там они взошли на холм, о котором подросток знал лишь то, что лишь посвященные в мужчины могут ходить туда, да и то лишь два раза в году — весной и осенью, в дни, на которые укажет мудрый колдун. А теперь мальчику, еще не ставшему мужчиной, предстояло взойти на этот холм. Юный Ятык уже знал, когда проходят посвящения и недоумевал — ведь стояло лето в разгаре, был совсем не тот день, чтобы идти в Запретный лес.

— Разве сегодня День Весны или День Осени? — спросил мальчик.

— Нет, сегодня День Лета, самый длинный в году день, — ответил старик, — и этот день для нас, колдунов. Сегодня предки увидят нового колдуна, узнают его…

— Я стану колдуном? — удивился Ятык, он ведь знал, что старый колдун еще не выучил его всему. Хотя, само собой, уже сейчас стать колдуном мальчишке очень хотелось.

Старик ничего не ответил, но взял его за руку своей крепкой сухой ладонью и повел на холм. На вершине того холма стоял деревянный столб, весь покрытый узорами — солнечными и лунными, с загибающимися по солнцу и против его хода лучами. А по бокам столбы были вырезаны лица, целых три лица, как бы принадлежащих одному человеку, но повернутых в разные стороны. Было видно, что дерево, из которого был вырезан столб, было старое-престарое, почерневшее от времени. Но это было явно заветное дерево — на нем не было следов ни лишайника, ни жучков древоточцев. Сколько было лет деревянному истукану — неизвестно, может, он был древнее той самой скалы, бывшей ранее злым великаном…

— Это — духи наших предков, — сказал старик тихо, как бы боясь разбудить дремлющих духов, — надеюсь, ты не опозоришь старика перед предками?

Юный колдун был готов сделать что угодно, вытерпеть любое испытание, лишь бы не опозорить… Испытание состоялось, но оно не было особенно мучительным для Ятыка — старый колдун успел научить его концентрировать внимание и презирать боль. По знаку старика мальчик разделся до пояса. Старик вынул из переметной сумки горшочки с колдовскими снадобьями. Но в этот раз были пущены в дело только краски — охра да сажа, да еще какие-то неведомо из чего сделанные красители. Старый Нойдак не спеша разрисовывал тело своего преемника замысловатыми узорами, чередуя то одну, то другую краски. А потом пришлось немного потерпеть — в ход пошел острый кремниевый нож, тот самый, который колдун применял исключительно для особых дел. Нож колол и резал кожу мальчика, шла кровь. Ятык знал, что теперь там, где краска попадет в рану, останется навечно узор. Что же — это ведь Посвящение, как никак, надо терпеть. И подросток даже ни разу не закусил губы…

— Ты готов подойти к Предкам! Осталось сделать так, чтобы они признали тебя! — сказал старый Нойдак.

— А как они признают меня?

— По крови, она у тебя такая же, как и у них, они узнают… Но ты должен сам пустить себе кровь из жил. И с обоих рук — обязательно, чтобы они попробовали тебя и левого, и правого!

Ятык решительно разрезал себе запястья рук заветным ножом. Старый колдун подвел мальчика к истукану, взял за руку, приложил кровоточащей раной к губам одного из предков. Потом — другую руку. А затем повторил то же самое с другим деревянным лицом, потом — с третьим.

— Духи предков признали тебя! — сказал старик торжественно.

Молодой Ятык ждал, что произойдет еще что-нибудь такое торжественное, но на этом все и кончилось. Старик велел мальчугану одеться и повел домой. Странно, но кровь из ран перестала сочиться почти сразу же…

— Теперь ты — Нойдак! — сказал старик вечером, когда колдуны — старый и молодой — ложились спать.

Глупый маленький Ятык обрадовался, решив, что стал теперь взрослым. И теперь его будут слушаться так же, как слушаются старого Нойдака. Глупец! Лишь потом, на следующий день, он понял смысл сказанных старым колдуном слов. Потому как утром, когда подросток проснулся, старик был уже совсем холодный…

Последующие два дня прошли как в тумане. Собственно, все сделали и без него. Погребальный костер был особенно велик, его собрали, против обычного, исключительно из очень старого, сухого дерева. Ятыку ничего не пришлось делать, о нем вспомнили лишь тогда, когда пришла пора поджигать дрова. Его впервые позвали, назвав Нойдаком. Паренек хорошо помнил заветные слова, которые нужно было сказать, когда кто-то из сородичей отправлялся к Предкам. Ятык, а с этого момента уже и для всех — Нойдак — сказал все, как нужно. Потом сказала Слово Возрождения Старшая Мать. Костер запылал мгновенно и очень быстро от старика осталась лишь немного пепла, который сразу же развеял ветер. Никто не плакал на тех похоронах, у старого колдуна не было близких. Да и то — ведь колдун это не только не совсем мужчина, он ведь и не совсем человек. Никто не знал истины, но многие верили, что колдуны после смерти вовсе не уходят к предкам, как все остальные люди, а становятся злыми хищными зверями или птицами. Поэтому никто и не рисковал убить колдуна — вернется волком иль медведем, и — загрызет! Так что никто по старику и не поплакал, никто, кроме нового колдуна, да и тот сделал это, недостойное для взрослого, дело, лишь уединившись в своей землянке.

На следующее утро новый колдун вышел к уже собравшемуся в ожидании его появления племени. В правой руке юноша держал заветный гарпун — символ колдовского могущества, переходивший от одного колдуна к другому на протяжении бессчетного количества поколений. Рассказывали, что сделал этот гарпун Первый Нойдак, и этим гарпуном, врученным на время охоты Первому Охотнику, тот убил Первого Морского Зверя.

— Так что же сказали тебе духи, молодой Нойдак? — спросил у юноши Старший Охотник.

— Мои духи… — Нойдак запнулся и не знал, что и сказать. Ведь духи так ни разу и не заговорили с ним.

— Да, твои духи! — повторил Старший Мужчина громко, — Колдун для того и нужен, чтобы духи говорили с людьми его языком!

— Мои духи… Мои духи… — залепетал Нойдак, запинаясь.

— Нашему роду не нужен колдун, духи которого молчат! — сказала Старшая Мать.

— Они… Они еще заговорят! — нашелся, наконец, юноша.

— Хорошо, племя будет ждать, — кивнул вождь, — люди соберутся завтра утром слушать слова духов.

Нойдак повернулся и медленно пошел прочь. Хотелось убежать быстро-быстро, подальше от своего позора, но колдуну не полагалось бегать от своего племени…

Юноша целый день не ел, не пил, все молил духов сказать ему хоть слово. Ничего, никто с ним так и не заговорил. Все было безрезультатно. Ночь он провел тоже без сна. Наконец, под утро, решил — надо просто что-нибудь придумать. Сказать примерно то же, что говорил раньше старый колдун…

Но выдумывать ничего не пришлось. Ибо утром всех ожидал сюрприз. Теперь на виду у всего племени, рядом со Старшим охотником, межу ним и Старшей Матерью, стоял новый человек. И не просто человек — это был настоящий колдун. Весь увешанный амулетами, с тяжелым взглядом, от которого сразу же все отводили глаза. Очень, очень давно в стойбище не заходили люди других племен. А тут — не просто новый человек, а колдун, может быть — могучий колдун…

— Узнал я, — заговорил пришелец, — что ваш старый защитник умрет, а замену себе подготовить не успеет, вот мои духи и сказали, чтобы шел я сюда, стал колдуном вашего племени, дабы не пропало оно, не сгинуло без советов мудрых…

— Но у нас уже есть колдун, — громко возразил Старший Охотник и указал на Нойдака.

— Это еще мальчик, он ничего не знает и не умеет! — сказал пришлый колдун.

— Я посвящен! — воскликнул Нойдак, — Со мной Духи Предков.

— Ты мал и глуп, но если послушаешься, я возьмусь доучить тебя! — слова пришельца были вроде добрые, но Нойдак кожей почувствовал злой взгляд белых глаз колдуна, понял, что согласись он сейчас — так долго не проживет. Этому, крепкому еще колдуну, ученики и преемники были без надобности, он умирать не собирался. А выучить еще одного колдуна — так это все равно что вырастить себе соперника, врага смертельного…

— В моем племени — я колдун по праву! — заявил мальчик-колдун.

— Что же, тебе же хуже, раз жить не охота… — и пришелец вытянул перед собой руку со скрещенными в колдовском знаке пальцами — прямо в сторону подростка.

Нойдак увидел нечто черное, соскользнувшее с пальцев пришельца и устремившееся прямо к нему. Инстинктивно вытянул вперед руку с заветным гарпуном, острием — к сопернику. Черное что-то натолкнулось на острие гарпуна и рассеялось.

— Вот как? — удивился пришелец, — Ну что же, амулетов и у меня немало своих, и гарпун этот мне тоже сгодится. После того, как полакомлюсь твоим мясом, мальчик!

Люди в ужасе отшатнулись. Мало того, что это был могучий колдун, он еще и питался человеческим мясом. Употребление в пищу человеческого мяса было самым страшным запретом для людей, считалось, что поевший мяса соплеменника, навсегда останется лютым зверем… Но люди иногда между собой говорили потихоньку о том, что колдуны нарушают этот запрет. И вот — сам признался!

— Если будет нужно моему роду, я сам съем тебя! — что это такое нашло на мальца в то момент — неизвестно, но эти слова неожиданно уравновесили юного Нойдака с пришельцем в глазах соплеменников. Может этот мальчик — действительно колдун? Тогда уж лучше пусть будет свой!

— Поединок? — громко спросил Старший охотник, — Вы хотите поединка?

— Я убью этого мальчишку! — заявил пришелец, — И съем его печень и сердце…

— Да, я хочу поединка! — подтвердил Нойдак, — И пусть все решит воля духов!

— Да будет так! — провозгласил Старший Охотник, — Завтра утром, на Священной Скале вы встретитесь лицом к лицу. А мы подождем у подножия того, кто спустится живым, а неудачник да будет жертвой Духу Реки и Духу Скалы.

Нойдак сразу же отправился в лес. Что духи не придут к нему в землянку, он уже знал. Оставалось попросить о помощи предков. Подросток все шел и шел по лесу, пока не почувствовал на себе чей-то взгляд.

— Никак по грибы собрался, мальчик? — оказалось, что пришелец стоял совсем рядом, — Давай, мальчик, дружить, я тебя не больно съем, честное слово!

Нойдак бросился прочь со всех ног. Пришлый колдун вроде даже и не стал его догонять. Только совершенно неожиданно мальчик увидел, что его враг впереди, а он сам бежит прямо ему в руки. Что за волшебство такое? Подросток развернулся и побежал в другую сторону. О ужас! Пришлый колдун вроде и не бежал за ним, но как-то вдруг оказался совсем рядом.

— Чего зря бегать, от меня не уйдешь! — смеялся злой колдун.

Но мальчишка был другого мнения. Хоть он и был в тот момент смертельно испуган, однако ж сообразил, что находится уже в Запретном лесу, возле того самого холма, где живут Предки. И бросился туда, прямо к деревянному истукану, обнял его руками, как последнюю надежду…

— А вот ты где! — колдун-людоед был совсем рядом, — Ну вот и ладно, вот и побегали… А здесь так хорошо, здесь мне нравится, здесь и косточки твои закопаем, идолу на потеху!

— О Предки, о Духи Предков! — взмолился Нойдак, — Спасите, помогите мне, я одной крови с вами, предки, вот…

И мальчик, прокусив себе жилу, брызнул кровью на деревянное изваяние. Пришелец засмеялся было, но вдруг изменился в лице, начал синеть. Потом рванулся и опрометью бросился прочь, рассыпая ругань и угрозы на бегу…

Юный колдун оставался на холме до самой ночи. Все молил и молил Духов Предков сказать ему хоть слово, заговорить с ним. Все было бесполезно. Духи молчали. Может быть, ему действительно рано было становиться колдуном? Предки защитили его, но больше помогать не хотели или не могли. Что еще мог сделать Нойдак? Как во сне побрел он по направлению к родному стойбищу. В землянку к себе не пошел, а начал бесцельно бродить возле жилищ. О том, что на него может напасть пришлый колдун, он почему-то не думал. Случайно он подслушал отрывок разговора. Нойдак хорошо различал голоса — беседовали Старший Охотник и Старшая Мать.

— Но Ятык наш, нашей крови, он дурного роду не сделает, а этот — еще неизвестно, зачем пришел! — говорила мудрая старуха, — Хороший колдун не уйдет из своего племени…

— Но Ятык — мальчик, духи еще не говорят с ним! — не соглашался вождь, — Пойми, может он и хочет племени только добра, да не сможет… Вот, не предупредят духи об урагане, когда выйдем мы на лодках бить зверя морского, так все и погибнем! Какой толк от глупого мальчишки?

— Боязно мне, когда смотрю я на пришлого!

— А колдун на то и колдун, чтобы его боялись… — сказал Старший Охотник.

Нойдак побрел дальше. Стало понятно, что и от соплеменников ждать помощи не приходится. Эх, если бы была жива его мать, его отец! Если бы у него были братья! Но мать принесла себя в жертву Духу Моря после того, как в волнах погиб его отец. И сделала тем самым его, малыша, будущим колдуном. Но теперь, теперь ему неоткуда ждать помощи. А сам он с этим могучим пришельцем точно не совладает…

Мальчик забрался на самую вершину Священное Скалы. Ночь, светила полная луна. Что же, последняя попытка… Нойдак снял, не обращая внимания на ночной холод, с себя всю одежду и подставил под лучи Ночного Светила его магические изображения, сделанные старым колдуном на груди мальчика. Раны еще не успели зажить, но какое это имело значение? Нойдак неистово просил Ночное Светило помощи, стоя перед ним на коленях. Не получив никакого ответа, стал вновь призывать духов — всех по очереди — и Духа Скалы, и Духа Реки, и Духа Моря, и Духа Ветров, и Духа Прародителя. Но никто из владык этого мира не откликался на призывы. Паренек начал снова — а что ему еще оставалось делать?

— Разве тебе не холодно? — услышал Нойдак голос за спиной. Судя по тембру, этот голос принадлежал маленькому мальчику, — Смотри, у тебя вся кожа в пупырышках!

— Иди, иди домой, малыш! — сказал Нойдак, не оглядываясь, и лишь потом сообразил, что голос ему не знаком, а ведь он мог различить любого в своем племени по голосу. Да и откуда здесь, на Священной Скале, ночью — маленький мальчик?

— А вот дома-то у меня и нет! — ответил малыш со странной интонацией — вроде и сожалел, и гордился — одновременно.

Юный колдун оглянулся — сзади никого не было. Покрутил головой — никого!

— А чего ты головой крутишь? — сказал голос.

— Не могу понять, где ты прячешься, — ответил удивленный Нойдак.

— Я не прячусь.

— Тогда где ты? — юный колдун на мгновение забыл о своих проблемах, настолько все это было для него удивительно.

— Так ведь люди не видят духов!

— Так ты… дух? — изумился Нойдак, явно не ожидавшего услышать такой тоненький мальчишеский голос от духа. Ведь голоса духов всегда представлялись ему такими низкими, рокочущими, как прибой на море, например, — А отчего тогда у тебя голос мальчишеский?

— Так я молодой дух, у меня еще ни имени, ни предназначения нет, — отвечал невидимый мальчик, — да и с тобой разговаривать мне нельзя, мал я еще!

— А не знаешь ли ты, почему никто из взрослых духов со мной не разговаривает?

— А разве духи должны с людьми разговаривать? — в свою очередь удивился дух, — Они могут, конечно, но делают это редко! А ты — мальчик, с тобой они и подавно беседовать не станут.

— Как же мне быть? Если никто из духов со мной не заговорит, не поможет — погибну я завтра поутру.

— А тебе не хочется, что ли, это… погибать? Это больно?

— И больно тоже… А ты знаешь, что такое боль?

— Видел у зверей, птиц, людей да деревьев… Боль — она никому из имеющих тело не нравится! — отвечал юный дух, успевший набраться кой-каких наблюдений за свою небольшую жизнь.

— У деревьев? — удивился Нойдак, — Разве деревья чуют боль? Они же не кричат…

— Не кричат, но им больно, я это наверняка знаю, — стоял на своем дух.

— Слушай, дух… Так у тебя нет имени?

— Нет.

— А как же мне тебя звать?

— Зови просто — Дух…

— Слушай, Дух, а может ты мне поможешь?

— Я маленький, мне — нельзя.

— И меня за взрослого не признают, — вздохнул Нойдак, — а раз мы оба такие — давай дружить?

— Дружить? — мальчику-духу такое и в голову не приходило, — Я не против, а как мы будем дружить?

— Для начала помоги мне…

И Нойдак начал рассказывать своему новому — и, кстати, первому в жизни — другу о своих злоключениях в последние два дня. Кажется, невидимый мальчишка что-то понял.

— Так ты хочешь стать колдуном, а старый человек — не хочет этого, и собирается сделать тебе больно?

— Да.

— Тогда давай прогоним этого колдуна. Я его прогоню!

— Но как? Ведь его охраняют взрослые духи! Тебе с ними не управиться…

— Ха! Чего-нибудь да придумаем. Ты — придумай, а я — сделаю, — предложил маленький Дух.

Нойдак задумался. Мало ему было — обхитрить пришлого колдуна, надо теперь обмануть и его духов. Маленький Дух тоже помалкивал, видно думал о своем…

— А ваши… духи… Они когда-нибудь собираются все вместе что-то там обсудить? — спросил, наконец, юный колдун.

— Бывает, собираются и улетают куда-то, только меня не берут… — как-то обиженно признался Дух.

— А как они узнают, что надо собраться?

— Как узнают? Придумал! Придумал! Я сделаю так, что они все соберутся завтра утром далеко-далеко отсюда! — радостно затараторил Дух.

— А тебя потом… не побьют?

— Духов не бьют!

— Тогда сделай это…

— Сделаю, сделаю, завтра во всей округе не останется ни одного духа, — продолжал радоваться предстоящей проказе малыш, — и еще я придумал, как напугать твоего врага!

— А тебе потом… — начал было Нойдак, всерьез забеспокоившийся за маленького шаловливого Духа, но понял, что его нового дружка рядом уже нет — улетел. С этого момента Нойдак всегда чуял, когда Дух рядом, даже когда тот помалкивал.

И вот настало утро прохладное. Нойдак так со скалы той и не уходил. Едва свет забрезжил, начали люди к Священной Скале собираться, пришли и Старший Охотник, и Старшая Мать. Последним заявился пришлый колдун. Увидел Нойдака на вершине скалы, заулыбался кровожадно, да наверх полез. Почти что залез, да вдруг раздался голос из скалы рокочущий, страшный-престрашный…

— Как посмел ты, чужак, к Скале Священной прикоснуться, на меня, заветную, взобраться? Горе тебе, чужак, не уйти тебе от меня, Скалы Священной, живым!

Как услышал пришелец, какие слова ему скала говорит, перепугался, начал своих духов на помощь призывать, да видно не пришли его духи — далеко их куда-то отправил по их взрослым делам мальчик-дух…

— Зря надрываешься! — сказал пришельцу Нойдак, — прогнали мои духи твоих духов, чужие они были, твои духи, пришлые, поэтому и не смогли моим духам воспротивиться!

— Позволь, молодой хозяин, возьму я пришельца в нутро свое каменное? — спросила у Нойдака Скала.

Не стал пришлый колдун дожидаться, что ответит Нойдак, спрыгнул он вниз со скалы, да хоть и ушибся крепко, да все равно — бежать бросился прочь, не оглядываясь! И больше никогда того колдуна ни Нойдак, ни соплеменники его не видывали. Отправился, видать, искать себе другое племя. А, может, и впрямь всех своих духов подрастерял. Если у него вообще они были, духи-то эти…

Голос тот, что из Скалы звучал, только колдуны и слышали, остальные, простые люди слышали лишь то, что говорили Нойдак да пришлый колдун. Поняли люди так, что слушаются теперь духи юного Нойдака, что прогнал мальчик пришельца и не помогли тому его духи!

И только Нойдак и знал, что голосом низким, раскатистым говорил его дружок — Дух молоденький, шаловливый да проказливый. Так все им с рук и сошло. Подружились после этого юный колдун с Духом крепко-накрепко.

Больше никто не сомневался в том, что юный Нойдак — настоящий колдун, и что он с духами разговаривает. Постепенно и Дух понял, чем может помочь своему другу-колдуну. Начал подсказывать по мелочи то, что от других духов узнавал. Ведь он теперь при деле был, другие духи с ним считаться начали — ведь все-таки дух при колдуне людского племени… И непогоду научился предсказывать Нойдак со слов своего друга, и прочие напасти разные. Много еще было всяких историй с ним в том племени, прожил он так колдуном аж пять лет, пока не случилась с Нойдаком та самая история, о которой он уже как-то рассказывал, и расстался молодой колдун со родным племенем, чтобы никогда более с ним не увидеться.

* * *

— Ну, а теперь твоя очередь, малыш! — обратился Сухмат к отроку, — Ведь Нойдак много не знал, да и вообще…

— Интересно узнать, как духи живут, чем промышляют! — закончил за побратима Рахта.

— Кабы я сам знал, то здесь бы не сиживал, — Лёкки говорил совершенно серьезно.

— Как это не знаешь? — удивился Сухмат, — Али забыл?

— Нет, ничего не забыл, — ответил подросток, — но и рассказать особенно нечего…

— Тогда расскажи, что есть! Как с Нойдаком познакомился, например.

— Да я себя только и помню, как с Нойдаком, вернее, я, вроде, был и раньше…

Мальчик замялся, а потом собрался с духом и богатыри услышали совершенно удивительный, непривычный рассказ…. Слушали мальчика, не перебивая!

* * *

Я не помню момента, когда появился на свет, мне всегда казалось, что я был всегда. Но сколько я ни пытался вспомнить, что же было со мной до того, как я подружился с человеком — как будто и не было ничего… Припоминаются леса и моря, как будто я всегда парил над ними, смотрел вниз, и это продолжалось вроде как бесконечно, а может, и всего один день. Смены дня и ночи я не ощущал…

Я знал, что существуют и другие духи, вроде меня. Но они не обращали на меня никакого внимания, были заняты своими делами. Лишь потом я понял, что пока слишком мал для них — то есть похож на тех детенышей лесных зверей, которые еще не в состоянии добывать себе пищу. Но мне никто не мешал наблюдать и за другими духами, и за всем-всем, что я мог увидеть в этом и других мирах. В общем, когда-то давно я был один, ни о чем не думал, и мне даже в голову не приходило искать кого-то еще, спрашивать о чем-то… Я воспринимал мир и себя в нем, как нечто, само собой разумеющееся, летал, смотрел на все, как во сне, и ни о чем не думал…

Странные существа, эти люди. Они как бы выделялись из всей природы, что-то такое делали… Ну, все вокруг течет по своим равномерным законам, так, как заведено, а люди все время меняют пути! Как бы это объяснить, ну, вся природа как бы неподвижна, хотя и двигается, а люди — придают ей совсем другое, особенное течение… Нет, я не могу объяснить это словами… Это — надо видеть и понимать!

Я все больше и больше наблюдал за людьми. Сначала я ничего не понимал, потом разобрался, по каким обычаям они живут — добывают себе еду, едят ее и все такое прочее. Похоже, конечно, на зверей. Но люди еще и делали вещи своими руками. Изготовляли гарпуны и шили одежду, строили домики и мастерили лодки. Тогда я еще не знал, что мир велик, и единственными людьми, за которыми я наблюдал, были родичи Нойдака. Да, и главное, у них был огонь, они умели развести костер, поддерживать его и следить, чтобы пламя не вырвалось и не пожрало все вокруг…

Как получилось, что из всех людей я выделил Нойдака? Случайно, должно быть… Или все это было предначертано? Но в ту ночь мне впервые что-то захотелось. Как бы это объяснить? До этой поры я смотрел на все происходящее как бы со стороны, никаких желаний у меня еще не было. А тут вдруг, впервые разговорившись с человеком, я вдруг заинтересовался людскими делами, воспринял его неприятности — как свои. И более того, как бы это сказать… Впервые у меня появилось желание. Захотелось тоже воздействовать на происходящее, как это делают люди! И это первое желание было связано с Нойдаком, с моим первым человеком, столь неожиданно и непривычно для духа предложившего дружбу.

Удивительно, Нойдак тогда услышал меня. Впрочем, это меня не удивило в тот момент, я ведь никогда еще не разговаривал с людьми. Удивительно — это потому, что потом я пробовал разговаривать с другими людьми, но никто меня не слышал. Никто! Единственным из людей, воспринимающим мой голос, оставался все эти годы Нойдак. Я-то слышал, что говорили люди, но меня никто не слышал! Потом, когда я нашел других, подобных себе, или похожих на меня существ, я сумел поговорить и с ними. Разумеется с теми, кто пожелал со мной говорить, а таковых оказалось немного. От одного духа я узнал, что у подобных мне есть право выбрать себе одного из смертных, который бы слышал мой голос, но отдав себя одному из людей, я лишался права быть услышанным другими.

Это уже потом, вернее, совсем недавно, я встретил других существ, окромя духов, которые слышали меня. Вот Полина, странная умершая, но продолжавшая ходить и говорить женщина, она хорошо слышала мой голос. А потом, когда Повелитель Молний метнул в меня сверкающее копье, обнаружилось, что меня еще можно и видеть. И совсем уж меня удивил Дурень, который запросто схватил меня за ухо. Это было так странно, до этого я полагал, что могу летать где угодно и никто не может взять меня, как берут осязаемые предметы, в руки… Оказалось, что можно и меня. И это было большим открытием. Ведь я как-то и не верил даже в свое существование, вроде я есть, но меня и нет. А после того, как Дурень меня шлепнул, я понял, что живу, что такое же существо, как и другие, населяющие мир, что у меня тоже есть тело…

Но я рассказывал о том, как познакомился с Нойдаком. Он тогда был еще молодой и ничего не знал. Между тем мы с Нойдаком уже разговаривали к тому времени. Я несколько раз рассказывал Нойдаку такие вещи, о которых он не мог знать — мне то просто, летаю я быстро, все сверху видать… Впрочем, летал, конечно же, теперь я человек, и, увы, не полетаю больше! Хотя — кто знает?

Слыша, как молодой колдун разговаривает со мной, вернее, как он говорит, и вроде бы — слышит ответы Духа, соплеменники начали верить в силу Нойдака как колдуна. А я помогал ему, как мог — точно сказал, когда пойдет семга, очень точно… И о стаде китов тоже я ему рассказал, а ведь тогда убили кита и племя запаслось мясом на всю зиму…

Еще тогда другие духи сказали мне, что нельзя помогать людям, что эта помощь — нарушение заведенного порядка вещей, и я могу за это поплатиться… Но мне было все равно. Да и они ведь не люди — эти духи. Как я тогда напроказничал, отправил их всех за тридевять земель на сходку. И что вы думаете? Полетели, по пути рассказывали другим духам, что ожидается сход. Те присоединялись, тоже улетали… Короче, так все духи и собрались вместе, сходка состоялась, что-то там обсудили, никто даже и не стал выяснять, кто всех созвал… Короче, мне все сошло с рук! А я продолжал дружить с молодым колдуном, сдружился настолько, что стал с ним — ну как брат, может, больше чем брат, почти как одно существо.

Потом было много приключений. Я всюду следовал за избранным мною человеком, я узнал, что мир велик, что в нем существуют не только люди, звери и духи, что есть и другие существа, а потом я узнал, что есть и другие миры.

Ну, а сознание о том, что такое время… Это когда мой Нойдак попал в ту переделку с одноглазым великаном, который унес его далеко-далеко в море. Тогда Нойдак упал и замерз прямо в льдине. Он вроде и спал, а вроде — и не жил. Я все это время оставался около него, если бы я улетел, он бы умер тогда, я как бы держал его, не отпускал… И было это долго-предолго. Иногда мне казалось, что я спал, хотя духи и не спят, вроде бы… Но если очень долго быть в одном месте, и ничего не делать, то время начинает бежать мимо тебя быстрым бегом. Долга ночь там, в холодном ледяном море. Но и эти, длинные как целый года ночи только и мелькали у меня в глазах… Жаль, что я не умею считать, а то бы сказал, сколько прошло времени, пока спал Нойдак. Хотя — нет, я все равно сбился бы со счету! И все-таки именно тогда я понял, что такое время, что весь мир движется в нем куда-то в неведомое. И еще — тот сон, или, вернее, сон-бодрствование, он как бы отделил ту мою жизнь от другой, которая началась после пробуждения Нойдака. А сейчас — уже третья жизнь — человеком!

Я долгое время не понимал, почему люди так держатся за жизнь. Теперь — кажется, начал понимать. Жить человеком — это так приятно, столько ощущений. Мне нравится есть и пить, ходить и просто любоваться на природу. А ведь я еще не попробовал дела, которое, как все считают, самое приятное для смертного. Но я уже понимаю, почему люди так хотят жить еще и еще, я и сам бы сейчас не захотел расстаться с этой человеческой жизнью…

— Так ты говоришь, что разговаривал и с другими духами? — заинтересовался Сухмат.

— Да.

— А у духов есть деление на мужчин и женщин? Духов и духинь?

— Я об этом ничего не знаю, — честно признался Лёкки, — но вроде духи деревьев и некоторых озер — именуют сами себя там, как это делают женщины. Не знаю! — заключил отрок решительно.

— А как духи размножаются? — мысли Сухматия крутились все вокруг одного и того же, — Они женятся? У них рождаются маленькие духята? Ты помнишь своих родителей?

— Я же сказал, — даже обиделся Лёкки, — я не помню, как и откуда появился на свет, и никаких родителей не помню! И на свадьбы меня другие духи не приглашали, да и не слышал я никогда, чтобы духи женились и заводили себе детей!

— Скучно, наверное, духам жить без этого дела, — чуть ли не пожалел собратьев Лёкки Сухмат.

— А я тоже еще не пробовал! —напомнил Лёкки, — Я тоже хочу жениться!

— Тебе еще рано…

— Да я старше тебя буду, — напомнил отрок богатырю, — когда я с Нойдаком познакомился, не только тебя, но и Киева еще на свете не было!

— Ну, это ты врешь! — заявил Сухмат, — Киев всегда был…

— Расскажи-ка, лучше, был ли ты с Нойдаком, когда он того бога-великана из скалы выбивал? — сказал Рахта.

— Конечно был. Эх, как бы я хотел помочь ему тогда, особенно… Ну, когда это чудовище пошло прямо по морю, вдаль. Я и остановить его пытался, и кричал на ухо — бесполезно, чудище меня не слышало и не чувствовало. А я уже говорил… Ну, сколько раньше ни пытался я хоть перышко с места сдвинуть — ничего не получалось. Если бы я мог, я бы своему колдуну не только советами бы помогал, я бы все для него сделал!

— Ну, вот сейчас ты можешь делать своими руками, что захочешь! — напомнил Рахта, — Так помогай, хотя, нет, лучше не мешайся…

— Да, сейчас я могу делать работу руками, — согласился Дух, — но я больше не умею летать, не могу попасть в другие миры, вот и в Мир мертвых тоже мне дорога теперь заказана…

— Да, я забыла тебе сказать, малыш, ты нам очень помог тогда, в Мире мертвых, — вдруг спохватилась Полинушка, — без тебя мы, может, и не выбрались бы оттуда. И потом, со скалой… Спасибо!

— Ладно, чего уж там, — Лёкки, однако ж, понравилось, что ему сказали «спасибо». Может, в первый раз! Было приятно…

— Интересно, ты настоящий мальчик? — задумчиво произнес Сухмат, — Будешь расти и сделаешься мужчиной, или таким и останешься? Ведь если тебе так много лет, а ты все еще отрок…

— Я был тогда Духом, а духи живут долго.

— А они умирают?

— Не знаю, не слышал такого ни разу. Слышал, только — что они куда-то уходят… — Лёкки задумался, — но вот и я тоже ушел… В люди!