Василий Купцов

Шестисотый «Мерседес»

— Да, выходит ближайший автобус — через час, — констатировал факт нехилый мужчина лет тридцати. Он только что изучил расписание автобусов, фраза же была произнесена то ли для самого себя, то ли ради вступления в диалог со старичком в фиолетовом плаще, тоже ожидавшем транспорта.

— Если вообще придет, — откликнулся старичок, — им расписание не указ!

— Я спешу.

— Лови, если поймаешь, — хихикнул пожилой абориген.

Узкое, по ряду в каждую сторону, загородное шоссе, дорогие иномарки, проносящиеся, что злые шершни, мимо на полной скорости. Сколько ни тяни руку, никто даже и не притормозит. Еще и обрызгать каждый норовит, хорошо им, в их Мерседесах, на них не каплет, не то, что на нас, простых людей. Ноябрь — отвратительный месяц, особливо, если около нуля и дождь со снегом. И холодно, и сам весь потный, как мышь.

Попрыгав с протянутой рукой минут пятнадцать, мужчина даже руки не поднял, завидев приближающийся роскошный “шестисотый”.

— Что так? — поинтересовался старичок, сморщенный, как сморчок, — Такие не останавливаются?

— Похоже, здесь никому не нужны деньги, — вздохнул страдалец. Он уже минут пять, как перестал нервно оглядываться на часы, опоздал, вестимо…

— Операцию по перемене пола делать надоть! — посоветовал старичок, — другой вертихвостки по три машины останавливаются, сами подвезти напрашиваются.

— Будь у меня деньги на такую операцию, я бы просто тачку купил, — зло бросил мужчина.

— Зато кое у кого эти самые баксы девать некуда. Говорят, решил один новый русский шестисотый “Мерседес” заиметь… — начал, было, местный аксакал.

- “Первый, второй, пятьсот девяносто девятый, ух — шестисотый” — знаю эту байку, — перебил старика неудачник, — эх, надоела эта жизнь, все бы отдал за шестисотый…

— Продай чего-нибудь…

— А чего? Без квартиры не проживешь, да ее только на какое-нибудь барахло и хватит. Почку не продашь — больной, говорят. Родители померли, ни мать, ни отца не продашь. А Родину уже другие, до нас, продать ухитрились! Душу бы продал, да где — до дьявола дозвониться…

— А ежели я — дьявол? — хихикнул старичок.

— Тогда покупай душу, не жаль! — махнул рукой мужичок.

— Душу? Во еще, этого добра у нас и так навалом, в очереди стоят, — продолжал издеваться старичок, — однако ж есть выход!

— Да ну? — засмеялся мужчина.

— Одно желание осталось невостребованным, зависло, но это длинная история. Пресытился, словом, один товарищ, обожрался желаниями, что блинами… А ты мне приглянулся, так и быть — подарю тебе одно желание. Мог бы и три, да не положено, — продолжал измываться “дяьвол”.

— Угу, три желания… Нашел негр в пустыне амфору с джином, три желания. Хочу, говорит, воды, много води, и женщин. И еще — стать белым. Ну, джин и сделал его унитазом в женском туалете!

— Да ну! — расхохотался старичок, — Вот не знал! Ну — потешил. Так и быть — одно желание, без обмана, без членовредительства, ни в кого не превращать, душу не забирать. Идет?

— Идет!

— По рукам?

— Давай! — мужчина не без удовольствия, от души, шарахнул ручищей по сухонькой ладошке старика, — Хочу “Мерседес”. Шестисотый!

— Будет сделано, — хихикнул старикашка, — “для развлеченья только”.

И все вдруг завертелось в глазах…

* * *

— Опять на своей рухляди приперся, — этот голос был первым, что услышал мужчина, опомнившись, — сколько тебе говорить, не будет тебе техосмотра! И как не стыдно, нашел на свалке какой-то древний тарантас, да еще хочет… Совсем из ума выжил. В булочную будешь на этой колымаге ездить!

Кажется, он за рулем. Что за чертовщина. Мужчина поднял голову, взгляд остановился на том месте, откуда звучал голос. Сбоку, в двух метрах над дорогой, висела самая настоящая летающая тарелка. Как в фантастических фильмах. Только надпись на ней была вполне знакомая: “МРЭО ГАИ”.

Ох, как трудно дается каждое движение. Он с трудом выполз из автомобиля, перекошенная дверь не захотела закрываться с первого раза… Да, несомненно это был “шестисотый”. Вот только весь избитый, ржавый. Краска облупилась, стекла с трещинами, подбитая фара… Сколько же ему лет? Мужчина притронулся к автомобилю, проверка — может, грезится все это? Но почему рука такая морщинистая?

Страшная догадка ударила, как кувалдой, по мозгам. Один взгляд в зеркальце. Да, да… На него смотрела морщинистая физиономия того самого старичка. А где же прожитая жизнь? Отдана за старый шестисотый “Мерс”?!