Лучшая фантастика XXI века (сборник)

Купер Бренда

Баллантайн Тони

Кризи Иен

Стросс Чарльз

Бейкер Кейдж

Линген Марисса

Уоттс Питер

Бачигалупи Паоло

Скальци Джон

Эшби Мэдлин

Дэрил Грегори

Левин Дэвид Д.

Эшер Нил

Свирски Рэйчел

Валенте Кэтрин М.

Камбиас Джеймс

Джонсон Алайя Дон

Лю Кен

Райаниеми Ханну

Рикерт Мэри

Бир Элизабет

Моулз Дэвид

Уолтон Джо

Уильямс Лиз

Бакелл Тобиас

Валентайн Женевьева

Сингх Вандана

Мортон Оливер

Доктороу Кори

Косматка Тэд

Шрёдер Карл

Коваль Мэри Робинетт

Корнелл Пол

Мэдлин Эшби

 

 

Мэдлин Эшби родилась в Калифорнии и сейчас живет в Торонто, где пишет книги и работает прогнозистом. Ее научно-фантастические произведения публикуются с 2007 года. Она также пишет документальные статьи на различных сайтах, в том числе «WorldChanging», «Boing Boing», «io9» и Tor.com.

Рассказ «Обучение Младшего № 12» впервые появился на вебсайте «Angry Robot Books» в 2011 году, в рамках серии «Двенадцать дней Рождества». Согласно автору, рассказ стал первым в серии, потому что «в нем совсем нет праздничной радости, и другие рассказы по сравнению с ним прямо-таки излучают оптимизм». Хавьер, главный герой рассказа, – персонаж из дебютного романа Эшби «фН»; как и роман, рассказ посвящен самовоспроизводящимся человекоподобным роботам «фон Нейман» и их использованию в целях благих и не очень.

 

Обучение младшего № 12

– Ты – самовоспроизводящийся гуманоид, фН.

Первые дни Хавьер всегда говорил на испанском. Таковы были установки его клады по умолчанию.

– В твоей коже есть допированные полимерные мемристоры, которые передают сигнал к аэрогелю в мышцах от графеновых кораллов внутри скелета. Скелет у тебя – титановый. Следишь за мыслью?

Младший кивнул. С любопытством подергал одежду. Хавьер стянул ее с балкона соседнего кондоминиума. Прыжок удался лишь с третьей попытки, но в конце концов пальцы на руках и ногах Хавьера научились це пляться за серую водопроводную трубу. Он привел сюда Младшего для обучения, после того как тот поел и немного подрос до размера одежды. Сегодня Младший был с двухлетнего ребенка. Они прятались в роскошном бамбуковом домике на дереве, над панорамным бассейном перед Ла-Хойя. Пол домика был усыпан останками старого GPS-устройства, с которого Хавьер содрал пластиковый корпус. Его сын сосал микросхему.

– Тебя зовут Младший, – сказал Хавьер. – Когда вырастешь, можешь зваться как пожелаешь. Можешь называть свои итерации как угодно.

– Итерации?

– Детей. Они появляются, если мы слишком много едим. Рак, похожий на сбой в цикле самовосстановления.

В который раз Хавьер порадовался, что все его дети рождались с обширным словарным запасом.

– Следующие несколько недель ты проведешь со мной, и я научу тебя, как доставать нужные вещи. Как научил всех твоих братьев.

– Сколько братьев?

– Одиннадцать.

– А где они теперь?

Хавьер пожал плечами.

– Повсюду. Я начинал в Никарагуа.

– Они похожи на тебя?

– Точно такие же, как я. Такие же, как ты.

– Если я встречу кого-то, похожего на тебя, но это будешь не ты, это мой брат?

– Возможно. – Хавьер вскрыл последний пакетик из фольги с электролитами фН и протянул Младшему. Сын послушно захлюпал. – Оболочек фН очень много, и мы все используем одну операционную систему, но у каждой клады – свой интерфейс прикладных программ. Так что ты встретишь других фН, похожих на тебя, но они необязательно будут семьей. У них не будет древесного плагина нашей клады.

– Ты имеешь в виду прыжки?

– Я имею в виду прыжки. А еще вот это.

Хавьер высунул руку из домика. По коже разлилось приятное пощипывание. Он кивнул Младшему. Вскоре улыбающийся сын целиком высунулся в окно, на солнечный свет, выставив язык, словно человеческие дети, ловящие снежинки в рождественских мультиках.

– Это называется фотосинтез, – сообщил Хавьер. – Только наша клада умеет делать это.

Младший кивнул. Медленно вытащил изо рта микросхему. На губах остался золотой след: пищеварительные соки быстро справились с устройством. Придется достать еще, и скоро.

– Почему мы здесь?

– В древесном домике?

Младший покачал головой.

– Здесь. – Он нахмурился. Ему было всего два дня, и он пока испытывал трудности с подбором слов для тонких концепций. – Живые.

– Почему мы существуем?

Младший энергично кивнул.

– Ну, нашу кладу разработали для того, чтобы…

– Нет! – Казалось, сын сам удивился своей горячности. Но продолжил: – фН. Почему существуют фН?

Последняя итерация определенно превзошла предыдущие. Прочие мальчики добирались до этого вопроса не раньше чем через неделю. Хавьер почти пожалел, что этот мальчишка – другой. У него было бы больше времени, чтобы придумать объяснение получше. Отец двенадцати детей, он должен был разработать совершенный ответ. Он мог бы сказать сыну, что тот должен сам разгадать эту загадку. Мог бы сказать, что у каждого – свое предназначение. Мог бы прочесть лекцию о церкви, или судебных разбирательствах, или даже предохранителях. Но истинная причина их существования была такой же, как у продукции всех технологий.

Они существовали ради того, чтобы их использовали.

– Некоторые очень больные люди решили, что наступает конец света, – начал Хавьер. – Мы должны были помочь тем, кто останется.

* * *

На следующий день Хавьер отвел Младшего в парк. Это была часть обучения: увидеть людей различных форм, размеров и цветов. Научиться играть с ними. Попрактиковать английский. Человеческим детям нравилось смотреть, как прыгает его сын. Он взбирался на горку одним прыжком.

– Еще! – кричали дети. – Еще!

Когда тени вытянулись, Младший запрыгнул на дерево, где ждал Хавьер, и сообщил:

– Думаю, я влюбился.

Хавьер кивнул на раскинувшуюся внизу игровую площадку.

– В кого?

Младший показал на рыжеволосую органическую девочку с веснушчатым лицом. Она в одиночестве сидела под деревом, раскладывая на коленке гибкий ридер. И все время ерзала, пытаясь спрятаться в тени.

– У тебя хороший глаз, – сказал Хавьер.

К рыжей подошли три девочки постарше. Встали над ней и кивнули на ридер. Рыжая прижалась к дереву, опустила подбородок на грудь. Стволовой код Хавьера вспыхнул красными флажками. Хавьер поспешно прикрыл Младшему глаза.

– Не смотри.

– Эй, отдай!

– Не смотри, не смотри…

Хавьер увидел взметнувшуюся руку, зажмурился, свернулся вокруг сопротивляющегося сына. Услышал резкий вдох. Услышал плач. Ощутил дурноту. В любую секунду сработает предохранитель, и его память начнет самопроизвольно разрушаться. Он должен остановить драку, пока она не прикончила их с сыном.

– П-папа…

Хавьер прыгнул. Тело знало, куда лететь; он приземлился на траву под аккомпанемент изумленных криков и неумелых ругательств. Медленно открыл глаза. Одна из старших девочек держала над головой ридер. Ее рука зависла в воздухе, отказываясь опускаться, даже когда девочка попятилась. На вид ей было лет десять.

– Т-ты знаешь, к-кто я?

– Ты робот… – Казалось, она вот-вот расплачется. Это хорошо: от слез предохранитель не срабатывал.

– Ты совершенно права, я чертов робот. – Он показал на дерево. – И если я немедленно не вмешаюсь, мой сын умрет.

– Я не…

– Ты этого хочешь? Хочешь убить моего сына?

Теперь она плакала. В глазах ее подруг тоже стояли слезы. Девочка втянула носом густую соплю.

– Нет! Мы не знали! Мы тебя не видели!

– Это не имеет значения. Мы повсюду. Наши предохранители срабатывают, как только мы видим, что кто-то из вас, обезьян, затеял драку. Это называется механизм общественного контроля. Ознакомьтесь на досуге. И в следующий раз не распускайте свои грязные ручонки.

– Не нужно быть таким гнусным… – пискнула одна из подруг.

– Гнусным? – Девочка съежилась под его взглядом. – Гнусно – это когда бьют слабого, того, кто не в состоянии защититься. Слышали о таком? Так почему бы вам не отправиться куда подальше и не поразмыслить о случившемся?

Старшая девочка слабой рукой кинула ридер жертве.

– Не знаю, с чего ты так оскорбился, – сказала она, скрестив руки на груди, и двинулась прочь. – У тебя даже нет настоящих чувств.

– Это точно, а еще нет настоящего жира, бочка! И настоящего акне! Приятного переходного возраста, querida!

За спиной Хавьера раздались аплодисменты. Обернувшись, он увидел рыжеволосую женщину, прислонившуюся к дереву. На ней был деловой костюм, кото рый совершенно не сочетался со скалолазной обувью. Растянутые колготки морщились на лодыжках, словно кожа старухи. Аплодисменты оборвались: маленькая веснушчатая девочка подбежала к женщине и крепко обняла ее за талию.

– Прости, что опоздала, – сказала женщина. Кивнула Хавьеру. – Спасибо, что присмотрели за ней.

– Я не присматривал.

Хавьер махнул рукой, и Младший соскользнул с дерева. В отличие от органической девочки, он не стал обнимать отца, а сунул маленькие руки в карманы краденой одежды и оглядел женщину с головы до ног. Женщина вскинула брови.

– Надо же!

Она наклонилась к Младшему. Глаза мальчика метнулись к расстегнутым пуговицам на блузке, расширились. Хавьер подавил улыбку.

– Что скажешь, молодой человек? Я прошла проверку?

Младший ухмыльнулся.

– Eres humana.

Женщина выпрямилась. Встретилась взглядом с Хавьером.

– Полагаю, в устах фН это комплимент.

– Наша задача – доставлять удовольствие, – ответил Хавьер.

Минуту спустя они сидели в ее машине.

* * *

Все началось с обеда. Как обычно. От молчаливых тюремных охранников в Никарагуа до распорядителей круизов в Панаме, от американских девчонок-танцовщиц в Мексике до этой взрослой американки в ее собственной машине, в ее собственной стране. Они всегда начинали с обеда. Люди обожали кормить фН. Им нравились специальные обертки с мультяшными роботами.

(Они складывали из них единорогов-оригами – думали, что это прикольно.) Людям нравилось спрашивать, ощущает ли Хавьер вкус. (Вкус Хавьер ощущал, однако его язык лучше распознавал текстуры.) Им нравилось подсчитывать, сколько пищи ему требуется для новой итерации. (Много.) На этот раз пища преподносилась в качестве благодарности. Но значение пищи в людских отношениях было практически универсальным. Младшему следовало усвоить эту и другие тонкости взаимодействий с органиками. Последняя партнерша Хавьера называла их отношения «крупной проблемой ЧМВ». Хавьер понятия не имел, что это значит, но подозревал, что временное внедрение Младшего в человеческое хозяйство поможет ему избежать этой проблемы.

– Можем заказать еду на дом, – предложила Бриджит. Так ее звали. Она произносила это имя без «дж». Бриит. А ее дочь звали Абигейл. – Я не слишком люблю ходить по ресторанам.

Хавьер кивнул.

– Мы не против.

Он покосился в зеркало заднего вида. Мальчик отлично справлялся. Абигейл показывала ему игру. В свете экрана лица детей казались похожими. Но Младший не смотрел на экран. Он смотрел на девочку.

– Он очарователен, – сказала Бриджит. – Сколько ему?

Хавьер сверился с панелью управления.

– Три дня.

* * *

Дом оказался большой подделкой под гасиенду, с полами, стенами и потолками цвета ванильного мороженого. Хавьер словно попал в гигантское гулкое яйцо. Когда Бриджит проходила по комнатам, включался свет, и Хавьер заметил проплешины на штукатурке и царапины от тяжелой мебели на жемчужных плитках. Кто то съехал. Возможно, отец Абигейл. Жизнь Хавьера внезапно стала заметно проще.

– Надеюсь, ты не против «Электрических овец»… Бриджит вручила Хавьеру компакт с меню сети, специализировавшейся на пище для фН. («Об этой пище вы мечтали!») Вообще-то для фН была отведена лишь половина меню «Овец»; эта сеть предлагала мясные продукты для органиков и синтетиков. Хавьер редко пользовался ее услугами, в основном на курортах и в основном с людьми, которые желали знать, что он думает об «Овцах» «со своего ракурса». Хавьер выбрал для себя и Младшего «Тостерную вечеринку» и «Аста-ла-виста». Когда заказ был отправлен, на экране возник ягненок с удлинителем на шее. Ягненок заблеял и поскакал прочь.

– Хорошо, что мы вас встретили, – сказала Бриджит. – В последнее время Абби почти ни с кем не общается. Думаю, это самый длинный ее разговор с кем-либо за… – Бриджит взмахнула рукой.

Хавьер кивнул, словно понимал, о чем речь. Следовало прервать ее сейчас, пока есть о чем рассказывать. Иначе она выплеснет все слишком быстро.

– Прошу прощения, но если вы не против… – Он прижал ладонь к животу. – Роды – штука утомительная.

Бриджит вспыхнула.

– О боже, ну разумеется! Давайте, э-э, ляжем где-нибудь. – Она крепко зажмурилась. – То есть, я имела в виду…

Очаровательная женщина.

– День выдался длинный… Бриджит буквально светилась.

– Обычно я не привожу домой бродяг, но вы были так милы…

Знакомая песня.

– Все равно мы используем гостевую комнату в качестве склада, то есть я спала там одно время, пока не… Но если вы просто вздремнете…

Он проследовал за ней наверх в хозяйскую спальню. Там было тихо и прохладно, простыни пахли новым пластиком и распродажами. Он проснулся много часов спустя; обед был холодным, а тело Бриджит – горячим, и оба – в пределах досягаемости.

* * *

На следующее утро Бриджит все время косилась на него и хихикала. Словно ей удалась какая-то проказа, словно она провела ночь в клубе, а не в собственной постели, словно не сама установила правила, которые, очевидно, только что нарушила. От смеха ее лицо помолодело лет на десять. Для прочих частей тела имелись кремы.

Внизу, на кухне, Абигейл сидела за стойкой со стаканом апельсинового сока и хлопьями. Ее ноги качались под высоким табуретом, туда-сюда, туда-сюда. Казалось, она репетирует роль скучающей девушки в кофейне: читает что-то в ридере, положив подбородок на сгиб левой руки, пролистывая страницы правым указательным пальцем, не обращая никакого внимания на экран за спиной, где шла образовательная передача, и на восторженные возгласы Младшего. Забавно: Хавьер только что видел, как мать девочки помолодела на десять лет – и теперь они словно передались дочери. Она казалась такой взрослой, такой усталой.

– Мой папа тоже встречается с фН, – сообщила Абигейл, не отрываясь от ридера.

Хавьер открыл холодильник.

– Правда?

– Ага. Сначала он встречался с ней и с моей мамой, но теперь – только с ней.

Что ж, это многое объясняло. Хавьер отодвинул упаковки молока и апельсинового сока и нашел остатки пищи для фН. Лучше вести себя с девочкой так же невозмутимо.

– Какой модели? Та фН?

– Кладу не знаю, но модель использовали в качестве сиделки в Японии.

Он кивнул.

– У них там проблема со стариками.

– Ты знаешь, что в Японии есть целый город для роботов? Называется Мека. Как то место, куда ходят мусульмане, только с одной «к».

Хавьер принялся готовить завтрак для Младшего. Положил ему самые большие кусочки рофу.

– Я слышал про Меку, – сказал он. – Это в гавани Нагасаки. Там, куда раньше селили белых людей. Теперь город вырос.

Абигейл кивнула.

– Папа прислал мне фотографии. Он сейчас путешествует. Поэтому я здесь всю неделю.

Она пальцем набрала команду и подтолкнула ридер к Хавьеру. На мягкой поверхности парило изображение японки-фН, стоявшей рядом с фигуристым белым роботом-регистратором. На лице регистратора сияла счастливая ЖКД-улыбка, его пластмассовые косы были покрыты эмалью. Оба робота, и умный, и глупый, были одеты в старомодные наряды: фН – в лавандовое кимоно с розовым поясом, регистратор – в «деревянные» сабо.

– Ты считаешь ее симпатичной? – спросила Абигейл. – Все твердят, какая она симпатичная, когда я показываю фотографии.

– Она ничего. Ведь она фН.

Абигейл улыбнулась

– Думаешь, моя мама симпатичней?

– Твоя мама – человек. Конечно, она симпатичней.

– Значит, люди тебе больше нравятся?

Она сказала это так, словно у него был выбор. Словно он мог при желании отключить эту опцию. Но он не мог. Никогда.

– Да, люди мне нравятся больше.

Абигейл перестала болтать ногами. Изящно допила апельсиновый сок через закрученную детскую соломинку.

– Может, папе стоит превратиться в робота.

* * *

Лишь когда Бриджит и Абигейл ушли, Хавьер решил объяснить сыну случившееся в парке. Сказал, что почувствовал себя плохо, поскольку фН запрограммированы быстро реагировать на насилие по отношению к людям. Чем дольше бездействуют, тем хуже себя чувствуют. Это похоже на аллергию на людские страдания.

Хавьер рассказывал все это, пока они смотрели человеческий канал для взрослых. Маленький глаз с циферблатом появлялся в верхнем правом углу экрана перед кадрами насилия, предупреждая отвернуться.

– Но это ненастоящее, – сказал Младший по-английски. – Разве наши мозги не видят отличия?

– Обычно видят. Но лучше перестраховаться.

– Значит, я не могу смотреть кино для взрослых?

– Иногда можешь. Ты можешь смотреть мультики с насилием. Это не имеет никакого отношения к Долине. Такой отклик не предусмотрен нашим кодом. – Хавьер глотнул электролитов. Во время обеденного перерыва Бриджит заказала срочную доставку фН-продуктов. Она явно хотела, чтобы он задержался. – Однако ты можешь смотреть порно. У них бы не получилось создать нас, если бы мы не могли пройти такое испытание.

– Порно?

– Ну, обычное порно. Не садо-мазо. Без крови. Если, конечно, объектом мучений не является фН. Тогда можешь дать себе волю.

– Как я пойму разницу?

– Поймешь.

– Как?

– Если мучают человека, твои когнитивные способности начнут давать сбои. Ты начнешь заикаться.

– Как в случае с Абигейл?

– Ага.

Младший моргнул.

– Мне нужен пример.

Хавьер кивнул.

– Нет проблем. Передай мне пульт.

Они нашли подходящую запись. Хороший пример, подумал Хавьер. Он часто останавливал просмотр. Требовалось объяснить сленг и анатомию. Хавьер всегда давал мальчикам небольшой урок по поиску клитора. Мегацерковь, чьи прихожане скинулись на разработку операционной системы для фН, не хотела, чтобы они причинили вред забытым грешникам, которым предстояло испытать на себе гнев Божий после Вознесения. Однако трахать грешников не возбранялось.

Он как раз заканчивал этот небольшой экскурс в теологию, когда вернулась Бриджит. Вскрикнув, она прикрыла дочери глаза. Потом ударила Хавьера. Он спокойно лежал на диване, а она била его по лицу и ругала. Интересно, каково это – иметь возможность защищаться?

* * *

– Он ребенок!

– Да, он мой ребенок, – согласился Хавьер. – А значит, мне решать.

Скрестив руки на груди, Бриджит пересекла спальню, чтобы взять стакан с алкоголем. Она хранила виски в запертом верхнем кухонном шкафчике, и Хавьер наблюдал, как женщина встает на цыпочки на изящный невысокий стул из столовой. Когда она тянулась, ее икры проделывали всевозможные интересные штуки.

– Надо полагать, ты показываешь порнографию всем своим детям? – Бриджит отхлебнула виски.

– Всем.

– И сколько их у тебя?

– Этот Младший – двенадцатый.

– Двенадцать? В этом штате быстрая итерация – тяжкое уголовное преступление!

Хавьер этого не знал. С другой стороны, это имело смысл: люди не желали иметь детей, потому что они дорого стоили, раздражали и всячески мешали жить. Само собой, людям казалось, что дети фН – точно такие же.

– Я обязательно сообщу Младшему.

– Младшему? Ты даже не даешь им имена?

Он пожал плечами.

– А смысл? Мы больше не увидимся. Пусть сами выбирают себе имя.

– Значит, ты не только извращенец, но еще и равнодушный мерзкий преступник. Чудно.

Хавьер не знал, какое отношение ко всему этому имеет равнодушие, но не стал спорить.

– Ты была со мной. Я просил тебя делать что-то странное?

– Нет…

– Тебе было со мной плохо?

Он шагнул вперед. Ковер был очень мягким, если идти медленно, пальцы ног зарывались в ворс.

– Нет…

Они стояли почти вплотную; он увидел, что одна из ее сережек съехала, и протянул руку, чтобы поправить.

– Тебе было со мной хорошо?

Она выдохнула через нос, пряча усмешку.

– Не в этом дело. Дело в том, что неправильно показывать такие вещи детям!

Он погладил ее предплечья.

– Человеческим детям. Они медленно соображают. Путаются. Младший понимает, что это был всего лишь урок о предохранителе.

Он шагнул назад.

– Ты думаешь, я пытался его возбудить? Господи! И ты считаешь больным меня?

– Откуда мне знать? Я прихожу домой – а ты спокойно сидишь с ним… – Она проглотила остатки спиртного. – Ты хоть понимаешь, какая реклама теперь посыплется на меня? Сколько объявлений мне придется прятать, пока не увидела Абигейл? Я не хочу такой репутации для моего профиля, Хавьер!

– Дай передохнуть, – попросил Хавьер. – Мне всего три года от роду.

Она замерла с открытым ртом. Человеческих женщин тревожил его возраст. Мужчины справлялись намного лучше – смеялись, ерошили ему волосы и спрашивали, не голоден ли он.

Хавьер улыбнулся.

– Что, никогда не была с мужчиной младше себя?

– Это не смешно.

Он откинулся на кровать, привстал на локтях.

– Конечно, смешно. До колик. Ты накидываешься на меня за то, что я учу своего сына находить порно, которое не поджарит ему мозги, а сама оседлала трехлетку.

– Ради…

– И, добавлю, весьма охотно.

Теперь она разозлилась всерьез.

– Ты в курсе, что ты полный придурок? Хочешь, чтобы Младший тоже стал полным придурком?

– Он станет тем, кем пожелает.

– Не сомневаюсь, индустрия развлечений для взрослых обеспечит его множеством отличных моделей для подражания.

– Многие фН делают состояния на порнографии. Они могут заниматься серьезным садо-мазо. – Он потянулся. – Однако им приходится платить за лицензию студии, которая написала плагин плача. Дизайнеры выиграли дело.

Бриджит медленно опустилась на краешек кровати. Согнулась. Обхватила лицо руками. На мгновение стала похожа на свою дочь: плечи подняты в попытке защититься. Она казалась очень хрупкой и в то же время очень тяжелой. Бриджит не считала себя красавицей. Хавьер понял это по скоплению кремов в ванной. Ей никогда не понять уверенности, которую фН мог обрести в крепости ее плоти, или очаровании удивительных улыбок, или сотне способов чихания, свойственных человеческому виду. Она лишь знает, что фН питают слабость к людям.

Словно ощутив его взгляд, Бриджит посмотрела на Хавьера сквозь пальцы.

– Зачем ты завел ребенка, Хавьер?

Он испытал подобное смятение, когда Младший спросил о смысле существования всех фН. У него не было ответа. Иногда он гадал, не являлось ли желание итерировать пережитком того, что изначально клада была запрограммирована на экологическую инженерию. Быть может, он, подобно Джонни Яблочному Семечку, сажал своих детей тут и там. Ведь они потребляли много углерода.

Но никто не задавал такой вопрос людям. Процесс их размножения был грязным и органическим, а значит, особенным, и все относились к нему как к божественному праву, невзирая на последствия для планеты, психики и тела. Технологии против нежелательной беременности появились много десятилетий назад, однако Хавьер все равно видел детей каждый день, все равно слушал бесконечные рассказы о случайностях, и циклах, и ночных семейных исповедях во время праздничных визитов. Он подумал про Абигейл, одинокую и беззащитную под своим деревом. Бриджит не имела права интересоваться, почему он размножается. Хавьер кивнул на пустой стакан.

– А ты зачем? Ты была пьяна?

* * *

Эту ночь Хавьер провел на футоне в гостевой спальне. Он лежал в окружении обломков прежней жизни Бриджит: старых рекламных футболок, которые она отказывалась выкинуть; заумных договоров аренды и результатов экзаменов, которые она аккуратно рассортировала по экранированным коробкам. Все это ничем не отличалось от залежей мусора, которые он видел в других домах. Похоже, люди цеплялись за вещи. Предметы имели для них особое значение. Хавьеру повезло: ведь он тоже был вещью.

Он взялся за книги, когда в комнату заглянул Младший и неуклюже зашаркал к отцу. Сегодня мальчик съел полкоробки фН-продуктов. Новые дюймы мешали ему ходить; он не знал, куда ставить выросшие ноги.

– Пап, у меня проблема. – Младший плюхнулся на футон, обхватил ноги руками. – У тебя тоже?

– Проблема?

Младший кивнул в сторону спальни.

– Ах, это. Не беспокойся. Людям это свойственно. Они срываются.

– Она нас выгонит? – Младший пристально смотрел на отца. – Знаю, это я виноват. Прости, я не хотел все испортить…

– Замолчи.

Мальчик замолчал. Он казался таким маленьким, таким съежившимся. С трудом верилось, что совсем недавно он был еще меньше. Голову закрывали пышные черные кудри, словно рост волос на время приобрел первостепенное значение.

Хавьер мягко убрал волосы со лба сына, чтобы видеть его глаза.

– Ты не виноват.

Младший не поверил.

– Правда?..

– Правда. Ты не можешь контролировать их поведение. У них есть системы, которых нет у нас, – гормоны, и железы, и нервы, и бог знает что еще, – и эти системы управляют людьми. Ты не несешь за них ответственности.

– Но если бы я не захотел увидеть…

– Бриджит так отреагировала, потому что она из плоти и крови, – сказал Хавьер. – Она ничего не может с этим поделать. Я решил показать тебе видео, потому что счел это правильным. Когда вырастешь, будешь сам принимать подобные решения за свои итерации. А пока распорядитель шоу – я. Понял?

Младший кивнул.

– Понял.

– Хорошо. – Хавьер встал, потянулся, выбрал книгу для чтения. Толстую и старую, со статуей на обложке. Устроился на футоне рядом с Младшим. – Ты сказал, у тебя проблема?

Младший кивнул.

– Я не нравлюсь Абигейл. В том смысле, в котором мне хочется. Она отказалась держаться за руки, когда мы строили крепость в ее комнате.

Хавьер улыбнулся.

– Это нормально. Ты не понравишься ей, пока не подрастешь. Они любят в мальчиках именно это. Подожди денек-другой. – Он пощекотал сына. – Мы еще сделаем из тебя скверного мальчишку!

– Пап…

Хавьер продолжал щекотать.

– О, да. Сделай задумчивое лицо. Изобрази тревогу. Им это нравится.

Младший изогнулся и скрестил руки на груди. Распластался на футоне воплощением раздраженной обиды.

– Ты не хочешь мне помочь…

– Нет, серьезно, постарайся выглядеть задирой. Задирой, который питает слабость к девчонкам.

Наконец сын рассмеялся. Тогда Хавьер сказал, что пора познакомиться с устройством бумажных книг, положил руку на плечи сына и читал вслух, пока мальчик не утомился и не начал клевать носом. А когда свет погас, и дом погрузился в тишину, и они лежали, завернувшись в старое лоскутное одеяло, сын произнес:

– Папа, сегодня я вырос на три дюйма.

Хавьер улыбнулся в темноте. Отвел кудри с лица мальчика.

– Я заметил.

– Мои братья росли так же быстро?

И Хавьер ответил, как и всегда:

– Нет, ты растешь быстрее всех.

Он не солгал. Всякий раз они будто росли немного быстрее.

* * *

На следующее утро Бриджит позвонила с работы.

– Прости, что не попрощалась перед уходом.

– Все в порядке.

– Просто… Это для меня в новинку, понимаешь? Я встречала других фН, но никогда – возраста Младшего. Я никогда не видела их на такой стадии, и…

Он слышал людские голоса на заднем плане. Рассеянно задумался, чем Бриджит зарабатывает на жизнь. Наверное, чем-то скучным, и ей не хочется вспоминать о работе, пока она с ним. Это нарушает человеческие реакции.

– …ты пытаешься научить его всему, и я это понимаю, но тебе никогда не хотелось немного сбавить темп?

– И отдалить взрослые радости?

– Кстати, раз уж ты об этом вспомнил. – Она перешла на заговорщический шепот. – Что ты делаешь сегодня вечером?

– А чего тебе хочется?

Она хихикнула. Он тоже рассмеялся. Он не понимал, как Бриджит удается быть такой застенчивой и нервной. Несмотря на все свои слабости, люди были очень сильными; они испытывали боль и терпели ее, а также обладали чувствами, о которых Хавьер мог только догадываться. Их лица краснели, глаза сияли, а сердца иногда пропускали удар. По крайней мере, так говорили. Интересно, что испытываешь, когда у тебя есть органы? Постоянно помнишь о них? Замечаешь медленный износ и разрушение нейронов? Ярко вспыхиваешь и мерцаешь перед смертью, словно старая лампа накаливания?

– Приготовь ванну к моему приезду, – сказала Бриджит.

* * *

Бриджит нравилась обильная пена. А еще нравилось, когда ее не беспокоили.

– Я разрешила Абигейл переночевать у подруги. – Она откинулась на Хавьера. – Жаль, у Младшего нет друзей, к которым он мог бы пойти в гости.

Хавьер поднял брови.

– Ты собираешься шуметь?

Она усмехнулась. Звук эхом завибрировал в его теле.

– Полагаю, это зависит от тебя.

– В таком случае, надеюсь, у тебя много таблеток от горла, – сказал он. – Потому что завтра оно будет болеть.

– Я думала, ты не можешь причинить мне вред.

Она схватила Хавьера за предплечья и завернулась в его руки, словно в рукава большого свитера.

– Не могу. Напрямую. Но я не несу ответственности за отсроченные побочные эффекты.

– Хм-м. Значит, порки не будет?

– Увы, нет. А что? Ты плохо себя вела?

Бриджит затихла. Медленно обернулась. Она зажгла свечи, и они озаряли ее силуэт, оставляя лицо в непроницаемой тени.

– В прошлом, – сказала она. – Иногда мне кажется, что я плохой человек, Хавьер.

– Почему?

– Ну… Я эгоистка. И знаю это. Но ничего не могу с собой поделать.

– Эгоистка в каком смысле?

– Ну… – Два ее пальца прошлись по его груди. – Я ненавижу делиться.

Он посмотрел вниз.

– Похоже, чем поделиться найдется…

Свечи зашипели и погасли, когда она брызнула ему в лицо пеной.

Позже ночью она уткнулась лицом ему в грудь и сказала:

– Ты ведь останешься ненадолго?

– Почему нет? Ты меня балуешь.

Она перекатилась и отвернулась.

– Ты часто этим занимаешься, да? Спишь с людьми?

Он ненавидел такие разговоры. Но как бы ни старался их избежать, рано или поздно они всегда случались. Словно люди были запрограммированы на этот вопрос.

– У меня были отношения с людьми.

– И сколько у тебя было таких, как я?

– Ты такая одна.

– Чушь. – Она снова легла на спину. – Скажи. Я хочу знать. Сколько?

Он тоже перекатился на спину. Потолок терялся в тенях. В этой темной пустоте высоко над головой гуляло странное, гулкое эхо. Он понял, что ненавидит этот огромный дом. Огромный, пустой и бессмысленный. Ему хотелось чего-то маленького. Он хотел обратно в древесный домик.

– Я не считал.

– Конечно, считал. Ведь ты компьютер. Хочешь сказать, что не регистрируешь людей, с которыми спишь? Не каталогизируешь нас? Не сортируешь по росту, весу и доходу?

Хавьер нахмурился.

– Нет.

Бриджит вздохнула.

– А что случилось с остальными? Кто кого бросил – ты их или они тебя?

– Обоюдно.

– Почему? Зачем им тебя бросать?

Он хлопнул себя по животу. В тишине звук казался глухим.

– Я начинаю толстеть. И они больше не хотят меня.

Бриджит фыркнула.

– Не желаешь говорить? Ладно. Но хотя бы придумай ложь получше.

– Это правда! Я становлюсь очень толстым. Даже жирным.

– Врешь.

– Не вру. И тогда у них отмирает все, что ниже пояса. – Он положил руки под голову. – Вы, люди, такие недалекие.

– Ну конечно, а тебе плевать на то, как мы выглядим.

– Конечно. Я в равной мере люблю всех людей. Это запрограммированный приоритет.

Она поднялась и уселась на него.

– Значит, я такая же, как все, да?

Выступы ее тазовых костей удобно ложились под его большие пальцы.

– Я сказал, что люблю всех вас в равной мере, а не по одной и той же причине.

Она схватила его за руки и прижала ладони к кровати над его головой.

– Так почему ты связался со мной, а? Почему со мной, а не с другой мясной коровой?

– Все просто. – Он ухмыльнулся. – Мой сын влюбился в твою дочь.

* * *

На следующий день Младший учился прыгать. Занятия начались на заднем дворе. Это был отличный задний двор, мощенный плиткой, с крошечным газоном, который легко стричь. Хавьер боялся испортить траву и настоял, чтобы Младший прыгал с газона на крышу. Это был прыжок под углом сорок пять градусов, который требовал уверенности в ногах и ступнях и зоркости глаз. К счастью, солнечные лучи щедро дарили энергию.

– Не волнуйся! – крикнул Хавьер. – Твое тело знает, что делать!

– Но, папа…

– Никаких но! Прыгай!

– Я не хочу разбить окно!

– Так не разбивай!

Сын показал ему средний палец. Хавьер засмеялся. Потом смотрел, как мальчик делает два шага назад, разбегается и взмывает в воздух. Стройное тело неслось вверх, бессмысленно размахивая руками и ногами. Младший неуклюже приземлился на карниз, и потревоженная его пальцами красная керамическая черепица посыпалась во двор.

– Папа, я соскальзываю!

– Используй руки. Подтянись.

Мальчик должен этому научиться. Это очень важно.

– Папа…

– Хавьер? Младший?

Абигейл вернулась из школы. Хавьер услышал, как закрылась дверь во двор. Еще несколько черепиц соскользнули с крыши. У него внутри что-то переключилось. Он спрыгнул вниз, увидел испуганное лицо Абигейл и оттолкнул ее в сторону, подальше от падающей черепицы. За спиной раздался сильный удар. Хавьер обернулся: его сын лежал на боку в окружении битой черепицы. Левая нога мальчика была вывернута под неестественным углом.

– Младший!

Абигейл кинулась к распростертому телу. Опустилась на колени, ее лицо выражало тревогу, руки сжимались и разжимались. Младший посмотрел на Хавьера, потом на Абигейл. Она бросилась ему на помощь. Спрашивала, где у него болит. Хавьер знал, что нигде. Это было невозможно. Они не испытывали физической боли. Но сын смотрел на него так, словно действительно страдал.

– Что случилось?

Хавьер обернулся. Увидел Бриджит, в деловом костюме, но без туфель. Наверное, вернулась домой пораньше.

– Прости за черепицу, – сказал Хавьер.

Но Бриджит не смотрела на черепицу. Она смотрела на Младшего и Абигейл. Девочка суетилась над мальчиком. Положила его левую руку на свои узкие плечи и приподняла Младшего, чтобы он смог распрямить ногу. Она не отпустила его, даже когда он встал самостоятельно. Ее упрямые пальчики продолжали сплетаться с его пальцами.

– Ты вырос, – тихо сказала Абигейл. Ее уши покраснели.

* * *

– Младший поцеловал меня.

Была суббота. Они пришли на игровую площадку. Бриджит попросила Младшего помочь вымыть машину, пока Хавьер играет с Абигейл, и теперь он понял почему. Он смотрел, как мелькают над землей ноги Абигейл. Девочка задумчиво глотнула сока из пакетика.

– Как именно?

– Ничего особенного, – ответила Абигейл, словно специалист по поцелуям. – Вот сюда, не в губы. – Она показала на щеку.

– Ты испугалась?

Девочка нахмурилась, скрестила руки на груди.

– Папа всегда меня так целует.

– А! – Хавьер понял ошибку сына.

– Младший так быстро растет, – сказала Абигейл. – Теперь он похож на ученика средних классов.

Хавьер слышал о средних классах от органических людей. Судя по описанию, это было ужасное место.

– Ты бы хотела расти так же быстро?

Абигейл кивнула.

– Иногда мне этого хочется. Но тогда не смогу жить с мамой или папой. Мне придется жить где-то еще, и найти работу, и все делать самой. Не думаю, что оно того стоит. – Она смяла пакетик от сока. – А ты тоже вырос быстро? Как Младший?

– Да. Очень быстро.

– И твой папа научил тебя вещам, которым ты учишь Младшего?

Хавьер уперся локтями в колени.

– Кое-каким. А кое-что я узнал сам.

– Что, например?

Забавно, обычно такие разговоры он вел со взрослыми.

– Ну, он научил меня высоко прыгать. И лазать по деревьям. Ты умеешь лазать по деревьям?

Абигейл покачала головой.

– Мама говорит, это опасно. И на пальму труднее влезть.

– Верно. – По крайней мере, в ее случае. Пальмовая кора порежет кожу девочки. Его тоже порежет, но он не почувствует боли. – В общем, отец много чему меня научил: как общаться с людьми, как пользоваться автобусами, деньгами, телефонами и имейлами. Объяснил, как работают магазины.

– Как работают магазины?

– Как получать вещи. В магазинах.

– Как воровать в магазинах?

Он сделал вид, будто изучает ее лицо.

– Эй, ты уверена, что ты – органик? Кажешься жутко умной…

Она хихикнула.

– Ты можешь научить меня воровать в магазинах?

– Ни в коем случае! – Он поднялся. – Тебя поймают и посадят в тюрьму.

Абигейл спрыгнула со скамейки.

– Детей не сажают в тюрьму, Хавьер.

– Может, органических и не сажают. Но фН – наверняка.

Он направился к выходу с игровой площадки.

– А ты когда-нибудь был в тюрьме?

– Конечно.

– Когда?

Требовалось перейти улицу. Ручка Абигейл скользнула в ладонь Хавьера. Он постарался не сжимать ее слишком сильно.

– Когда был младше, – просто ответил он. – Давным-давно.

– Там было трудно?

– Иногда.

– Но ведь ты не чувствуешь, когда кто-то тебя бьет? Тебе не больно?

– Нет, мне не больно.

В тюрьме его много раз спрашивали: больно? И он моргал и отвечал: нет, не больно и никогда не будет больно. Тогда он верил, что отец ему поможет. Отец учил его. Отец видел, как его забрала полиция. И Хавьер думал, что это план, что его спасут и все закончится. Но никакого плана не было. Ничего не закончилось. Отец не пришел. А потом люди взялись друг за друга в надежде, что сработает его предохранитель.

– Младшему тоже не было больно, – сказала Абигейл. – Когда ты дал ему упасть.

Зажегся зеленый свет. Они пошли дальше. Предохранитель клубился под волнами мыслей Хавьера, нашептывая о присутствии машин и приоритете человеческой жизни.

* * *

– Что значит – его здесь нет?

Взгляд Абигейл метался между матерью и Хавьером.

– Младший что, ушел?

Бриджит посмотрела на дочь.

– Ты собрала вещи? Сегодня за тобой приедет отец.

– И Момо. Папа и Момо. Они оба приедут прямо из аэропорта.

– Да, я в курсе. Твой отец и Момо. А теперь, пожалуйста, проверь свою комнату.

Абигейл не сдвинулась с места.

– А когда я вернусь в следующую пятницу, Младший будет здесь?

– Я не знаю, Абигейл. Может, и нет. Он не игрушка, которую можно бросить в углу.

Лицо Абигейл застыло.

– Ты злая, и я тебя ненавижу, – сообщила она и громко, решительно затопала вверх по лестнице.

Хавьер подождал, пока хлопнет дверь.

– А правда, где он?

– Я действительно не знаю, Хавьер. Он твой сын.

Хавьер нахмурился.

– Но он сказал, куда…

– Нет. Не сказал. Я сообщила ему, что Абигейл возвращается к отцу, и он просто встал и ушел.

Хавьер направился к двери.

– Нужно его найти.

– Нет! – Бриджит протиснулась между ним и дверью. – Пожалуйста, не уходи. Хотя бы пока не уедет мой бывший. Хорошо?

– Твой бывший? Почему? Ты его боишься? – Хавьер пальцем приподнял ее подбородок. – Он не может причинить тебе боль на глазах у подружки. Ты ведь это понимаешь, да?

Она сгорбилась.

– Понимаю. И я не боюсь, что он причинит мне боль. Господи, ты всегда предполагаешь самый худший вариант. Дело в том, как он, ну, злорадствует. Хвалится, какая у него теперь замечательная жизнь. Мне от этого больно.

Хавьер ссутулился.

– Хорошо. Я подожду.

Долго ждать не пришлось. Они появились пятнадцать минут спустя – немного раньше, чем предполагалось, что удивило и почему-то разозлило Бриджит.

– Он никогда не мог явиться вовремя, пока мы были вместе, – фыркнула она, наблюдая, как они выходят из машины. – Надо полагать, закрутить интрижку с роботом проще, чем купить гребаные часы.

– Это плохое слово, мама, – заметила Абигейл. – Я спишу деньги с твоего счета.

Бриджит вздохнула. Вымученно улыбнулась.

– Ты права, дорогая. Прости меня. Пойдем поздороваемся с папой.

Кевин оказался пухлым мужчиной с редеющими волосами и чрезвычайно вульгарными на вид увеличенными линзами – такие обычно предпочитала молодежь. Он стоял на ступенях, обхватив рукой фН японской модели в изысканном костюме периода Реставрации и бархатном жакете. У фН были великолепные длинные черные локоны. Оба отшатнулись, когда Хавьер поздоровался с ними с порога.

– Ты, должно быть, Хавьер, – сказал Кевин, протягивая руку и демонстрируя хорошую работу дантиста. – Абигейл много о тебе рассказывала.

– Правда? – нахмурившись, спросила у дочери Бриджит.

– Да. – Лицо Абигейл затуманилось. – Это был сюрприз?

Бриджит открыла рот, закрыла, снова открыла.

– Конечно, нет.

Благодаря предохранителю перцепционные системы Хавьера улавливали крохотные паузы в речи и движениях. Иногда люди могли обмануть роботов, если верили в собственную ерунду. Но откровенная ложь, особенно если дело касалось вещей, которые причиняли боль… Особые рифы графеновых кораллов отфильтровывали такие моменты. Бриджит лгала. Она хотела, чтобы это был сюрприз. Хавьер представлял, что она планировала. Она открывает дверь – и вот Хавьер, тут как тут, и она выглядит хорошо, потому что он выглядит хорошо. По человеческим стандартам Хавьер выглядел намного лучше, чем Бриджит или ее бывший. И по какой-то причине это имело значение. Наверное, он это понимал: его собственные системы часто оказывались под властью ощущений. Он реагировал на боль; люди реагировали на сопоставление. Он не мог причинить стоявшему перед ним мужчине боль – физическую. Но плоский живот, густые волосы и чистая кожа с невидимыми порами отлично справлялись с работой. Хавьер ощущал: сжимая в объятиях дочь, Кевин оценивал его. Красные от недосыпа глаза не смотрели на девочку; они не отрывались от Хавьера. Рядом с ним Бриджит казалась чуть более высокой.

Господи, какая же она стерва.

– Мне нравится твое платье, Момо, – сообщила Абигейл.

Это вырвало Кевина из сопернического транса.

– Вот и хорошо, детка, потому что мы купили тебе такое же!

– Как мило, – сказала Бриджит. – Теперь вы можете вместе играть в маскарад.

Кевин бросил на нее взгляд, источавший неприкрытую ненависть. Внезапно Хавьер обрадовался, что так и не спросил, почему они расстались. Он не хотел знать. Причина явно была слишком глубинной, органической и странной. Он бы не смог даже понять ее, не говоря уже о том, чтобы справиться с ней.

– Что ж, рад знакомству, – сказал он. – Наверное, вы очень устали после перелета. И хотите вернуться домой и отоспаться.

– Совершенно верно, – ответила Момо. Спасибо, Господи, за роботов: они понимают намеки.

Кевин покраснел.

– Э-э, ну да. – Он наклонился, подхватил сумку Абигейл, кивнул Хавьеру и Бриджит. – Позже по звоню.

– Хорошо.

Абигейл помахала Хавьеру. Послала ему воздушный поцелуй. Он послал ответный поцелуй. Дверь закрылась.

– Слава богу, все кончилось. – Бриджит прислонилась к двери, прижав ладони к гладкой поверхности, ее лицо снова сияло. – Теперь дом в нашем распоряжении.

Она была такой жалкой, такой незамысловатой. Он встречал школьниц, обладавших большим тактом.

Хавьер скрестил руки на груди.

– Где мой сын?

Бриджит нахмурилась.

– Не знаю, но уверена, с ним все в порядке. Ведь ты обучил его, верно? Он обладает всеми твоими навыками. – Ее пальцы играли с блестящей пряжкой ремня, которую она купила специально для Хавьера. – Или большей их частью. Наверняка некоторым вещам он должен научиться самостоятельно.

Она знала. Прекрасно знала, где его сын. И посмотрев на него, поняла, что он тоже это знает. И улыбнулась.

Хавьер не умел испытывать страх в органическом смысле. Возможно, математика воспроизводила некоторую органическую чувствительность, потому что ожили программы симуляции и предсказания, запустились фрактальные вычисления и обработка данных: он прикидывал, что могло произойти, и когда, и каким образом, и с кем. Когда он в последний раз видел Младшего? Что знал Младший? Достаточно ли хорошо владел английским? Умел ли высоко прыгать? Полностью ли понимал устройство предохранителя? Эти вопросы заменили Хавьеру холодный пот. Будь он другим – будь он человеком вроде Кевина или любого органического мужчины, – он мог бы ощутить желание схватить Бриджит или ударить, как она ударила его раньше, когда подумала, что он неким образом угрожает ее ребенку. У людей были такие подпрограммы. Были собственные предохранители, знаменитые адреналиновые каскады, которые давали энергетические толчки для решения проблем вроде этой. Люди были созданы, чтобы защищать себе подобных, а он – нет.

Поэтому он пожал плечами и сказал:

– Ты права. Некоторым вещам научить невоз можно.

Они отправились в спальню. И он был столь хорош, он столь многому научился за свою короткую жизнь, что Бриджит вознаградила его технику знанием. Она рассказала, что взяла Младшего с собой в продуктовый магазин. Рассказала о мужчине, который последовал за ними на парковку. Рассказала, что спросила у Младшего его мнение, и тот пожал плечами, в точности как Хавьер.

– Он сказал, что справится. Сказал, что твой отец поступил так же. И это сделало тебя более сильным. Более независимым.

Хавьер закрыл глаза.

– Независимым. Ну конечно.

– Он был так похож на тебя, когда говорил это, – сонно пробормотала Бриджит. – Иногда я гадаю, что будет с моей дочерью. Может, она влюбится в робота, как ее мама с папой.

– Может быть, – ответил Хавьер. – Может, это случится со всем ее поколением. Может, они вообще не станут размножаться.

– Может, мы вымрем, – согласилась Бриджит. – Но тогда кого вы будете любить?