Вернувшись в гостиницу, она сразу же легла, но прежде чем заснуть долго лежала в полузабытьи. Проснулась она во второй половине дня.

Она вяло оделась и пошла в номер Кейбл. Там был полный беспорядок. Кровать была завалена одеждой всех цветов радуги. На полу разбросаны чемоданы.

— Что это ты делаешь? — спросила ошеломленная Имоджин.

— А как ты сама думаешь, что я делаю? Собираюсь, как видишь. Раз уж ты пришла, то могла бы и помочь. Возьми вон те платья из гардероба и вешалки тоже. Эта пакостная гостиница вполне без них обойдется — положи их в чемодан. Нога так болит — сказать невозможно.

Она села на кровать.

— Но куда ты едешь? — спросила Имоджин.

Кейбл одарила ее одной из своих озорных и недобрых улыбок.

— Все дорога ведут в Рим, дорогая. Я еду через Милан.

Имоджин пришла в ужас.

— Значит — к Антуану.

— С первого раза догадалась, — с одобрением сказала Кейбл. — Ты с годами становишься проницательной. Ребл заедет за мной через полчаса.

— Но я думала, ты Антуана терпеть не можешь.

— А, ты про это знала? Ну что ж, я имею право изменить свое мнение. Я никогда не отрицала, что он привлекателен. И он от меня без ума, а это половина дела. Он мне звонил сегодня утром, что-то тараторил без умолку, сказал, что с тех пор как увидел меня в пятницу, только обо мне и думает. Он знал, что с Маттом мне не повезло. Если я приеду в Рим, он обеспечит мне самые лучшие условия. Не забудь те бикини, что на окне сушатся. Он собирается дать мне роль в своем фильме — молодой рабыни.

— А как же Матт?

Кейбл помрачнела.

— Не говори мне про Матта. Мне он уже вот где. Если кто и заслуживает, чтобы его кинули, так это он.

— А что он сделал? — спросила Имоджин.

— Он невыносим — вот что. Вчера весь день был в самом гадком настроении, совершенно не интересовался моей ногой, которая, между прочим, болит нестерпимо. Потом почти всю ночь где-то шлялся. Бог знает, где он пропадал, — думаю, что в этом проклятом казино. Потом заявился утром в самый неподходящий момент — как раз когда я только что приняла еще две таблетки снотворного. Дорогая, положи все эти флаконы в мою косметичку. Вон в тот сундучок. Да, на чем я остановилась?

— Ты только что приняла таблетки.

— Правильно. Ну, в общем была не в лучшем настроении и высказала ему кое-что напрямик. Но очень вежливо, заметь. И знаешь, что он сказал?

Имоджин покачала головой.

— Он сказал: «Когда ты заткнешься насчет своей проклятой ноги? Для всех было бы лучше, если бы ты себе челюсть сломала».

Имоджин закрыла лицо флаконами, чтобы Кейбл не увидела ее улыбку.

— А потом, даже не дав мне ответить ему как следует, сразу же кинулся смотреть какой-то лесной пожар в горах.

В дверь постучали. Кейбл нервно вздрогнула.

— Открой, пожалуйста.

В дверях показшюсь лоснящееся черное лицо. Это был Ребл.

— А, привет, — сказала Кейбл с облегчением. — Я надолго тебя не задержу. Ты не мог бы снести вниз эти чемоданы? Боюсь, тебе придется сделать два захода.

Как только Ребл вышел, Имоджин стала урезонивать Кейбл.

— Ты не можешь так бросить Матта. Ну хорошо, он вспылил и наговорил лишнего. Но он успокоится. Он стоит миллиона таких, как Антуан. Ведь Антуан — это просто симпатичный плейбой.

— А я симпатичная плейгерл, — сказала Кейбл, облачаясь в зеленое платье, которое показалось Имоджин знакомым.

— Но Матт действительно тебя любит. — У Имоджин едва не выступили слезы.

— Эту любовь он проявляет самым таинственным образом, — сказана Кейбл.

— Но он будет потрясен.

— И пусть! — с удовольствием сказала Кейбл. — Мужчины не особенно любят, когда их кидают с кем-нибудь из их дружков. Что ж, если он так меня любит, то может приехать и забрать меня. Но тогда уж — или женитьба, или ничего.

Она достала из ящика комода конверт.

— Я написала ему письмо, где все объясняю, — сказала она, опрыскивая конверт духами. — Ты можешь ему это передать?

В дверях появился Ребл.

— На этот раз, дорогой, ты можешь снести вниз меня.

Ребл взял ее на руки.

— Отлично, — сказала Кейбл, чувствуя его мускулы и улыбаясь ему. — Я не думаю, что нам надо сразу ехать до самого Милана.

Как холодный ветер пронизали Имоджин страх и уныние. Она спустилась вниз и заказала кока-колу. Переваливаясь, к ней подошла мадам в домашних тапках.

— Вы видели месье О'Коннора? — спросила она, ставя на стол банку кока-колы и стакан.

Имоджин сказала ей про лесной пожар.

— Ага, — сказала мадам. — У меня вот и билеты на самолет.

— Билеты? — помедлив, спросила Имоджин. Ей на сердце словно положили еще один слой льда.

Мадам уныло кивнула.

— Сегодня ночью он уедет. Я думала, он хотел взять с собой обратно в Лондон эту, но она, кажется, уже уехала. Месье О'Коннор две недели остается всегда. Но в этом году, я думаю, он несчастный.

Имоджин машинально взяла свою кока-колу и, оставив мадам в расстроенных чувствах, вышла на улицу. Ею овладел ужас. Это было похоже на кошмарный сон. Вот так, внезапно столкнуться с жизнью без Матта. Это будет какое-то растянувшееся до бесконечности серое однообразие. По ее щекам потекли слезы. Не обращая внимания на прохожих, она побрела к дальнему краю бухты. Там она долго стояла, глядя на море, которое пенилось на песке, как имбирное пиво.

Настойчиво загудела какая-то машина. Проклятые французы, какого черта они всегда включают сирены!

— Имоджин! — позвал ее кто-то.

Она посмотрела, и тут рядом с ней остановился белый «мерседес», из которого высунулся Матт.

— Садись, — сказал он. — Я хочу тебе кое-что показать.

Она села в полном изумлении. Он внимательно посмотрел на нее.

— Бедняжка, ты выглядишь такой утомленной.

Его лицо и руки были запачканы сажей, глаза покраснели, но вообще он был в отличном настроении. Это у него продлится недолго, подумала Имоджин. Письмо Кейбл прожигало ей карман.

Когда он свернул с прибрежной дороги и направил машину в гору, она сказала:

— Матт, мне надо тебе кое-что сказать.

— Кое-что, — сказал он, взяв у нее банку кока-колы и сделав большой глоток, — и я должен тебе сказать. Несмотря на свой противоожоговый лосьон со стопроцентной гарантией Ивонн облезла полосами, похожими на серпантин в Нью-Йорке при встрече знаменитого гостя. С нее сходит целыми гирляндами.

Имоджин не смогла удержаться от смеха.

— Как пожар? — спросила она.

— Бушует вовсю, но завтра ожидают грозу, и поэтому никто особо не беспокоится. У меня все же готова хорошая история. Пожарная команда Пор-ле-Пена все утро отважно сражалась с огнем, а когда подошло время перекусить, они, как все порядочные лягушатники, остановили работу и вернулись в город. Когда спустя три часа они вернулись на место, их пожарная машина оказалась сильно обгоревшей. — От смеха у него тряслись плечи.

Никогда она не видела его более счастливым. У нее сжалось сердце: проклятая, проклятая Кейбл.

Они ехали мимо виноградников и оливковых рощ, мерцавших как фольга, мимо крепости Браганци, поднимаясь в горы. Когда они заехали так высоко, что дальше машина уже не шла, Матт остановился.

— Пойдем, — сказал он, взяв ее за руку, и повел вверх по тропинке.

Наверху перед ними открывался горный простор, похожий на страну Ветхого Завета. Солнце мелькало между облаками, освещая деревни и фермы. Справа огромное пламя, словно кара, обрушившаяся на безбожный народ, лизало склоны холмов. Хлопья пепла носились в воздухе как снег.

— Тут красиво, — со вздохом сказала Имоджин.

— Я каждый год совершаю сюда поломничество. Это что-то вроде залога в том, что я вернусь сюда снова.

Самая высокая скала была покрыта подлеском. Матт раздвинул кусты ежевики и дикой лаванды, и показалась металлическая пластинка со списком имен.

— Кто они такие? — спросила Имоджин.

— Бойцы местного сопротивления в прошлую войну. Надо бы сюда добавить твое имя, как ты думаешь?

— Мое? — с трудом проговорила она.

— Да, моя радость, за сопротивление домогательствам трех самых выдающихся из действующих волокит. Хотя нельзя сказать, что той ночью ты действительно сопротивлялась Ларри.

Ей показалось, что он опять над ней смеется.

— О чем ты говоришь? — пробормотала она. Он сел на углубление в скале и привлек ее к себе.

— Матт, — сказала она в отчаянии, — я должна тебе кое-что сказать.

— Давай выкладывай, — он запустил руку ей под волосы и нежно погладил затылок.

— Не надо, — всхлипнула она, — у меня для тебя письмо — от Кейбл, — вынув из кармана, она его почти швырнула ему.

Он поднял письмо, лениво повертел в руках и порвал на мелкие клочки, которые тут же разметал ветер.

— Теперь пусть меня арестуют за то, что я здесь намусорил. Я знаю, что в этом письме, и мне даже не нужно его открывать. Кейбл, доведенная до отчаяния моим отталкивающим поведением и невнимательностью, укатила в Рим с Антуаном.

Имоджин смотрела на него с изумлением, и в ней затеплилась слабая надежда.

— Я пытался не очень беситься из-за твоей прогулки с Антуаном. Но в конце концов понял, что не успокоюсь, пока не поговорю с ним. И позвонил ему в Милан. Он дал мне подробный отчет о вчерашнем вечере, который слово в слово совпал с твоим рассказом. Он сказал, что ты была обворожительна, но совершенно занята кем-то другим.

Имоджин покраснела.

— Малышка, я сожалею, что так гнусно разговаривал с тобой прошлой ночью. Это как сказал Колридж: гнев на того, кого любишь, похож на сумасшествие. Но я рад, что так случилось, потому что увидел, как я к тебе привязан, сам того не осознавая. Я никогда не испытывал ничего похожего на такое жгучее, смертельное бешенство, когда уличал в неверности Кейбл.

Его голос был мягким, как ирландский ликер, а когда он обхватил ее голову руками, они пахли деревом и дикой лавандой.

— Смешная малышка Имоджин. Ты была похожа на девочку, которая бегала за нами и кричала «Подождите меня!» — Он наклонил голову и очень нежно поцеловал ее. Она обняла его за шею.

— О, Матт, о, Матт!

Немного погодя она спросила:

— Но я ничего не понимаю. Я думала, что Антуан и Кейбл ненавидят друг друга.

— Ненавидят? Такая острая враждебность часто означает нечто совершенно иное. У них, кажется, есть хорошая основа для того, чтобы завязать отношения.

— Но она надеется, что ты поедешь за ней.

— Тогда ей придется долго ждать. Если без конца щелкать выключателем туда-сюда, туда-сюда, как делала Кейбл, то в конце концов предохранитель перегорит. Теперь уже ничего не осталось.

У Имоджин мелькнуло подозрение.

— Матт, а ты не сам ли втянул Антуана в это дело?

Он усмехнулся:

— Не совсем. Скажем так: я заронил семена.

— А что с Ники?

— Прошел слух, что Ники положил алчный взгляд на одну нимфетку в воднолыжной школе. Трейси сегодня вечером возвращается домой, и я не думаю, что она долго будет безутешной. Так что мы с тобой остаемся вдвоем.

Имоджин смотрела на свои руки.

— Но ты возвращаешься домой?

Его лицо стало серьезным.

— Мне надо, дорогая. Сегодня утром мне позвонили из иностранного отдела. В Перу в любой момент заварится каша. Они хотят, чтобы я вылетел туда завтра.

Имоджин побледнела.

— Но тебя могут ранить.

— Только не меня. Я живуч как кошка. И, кроме того, теперь у меня есть к кому возвращаться, не так ли? У меня и для тебя есть билет. Мне жаль портить тебе отпуск, но я не могу оставить тебя одну на милость первого попавшегося волокиты или жандарма.

— Ты берешь меня с собой в Лондон? — спросила она, не веря тому, что слышит. У нее в голове все перемешалось. Она не могла вместить столько счастья за один раз.

Матт поднял упавшую на землю банку из-под кока-колы и выдернул из нее кольцо.

— Если хочешь, можешь поехать домой в Йоркшир. Но все же лучше, — он посмотрел на нее чуть прищурившись, — тебе пожить в моей квартире, приглядеть за Бэзилом и подумать о том, куда бы ты хотела поехать в свадебное путешествие.

Имоджин открыла рот, потом закрыла.

— Все в порядке. Не надо никаких поспешных решений. Поразмысли немного над этой идеей. Тебе может не понравиться быть замужем за журналистом. Это жизнь не сахар. Но предупреждаю, я легко не сдамся. Да и все кругом твердят мне, что мы с тобой подходящая пара. И Гилмор, и Антуан, и герцогиня, и Браганци, и Трейси. У тебя много поклонников, моя радость.

— Разве? — удивилась она.

— Да, и я самый большой из них.

Он взял ее левую руку и надел ей на палец кольцо от банки кока-колы. Потом привлек ее к себе и поцеловал.

— Я тебя люблю, — сказал он тихо. — Потому что ты милая и добрая и потому что я знаю, что ты любишь меня.

Он взглянул на часы.

— Ого, нам надо двигаться, если мы хотим поспеть на самолет.

Имоджин что-то недовольно проворчала и прижалась к нему, ей хотелось, чтобы он поцеловал ее еще раз.

— Пошли, — сказал Матт, поднимая ее. — Это большой день дня Ирландии, но я за себя не отвечаю, если мы продолжим тут наши лобзания. К тому же я не хочу, чтобы ты пресытилась.

Когда они ехали обратно в город, она сжимала пальцами кольцо от кока-колы, наполовину оглушенная происходящим.

И все же, когда они подъехали к гостинице, она с беспокойством посмотрела на него.

— Матт, ты уверен, что с Кейбл у тебя все кончено?

— Дорогая, — сказал он, смешно всплеснув руками на манер Эла Джолсона, — «Я убежал на тыщи миль от той, кому вчера был мил». Иди ко мне, если не веришь.

Прошло несколько секунд, прежде чем они заметили, что по стеклу гневно стучит Ивонн.

— Матт! Мэтью!

— Да? — сказал Матт, повернувшись. Ивонн, вдруг поняв, что он целовал Имоджин, пришла в ужас.

— Что это она с тобой делает, черт возьми?

— Просто тренировка.

Ивонн подобрала губы.

— Где Кейбл?

— Понятия не имею.

— Дело в том, что у меня, похоже, пропала большая часть гардероба…