Имоджин чувствовала себя совершенно неприкаянной. Она мечтала о том, чтобы полежать в горячей ванной, а потом долго пробовать и намазывать на себя что-нибудь необыкновенное. Но у нее не было ничего необыкновенного, и она считала себя слишком толстой и нескладной, чтобы переодеваться перед Кейбл. В любом случае при всех этих чемоданах и пузырьках с косметикой Кейбл для двоих места было явно недостаточно. К тому же, если она пораньше спустится вниз, то ей удастся улучить какое-то время наедине с Ники. Поэтому она ограничилась самым быстрым туалетом.

— Если у Матта болит живот, скажи, что я скоро буду, — попросила Кейбл, которая расхаживала теперь по спальне совершенно голая, если не считать зеленого шелкового шарфа, прикрывавшего ее бигуди.

Имоджин отвела глаза и сбежала. Может быть, скромность — это вопрос телосложения, подумала она. Если бы она так же превосходно выглядела, то, возможно, тоже разгуливала бы без всякой одежды. На лестничной площадке она увидела Ивонн, у которой на плечах была розовая пластиковая накидка для предохранения одежды от косметики. Она размахивала феном перед горничной нервного вида.

— Так вы говорите по-английски или нет?

— Oui, Madame.

— Тогда почему вы говорите на иностранном языке? Я хочу, чтобы мне немедленно заменили вилку на этом фене.

Имоджин крадучись прошла мимо них. В холле никого не было. Она посмотрела на меню и сглотнула слюну. С кухни доносились манящие запахи чеснока, вина и трав. Она прошла в комнату для отдыха и села в кресло с «Тристрамом Шенди». По соседству какая-то английская семья разговаривала вполголоса, как на похоронах, угрюмо снимая латунные колпачки с кофейных чашек. На ее столе лиловые и телесно-розовые гладиолусы в вазе чудовищно дисгармонировали друг с другом и особенно с клетчатой скатертью. Странно, что французы, которых считают людьми утонченного вкуса, почти лишены чувства цвета.

Она пыталась читать. Это было ужасно, но после встречи с Ники у нее пропала всякая способность к концентрации. Она стала глядеть в окно, где уличные фонари освещали оранжевым светом афишу приехавшего на гастроли цирка.

Мы сами немного похожи на странствующий цирк, подумала она. Джеймс — один из тех бойких и усердных песиков, что прыгают сквозь обруч, а Ивонн — акробатка на трапеции, элегантно выбегающая на вывернутых ногах. Ники и Кейбл напоминают красивых, лоснящихся диких зверей, пантер или тигров, которые вырвались из клеток на свободу и наводят страх на всю округу. А сама она — маленькая, толстая и косматая пони, отчаянно старающаяся со всеми поладить. Она пыталась подыскать сравнение для Матта — что-то большое и добродушное, и вздрогнула, услышав вдруг его голос.

— Так ты никогда не получишь выпивку, моя радость. А мы сидим в баре. Что ты читаешь? — Он взял книгу. — А, это. Сам я так и не удосужился прочитать.

Они нашли Ники сидящим на стуле у стойки бара.

— Ты тоже выглядишь растрепанной, — сказал Ники, налив воды в перно, который сразу вспенился. — Может быть, это и хорошо, что этой ночью ты как следует выспишься, но завтра меня не удержишь, — добавил он, понизив голос.

Имоджин закраснелась, сделала большой глоток и едва не поперхнулась. Это было что-то немыслимо отвратительное, вроде лакричной настойки. Но ей так хотелось пить. Она сделала еще один небольшой глоток и чуть не выплюнула.

Матт взял лежавший на столе номер «Фигаро».

— Ты слышал, — спросил Ники, — про того ирландца, что пытался переплыть Ламанш?

— Нет, — сказал Матт, не поднимая головы.

— Он хотел переплыть его вдоль.

Имоджин прыснула. Ники положил свою теплую ладонь на ее руку.

— Хоть кто-то наконец посмеялся над моей шуткой.

— Гляди-ка, — сказал Матт. — Браганци в Марселе, всего в нескольких милях от того места, где мы остановимся.

— С герцогиней? — спросил Ники.

— Тут сказано, что с ней.

— Никогда не мог понять, — сказал Ники, заглядывая в газету, — как это такая красивая, классная птичка бросила все, чтобы укатить с таким коротышкой-итальянцем.

— Тише, — сказал Матт и огляделся, изображая обеспокоенность. — Мафия повсюду. По крайней мере, он, вероятно, энергичен в постели. А старый герцог, по слухам с Флит-стрит, показал себя величавым гомо, меняя одного за другим миловидных лакеев.

— Каждый лакей ищет повышения, — сказал Ники.

— У герцогини есть ребенок от Браганци? — спросила Имоджин.

— Да, — сказал Матт. — Ему теперь, наверно, полтора года. Они вместе около трех лет. Может быть, ей нравится подчиняться сильной руке. Женщин всегда влечет к себе сила, а Браганци с головы до ног южанин.

Ники всмотрелся в свое отражение в дымчатом стекле за стойкой бара.

— Все равно он маслянистый коротышка.

Матт усмехнулся.

— Как только она услышит, что где-то поблизости малыш Ники, она тут же бросит Браганци.

— У меня никогда не было герцогини, — задумчиво и как бы даже с некоторым удивлением произнес Ники. — Представьте себе, как она вплывает в каком-нибудь красном платье, подбитом горностаем, а под ним — ничего — и говорит: «Какое крыло вы предпочитаете, мистер Бересфорд — западное или восточное?»

— А потом она, вероятно, передаст тебя в банк «Национальный кредит», — сказал Матт, заметив болезненное выражение лица у Имоджин. — Во всяком случае ты займешься бизнесом, где у тебя будут открыты все пути, и тебе понадобится справочник с указанием живого веса крупных леди из Союза матерей, желающих совершить по тебе ознакомительный тур.

— Мне бы это понравилось, — сказал Ники. — Толпа меня заводит.

Имоджин, которой стало нехорошо от мысли про Ники с герцогиней, сделала еще один глоток и, почувствовав себя еще хуже, была вынуждена съесть три ломтика хрустящего картофеля, чтобы отбить вкус напитка.

— Привет, ребята, кто что будет пить? — послышался веселый голос. Это был Джеймс, одетый в бледно-голубой вельветовый костюм. Кудри на его голове были распрямлены. Должно быть, Ивонн заставляла его причесывать их по сто раз на день.

— Моя очередь платить, — сказал Ники.

— Тогда мне, пожалуйста, большую порцию «Белой лошади», — сказал Джеймс и, украдкой оглядевшись, хихикнул. — И лучше побыстрее. Ивонн не одобряет спиртное.

— Сделайте два, — сказал Матт и, взяв перно Имоджнн, вылил его в свой стакан. — Тебе это не очень понравилось, моя радость?

— О, спасибо, — пробормотала Имоджин, тронутая тем, что он заметил.

— Знаешь историю про то, как белый конь зашел в пивную, сел за стойку и заказал себе полную порцию виски? — спросил Джеймс.

— Нет, — сказал Ники, который не любил, когда анекдоты рассказывают другие.

— Бармен дал коню стакан и спрашивает: «А знаешь, что есть сорт виски, названный в честь тебя?» — «В самом деле? — удивился конь. — Я и не знал, что есть виски по имени Эрик».

Рассказчик так захохотал, что в конце концов к нему присоединились и все остальные. Он в самом деле симпатичный, подумала Имоджин, сделав благодарный глоток виски.

Поблизости кружил старший официант, держа наготове меню.

В желудке Имоджин раздался громкий рокот.

— Послушайте, — сказал Матт, — я кого-нибудь убью, если сейчас же не поем.

— Вы, ребята, верно, еще не успели перекусить? — посочувствовал Джеймс.

— Господи, — сказал Ники, поглядев в счет за выпитое. — С тех нор, как я был здесь в мае, все стало еще дороже.

— Именно, — подтвердил Матт. — Поэтому мы и не останавливаемся в четырехзвездных гостиницах. Иначе бы нам пришлось послать Имоджин на панель.

— Считается, что дочери викариев никуда не годятся, — сказал Джеймс.

От выпитого виски Имоджин воспрянула духом. Хорошо быть одной в окружении троих мужчин. Разговор повернул на Северную Ирландию. Имоджин ела свой хрустящий картофель и блаженствовала. Ники держал ее руку в своей и время от времени гладил ее по голове. Джеймс был застигнут на месте преступления появившейся Ивонн, когда расплачивался за очередной круг выпивки.

— Я не опоздала?

— Опоздала, — сказал Матт. — Что будете пить?

— Томатный сок, пожалуйста. Нет, спасибо, Имоджин, я к этому картофелю не притронусь. От него так полнеют. Для меня перебрать количество калорий — хуже, чем расстаться с жизнью.

Она с видимым неодобрением посмотрела на крепкие бедра Имоджин. Имоджин покраснела, стала сосать уже находящийся во рту листок картофеля, как облатку при первом причастии, и посмотрела на Ивонн с восхищением. На ее длинных коралловых ногтях лежал безупречно гладкий, без малейших сколов слой лака, ни один из свежезавитых локонов не сбился в сторону, и белая шелковая блузка так и осталась без единого пятнышка, какой была утром.

Выиграв сражение за двухместный номер, Ивонн решила перейти на примирительный тон. От нее не ускользнули биотоки, возникшие между Ники и Кейбл. Не желая допустить, чтобы одна Кейбл имела своего отпускного обожателя, она решила очаровать Матта.

— Вам полегчало? — спросила она его. — Знаете, я всегда подозревала, что морская болезнь — психоматического свойства.

— Согласен, — сказал Матт. — Как и кровожадность.

Ивонн не уловила в этом никакой иронии.

— Я завидую, что вы приехали из Ирландии, — продолжала она. — У меня там была однажды съемка рекламы сливочного масла. Там кругом зелень, все так нетронуто. Где вы живете, Матт?

— В Муне.

— Приятное место?

— Ну, там очень хорошая охота.

— Я считаю, что охота — жестокая вещь, — но думаю, сельским жителям надо же чем-то себя занять.

— Конечно, надо, ведь ирландцы еще не открыли бесконечных возможностей полового сношения.

— Все мужчины в Муне очень быстро кончают, — сказал Ники.

Матт засмеялся. Ивонн поспешно переменила тему разговора.

— Я не всегда согласна с вашим мнением, но я восхищаюсь вашей способностью делать это еженедельно.

— Делать что?

— Писать ваши забавные статьи. Где вы обдумываете свои идеи?

— На болотах. На следующей неделе думаю сочинить что-нибудь про шлюх.

— О, в этом я могу вам помочь, — с воодушевлением сказала Ивонн. — Их так много в мире моделей. Это цена, которую приходится платить за свою известность, — добавила она, допивая свой томатный сок. Поблизости опять закружил старший официант. Лицо его выражало недоумение.

— Где же Кейбл? — с неодобрением спросила Ивонн. — Знаете, вы не очень хорошо ее воспитали.

— Она знает, что ее подождут, — сказал Матт.

— Так невежливо — заставлять ждать поваров. Должна сказать, что я с нетерпением ожидаю ужина. Французскую кухню превзойти невозможно, — парировала Ивонн.

В этот момент как ни в чем не бывало не спеша вошла Кейбл. На ней были джинсы цвета хаки и плотно облегающая оливковая майка с крупной надписью спереди: «Я еще девственница». Этот цвет придавал теплый смуглый блеск ее лицу и шее и подчеркивал зелень ее глаз. Бармен едва не выронил из рук стакан, который протирал, а старший официант так и не закончил какое-то ворчливое замечание. Ладонь Ники соскользнула с руки Имоджин и, казалось, весь он куда-то от нее ускользнул, чтобы изучить надпись на груди Кейбл.

— Матт только что говорил нам, что ирландцы пока не открыли для себя секса. Вот вам доказательство, — заявил Ники.

— Ты подпадешь под суровое действие закона о рекламных надписях, — предупредил Матт.

— Тогда мне лучше отдать ее Имоджин, — сказала Кейбл. — Она единственная, кто имеет право ее носить.

Все посмотрели на Имоджин, а она сделалась пунцовой и, безмолвно потупясь от смущения, смотрела на свои руки. Ники наверняка сказал Кейбл. Как он мог?

— Извини, — сказала Кейбл, — это был удар ниже пояса.

— Ты ни о чем другом думать не можешь, — резко заметил Матт. — Пойдем есть.

— Дайте мне выпить, — сказала Кейбл, адресуя чарующую улыбку старшему официанту. — У нас, разумеется, еще есть время?

Старшин официант, мгновенно растаяв, сказал, что времени еще сколько угодно и почему бы им всем не выпить еще по одному заходу.

— Я думала, что ты не станешь переодеваться, Кейбл. — сказала Ивонн. — Нет, спасибо, гарсон, больше я пить не буду, и тебе, Джамбо, хватит, — заметила она Джеймсу, который все еще смотрел, разинув рот, на Кейбл. — Ты же знаешь, что я не выношу, когда ты пьешь спиртное.

— Перестань, — сказал Матт, принимая два больших стакана с виски и вручая один из них Джеймсу. — Никогда не смотри в зубы дареному белому коню.

Наконец они сели ужинать. Имоджин, прикинув, села рядом с тем креслом, где, как она ожидала, разместится Ники. Но в последний момент Кейбл села вслед за Маттом, а Ники, передвинувшись, оказался напротив нее, рядом с ним была Ивонн, а Джеймс и Имоджин остались с краю.

— Мы сможем поиграть ногами, — сказал Джеймс.

Своими толстыми коротенькими ножками он меня не достанет, подумала Имоджин. Хорошо еще, что рядом сидел Матт. Он сразу же стал ей помогать разобраться в меню.

— Если ты худеешь, то возьми это и вот это, — посоветовал он. — Эта гостиница действительно заслуживает всех своих трех звезд.

— Я возьму один хороший бифштекс, — сказал Ники. — Мне надо попробовать удержаться в форме.

Все, кроме Кейбл и Ивонн, принялись за хлеб.

— Что такое cervelles? — спросил Джеймс, разворачивая кубик масла.

— Мозги, — сказал Матт.

— Ух, — содрогнулась Ивонн. — Не переношу мозгов.

— Это и так очевидно, — вполголоса сказал Матт Имоджин.

— Все пьем красное? — спросил он, оглядев присутствующих.

— Я хочу белое, — сказала Ивонн. — Намного меньше прибавляет вес, ты согласна, Кейбл?

— Что? — спросила Кейбл, которая раскалялась, глядя на Ники. — А, да, конечно.

Ивонн решила, что самое время отвлечь их друг от друга.

— Я только что говорила Матту, как мне нравится Ирландия. Кейбл, она так удивительно первозданна.

— Тогда бы вам понравилась моя хибара, — сказал Матт, взяв еще один кусок хлеба. — В гостиной — цыплята, дед сожительствует с ослицей в лучшей спальне, а мамаша угощает приятелей-джентльменов за столом, где подает свинья.

— Теперь вы меня поддразниваете, — сказала Ивонн. прищурившись. — Держу пари, у вас очаровательная семья, правда, Кейбл?

— Меня им не представили, — отрезала Кейбл.

Температура за столом, казалось, упала ниже нуля.

— Боюсь, она меня выведет из себя, — тихо сказал Матт.

Наступила неловкая пауза, по счастью, прерванная подоспевшим вином. Джеймс, плохо улавливавший подводные течения, начал рассказывать какой-то биржевой анекдот, размахивая при этом большой редиской. В бледно-голубом костюме и со своими пухлыми щеками он вдруг напомнил Имоджин Кролика Питера.

— Джамбо, не хрусти, — сказала Ивонн с раздражением. — Ты знаешь, как это действует мне на нервы. Здесь ужасно медленно обслуживают.

При виде первого блюда — чего-то вроде котлеты из цыпленка с начинкой из гусиной печенки, плававшей в светло-оранжевом соусе в черную крапинку — у Имоджин вырвался жадный стон. Напротив нее Джеймс причмокивал, поглощая копченого лосося с каким-то зеленым соусом. Матт ел улиток. Ивонн жевала тертую морковь со скоростью двадцать нажатий челюсти на одну ложку. Ники и Кейбл, перескочив через первое блюдо, курили.

Вино даже на непросвещенный вкус Имоджин было замечательное, густое и отдававшее знойными гроздьями.

— Почти чувствуешь вкус крестьянских ног, — сказал Матт.

— Что такое — эти черные крупинки, — спросила его Имоджин, используя уже четвертый кусок хлеба, чтобы подобрать весь соус.

— Трюфели, — объяснил Матт. — Для свиней — настоящая беда. Они ради них целыми днями роют землю, а в тот момент, когда находят наконец свой восхитительный деликатес, у них его забирают из-под носа.

Как у меня забрали Ники, с грустью подумала Имоджин.

Кейбл и Ивонн разговаривали о делах.

— Они отлучили ее от бикини, потому что она была слишком толстой, — сказала Ивонн.

— От этой светлой помады у нее губы похожи на резиновые шины, — сказала Кейбл.

— Сама виновата. Каждый вечер проводит у Уэджиз или у Трампа, а клиент, в конце концов, покупает твое лицо, а не твою способность пить в злачных местах до четырех часов утра.

— Про кого это они говорят? — шепотом спросила Имоджин.

— Очевидно, про какую-то большую знаменитость, — решил Матт.

— Меня взяли на рекламу «Витабикса», — покровительственно сообщила Ивонн, принимаясь за полоски зеленого перца. — Ты ведь, Кейбл, имела на него виды? Продюсер сказал мне, что для этой роли ты слишком сексуальна.

— Очевидно, поэтому он и пытался затащить меня в постель, — выпалила Кейбл, зажигая одну сигарету от другой.

Ники вдруг взглянул на Имоджин, указал глазами на Кейбл, потом на Ивонн, после чего возвел глаза к небу. Имоджин с облегчением усмехнулась.

— Больше никакого хлеба, Джамбо, — приказала Ивонн, продолжая жевать с той же скоростью, — ты уже съел его вполне достаточно.

Кроме нее, все уже закончили. Официанты стояли наготове, чтобы забрать тарелки и поставить серебряные блюда.

— Пожалуй, я примусь за следующее, — сказал Матт. — Мы не можем торчать тут всю ночь.

Второе блюдо Имоджин, мясо бургиньон, толстый, темный, ароматный и пульсирующий кусок, приправленный травами, едва ли не лучше первого.

— В жизни никогда не пробовала ничего подобного, — сказала она Матту.

— Отлично, — он наполнил ей бокал и поглядел на сидящую напротив Кейбл, которая вынимала из форели воображаемые косточки. Приятно, когда кто-то рядом получает от еды удовольствие.

— Кнели очень разочаровывают, — проворчала Ивонн.

— Что можно ожидать от пирожков с заветренной рыбой? — сказал Ники.

— Я всегда думал, что кнеля — это что-то такое, в чем спит собака, — сказал Джеймс и зашелся хохотом.

— Вина тебе уже хватит, — резко сказала Ивонн.

— Вы давно женаты? — спросил Матт.

— Ровно сорок восемь недель, — сказала Ивонн, изобразив то, что она считала подкупающей улыбкой. — Мы до сих пор считаем наш брак на недели, а не месяцы.

— Недельные годовщины, — сухо сказал Матт. — Как трогательно.

Кейбл бросила на него строгий взгляд.

Джеймс стал рассказывать Имоджин длинный и запутанный анекдот, на котором она никак не могла сосредоточиться, так как в это самое время Ивонн, повернувшись к Ники, спросила:

— Как вы с Имоджин познакомились?

— В Йоркшире.

— О, я люблю Йоркшир, он такой нетронутый.

— Как Имоджин, — сказал Ники.

— Они носовым платком обвязали попугаю глаза… — рассказывал Джеймс.

— Вы долго встречались? — спросила Ивонн.

— А другим платком завязали клюв… — продолжал Джеймс.

— Она выглядит ужасно юной. Удивляюсь, как это отец отпустил ее с вами.

— И я удивляюсь.

— Чем она занимается?

— Сидит в библиотеке и мечтает.

— А потом они оба идут в постель… — сказал Джеймс.

— Отлично, — сказала Ивонн. — Они с Маттом могут вволю побеседовать о книгах.

— Они уже это делают, — сказала Кейбл и, заведя руки за голову, уперлась спиной в стену, волнующе выпятив груди. Это не прошло незамеченным для француза приятной внешности, пившего за соседним столом коньяк с простоватой женщиной. Они с Кейбл обменялись долгимн взглядами. Француз сначала опустил глаза, потом, украдкой взглянув на жену, которая продолжала размешивать сахар в кофе, снова посмотрел на Кейбл. Та самодовольно ухмыльнулась и отвела глаза. Даже повар пришел с кухни поглядеть на нее и теперь стоял в дверях, разинув рот, с омаром в руке.

Имоджин вдруг очнулась от громкого хохота Джеймса, закончившего свой рассказ.

— И попугай сказал: «Кама Сутра лжец. Понимаете? Кама Сутра лжец».

Имоджин, догадавшись, что в этом была вся соль рассказа, тоже засмеялась с некоторой натугой. Матт наполнил бокал Джеймса. Ивонн грозно сверкнула на Матта глазами.

— Пожалуйста, не надо. Я считаю, что ему достаточно. Знаешь, Джамбо, ты не сможешь делать во Франции ежедневные пробежки.

— Давай еще, — сказал Матт, подложив на блюдо Имоджин мяса и картофеля.

— Ой, мне больше нельзя.

— Можно. Давай, пока не лопнем. Кому же здесь кроме нас? — И он выложил из глубокого блюда на свое все, что там оставалось.

Ивонн весело улыбнулась Имоджин.

— Я слышала, вы работаете в библиотеке.

«О, Господи, — подумала Имоджин, — теперь она за меня возьмется».

— Да, — произнесла она набитым ртом.

— Я когда-то любила читать, — продолжала Ивонн, — но теперь у меня на это нет времени. Мне приходится читать массу бумаг из Главного управления для Джеймса. Хотя у меня есть тетка, которая читает по четыре романа в день. Мы все называем ее книжным червем.

И она перешла к долгому и невыразимо утомительному описанию читательских привычек и литературных вкусов своей тетки.

— Кому-то надо накрыть ее зеленым сукном, — прошептал Матт, наклонившись, чтобы наполнить бокал Имоджин.

Рассказав наконец все что можно про тетку, Ивонн заметила:

— Вам повезло, что у вас не такая работа, где надо следить за фигурой.

Имоджин, покраснев, отодвинула в сторону картофелину, которую собиралась съесть.

— Я был бы счастлив постоянно следить за фигурой Имоджин, — спокойно сказал Матт.

— Я тоже, — плотоядно добавил Джеймс. Подошел старший официант и положил руки Матту на плечи.

— Все в порядке, месье О'Коннор?

— Formidable. — сказал Матт, перейдя на беглый французский.

— Моя форель была просто восхитительна, — сказала Кейбл, оставившая большую ее часть на блюде.

У Имоджин пояс врезался в желудок. Она пожалела, что съела так много. Ресторан был пуст, если не считать их стола. Матт заказал кофе.

— Мне не надо, — сказала Ивонн. — Я не засну, а завтра нам долго ехать.

— Я бы выпил изрядную порцию коньяка, — сказал Джеймс с вызовом.

— Браво, — сказал Ники.

— Ни к чему спускать сразу все наши деньги, Джамбо. Всем спокойной ночи, — объявила Ивонн, поднимаясь из-за стола и вытаскивая упирающегося Джеймса.

— Пошла отсыпаться, — сказал Матт.

— Сука, — добавил Ники.

— Когда едешь в отпуск компанией, — сказал Матт, — надо, чтобы в ней был козел отпущения, на котором каждый мог бы вымещать свое скверное настроение и на него же жаловаться. Миссис Эджуорт полностью отвечает этим условиям.

После ужина они пошли прогуляться по городку. Небо теперь сверкало звездами, а внизу, у реки, воздух был напоен запахом таволги.

Имоджин и Ники шли позади других.

— Прелестная луна, — вздохнула Имоджин.

— Не в первый раз вижу, — сказал Ники. Он обнял ее за плечи. Она сквозь свитер чувствовала тепло его тела. Вдруг он замедлил ход. Вероятно, он все же мог увести ее на какую-нибудь окольную тропу, на путь наслаждений. Но он остановился только для того, чтобы прочитать афишу, сообщавшую о предстоящем теннисном матче.

— Они меня тоже приглашали участвовать. Но сумму предложили недостаточную, да и в теннисной лиге очень не любят, когда кто-то проводит слишком много показательных встреч.

Имоджин преисполнилась смирения. Какое право имела она на то, чтобы вообще находиться здесь рядом с такой звездой? Впереди них в свете уличного фонаря заблестела светлая шевелюра Матта.

— Как у тебя отношения с Маттом? — спросил Ники.

— О, прекрасно. Он такой приятный.

— Ты права. Она тоже забавная девица.

— В каком смысле? — осторожно спросила Имоджин.

— Никогда не знаешь, что она может выкинуть. Не то что ты, мой ангел, ты вполне предсказуема.

— Я тебя люблю, — прошептала она, по-детски дотрагиваясь до дерева.

— Это отлично, если не считать того, что у нас постоянно все расстраивается. Не обращай внимания, у нас впереди еще целых две недели.

Он поцеловал ее в макушку. Ночь была очень теплая. Имоджин старалась отогнать от себя мысль о том, что тогда, в июне, он, одержимый желанием, наверняка увел бы ее в какое-нибудь укромное местечко чужого поля и предался с ней страстной любви, не придав никакого значения другим.

В последнее время я держусь недостаточно независимо, с грустью подумала она и тут же на себя разозлилась. В Йоркшире она без конца паниковала и трусила от того, что он старался овладеть ею, теперь же ей было не по себе из-за того, что он этого не делает. Ее отец, по крайней мере, был бы такой его осторожностью доволен. Возможно, Ники просто выжидает, чтобы не спугнуть ее.

Впереди них вяло колебались бедра Кейбл, которая шла рядом с Маттом. Имоджин пожалела, что так много съела за ужином. Ей хотелось бы быть такой же высокой и стройной, как ее тень.

Перед входом в гостиницу Матт без какой бы то ни было неловкости обнял Кейбл и крепко ее поцеловал. Ники последовал его примеру с Имоджин, но, когда она во время этого открыла глаза, то увидела, что он смотрит через ее плечо на Кейбл с Маттом.

— Сладких тебе снов, дорогая, — сказал Матт, неохотно расставаясь с ней. — Я бы хотел отъехать в десять, у нас дальняя дорога.

В номере Имоджин, быстро раздевшись, нырнула в постель. Было уже далеко за полночь, но ей не доводилось видеть, чтобы кто-то так долго готовился ко сну, как Кейбл, которая в несколько приемов снимала с лица краску, втирала в кожу питательный крем, причесывалась, проверяла лак на ногтях, делала какие-то долгие и сложные упражнения и при этом щебетала без умолку.

— Какое облегчение, что Матт не стоит над душой и не погоняет, — сказала она, намазывая себе вазелином ресницы и, поскольку рядом не было мужчин, одаривая Имоджин своей чарующей роковой улыбкой. — Ночь без секса — это, действительно, облегчение.

Имоджин заворачивалась в грубые простыни, боролась со сном, пыталась сосредоточиться на «Тристраме Шенди» и не слишком зло смотреть на Кейбл.

— Господи, какая жесткая постель, — сказала Кейбл, когда наконец легла рядом с Имоджин. — Надеюсь, это путешествие не очень тебя расстраивает?

— Нет, все замечательно, — робко сказала Имоджин, тронутая вниманием Кейбл.

Та, однако, немедленно вернула разговор к своей особе.

— Помню, как я первый раз приехала во Францию по обмену. Мне тогда было пятнадцать лет. Я была в полном ужасе. Я ехала ночным поездом в третьем классе, можешь поверить? Там еще был противный мужчина с длинными ногтями на мизинцах. Он, как только занял место, сразу же начал мазать себе волосы какой-то синькой. А когда мы погасили свет, вздумал со мной заигрывать. А на нижних местах лежали две монашки. Я так его укусила, что он чуть не дернул за стоп-кран. Что ты на это скажешь? — И она рассмеялась.

Но прежде чем Имоджин смогла придумать подходящий ответ, она поняла, что Кейбл уже спит, как кошка. После долгой борьбы со сном Имоджин совершенно расхотелось спать. Слава Богу, что в постели не было еще Ивонн, иначе она оказалась бы между двумя фотомоделями. Любой мужчина в этой гостинице дал бы миллион франков за то, чтобы оказаться на моем месте, подумала она и, ужаснувшись от одной мысли о возможности прикосновения к Кейбл, устроилась на самом краю постели. Она надеялась, что ей приснится Ники, но он не приснился.