На следующее утро на встречу к Мэлису явились все, хотя немного бледные и дрожащие. Садиться никого не пригласили. Мэлис, как всегда безукоризненно одетый, в оливково•зеленом твидовом костюме и галстуке конного клуба, свирепо смотрел на них, как будто они были школьниками, застигнутыми за курением позади школьного корпуса. Вчерашняя вспышка раздражительности уступила место холодному гневу.
«По крайней мере, мы можем, ехать на игры, зная, что мы еще не в лучшей форме,» сказала он. «Я никогда раньше не видел такого отталкивающего исполнения. Вы ездили как стадо гомосексуалистов. Сомневаюсь, спал ли кто-нибудь из вас больше часа. Вы выставили отборочный комитет совершенными идиотами.»
«Три дня под колпаком,» пробормотал Руперт.
«А вы заткнитесь,» огрызнулся Мэлис. «Ваш круг, имея в виду лошадь, на которой вы ездили, был хуже всех. Говорят, что отвратительная генеральная репетиция предвещает хорошую премьеру, но это смешно.»
Потом он слегка улыбнулся и Фэн внезапно подумала, какой же он фантастически привлекательный мужчина для своих лет. «А теперь,» сказал он, «присаживайтесь поудобнее, где кто хочет, я покажу вам несколько клипов с прошлой Олимпиады.»
Отказавшись сесть, Джейк стоял, прислонившись к двери, откуда он мог видеть Хелен, сидящую в одном из кресел, на подлокотник которого опиралась Диззи. Она была бледна, глаза были сонные, а рыжие волосы были зачесаны назад и перевязаны на затылке голубым крапчатым носовым платком. Она никогда еще не казалась Джейку более красивой. Он чувствовал себя просто раздавленным любовью. Он с трудом мог сосредоточиться на кадрах, показывающих напряженных метателей копья, и спринтеров, разрывающих финишную ленточку, и троеборцев, и Анну Мур, завоевывающую свое серебро.
Мэлис выключил видеомагнитофон.
«Не думаю, что должен говорить вам еще что-нибудь. Если вы завоюете медаль, особенно золотую, это станет величайшим достижением в вашей жизни, в этом не приходится сомневаться. И если вы не получите эту медаль, потому что будете недостаточно хороши в тот день, или потому, что ваша лошадь будет не форме, или потому, что у ва сдадут нервы, все это будет нормально и хорошо. Но, если вы потом сможете оглянуться и сказать – я проиграл, потому что слишком много пил, или не тренировался, или ложился спать слишком поздно, или недомтаточно старательно работал с лошадью, вы будете сожалеть об этом до конца своей жизни.»
«Наверное, это ему вторит Джейк,» сказала себе Хелен.
Он обвел глазами пятерых наездников. «Вы, должно быть, самая старая Олимпийская команда, которую мы когда-либо выставляли, за исключением Фэн, что означает, что мы можем предложить богатейший опыт, но также вы должны проявить и рвение. Это также значит, что это вполне может стать вашей последней возможностью или провалом на Олимпийских Играх.»
Он повернулся к конюхам, Хелен, очень тихому отцу Гризельды, сидевшему рядом с матерью Айвора. «Хотелось бы предупредить на весь ближайший месяц семьи, конюхов, жен. Постарайтесь не быть эгоистами. Наездники покажутся вам занудными, раздражительными, требовательными. По мере приближения соревнований их растущая отчужденность выразится в стремлении отдалиться. С этим вам прийдется примириться. Им надо сохранять спокойствие, чтобы лошади тоже не волновались. Не предъявляйте ненужных требований. Женам и семьям, если они не поедут в Лос Анжелес, не стоит ожидать регулярных телефонных звонков. Время будет суматошное. Требования безопасности часто будут затруднять возможность позвонить.»
Мэлис взглянул на Джейка.
«Жаль, что здесь нет Тори,» сказал он с улыбкой, «но она единственная, кого я знаю, кому нет необходимости выслушивать все это. Она всегда обеспечивала тебе образцовую поддержку.» Хелен закусила губу. Она почувствовала мучительный приступ ревности. Она должна попытаться не тревожить Джейка.
«Ну, вот и все,» отрывисто проговорил Мэлис, «но я хочу вернуться домой с двумя золотвми медалями.»
Оправдав себя и свою страну победой в Гран При в субботу вечером, Руперт на следующий день самолетом переправил Горную прямо в Лос Анжелес, что давало им обоим около месяца на акклиматизацию.
Двумя неделями позже он вылетел назад в Англию под тем предлогом, что его не устраивает его олимпийская форма, но в действительности, чтобы повидать Аманду Хамильтон. Он всречался с ней в ее доме в Кенсингтоне. Он рассматривал это в качестве важного достижения, как и то, что ему удалость вытащить ее из Шотландии в середине августа, когда она обычно готовила Ролло завтраки перед охотой и принимала его гостей по кабинету.
Проезжая мимо тротуаров, заполненных туристами, и глядя на обилие женских ног и коротких юбок и шортов, Руперт размышляля о том, как странно, что его сексуальная энергия почти полностью сосредоточилась на Аманде. То, что она часто не беспокоилась об изысканой одежде или не стремилась помыть голову или воспользоваться косметикой, когда виделась с ним только усиливало его интерес. Так же как и то, что она всегда была занята своими детьми, или своими комитетами или карьерой Ролло и уделяла ему очень мало свободного времени. Ему приходилось отвоевывать каждый дюйм. Привыкший к легко доступным девушкам, всегда вымытым, надушенным и наряженным в н-й степени и дрожащим от ожидания, Руперт видел в ней изумительную новизну. Они знали одних и тех же людей и руководствовались одними и теми же правилами. Кроме того, она была первой женщиной, перед которой он не мог хвастаться.
Дом на Рутланд Гейт был доверху начинен сигнализацией. Оправданием Аманды в глазах Ролло было празднество в честь восьмидесятилетия великой тети Августы, которое должно было состояться во время ленча. Аманда собиралась провести ночь в Лондоне и вылететь на север следующим утром.
Всегда полезно, объяснила она Ролло, заглянуть неожиданно к сугам, чтобы не давать им возможности расслабиться.
Слуги, филлипинская чета, оставившие члена королевской семьи, потому что там приходилось чистить слишком много сапог для верховой езды, были очень расстроены прибытием миссис Хамильтон. Они намеревались этим вечером устроить вечеринку в подвале, но слегка успокоились, когда Аманда разрешила им продолжать в том же духе и сказала, что не будет обедать.
После обеда у Барнса, что по словам Аманды было безопасно, потому что «никто не встречается со своими знакомыми в предместьях,» и который не занял много времени, потому что Руперт не пил, они пробрались в дом незамеченными. Вечеринка внизу была в полном разгаре.
«Если Ролло поймает меня, он меня побьет?» спросил Рупер, снимая галстук.
Аманда не засмеялась. «Ты же знаешь, он не может позволить себе никакого скандала,» скзала она положив бриллиантовые серьги в коробку для драгоценностей. «Хелен летит с тобой на следующей неделе в Лос Анжелес?»
«Да,» сказал Руперт. «Я думаю, она, наверное, побывала у какого-то специалиста по семейным отношениям, который посоветовал ей поинтересоваться ей моей карьерой.»
«Хорошо,» сказала Аманда, щупая землю в цветочных горшках на окне. «Почему слуги никогда не додумаются полить цветы?»
«Почему хорошо,» огрызнулся Руперт, снимая рубашку.
«Тебе сейчас не нужен грязный развод. Партия гораздо лучше приймет тебя, если у тебя будет красивая и обожаемая жена.»
«В любом случае меня великолепно примут,» сказал Руперт, прыгая на нее.
«Кажется, весьма ужасно заниматься этим в постели Ролло.»
«Не так ужасно как не заниматься этим.»
Потом она лежала в объятиях Руперта, размышляя, но не говоря ему, как восхитительно проводить всю ночь вместе. Несмотря на свою рассудительность, она все больше и больше увлекалась им. Руперт был испорчен и вел ебя совершенно недостойно, но он забавлял ее и потом, конечно же, был ужасно привлекателен.
«Если ты выиграешь золото, то уйдешь в отставку?»
«Ты имеешь в виду, прибью свой хлыст на стену? Вероятно. Я не могу продолжать ездить на лошадях вечно.»
«Что ты собираешься делать с Хелен? Я говорю об этом серьезно. Тебе не нужен развод, если ты собираешься заняться политикой.»
«Нет, пока я могу иметь собак, Гэб и дом. У Хелен есть Маркус, первые издания и Ван Дейк.»
«Обещаешь серьезно подумать о политике после Лос Анжелеса?» настаивала Аманда: «Ты очень понравился премьер-министру. Если сэр Вильям уйдет в общий рынок, осенью будет верное место в Глочестершире. Ты не можешь резвиться вечно. Стареющий плейбой – это жалкое зрелище,» продолжала она, снова ложась на подушку. «Постепенно он начинает опускаться до менее хорошеньких девушек и, вместо того, чтобы произвести на них впечатление в первый вечер, ему надо три вечера, или после первого же вечера они решают, что он им не нравится. Тебе уже тридцать один.»
«И ты думаешь, что моя судьба будет такой?» холодно спросил Руперт.
Аманда Хамильтон взглянула на красивое развратное лицо и изумительно худое мускулистое загорелое тело, и ее лицщ смягчилось.
«Нет, долгое время нет, но я не думаю что несчастливый брак вместе с карьерой, не требующей интеллекта, принесут тебе какую-нибудь пользу.»
Руперт взял ее голову в руки. «Полагаю, ты никогда не думала развестись с Ролло? Нам с тобой вместе было бы великолепно.»
Аманда покраснела. «Я слишком стара для тебя, да и карьера Ролло, и, в любом случае, нам придется дать образование четырем детям, а они все, вероятно, пойдут в университет.»
«Я дам образование твоим детям,» сказал Руперт. Он взглянул на стоящую на каминной полке в серебрянной рамке фотографию старшей дочери Аманды, Георгины, и чуть было не сказал, что был бы не против научить ее жизни, а потом решил, что не стоит, Аманда не любила таких шуток.
Сейчас Руперт хотел ее снова и, выбравшись из постели, бродил по комнате в поисках новшества. Он может взять ее сидящей в этом розовом кресле со стеганной спинкой, потом его взгляд упал на огромное зеркало над каминной полкой.
«Что ты делаешь?» спросила Аманда. «Это зеркало семнадцатого века. Это свадебный подарок от бабушки Ролло. Было в его семье многие годы.»
«Я хочу уидеть нас,» сказал Руперт, задыхаясь под громадным весом зеркала. Он пристроил его на обитых подлокотниках кресла, которое подтащил сбоку к кровати.
«Теперь, ты себя видишь?» спросил он Аманду.
«Не совсем.»
«Я наклоню его чуть-чуть вперед.» Руперт положил позади зеркала бледно голубую и сиреневую подушки.
«Ради Бога, будь осторожен,» сказал Аманда, но это зрелище занимало и ее.
Отражение в старом зеркале красило ее, оно придавало смуглую теплоту ее телу и золотистый румянец ее лицу. Ей нравилась своя вздымающаяся грудь и прелесный изгиб талии, переходящий в бедра.
«Боже, это изумительно,» сказал Руперт, забираясь в кровать позади нее. Он был такой загорелый, что, казалось, будто она лежит в постели с негром. Очарованная, она смотрела, как его длинные пальцы ласкают ее живот, потом скользят в темную растительность низа живота.
«Посмотри, какая ты красивая,» нежно сказал он, раздвигая в стороны напоминающие бабочку крылья ее половых губ. В следующее мгновенье он приподнял ее ягодицы и ввел член в теплую влажную полость ее влагалища.
Аманда задохнулась.
«Хорошо, правда?»
Тотчас же он приподнял ее правую ногу, держа ее за внутреннюю поверхность бедра так, что она могла видеть, как его длинный член входит в нее. Это напоминало экспресс, идущий в тунеле.
Безумно возбужденная, Аманда навалилась на него, чувствуя как его пальцы ласкают все быстрее и быстрее.
«Давай же, дорогой, давай же.»
Кончив, они ощутили мощный удар. Аманда взвизгнула, когда, накренившись вперед, зеркало ударилось о деревяные ручки кресла и с грохотом рухнуло на пол, разбившись на тысячу осколков.
«Посмотри, что ты наделал,» гневно сказала она. «Ролло убьет меня.»
В следующее мгновенье она услышала голоса. Пьяные возбужденные филлипинцы неслись вверх по лестнице.
«Поставь кресло назад и иди в ванную,» резко бросила Аманда, быстро накидывая пеньюар.
«Все в порядке, Консельсьон,» услышал Руперт ее слова. «Боюсь, зеркало упало со стены, должно быть, веревка сгнила.» Она торопливо засунула стакан Руперта за вазу для цветов. «Принесите мне пылесос. Нет, я сама все уберу. Со мной все в порядке, можете возвращаться на вечеринку.»
Тремя минутами позже Руперт услышал шум пылесоса. Все еще двигая им по полу Аманда открыла дверь ванной. «Теперь можешь выходить.»
Руперт увидел, что она совершенно вне себя от ярости.
«Я заплачу за него,» сказал он.
«Деньги не имеют значения,» завопила она. «Подумай о семи годах неудач. Подумай об образе жизни времен Георга и следующих выборах.»
Сквозь открытые жалюзи на окне Руперт посмотрел на желтеющую траву Кенсингтоновских садов.
«А как же мое золото?» грустно подумал он.
Как только Джейк вернулся из Дублина начались Олимпийские волнения. Телефон не замолкал, звонили чиновники, пресса, коннозаводчики и потенциальные спонсоры, услышавшие что после игр они с Фэн, возможно, станут профессионалами.
Поскольку они не были богаты, как Руперт, им пришлось до последнего выступать с другими лошадьми. Перерывы занимали бесконечные медицинские проверки как лошадей, так и наездников, потом Джейку и Фэн пришлось отправиться в Лондон, чтобы подогнать Олимпийскую форму, потом в Мос Броз, чтобы выбрать камзолы и бриджи.
Фэн была вне себя от ярости, когда ей не позволили надеть темно-синий камзол. «Черный такой мрачный,» ворчала она. «Во всяком случае, я не на похороны собираюсь.»
«Ты вполне сможешь так думать,» сказал Джейк, «когда увидишь размеры препятствий.»
Джейк был ужасно занят и совершенно не имел времени, чтобы встретиться с Хелен, которая, несмотря на строгие советы Мэлиса, настолько сходила с ума, что даже звонила ему в конюшню.
«Это я, дорогой. Почему ты не звонишь? Притворись, что кто-то ошибся номером и перезвони мне, когда удастся.»
Он едва не вздохнул с облегчением, когда они с Рупертом уехали в Лос Анжелес, предоставив ему передышку, во время которой он смог непосредственно сосредоточиться на деле. Но, работая целые дни напролет, те немногие часы, которые он проводил в постели, он думал о будущем.
Их финансовое положение было все еще ненадежно. Директор банка требовал в качестве залога Милл, конюшню и акции Тори. Он очень гордился Джейком и его невероятным выздоровлением и часто упоминал его имя в гольф-клубе, но Джейк знал, что это дружелюбие быстро исчезнет, если у него начнуться неприятности с деньгами.
Теперь, когда его выбрали для участия в Олимпийских Играх, банки относились к нему гораздо более благосклонно, особенно потому, что его донимало полдюжины потенциальных спонсоров. Но его не устраивал никто из них и он знал, что они остынут, если он вернется без медали. В любом случае, он видел, под каким ужасающим давлением спонсоров находились Билли, Хампти и Дриффилд – им приходилось устраивать выходные, чтобы открывать фабрики, ездить на вечеринки и болтать с важными клиентами перед большим заездом. Джейк знал, что не обладает таким непринужденным обаянием или таким спокойным характером, чтобы совладать с подобным вторжением в его личную жизнь. Он приходил в ужас от мысли, что кто-то будет командовать им. Это стало бы возвращением к школе верховой езды «Ферма Брука» и миссис Вилтон. Если спонсоры будут хозяевами его лошадей, они смогут забрать их, как полковник Картер забрал Реванша.
Больше всего он хотел завоевать золото и победить Руперта. Но теперь, так же сильно, он хотел Хелен, ее прохладное стройное тело и ту необычайную, знойную страстность, которую он внушал ей. Будучи с лошадьми или семьей, он мог отключиться и забыть о ней. Но по ночам боль и страстное желание возвращалось сильнее, чем прежде.
Но как, черт побери, он сможет содержать две семьи? Если Хелен сбежит с ним, Руперт может оставить ее без гроша. Даже если она начнет писать, ей придется нанять кого-нибудь для присмотра за детьми (если Руперт позволит забрать детей, что было маловероятно). А если Джейк уйдет от Тори, он потеряет детей, Фэн и Милл, не говоря уже о Тори и ее потрясающей поддержке. Ему придется найти другую конюшню и ездить для другого хозяина. И как он разделит лошадей? Поделит Макулая как сказочную лошадь: себе возьмет переднюю половину, а Тори отдаст заднюю?
Наконец, его беспокоила Хелен. Она сказала, что готова жить бедно, но она провела шесть лет с Рупертом, с приходящей работницей, убиравшей ее прекрасный дом, нянюшками для детей и садовниками, ухаживавшими за теми изысканными клумбами, не говоря уже о шампанском и цветах в каждой четырехзвездочной гостиннице, где она останавливалась. Как она справится с бедностью? Она сравнивала себя с домашним растением, увядающем без полива в оранжерее, пока дождь за стеклом падает на плодородную землю. Но, вместе с тем, что случится с домашним растением, когда оно столкнется с ветрами и снегами внешнего мира?
Он пытался поговорить об этом с Хелен, но она была так неуверена в будущем, что всегда неправильно истолковывала это как попытку отступления. Все это он упустил, подумал он, когда, накачавшись шампанским, послал ей из Дублина синий шелковый платок.
За день до отъезда в Лос Анжелес, как будто в ответ на молитвы, ему позвонил Гэрфилд Бойсон, владелец гигантской киноимперии. Бойсон был любезный, очень упрямый человек, всю жизнь любивший лошадей, и достаточно богатый, чтобы не беспокоиться о деньгах.
«Я буду проезжать через вашу деревню во время ленча,» раздавался из телефона в машине его потрескивающий голос. «Как насчет выпить?»
«Слишком занят,» сказал Джейк. «Мы завтра уезжаем.»
«Ну, на это время найдется,» сказал Бойсон. «Через полчаса встретимся в «Прощальном кубке».»
Удирает, чтобы попрощаться с миссис К-Б, угрюмо подумала Фэн, когда Джейк исчез без объяснений. Деревенские мальчишки останавливались, восхищаясь блестящим Ролс-Ройсом Бойсона, пока его шофер клеваг носом в свете позднего августовского солнца. В баре кресло туго охватывало огромные объемы Бойсона. Когда он поглощал тройное виски и глотал хрустящий картофель, его глаза, почти полностью спрятанные в мясистой плоти щек, были проницательны и добры.
«Привет, парень, что будешь?»
«Томатный сок. Я работая,» подчеркнуто сказал Джейк. Он закурил.
«Тебе придется избавиться от этой привычки,» сказал Бойсон. «Лос Анжелес отвратительно действует на людей с плохой грудью.»
«Мне тоже так говорили.»
«Ворчестерский соус?» спросила барменша. «О, это ты, Джейк. Не заметила как ты вошел. Как дела?»
«Потихоньку,» сказал Джейк.
Барменша взгянула на стену, где гордо висела одна из розеток Макулая, завоеванная на Чемпионате Мира.
«Надеюсь, мы получим еще одну из Лос Анжелеса и повесим рядом,» сказала она.
Джейк повернулся к Бойсону: «Ну, уверен, что ты позвал меня сюда не для того, чтобы посоветовать бросить курить.»
Бойсон глупо рассмеялся. «Нет. Садись, парень. Некоторое время я наблюдал за твоей карьерой. Восхищаюсь твоей силой воли, тем, как ты сопротивляешься. Восхищаюсь этой твоей оживленной своячницей.»
«Другие мужчины тоже,» без улыбки Джейк взглянул на часы.
«Руперт прав насчет тебя,» сказал Бойсон. «Он говорил, что в тебе так же мало обаяния, как и роста.»
«Спасибо,» сказал Джейк, осушив стакан и вставая.
«Сядь,» сказал Бойсон, махнув толстой, увешанной кольцами рукой. «Единственное, чего я не хочу, так это заставлять тебя что-либо делать. Я не прошу тебя болтать с клиентами и открывать магазины. Просто хочу облегчить тебе жизнь.»
«Что вы будете иметь с этого?»
«Ну, не будем ходить вокруг да около. Мое имя перед именами твоих лошадей. Бойсон Макулай, Бойсон Смелый, не так уж плохо звучит.»
«Нет!» сказал Джейк.
«Подожди. За это я возьму на себя все твои счета и расходы на поездку, и новый грузовик с моим именем на нем. Я заметил, что твой в Критленде разваливался по частям. Я даже куплю тебе несколько лошадей.»
«А когда мы начнем проигрывать?»
«Мы составим совершенно определенный трехгодичный контракт. Все наездники теряют форму, так же, как и лошади. Все это я знаю. Но ты всегда работал со второсортными лошадьми, делая из них высший класс. Я хочу посмотреть, что ты сможешь сделать с такими лошадьми, как Горная и Клара.»
Бойсон заказал еще выпить, заменив томатный сок Джейка на большой стакан виски. Джейк выпил его до дна даже не заметив.
«Вы начнете командовать мной, чтобы я ездил, как вы захотите.»
«Не начну. Возможно, время от времени я буду спорить с тобой, но боссом будешь ты. Я не жду, что ты будешь учить меня управлять моей компанией.»
«Какой гонорар вы предлагаете?»
«Около семидесяти тысяч в год и, конечно же, дополнительно за конюшню и любых лошадей.»
Джейк почувствовал головокружение. Это была действительно высокая оплата, но его лицо не дрогнуло.
«Не так уж много за лошадей»
«Может быть и больше – если ты согласишься еще на кое-что.»
«Что?»
«У меня есть пятнадцатилетний парень, хороший мальчик, но я не был женат на его матери, если ты понимаешь, что я имею в виду.»
«Даже слишком хорошо. У меня была такая же проблема.»
«Я знаю. Это стало одной из причин, почему я подумал о тебе и, возможно, мы поладим. Он помешан на лошадях, хочет быть жокеем, но вырос слишком высоким. Ты можешь взять на конюшню третьего жокея, не хмурься. Он – хороший парень; безгранично обожает тебя; повесил на стену твою фотографию; говорит, что ты единственный наездник, достойный беспокойства.»
«А что, если он не так и хорош?»
«Хорош,» сказал Бойсон. «Поверь мне. Его мать недавно умерла. Ему нужна семья.»
«Я подумаю об этом,» сказал Джейк.
«Сначала поезжай в Лос Анжелес. Я знаю, у тебя большие расходы. Конюшня фактически не будет работать целый месяц. Лошадям может понадобиться время, чтобы снова войти в форму, так что не морочь себе голову тем, как будешь платить за все это. Возвращайся домой с медалью – и мы партнеры.»
«А если нет?»
«Тогда придется думать снова.»
«Мне не нравится взяточничество, мистер Бойсон.»
«Для вас Гэрфилд, и мне не нравятся неудачники.»
«Тогда почему бы вам не стать спонсором Руперта?»
«Потому что он не следит за собой – слишком много скандалов, не могу этого понять с такой прекрасной женой.»
«А я кристально чист,» сказал Джейк, вставая.
«Ну, по крайней мере, ты осмотрителен,» сказал Бойсон. «Я не уверен, что найду что-нибудь о тебе.»
Они покидали Англию погожим днем. Тори помогала Фэн собирать вещи наверху. Джейк на кухне проверял документы. Сара со Смелым и Дездемоной улетела два дня назад из аэропорта Станстед. к тому времени, когда приедут Джек и Фэн, у лошадей уже закончится карантин и они будут в отведенных им на Олимпиаде помещениях.
Спустившись в кухню, Тори увидела на ступеньках Волка, жалко скулившего, зная, что его не берут.
«Меня тоже, дорогой,» сказала она, гладя его по лохматой пятнистой голове. «Нам придется позаботиться друг о друге.»
Джейк посмотрел в окно на кротких деревенских лошадей. Ивы вокруг мельничного пруда уже тронула желтизна, а мельничный ручей пересох и тек тонкой струйкой. Прошлой ночью в небе он видел растянувшуюся зыбкую стрелу перелетных диких гусей. А сейчас на телеграфных проводах расселись деревенские ласточки.
«Посмотри на тех птиц, сидящих в ряд,» сказала Даклис. «Что они делают?»
«Они готовятся улетать,» сказал Джейк.
Возможно, то же самое следовало бы сделать и ему. К тому времени, когда он вернется домой, ласточки уже, наверное, улетят. С болезненной грустью и ностальгическим предчуствием, он смотрел на рыжевато-коричневые поля и конюшни с выглядывающими над дверцами лошадьми, все они знали, что что-то происходит, кроме Макулая, отвернувшегося с мрачным видом.
Если бы он только мог позволить себе взять Тори и детей. Если он примет покровительство Бойсона, то сможет делать подобные вещи. Тори не придется сильно перетруждать себя; она и дети смогут купить себе новую одежду. Потом он нащупал в кармане пижму, которую Хелен специально заказала для него из золота – на счастье. Он отдал Хелен носовой платок; теперь у него не было пути назад.
В кухню вошла Тори.
«Фэн собралась. Тебе скоро уезжать,» сказал она. «Я хочу, чтобы ты немного позавтракал. Я приготовлю на скорую руку перекусить и несколько бутербродов для поездки. Я расщедрюсь и положу в них копченого лосося.»
Слегка улыбнувшись, он покачал головой. «Сегодня вечером мы пообедаем в гостиннице.» Они вылетали завтра на рассвете.
Он повернулся к Даклис. «Пойди и скажи Фэн, что мы выезжаем через десять минут.»
Как только она ушла, он притянул Тори к себе, покачивая ее, взяв в руки ее усталое, доброе, ненакрашенное лицо, приглаживая назад ее прямые серокоричневые волосы, которые у нее не хватило времени помыть.
«Не надо,» пробормотала она ему в плечо. «Я так ужасно выгляжу. Я села на сокрушительную диету. Я похудею, когда ты вернешся домой.»
Он обнял ее за талию, ощущая ее утешительную солидность.
«Я не надеюсь на твой звонок,» сказала она не слишком ровным голосом. «Мэлис рассказал мне, на что будут похожи эти телефонные линии из Лос Анжелеса. Просто позвони, если сможешь, а мы все будем думать о тебе.»
На секунду они прильнули друг к другу. Внезапно ему захотелось, чтобы она была его матерью, мудрой и всегда любящей, к которой он мог бы всегда вернуться, даже если свяжет себя с Хелен. С тревржным предчувствием он подумал, что, возможно, видит ее в последний раз.
«Хотелось, чтобы ты поехала.»
«Мне бы тоже хотелось. Возьми меня в следующий раз.»
«Я люблю тебя,» правдиво и в первый раз сказал он. Ему просто придется разобраться со всем после Игр.
Когда они вышли во двор, он увидел, что она плачет. Чтобы отвлечь его внимание, она сказала, «Ты должен пойти и попрощаться с Макулаем.»
Макулай стоял спиной к дверям. Когда Джейк подошел, он навострил уши. Джейк вошел в стойло. «Извини, парень – я знаю, что ты чувчтвуешь. Я так же расстроен как и ты.»