Космический корабль Объединенных Наций пикировал, словно чайка за рыбой. Почти достигнув пустыни, он, извергая пламя, ринулся обратно вверх, будто решив, что вовсе не собирается садиться на Марсе. Но к десяти тысячам метров подъем прекратился. На какой-то миг недвижимой красоты он висел в воздухе, опираясь на длинный хвост зеленого огня, висел между звездами и своей целью, а потом понемногу хвост стал укорачиваться, и корабль плавно опустился к безводным марсианским пескам.
Посадка прошла как по маслу. Она прошла так гладко, что можно было подумать, будто это сотая посадка рейсового корабля под управлением уставшего от однообразия экипажа. На самом деле эта посадка являла собой новую веху в истории человечества. Когда-нибудь этот день станет еще одной датой в учебнике – наказанием для забывчивых школьников. Ведь до сих пор ни один земной корабль с людьми на борту – ни Организации Объединенных Наций, ни какого-то другого государства – не совершал посадки на поверхности красной планеты. А значит, его экипаж – первые представители человеческой расы, проникшие в космос дальше орбиты Луны.
Все они, однако, были испытанными космонавтами. Полковник Максим Кренин (начальник экспедиции и пилот «Pax Mundi») пять раз летал с Земли на Луну. Кроме того, он мог похвастаться полутора десятками полетов на лунном модуле. Как, впрочем, и навигатор капитан Говард Трейс. Являя собой прекрасный пример русско-американского сотрудничества, Кренин и Трейс были к тому же большими друзьями.
Оставшиеся три члена экспедиции – профессор Бернард Томпсон, представитель Англии, профессор Ив Фронтенак из Франции и доктор Чан Чи из Китая. Каждый из них имел в активе по меньшей мере три космических полета. Каждый провел на земной орбите не один и даже не сто часов. За время долгого перелета к Марсу у них было предостаточно времени притереться друг к другу и в деталях разработать программу исследований.
И вот они, наконец-то, у цели. И титановый корпус космического корабля торжествующим монументом высится над гладкой экваториальной марсианской пустыней. Замерены уровни радиации, проанализирована атмосфера, и первый землянин готовится ступить на песок Марса…
Еще до приземления они узнали о Марсе столько нового, что было даже немного стыдно за земные теории о Марсе.
Десятилетиями земные астрономы утверждали, будто условия на Марсе непригодны для существования жизни… несмотря на широко распространенное среди обывателей мнение о причудливых марсианских животных и даже разумных существах.
«Марс, – уверяли астрономы со всей страстью и убедительностью людей, способных делать далеко идущие выводы на основании самых незначительных фактов, – это планета, практически лишенная кислорода, воды и тепла. Так называемые каналы – это не каналы вовсе, а геологические формирования совершенно естественной природы». А еще они предсказывали, что из-за неблагоприятных условий высшей формой жизни на Марсе будет нечто, напоминающее лишайники. В лучшем случае – примитивный кактус.
Таковы, в общих чертах, были и взгляды членов экспедиции Объединенных Наций… по крайней мере до того, как они подлетели к Марсу. Но еще до посадки, со стокилометровой орбиты, они убедились, что каналы-таки существуют на самом деле… по крайней мере, когда-то они были именно каналами, а атмосфера содержит достаточно кислорода для человека. Маловато, но дышать можно.
Затем, уже заходя на посадку, они сделали открытие, затмившее все предыдущие (за исключением разве что каналов).
Они увидели пирамиды. Десять гигантских марсианских пирамид, разбросанных по равнинам и безликим пустыням. Собственно, это было даже не открытие, а скорее, настоящее откровение. И оно имело большее значение, и более далеко идущие последствия, чем любое другое открытие в истории человечества.
Более четырех веков тому назад безвестный польский астроном Николай Коперник шокировал мир утверждением, будто земля вовсе не является неподвижным центром вселенной. Понемногу и теология, и человеческая гордость оправились от этого удара. Пусть Землю больше нельзя рассматривать как нечто уникальное по размеру, положению, значению, – все равно, обитающая на ней раса – Homo Sapiens – возлюбленные дети Бога. Только на Земле есть разумные и изобретательные существа, божественные орудия в извечной битве добра и зла… Так говорили священники и философы, все, кто приносил жертвы на алтарь уникальности человечества.
Четыреста лет никто не мог серьезно оспаривать этот тезис.
Но теперь?
Сообщение об обнаруженных на Марсе пирамидах ушло в Лунный Город и на Землю еще до того, как корабль О.Н. совершил посадку. Полученный ответ предписывал временно отложить запланированное еще на Земле методичное исследование Марса и все силы сконцентрировать на пирамидах. Экспедиция на Марс с финансовой точки зрения – весьма дорогостоящее мероприятие. В конце концов, деньги на нее взялись из карманов налогоплательщиков – нельзя упускать возможность показать им нечто действительно сенсационное.
Этот приказ не вызвал разочарования среди экипажа космического корабля. Загадка пирамид манила, как ни одна другая тайна за всю историю исследований космоса. Сам факт существования строений, созданных разумными существами, создал атмосферу контакта и взаимопонимания между экипажем и Марсом, развеял туман одиночества, сгустившийся за время перелета. Казалось, Марс ожидал Pax Mundi, казалось, пирамиды самим своим существованием приветствуют землян и зовут к себе.
Ближайшая пирамида располагалась примерно в трех километрах к северу от места посадки корабля. Совершенно черная, с гладкими боками, она достигала в высоту полутора километров. Полковник Кренин вылез из люка, покосился на величественное сооружение, вздымающееся на гладкой, как стол, равнине, и начал спускаться по нейлоновой лестнице. Чувство благоговейного трепета переполняло его душу.
И не успел он опомниться, как исторический момент уже остался позади. Нога человека впервые ступила на поверхность Марса. Вслед за ним последовали капитан Трейс и остальные члены экипажа. Несколько минут они молчали. Просто стояли и смотрели.
В конце концов честь произнести первые слова на Марсе выпала профессору Томпсону. Глядя на пирамиду, он глубоко вздохнул и произнес на ново-французском:
– В эту минуту мне больше всего хочется закурить.
– Почему бы и нет? – заметил доктор Чи. – Кислорода в воздухе вполне достаточно. Правда, мне кажется, что вкус у сигареты может оказаться другим.
– Хочешь «Галуаз»? – предложил профессор Фронтенак.
– Или «Стайвесант»? – полез в карман капитан Трейс.
Англичанин нахмурился, похлопал себя по карманам и взял предложенную французом сигарету.
– Так оно и есть, – заметил он через некоторое время. – Вкус совсем другой.
– Господа, – сказал полковник Кренин, – нам следовало бы передать на Землю торжественную речь по поводу сего знаменательного события. А так как мой ново-французский оставляет желать лучшего…
Из заплечного мешка он вынул миниатюрный магнитофон и с надеждой посмотрел на своих спутников.
– Пирамиды, – улыбнулся профессор Фронтенак, – скорее всего, памятники цивилизации, которая была древней, еще когда наши предки жили в пещерах и на деревьях. Из нас всех доктор Чи представляет самую древнюю земную цивилизацию… Мне кажется уместным.
Доктор Чи поклонился и произнес небольшую речь для маленького магнитофона, миллионов людей на Земле и, возможно, всех грядущих поколений. Он рассказывал о чуде межпланетного перелета, о еще большем чуде необыкновенного открытия, о торжественном моменте посадки. Но даже во взвешенных и нарочито спокойных словах доктора Чи чувствовалось мальчишеское нетерпение, охватившее весь экипаж корабля.
Он еще говорил, а капитан Трейс уже открыл грузовой люк и выдвинул легкую подъемную стрелу. Затем вместе с профессором Фронтенаком они принялись выгружать из трюма части шестиместного моноколеса. Их спутники тут же занялись его сборкой: всего каких-то полчаса, и вездеход в виде двадцатифутового колеса был готов отправиться в путь. Припасы погружены, гиростабилизатор урчит, как довольный котенок.
Профессор Томпсон прикрыл глаза ладонью и посмотрел на пирамиду.
– Может, поедим, – предложил он, – а потом уже отправимся на разведку?
Судя по голосу, мысль о еде не вызывала у него особого энтузиазма.
– Ты действительно хочешь кушать? – поинтересовался доктор Чи.
– Нет, но я подумал…
– Лучше я захвачу с собой пару пачек концентратов, – из открытого люка сказал полковник Кренин. – В крайнем случае пообедаем прямо у пирамиды.
Тем временем капитан Трейс, не отрываясь, следил за большим круглым камнем высотой около пятидесяти сантиметров, лежащим в нескольких метрах от корабля.
– Между прочим, – вмешался он. – вы видели раньше этот камень или нет?
Как оказалось, до этого момента никто камня не замечал.
– Посмотрите, – сказал Трейс. – Смотрите внимательно…
Медленно, очень медленно, камень полз по рыжей марсианской пустыне. Вне себя от изумления, земляне наблюдали, как он надвинулся на маленький островок мха. Потом камень пополз дальше: за ним на песке не осталось ни малейшего следа растения.
Фронтенак подошел к камню и дотронулся до него рукой. Затем постучал по нему. Похоже, он был совершенно ошеломлен.
– Давайте его перевернем, – предложил Трейс.
Так они и сделали. Снизу камень оказался мягким. Он выглядел как нечто среднее между губкой и улиткой. Полежав немного на «спине», псевдо-камень начал медленно прятаться в свой твердый панцирь.
– Великолепно, потрясающе, изумительно! – вскричал Фронтенак, от волнения переходя на свой родной французский, – Какое удивительное животное!
– Или растение, – сухо добавил Томпсон.
– Конечно, животное, – настаивал Фронтенак. – По всем законам…
– На Марсе, – прервал его Томпсон, – разработанные на Земле классификации могут оказаться неприменимыми.
Они осторожно положили «камень» в исходное положение.
– А теперь поехали к пирамиде, – решил полковник Кренин. – Земле наверняка не терпится услышать о результатах разведки. Я уже погрузил на моноколесо фото-, кино – и телекамеры. Надеюсь, никто не забыл взять с собой рацию и магнитофон?
– А как же мой экземпляр? – воскликнул Фронтенак. – Мне хотелось бы за ним понаблюдать.
– Ну, тогда тебе поручается одновременно наблюдать и за кораблем, – с улыбкой ответил Кренин. – Кто-то все равно должен остаться…
Французу явно хотелось разорваться пополам.
Последняя проверка – и земляне (за исключением профессора Фронтенака) забрались в моноколесо. Капитан Трейс взялся за штурвал. Уезжая, они видели, как француз, улегшись на песок, пытался разглядеть как же его «камешек» ухитряется передвигаться.
Пустыня почти повсеместно была ровной, как стол, и дорога до пирамиды заняла всего десять минут. По пути земляне заметили небольшие заросли каких-то растений и странную высокую траву, умудрившуюся, словно кнут, ударить по обшивке моноколеса. Еще они встретили несколько «камней», которые профессор Томпсон за неимением лучшего прозвал Друзьями Фронтенака.
По мере того, как они приближались к подножию пирамиды, возбуждение продолжало нарастать, пока не перешло в какое-то неестественное спокойствие. Они буквально захлебывались от изумления. Они чувствовали себя словно в волшебном сне…
Пирамида, словно небывалая игла, пронзала небесный свод. По сравнению с ней египетские пирамиды казались детскими игрушками.
Прежде всего земляне объехали пирамиду вокруг. Они смотрели на нее и не могли оторвать глаз. То, что представило их взорам, не поддавалось описанию. Оно было не только совершенно необъяснимым, но и просто-напросто невозможным. И тем не менее вот она, величайшая загадка, когда-либо встречавшаяся человеку.
Они смотрели на грани пирамиды: ряд за рядом черных, вроде бы базальтовых, плит. И каждая, несмотря на века, тысячелетия песчаных бурь и ураганов, безукоризненно ровная и гладкая. Четыре черных гигантских лестницы, уходящих в небо, встречающихся где-то невообразимо далеко, на полпути к звездам…
Но в центре каждой ступени была блестящая белая панель, изрезанная бесчисленными прожилками красного, зеленого, золотого цветов. Они сверкали, словно зеркала, прекраснее любого земного мрамора. А самая нижняя из этих панелей, как, впрочем, и черные базальтовые глыбы, среди которых она была установлена, наполовину уходила в красный марсианский песок.
Четверо землян вылезли из моноколеса и, горя желанием рассмотреть одну из таких панелей, подошли поближе к основанию пирамиды. И в тот же миг нижняя, не засыпанная песком белая панель бесшумно отодвинулась, открыв тускло освещенный проход. Все так же беззвучно из прохода выдвинулся легкий металлический трап. Выдвинулся и начал медленно опускаться, пока его конец не коснулся песка рядом с ногами полковника Кренина.
– Клянусь всеми святыми, – хрипло воскликнул профессор Томпсон. – Она знает, что мы здесь.
– Фотоэлектрическое устройство, – предположил капитан Трейс, первым пришедший в себя, – а может, сейсмо-датчики.
– Вопрос в том, – сказал полковник Кренин, – принимаем мы приглашение или нет.
– Во всяком случае, – улыбнулся доктор Чи, – пригласили нас весьма вежливо.
– Возможно, это ловушка, – заметил Трейс.
– Слишком сложно, – покачал головой Кренин. – Расправиться с нами можно было куда проще…
– Зайди ко мне в спаленку, милая, сказал паук мухе… – улыбаясь, заметил профессор Томпсон.
– Ничего себе спаленка, – фыркнул Трейс.
– А вдруг это разумный паук? – не унимался Томпсон.
– Трудно понять психологию разумных существ, – сухо сказал доктор Чи, – строящих огромные пирамиды для поимки неосторожных космонавтов.
– Двое из нас, – решил полковник Кренин, – примут приглашение, двое останутся снаружи.
– Давайте тянуть жребий, – предложил Трейс.
Вынув из пачки четыре сигареты, он оторвал фильтры у двух из них. Немного потасовав сигареты за спиной, он предложил своим спутникам выбирать.
– Две короткие остаются, – сказал он.
Кренин выбрал сигарету – длинная. Томпсону и Чи достались короткие.
– Мы ограничим разведку одним часом, – сказал полковник. – Радиосвязь только в экстренном случае. Что бы ни случилось, оставайтесь здесь. Ни в коем случае не следуйте за нами.
Он потрогал трап носком ботинка.
– Удачи вам, – пожелал профессор.
– Вам уже и так чертовски повезло, – пробурчал доктор Чи.
Сперва Кренин, а за ним и Трейс осторожно поднялись по трапу. Наверху они на мгновение остановились, помахали своим спутникам и скрылись в глубине прохода.
Стены туннеля, в котором они оказались, были сделаны из того же вещества, что и белые панели на гранях пирамиды. Они излучали приятный зеленый свет.
Совершенно прямой, пустынный коридор шел, казалось, к самому центру пирамиды. «Если так, – решили Кренин и Трейс, – то идти им придется порядком». Чуть поколебавшись, они двинулись вперед. Поначалу они шли медленно и осторожно, словно ожидая, что очередная плита пола вдруг уйдет у них из-под ног, или что-нибудь упадет им на голову, или еще какой, не менее неприятной, неожиданности. Но ничего не происходило, и через несколько минут земляне уже совсем уверенно шагали по коридору. Через некоторое время они оглянулись: отверстие, через которое они вошли, еще было видно – крошечная светлая точка, до которой было уже несколько километров.
– Дело пахнет жареным, – пробормотал себе под нос капитан Трейс по-английски.
– Прошу прощения? – не понял его полковник Кренин.
– Я только хотел сказать, – объяснил на новофранцузском Трейс, – что ситуация не поддается логическому объяснению.
– Ну, не совсем так, – криво усмехнулся Кренин. – Все говорит за то, что здесь поработал разум, у которого была какая-то вполне конкретная цель…
И вдруг Трейс схватил его за руку. Он показывал вперед. Там, на белой стене чернел прямоугольный кусок полированного базальта. А на нем была выгравирована диаграмма.
Перед ними лежало схематическое изображение Солнечной системы. Все планеты, кроме двух, были показаны просто кружочками на пунктирных линиях, изображающих их орбиты. Все, кроме двух… Третья планета, Земля, была представлена блестящим зеленым камнем, а четвертая, Марс, еще более блестящим красным.
Кренин и Трейс буквально потеряли дар речи от изумления.
– Пожалуй, нам стоит поторопиться, – пробормотал Трейс, придя в себя через некоторое время. – У нас осталось всего сорок пять минут, а мне почему-то кажется, что впереди нас ждет еще немало интересного.
И он оказался нрав.
Буквально через несколько шагов они обнаружили еще одну черную базальтовую плиту на белой стене туннеля. На ней были изображены схемы электронных состоянии атомов водорода, кислорода и углерода. Земляне молча посмотрели на диаграммы и молча двинулись дальше. Теперь они и впрямь лишились дара речи.
Следующая попавшаяся им по дороге плита открыла их взорам рисунок какой-то простой белковой молекулы. Следующая – нечто напоминающее аминокислотную последовательность дезоксирибонуклеиновой кислоты. А потом…
Две плиты, друг напротив друга, по обеим сторонам туннеля. А на них четкие, со всеми анатомическими деталями, изображения мужчины и женщины. Нормальных земных людей, только без волос.
– Теперь я готов поверить во что угодно, – дрожащим голосом сказал капитан Трейс. – Во все, что угодна…
– Значит… люди возникли не только на Земле, – воскликнул полковник Кренин. – Или же… – но эта мысль была слишком невероятна, чтобы произнести ее вслух.
Усилием воли Трейс оторвал взгляд от изображений.
– Надо идти дальше, – неохотно сказал он.
Кренин посмотрел на часы и вздохнул:
– Так много всего…
Оки пошли дальше по переливающемуся зеленым светом коридору, словно дети, заблудившиеся в сказочной стране, таинственным образом перенесенной в каш, реальный мир. Наконец туннель сделал крутой поворот. И тут взорам землян открылось зрелище, превосходящее все, виденное ими раньше.
Неожиданно они очутились в огромной пещере. В ней поместился бы любой, самый громадный земной собор. И вся эта пещера была полна зеленого света, такого же, как и в туннеле, но более сильного, более глубокого. На какой-то миг землянам даже показалось, будто они оказались на дне подземного океана. Но это ощущение тут же сменилось другим: ощущением бесконечного простора и красоты. Словно зеленые волны света укутывали их облаком беззвучной, но невообразимо прекрасной музыки.
На мгновение землянам показалось, будто они умирают, а потом они как будто заново появились на свет.
Свод гигантского зала пробудился к жизни. На нем появились реальные трехмерные осязаемые картины, раскрывающиеся, сливающиеся, расцветающие в величественную симфонию жизни. На мгновение им открылось торжествующее великолепие рождения Солнечной системы. Яростные облака планет вырывались из бушующего чрева Солнца в черную пустоту космоса. Облака конденсировались в пылающие капли, капли – в планеты. Затем появились безжизненные океаны, гигантские вулканы, обжигающие реки лавы. Взрывы, ураганы, ливни, плавающие в магме острова, века кипящих на лету дождей.
Новые картины…
Они рисовали самое сердце бушующих морей. Они показывали зарождение жизни. Перед глазами землян прошла жизнь и смерть миллиардов крохотных существ, века гибели, вызванной отступающими океанами, слепое, отважное покорение суши.
Кренин и Трейс увидели лес и пустыню, ледяные поля и тундру. Они увидели огромных рептилий, намертво схватившихся в извечном поединке за выживание; гигантские кожаные крылья, которые обрастали блестящими перьями так, что саблезубые летающие хищники прямо на глазах эволюционировали в настоящих райских птиц. Они увидели, как косматые и хищные обитатели деревьев словно по мановению волшебной палочки встали на задние ноги, начали делать примитивные орудия и объединяться в племена, стремясь вырвать свой беспокойный разум из всепоглощающего, вечно голодного мрака предыстории.
Они увидели зарождение цивилизации, города, подобно небывалым каменным цветкам, распускающиеся на равнинах. Они увидели смерть, открытия, войны и поклонение, эпидемии, пожары, наводнения, засухи. Они увидели вечную борьбу человека с природой, трагедию борьбы человека с человеком… век славы и век машин… И век разрушения, падающей с небес смерти и беспросветной темноты…
И вдруг своды зала вновь стали чисты. Сага сотворения растворилась в океане зеленого света.
Но теперь появился голос. Он раздавался ниоткуда, и, однако, он был везде. Он катился но залу, словно раскаты грома. Шептал, словно ветер в густой летней граве. Это не был голос мужчины или женщины. Это был просто голос.
– Живым с третьей планеты от мертвых четвертой планеты, привет, – произнес он. – Детям звезд от детей звезд, привет.
– Мы салютуем вам через пропасть в пятьдесят тысяч оборотов этой планеты вокруг звезды, которую мы называем Солнцем Но пусть наши слова станут для вас чем-то большим, нежели просто эхом минувшего, ибо есть между третьей планетой и четвертой нечто, связывающее их воедино.
– В воздвигнутых нами пирамидах мы оставляем вам единственное наследство, которое были в состоянии оставить – историю нашей расы. Когда-то мы, обитатели четвертой планеты, жили в прекрасном зеленом мире. Мы стали людьми богатыми, могущественными и ленивыми. Мы подчинили себе энергию элементов и даже энергию самого Солнца. Мы интересовались тайной жизни, и бессмертие было у нас в руках. Но вы сами видели окончательный итог нашего величия: голая, безжизненная пустыня и пирамиды, хранящие нашу память.
– Мы достигли бессмертия – это так, но заплатили за него слишком дорого: под конец мы стали бесплодны. В нашей власти была колоссальная мощь, но наш дух не мог с ней справиться. Споря о философиях (само стремление силой доказать их правоту выдавало их слабость), мы в конце концов уничтожили и нашу расу, и бесконечные богатства планеты, бывшей нашим домом. Мы победили силы природы, но не сумели совладать с силами разрушения в наших собственных сердцах.
– И однако, незадолго до гибели, в краткий момент торжества благоразумия, мы собрали тех юношей и девушек, кто еще мог иметь потомство. Нам не хотелось, чтобы наша раса исчезла без следа. И потому мы построили космические корабли. Мы дотянулись до третьей планеты. Мы отправили туда самое дорогое, что у нас осталось – наших детей. Мы очистили их разум от унылого знания, ставшего нашей погибелью.
Там, в лесах третьей планеты, мы предоставили им возможность заново пройти весь полный приключении и мук путь духовного и физического развития.
– Вы, слушающие сейчас наши слова – их и наши потомки. Вы снова имеете в своих руках неограниченную власть над материальным миром. Мы надеемся, что на этот раз ваш дух, снова закаленный в горниле эволюции, окажется в силах с ней совладать.
– Мы надеемся также, что вы возьмете эту планету и, объединившись единой целью, примените все свои знания и умения, дабы возродить зеленое плодородие, принадлежащее ей по праву. Вы – наши дети и наше будущее… Добро пожаловать домой…
Наступила тишина. Люди переглянулись. Слова бессильны. Ими нельзя выразить, какие чувства обуревали землян в этот миг. Они преклонили колени, словно сама пирамида стала гигантским храмом. Словно их немая благодарность способна долететь до тех, от кого их отделяли десятки тысяч лет. Затем они встали и медленно пошли назад…
* * *
Полковник Кренин и капитан Трейс вышли из пирамиды. Они опаздывали на десять минут.
Доктор Чи и профессор Томпсон уже собирались забросать их вопросами, но… Они увидели выражение их лиц, и все вопросы умерли у них на устах.
– Мы нашли ответ, – после долгого молчания сказал капитан Трейс.
– Какой ответ? – мягко спросил доктор Чи.
Кренин и Трейс были так спокойны, что, казалось, они находятся в глубоком шоке.
– Есть только один Ответ, – отозвался полковник Кренин. – Теперь ваша очередь. Идите и сами все узнаете.
– Нам там ничего не грозит? – спросил профессор Томпсон.
Полковник Кренин улыбнулся. Он. не отрываясь, глядел на что-то невообразимо далекое – много миллионов миль отсюда, а быть может, много тысяч лет в прошлом.
– Только нашей гордости, – тихо сказал он.
Томпсон и Чи ровным счетом ничего не поняли. Не видя другого выхода, они поднялись по трапу и скрылись внутри пирамиды. Кренин и Трейс остались их ждать.
– Я кое-что вспомнил, – наконец сказал капитан Трейс. – Как ты сумел понять, о чем рассказывал голос? Он же говорил по-английски.
– Нет, – покачал головой полковник. – По-русски.
Капитан задумался.
– Значит, – решил он, – ни по-русски, ни по-английски.
Помолчав, он добавил.
– Теперь мы стали совсем другими людьми.
– Да, – согласился Кренин, глядя на марсианскую пустыню. – Мы стали другими. Скоро настанет черед профессора Фронтенака, а потом мы установим камеры и телеретрансляторы. И тогда все люди Земли тоже станут другими.
– Капитан Трейс вырыл каблуком маленькую ямку в сухом красном песке. Он выстроил крошечную горку, другую, долину между ними…
– Как тебе кажется, – помолчав, спросил он, – мы сумеем вновь пробудить ее к жизни?
– Мы должны, – просто ответил полковник Кренин. – Это же наш дом.