ГЛАВА ПЕРВАЯ

Все это было похоже на Судный день.

Или на картины Брейгеля, Сальвадора Дали, с намеками на Питера Селлерса, или на нечто такое же несусветное, но происходящее при дневном свете.

Рассел Грэхем вылез из гроба. Ему повезло: он почти сразу вспомнил, что он — Рассел Грэхем, член парламента от Мидлпорт-Норта в графстве Ланкашир, Англия.

Итак, он знал, кто он, но не знал, где он, а также каким образом и для какой надобности здесь оказался. Было ясно, что это просто дурной сон и вскоре его разбудит голос: «Просим пристегнуть ремни и погасить сигареты. Через десять минут мы приземлимся в лондонском аэропорту».

Но он не проснулся. Кошмар оказался реальностью.

Гроб, из которого он выкарабкался, был салатного цвета и лежал посреди дороги, в конце длинного аккуратного ряда таких же гробов. Дорога, соединявшая здание с вывеской «Отель» на одном конце и с супермаркетом — на другом, тянулась примерно на сто метров в длину, шириной же была метров десять. За отелем и магазином она обрывалась. Это был как бы маленький оазис городской жизни посреди степи. У гостиницы было припарковано такси, у супермаркета — автомобиль.

Людей не было — если не считать тех, что вылезали из своих гробов.

Темнокожая девушка вышибла крышку своего «ящика», встала во весь рост, пронзительно закричала и потеряла сознание. Это послужило сигналом ко всеобщей истерике. Следующими были белые мужчина и женщина. Они огляделись и тут же вместе рухнули в обморок.

Из соседних гробов появились двое мужчин, которые, столкнувшись, упали, затеяли было драку, но сразу же прекратили ее.

Три девушки, смеясь и плача одновременно, нашли какое-то странное успокоение в том, что всем им одинаково страшно.

Постепенно из шестнадцати гробов появилось шестнадцать человек. Они производили такой шум и гам, что смогли бы разбудить мертвых или, по крайней мере, привлечь внимание живых — тех, кто находился в отеле или в супермаркете. Но, видимо, постояльцы или покупатели, даже если таковые были, давно привыкли к этой картине воскрешения из мертвых посреди главной и единственной улицы.

На шум никто не вышел.

А столпотворение продолжалось: одни кричали и жестикулировали, другие бормотали нечто невразумительное. Рассел Грэхем попытался сначала разобраться с самим собой и обнаружил, что голова его несколько изменила форму: в области мозжечка появилась шишка, довольно-таки большая, круглая и с хорошо заметным шрамом. Волосы, покрывающие шишку, были значительно короче, чем на остальной части головы.

Рассел Грэхем, член парламента, облизнул пересохшие губы и вдруг почувствовал слабость. Следовало бы выпить; кстати, выпить хотелось страшно. Взглянув на отель, он побрел к нему.

Вестибюль гостиницы был пуст, если не считать багажа, кое-как сваленного около вращающейся двери. Дежурного за стойкой не оказалось. Грэхем трижды нажимал кнопку звонка, но никто не появился.

Он увидел надпись «Коктейль-бар» и стрелку, указывающую путь вниз, по короткому коридорчику. Грэхем тут же двинулся в заданном направлении и вскоре обнаружил, что бар тоже пуст. Но виски, к счастью, было. Грэхем зашел за стойку, налил себе двойную порцию и залпом выпил. После этого он дрожащими пальцами вытянул из пачки сигарету. Шум за стеной отеля как будто стал затихать. Англичанин пощупал шишку на затылке и снова проглотил хорошую порцию. Стало немного легче.

Вскоре дорогу в бар нашли и остальные.

Первым появился мужчина лет двадцати пяти — тридцати, высокий красавец блондин с голубыми глазами. Грэхем сразу почувствовал себя сорокалетним стариком и сдержанным англичанином.

— Водки, двойную порцию. А куда, черт возьми, подевалась обслуга? высокий блондин произнес все это довольно грубо.

Грэхем послушно налил водки:

— Ваше здоровье; обслуги нет.

— А вы кто такой?

— Один из живых покойников, Рассел Грэхем, англичанин. А вы?

Собеседник открыл рот, потом закрыл, поставил бокал с водкой на стойку дрожащей рукой. Вид у него был смущенный.

— Не спешите с ответом, — доброжелательно сказал Грэхем. — У меня создается впечатление, что времени у нас будет достаточно.

— Моя фамилия Норстед, — объявил молодой человек с каким-то странным сомнением в голосе. — Да, я — Тур Норстед. Швед. Рад познакомиться.

Он протянул руку, и Грэхем торжественно пожал ее:

— Рад познакомиться. Выпейте еще. — Он улыбнулся. — Думаю, выпивки хватит.

— Спасибо. Да, водка нам не повредит. — Швед рассеянно потрогал шишку на затылке. Грэхем заметил этот жест.

— Не волнуйтесь, — сказал он, — у меня то же самое. Видимо, это входило в план всего мероприятия.

Норстед так стукнул бокалом о стойку, что водка пролилась.

— Какого еще мероприятия?! Где мы находимся? Что здесь, дьявол побери, происходит?

— Не волнуйтесь. Я тоже ничего не знаю. Когда мы проглотим достаточно горючего, попробуем разобраться. Кстати, вы прекрасно говорите по-английски.

Норстед покачал головой:

— По-шведски. Я говорю по-шведски, и вы тоже. В ответ Грэхем пожал плечами:

— Будь по-вашему. Однако отметим просто для протокола, я не умею говорить по-шведски. Или говорю очень плохо… — И вдруг, осененный какой-то догадкой, Грэхем воскликнул: — Арланда!

— Да, Арланда, — ответил швед. — Действительно.

Казалось, какие-то кусочки мозаики начинают находить свое место в узоре.

— Аэропорт Арланда в Стокгольме, — продолжал Грэхем. — Мы оба садились в самолет, вылетавший после обеда в Лондон. Именно там я вас и видел. Вы стояли передо мной, у вас еще был избыток багажа. На десять крон. А я думал, хватит ли денег у меня…

— Помню, помню! — Норстед почти кричал. — Я еще такси не мог поймать. Боялся опоздать на самолет.

— Мы говорим, а я наблюдаю за вашими губами, — сказал Грэхем. — Бог мой, ведь вы говорите по-шведски. А слова я слышу английские.

— А я наблюдал за вами, — ответил Норстед. — И… губы у вас складываются не по-шведски, а звуки — мой родной язык.

Пока они обменивались этими наблюдениями, Грэхем слышал, что звонок к дежурному регистратору звонит непрестанно, а голоса в вестибюле звучат все громче и настойчивее по мере приближения их обладателей к коктейль-бару.

— Все дороги ведут в Рим, — мрачно заметил Грэхем. — Кажется, мой дорогой друг, здесь сейчас будет довольно весело.

 

ГЛАВА ВТОРАЯ

Рассел Грэхем предпочел остаться за стойкой. И теперь с сарказмом думал, что, похоже, бармен из него получился более удачный, чем политик. Грэхем успел покинуть ряды лейбористской партии как раз перед тем, как его собирались оттуда вышибить. И, руководствуясь чувством момента, которым обладал в полной мере, он намеревался отказаться от места в парламенте сразу по возвращении из отпуска.

По возвращении… Кажется, оно откладывается.

Все шестнадцать человек сидели в баре, оставив свои дурацкие гробы посреди дурацкой дороги в этом дурацком пустом городе, куда их забросила судьба.

Те, кому удавалось вспомнить, как его зовут, знакомились друг с другом — судорожно и беспорядочно. Стройная, эффектная жительница Вест-Индских островов последней вспомнила, кто она такая. Звали ее Селена Бержер; она оказалась довольно известной манекенщицей. Осознав этот любопытный факт за рюмкой рома, она тут же свалилась в обморок, превратившись в изящное переплетенье рук и ног вкусного шоколадного цвета.

Селена была, пожалуй, самой молодой. Окинув взглядом компанию, Рассел подумал, что, видимо, он здесь самый старый. Но свое имя вспомнил первым. Имеет ли это какое-нибудь значение?..

Прежде чем погрузиться в фантастические предположения или вконец напиться, он решил попытаться систематизировать уже известные факты.

Факт первый: в одну и ту же историю влипло шестнадцать человек, восемь мужчин и восемь женщин. Видимо, равное соотношение полов не было случайностью.

Факт второй: никто не знал, как, когда и зачем все это произошло. Все часы, в том числе и электронные, остановились.

Факт третий: решительно у всех были шишки на затылке, и, несмотря на интернациональный состав компании, люди прекрасно общались на английском, шведском, французском, хинди или русском, и в то же время каждый считал, что говорит на своем родном языке.

Факт четвертый: все вылетели одним и тем же самолетом из аэропорта Арланда в Стокгольме, направляясь в аэропорт Хитроу в Лондоне. Правда, не все вспомнили это сразу, и самым молодым членам группы пришлось в этом помочь.

Факт пятый: багаж всех «прибывших» был свален в вестибюле отеля.

Факт шестой: город, где они оказались, — совсем не город. Это даже не деревня. Это всего-навсего отель, супермаркет и несколько маленьких строений по обеим сторонам дороги, ведущей «ниоткуда никуда». Все это больше похоже на декорацию для фильма и может означать что угодно, начиная от безумных шутников-зрителей и кончая черт знает чем.

Факт седьмой: здесь совершенно нет людей, если не считать шестнадцати человек, которых запаковали в гробы.

Факт восьмой: все выглядит реально. Ничего этакого — в духе метафизических выдумок. Все выглядит дьявольски, до жути реально.

— У меня накопилось восемь фактов, — Грэхем объявил это мужчине, подошедшему к стойке бара с подносом пустых бокалов.

— Рад за вас, старина, — сказал тот. Это был

Мохан дас Гупта, индиец двадцати восьми лет от роду, служащий нефтяной компании. — Не могли бы вы спрятать эти факты на время в холодильник? А пока — организуйте нам один бокал цитрусового пива, один — джина с лимоном, один большой бренди и одну «кровавую Мэри».

— Более того, на основе этих фактов можно построить кое-какие предположения.

— Стройте их себе на здоровье. Но не жадничайте, когда будете наливать бренди.

Грэхем послушно смешал напитки. Все говорили без умолку, выдвигая самые невероятные версии по поводу того, что же все-таки случилось. Ни дисциплины, ни логики, короче, бесполезная болтовня.

Рассел Грэхем, член парламента, знал, что его встречи с собственными избирателями были образцово-заурядными — типичный пример заунывных и бесплодных собраний. Но, черт побери, нужно же кому-то действовать!

— Леди и джентльмены, — начал он громко, — леди и джентльмены, уделите мне немного вашего внимания…

— Зачем? — отозвался довольно пьяный голос. — Тебе что — своего мало?

— Затем, — терпеливо начал объяснять Грэхем, — что мне совершенно не нравится пребывание в этом бреду; у меня от него голова идет кругом, и мне хотелось бы когда-нибудь вернуться в Лондон. Если это вообще возможно.

— Продолжайте, — ответил мужской голос. Лица повернулись в сторону Грэхема, и он начал свою небольшую речь.

— Я не буду останавливаться на том, каким способом мы сюда попали, сказал он. — Я не буду также обсуждать тот факт, что нечто необычное было проделано с нашими головами, шуточки по этому поводу мы успеем выслушать после. У нас нет представления о времени, никто совершенно не помнит, что случилось во время полета Стокгольм — Лондон, и, насколько я понимаю, никто не может сказать, где мы находимся.

— В Южной Америке, — откликнулся кто-то.

— В Голливуде, — возразил другой.

— Прошу вас, — Грэхем поднял руку. — Я хотел сказать, что это место не обладает никакими признаками, позволяющими понять, куда мы попали. Единственный признак — абсурдность всей ситуации. Мы прибыли в упаковке, напоминающей гробы, мы оказались в городе, который вовсе не город, мы сидим в гостинице, где нет постояльцев, но у всех нас вдруг появился лингвистический талант. Далее. Поскольку наш багаж доставлен, я смею предположить, что нам здесь придется киснуть долго.

— Давайте ближе к делу, старина! — воскликнул Мохан дас Гупта.

— А дело в том, — Грэхем произнес это с нажимом, — что мы, черт нас всех побери, должны как-то объединиться. Иначе мы будем терять время, ломая руки и проливая слезы в бокалы.

— Простите, пожалуйста, а что вы предлагаете? — спросила темноволосая женщина лет тридцати пяти, не то чтобы красивая, но яркая.

Рассел Грэхем оценил вопрос и взглянул на нее с благодарностью.

— Прежде чем мы продолжим, — ответил он, — хорошо было бы нам всем представиться. Я — Рассел Грэхем, член парламента. Англичанин, естественно. А вы, мадам?

— Анна Маркова, журналистка. Русская… А каковы ваши политические взгляды, господин Грэхем?

— Это что, важно?

— Может быть.

— Хорошо, я отвечу. Я социалист — в некотором роде.

Анна Маркова пожала плечами:

— Ну что ж, могло быть и хуже. Раздались аплодисменты.

— Кстати, в ответ на ваш вопрос, мисс Маркова, я предлагаю нам всем разбиться на группы. Одна группа может обследовать отель и подумать о нашем размещении — это нам скоро понадобится. Другой группе следует осмотреть местность. Третьей нужно позаботиться о нашем питании. А четвертая могла бы попытаться как-то осмыслить все, что с нами произошло.

Высокий стройный мужчина, чуть моложе Грэхема, попросил слова:

— Меня зовут Роберт Хаймэн, англичанин, служащий. Предложения мистера Грэхема мне кажутся дельными.

Потом поднялся еще один мужчина, плотный блондин:

— Я Гуннар Рудефорс, учитель. Швед. Да, мистер Грэхем прав, мы должны что-то предпринять.

Потом представилась девушка лет девятнадцати, сидевшая за столом с двумя подружками. Она сильно волновалась и говорила так тихо, что ее почти не было слышно:

— Меня зовут Андреа Смолл. Я студентка из Англии; честно говоря, я просто боюсь. Я до смерти напугана. И мои подруги тоже. Нам бы хотелось, чтобы нам посоветовали, что делать.

— Я с этим согласен, думаю, большинство тоже согласится. — Это сказал крупный мужчина с соломенными волосами, рядом с которым сидела привлекательная пышная блондинка. — Меня зовут Пол Редмэн, я американец, литературный агент. А это моя жена, Марион. Поскольку мистер Грэхем первым предложил что-то конструктивное, полагаю, что именно он должен взять на себя руководство.

Глядя на Грэхема, Тур Норстед поднял свой бокал:

— Я думаю, сэр, вы сами на это напросились. — Потом добавил: Позвольте представиться, Тур Норстед, швед, моряк-радиотехник.

Грэхем отпил виски.

— Есть возражения? Мне хотелось бы знать, прежде чем я сделаю эту глупость, то есть приму ваше предложение. Иначе говоря, может быть, есть другие кандидатуры?

Все промолчали. Грэхем улыбнулся:

— Ну что ж. Да падет это решение на ваши головы. Поскольку я по опыту знаю, что там, где слишком много спорят, дело стоит, то предлагаю кое-какие меры защиты для себя и для вас. Первое: я требую всей полноты власти. Второе: если четверо или больше человек подвергнут мою кандидатуру сомнению, будем выбирать другого. Ставим на голосование?

Глядя на лес рук, Грэхем подумал, что впервые в жизни его кандидатура прошла единогласно.

Бомба взорвалась несколькими секундами позже.

Слово попросил незаметный мужчина небольшого роста.

— Меня зовут Джон Говард, я учитель, англичанин. — Он указал на сидящую рядом женщину, нервно вертевшую в руках бокал виски с содовой: Моя жена Мэри. Мы оба преподаем физику, и мне кажется, мы заметили нечто такое, что могло ускользнуть от внимания остальных. — Он колебался, говорить ли дальше. — Это довольно неприятное наблюдение. Может, мне стоит обсудить вопрос сначала только с вами, мистер Грэхем?

Грэхем покачал головой:

— Нет, я не люблю секретов, мистер Говард. Наше положение уже настолько неприятно, что его трудно испортить еще больше.

Джон Говард улыбнулся как-то виновато:

— Здесь кто-то предположил, что мы в Южной Америке или в Голливуде. К сожалению, я думаю, нам придется исключить оба эти варианта.

— Значит, вы знаете, где мы? — с надеждой спросил Грэхем.

— Нет. Но я знаю, что мы не там, где думаем.

— А точнее?

— Мы не на Земле, — грустно сказал Говард. Признание было встречено гробовым молчанием. Все лица обратились к говорившему. Грэхем облизнул пересохшие, губы;

— А как вы это узнали?

— Странно, что вы сами этого не заметили: мы здесь очень мало весим. Мы с Мэри поставили опыт — ну, просто подпрыгнули. Притяжение на этой планете составляет примерно две трети земного.

Человек шесть тут же принялись подпрыгивать. Они взлетали вверх на три, четыре, пять или шесть футов. Лица «прыгунов» стали белыми от напряжения. Никто не упал в обморок, но три женщины и один мужчина заплакали.

Рассел Грэхем налил себе большой бокал виски и понял, что ему нужно снова начать говорить.

Причем сделать это как можно быстрее.

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Остальную часть послеобеденного времени — а у путешественников была возможность определить время по положению солнца, — так вот, остальную часть дня заняла какая-то мешанина из драматической напряженности и сущей бессмыслицы. Само солнце, на которое нельзя было смотреть не щурясь, как будто бы не отличалось от земного, но казалось, оно катится по небу быстрее, чем надо.

Все снова завели свои часы и позже обнаружили, что сутки на планете длятся примерно двадцать земных часов.

Прежде чем разбить всех на группы и попытаться наладить какой-то порядок среди царящего хаоса, Грэхем провел перекличку людей, которых он с мрачным юмором назвал своим «иностранным легионом». Сначала он просто записал имена, фамилии, возраст, национальность и профессию хотя бы для того, чтобы примерно определить, кому какое давать поручение. Позже он смог получить более подробные сведения, а также обнаружить кое у кого полезные в данной ситуации навыки.

Никто не мог точно вспомнить, сколько пассажиров взял реактивный самолет, летевший из Стокгольма в Лондон, но их было, несомненно, гораздо больше, чем шестнадцать. Поразмыслить о том, что стало с пилотами, стюардессами и прочими пассажирами, они смогут позже. А сейчас полезнее оценить ситуацию и обезопасить себя настолько, насколько позволяет весь этот абсурд.

Англичане составляли ровно половину грэхемовского легиона. Он подумал, что для рейса Стокгольм — Лондон в конце туристского сезона это вполне нормально.

В самом верху бумажного листа он аккуратно написал свое собственное имя и фамилию, ниже разместил всех остальных «перемещенных лиц» английской национальности. Далее последовали два шведа, индус, русская, француженка и вест-индианка.

Прежде чем разбить людей на группы, он внимательно изучил список. В нем значились:

Рассел Грэхем, 39 лет, англичанин, член парламента;

Роберт Хаймэн, 39, англичанин, госслужащий;

Эндрю Пейн, 28, англичанин, актер телевидения;

Джон Говард, 31, англичанин, учитель;

Мэри Говард, 27, англичанка, учительница;

Дженис Блейк, 20, англичанка, студентка колледжа домоводства;

Андреа Смолл, 20, англичанка, то же;

Марина Джессоп, 20, англичанка, то же;

Пол Редмэн, 40, американец, литературный агент;

Марион Редмэн, 32, американка, домохозяйка;

Гуннар Рудефорс, 35, швед, учитель;

Тур Норстед, 25, швед, моряк-радиотехник;

Мохан дас Гупта. 28, индус, служащий нефтекомпании;

Анна Маркова, 33, русская, журналист;

Симона Мишель, 23, француженка, художник;

Селена Бержер, 21, вест-индианка, манекенщица.

«Педагогика представлена неплохо, — думал Грэхем, скользя взглядом по списку, — это и неудивительно, в наши дни преподаватели довольно-таки много путешествуют, причем в разных направлениях».

Он вздохнул. Было бы гораздо полезнее иметь в группе врача, специалиста в области естественных наук, а лучше всего — одного — двух мускулистых рабочих. Одно ему было ясно: тот, кто (или что) организовал их похищение, или перемещение, или кражу (ни одно слово не подходило вполне), словом, этот Он, Она или Они не старались как-то уравновесить интересы. Зато в смысле соотношения полов — полный баланс. Что само по себе забавно…

Однако над скрытым смыслом всего этого можно было подумать позже. А сейчас следовало заняться более важными делами.

Грэхем разбил группу на четыре звена по четыре человека, согласно своему первоначальному плану. Генеральный штаб, который он назвал «оперативной группой», включал его самого, Гуннара Рудефорса, а также Пола и Марион Редмэн. В двух остальных звеньях — разведчиков — было по двое мужчин и по две женщины. Первостепенной задачей четвертого звена было снабжение питанием; в него входили швед-радиотехник и три студентки-англичанки.

Генеральный штаб обосновался в коктейль-баре. Остальные отправились выполнять задания.

Через некоторое время начали поступать донесения. Первое и самое важное состояло в том, что в радиусе примерно километра не обнаружено ни одного живого существа. В городе нет ничего, кроме уже знакомой всем гостиницы, супермаркета, отрезка дороги и ряда небольших строений, приспособленных под мастерские.

Дорога начинается в зарослях диких трав, которые можно было бы назвать степью или саванной, и упирается в такую же саванну. Такси, стоящее у гостиницы, по всей видимости, «мерседес», но у него нет ни аккумулятора, ни мотора. Машина, забытая у супермаркета, — «сааб», тоже не имеет ни того ни другого.

Супермаркет прилично загружен продуктами, однако ничего свежего — все в пакетах или банках. Тур Норстед вместе с тремя девицами, успевшими в него влюбиться, нагрузили доверху тележки, заботливо кем-то для них оставленные, и покатили их по дороге к отелю.

В это же время двое из резервной группы — Гуннар Рудефорс и Пол Редмэн — убрали с дороги зеленоватые пластиковые гробы и сложили их аккуратными штабелями у одного из сараев. Эти гробы они тщательно осмотрели: пластик был легким, но очень прочным, его невозможно было поцарапать даже стальным лезвием.

В самом отеле было двадцать номеров, из них десять одиночных и десять парных. Была также кухня, оборудованная всем необходимым, вплоть до холодильника и посудомоечной машины. Раковина с холодной и горячей водой присутствовала в каждом номере. С электричеством все оказалось в порядке. Короче говоря, это была типичная провинциальная, но вполне комфортабельная гостиница, какую можно увидеть в любом уголке Европы.

Солнце село неожиданной и стремительно, как на Земле бывает в тропиках или на экваторе, и все собрались в коктейль-баре, чтобы поделиться собранной информацией.

Поскольку было ясно, что ночь, а возможно, и много ночей придется провести здесь, следовало распределить комнаты. Грэхем попросил заняться этим Анну Маркову, которая показалась ему толковой женщиной. Трех студенток, изучающих домоводство, отправили на кухню воплощать теорию в практику. И в скором времени вся компания села за стол в обеденном зале и получила угощение не хуже, чем в ресторане «Савой». Правда, на тот факт, что вся еда — из консервных банок, пришлось закрыть глаза.

Когда все принялись за кофе с коньяком, Грэхем решил провести небольшой опрос на тему: «Что с нами произошло и в каком порядке». Этот дискуссионный зачин можно было высоко оценить в любой валюте.

Самой популярной теорией оказалась следующая: «Нас похитили марсиане, венерианцы или другие жители Солнечной системы». Эта теория была порождением дешевых теле- и кинофильмов, а также множеством комиксов на космические темы — из тех, что публикуют в журналах.

Джон Говард, учитель физики, первый разбил наголову эту теорию. Он подошел к стеклянной двери столовой, открыл ее и вышел на балкон. Стояла ясная холодная ночь. Говард пригласил всех выглянуть на улицу.

Звезды, которые люди увидели в небе, были совершенно незнакомыми. Чужие звезды на чужом небе — яркие, холодные и далекие. Жуткие в своей новизне.

Грэхем сразу загнал своих товарищей назад в столовую, почувствовав, какая тревога, растерянность и даже отчаяние завладели их душами. Вернувшись к своим столам, они мрачно прихлебывали кофе. Беседа умерла. Никто не горел желанием обсуждать будущее, которое после знакомства с чужим небом стало рисоваться в жутком свете.

Было совершенно ясно, что все страшно устали: две девушки-студентки заснули прямо за столом. Слишком много было затрачено усилий физических и моральных, слишком много выпало на их долю страха и отчаяния.

Но Грэхем был убежден, что отдыхать должны по очереди. Восемь мужчин были назначены дежурить всю ночь, по два человека, сменяясь каждый час. В качестве еще одной предосторожности Грэхем велел оставить двери всех спален широко открытыми.

Однако ночь прошла относительно спокойно, если не считать рыданий и всхлипываний. Мужчины всхлипывали так же часто, как и женщины, — но более скрытно.

Утром звено, вышедшее из отеля на разведку, сделало интересное открытие.

Исчезли гробы, сложенные в штабеля.

 

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

В течение второго дня путешественники сделали еще кое-какие открытия.

Молодой швед Тур Норстед первым обнаружил, что, по-видимому, за всей группой ведется наблюдение. Ночью, стараясь не заснуть, он увидел четыре малюсенькие зеленые точки, бледно светящиеся в углах потолка, там, где он стыкуется со стенами.

Тур зажег ночник — такой, какие в гостиницах ставят у кровати, с лампочкой в шестьдесят ватт — и решил выяснить, что это такое. При свете зеленоватые точки исчезли, но он нашел в каждом углу комнаты четыре линзы, невидимые днем. Линзы были не больше спичечных головок. Тур надумал было отковырнуть кусок штукатурки и посмотреть, как они крепятся, но благоразумно отверг эту мысль.

Встретившись с Грэхемом за завтраком, он рассказал ему о своем открытии. Уже вместе они выяснили, что такие же линзы есть в каждой комнате и даже в коридорах. Это сильно расстроило Грэхема, и он попросил Тура пока не говорить ничего остальным. Их положение и так было тяжелым, чтобы отягощать его еще сознанием того, что за ними следят.

Тур предложил отковырнуть один «глазок», изучить, а потом уничтожить. Грэхем его остановил. Он принял другое решение: когда все уйдут из своих комнат, Норстед обойдет их и в каждой заклеит линзы бумагой. В коридорах эти «глазки» решили не трогать.

Грэхем рассуждал так: «наблюдатели» поймут, что «подопытные» не лезут в бутылку по пустякам, но требуют какой-то доли уединения.

Сразу после завтрака он организовал команду разведчиков для более тщательного осмотра окрестностей. На сей раз группа состояла из четырех мужчин, которыми руководил Джон Говард, учитель физики. Он уже зарекомендовал себя как наблюдательный и спокойный человек.

Инструктаж был очень прост: двигаться в течение часа строго на север (части света они определили исходя из того, что солнце всходит на востоке), а потом развернуться на 180° и идти назад. Если на пути встретится возвышенность — использовать ее для общего обзора. Рекомендовалось избегать, насколько возможно, любых контактов с живыми существами, буде таковые встретятся. Не совершать ничего, что может быть истолковано как враждебные действия, — разве что на отряд нападут и возникнет необходимость защищаться.

Решить вопрос самозащиты было не так-то просто. Грэхем боялся отправлять безоружных людей в поход, который мог оказаться опасным. Однако тщательный осмотр супермаркета выявил две интересные детали: во-первых, продукты, съеденные землянами накануне, кто-то заменил новыми; во-вторых, оказалось, что в магазине есть небольшой отдел хозтоваров, который они раньше не заметили.

В отделе хозтоваров каждый разведчик взял себе маленький топорик. К этому времени солнце уже вовсю светило с безоблачного неба и стало довольно жарко, поэтому они сняли все, кроме рубашек и брюк. С ножами за поясом и топориками в руках они напоминали шайку разбойников.

Остальные высыпали из гостиницы, чтобы проводить смельчаков в поход. Последние же, шагая по дороге, ведущей в никуда, размахивали «оружием» и остро чувствовали идиотизм ситуации. Даже Грэхем, мрачный от сознания, что все заботы в этом чужом мире легли на его плечи, не мог сдержать улыбку. «Разведка» чем-то напоминала ему сцену из оперетты.

Отряд вернулся через два часа и десять минут.

Слава Богу, все были целы, никому не пришлось рисковать жизнью.

Однако новая информация ни в коей мере не помогла землянам избавиться от чувства тревоги и неуверенности в будущем.

Джон Говард рассказал сначала о том, что видели все разведчики. По расчетам, они прошли километров восемь по довольно пустынной долине, где рос какой-то незнакомый кустарник с мелкими цветками и растение, Напоминающее громадных размеров папоротник. Встречались и участки, покрытые лишь очень жесткой и высокой травой. Путники обнаружили реку и ряд Довольно высоких холмов, но не встретили совершенно никаких животных.

Однако было и такое, что видели не все.

Одним наблюдением поделился Пол Редмэн, американский литагент. Когда отряд пробирался между зарослями травы высотой в полтора человеческих роста, он остановился, чтобы стереть пот со лба. И взглянул на небо.

То, что он увидел, длилось один краткий миг. По нему пронеслась стая каких-то блестящих, сверкающих существ с золотистыми развевающимися волосами и лицами, по утверждению Редмэна, почти человеческими. Пытаясь как-то описать их, он сказал: «Они были похожи на эльфов».

Второе «видение» досталось Гуннару Рудефорсу, шведу-педагогу.

Четверо мужчин шли гуськом, на расстоянии примерно шести шагов друг от друга. Поскольку роль первого была самой рискованной, договорились идти впереди, сменяя друг друга.

Когда настала очередь Гуннара Рудефорса, они должны были вот-вот повернуть назад. Стараясь извлечь из экспедиции как можно больше пользы, он пошел быстрым шагом и не заметил, как оторвался от своих спутников.

Выйдя из зарослей высокого папоротника, он внезапно увидел средневекового рыцаря в блестящих доспехах — тот стоял примерно в двадцати шагах от него.

Ни насмешки, ни ехидные замечания не могли сбить Рудефорса с толку: он настаивал, что это был именно рыцарь. На голове — шлем с забралом, почти полностью закрывавшим лицо, в правой руке — то ли короткое копье, то ли длинный меч.

Рыцарь сидел верхом на животном с ветвистыми рогами, ростом меньше лошади, но больше оленя.

Целую долгую минуту рыцарь и Рудефорс созерцали друг друга. Потом первый приглушенным голосом произнес слово, похожее на «прочь!», развернул своего «коня», дернув его за один рог, и скрылся папоротнике.

Когда остальные поравнялись с ошарашенным шведом, рыцарь успел скрыться из глаз. Джон Говард шедший сразу за Гуннаром, признался, что слышал звуки, похожие на стук копыт. Но ничего не видел.

Подобный отчет об «экспедиции» вызвал у Грэхема одно желание — срочно выпить. Двойную порцию.

 

ГЛАВА ПЯТАЯ

Хотя с теми людьми или существами, которые похитили землян, никаких контактов по-прежнему не было, в последующие дни произошли некоторые события. Два из них — трагические. Первой трагедией было самоубийство Марины Джессоп, двадцатилетней студентки-англичанки. Марина покончила с собой вечером того дня, когда Пол Редмэн увидел своих «эльфов», а Гуннар Рудефорс — средневекового рыцаря.

В тот день после обеда Рассел Грэхем, член парламента и командир межпланетного иностранного легиона, выступил с обзором событий и сделал, так сказать, предварительные выводы. Он пытался произнести свой «доклад» в официальном и в то же время несколько будничном тоне, ни на миг не забывая о страшном нервном напряжении, овладевшем его товарищами.

— Леди и джентльмены, — начал он, оглядев с грустью свою небольшую команду. — Я много думал о том, что с нами произошло, и вы, безусловно, тоже. Несмотря на кошмарную абсурдность ситуации, в которой мы оказались, несмотря на полное отсутствие информации, я считаю необходимым все же как-то это осмыслить. Позвольте поделиться с вами своими соображениями.

Он помолчал.

— Я думаю, все, что, проделано с нами, имело серьезные и никак уж не легкомысленные цели. Насколько я понимаю, наше похищение из самолета было частью какой-то операции, и сейчас мы находимся в чужой галактике, на немыслимом расстоянии от Земли. Ясно, что эта операция — какой бы бесчеловечной она ни была — проделана существами, далеко обогнавшими нас в развитии. Нам трудно представить себе усилия и ресурсы, затраченные на эту операцию. Поэтому можно сделать вывод, что нас отправили сюда для решения какой-то весьма серьёзной задачи. Ее сути мы пока не знаем. Как не знаем и того, вернут ли нас в конце концов домой. Но, видимо, пока мы здесь, нас будут снабжать всем необходимым для жизни.

— Что вы скажете по поводу «эльфов»? — спросил кто-то.

— И про рыцарей? — спросил другой.

— Пока что на многие вопросы ответа нет, — Грэхем пожал плечами. Возможно, и не будет. Можно только догадываться… Я думаю, они оказались здесь как представители определенного биологического вида, ведь, скорее всего, так же рассматривают и нас. Мне почему-то кажется, что не эти существа виновники нашего несчастья. А сейчас, — продолжал Грэхем, — перед нами стоят две срочные задачи: во-первых, нужно узнать как можно больше о мире, в который мы попали, и, во-вторых, попытаться установить контакт с теми, кто нас сюда доставил. Нет сомнения, что в их глазах мы своего рода идиоты или животные. Но если представления об этике у них соответствуют уровню науки, мы, возможно, сумеем убедить их отправить нас домой, хотя бы после того, как они нас изучат.

Дискуссия, начавшаяся после выступления Грэхема, была, в общем, бесполезной. Никто не высказал более разумного объяснения происшедшему: люди были слишком удручены, чтобы размышлять. В конце концов все разбрелись по спальням.

В группе было четыре супружеские пары. Сейчас стало ясно, что, по крайней мере, еще четверо как бы заключили временный брачный союз. Грэхем считал это неплохим признаком. Может быть, хоть это поможет ему (или ей) не сойти с ума.

Марина Джессоп жила одна, в отдельном номере. Две ее подруги жили вместе и предлагали ей к ним присоединиться, но девушка отказалась.

В тот вечер она ушла в свой номер и легла в теплую ванну. Видимо, замыкание портативного электрообогревателя, брошенного в воду, помогло ей решить все проблемы. Только утром обнаружили, что она мертва.

В письме, адресованном Расселу Грэхему, она написала:

«Уважаемый м-р Грэхем.

Я очень сожалею о том, что доставляю вам неприятность. Я настолько всего боюсь, что больше не могу выносить этот страх. Все это приводит меня в такой ужас, что иначе я просто сойду с ума.

Вы должны меня простить, честное слово. Всего три дня назад я возвращалась домой, проведя приятные каникулы в Швеции. Я даже с удовольствием думала о том, что начинается новый учебный год в колледже. Но я знаю, как и вы, конечно, знаете, что никто из нас домой не вернется. Для меня эта мысль невыносима. У меня нет сил жить в этой тюрьме, вдалеке от всего, что я люблю. И мне ненавистна мысль о том, что я сойду с ума и доставлю вам всем уйму хлопот. Поэтому прошу вас: поймите и простите меня. Если вы когда-нибудь вернетесь на Землю, зайдите к моим родителям, они живут по адресу: Англия, графство Чешир, г. Стокпорт, ул. Идена, 71. Скажите им, что я жертва несчастного случая. У меня был кот, звали его Снежок, но вы не сможете ему сказать то же самое.

Поверьте: от меня не было бы никакой пользы ни вам, ни всем остальным.

Искренне ваша, Марина Джессоп».

Прочитав письмо, Грэхем заплакал. Он вспомнил, каким бледным было лицо Марины, вспомнил длинные прямые темные волосы и отсутствующий взгляд. Она была похожа на героинь сказок Андерсена.

Это была первая потеря. Он размышлял о том, сколько их еще будет.

Марину похоронили на маленьком, почти не заросшем травой участке в пятидесяти метрах от гостиницы.

Несмотря на свой атеизм, Анна Маркова красивым контральто спела над телом двадцать третий псалом, а Мохан дас Гупта, индус, сработал для могилы крест.

Нужно было продолжать жить.

После обеда Грэхем попросил своих друзей составить списки личного имущества. Полезно знать, чем располагает его «легион».

По большей части, это имущество состояло из обычного багажа туристов: фотоаппаратов, мелких сувениров из металла и стекла на память о Швеции, нескольких книг и транзисторов. Однако нашлись и такие полезные вещи, как компас, показавший, что у данной планеты есть магнитные полюсы, пара биноклей, два очень хороших пакета первой помощи, груда разнообразных лекарств и даже две портативные машинки.

Частично для того, чтобы отвлечь людей от смерти Марины, а частично и по необходимости Грэхем задумал довольно честолюбивый проект. На сей раз «экспедиция» должна была двигаться на юг; ей было дано задание выступить на рассвете следующего дня и вернуться к сумеркам дня третьего. Таким образом, рассчитал Грэхем, отряд сможет двигаться к югу часов двенадцать и пройдет двадцать пять-тридцать километров. Потом он переночует «в поле» и вернется назад.

Перспектива ночевать в открытом месте таила опасность, но было ясно, что время от времени землянам придется рисковать, если они хотят получить какие-то сведения об окружающем их мире. Грэхем сказал, что в путешествие отправятся только добровольцы.

Первыми вызвались Джон Говард, который возглавил прошлую «разведку», и его жена. Гуннар Рудефорс тоже захотел отправиться в путь. Присоединилась к ним и молодая француженка Симона Мишель.

Добровольцам рекомендовали отдохнуть, остальные же занялись сборами. Четверо, в том числе две студентки, должны были изготовить палатку, а также настил из синтетических плащей и постельного белья. Госслужащий Роберт Хаймэн обнаружил весьма полезный талант: он умел стрелять из лука. Роберт вызвался сделать пару больших луков и полдюжины стрел, а также научить желающих стрелять.

А в это время Тур Норстед собирал простой искровой радиопередатчик из разрозненных деталей, мотка медной проволоки и всего прочего, найденного в одной из мастерских. Передатчик мог бы пригодиться для двух целей: во-первых, если отряд возьмет- с собой транзисторы, с ним можно установить одностороннюю связь. Во-вторых, была надежда связаться с теми, из-за кого земляне здесь оказались, либо с другой группой людей, тоже заброшенных сюда.

На рассвете следующего дня все было готово, и группа вышла из отеля, чтобы пожелать доброго пути своей «глубокой разведке». Искровой передатчик Тура Норстеда работал: швед был уверен, что сможет успешно передавать сигналы километров на сорок.

Беда была в том, что никто в отряде не владел азбукой Морзе. Норстеду пришлось придумать простейший код: «SOS» обозначало «возвращайтесь на предельной скорости», «О'кей» — «продолжайте продвигаться вперед» и т. д. Передачи следовали в начале каждого часа.

В общем и целом экспедиция была довольно прилично оснащена. Члены отряда взяли с собой самодельные копья, ножи, топорики, два лука и полдюжины стрел; у них была палатка и продукты питания, также компас, бинокль и фотоаппарат.

И все же, когда Грэхем прощался с людьми, на сердце у него был камень. Не успела прошлая экспедиция отойти от базы, как увидела «эльфов» и рыцаря. Вторая должна была уйти гораздо дальше Грэхем не особенно задумывался над тем, какую информацию принесут люди, он думал: суждено ли им вернуться?

Его опасения оправдались.

На рассвете следующего дня отряд вернулся. Не возвратились трое.

Гуннар Рудефорс, шедший впереди на последнем переходе, погиб. Он упал в замаскированную яму утыканную острыми кольями.

 

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Рассел Грэхем сидел в своем номере на кровати мрачно раздумывая над тем, что всего за три дня погибло два их товарища. Была поздняя ночь. Он принес из бара полбутылки виски и сейчас довольно быстро осушал ее, хотя раньше не одобрял пьянства в одиночку. Он и сейчас не одобрял, но выпивка могла ему помочь, как человеку со сломанной ногой помогают костыли.

Грэхем чувствовал страшное одиночество. Дурацкое стремление «служить обществу», толкнувшее его на путь лидерства, усугубляло его положение. Люди смотрели на него так, словно он знал ответы на все вопросы, и задавали ему эти проклятые вопросы.

«Лидер народных масс, черт бы тебя побрал», — подумал он.

И налил себе еще виски.

Гибель девочки-англичанки и молодого шведа он переживал так остро еще и потому, что сам взял на себя ответственность за группу. Прощай, Марина! Прощай, Гуннар!

Да будет чужая земля вам пухом…

Он попытался сосредоточиться на той информации, которую добыли участники второй разведки. Дело обстояло еще хуже, чем после первого похода, потому что участники второго были единодушны в том, что видели. И принесли с собой фотографии.

Кроме смерти Гуннара, самым неприятным событием было то, что отряд обнаружил еще один вид людей, получивший название «речные жители».

Симона, художница-француженка, заметила их первой. Отряд удалился уже километров на двадцать от «базы» и двигался почти параллельно реке. Симона погналась за большой бабочкой, которую сочла великолепной; люди явно спугнули ее, проходя по участку густого леса. Бабочка порхала с цветка на цветок, словно — как сказала позже Симона — манила куда-то.

Отряд уже подходил к опушке леса, и погоня за бабочкой привела Симону на поляну на небольшой возвышенности, откуда была видна река. Бабочку она тут же потеряла из виду и от нечего делать взглянула на реку (к счастью, у нее был бинокль). То, что сначала показалось Симоне мостом, было чем-то вроде улицы, состоявшей из грубо сработанных хижин на сваях, соединявшей берега реки. Из дыр в крышах вился дымок.

Отряд осторожно приблизился к речной деревушке, остановившись примерно в полукилометре, и стал наблюдать за ней в бинокль.

«Речные жители» — а их было несколько человек на ближнем берегу — были одеты в звериные шкуры. «Ей-богу, выглядели они так, будто сбежали из каменного века», — сказал Джон Говард. Они орудовали топорами, дубинками с каменными шипами и копьями с каменными наконечниками. На воде покачивались выдолбленные из стволов лодки.

Опасаясь неприятностей, Джон Говард решил не подходить ближе. Однако еще какое-то время рассматривал в бинокль окружавшую деревню местность. Вдали, на другом берегу реки, на расстоянии пяти-шести километров, он обнаружил нечто похожее на высокую, неподвижную стену плотного тумана. Высота стены была метров двести.

Отряд вернулся в лес, чтобы разбить палатку и заночевать. Спали по очереди: двое отдыхали, двое дежурили. Во время дежурства те, кто бодрствовал, слышали крики диких животных, но ничего не видели. На следующий день, когда отряд был на расстоянии семи-восьми километров от дома, Гуннар упал в утыканную кольями яму.

Яма была не очень большой. Но она была хитро расположена посреди едва видной тропы, может этой тропой ходило на водопой какое-то стадо. Заостренные колья убили Гуннара почти мгновенно.

Грэхем перебирал в памяти все, что произошло за это время. «Руководитель! — мрачно думал он. — Если бы у тебя хватило ума, ты бы так загрузил людей работой, что Марине было бы не до самоубийства: просто не осталось бы сил. Ты не позволил бы экспедиции уходить далеко от дома без тренировки. Лидер липовый. Пожалуй, настало время отказаться от этой роли, прежде чем я осточертею людям и они откажутся от меня».

Раздался стук в дверь.

— Разрешите?

Анна Маркова, не дожидаясь приглашения, открыла дверь. Анна взглянула на бутылку с виски:

— Вам нравится пить в одиночку?

— Нет.

Она улыбнулась:

— Тогда угостите меня.

— Простите, что сразу не догадался. Будете пить из стакана, в котором я держу зубную щетку, или мне сбегать в бар за бокалом?

— Спасибо, сойдет и стакан. — Анна села на кровать Грэхема и слегка покачалась на пружинах. — По-моему, эта кровать удобнее моей.

— Жалуйтесь администрации, — сказал Грэхем. Анна быстро сменила тему:

— По-моему, вы близки к отчаянию, Рассел. Горевать о покойных естественно, но не нужно делать этого в одиночку. Вот это, — она кивнула в сторону виски, — это не очень-то поможет… Впервые за все время у меня есть возможность поговорить с вами наедине. Хотите, я скажу вам все, что думаю, а потом скажете вы?

— Хочу.

— Так вот, — начала Анна. — Мне кажется очевидным, что нас загнали в подобие зоопарка. На Земле в современных зоопарках зверей стараются поместить в условия, близкие к естественным. Я думаю, то же самое сделали и с нами. Нам предоставили гостиницу, чтобы была крыша над головой, супермаркет, чтобы мы не умерли, с голоду, а на улице поставили автомобили…

— Без мотора…

— Так ведь нам все равно некуда ехать! Но наши хозяева, кажется, неплохо разбираются в людской психологии и стремятся окружить нас привычными вещами.

— Лучше бы они вернули нас домой, — горько сказал Грэхем.

— Этого они не сделают, — заметила Анна.

— Почему вы так уверены?..

— Нас было восемь мужчин и восемь женщин.

— И что из этого следует?

Она смотрела на него грустно и насмешливо:

— Причина ясна, Рассел. «Плодитесь и размножайтесь…» Вы не согласны?

Он не ответил. И не взглянул на нее.

— Думаю, я права. Лучше смотреть правде в глаза: нас привезли, чтобы мы размножались. Так что вряд ли мы возвратимся на Землю.

Теперь он взглянул на нее и удивился ее спокойствию:

— И эта мысль не приводит вас в ужас?

— То, что произошло с нами, — страшно, но не должно быть бессмысленным.

— Что вы хотите сказать?

— То, что мы будем «плодиться и размножаться». В нашей группе есть супружеские пары, возникают и другие. — Она мрачно усмехнулась: — Вы не заметили: в нашем супермаркете есть многое. Кроме одного противозачаточных средств.

Рассел улыбнулся:

— Кажется, вы очень легко приспосабливаетесь к обстоятельствам.

— Я попытаюсь это сделать, если… Рассел, а вы находите меня привлекательной?

— Я считаю вас очень привлекательной, Анна, — торжественно сказал Грэхем.

— У вас есть жена или семья в Англии?

— Нет. Я был слишком занят политикой, чтобы увлечься чем-то… творческим. Она улыбнулась:

— Тогда у нас есть шанс, потому что я очень практичная женщина. Я не привыкла ждать от мужчин чего-то особенного. Итак, я приду к вам, мы будем жить вместе; попытаемся и, надеюсь, научимся дарить друг другу тепло. Я думаю, мы будем получать удовольствие от общения в постели, но не это главное. Правда?

У Рассела брови поднялись от удивления; так он и смотрел на нее секунды две, а потом сказал очень серьезно:

— Анна, я пьяница, а вы — удивительная женщина.

— Значит — решено. Если мы не подойдем друг другу, мы расторгнем наш договор. А дружбу оставим. Рассел поднял бокал с виски:

— Благодарение Господу, что был Карл Маркс. Анна тоже встала, подняла стакан и несколько загадочно провозгласила:

— Здоровье королевы.

Проглотив свой виски, она отправилась в номер, чтобы собрать немногие вещи.

Неожиданно Рассел Грэхем осознал, что его депрессия исчезла, а уверенность вернулась. Понадобилось совсем немного времени, чтобы понять причину.

Он больше не чувствовал себя одиноким.

 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Странички из дневника Роберта Хаймэна:

«Наступила пятнадцатая ночь с того момента, как мы попали на планету, которую Рассел, забавляясь, называет Эревон [Эревон — слово произведено от английского nowhere, т. е. „нигде“, и читается от конца к началу. Так называлась земля-утопия в одноименном романе Сэмюэля Батлера].

Ну что ж, название явно подходящее. Тем более что по отношению к остальному человечеству мы сейчас действительно „нигде“. По одним из нас будут страшно тосковать и плакать, по другим — нет, по мне тоже нет, и это меня утешает. Я был одинок на Земле, И я буду одинок здесь. В этом привилегия гомосексуалиста.

Какое-то время я надеялся, что Эндрю — бедный Эндрю, худой и томный, звезда этой кошмарной телевизионной серии, — что у него такое же несчастье или привилегия — называйте как хотите. Оказалось что нет: Эндрю, милый мальчик, просто женоподобные мужчина. А после того что произошло, никто не знает на что он будет вообще способен. Сейчас он довольно смирный, и, может быть, скоро мы сможем снять с него самодельную смирительную рубаху. И правда, не можем же мы цацкаться с ним бесконечно.

Всех раздражает его бред по поводу огромных металлических пауков, которых он якобы видел. И тех нескольких фраз, которые удалось разобрать, получалось, что он встал однажды ночью и увидел, как эти твари направляются к супермаркету с запасами продовольствия в лапах — хотя два наших часовых не видели и не слышали ничего. Действительность же такова: мы нашли Эндрю перед рассветом; он лежал у гостиницы как деревянный, как доска, с остекленевшими глазами. Кое-как нам удалось заставить его расслабиться. Но после этого он стал молчалив как рыба.

Дальше он выдумал вот что: заперся в ванной и царапнул себе горло бритвой, в то же время крича во всю глотку и вообще поднимая дикую панику. Хорошо, что у Марион Редмэн есть кое-какие медицинские навыки: она сказала, что он не нанес себе особого вреда, хотя выглядел так, словно истекал кровью. А сейчас бедный мальчик сидит весь забинтованный, в смирительной рубашке, слегка вращает глазами и бормочет что-то о металлических пауках, нагруженных пакетами стирального порошка и консервными банками.

Вопрос о том, кто пополняет для него запасы, остался открытым. Ночью постоянно дежурят люди, но, кроме Эндрю, никто ничего не видел. У Джона Говарда есть теория: нас специально так „обработали“, что мы ничего не видим. У Тура еще более дикая теория: наши хозяева „отключают“ нас когда хотят, а Эндрю они якобы забыли „отключить“.

Как бы там ни было, мы ни на йоту не подошли к разгадке ни одной из окружающих нас тайн. Может, нам и не дано их разгадать…

Сегодня вечером я признался; не знаю, почему мне это показалось таким уж важным. Может, потому, что все они разбиваются на парочки, а кое-кто и на тройки. Тур Норстед, например, взял к себе в комнату сразу двух девчонок, Андреа и Дженис. Никому нет до этого никакого дела. Да и чего им волноваться? у Мохана дас Гупты безумный, бурный роман с Симоной. Судя по всему, она хочет его рисовать, а он хочет весь день заниматься любовью. А бедная маленькая Селена — ну что за несусветное имя! — чахнет по нашему глубокоуважаемому руководителю. Между тем Джон и Мэри преданы друг другу, а Марион и Пол ссорятся лишь тогда, когда думают, что они одни.

Мне нравится Рассел. Может, потому я и признался. Он первый после Сэмми — а дорогой друг Сэмми умер так давно, что я почти не помню его лица, — кто вообще об этом узнал.

Он сказал всего-навсего: „Роберт, старик, ты среди друзей. Мне бы хотелось, чтобы тебе не было трудно“

И все же одиночество, как всегда, со мной.

На сегодняшний день мы знаем об этом мире не больше, чем в день прибытия, если не считать того, что у нас уже были две смерти, один психоз, мы слышали рассказы об „эльфах“, средневековом рыцаре и дикарях. Самая популярная среди нас версия: мы в некоем „зоопарке“. Она же самая вероятная. Однако это мучительно — не знать, кто смотритель зверинца.

Анна убеждена, что хозяева ждут от нас плодовитости. Воспитанная в русских традициях, она не считает это оскорбительным. Даже наоборот: грозится подарить Расселу полдюжины сыновей, тем более что свободного времени — уйма.

Естественно, мы проделали еще кое-какие изыскания. То есть пытались пока Эндрю не наткнулся на своих пауков. Но это все лишь незначительные открытия. А если у хозяев „зоопарка“ отличная система наблюдения, то они, наверное, валяются от смеха, видя, как мы уползаем в свои „экспедиции“, вооруженные самодельными луками и стрелами, копьями и дубинками.

Мне кажется, сейчас Рассел не столько стремится исследовать, сколько хочет укрепить наш моральный Дух и сделать нас более самостоятельными. Он вроде бы что-то задумал».

 

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Было три часа дня по эревонскому времени. Жара становилась невыносимой. Дни, казалось, стали длиннее и теплее; судя по тому, что по улице летали странные, перьеобразные, неряшливые космы сухой травы с семенами, на планете был разгар лета.

Сидя на крыльце гостиницы с фотографией в руке Рассел Грэхем лениво наблюдал за сухой травой, которой ветер заметал никому не нужный «мерседес» и такой же ненужный «сааб». Интересно, скоро ли автомобили совершенно скроются под этим «снегом»? — думал Грэхем.

Рядом с ним сидел Эндрю Пейн, уже без смирительной рубашки, но все еще в бинтах; здесь же пристроилась миниатюрная, невесомая, с шоколадной кожей Селена Бержер, которая недавно призналась кому-то, что ее настоящее имя Джоан Джонс. Но все по-прежнему называли ее Селеной.

С тех пор как Эндрю пытался покончить с собой, она стала для него нянькой и медсестрой. Теперь он почти выздоровел, но она все еще преданно за ним ухаживала, и они вели себя словно брат с сестрой.

Вернуть Эндрю рассудок во многом помогли те фото, что Рассел держал в руке. До этого юноша пребывал много дней в полной «отключке», перемежающейся недолгими истериками.

Аппарат со вспышкой установили в супермаркете, навели на входную дверь, а затвор привели в действие с помощью простого шпагата. Всю эту механику предоставил Пол Редмэн, он же навел фотоаппарат. Тур Норстед еще больше усовершенствовал установку, присоединив шнур к самодельному таймеру.

Последний позволил точно установить время, когда было сделано фото. А произошло это в два тридцать ночи.

На снимке были видны очертания металлического паука, тащившего проволочную корзину с продуктами для пополнения запасов в супермаркете.

Эндрю был сразу же оправдан, а подтверждение его фантазии подействовало на него лучше любой психотерапии.

Грэхем снова взглянул на фото, — наверное, уже в двадцатый раз. Тело паука, размером не больше футбольного мяча, было увенчано небольшой перевернутой чашей — видимо, датчиком. Судя по всему, паук передвигался с помощью четырех членистых лап; четыре членистые «руки» удерживали на голове корзину с припасами.

Паук был не более метра в высоту.

— Как тебе нравится этот зверь? — спросил Эндрю, глядя почти с любовью на снимок, позволивший его реабилитировать. — Думаешь, у него есть интеллект?

— Возможно, — ответил Грэхем, — но это, скорее, дистанционно управляемый робот. Бьюсь об заклад, это сравнительно простой робот, исполнитель воли своих хозяев.

Селена вздрогнула от страха и придвинулась поближе к Эндрю. Тот обнял ее движением защитника, что тайно позабавило Грэхема.

— Я так всего боюсь, мистер Грэхем, — сказала Селена (с тех пор как его выбрали лидером группы, девушка всегда обращалась к нему официально, несмотря на его протесты). — Я чуть что — моментально пугаюсь. А что, если этих роботов целая орда и они разорвут нас по первому сигналу?

— Если бы они хотели разорвать нас, — Грэхем засмеялся, — они бы это давно сделали. А вместо этого они нас обслуживают. Лично я думаю, что их основная задача — заботиться о нас и… — Он замолчал,

Выйдя из супермаркета, Мохан дас Гупта подбежал к сидящим на крыльце.

— Никаких сигарет, пропади все пропадом! — объявил он. — Вчера еще была целая уйма пачек, а сегодня — ни одной!

Грэхем на минуту задумался.

— А ты уверен, что никто не побывал там до тебя?

— Сегодня моя очередь снабжать нашу компанию, — сказал Мохан.

— Это наказание, — догадался Эндрю. — Они нас наказывают.

— Не понял?..

— Этим паукам или тем, кто ими управляет, — объяснил Эндрю, — не понравилось наше любопытство. Я увидел одного из них и чокнулся. А вы сделали «картинку» с другого. И теперь они хотят нас приструнить, лишая не самого необходимого, но роскоши.

— Интересная теория, — сказал Грэхем. — Проверить идею Эндрю мы можем только одним способом: установить аппарат еще раз и сделать еще один снимок.

— Ни в коем случае! — завопил Мохан, в ужасе воздевая руки к небу. — А если они заберут у нас и выпивку? Разве можно так рисковать? — Глаза его горели огнем на смуглом лице.

— Смотрите! — вдруг закричала Селена, вцепившись в руку Эндрю. — Боже мой, что это? Господи, Боже мой… — она показывала в дальний конец улицы.

На ярко-зеленом фоне саванны, словно на фоне изумрудного занавеса, внезапно возникло странное видение. Оно кое-как шло, а вернее — с трудом брело по дороге, приближаясь к сидящим на крыльце.

— Теперь я всему поверю, — пробормотал Грэхем. — Гуннар был прав: в темных уголках нашего садика, похоже, водятся и эльфы, и рыцари…

 

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Рыцарь, впрочем, являл собой зрелище довольно жалкое. Из доспехов на нем был лишь бронзовый нагрудник, нечто похожее на кожаные брюки и короткую кожаную куртку. Шлема у него не было, коня тоже.

По лицу, испачканному кровью, его можно было принять одновременно за негра и за монгола. Брюки и куртка — вернее, ее нижняя часть — были окровавлены. Рыцарь страдал от многочисленных ран, но волочил за собой оружие, похожее на меч.

Группа землян, сидевших на ступеньках отеля, на некоторое время окаменела. Рыцарь неумолимо надвигался на них. Глаза его были широко открыты, взгляд неподвижен. Он, вероятно, не замечал ничего вокруг, внимание его было занято чем-то таким, что видел только он.

Хотя Грэхем сидел неподвижно как статуя, мысли проносились у него в голове с бешеной скоростью. Поскольку рыцарь шел очень медленно, он мог разглядеть его в мельчайших деталях. Он видел дыры в его кожаной одежде, синяки, разводы грязи на лице. Грэхему казалось, что он видит даже, как струится кровь из его ран, и слышит биение измученного сердца.

Спотыкаясь, рыцарь приближался к отелю. Через каждые три-четыре шага он наносил удар — точнее, пытался нанести — по невидимому врагу.

Грэхем не знал, сколько прошло времени до того, как он заставил себя встать и подойти к странному существу.

Неожиданно рыцарь заметил его, остановился и качнулся, словно пьяный. Громадным усилием воли он сосредоточил свой взгляд на англичанине. Однако от увиденного ему, вероятно, нисколько не полегчало. Он попробовал поднять меч и чуть не упал. Выругавшись вполголоса, он вонзил острие меча в землю и оперся на него, как на костыль.

Рыцарь сильно закашлялся, потом плюнул в Грэхема. Собрав все свои силы, он все же смог поднять меч.

— Прочь, — сказал он заплетающимся языком, но на прекрасном английском. — Изыди, демон, леший, призрак, дьявол, колдун, злой дух. Именем черной королевы, именем белой королевы приказываю тебе: исчезни. Возвращайся в порченую землю, которая тебя родила.

Грэхем не двигался. Мыслей не было никаких, и он смог произнести только одно слово:

— Мир.

— Мир!!! — злобно зарычал рыцарь. — Мир! Ты видишь, что я ослаб, и позволяешь себе издеваться. Но у меня достанет сил, чтобы осчастливить тебя своим мечом.

С этими словами он сделал фехтовальный выпад. Грэхем подался в сторону, но и без того меч не достал бы его, потому что силы покинули нападавшего. Не произнеся ни звука, он плашмя упал на дорогу.

Рассел осторожно перевернул его. Обескровленное лицо казалось таким молодым, что вызывало жалость.

 

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Абсу мес Марур, повелитель клана Марур, хоругвеносец западных владений и предводитель каравана, везшего красные пряности, награжденный королевским мечом и избранный владыкой всех чужаков, оставался

без сознания более двух суток. Он лежал в одном из номеров здания, которое Мохан дас Гупта, забавляясь, называл эревонский отель «Хилтон». Раны Абсу мес Марура были тяжелыми, но не смертельными. Если бы он был землянином, то, возможно, уже умер бы от травм, инфекции или потери крови. Но, как уже догадывался Грэхем, он не был землянином, поэтому на третий день, ближе к вечеру, когда температура спала, Абсу мес Марур открыл глаза.

Почти все это время Марион Редмэн дежурила у его постели. Она промывала рыцарю раны, прикладывала компресс к пылающему лбу и вообще старалась изо всех сил облегчить его страдания. Пока он выздоравливал, Джона Говарда и Тура Норстеда отправляли на разведку сначала на север, потом на юг, запад и восток — узнать, не бродят ли поблизости соплеменники рыцаря. Поблизости они никого не встретили, а Грэхем не хотел посылать их дальше трех-четырех километров от базы.

Когда Абсу мес Марур пришел в сознание, Грэхем был у него в комнате.

— Не двигайтесь, — сказал он спокойно. — Здесь никто не желает вам зла. Вы были на волосок от смерти. Когда вы отдохнете и придете в себя, мы вас, если пожелаете, проводим домой… Если вы, конечно, скажете, где живете.

Человек в постели повращал глазами и вздрогнул. Он протянул руку за своей кольчугой, но Марион еще пару дней назад разрезала ремни и сняла ее, а потом убрала подальше. Он пытался нащупать свой меч, но не нашел и его.

Грэхем понял состояние человека, который без оружия почувствовал себя словно голый, поэтому вынул меч из шкафа и положил на кровать. Рыцарь коснулся рукоятки и наградил Грэхема благодарным взглядом.

— Кто бы ты ни был — человек, дух или демон, — начал он довольно витиевато, — мне хотелось бы услышать твои титулы, ранг и имя. Пред тобой Абсу мес Марур, повелитель клана Марур.

— Здравствуйте, — осторожно сказал Грэхем. — Меня зовут Рассел Грэхем.

— Ты владыка своего клана?

— Не понял.

Абсу мес Марур был все еще очень слаб и поэтому быстро устал. Но, видно, решил во что бы то ни стало узнать, с кем имеет дело.

— Эта женщина, — спросил он слабым голосом, — она твоя?

— Нет, не моя. Рыцарь вздохнул:

— Тогда я не стану с тобой говорить. Приведи повелителя своего клана.

Марион первой поняла его желание.

— Он хочет знать, ты ли наш лидер, Рассел, — сказала она. — Успокой бедного парня, а то у него снова поднимется температура.

— Меня избрал мой народ, — сказал Грэхем. — У нас нет того, что ты называешь кланом, но в общем-то я здесь главный. Ты меня понимаешь?

Слабая улыбка Абсу мес Марура была ему ответом.

— Ты повелитель своего клана. Помни: я не запятнаю твою честь, когда смогу поднять свой меч.

— Я никогда не буду воевать с тобой добровольно. Ни сейчас, ни потом.

— Но это твой долг.

— Это не мой долг. Мой долг — доставить тебя домой, когда ты сможешь передвигаться.

Снова рыцаря проняла дрожь, потом он попытался встать…

— Я — хоругвеносец западных владений, владыка каравана с красными пряностями, я награжден королевским мечом, — с гордостью произнес он. — Кто осмелится обесчестить меня, тому потребуются для защиты многие сотни копьеносцев!

— Никто тебя не обесчестит, — сказал Грэхем терпеливо. — Я и мои друзья хотим всего лишь помочь тебе… Если это необходимо — будем драться, но мы хотим жить в мире. Мы хотим быть твоими друзьями, хотим, чтобы ты и твой народ жили с нами в мире. А теперь отдыхай, Абсу мес Марур. Никто не причинит тебе зла.

Рыцарь тяжело дышал, на лбу выступили капельки пота.

— Каков твой ранг?

— Никакого ранга у меня нет. Абсу мес Марур зарычал от гнева.

— Ради Бога, Рассел! — воскликнула Марион. — Скажи ему, что ты владыка всех сумасшедших в этом бедламе, иначе он совсем спятит!

— Дорогая, — ответил Грэхем, — кажется, Оскар Уайльд сказал: нас разделяет барьер одного и того же языка. Он говорит как будто бы по-английски, хотя мы знаем, что он не англичанин, да и губы он складывает иначе. Значит, что-то сделали с его головой — как и с нашими. Но проблема в том, что, хотя мы и можем разговаривать, его представления — иные.

— Твой ранг! — воскликнул Абсу мес Марур в отчаянии.

Грэхем пожал плечами:

— Ну ладно, слушай. Меня зовут Рассел Грэхем, я член парламента, — это он произнес очень выразительно, — я «голос королевских подданных», создатель законов, награжден Звездой. Кроме того, я член королевского автомобильного клуба.

Абсу мес Марур слушал очень внимательно, но ничего не понял.

— Значит, ты повелитель своего клана?

— Да будет так. Я лорд своего клана. Но мы с тобой — из разных миров. Постарайся это понять. Я с моими людьми пришел из того мира, что расположен позади звезд, за дальней стороной Солнца. Нас привело сюда нечто…

Абсу мес Марур широко открыл глаза, издал пронзительный крик и снова провалился в щадящий покой обморока.

 

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Только через несколько дней раны Абсу мес Марура зажили настолько, что он смог встать с постели и начать ходить. Пока он лежал, у них с Расселом Грэхемом было достаточно времени, чтобы узнать многое друг о друге, равно как и о мирах, из которых они сюда прибыли. У Грэхема было значительное преимущество, поскольку он вырос в век сложной техники и изощренных чувств и был способен схватывать идеи и теории, которые находились за пределами понимания рыцаря, пребывавшего в своем развитии на уровне начала средневековья.

Впрочем, и у Грэхема от сознания того, что перед ним человек из чужого мира, захватывало дух. По его прежним представлениям, космические полеты ограничивались пределами Солнечной системы, так как расстояния между галактиками слишком велики для космических кораблей.

Но вместе со своими попутчиками он на собственном горьком опыте получил подтверждение тому, что долговременные межпланетные путешествия возможны. Из бесед выяснилось, что земляне не одиноки в своем несчастье, то есть — в оторванности от родного мира. Оказалось, что Абсу мес Марур и его пятнадцать спутников прибыли на эту планету таким же образом, как и земляне, с той лишь разницей, что их похитили не из самолета, а из каравана. Животные были нагружены драгоценными красными специями, которые люди переправляли из Царства Уллос в Нижнее и Верхнее Царства Грен Ли.

Грэхем был абсолютно уверен, что эти царства не могли существовать на какой-нибудь планете Солнечной системы, поскольку там лишь на Земле есть условия для жизни.

И все же Абсу мес Марур, чья родная планета была далеко от Земли, несомненно, был не просто разумным существом, а человеком. На Земле его расу приняли бы за некую смесь азиатской и африканской рас. Грэхем начал подумывать даже о том, что Абсу мес Марур и люди его расы могут оказаться вполне генетически совместимы с мужчинами и женщинами Земли, хотя эта мысль его и обескураживала.

Впрочем, несмотря на свои страхи и унижение в начале знакомства, вызванные странными запретами и обычаями, Абсу постепенно стал доверять Грэхему и даже с ним подружился.

— Давай поговорим, Абсу, — сказал Грэхем однажды утром, когда рыцарь уже был в состоянии сидеть и внимательно слушать. — Я думаю, нам многое нужно обсудить.

— Я буду беседовать с лордом Грэхемом, — ровным голосом ответил тот, если лорд Грэхем, возложив руки на сердце и голову, поклянется святой мантией, что в его словах не будет ни обмана, ни предательства.

— Клянусь, что ни я, ни мои соплеменники не питают вражды к повелителю Абсу мес Маруру или его людям.

— Лорд Грэхем, ты щедр в своей клятве.

— Мое имя — Рассел, и, насколько я понимаю, тебя зовут Абсу. Может, мы будем называть друг-друга по имени?

— Лишь в том случае, если побратаемся.

— А как это сделать? Абсу мес Марур улыбнулся:

— С помощью меча, копья или кинжала, приставленных к горлу друг друга. Повелители кланов, по обычаю, клянутся мечами.

— Я хочу побрататься с тобой, но меча у меня нет. А нельзя нам обойтись твоим мечом? — Он взглянул на оружие Абсу.

— Такие случаи были, — ответил Абсу, — но только на поле брани.

— Друг мой, — сказал Грэхем без тени юмора, — я думаю, мы вполне можем считать, что находимся на войне.

— Да будет так, — сказал рыцарь.

С удивительной ловкостью для человека, долго лежавшего в постели, Абсу мес Марур схватил меч, наклонился вперед и слегка вонзил острие меча в шею Грэхема.

Англичанин почувствовал, как из раны побежала струйка крови. Взгляд его скользнул вдоль меча метровой длины с остро наточенным лезвием и наткнулся на взгляд воина, который одним движением руки мог лишить его жизни. Он замер.

— Этого человека я не могу убить, — возгласил Абсу. — От него я не буду ждать удара в спину, в его присутствии я могу спать спокойно. С ним имеют право разговаривать мои женщины. Если я все это забуду, пусть наказанием мне будет позорная смерть. Клянусь святой мантией, да будет все именно так.

Он положил меч и сделал знак Грэхему взять оружие.

Тот осторожно поднял меч — он не доверял себе и боялся серьезно ранить Абсу острием.

— Вызови кровь! — рявкнул рыцарь. Видя, что Грэхем напуган, Абсу сам подался вперед так, что кровь побежала из ранки. — А теперь повтори клятву!

Глядя в глаза своему побратиму, Грэхем повторил клятву. Как ни странно, она показалась ему трогательной. Пожалуй, это было самое сильное заклинание из всех, слышанных им.

Закончив клятву, Грэхем снова положил меч рядом с Абсу.

— Значит ли это, что нам больше не нужно воевать? — спросил он.

— Это значит, что мы не должны встречаться в битве, — ответил Абсу.

— Хорошо. А теперь давай к твоему обычаю присоединим мой. — Грэхем протянул правую руку и показал Абсу, что такое рукопожатие. — Даю тебе мою руку в знак дружбы… Если ты не очень устал, я расскажу тебе о моей родине и о том, как я со своими друзьями, оказался здесь. Когда я закончу, ты расскажешь мне о себе.

Подбирая самые простые слова, Грэхем попробовал описать достижения техники и цивилизации в развитых странах Земли. Но когда он говорил о машинах, которые летают, и о тех, что очень быстро преодолевают громадные пространства по земле или позволяют разговаривать на расстоянии, — он видел, что психика Абсу этого не выдерживает, и поспешно закончил тем, что описал прибытие своей группы в пластиковых гробах на Эревон и попытки исследовать эту землю.

— Значит, вы — племя волшебников? — Абсу недоверчиво смотрел на него.

— Нет, Абсу, мы не волшебники. Я думаю, главная разница между нами в том, что мой народ дольше работал с металлами. И среди нас были умные люди, сообразившие, как заставить машины служить человеку. А теперь рассказывай ты.

Теперь настала очередь Грэхема переваривать услышанное: голова его распухла от наивных представлений, которыми оперировал Абсу. Грэхем узнал о роковом походе с красными специями, которые они везли из Царства Уллос в Верхнее и Нижнее Царства Грен Ли. Абсу руководил всем караваном; в нем было тридцать воинов, с десяток купцов, полтора десятка женщин и более тридцати палпалов, по описанию — нечто среднее между лошадью и оленем, которые и везли поклажу. У Абсу не осталось никаких воспоминаний о том, когда и как на них напали. Воспоминания его попутчиков были столь же расплывчаты, как воспоминания землян.

На Эревоне их ждало поселение из крепких бревенчатых строений вместо отеля землян, а вместо супермаркета — целое стадо палпалов. Любопытно, что Абсу получил свои раны так же, как и Гуннар, — попав в яму с кольями.

К счастью для Абсу, во время своей разведки он ехал на палпале: животное, провалившись в яму, приняло на себя основной удар. Острые колья проткнули его тело, брыкавшийся в предсмертных судорогах палпал изувечил своего хозяина. Видимо, на какое-то время Абсу потерял сознание, но потом он как-то ухитрился выбраться из ямы.

Почти теряя рассудок от боли, Абсу попытался найти дорогу к своей крепости. В результате он вышел к обиталищу землян, которое назвал «страна мертвых» — таким оно ему показалось. Белолицые люди укрепили его в мысли, что он попал в землю привидений и духов.

— Среди нас нет ни волшебников, ни привидений, ни злых духов, успокоил его Грэхем, когда Абсу закончил свой рассказ. — Мы такие же люди, как ты. Это правда, у нас кожа белее твоей, хотя и среди землян встречаются темнокожие; мы выше ростом и живем по-другому. Но мы — мужчины и женщины. Нас так же, как и вас, похитили из нашего мира и поместили…

— Из вашего мира? — перебил его Абсу. — Ты хочешь сказать, из вашей страны?

— Нет, из нашего собственного мира. Абсу мес Марур расхохотался. По лицу было видно, что он испытывает облегчение.

— Значит, вы, волшебники, тоже знаете не все, — сказал он как-то даже весело. — Так знай же, друг Рассел, что есть только один мир. Он находится в центре всего сущего, а солнце — его фонарь. Ты уже говорил о том, что позади звезд и обратной стороны солнца есть еще один мир. Но этого не может быть, потому что Земля всегда была доской, на которой боги играют людьми.

На мгновенье Грэхем растерялся:

— Ты говоришь о Земле?

— Да, о Земле. Это сцена, на которой проходит игра — жизнь людей. На ней мы рождаемся и на ней умираем. Это единственное место для нашей жизни, Рассел. Единственное в мире разнообразия, созданного богами.

Грэхем тупо смотрел на него:

— А какой формы Земля, как ты думаешь? Абсу рассмеялся снова:

— Вот тебе и ваша великая мудрость, вот тебе и волшебные машины. Ей-богу, вы, наверное, живете у самого края, а значит, у самой тьмы. Даже дети знают, какой формы Земля. Она плоская, круглая, как блюдо, и громадная. На ней, несомненно, много стран, много чужих народов с чужими обычаями. Но и твоя раса, и моя живут на Земле. Мы ее дети.

— Тогда скажи мне, — спросил Грэхем, совсем растерявшись, — что случилось бы с человеком, подошедшим к самому краю Земли?

— Он бы свалился вниз, — сказал Абсу, — Он упал бы в первозданную тьму, и никто его больше не увидел бы. Таково наказание за безумство.

— Абсу, друг мой, — сказал Грэхем, — боюсь, нам с тобой еще многому нужно учиться.

 

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Крепость Марур стояла в пятнадцати километрах к северо-западу от эревонского «Хилтона». Когда Абсу более или менее оправился от своих ран а по земным меркам он выздоравливал невероятно быстро, — Грэхем и Анна вызвались проводить его домой. Правда, Грэхем хотел проводить рыцаря один, потому что боялся новых сюрпризов для обитателей «Хилтона» во время его отсутствия. «Речные жители», например, могли явиться целой ордой, а, судя по донесениям, ребята они не очень воспитанные. Итак, Грэхем не хотел больше ослаблять «гарнизон».

Но Анна настояла на своем. Она утверждала, что кто-то должен сопровождать Рассела хотя бы для того, чтобы составить ему компанию на обратном пути. Правда, Абсу тут же возразил, что его соплеменники дадут англичанину сопровождающих, однако, не имея привычки спорить с женщиной и видя, что Грэхем, лорд своего клана, тоже не очень хорошо справляется с этой задачей, он. отступил. Абсу принял свое поражение со всей деликатностью, на какую способен средневековый воин. Проще говоря, он совершенно игнорировал Анну на всем пути и беседовал только с Грэхемом.

За те несколько дней, что Абсу жил с землянами, он окончательно убедился в том, что попал в компанию волшебников. Его познакомили с чудесами электричества, с наручными часами, водопроводом, фотоаппаратом, биноклем; он узнал тот поразительный факт, что женщина имеет право идти впереди мужчины.

Он пришел в изумление от фразы Грэхема о том, что земляне прибыли с другой планеты, которую они тоже называют Землей. Его потрясла также их способность бегло говорить на языке Грен Ли, на северном и южном диалекте, — хотя при этом их губы принимают какую-то странную форму. Но больше всего его изумило их миролюбие — и в поведении, и в характере. Со временем он пришел к выводу, что, видимо, они воюют не столько в честном бою, с оружием в руках, сколько при помощи волшебства, и поздравил себя с тем, что ему удалось побрататься с повелителем такого необыкновенного клана. Когда владыки двух кланов не могут встретиться в бою, думал он, их подданные тоже не могут воевать между собой; с одной стороны, это раздражает, с другой — успокаивает. Жить в мире тоже нелегко, но это лучше, чем воевать с людьми, умеющими зажигать ярко-белый огонь когда захотят и брать пищу с вогнутого куска металла.

На время своего отсутствия Грэхем назначил Джона Говарда заместителем. Рассел сказал, что если не вернется, то Говарду придется взять на себя ответственность за группу — при условии, что его не отведут большинством голосов в пользу кого-то третьего.

Симона Мишель сделала интересное и приятное открытие утром того дня, когда тройка должна была отправиться в крепость Марур. В качестве дежурной по снабжению она отправилась в супермаркет, где и обнаружила, что блоки с сигаретами снова появились на полках. Получилось, что наказание за любопытство — если это было именно наказание, а не небрежность, — уже снято.

Сам по себе поход не был отмечен какими-либо событиями. Путники шагали почти весь день, и не только потому, что Абсу был еще слаб и не мог идти быстро, а скорее из-за того, что он пару раз терял дорогу и им пришлось сделать несколько лишних километров. В конце пути он шел почти все время по запаху.

Спросив Абсу, по какому запаху он ориентируется, Рассел узнал, что тот идет назад по тропам, где недавно проходили палпалы, либо дикие, либо оседланные.

Видимо, палпалы нужны этому воинственному племени не меньше, чем буйволы американским индейцам и олени жителям Лапландии, решил Грэхем. Они перевозят людей и тяжести, мясо палпала идет в пищу, из его шкуры шьют одежду. Из кишок палпала можно сделать веревки и тетиву для лука, из рогов — разные предметы домашнего обихода, украшения, ложки, ножи и иглы. Из копыт изготовляют общепризнанное лекарство — секс-стимулятор, хвост служит для изгнания злых духов, из высушенного носа делают успокоительное для женщин, чьи мужья-воины находятся в отлучке.

Крепость Марур стояла на небольшом холме; он возвышался всего лишь метров на двести над долиной. Неподалеку протекал ручей, к которому жительницы крепости проторили дорожку, ежедневно пополняя запасы свежей воды. Сама по себе крепость оказалась всего лишь деревянной башней, окруженной высоким забором. Башня возвышалась не более чем метров на двадцать пять над землей. Пара вооруженных часовых охраняла крепость. Завидев приближение Абсу и его спутников, когда они были еще на расстоянии двух километров, гарнизон выслал навстречу небольшую группу людей.

Трое воинов, скакавших из крепости на своих палпалах, пробирались сквозь высокую траву со страшной скоростью, искусно объезжая небольшие деревца и другие препятствия. Увидев их, Абсу принял важный вид и зашагал пружинистой походкой.

До того, как крепость показалась вдали, его вполне устраивала ходьба между Расселом и Анной. Теперь он возглавил группу, идя на три-четыре шага впереди.

Анна заволновалась.

— Я думаю, в душе нашего нового друга происходят какие-то изменения, сказала она тихо. — Может, нам лучше оставить его, пусть закончит путешествие один. Что, если эти люди захотят нас захватить и сделать своими рабами?

Взяв Анну за руку, Грэхем попытался вселить в нее уверенность, которой ему самому не хватало.

— У Абсу сильно развито чувство чести, — напомнил он. — Мы с ним считаемся кровными братьями или чем-то в этом роде. Не думаю, что он захочет нарушить клятву.

— Ты очень доверчив, — Рассел, это истинно западная черта.

— А ты слишком цинична — это уж истинно восточная черта. — Он широко улыбнулся. — Вот почему мы так подходим друг другу.

Продолжить разговор не удалось — воины Грен Ли приблизились к путникам. Каждый управлял своим «конем», забавно держась за рога, словно за руль велосипеда. Они скакали прямо на Абсу мес Марура, не сворачивая, как будто хотели его растоптать.

Но оказалось, что способность внезапно останавливаться развита у палпалов гораздо лучше, чем у лошадей или оленей. Повинуясь своим наездникам, трое животных остановились как вкопанные.

— Дети твои приветствуют тебя, Абсу мес Марур, — произнес один из всадников.

— Абсу мес Марур также приветствует своих детей, — ответил он.

— Повелитель, мы опасались, что ты погиб.

— Я был так близок к смерти, что почувствовал ее вкус, но меня спасли враги моих врагов.

— Повелитель, — внезапно копье почти вонзилось в живот Грэхема, — эти чужаки — плоды твоей победы?

— Нет, это плоды нашей дружбы. Я выжил благодаря их заботам. Если кто-то сочтет это моей слабостью, пусть, по древнему обычаю, бросит мне вызов!

Трое мужчин вполголоса посовещались между собой, потом заговорил старший:

— Мы не ставим под сомнение доблесть или мудрость повелителя нашего клана. Клянусь мантией, да будет так.

— Я тоже не сомневаюсь в вашей мудрости. А теперь сойдите с палпалов, дети мои, потому что на них поскачут мои друзья.

Несмотря на их протесты, Расселу и Анне пришлось взобраться на «скакунов», им показали, как управлять ими, держась за рога. Оказалось, что ехать на них удивительно легко, может, потому, что голову они держат прямо и всадник сидит плотно и уверенно.

Остаток дороги был преодолен всего за несколько минут: палпалы прошли его спокойной рысцой, а «дети» Абсу бежали рядом. Взбираясь на холм, увенчанный крепостью, путники услышали рог, играющий приветственный гимн.

Построенная неведомыми мастерами, крепость Марур уже существовала, когда в нее перенесли жильцов. Как и гостиница для землян, крепость была жилищем, привычным для ее обитателей.

Снаружи это было мрачное строение, с целым рядом треугольных окошек на каждом этаже. Внутри — по крайней мере, на первом этаже — было вполне уютно: деревянный пол был покрыт аккуратно простеганными шкурами палпалов, груды пушистых меховых шкур и даже подушек в наволочках лежали на полу, видимо, на них сидели или лежали. Стены украшало оружие и другие трофеи; от горевшего в светильниках палпалового масла разливался слабый, чуть дрожащий свет; поодаль от светильников было темно.

Кроме жилых комнат, на нижнем уровне угадывался целый комплекс помещений, включавший бойню, пекарню, оружейный склад и мастерские. Отсюда деревянные ступеньки вели наверх, сначала на женскую половину, потом в помещения торговцев и воинов, а под самой зубчатой стеной башни располагались апартаменты повелителя клана.

Именно здесь Абсу торжественно представил гостей всем своим остальным «детям». Такое знакомство было необходимой церемонией в смысле чисто практическом, потому что в этом обществе сама внешность чужестранцев могла спровоцировать нападение на них. В этих же комнатах Анну и Рассела развлекали.

Пока он жил среди землян, Абсу научился есть консервы и даже пить молоко из железных банок. Теперь настала очередь Анны и Рассела знакомиться со странными блюдами. Им подали нечто похожее на плод авокадо, нарубленный кусочками; это оказалось свежими мозгами палпала, которые соплеменники Абсу считали одним из самых изысканных деликатесов. Далее следовало тушеное сердце палпала, какие-то довольно вкусные овощи и красные специи, о которых Рассел уже был наслышан. По описанию Абсу Рассел представлял себе эти специи похожими на перец. Он не совсем угадал. Во-первых, приправа была гораздо острее, чем любой перец, — его даже прошиб пот. Во-вторых, она опьяняла, правда, если ее запивали водой.

К удивлению Рассела, Анна довольно спокойно поедала эти специи. Рассел, не ограничивая себя, пил воду, которую ему подавала смуглая миниатюрная женщина, почти совсем обнаженная. Она сидела поджав ноги рядом с ним и даже положила руку ему на плечо, что показалось Расселу несколько фамильярным. Женщина — ее звали Яссал — была потрясающе красива даже по земным представлениям. Кроме нее и Абсу, за этой трапезой не было никого из хозяев.

К концу обеда Рассел опьянел. Он понял, что напился, и почувствовал себя полным болваном.

Абсу мес Марур серьезно на него посмотрел.

— Я надеялся поговорить с тобой сегодня вечером о многих вещах, которые беспокоят нас обоих, — сказал он. — Но боюсь, долгое путешествие утомило и тебя, и меня, хотя по-разному. Значит, давай сохраним наши серьезные мысли до того часа, когда встанем, набравшись сил, вместе с солнцем. А пока что, по нашему обычаю, моя женщина согреет шкуры на твоей постели, а твоя — на моей.

Даже пьяный угар не помешал Грэхему сообразить, что гостеприимство этого феодала включает в себя довольно-таки варварские обычаи. Грэхем, конечно, политик, но явно не до такой степени.

— Абсу, старик, — сказал Рассел заплетающимся языком, — это не пойдет. — Он призадумался, подыскивая нужные слова. — В нашей стране не меняются женщинами. Ну… не так часто.

— У нас тоже не часто, — сказал Абсу. — Рассел, друг мой, мы делаем это только в первую ночь знакомства. Это обычай наших поселений и символ дружбы. Так было всегда. Мне совсем не хочется спать с твоей 4 женщиной: она такая длинная, худая и не умеет угодить своему господину. Но обычай крепости священен, его нельзя нарушать.

И тут, покачиваясь, поднялась Анна.

— Варвар, — сказала она и осушила еще одну кружку с водой. — Дикарь. Империалист. Фашист. Я научу тебя уважать тех, кто выше тебя морально и интел…лекту…ально. Даже если это последнее, что мне…

Глаза у нее слипались. Она пыталась их открыть, но веки не слушались. Покачнувшись, Анна свалилась на шкуры.

Абсу мес Марур бросил на нее растерянный взгляд. и с едва заметным облегчением произнес:

— Красные специи — опасная штука. Но теперь ничего не поделаешь. Будем считать, что обычай соблюден.

 

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

На следующий день, ближе к вечеру, Рассела и Анну провожали домой. Странно, но они уже начали думать о своем эревонском «Хилтоне» как о доме. Сидя на палпалах и мучаясь головной болью, Рассел и Анна ехали в сопровождении двух всадников из воинов Абсу. Путешествие прошло быстро и без всяких происшествий.

Пока они трусцой продвигались вперед, крепко держась за рога палпалов, мысли Рассела все время возвращались к тому, что рассказал ему Абсу утром, после того как они с Анной опохмелились. Они запили специи большими порциями воды и закусили кусками хлеба, испеченного, как им показалось, из пресного теста.

В клане Абсу был человек, которого он называл следопытом. Ремесло следопыта очень ценилось в Верхнем и Нижнем Царствах, где торговля во многом зависела от правильного выбора дорог для караванов, ведь путникам предстояло пробираться по незнакомым, опасным, а иногда и пустынным территориям. Профессия следопыта была древней, почетной и считалась привилегией всего лишь нескольких семей.

Следопыт из клана Абсу ушел в одиночку и отсутствовал почти три дня. А вернувшись, сообщил довольно странные вещи. Он рассказал, что к северу от крепости в изобилии водятся дикие звери и земля эта хороша для охоты. Однако некоторые из зверей могут нападать на палпалов, а это уже большое неудобство, потому что любая угроза палпалам была угрозой всему образу жизни их хозяев.

Следопыт тоже утверждал, что видел каких-то дикарей да еще стаю крылатых дьяволов с длинными золотыми волосами. Он не смог разглядеть их, потому что дьяволы, хотя и летели низко, но пронеслись над ним стремительно и скрылись из вида.

«Видимо, этот следопыт — отважный человек, — думал Грэхем, — если такая встреча не помешала ему пересечь цепь холмов, преградивших путь». По другую их сторону он обнаружил гладкую равнину, поросшую довольно скудной растительностью, что резко отличало ее от ландшафта, оставшегося за холмами. Окружая равнину и как бы превращая ее в сегмент огромного круга, стояла высокая и неподвижная стена — то ли из пара, то ли из тумана.

Следопыт преодолел желание повернуть назад в ту же минуту; в нем заговорила профессиональная гордость и преданность главе клана. Он пересек равнину пешком — по той простой причине, что его палпал отказался идти дальше, хотя обычно был покладистым и послушным. Следопыт привязал его к кусту и пошел один.

Не так уж много времени понадобилось храбрецу, чтобы подойти к этой преграде из тумана. Приближаясь к ней, он был почти уверен, что вблизи она не будет казаться стеной. И ошибся. Хотя в долине дул ветерок, стена оставалась неподвижной и сохраняла форму.

Любопытство этого человека оказалось сильнее страха, хотя явление было странным и непонятным. Он надеялся пройти сквозь стену тумана, если сможет, и узнать, что находится по другую ее сторону. Но прежде чем в нее проникнуть, он какое-то время стоял, вглядываясь в туман и отмечая про себя кое-какие странные вещи.

Туман был однородным и непроницаемым. Он совершенно не смешивался с окружающим воздухом и выглядел так, словно заполнил какую-то форму из прочной, но невидимой кожи. Стена уходила в стороны, и, глядя вдоль нее, он заметил, что изгиб везде одинаков.

Как человек умный и предприимчивый, следопыт сделал некоторые черновые, но тем не менее довольно сложные расчеты, взяв за основу то, что кривизна нигде не меняется. Если это действительно так, размышлял он, то крепость Марур плюс вся территория, куда их забросили, представляет собой круг диаметром в 50–60 вараков (один варак — примерно две трети километра).

Взвесив все это, следопыт пришел к выводу, что пройти сквозь стену его святая обязанность. Но, будучи храбрым, он был в то же время и осторожным человеком, поэтому не ринулся в туман очертя голову, а для начала сунул туда руку.

Ладонь исчезла, словно ее отрезали. Подержав ладонь в тумане несколько мгновений, он почувствовал характерное пощипывание в пальцах, словно держал их на морозе. Когда он вытащил руку из тумана, она была значительно холоднее, чем тело.

Какое-то время он раздумывал, — открытие не прибавило ему решимости. Если туман непрозрачен, как же он будет ориентироваться, войдя в него?

Кроме куска магнитного железняка, который всегда был при нем, на этот раз следопыт захватил еще и моток веревки, сделанной из скрученных волос палпала, длиной примерно в четверть варака. Он плотно всадил в землю копье и привязал к нему один конец веревки, другим обвязав себе талию.

Все эти предосторожности оказались излишними: следопыт не смог проникнуть в глубь стены из тумана и почти сразу же вернулся назад. С каждым шагом холод становился все невыносимей. Через шесть-семь шагов тело его покрылось инеем, еще три шага — и заледенели руки, а еще через пару шагов смерзлись губы. Потом ледяная пелена стала затягивать глаза. Найти дорогу назад было просто: двигаться туда, где теплее, — вот и все.

Абсу рассказал эту историю Расселу, когда тот пришел в себя после выпитого. Рассел попросил разрешения самому поговорить со следопытом. Однако следопыта послали на розыски пропавшего Абсу, и он еще не вернулся. Пока двое землян в сопровождении воинов Грен Ли продвигались рысцой к эревонскому «Хилтону», Рассел раздумывал над тем, какие последствия может иметь для них всех этот рассказ.

«Если исходить из теории зоопарка или резервации, — думал он, — и считать, что стена из тумана представляет собой замкнутый круг, невольно напрашивается вывод, что, как ни велика эта территория (а она может составлять 900 квадратных километров), владельцы „зоопарка“ не собираются выпускать своих „питомцев“ на волю. С другой стороны, следопыт вполне мог ошибиться, а леденящий туман — всего лишь местное явление».

Правда, припомнив донесение Джона Говарда после второй экспедиции, Рассел начал верить, что следопыт из команды Абсу правильно истолковал природу этого тумана. Разглядывая в бинокль «речных жителей», Джон Говард тоже различил высокую неподвижную стену тумана по другую сторону реки. Поскольку отряд Джона Говарда шел на юг, а следопыт двигался на север, подтверждалось предположение о том, что стена представляет собой замкнутый круг.

«В таком случае возникает несколько интересных возможностей, — подумал Рассел, — но…» Тут он понял, что Анна обращается к нему.

— Рассел, мы приближаемся к дому. Мне кажется, нашему «конвою» не следует провожать нас до конца. Может, нам лучше пройти последние километр-два пешком?

— Ты абсолютно права, — сказал Рассел, поняв намек. Хотя Абсу неплохо знал дорогу к «Хилтону», да и сам отель тоже, не стоило показывать воинам, как плохо он защищен от нападения. У них могли возникнуть свои идеи на этот счет.

Рассел слез с «коня», помог Анне и отпустил охрану.

 

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

В тот же вечер Рассел созвал свою «коммуну» на общее собрание в бар гостиницы. Он рассказал обо всем, что они узнали.

Всех позабавили и заинтриговали их приключения. Когда наконец оживление улеглось, Джон Говард задал вопрос:

— Насколько я понимаю, ты считаешь, что мы должны обдумать свое положение еще раз после того, что узнали?

Рассел кивнул.

— Мы знаем еще очень мало, — сказал он, — и то, что знаем, пока нам непонятно. Поэтому следует поразмыслить сообща, чтобы сделать какие-то стоящие выводы. Мне кажется, мы здесь уже чертовски давно, а между тем наше спасение — или гибель — могут зависеть от того, как мы распорядимся тем, что знаем.

Марион Редмэн спросила:

— Рассел, ты думаешь, эти существа похожи на людей?

В ответ он пожал плечами:

— А как это определить, Марион? Должны ли они для этого жить на Земле, — я имею в виду на нашей Земле? Если да, то Абсу мес Марур и компания — не люди. Но их внешний вид и мой инстинкт подсказывают мне, что они люди. Не земляне, это точно. Но все же люди. Что тоже не ответ на твой вопрос.

— Не будем забывать о «речных жителях», — сказал Роберт Хаймэн.

— Или об «эльфах», которых видел Пол, — добавил Тур Норстед. — Ребята, кто стащил мою бутылку виски?

— Спокойно, спокойно, леди и джентльмены, — призвал Рассел. — Наша дискуссия может вообще не состояться. Джон, у вас лицо человека, которому есть что сказать. Может, вы объясните, что происходит?

— Я не буду говорить долго, не надейтесь, — улыбнулся Джон Говард, потому что я сам ровным счетом ничего не понимаю. Итак, кто хозяин нашего «зоопарка»? Мы этого не знаем. Мы знаем, что есть пауки-роботы, потому что мы их видели. Я считаю, что они — не более чем слуги (довольно примитивные) тех людей или существ, которые нас похитили.

— Я думаю, мои «эльфы» — те самые господа, — серьезно заметил Пол Редмэн.

Замечание было встречено взрывом смеха, но смех был нервным.

— Сейчас я к этому подойду, — сказал Джон Говард. — Кстати, я не считаю эту идею такой уж безумной, однако потерпите несколько минут. Мы знаем, что за нами Наблюдают, но мы не можем войти в контакт с этими наблюдателями. Это означает либо то, что они по натуре не терпят контактов, либо то, что прямой контакт с нами сведет на нет их эксперимент. Или они боятся, что мы их увидим, или думают, что мы их испугаемся.

— Есть и еще один вариант, — сухо вставил Роберт Хаймэн, — что они всего-навсего откармливают «гусей» к Рождеству.

— Людоеды? — воскликнула Селена, и глаза ее округлились от ужаса.

— Ну, может, не в прямом смысле слова, — туманно ответил Джон. — Да, Роберт, возможно, мы подопытные кролики, но не для «острых» опытов, в результате которых должны погибнуть. Что мы сейчас знаем? Только то, что здесь находятся две группы людей, чуждых для этой планеты, — это мы и Грен Ли. Не имеем ни малейшего представления о том, откуда появились люди Грен Ли, поскольку понятия об астрономии у них самые примитивные. Есть еще «речные жители». Пока мы о них ничего не знаем, возможно, это как раз аборигены. Но я думаю, что с ними произошло то же самое: их тоже похитили и научили говорить по-английски, по-шведски или на языке Грен Ли — в зависимости от обстоятельств.

— По-моему, они хорошо умеют делать глубокие ямы и острые колья, мрачно отметил Эндрю Пейн.

— Это и понятно: видимо, охота — их основное занятие. Почти наверняка ямы предназначены для зверей, а не для людей. Итак, если принять мою гипотезу о «речных жителях», то на планете сосуществуют три совершенно разных — в социальном смысле — группы из трех разных миров, и зачем-то они помещены на одну территорию. Скажем, умница следопыт Абсу мес Марур считает, что замкнутое кольцо тумана выполняет роль огромной клетки, в которой мы все заперты. В этой клетке есть образцы цивилизации каменного века, средневековья и индустриальной эпохи. Какие цели преследует этот эксперимент — неизвестно. Возможно, ответ мы сумеем найти у «эльфов» Пола или «крылатых демонов» следопыта.

— Джон, — сказал Мохан дас Гупта, — ты хороший парень, но у тебя явно крыша поехала. К чему приплетать сюда «эльфов», «крылатых демонов» — или как их там?

— Да ведь они — единственные из всех известных нам созданий, — сказал Джон Говард выразительно, — кому удалось проникнуть сквозь стену тумана!

 

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

На несколько минут дискуссия превратилась в свару. Рассел чувствовал, что собрание зашло в тупик — по той простой причине, что не было никаких объективных данных для рассуждений. Ведь и Пол, и следопыт только мельком видели этих существ. Хорошо, они способны пролетать над стеной тумана, но что это доказывает? Вероятно, они просто наблюдатели, как пауки-снабженцы.

Рассел вертел в руках бокал с джином и тоником в ожидании, когда наконец иссякнут высказывания — и юмористические, и фантастические. Но вот настал момент, когда пришла пора вмешаться.

— Могу ли я сказать пару слов? — спросил он. — Джон завел нас в сущие дебри, правда по пути сделав ряд дельных замечаний. Я позволю себе вернуть вас на землю, точнее говоря, обратно в нашу резервацию. Предположим, «речные жители» оказались в таком же неприятном положении, как мы или население крепости Марур. Тогда у нас есть образцы трех цивилизаций, живущих в одной клетке, и все мы — гуманоиды (не знаю, как нас иначе назвать). Тем, кто это сделал, явно интересно, как мы будем взаимодействовать между собой. Мне тоже, кстати; я абсолютно уверен, что мы не сможем жить порознь. Нам придется объединить наши ресурсы, наш опыт и, видимо, привлечь даже ребят из каменного века, если удастся.

— Думаю, это довольно грубый народ, — угрюмо произнес Пол Редмэн. Если они действительно выходцы из каменного века, то их психика ограничена, по крайней мере, ксенофобией. Первый из нас, кто попытается пожать им руку, получит по голове каменным топором.

— Возможно, — согласился Рассел. — В таком случае нам следует узнать о них как можно больше еще до первого знакомства. Нам нужно больше, так сказать, дистанционных наблюдений. Если будет нужно, можно привлечь наших средневековых друзей. Но есть и другой вариант, над которым следует призадуматься. Может, он даже лучше.

— Что же это? — спросила Мэри Говард.

— Побег, — ответил Рассел.

— С Эревона?

— Нет, из резервации. Да, у нас приличная территория и есть почти все для жизни. Но, по-моему, жить в зоопарке в качестве зверей — унизительно. Я хочу узнать, что по другую сторону этой самой стены.

— Если верить следопыту, то он пережил довольно страшные минуты, заметил Роберт Хаймэн. — Лично мне не хотелось бы, чтобы мои глаза превратились в ледяные шарики.

— Я уже думал об этом, — сказал Грэхем, — и мне кажется, что есть путь, по которому мы смогли бы без особых потерь пробраться туда и вернуться назад. По резервации протекает река…

— Точно! — воскликнул Джон Говард.

— Ради Бога, Джон, дай мне договорить, — засмеялся Рассел. — Река довольно длинная, и мне кажется, она протекает через барьер тумана в двух местах: там, где появляется на нашей территории, и там, где исчезает. Итак, если у нас будет плот или лодка, мы сможем из нашего зоопарка просто-напросто уплыть.

— А как насчет переохлаждения? — спросил Тур Норстед.

— Эта проблема остается, но я думаю, она разрешима, — сказал Грэхем. Дело в том, что следопыт из группы Абсу был совершенно неподготовлен, но мы-то знаем, что нас ждет, и можем запастись уймой всяких вещей. Можем сделать лодку закрытой, утеплив ее. Если моя теория насчет реки верна, то есть если туманный барьер не очень широк, мы минуем его до того, как погибнем от холода.

— Но ведь можно достаточно точно определить степень риска, возбужденно сказал Джон.

— Каким образом?

— Нам нужно измерить температуру воды, начав с того места, где река исчезает в стене тумана, и потом сравнить с той, что будет ниже по течению. Если знать скорость течения и температуру воды на разной глубине, можно довольно точно определить толщину этой стены или, во всяком случае, время, за которое лодка пройдет сквозь стену.

— Благодарю тебя, Господи, за то, что у нас есть учитель физики, торжественно сказал Грэхем. — Если наш проект реален, то нам предстоит огромная работа. Во-первых, наладить контакт и заключить мир с «речными жителями», хотя бы потому, что лодка будет плыть по их территории. Нам придется найти место, где река исчезает в стене и где она появляется. Спроектировать лодку, построить ее и снабдить всем необходимым путешественников. Если, конечно, таковые найдутся.

— К чертовой матери все это, — возбужденно проговорил Мохан дас Гупта. — Почему вам не сидится на месте? Почему вы считаете, что за туманом лучше, чем здесь? Рано или поздно что-нибудь обязательно произойдет. Типам, которые нас сюда забросили, просто надоест нас снабжать. Рано или поздно они захотят получать прибыль от вложенного капитала.

— Именно эта мысль меня и беспокоит, — ответил Рассел. — Я, как цивилизованный западный человек и почти что интеллектуал, — он криво улыбнулся Анне, — стою за комфорт и уверенность в завтрашнем дне. Именно поэтому я категорически против, когда решения принимают за меня. Сначала меня, не проведя предварительных переговоров, зашвырнули на эту планету. Потом посадили в клетку — пусть и достаточно большую. Да, я не могу покинуть планету. Но я могу, черт возьми, попытаться убежать из клетки. И мне очень хотелось бы знать, что нас ждет, причем до того, как наши хозяева решат, что пора гасить свет.

— А если за этой стеной тумана ничего нет, кроме тех же лугов и холмов?

— Зато там нет и клетки! К тому же такая информация тоже полезна.

— А если один из нас будет ранен или даже погибнет, пытаясь прорваться?

— Я готов рискнуть. — Рассел пожал плечами. — Думаю, для этой экспедиции хватит двоих, и одним из них, с вашего позволения, буду я.

Мохан улыбнулся и подлил себе выпивки.

— Несчастье твое, Рассел, состоит в том, что ты — герой, черт тебя побери. Сверхтипичный британец многолетней выдержки.

— Мое несчастье в том, — возразил Рассел, — что я, как Слоненок Киплинга, — слишком любопытен.

 

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Следующие несколько недель были отмечены разными событиями — и интересными, и страшными. С тех пор как Рассел предложил попытаться преодолеть стену тумана, состояние его тринадцати товарищей резко улучшилось. До этого, живя в условиях, которых они не могли ни понять, ни изменить, люди чувствовали себя совершенно беспомощными. Зато теперь у них появилась реальная цель, которая смогла развеять коварную умственную апатию, лишавшую их и сил, и воли.

Событием, которому поначалу никто не придал особого значения, стало то, что Дженис Блейк, одна из студенток-англичанок, сумела получить без наседки несколько цыплят. Выросшая на маленькой птицеферме в Восточной Англии, Дженис очень скучала по дому. Однажды ей пришло в голову, что среди яиц, которые неутомимые роботы приносили по ночам в супермаркет, могут быть и яйца с зародышами. Она смастерила соломенную корзинку, поместив внутри электрическую лампочку с низким напряжением, и обернула ее тряпками. Корзинку с подогревом девушка держала в одной из пустых комнат «Хилтона» и каждый день добавляла в нее пару яиц из новой порции, доставленной роботами в супермаркет. На двадцать третий день опытов вылупился цыпленок. Еще один появился на свет на тридцать четвертый день и еще два — на сороковой, причем один из цыплят оказался петухом. Итак, «птичница» своего добилась.

А Роберт Хаймэн избрал для себя роль оружейника. Сначала он вооружил мужчин группы большими луками, но позже выяснилось, что талантливых стрелков не так уж много: один Роберт мог довольно, точно попасть в цель из большого лука. Тогда он изобрел нечто вроде арбалета, стреляющего короткой тяжелой стрелой. Он приспособил арбалет и для более слабой руки, чтобы женщины тоже могли им пользоваться. Большую часть времени он проводил в одной из маленьких мастерских, где собирал дюжину арбалетов и вытачивал множество стрел к ним. Через какое-то время вся группа тренировалась в стрельбе в цель, и вскоре все, в том числе и женщины, научились поражать мишень ростом с человека на расстоянии тридцати шагов. Занятиями руководил сам изобретатель.

Убедившись, что каждый член группы свободно владеет арбалетом, Роберт поставил перед собой более сложную задачу. Он спроектировал большую баллисту, которую можно было перевозить с места на место, о чем и сообщил Грэхему. «Самострелы, ножи и топорики хороши для одиночного боя и как оружие личной защиты, — говорил Роберт. — Но если возникнут серьезные разногласия между землянами и, например, гарнизоном крепости Марур, понадобится орудие дальнего боя». Баллистой должны были управлять — и перевозить ее с места на место — три человека. Орудие посылало снаряд весом в четыре килограмма на полкилометра. Короче, оно могло поражать крупную цель на расстоянии гораздо большем, чем лук или арбалет.

Вспоминая крепость Марур, Грэхем не сомневался, что у ее жителей есть только легкое личное оружие. Рассматривая баллисту как некую гарантию против случайностей, он, конечно, был не против орудия, дающего стратегические преимущества, хотя и надеялся, что дружба и братские узы, возникшие между ним и Абсу, предотвратят любое столкновение. Но ведь Абсу не вечен, а у его преемника могут быть другие взгляды на жизнь. Люди Грен Ли были воспитаны в воинственном и агрессивном духе, и, если бы возник конфликт, они решили бы его единственным способом.

Словом, создание баллисты началось.

А пока шла работа, Джон Говард, учитель физики, сделал важное открытие. Совершенно случайно он наткнулся на участок земли, обогащенной селитрой. Потратив несколько дней на скрупулезные химические опыты, он смог наконец отделить селитру от почвы, растворить ее в воде, потом получить из раствора кристаллы. После этого он стал обладателем примерно пяти килограммов сравнительно чистой селитры. Достать селитру не стоило труда: ее поставляли в супермаркет, видимо, для медицинских целей. Итак, для изготовления пороха Джону не хватало древесного угля. Но его можно было добыть, сжигая дрова в закрытой печи.

Первая пороховая смесь лишь шипела. Но за дело взялась Мэри: она растерла смесь угля и селитры в тонкую пудру — кстати, это оказалось самой нудной работой, — после чего порох Джона приобрел взрывную силу. Имея такой порох, можно было наделать простых гранат — еще одна гарантия безопасности.

Однако земляне были заняты не только военными приготовлениями, — они предпринимали осторожные, но регулярные «вылазки», чаще всего в южном направлении, на территорию «речных жителей». Рассел пока не считал момент подходящим для завязывания отношений, он лишь хотел убедиться, что земляне смогут отразить любую атаку, прежде чем познакомятся с «речниками». Поскольку те знали лес гораздо лучше, чем команда Грэхема, они имели серьезное преимущество. Пол и Марион Редмэн, Эндрю Пейц и Селена Бержер входили в группу разведки. Пол и Эндрю научились прилично стрелять из арбалета; что касается Селены, то она плохо владела самострелом, но зато изобрела свое собственное оружие. Оно было похоже на южноамериканский болас — два больших камня, соединенных между собой веревкой метровой длины. Девушка научилась бросать свои «ядра» так далеко и метко, что могла сбить с ног человека метрах в сорока от себя.

Вооруженные арбалетами, топориками и боласом, разведчики произвели три успешных вылазки. В первый раз земляне расположились на почтительном расстоянии от «речных людей» и шпионили за соседями в бинокли. Они насчитали примерно десять человек взрослых и четверых довольно крупных детей.

«Речные люди» были одеты в шкуры, женщины практически не отличались от мужчин. Днем они держались поближе к хижинам на мосту, занимались нехитрыми домашними делами, спали; иногда как будто бы затевали примитивные игры. Очевидно, они были охотниками, но промышляли по ночам; питались дикими фруктами и растениями, которые считали съедобными, но мясо предпочитали всему остальному.

Во время второй разведки земляне увидели своими глазами, каких животных ловят «речники» с помощью глубоких ям. Отыскав удобную позицию довольно близко к реке, они вдруг услышали рев, доносившийся со стороны рощицы неподалеку от них. Пол и Эндрю решили выяснить, в чем дело, и подобрались поближе. Они увидели зверя, похожего на злющего дикого кабана, который, судя по всему, только что попал в ловушку. Он барахтался в огромной грубой сети, укрепленной между двумя молодыми деревцами. Его «подруга» беспомощно прыгала и ревела рядом.

Увидев двоих людей, кабаниха пустилась наутек, но ее остановил меткий выстрел Пола из арбалета.

Во время третьей разведки земляне обнаружили, что «речники» могут напасть не только ночью, но и днем. Сделала это невольное открытие Селена Бержер. Потеряв отряд из виду, она шла по небольшой лощинке. В лесу стояла необычная тишина: только это да толстый покров опавших листьев и спасли ей жизнь.

«Речной житель» приблизился сзади, причем очень быстро. Но его выдало шуршание листьев. Услышав шум, Селена обернулась — времени хватило лишь на то, чтобы размахнуться и швырнуть в него болас: дикарь свалился наземь, рыча от боли; веревка обвилась вокруг его ног. А Селена с визгом убежала прочь.

Подоспевшие члены отряда не увидели ни «речного человека», ни боласа.

Пока другие земляне были заняты всеми этими делами, молодой швед Тур Норстед начал мастерить крепкую лодку-плоскодонку с небольшой осадкой. Он строил ее с расчетом на четверых гребцов, которые будут работать короткими деревянными веслами. Обычные длинные были бы, возможно, удобнее, однако на реке, по которой предстояло плыть, могли встретиться и отмели, и быстрины, а в таких случаях короткие весла надежнее.

Учитывая, что на лодке придется проплыть сквозь стену тумана, толщина и температура которой неизвестны, Тур пристроил к лодке маленькую съемную кабину, собираясь утеплить ее соломой и одеялами.

Пока молодой швед возился с лодкой, ему пришла в голову идея, которая, как ни странно, раньше никого не посещала. Или посещала, но была отвергнута, поскольку казалась весьма рискованной.

Земляне давно заметили, что роботы часто пополняют запас продуктов и товаров в супермаркете, но никто, даже ночные дежурные, их не видел, пока Эндрю Пейн не наткнулся на одного из них.

С тех пор пауки словно пропали. Это как будто бы подтверждало теорию Тура о том, что владельцы резервации каким-то образом могут отключить сознание землян. Тур размышлял: интересно, как пауки протаскивают свои грузы через стену тумана? Или они хранят их в подземных складах в самой резервации? Если бы удалось проследить за одним из них, когда он будет возвращаться из супермаркета, то, вероятно, можно найти и выход из их «зоопарка».

Тур решил снова сделать установку со шпагатом и таймером, но на сей раз в магазине спрятать не фотоаппарат, а человека. Таймер со звонком нужен для того, чтобы его разбудить, если это в принципе возможно.

К шпагату, который заденет паук, Тур задумал присоединить лассо с многочисленными маленькими ячейками; в них попадут лапы паука, а другой конец будет обернут вокруг талии Тура. И Тур последует за ним куда угодно, веревка не даст потеряться даже в кромешной тьме.

Такой была теория. Тур не сказал о своих планах ни Расселу, ни другим членам группы. Он лелеял детскую мечту о том, что однажды утром, войдя в столовую, бросит фразу:

— А знаете, я, между прочим, выследил, откуда приходят роботы. Теперь мы можем пробраться сквозь стену тумана.

Он старательно изготовил из крепкой проволоки лассо со множеством ячеек. Вечером перед экспериментом он туманно намекнул своим девушкам, что сегодня ночью у него важное дело. Кстати, к этому времени у троицы уже установились постоянные и даже счастливые отношения.

Потом он отправился в супермаркет, замаскировал лассо и спрятался за штабелями пакетов с крупой.

Выходя из отеля, он столкнулся с Анной Марковой и обменялся с ней незначительными словами.

Анна была последним человеком, видевшим Тура живым.

 

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

То, что осталось от Тура Норстеда, принесли к эревонскому «Хилтону» Абсу мес Марур и его личный следопыт — маленький жилистый человек, еще более смуглый и похожий на монгола. Они подвели своих палпалов к отелю после обеда, когда приятный освежающий ветерок сдувал со ступеней траву, похожую на перья.

Трудно было узнать это избитое, почти разрубленное пополам тело. Дженис первая увидела труп. Издав душераздирающий вопль, она, к счастью для себя, потеряла сознание.

На крик сбежались остальные.

— Рассел, друг мой, прикажи своим женщинам покинуть нас, — сказал Абсу. — То, что я в глубокой скорби привез вам, может обжечь глаза даже мужчине.

Джон Говард уже загонял женщин в отель, как пастух стадо.

С трудом заставив себя взглянуть на тело, Грэхем сказал:

— У нас уже есть одна могила. Я буду тебе благодарен, Абсу, если ты поможешь нам отвезти туда и этого друга. Думаю, его нужно поскорее предать земле.

Ведя палпала с его страшной и печальной ношей, Абсу и следопыт последовали за Расселом и Джоном туда, где была похоронена Марина.

Похожая на ковыль трава, которую ветер без устали приносил из саванны, образовала целый холмик на могиле девушки, над ним виднелась только верхушка креста. Рассел мрачно подумал о том, что колонии пора заводить свое кладбище.

К трем мужчинам присоединился Эндрю Пейн, принесший лопаты и чистую белую простыню. Ее растянули на земле и бережно положили на нее тело Тура.

Абсу сказал:

— Лорд Рассел, мой слуга, Фарн зем Марур, нашел тело твоего воина. Прикажи ему рассказать об этом. — Повернувшись к следопыту, Абсу сказал: Вырази свое почтение лорду Расселу Грэхему, члену парламента, голосу королевских подданных, создателю законов, одному из повелителей своей земли.

Фарн зем Марур встал на колени, расстегнув кожаную куртку, достал из-за пазухи кинжал, приставил его острием к груди, а рукоять направил в сторону Грэхема. После чего произнес:

— Лорд Грэхем, я Фарн зем Марур, следопыт и воин, и если моя жизнь нужна тебе…

— Добро пожаловать, — рассеянно сказал Грэхем. — Ты доставил печальную ношу, но я говорю тебе: добро пожаловать.

Следопыт встал, на лице его было явное облегчение.

— Лорд, позволь мне говорить.

— Говори.

— Лорд Рассел, я нашел тело твоего воина, пройдя много вараков к северу от крепости Марур. Мой повелитель приказал мне срисовать карту всей земли, на которой мы живем. Лорд, я не знаю, что сказать о гибели твоего воина: на нем нет следов или запаха дикого зверя, нет и тех ран, что мы получаем в бою. Как видно, с ним расправился дьявол.

— Я и мои товарищи хотели бы повстречаться с этим дьяволом, — угрюмо ответил Грэхем.

— Хорошо сказано, — вставил свое слово Абсу, — но смертный не может вызвать на битву дьявола.

Впрочем, если он из мяса и костей, воины из крепости Марур с радостью с ним сразятся.

— Лорд, — продолжал следопыт, — тело твоего друга было густо облеплено мухами, поэтому я понял, что он умер не вчера. Я пытался понять, отчего он погиб, но не сумел. Странно, он лежал между двумя скалами, крепко зажатый, и вытащить его оттуда было нелегко.

Пока следопыт говорил, Джон Говард собрал всю свою волю и постарался внимательно осмотреть тело. Вдруг, страшно побледнев, он протянул Расселу какой-то предмет:

— Что ты об этом думаешь?

Рассел увидел кусок изогнутой окровавленной проволоки. Потом обнаружил места на теле Тура, куда врезалась такая же проволока.

— Теперь хоть понятно, почему он чуть ли не разрезан пополам, — сказал Рассел. — Какая-то гадина волокла его за собой, он застрял между скалами, а то, что его тащило, даже не пожелало узнать, что случилось.

— Или оно на это не запрограммировано, — сказал Джон. — Рассел, ты помнишь, в последний раз мы видели Тура в тот вечер, когда он сказал своим девушкам, что у него внеочередное дежурство. Что его интересовало? Что можно увидеть только ночью?

Первым догадался Эндрю Пейн. Содрогнувшись, он потрогал шрам на своей шее и изрек:

— Пауки.

— Да, я думаю, Тур хотел подстеречь пауков. Мне кажется, он хотел выследить, куда они уходят. А чтобы не потерять их в темноте, он привязал себя к этим тварям.

— Раны и ссадины могли появиться оттого, что кто-то тащил его волоком, — сказал Рассел. — Может, он упал и не мог встать. Или этот проклятый робот бежал слишком быстро, и он не смог отвязать проволоку.

— Я думаю, так все и было.

Что толку во всех этих гипотезах, когда человек погиб, горько подумал Грэхем. Еще один из них. Один из шестнадцати. Гупта оказался прав: попытка вырваться из тюрьмы стоит слишком дорого. Теперь он будет рисковать только собой. Только собой.

 

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Оставив стражу у двери отеля — знак полного доверия, — повелитель клана Марур и его следопыт прошествовали в бар. Ошеломленные обилием электрического света, они важно потягивали джин с тоником — первые в их жизни спиртные напитки. Одиннадцать обитателей «Хилтона» собрались в баре. Две девушки, Андреа и Дженис, заперлись в своей комнате, не желая никого видеть…

Следопыт Фарн зем Марур разложил на столе хорошо выделанную шкуру палпала — народу Грен Ли она заменяла пергамент. На шкуре, лежавшей перед Фарном, был изображен весь «зоопарк» (Рассела позабавило то, что крепость Марур была изображена очень близко к оригиналу). Хижины «речных жителей» на мосту тоже выглядели достоверно. Но эревонский «Хилтон» со всеми пристройками был нанесен всего лишь в виде трех концентрических окружностей, внутри которых красовались надписи, похожие на арабские письмена.

— Что значат эти надписи? — спросил Грэхем. Абсу сначала улыбнулся, потом чихнул — он еще не привык к пузырькам в газированной воде.

— Они гласят: здесь обиталище волшебников.

— Наша магия далеко не всесильна, Абсу. Как видишь, мы не спасли своего друга от смерти.

— Смертны даже колдуны, — ответил Абсу. — У судьбы нет любимчиков. А что ты думаешь об искусстве моего следопыта?

— Думаю, что он сделал очень хорошую карту. — Рассел обернулся к Фарну: — Ты сам видел все это?

— Да, лорд Рассел Грэхем. Я видел все, что здесь есть. Придя в крепость Марур, я с радостью узнал, что мой повелитель вернулся раньше меня, но он тут же отправил меня в путь. Он пожелал иметь полную картину края, заключенного в круг из тумана. Путь мой был далек и небезопасен, я потерял своего палпала и чуть не расстался с жизнью.

— Как это произошло?

— Я шел через лес — тот, что рядом с хижинами «речных людей». Остановился на минуту и слез с палпала, чтобы отметить свое продвижение на карте. И хорошо сделал! Животное тут же упало замертво: чье-то копье пронзило его насквозь. Клянусь мантией, оно было пущено сильной рукой! Но у меня не было времени оценить бросок — тот, кто метнул копье, предстал предо мной с топором в руке, что-то крича. Воин этот был огромного роста и, видимо, отважен, хотя, надо сказать, вооружен плохо. К счастью, я тоже кое-что понимаю в воинском искусстве… иначе мой повелитель Абсу недосчитался бы подданного.

— Значит, ты его убил? Следопыт улыбнулся:

— Лорд Рассел Грэхем, по правде говоря, он убил себя сам. Или он хотел умереть, или не оценил моего оружия. Бросившись на мой меч, он страшно удивился, когда тот проткнул его насквозь. Я был удивлен не меньше его. Потом он упал на колени и заговорил, уже когда смерть освободила его от всяких споров. Я снова удивился тому, что его язык — это и мой язык, хотя губы его складывались как-то странно и некрасиво.

— Что он сказал? — спросил Грэхем взволнованно.

— Лорд, он говорил на языке Грен Ли, но в словах было мало смысла. Я его не понял.

— Следопыт, не уходи от ответа, — строго вмешался Абсу. — Ты слышал вопрос лорда Рассела. Стряхни пыль забвения и повтори слова чужака.

— Повелитель, этот воин сказал: «Это острый вещь, твердый-острый. Холод-жар. Сильно болит — большой чудо. Ты — человек-нет. Этот вещь — не камень. Сделал сон-тьма». — Следопыт пожал плечами, словно извиняясь, и добавил: — Повелитель Абсу, я повторил все, но это были слова не человека, а его смерти.

— Хорошо, что ты их запомнил, — сказал Абсу мес Марур, успокоившись.

Наступило молчание; какое-то время все пытались понять слова дикаря, напоровшегося на меч следопыта.

Джон Говард высказал догадку первым:

— Все правильно! С «речными жителями» сделали то же самое, что и с нами, но ведь мышление у них на уровне каменного века. Несчастный был совершенно не знаком с металлом, но, умирая, пытался описать убившее его оружие.

— Мне он напомнил бушменов из Австралии, — вмешался Пол Редмэн, — не найдя одного точного слова, они нанизывают несколько определений подряд.

— То, что обсуждают твои друзья, — высокопарно заговорил Абсу, несомненно, интересно, но «речные люди», как ты их называешь, Рассел, — не лучше, чем звери в лесу. Они напали на моего следопыта, они убили — пусть невольно — твоего друга. Мы должны выступить против них. И я надеюсь, что не многие из них смогут рассказать своим детям об этой битве.

— Абсу, — начал Грэхем, тщательно подбирая слова, — я знаю, у тебя и у меня есть причины для вражды с «речными людьми», но вспомни рыцарский кодекс, которому ты следуешь. Сначала — условия, потом — война.

— Условия?! — взорвался Абсу. — Я знаю, Рассел, что вы, волшебники, хитрые люди. Но ведь и волшебники не предлагают условия диким зверям!

— Позволь мне объяснить, — сказал Рассел терпеливо. — Давай предположим, что никакие узы не связывают нас с тобой. Давай предположим и то, что я оскорбил тебя. Что бы ты сделал?

— Клянусь черной королевой и белой королевой, — выпалил Абсу, — я быстро разрешил бы спор с помощью копья, или меча, или кинжала.

— Но представь себе, — продолжал Рассел, — что, пока мы сражались, нас окружила стая волков. Что бы ты сделал?

— Закон священной мантии предусматривает и такой случай, — улыбнулся Абсу. — Мы с тобой заключили бы мир, пока не прогнали зверей. А потом продолжили бы наш спор.

— Подумай же, — продолжал Рассел, — а не окружает ли нас стая волков?

Абсу задумчиво отпил свой джин с тоником.

— Я не знаю, как мой клан оказался здесь, лорд Рассел, — наконец угрюмо сказал он. — Моего желания не спрашивали… Но может быть, мы окружены зверями похуже, чем волки.

 

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Атака землянами «речных жителей» прошла с блеском. Во время набега не было пролито ни капли крови, и «речные люди», можно сказать, попали в собственную ловушку. По крайней мере, двое из них.

Перед нападением Джон Говард и Фарн зем Марур в течение трех дней наблюдали за поселением: Джон научил Фарна пользоваться биноклем, и вдвоем они вели непрерывную разведку.

Было решено начать операцию ближе к полудню, когда большинство жителей деревни спит. Атаковать можно было всего лишь двумя группами по три человека. Рассел и Эндрю должны были начать боевые действия, а брать пленных выпало Джону Говарду, Фарну и Абсу.

Лодка Тура была спущена на воду. В нее погрузили длинные, тяжелые сети — женщины крепости Марур плели их несколько дней. На той же лодке Рассел и Эндрю с изготовленными наспех гранатами должны были переправиться на берег в двух километрах от деревни.

Обе группы выступили на рассвете: Рассел и Эндрю плыли по реке, а Абсу в полном вооружении и доспехах вел свое войско верхом на палпалах к лесу, примыкавшему к деревне на другом берегу. В тот день Абсу мес Марур был более, чем когда-либо, похож на святого Георгия, но в смуглом монгольском варианте.

Поскольку течение оказалось быстрее, чем они рассчитывали, Рассел и Эндрю прибыли к месту встречи раньше Абсу. Но пока выгрузили сети, пока проверили гранаты и фитили, Абсу с двумя всадниками уже появился в лесу.

План был прост: Рассел и Эндрю, выгрузившись на своем берегу, незаметно подойдут к деревне и остановятся метрах в пятидесяти от нее, К этому времени Абсу с подручными займут позицию на противоположном берегу.

Потом Рассел и Эндрю, подняв невообразимый шум, бросят гранаты у моста, достаточно близко для того, чтобы взрыв произвел впечатление, но не нанес никому вреда. «Речных жителей» он приведет в ужас — и они побегут со всех ног к другому концу моста, где их встретит Абсу с двумя помощниками.

К счастью, их план удался.

Гранаты не только взорвались со страшным грохотом — можно было подумать, что небеса упали на землю, — но и вздыбили землю. Погода была сухой и жаркой, поэтому поднялась такая туча пыли, что казалось, наступила ночь.

За двойным грохотом последовал «черный град» из комьев земли и камней, а потом жуткие человеческие вопли. Все это могло напугать до смерти даже людей цивилизованных; что же касается «речных жителей», они, видимо, решили, что пришел конец света.

Они выбежали из хижин и бросились к лесу — прямо в сети, растянутые товарищами Абсу между деревьями поперек тропинки. В нужный момент сети должны были упасть, но случилась осечка: вместо двух сетей упали одни, и пленников оказалось всего двое.

Они барахтались в сетях, пытаясь вырваться. Остальные, обезумев при виде Абсу (их доконали его доспехи и копье), с визгом бросились в лесную чащу.

Пленники обладали неиссякаемым запасом энергии, продолжая брыкаться даже тогда, когда их связали и сели на них верхом. Кое-как их перекинули через спины палпалов и доставили в «Хилтон». Когда оглушенных пленных привязывали к палпалам, нападавшие увидели, что один из них — женщина. Узнать это было нелегко — она была одета в такие же звериные шкуры, что и напарник, имела такие же длинные и спутанные волосы, а черты лица были лишь чуть-чуть мягче. Выдали ее пышные груди, которые выпадали из грубой одежды.

Привязав пленников к палпалам, маленький отряд поспешил домой. Абсу считал, что нужно продолжить битву, однако он был связан данным Расселу словом и терпел.

Пройдя несколько километров до гостиницы, Эндрю и Рассел увидели, что Абсу и его помощники уже там, а пленники пришли в сознание, хотя, несомненно, с головной болью. Они были молчаливы и угрюмы.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Если в свое время электричество, мебель модерн, стеклянная посуда и одежда двадцатого века ошарашили людей из средних веков, то двоих первобытных людей это привело в священный трепет. Их усадили в вестибюле эревонского «Хилтона», и тринадцать землян плюс трое из клана Абсу стали разглядывать гостей.

Пленников поместили как можно удобнее в двух мягких креслах, хотя руки и ноги у них были все еще связаны. Возможно, они боялись этих кресел гораздо больше, чем всех фантастических предметов вокруг. Может быть, они считали эти кресла чем-то вроде жертвенника или приспособления, которое со временем проглотит их целиком.

На них было жалко смотреть, когда они старались придвинуться поближе, чтобы успокоить друг друга. Разгадав это желание, Рассел велел поставить оба кресла рядом.

— Я-не-бежать, ты-не-бежать, я-видишь-не-ранен, — храбро рычал мужчина.

— Я-не-холод-ранен, холод-боль-придет, — ныла женщина, — нет-бежать, нет-есть, нет-трогать-держать, холод-боль-придет.

Он старался ее обнять, но, поняв, что ему это не удастся, попытался лизнуть в лицо. И это не получилось. Но он ухитрился положить голову ей на грудь, и это ее как будто успокоило.

— Нет-холод-боль-придет, — бормотал мужчина, правда, не очень уверенно. — Я-ты-есть-смеяться. Нет-холод-боль.

Рассел внимательно смотрел и слушал. Понять, о чем говорят эти люди, было довольно легко, потому что их образ мысли был прост: «холод-боль» означало смерть.

— Холод-боль-придет-нет, — сказал он в порядке эксперимента. — Ты-она, холод-боль-нет.

Мужчина рванулся в кресле и зарычал, обнажая клыки, как зверь. Женщина захныкала.

— Ты-она, тихо-отдыхать, — продолжал Рассел баюкающим тоном. Боль-нет, ты-кушать, она-кушать, боль-нет.

Мужчина снова зарычал, но уже не так уверенно. Он уныло обвел взглядом множество лиц перед ним, потом поморгал, глядя на электричество, и вздрогнул.

— Бедняга просто потрясен всем окружающим, — сказал Рассел. — Нас очень много, и свет для него слишком ярок. Нет ли свечей? По крайней мере, они увидят пламя, к которому привыкли.

— Мне тоже больше нравится настоящий огонь, а не горящие шарики, важно заявил Абсу. — Вы, волшебники, способны сбить с толку даже культурных людей, не то что этих дикарей.

Марион Редмэн принесла четыре свечи и зажгла их, а Роберт погасил электричество. Но эта внезапная перемена почему-то заставила первобытных людей заголосить — они стали рваться из кресел. Однако через пару минут они успокоились.

— Абсу и Анна, останьтесь со мной, — сказал Рассел. — А остальных я попросил бы уйти; выпейте что-нибудь и вообще отдохните. Мы еще вдоволь насмотримся на своих пленников, если они не умрут от страха.

— Повелитель Абсу, — спросил Фарн, — желаешь ли ты, чтобы твои вассалы, я и Гролиг, ночевали отдельно от тебя?

Абсу согласно кивнул:

— Отдыхайте недалеко, так, чтобы слышать мой голос. Но я думаю, ваши кинжалы мне не понадобятся.

— Рассел, не накормить ли нам этих двоих? — спросила Симона.

— Может быть. Но дайте им что-нибудь попроще. Я думаю, мясо и простая вода как раз то, что им нужно.

Теперь только Абсу, Анна и Рассел остались с пленниками.

— Нет-боль, — сказал Рассел. — Мы-вам-не-боль. — Потом он сказал Абсу: — Разрежь веревку на руках женщины, и посмотрим, что будет.

Увидев, что Абсу приближается к его подруге с кинжалом, мужчина забился в кресле, как безумный. Успокаивающие звуки, которые издавал Рассел, на него не действовали. Пока Абсу разрезал путы на руках пленницы, ее друг так ловко изогнулся, что сумел укусить Абсу за руку.

Абсу выронил кинжал и свободной рукой, вернее, ребром ладони нанес мужчине удар в челюсть, который мог вышибить все зубы. Затем поднял кинжал и спокойно продолжал работу.

Женщина еще немного похныкала, потом подвинулась к приятелю и стала гладить его по голове. Видя, что на его подругу никто не покушается, тот бросал на своих врагов уже не столь свирепые взгляды.

— Нет-боль, — повторял Рассел. — Мы-вам-нет-боль. Руки-двигать, нет-боль.

Склонившись над мужчиной, Абсу разрезал его веревки тоже. Тот рычал, но сидел спокойно, пока его не освободили. Потом внезапно схватился за острие кинжала, вскрикнул, уронил его и с удивлением стал смотреть на кровь, выступившую у него на руке.

— Боже милостивый, — произнес Рассел, — ну и ночка же нам предстоит!

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Рассел угадал — это была долгая, тяжелая ночь, но она принесла плоды: к концу ночи удалось установить хоть какой-то контакт с пленниками. Затратив уйму труда, Рассел добился того, что враждующие стороны назвали свои имена. Женщину звали Ора, мужчину — Айрег.

Позднее Рассел понял, что как раз обмен именами обеспечил «психологический прорыв». Вплоть до этого момента Ора и Айрег готовились к тому, что их вот-вот убьют. Доверие к «стражам» усилилось после того, как пленникам принесли только что приготовленное мясо. Они жадно набросились на него и съели, но вода, поданная в стеклянных стаканах, привела к драме. Ора держала в руках свой стакан, любуясь им и не догадываясь о его прямом назначении, но вот Айрег — тот сразу откусил от него край и долго потом отплевывался кусочками стекла и кровью.

В конце концов для гостей принесли чашу с водой, и они с готовностью сложили ладони «ковшиком», из которого стали лакать воду, как кошки.

Рассел сделал открытие: Айрег и Ора совсем не лишены сообразительности. Они очень быстро все схватывали. Их можно было сравнить с умными десятилетними детьми, которые выросли дикарями.

Но перед ним были не дети, но зрелые взрослые люди, члены первобытного племени. Значит, если бы оказалось возможным их чему-то научить, расширить их словарный запас до сложных понятий, то, вероятно, их удалось бы вырвать из каменного века. И даже, может быть, познакомить с азами науки и техники. Это был такой эксперимент, что просто дух захватывало…

Прежде всего возникла проблема общения. Однако с течением времени решать ее становилось все легче. После того как пленники назвали свои имена, Абсу перерезал веревки на их ногах.

— Не бежать, — предупредил Рассел. — Ты-она-ходить, смотреть. Не убегать. Ты-есть, смеяться, отдыхать. Рассел-говорить, Ора, Айрег-говорить. Все-говорить.

Вид у Оры был озадаченный, но Айрег улыбнулся:

— Ты-хороший вещь-человек, — начал он осторожно. Рассел-хороший-вещь-человек.

— Айрег-хороший-вещь-человек. Не ранить.

Айрег поднимался из кресла медленно и осторожно, чтобы показать, что он не собирается ни драться, ни убегать. Потом он потянулся, и мускулы заиграли на его крепких руках и ногах.

Абсу сказал торжественно:

— Ты-большой-вещь-мужчина. Крепкий-большой. Трудно-смерть-делать-тебе. Хорошо. Рассел удивленно на него посмотрел.

— А ты не удивляйся, — сказал Абсу, — я тоже могу научиться говорить таким странным образом. Может, в конце концов Айрег и Абсу мес Марур будут хорошо понимать друг друга. Ведь они оба — воины.

Усмехнувшись, Абсу продолжал:

— Я много думал о тебе и твоих волшебниках, Рассел. Ты говорил мне, что вы пришли из мира, который позади звезд. В это мне трудно поверить, я знаю, что мир плоский и ничего нет позади пламени-солнца и фонарей-звезд, ничего такого, что человек мог бы понять, не получив в дар большую мудрость или большое безумие.

Но я знаю, ты не станешь меня обманывать по своей воле. И знаю, что много было совершено чудес, чтобы перенести нас всех сюда. Может, Айрега и его людей тоже забросили сюда с дальней земли. Значит, мы друзья по несчастью…

— Абсу, друг мой, — ответил Рассел, — я давно знал, что ты храбрый человек. Теперь я узнал, что ты к тому же и мудрый.

Ора, освобожденная от пут, встала и расхаживала по вестибюлю, удивленно разглядывая разные вещи. Взяв в руки стеклянную пепельницу, она с детским восторгом принялась рассматривать отраженное пламя свечей. Когда она осторожно поставила ее на место, Анна взяла пепельницу и протянула ей.

— Это-ты-иметь, — сказала она, — Анна-дала-это-Ора-держи. Эта-вещь-пепельница.

— Ора-вещь-держи, — повторила та, улыбаясь. — Держи-смотри-смейся. Пепель-ни-ца.

Айрег смотрел на пепельницу с завистью.

— Айрег-вещь-держи, — сказал он. — Смотри-смейся.

Анна оглядела зал и увидела на журнальном столике пепельницу из полированного металла. Она протянула ее Айрегу, который осмотрел предмет с восторгом, но со звоном уронил его, когда увидел в нем свое отражение.

Подняв пепельницу, Анна снова протянула ее Айрегу.

— Нет-боль, — сказала она ласково, — Айрег-держи-смотри-смейся.

Совершенно неожиданно Рассел почувствовал, что смертельно устал. Да и другие, видимо, тоже. Хотя Айрег и Ора привыкли бодрствовать по ночам, им пришлось нелегко в последние несколько часов. Наверное, голова у них идет кругом от впечатлений, от того, сколько страшных и совершенно непонятных вещей они увидели.

Рассел решил посоветоваться с Анной и Абсу:

— Нужно отдохнуть всем — и нам, и им. Но мне кажется, их нельзя оставлять одних. Они могут удариться в панику и устроить погром в гостинице. Или попробуют сбежать и причинят себе вред. А может, еще что-нибудь. Не хотелось бы их снова связывать. Так что же делать?

— Можно оставить охрану, — сказала Анна. Рассел покачал головой:

— Они только-только начали к нам привыкать. А охрана, особенно вооруженная, может спровоцировать их на какие-то действия.

— Тогда нам всем придется спать здесь, — это ясно, — сказал Абсу. — Не волнуйся, Рассел. Я, правда, немного устал от всего увиденного, но у меня есть привычка спать чутко, ведь я воин. Наши дикие друзья не успеют и шевельнуться — я сразу проснусь.

— Хорошо, — согласился Рассел, — будем надеяться, что сможем объяснить это Оре и Айрегу.

К этому времени Айрег уже не боялся своего отражения в блестящей пепельнице, пожалуй, оно ему даже нравилось, и он сам себе строил рожи, то свирепые, то смешные. При свете свечей его грубые и маловыразительные черты казались мягче, и Рассел подумал, что, если бы не жесткие волосы и одежда из шкур, Айрега можно было бы принять за одного из неряшливых типов, фланирующих по улице Кингс-Роуд в Лондоне. Отличала же его от этих типов наивность, светящаяся в глазах. В душе Рассела поднялась волна симпатии к этому ни в чем не повинному парню, которого судьба или злой умысел швырнули в другую эпоху.

— Айрег, ты-спать, Ора-спать, — сказал Рассел. — Рассел и Анна-спать, Абсу-спать. Отдыхать. Хорошая-вещь-отдыхать.

— Спать? — переспросил Айрег. — Как спать-показывать.

Рассел опустился в одно из глубоких кресел, закрыл глаза и даже слегка захрапел.

— Так спать. Будешь хороший-сильный. Будешь-счастливый.

Ора засмеялась:

— Тепло-темно-хорошо. Делай тепло-темно-хорошо. Ора-Айрег-лежать-тепло-темно.

— Правильно, — сказала Анна. — Смотри: Анна-спать. Рассел-спать. Нет-боль. Тепло-темно-хорошо. — Она тоже опустилась в кресло и закрыла глаза.

Свечи наполовину сгорели, и зал заполнили мягкие, пляшущие тени. Айрег сел в кресло, потом передумал. Он взял Ору за руку и положил ее рядом с собой на ковер. Абсу, сидящий поодаль на ковре по-турецки, тоже позволил себе слегка вздремнуть.

Но, судя по всему, у Айрега были свои понятия о том, как надо отходить ко сну. Полежав какое-то время спокойно, он протянул руку к обнаженной груди женщины, взял сосок левой груди двумя пальцами и слегка сжал. Не открывая глаз, Ора слегка вздрогнула. Воодушевленный этим, Айрег сжал сосок сильнее. Ора не открыла глаза, но потянулась в томной неге, произведя горлом какой-то странный, булькающий звук.

Притворяясь крепко спящими, Рассел, Абсу и Анна понимали, что происходит. Ласки Айрега были примитивными, но таили в себе какую-то странную нежность. Когда тело Оры совсем расслабилось и стало податливым, Айрег с размаху овладел ею и предался наслаждению исступленно и радостно, не обращая никакого внимания на остальных. А те изо всех сил притворялись спящими.

Ора так и не открыла глаз, она извивалась и каталась по ковру, иногда шутливо боролась со своим партнером. Она то стонала, то смеялась. Потом первобытная пара заснула, обнявшись. За все время-короткого, но бурного общения ни один не произнес ни слова.

Наблюдая за ними исподтишка, Рассел думал, что вот так, наверное, все и происходило в садах Эдема. Взглянув на Анну, он встретился с ней глазами. Он хотел ее.

Но они не стали заниматься любовью, они просто смотрели друг на друга. Потому что были не одни.

«Вот в этом и заключается разница между людьми невинными и цивилизованными, — думал Рассел, засыпая. — Ора и Айрег делают что хотят и когда хотят, отключаясь от всего остального. Они не имеют представления о морали, уединении или каких-то условностях.

Они знают, что им нужно. И, может быть, знают, в чем их счастье.

А может быть, — подумал Рассел, — больше ничего и не нужно знать?»

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Ора и Айрег провели в эревонском «Хилтоне» целых шесть дней, после чего их подвели к тому месту, откуда виднелись первобытные хижины, и отпустили с миром. Нужно сказать, что во время своего плена они не делали никаких попыток к бегству. У них не было на это времени: они учились. Рассел провел с ними ускоренный курс языкового общения. Они узнали и многое другое, но без развитых речевых навыков не смогли бы усваивать и накапливать знания. В результате эти шесть дней подняли их на такой уровень, до которого им пришлось бы карабкаться не одну тысячу лет.

Рассела удивляли врожденные способности этих двух первобытных созданий, превзошедшие все его самые смелые ожидания. Ора оказалась более сообразительной, она схватывала значение слова быстрее Айрега, но зато тот был более систематичным; кроме того, однажды что-то узнав, он умел применять свои знания лучше, чем Ора.

К концу третьего дня разговоры перестали быть для всех участников такой пыткой, как раньше. По мере того как расширялся словарь учеников, необходимость нанизывать слова, как бусы, отпадала. «Холод-боль», например, можно было сразу назвать смертью. Сочетание слов «ложись-держи-темно-близкоcмеяться-плакать» можно было передать проще: «давай займемся любовью», а «холод-боль-нет-боль-поесть» перевести как «хочется есть».

Абсу оставался в «Хилтоне» достаточно долго для того, чтобы понять, что делают «волшебники» со своими пленниками, а потом вернулся в крепость Марур, чтобы заняться внутренними делами, как и полагалось феодальному владыке. Он оставил Фарна в «Хилтоне» для наблюдений, второго воина взял с собой. Расселу он сказал, что вернется через несколько дней, чтобы посмотреть, какие успехи делают пленные, и обсудить планы намеченного «прорыва» сквозь стену тумана.

Между тем Рассел, Анна, Джон Говард и другие вовсю «гнали» программу обучения Оры и Айрега. Фарн присутствовал на уроках, слушал все, и глаза его светились умом. Его обучали тоже, и он узнавал о «волшебниках» больше, чем они подозревали.

Однажды после обеда Рассел сидел на ступеньках отеля, — это было его любимое место для размышлений; рядом с ним разместились Айрег и Фарн. Ора была где-то внутри «Хилтона», там Андреа и Дженис посвящали ее в тайны современных женских нарядов и косметики. Для английских студенток это была забава, а для Оры — цепь невероятных чудес.

Какое-то время трое мужчин молчали; они только что сытно поели (Айрег, судя по всему, мог проглотить что угодно), и каждого занимали его собственные мысли. Фарн неторопливо вырезал ножом маленький символ плодородия, который он собирался подарить лорду клана «волшебников» в знак уважения. Айрег упражнялся в счете, раскладывая десяток маленьких камешков. А Рассел умчался мыслями в дальние дали, вспоминая о том, каким бывает час «пик» туманным ноябрьским вечером в Лондоне.

Неожиданно Айрег произнес:

— Рассел-друг дает слова Айрегу. Айрег не дает ничего. Айрег-слезы-боль. Темно-низко.

К этому времени Рассел уже настолько научился понимать язык Айрега, что даже улавливал разные тонкости. Он перевел фразу так: «Ты меня учишь, а я тебя нет. Я не понимаю, зачем ты это делаешь, и не могу ничего предложить взамен». Подумав какое-то время, он ответил:

— Айрег дал большую вещь другу-Расселу. Он дал руку, где был камень. Сказав это, он протянул руку Айрегу.

Удивленно и настороженно Айрег протянул свою руку, которой он раньше в основном охотился и дрался. Рассел торжественно взял ее в свою и пожал. Ладонь была такой мозолистой, словно ее сплошь покрывала роговица, и казалась, скорее, звериной лапой. Когда пальцы Айрега сжались, Рассел сморщился от боли. Айрег понял это и разжал руку.

— Пожатие руки, — сказал Рассел, — значит, что Айрег не обидит Рассела, а Рассел не обидит Айрега. Никогда, никогда. Потому что Айрег друг, Рассел — друг, Ора, все люди Айрега — друзья. Анна, все люди Рассела — друзья. Никогда, никогда не ранят. Большую вещь дал Айрег… — И чтобы придать вес сказанному, Рассел добавил: — Рассел смеется, очень счастлив, очень хорошо.

— Большая вещь, — повторил, как эхо, Айрег, начиная понимать. Ему было неясно, почему эти люди, которые умеют воевать с помощью страшного грохота, сетей, веревок и блестящих штук, более острых, чем камни, — почему они не хотят завоевать его народ? Но пути богов неисповедимы. Если эти существа, так странно пахнущие, радуются миру — пусть будет мир. — Никогда, никогда не ранить, — сказал он. — Большое дело. Люди Айрега, люди Рассела — никогда не ранить. — Он воспрял духом: — Это дал Айрег?

— Это дал Айрег, — подтвердил Рассел, — хорошая, большая вещь. Больше, чем слова, что Рассел дал Айрегу.

Айрег встал во весь рост и ударил себя в грудь.

— Большая вещь дал Айрег! — прокричал он так, словно говорил со всей саванной. — Никогда, никогда не ранить.

— Лорд Рассел, — спросил Фарн, оторвавшись от куска дерева, приличествует ли лорду клана заключать союз с дикарем?

— Приличествует, — спокойно отозвался Рассел. Потом добавил без видимой связи: — Я человек или животное?

Следопыт улыбнулся:

— Ты повелитель клана волшебников.

— Человек или животное? — настаивал тот. Фарн зем Марур растерялся:

— Лорд, ты или человек, или больше человека.

— А ты, Фарн, и твой лорд Абсу — люди или звери?

К Фарну вернулась его уверенность.

— За себя могу ответить — человек. Но мой повелитель Абсу превзойдет любого человека, если дело дойдет до битвы!

— Теперь об Айреге. Он человек или животное? Фарн бросил одобрительный взгляд на Айрега:

— Лорд, я не знаю, то ли он человек со звериным сердцем, то ли зверь с человеческим. Но лучше пусть он будет со мной, а не против меня. Он очень сильный и по-своему даже смелый.

— Насколько я понял, следопыт, — продолжал Рассел, — мы все — я, ты и он — относимся к людям. А по другую сторону тумана могут жить иные существа — не люди и не животные. И может наступить момент, когда им надоест с нами возиться или мы потребуем от них ответа.

— Лорд, — сказал Фарн, — в таком случае мы все — из близких кланов.

— Пойди еще дальше, Фарн зем Марур, — сказал Рассел, — и ты увидишь, что мы из одного клана. Айрег улыбнулся.

— Хорошая, большая вещь, — заметил он глубокомысленно.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

До вечера было еще далеко, но в воздухе чувствовалась прохлада, хотя солнце стояло высоко в небе, по которому плыли кудрявые облака. «А может, это не в воздухе, а у меня в душе, — думал Рассел, — и не прохлада, а нервная дрожь».

Он взглянул на Анну, сидящую в лодке рядом с ним: она спокойно гребла. «Как она красива, — подумал Рассел, — я просто раньше не придавал этому значения. Но что делать, мы многого не сознаем, пока перед нами не замаячит смерть».

Анна небрежно зачесала волосы назад и связала их каким-то шнурком; одета она была легко: мужская рубашка и потрепанные брюки. Теплые вещи они аккуратно сложили в маленькой кабине, тоже утепленной; кроме того, при желании ее можно было снять с лодки. Тур Норстед столько возился с ней перед смертью…

На крыше кабины были аккуратно сложены три пары деревянных колес и два длинных дышла с веревочной упряжью. Все это, сделанное Джоном Говардом, легко превращало лодку в небольшую телегу, на случай, если придется ехать по суше. «Вот именно, если нам когда-нибудь доведется проехать по суше», мрачно подумал Рассел.

Теперь, когда экспедиция действительно началась, оптимизм его пошел на убыль, и он был почти уверен, что она кончится катастрофой.

Кабина помещалась посреди судна (если это название было не слишком громким для скромной лодки). Она заслоняла от Рассела и Анны скамью на носу, где сидел Фарн.

Фарн освоил способ индейской гребли и неутомимо работал одним веслом, подгребая то справа, то слева. К счастью, лодка шла вниз по течению и требовала совсем небольших усилий, хотя и была порядком нагружена. Весла были нужны в основном для того, чтобы не сесть на мель. Местами эта лениво струящаяся водяная лента была не более семи-восьми метров в ширину, но кое-где она разливалась просторной заводью, где течение почти не ощущалось. Иногда лодка слегка задевала дно.

Рассел был рад, что Абсу позволил Фарну присоединиться к этой экспедиции. Абсу не вызвался участвовать в ней сам, потому что чувствовал ответственность за клан, по этой же причине не одобрил и желания Рассела возглавить поход. Однако свое неодобрение он держал при себе, считая, что обычаи волшебников не похожи на обычаи нормальных людей.

Сначала Рассел хотел взять с собой Мохана дас Гупту, но Анна его отговорила. «Если экспедиция кончится гибелью участников, — утверждала она, — в команде землян возникнет серьезная проблема: двое мужчин — Гуннар Рудефорс и Тур Норстед — уже погибли, и, хотя Марины Джессоп тоже нет в живых, потеря еще двух мужчин повлечет большие сложности и даже может привести к гибели всей группы».

Рассел безоговорочно решил отправиться в экспедицию; он был уверен, что в случае его гибели Джон Говард, нынешний заместитель, справится с делами не хуже, чем он сам. Анна настаивала на том, что он обязан взять ее в помощники. Конечно, во многом Анна была не хуже любого мужчины, но Рассел согласился из чистого эгоизма — он просто хотел быть рядом с ней. А теперь, продолжая радоваться, что Анна с ним, он в то же время горько сожалел об этом. Он предпочел бы, чтобы сейчас она была в «Хилтоне», в сравнительной безопасности.

Абсу обещал поддерживать регулярную связь с Джоном, как бы долго ни отсутствовал Рассел. Договорились и о том, что в случае несчастья клан Марур переберется в «Хилтон» или земляне — в крепость, в зависимости от обстоятельств.

Рассел не имел ни малейшего представления о том, что именно может вызвать необходимость такого объединения, но было приятно погрузиться в обдумывание всяких непредвиденных случаев.

Взглянув на Анну, он увидел ее ласковую улыбку и подавил свой страх, улыбнувшись в ответ, чтобы не заразить ее своим унынием. Сейчас нужен какой-то легкомысленный треп…

Анна перестала грести и поцеловала его в ухо. Потом прошептала:

— Я рада, что мы вместе, Рассел, но все же очень боюсь. А ты? Рассел ответил:

— Неужели ты думаешь, что англичанин старого закала признается эмансипированной русской даме, что ему страшно?

— Почему бы и нет? Если это так.

— Дорогая, — сказал он почти весело, — ты должна разрешить мне некоторое притворство. Тем более что джентльмен никогда не станет психовать при женщине.

Анна засмеялась:

— Ну вот, мне уже лучше! А ведь ты сказал всего несколько слов!

— Действительно, странно, — согласился он. — Ты помнишь, как мы проплывали под мостом, где живут эти придурки? Все они суетились и орали, и в какой-то момент мне показалось, что Айрегу и Оре не удалось их убедить в нашей дружбе.

— Это было ужасно. Прошло всего три-четыре часа с тех пор, а кажется целая вечность.

— Меньше четырех часов, — сказал Рассел. — Я уже начал думать, что мы кончим свою жизнь в котле, где они нас сварят. Особенно было страшно, когда Айрег оттолкнул от берега свою лодчонку. Помнишь: он плыл к нам, вовсю размахивая своим лучшим охотничьим топором.

— А он нам просто его подарил, — улыбнулась Анна.

— Да. А помнишь, что он сказал? «Айрег дал Расселу-другу большой хороший вещь. Камень-маленький, но несет большой хороший вещь. Держись твердо, друг, плыви быстро. Вернись быстро. Тогда Айрег-друг, Рассел-друг будут смеяться-есть».

— Это была длинная речь для него, — сказала Анна и снова взялась за весла. — Может, самая длинная за всю его жизнь.

Рассел поднял топор со дна лодки и посмотрел на него с умилением:

— Не знаю почему, но я вдруг возгордился. Думаю, это чего-то стоит подружиться с таким человеком, как Айрег.

Теперь лодка плыла по широкому простору реки, низкие берега которой здесь были песчаными.

За береговой кромкой по обе стороны простиралась без конца и края зеленая равнина. Это уже был не тот ландшафт, к которому они привыкли; высокая трава саванны и перелески остались позади. Короткая шелковистая трава, покрывающая долину, была такой ровной, словно ее регулярно стригли.

Вдали от берега Рассел различил стадо каких-то пасущихся животных. Достав бинокль, он рассмотрел их и решил, что они похожи на домашних бычков, если бы не одна деталь, а именно: посреди головы у каждого торчал лишь один рог.

Ну что ж, размышлял Рассел, в нашем «зоопарке» дикие животные почему-то сосредоточились в лесу, поближе к «речникам». Может, их «импортировали» специально для Айрега и его людей? Они ведь прирожденные охотники. Возможно, этих единорогов тоже доставили сюда для кого-то…

— Лорд Рассел, — раздался голос Фарна с другого конца лодки, — я думаю, мы находимся в восьми-девяти вараках от стены тумана. Может, нам стоит причалить, поесть и отдохнуть, прежде чем мы рискнем войти в этот холод?

— Хорошая мысль, следопыт. Давай втащим лодку на берег и подготовимся: нужно достать теплые вещи из кабины, чтобы сразу их надеть.

Рассел стал вспоминать сравнительные показания температуры, собранные Джоном Говардом несколько дней назад, далеко на севере. Судя по его данным, барьер из тумана не мог быть более 50 метров. Но Джон предупредил, что его расчеты весьма приблизительны.

А ценой его ошибки могут быть три хладных трупа, причем очень скоро.

Пока Фарн разворачивал лодку к берегу, Рассел разглядывал в бинокль безлесую долину. Вдали, на предполагаемом юге, вставала изогнутая белая стена, она кое-где словно бы сливалась с нависшими облаками. Вычислить ее высоту было трудно, но Рассел решил, что она составляет примерно двести-четыреста метров, эта белая завеса, отделяющая их резервацию от остального мира.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Русло реки оставалось широким, над ней, примерно в полукилометре от путешественников, нависал барьер из тумана — неподвижный и плотный, похожий на невероятных размеров ледяную преграду.

Глядя на нее, Рассел почувствовал, что ручейки пота стекают по спине. Внутри — холод, а тело покрыто испариной. На нем было две рубашки, три свитера, две пары брюк, три пары носков. Он держал наготове длинный вязаный шарф, которым собирался обмотать голову.

Анна и Фарн были закутаны не хуже. Посмотрев на них, он засмеялся.

— Лорд Рассел, — отозвался Фарн, — если вспомнить, что нас ждет, то ты напрасно смеешься. Холод такой, с каким я не встречался. И если мы пройдем этот туман живыми, повторения я не захочу.

— Прости меня, Фарн, — сказал Рассел покаянно. — Ты вынул вещи из кабины?

— Лорд, я сложил все на носу лодки, как ты приказал.

Оружие лежало в одном месте: здесь было копье следопыта, кинжал и еще одно короткое копье, ножи, два арбалета с наборами стрел, две гранаты — по одной Анне и Расселу. Рядом с оружием были сложены консервные банки и бутылки с водой, взятой из «Хилтона»: Анна и Рассел не хотели пить речную. Здесь же были бинокли, магнитный железняк Фарна, два мотка проволоки, коробка с бинтами и фотоаппарат «Кодак».

«Странный набор вещей, — подумал Рассел, — нужно быть полубезумцем, полусмертником, чтобы отправиться в такую экспедицию втроем и с жалким снаряжением. Даже если мы благополучно пройдем сквозь стену — что весьма проблематично, — возможно, на той стороне нас ждет что-нибудь похуже.»

— Обними меня, Рассел, — сказала Анна, похожая в этот миг на толстую тряпичную куклу. — Обними меня крепко-крепко.

Грэхем снова взглянул на туман, висящий не более чем в ста метрах от них. Казалось, холод уже веет в лицо.

— Обниму, когда мы влезем в кабину, — ответил он, — обниму так крепко, как ты пожелаешь. — Он обратился к Фарну: — Следопыт, слушай мой приказ. По моей команде мы все заберемся в кабину. Уляжемся рядом, вплотную, закутав головы. Будем согревать друг друга. Надеюсь, мы не потеряем сознание, проходя сквозь туман, но если вдруг лодка сядет на мель — сначала мы попытаемся сдвинуть ее с места, раскачивая изнутри. А не выйдет — ты, следопыт, выползешь из кабины и постараешься сдвинуть ее веслом. Я буду помогать тебе. Но не открывай глаз! Если мы вдвоем не справимся, леди Анна присоединится к нам. Уж если и втроем мы не сможем ничего сделать — считай, что это конец.

— Лорд, ты сказал свое слово. Я его одобряю, — отозвался Фарн.

Огромная белая стена была теперь всего в двадцати метрах. В ярких лучах солнца она завораживала своим блеском.

Бросив взгляд на реку, Рассел убедился, что лодка идет прямо по центру течения. Остальное было в руках Божьих.

— Ну что же, давайте залезать в кабину, — сказал он, — леди Анна ляжет между нами. Ты, Фарн, прижмись к ней покрепче, в данной обстановке она не обидится. — Он быстро поцеловал Анну в губы. — Иди первой, милая. Устраивайся поудобнее. Ради Бога, обмотай голову поплотнее этой ночной рубашкой или что там у тебя. И не возражай, если мы тебя очень стиснем.

— Но я тебя люблю, — отвечала Анна.

— Надеюсь. И вообще, нам сейчас стоит быть поближе.

— Лорд Рассел, — сказал Фарн, — эту историю мы еще расскажем детям наших детей. Что бы ни случилось, я горжусь тем, что был с вами.

— Влезай, приятель. Мы еще напьемся так, что встретимся под столом. Рассел говорил весело, хотя туман сгущался вокруг него и на губах появился иней.

Лодка вошла в белую плотную завесу тумана. Рассел забрался в кабину вслед за Фарном и крепко обнял бесформенный узел, в который сейчас превратилась Анна.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Холод пронизывал до костей, терзал так, словно огромное слепое чудовище впивалось в них мириадами зубов-иголок; холод обжигал и дышал смертью.

Головы путешественников были закутаны, глаза закрыты, тела одеревенели от мороза. На лицах был иней, слезы застывали, не успев вылиться из глаз, запаивая веки и ресницы, как сварка на металле. Вот уже стала замерзать влага в носоглотке, не давая людям вдыхать воздух, который стал острым и резал легкие, словно нож.

«Все равно это добром не кончится, — думал Рассел, — даже если нас не убьет холод, мы задохнемся оттого, что носы и рты заледенеют». Он попытался крепче обнять Анну, но мускулы уже не слушались. Их головы были рядом, и ему показалось, что она стонет. Он хотел взглянуть на ее лицо, но не смог и даже обрадовался этому.

Где-то рядом раздался глухой скрежет: видимо, в самой сердцевине тумана поверхность реки напоминает каток, под которым течет более теплая вода. Если это так — их утлая лодчонка вмерзнет в лед навечно. Ему бы следовало это учесть еще до экспедиции. Многое нужно было учесть!

Рассела одолевала дремота, мысли путались, боль, причиняемая холодом, уже не так досаждала, потому что ощущения притупились. Ему казалось, что леденеют даже образы, возникающие в мозгу.

Сквозь дремоту мелькнула мысль: хорошо бы поговорить с Анной, такой близкой в этой тьме и такой далекой, заключенной в капсулу собственных страданий. Так хочется с ней поговорить…

«Прости меня, любовь моя, — думал он в отчаянии. — Прости за то, что я тебя втянул в эту затею…»

А потом не осталось никаких мыслей, только ледяное, бесконечное забытье…

…Внезапно разверзлись небеса, и произошло чудо — вокруг был теплый мир, поражающий безумством красок, запахов и звуков. У Рассела внутри словно взорвалась бомба — сознание вернулось, ощущения нахлынули разом, оглушив его.

Он открыл глаза, вскрикнув от боли. Над ним было лицо Анны, а еще выше — голубое полотнище неба. Рассел попробовал пошевелить пальцами — они двигались. Попробовал поднять руку — она поднялась, но показалось странно, невероятно жесткой. Потом он сел на скамью и засмеялся.

— Мы живы, — удивленно сказал он.

— Да, Рассел, мы живы. Отдохни, а я посмотрю, чем можно помочь Фарну. Боюсь, он перенес все это хуже нас.

Но вот уже и Фарн зем Марур сидит, несомненно испытывая те же фантастические чувства, что и Рассел.

Грэхем осмотрелся. Видимо, это Анна вытащила из кабины его и Фарна. Господи, как у нее достало на это сил?

Лодка была у берега — либо ее туда направили, либо она сама придрейфовала. Теперь стена тумана стояла позади, примерно в двухстах метрах вверх по течению. Она вытянулась по обе стороны реки, составляя единую гигантскую дугу.

Захлебываясь от возбуждения, вознося хвалы мантии, белой и черной королевам, произнося заклинания, которых Рассел раньше не слышал, Фарн медленно возвращался к жизни.

Грэхем все еще не мог понять, как удалось Анне прийти в себя быстрее, чем мужчинам.

— Если все русские женщины — такие же, как ты, — сказал он, — Россия, несомненно, будет править миром. Как ты так быстро очнулась, Анна? В чем заключается тайна?

— В рыцарстве, любовь моя. Ты и Фарн спасли меня своим благородством, защищая слабый пол. Вы стиснули меня с двух сторон, и оба оказались теплыми, как одеяла… — Она лукаво улыбнулась. — И потом, на мне гораздо больше жира, чем на каждом из вас. Хотя, может, ты и не заметил.

— Хвала матери России за милость, оказанную нам, — словно молитву, проговорил Рассел.

— Лорд Рассел, — вмешался Фарн, — мы уже были мертвыми, а теперь живы. Воистину, есть чему удивляться.

— Аминь, — сказал Рассел, — а теперь хорошо бы узнать, куда мы попали, выбравшись из нашей тюрьмы. По эту сторону стены должно быть что-то, чего нет там. Иначе — зачем эта стена?

Сказав это, он еще раз беглым взглядом оглядел окрестности. Такая же равнина, что и позади белой стены.

И тут Рассел увидел колонну.

Она стояла вдали, на расстоянии около десяти километров, и стала заметной потому, что лучи заходящего солнца, сверкая на ее поверхности, превратили ее в тонкий пылающий огненный столб.

Без сомнения, колонна была очень высока. На вершине красовалось нечто, похожее на огромный прозрачно-зеленый шар.

Остолбенев, Рассел смотрел на все это несколько мгновений, потом протер глаза и приставил к ним бинокль.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Время близилось к вечеру, и при угасающем свете дня путники вытащили лодку на берег, сняв с нее снаряжение, колеса и упряжь — чтобы все это было готово к утру, когда они тронутся в путь.

Темнота сгущалась, и Рассел предложил отдыхать по очереди: двое будут спать в лодке, третий — дежурить.

Прежде чем разбить бивуак, Рассел осмотрел местность — и загадочную колонну — в бинокль.

На глаз высота этой колонны или башни была равна примерно семистам-восьмистам метрам. Но Рассел отверг эту мысль: ведь тогда зеленый шар должен бы иметь диаметр минимум в 150 метров, а представить себе столь грандиозное сооружение он не отважился.

Вероятно, колонна была сделана из какого-то сплава, она казалась круглой, как карандаш, и гладкой. Однако на таком расстоянии бинокль мог и не уловить каких-то украшений или выступов. У основания башни, казалось, разместились какие-то строения, но это с успехом могли быть и скалы, в сумерках трудно было сказать наверняка.

Самой загадочной деталью в этом ансамбле был «мыльный пузырь» на вершине — идеальной формы шар, внутри которого через прозрачные стенки Рассел видел (или ему так казалось) неясные туманные очертания каких-то предметов. Сквозь шар свободно проходили лучи заходящего солнца. А главное — он казался удивительно легким и нематериальным, словно его вот-вот унесет порыв ветра или он лопнет, как настоящий мыльный пузырь.

Наступил вечер, стало холоднее, и путешественники снова надели на себя теплую одежду. К тому же хотелось есть: они не подкреплялись уже несколько часов. Кроме консервных банок, у них было с собой несколько связок дров для костра, и Рассел решил использовать две-три связки. Все-таки пламя поднимало настроение, не говоря уж об ужине.

Еда была простая: суп из консервированной фасоли, который они проглотили молча. Однако после ужина Рассел решил обсудить предстоящую разведку. Было ясно, что для возвращения им придется пройти по суше вдоль туманной стены, потом пробраться сквозь нее там, где река входит в резервацию на севере. Это само по себе будет делом нелегким, потому что, по расчетам Фарна, расстояние между входом реки в «тюрьму» и выходом из нее равно примерно пятидесяти варакам, то есть тридцати пяти километрам. Если учесть и изгиб стены, то «телегу» придется тащить за собой километров сорок пять по незнакомой местности, прежде чем они снова увидят реку.

— Если мы будем повсюду таскать за собой нашу посудину, — сказал Рассел, — мы вряд ли сможем что-то разведать по-настоящему. У нас быстро кончатся и силы, и продукты. Наверное, лучше оставить ее здесь, а потом вернуться и перенести ее, следуя все время вдоль стены. Как ты думаешь, Фарн?

— Лорд, великая башня, которую мы только что видели, — истинно прекрасна. Ради этого похода мы уже рисковали, так что можем и еще раз рискнуть. Мы пришли сюда учиться, так давайте это делать, хотя мы можем дорого заплатить за учебу.

— Отлично сказано. А что думаешь ты, Анна? Если мы оставим лодку здесь, ее могут уничтожить. Если возьмем с собой — будем продвигаться очень медленно.

— Я согласна с тобой и Фарном. Раз уж мы забрались так далеко, давайте выясним все, что сможем. Мне кажется, что эта башня — часть города, и мы наконец-то увидим его жителей, взявших нас в плен, — она усмехнулась, хотя, может, им это не доставит удовольствия. Но еще хуже — жить в тюрьме и не знать, у кого ключи от этой тюрьмы.

— Ну что ж, значит, решено. Утром постараемся найти какое-нибудь укрытие и оставим там лодку.

Костерок, разведенный из нескольких поленьев, начал угасать. В чистом небе над головами путников зажглись мириады звезд, и эти чужие созвездия, к которым они уже стали привыкать, предвещали холодную ночь.

— Фарн, — сказал Рассел, — пора спать. Леди Анна будет дежурить первой, я ее сменю, потом ты сменишь меня и будешь дежурить до рассвета.

Ночь прошла спокойно. Троим друзьям даже показалось, что они одни во всей Вселенной.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Как только рассвело, путешественники позавтракали и стали искать укрытие для лодки. У берега, в нескольких сотнях метров от стоянки, они нашли небольшой овражек, достаточно глубокий, чтобы спрятать «судно» от посторонних глаз. Надев на себя упряжь, Фарн потащил лодку к этому месту, потом они с Расселом спустили ее на дно оврага. Уже шагах в десяти лодку не было видно.

Они тщательно отобрали продукты и снаряжение — прежде всего одежду; кроме узелка с едой, Фарн взял свой меч и кинжал; Анна — арбалет и несколько бутылок с водой. Рассел взял арбалет, две гранаты, моток веревки, бинокль и засунул в карманы пару банок консервов.

Было прекрасное утро, солнце не только светило с голубого неба, но и согревало.

Маленький отряд двинулся прямо на башню, которая в ярких лучах казалась еще более необычной, чем накануне. Как ни странно, она выглядела живой.

Меньше чем через полчаса марша по зеленому ковру долины Рассел заметил нечто необычное. Останавливаясь каждые несколько минут и осматривая местность в бинокль, он заметил какие-то возникающие время от времени вспышки. Такие «зайчики» бывают от солнца, попавшего на блестящий предмет. Они вспыхивали в двух-трех километрах от людей.

Рассел дал бинокль Анне, та передала его Фарну. Сполохи двигались в сторону реки и стены тумана. Все трое улеглись в траву, чтобы наблюдать за этим явлением, оставаясь невидимыми.

Вероятнее всего, передвижение отряда было уже замечено, потому что вспышки света стали ближе и двигались прямо на них. Люди приготовились к встрече: Фарн сжал рукоять кинжала, Анна вставила стрелу в арбалет, а Рассел взял в руки гранату и газовую зажигалку.

Вскоре природа этих вспышек стала ясна: прямо на них двигалась группа пауков-роботов, и солнце сияло на металлических шарах, заменяющих им голову.

Впервые за все время Рассел и Анна видели пауков при дневном свете и в действии. Фарн вообще видел их впервые, но не струсил (что отметил с облегчением Рассел). Он не испугался и тогда, когда пауки оказались уже шагах в пятидесяти.

— Мы могли бы и встать, — заметил Рассел, — все равно они знают, что мы здесь. Вот и выясним, есть ли у них какой-то приказ на наш счет.

— Лорд, — мрачно сказал Фарн, — кажется, меч — не самое надежное оружие для борьбы с такими чудищами.

Рассел взглянул на гранату.

— Вот это может помочь, следопыт. Многим из них потом понадобятся запчасти…

Пауков-роботов было пять или шесть, и каждый во всех членистых «лапах» держал по коробке. Видимо, это были припасы для эревонского супермаркета. Подойдя к людям шагов на двадцать, пауки остановились и вдруг резко сменили направление, как будто получили новый приказ. Рассел наблюдал, как они деловито зашагали к стене тумана, которая теперь была километрах в двух и сияла на солнце, словно монолитная льдина. Рассел поднял с травы свой арбалет и моток веревки и сделал знак попутчикам следовать за ним.

— Опасность, — глубокомысленно сказал он, — труднее предвидеть, если ничего не происходит. Похоже на то, что нас не накажут за побег из «резервации». Лучше уж двинемся к этой башне и посмотрим, что это такое.

Они молча пошли дальше, каждый был занят своими мыслями и тревогами. Время от времени Анна догоняла Рассела и брала его за руку, словно желая убедиться, что он в самом деле рядом.

Когда, по мнению Рассела, путники прошли половину пути, они увидели «эльфов».

Фарн заметил их первым и принял за «дьяволов». Онемев от страха, он смог лишь указать на них дрожащей рукой.

Примерно с десяток «эльфов» пронеслись над ними на высоте около сотни метров, направляясь к зеленому шару. Их полет сопровождался необычным звуком — это был низкий, ровный гул, напомнивший Расселу жужжание музыкального волчка, который он запускал давным-давно в детстве.

«Эльфы» скрылись моментально, как если бы кто-то невидимый щелкнул выключателем и погасил экран.

Рассел мигал, тер глаза и чувствовал, что у него дрожат колени. Он горько сожалел о том, что среди дорожных запасов нет бренди.

— Ты их видела? — Повернувшись к Анне, он прочел ответ на ее лице.

— Видела. — Голос ее дрожал. — Рассел, я хочу вернуться… — Голос становился все выше и резче. — Пожалуйста, отведи меня назад, к друзьям! Пожалуйста, отведи! Если мы пойдем дальше, мы сойдем с ума…

Он ударил ее по щеке. Приступ истерики прекратился.

— Спасибо, — сказала она просто. А успокоившись, добавила: — Ты мне напомнил, что даже русская женщина — только женщина.

Рассел обернулся к Фарну:

— Ну вот, следопыт, мы это видели. Желаешь ли ты идти дальше? Может, мы увидим кое-что и пострашнее.

— Я считаю, что мой долг — идти вслед за лордом Грэхемом, чтобы не обесчестить себя в глазах повелителя моего клана и в своих собственных.

— Тогда — пошли.

— Лорд, это были дьяволы?

— Нет, Фарн, не дьяволы.

— Но и не эльфы, — сказала Анна, — они мне напомнили что-то другое… Знаю — больших стрекоз. Может, это просто насекомые?

— Насекомые, способные внезапно исчезать? — сухо спросил Рассел. Теперь я понимаю, почему Под Редмэн принял их за «эльфов», — эти сверкающие крылья, золотистые волосы…

Анна нервно засмеялась:

— Это не «эльфы», у них нет волшебных палочек. Но зато есть четыре ноги — или руки, или лапы.

Вскоре, когда солнце уже стояло высоко в небе, путники подошли к строениям, стоящим примерно в километре от гигантской башни. Постройки были низкие, без окон, напоминали по форме ледяные эскимосские иглу. Сделаны они были из пластика, похожего на тот, из которого были изготовлены гробы землян.

Если это был город, то странный. Он выглядел вымершим, хотя кто-то же содержал его в чистоте и порядке. Казалось, город возник совсем недавно. И еще казалось, что здесь вот-вот должно что-то случиться, то ли прекрасное, то ли ужасное, то ли фантастическое. На этот счет у Рассела не было сомнений, так как путешественники чувствовали, что за ними кто-то наблюдает.

Башня была еще выше и загадочнее, чем казалась на расстоянии. Она занимала самый центр «мертвого» города и уходила в поднебесье почти на целый километр. Огромный сверкающий зеленый шар на ее вершине казался чудовищным цветком на жестком металлическом стебле.

Неотрывно глядя на это сооружение, Рассел почувствовал, что сегодня он, Анна и Фарн станут главными героями — или жертвами — приближающейся трагедии.

К ближайшей постройке земляне подходили осторожно, потому что услышали какое-то негромкое пульсирование — такие звуки могла издавать мощная машина. Вибрацию они почувствовали сначала подошвами ног, а подойдя поближе, поняли, что сам воздух вокруг строения словно бы насыщен энергией. Даже если бы они и захотели войти внутрь (а они не очень-то рвались), то не смогли бы этого сделать. Узкие тоннели, ведущие в эту постройку, — высотой всего лишь в метр и шириной тоже в метр — были перекрыты. Металлические двери не имели ни видимых замков, ни задвижек.

Здания второго ряда, похожие на первые по форме и размерам, были открыты, их даже можно было осмотреть. Оставив попутчиков снаружи, Рассел вошел в одно из строений и понял, что это своего рода склад — вдоль стен тянулись низкие длинные полки, на которых аккуратно были сложены металлические, пластиковые и керамические предметы совершенно непонятного назначения.

В следующем здании Рассел обнаружил то ли цех, то ли лабораторию, где трудились пауки-роботы. Рассел чувствовал, что они знают о его присутствии, но продолжают спокойно заниматься своим делом, не обращая на него внимания. Пробыв в «цехе» какое-то время, Рассел так и не смог разгадать, что же делают пауки.

Начав нервничать, Анна позвала его, и, когда Рассел вышел на свет Божий, он стал рассказывать ей и Фарну об увиденном и только тогда понял, что не заметил никаких источников света, а между тем там было светло, словно стены построек были стеклянные.

Время шло, солнце миновало зенит, и Рассел стал торопиться. Он хотел приблизиться к башне, увенчанной зеленым шаром. Шар был настолько огромным, что внушал трепет; с другой стороны, с виду он был так невесом, что казалось, легкое дуновение ветра может его унести. Приближаясь к башне, путники увидели еще одну группу построек совершенно другого типа. Их было всего пять, построенных из камня или бетона, конусовидной формы. Высота их была метров тридцать, и каждое сооружение имело низкий и узкий вход. Рассел прополз внутрь и попал в полутемное помещение.

Когда глаза его привыкли к темноте, он увидел, что внутри ничего нет, кроме пластиковых шестов, закрепленных в стенах, под некоторым углом к ним. Если бы эти шесты (диаметром в 10–12 сантиметров) продлить немного, они встретились бы в центре строения, как спицы огромного колеса, обод которого вмонтирован в стены. Каждая «спица» была лишь четырех-пяти метров в длину, но их было так много, что и считать не стоило.

Рассел вышел к Анне и Фарну.

Троица подошла к основанию огромной колонны. Только здесь они почувствовали ее колоссальные масштабы: она вонзалась в небо, уходя так высоко, что у них закружилась голова, когда они взглянули на зеленый сюрреалистический шар, бросающий фантастический свет на окружающую местность.

Рассел чувствовал странную опустошенность. Не было больше страха, но не было и воодушевления. Он не мог бы сказать, что же, в сущности, ожидал, здесь увидеть, но только не такую вот пустоту и безразличие. Рассел начинал уже подумывать, что им придется вернуться за лодкой, так и не приблизившись к разгадке тайны их «тюремщиков».

И башня, и шар были огромны, молчаливы и непостижимы. Может быть, это не что иное, как чудовищный погребальный монумент? И что же — побывать на краю гибели только для того, чтобы обнаружить памятник какой-то неизвестной расе?

Но для кого же тогда эти машины, склады, пауки-роботы? Рассел обессилел, голова у него болела. Взглянув на лица своих друзей, он заметил те же следы усталости и разочарования.

— Мы ничего не добились, — горько сказал он, — и не узнали ничего нового. Надо поесть и вернуться к лодке еще до захода солнца, к тому времени нам понадобится хороший отдых.

И в этот миг они услышали звуки, напоминающие далекие раскаты грома.

Гром приблизился и, расколов небосвод, стал словом.

— Приветствуем вас! — произнес Голос. — Рувиры шлют привет своим детям!

Внезапно все вокруг засияло и пришло в движение. Воздух наполнился трепетом пестрых, переливчатых крыльев.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Рувиры не были ни эльфами, ни дьяволами. Это были люди. Они умели плотно закреплять свои гибкие, как у ящериц, тела (вот, оказывается, для чего «спицы» в их домах) с помощью присосок, расположенных на хвосте. Внешне они напоминали земноводных, но на теле каждого было по две пары коротких рук, две пары блестящих прозрачных крыльев, а голову обрамляли сверкающие золотые локоны. Своими печальными лицами янтарного цвета они напоминали морских коньков.

И все же это были люди.

Рассел не испытывал никакого страха, скорее, трепет.

Рувиры стремительно приземлились и расположились вокруг фундамента башни, застыв в неподвижных позах и опираясь на хвосты. Время от времени кто-то взмахивал крыльями, но все они рассматривали троих землян с выражением полного спокойствия.

Фарн смотрел на них, сжимая меч, лицо его было серым от страха, Анна не очень уверенно держала в руках арбалет, Рассел взглянул на гранату, которую держал наготове, и, усмехнувшись, положил ее на землю.

Снова зазвучал Голос, который, казалось, заполнил собой весь мир. Рассел видел, что лица рувиров застыли, как маски, их рыбьи губы не двигались. А Голос, говорящий на превосходном английском — возможно, и на русском, и на Грен Ли, — был живым, его звуки сотрясали землю.

— Рувиры приветствуют вас, своих детей, и спрашивают: зачем вы пожаловали?

Рассел облизнул пересохшие губы. Эти бесстрастные лица и Голос, идущий неизвестно откуда, лишали его сил. Когда Рассел заговорил, ему показалось, что он шепчет.

— Мы пришли потому, что хотим многое узнать и понять, — ответил он.

В ответ прозвучали раскаты хохота:

— Дети, дети. Вам в самом деле нужно все понять?

— Да, нужно. Мы хотим знать, зачем нас забрали из наших собственных миров. Зачем нас окружили стеной тумана? Что нас ждет в этом чужом мире?

Снова раздался смех:

— Дети! Неужели крыса, сидящая в клетке, должна знать цели и задачи биолога? А дождевой червь — экологию природы? Неужели амеба поймет механизм родов?

Злые слезы закипели в глазах Рассела и покатились по щекам. Он не ответил. Его обступили видения: вот Абсу мес Марур дает клятву, Тур Норстед строит лодку, потом он увидел, как Айрег дарит ему топор. И все эти люди крысы в клетке?

— Мы не черви и не амебы! — закричал он. — И не дети! Наши знания меньше ваших, но у нас есть гордость и достоинство. Мы ценим дружбу и мужество. Вы можете нас убить, но не унизить.

— Лорд, — пробормотал Фарн, — ты хорошо сказал. Это большая честь умереть рядом с тобой.

— Рассел, — шепнула Анна, — я рада нашему знакомству. Этот поход стоил того. Хохот повторился снова:

— Мы очень довольны нашими детьми.

Слепая ярость овладела Расселом. Ах, для них все это — всего лишь удачная шутка! Ну, ладно же! Он взглянул на гранату у своих ног и нащупал зажигалку в кармане.

— Значит, вы — раса господ! — крикнул он. — А мы — варвары. Но у нас разное чувство юмора. Посмотрим, позабавит ли вас вот это!

— Остановись! — прогремел Голос. — Вы пришли сюда за знаниями хорошо. А вдруг вас убьют эти знания?

Рассел не смог двинуть ни рукой, ни ногой, тело его стало неподвижным, словно его заморозили. С трудом повернув голову — она еще двигалась, — он посмотрел на своих товарищей. Фарн и Анна тоже застыли.

— Это нам решать, выдержим ли мы бремя знаний, — превозмогая онемение, возразил Рассел. — Вы можете нас убить. Но пока мы живы, мы имеем право думать, узнавать новое, раскрывать тайну нашего плена.

— Смело сказано! — ответил Голос, снова заполнивший небо. — Гордые слова, порожденные гордыней невежества. Дети, вы бродите по лесу, не ведая об опасности. Ну что, вы все еще жаждете узнать?

Помолчав пару секунд, Рассел тихо сказал:

— Мы знаем, что смерть — это часть жизни. И лучше погибнуть, чем жить в тюрьме невежества и страха.

Снова раздался смех, но он прозвучал мягче, и что-то новое, печальное мелькнуло в выпуклых глазах «эльфов».

А Голос гремел:

— Дети мои, выслушайте историю, которую вы либо поймете частично, либо не поймете совсем. Подумайте о времени — не о личном, не о биологическом и не о геологическом. Подумайте о времени космическом.

Голос продолжал:

— Когда планета, которую вы называете Землей, еще не существовала и даже не зрела в недрах какой-либо звезды, в космосе уже были триллионы старых планет. Самые первые рувиры появились на этих планетах, рожденные умирающей звездой; они родились в огне, сформировались в вихре чистой энергии. Потом они улетели с матери-звезды, чтобы закалить себя в темноте и холоде. Они явились на другую планету, вынесли там все испытания, которым подверглись, и, приняв постоянный облик, познали счастье простой биологической жизни.

Голос замолчал на несколько мгновений; в тишине Рассел понял, что голова у него болит, мысли путаются, а воображение отключилось. Он взглянул на Анну: она выглядела измотанной, глаза ее были расширены, взгляд неподвижен. Ему захотелось коснуться ее, успокоить, но он не мог шевельнуться. Даже упасть не мог — не получилось. Потом взглянул на Фарна и тот являл собой статую. Наверное, его средневековый ум отказывался понять происходящее. «Впрочем, и нам с Анной не многим легче», — подумал Рассел.

Между тем вселенский Голос продолжал:

— Галактика — это сад, но его нужно возделать. Рувиры принесли семена; два миллиарда лет назад они пришли на одну из планет, дети мои, и увидели, что в космосе, таящем большие возможности, нет жизни. Они породили эту жизнь, в том числе и на планете, которую вы называете Землей.

Потом они покинули Землю; с тех пор прошла не одна эпоха. И вот меньше чем миллион земных лет назад они вернулись в этот уголок. И велика же была их радость, когда они увидели, что жизнь в этом саду цветет. С огромным интересом наблюдали они, как двуногие, животные пользуются инструментами, постигают пользу огня и учатся мыслить. Но Земля оказалась единственным носителем разума.

Тогда рувиры собрали образцы и переправили их на другие планеты, где развитие отставало от земного. А сейчас здесь, на этой планете, собраны образцы трех планет, которым мы дали разум от матери-Земли. Каждый образец поместили в знакомый мир, но в одном замкнутом пространстве, чтобы все могли познакомиться друг с другом. Кто-то из вас уже вступил в пору просветления, другие еще живут в предрассветной мгле. Итак, рувиры подарили вам бремя знаний. Используйте его, как пожелаете.

Наступило молчание, столь красноречивое, что казалось громче Голоса, только что заполнявшего Вселенную.

Рассел взглянул на шеренги рувиров — их крылья застыли, их лица были бесстрастны. Оказывается, их было не так много, как ему подумалось вначале, — может, десятка четыре.

Какая-то мысль теплилась в мозгу Рассела, очень важная мысль. Если бы он мог ее уловить! Но он, как и предполагали рувиры, был раздавлен бременем всех этих сведений.

Этот молчаливый город, пустые здания, запустение

в каждом доме… Неужели…

Он принял вызов.

— Вы называете нас своими детьми, — начал он. — Так ответьте нам на один вопрос.

Опять послышался печальный смех. Потом громовой Голос прокатился по небу:

— Каков же вопрос?

Посмотрев прямо в бесстрастные лица, Рассел набрал в легкие воздуха и ответил:

— Вы собрали нас — «образцы», как вы выражаетесь, — собрали вместе, потому что спешите проделать свои опыты. Вы вымираете, мы видели ваш город — он пуст!

— Смелая догадка, малыш, — услышал он, — но ошибочная. Рувиры не умирают. ОНИ УЖЕ МЕРТВЫ.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

— Посмотрите вверх, на этот шар, — продолжал Голос. — Посмотрите на последнюю Сферу Созидания, последнюю из существовавших на всех известных нам планетах.

У Рассела голова шла крутом, он больше не думал ни об Анне, ни о Фарне, они для него почти не существовали, став видениями из какого-то забытого сна. Он был один среди чужаков, среди полурыб, эльфов, дьяволов, стрекоз и тайн, хранимых веками. Рассел понял, что он на грани безумия, но почему-то это его успокоило. Он был так спокоен, словно ему в черепную коробку налили ледяной воды, словно кто-то завладел его волей, чувствами, разумом. Как будто кто-то поддерживал его сейчас, чтобы он не упал.

Он посмотрел вверх; громадная колонна была гладкой и равнодушно-прекрасной, она завораживала и внушала трепет. Потом Рассел перевел взгляд на прозрачно-зеленый шар — Сферу Созидания, которая сейчас, казалось, погрузила весь мир в зеленоватый сумрак.

— Это последнее прибежище рувиров, — продолжал Голос. — Как только кончится энергия, рувиры тоже исчезнут и будут жить только в памяти тех, кто придет после них.

Рассел отчаянно пытался собраться с мыслями.

— Вы говорите, что рувиры мертвы, — начал он, — но мы же видим их. Они… они здесь… Ведь это вы говорите с нами, так? Ведь это ваш голос!

Невеселый смех прозвучал снова:

— Малыш, мы — привидения, говорящие с привидениями. Вы пришли сюда по земле, но есть и другое пространство, по которому можно передвигаться. Там — все тайны и все ответы. Но за путешествие туда нужно платить временем.

— Мы хотим знать!!! — закричал Рассел почти в истерике. — Мы рисковали жизнью не для того, чтобы по крупицам вымаливать знания. Как нас сюда забросило? Почему мы тоже привидения?

— Дети, вы слишком любопытны, — грустно сказал Голос. — Интересующие вас ответы — в Сфере Созидания. Получив их, вы успокоитесь. Или — умрете.

И вдруг, в один миг, на весь мир упала тьма.

Рассеявшись, она сменилась мягким зеленоватым светом, откуда-то проникал негромкий гул работающих машин, и он тоже казался зеленым.

Рассел не то падал, не то висел в воздухе, не то плыл. Он потерял направление, чувство времени, почти забыл, кто он. Он был то ли в зеленом океане, то ли в зеленом облаке, то ли в зеленой пустоте. Рассел не знал, один ли он или кто-то еще здесь, рядом, он не видел своих попутчиков и знал только одно: он жив.

Зеленый сумрак сгущался.

Он перешел в синеву.

Синева тоже сгустилась.

Она стала черной.

Появились звезды — знакомые звезды. И вдруг все созвездия затмило нечто, похожее на огромный диск — темный в тени, сверкающий на свету.

Рассел оказался внутри него, осознав, что находится в огромном космическом корабле. В зале, где пребывал Рассел, какие-то незнакомые машины производили глухой и ритмичный шум. Пауки-роботы шныряли по своим делам, не зная о его бесплотном присутствии.

Внезапно часть пола в зале стала прозрачной, как стекло, сквозь него можно было увидеть очертания Северной Европы. Диск стал камнем падать вниз. Навстречу неслось Северное море, морская бездна была готова поглотить корабль, но так же внезапно, без вибрации и тряски, фантастическое падение прекратилось. Внизу, под прозрачным полом, метрах в ста от Рассела, повис в воздухе пассажирский самолет — словно на веревочке, спущенной с диска.

Море двигалось, самолет казался неподвижным: скорости самолета и диска уравнялись. Потом прозрачный пол стал бесшумно отъезжать в сторону, а пауки-роботы принялись устанавливать над отверстием какую-то трубку, напоминающую телескоп; они опускали ее так точно, что она «нацелилась» прямо на лайнер.

Рассел узнал самолет.

Сноп зеленого света, точнее говоря, сияющий зеленый столб, кристаллически-твердый, опустился к самолету и поглотил его.

Реактивный лайнер «Стокгольм-Лондон» оказался внутри зеленого шара. Этот шар разрастался, сверкая на солнце и приобретая яйцевидную форму. Потом у «яйца» появилась «талия», она все сужалась и сужалась, и вот уже образовалось два прозрачных шара, которые покоились один на другом. Эти «мыльные пузыри» летели над знакомым ему миром.

В нижнем шаре неподвижно застыл плененный самолет.

А что в верхнем?

В верхнем царило буйство света, водоворот энергии, дьявольская игра теней; здесь слышался шорох затвердевающих контуров, трепетание форм, происходило зарождение чего-то нового.

В двух зеленых шарах теперь было два совершенно одинаковых лайнера. Пауки-роботы покинули диск и проникли в верхний шар. Реактивные выхлопы из их псевдоконечностей оставили в небе недолговечный дымчатый узор. А вслед за ними в шар проплыло шестнадцать пластиковых гробов в рост человека. Два паука-робота вошли в верхний лайнер и стали выдавать оттуда неподвижных кукол, которых другие осторожно укладывали в гробы.

Через какое-то время шестнадцать гробов, а вместе с ними и шестнадцать роботов оказались в летающей тарелке. Еще мгновение, и верхний пузырь лопнул и исчез. Самолета-дублера не стало.

Вскоре лопнул и нижний пузырь, и освобожденный лайнер «Стокгольм-Лондон» продолжал свой путь как ни в чем не бывало.

Рассел понял, что он снова в зеленоватой пустоте Сферы Созидания — ни жив ни мертв, словно какой-то зеленый разум в зеленом полумраке, ниточка сознания в глубокой, немыслимой тишине небытия.

Ниточка вздрогнула, возникло движение и шепот.

— Вот таким образом одни привидения создают другие, — напомнил о себе Голос, — так мы получили копии людей. То же самое было и с караваном, везущим специи из Царства Уллос в Царства Грен Ли. Такой же опыт мы провели и с «речными людьми». Копии точно повторяют оригинал: вплоть до последней молекулы, вплоть до мельчайшей мысли. В результате Рассел Грэхем вернулся в Лондон; Анна Маркова продолжает ездить в Западную Европу и писать для русской прессы; а Фарн зем Марур по-прежнему служит своему феодалу во имя черной и белой королев.

— Бремя знаний — тяжелое бремя, не так ли? — продолжал Голос теперь уже сочувственно. — Малыш, что будет с тобой теперь, когда ты знаешь, что ты и твои Попутчики — всего лишь копии. Мы дали вам пищу, к которой вы привыкли, знакомых животных и среду обитания. Так можно ли считать, что рувиры похитили вас из привычного мира? Нет. Они вас создали. Значит, вы их собственность.

Последовала тишина, которую можно было назвать зеленой. Время перестало существовать; в матовом зеленом сумраке тонули минуты, часы, дни, годы, века. Некто, считавший себя Расселом Грэхемом, тоже почти перестал существовать.

Но где-то в глубине его души поднимался протест, прилив мужества, всплеск здравого смысла.

— Я существую! — крикнул его голос как-то отдельно от тела. — Я думаю, скорблю, надеюсь! Я не желаю быть ничьей собственностью.

— Дитя мое, — ответил Голос. — Конечно. Ты должен знать, что ты жив и можешь породить новую жизнь. В этом ты величественнее тех, кто создал тебя. Рувиры мертвы. Они лишь копии с предыдущих копий, снятых множество раз на протяжении бесчисленных веков. Их величие, их мастерство уже в прошлом. А ты и тебе подобные — их дети, залог веры, подарок будущему. Вы — зеркало ваших цивилизаций. Оказавшись на этой планете, вы можете уничтожить друг друга, но можете и создать нечто новое, небывалое. И тогда ваши цивилизации, с которыми вы неизбежно встретитесь в далях космоса и времени, получат возможность взглянуть на себя со стороны и откорректировать свой путь. Если бы рувирам был предоставлен такой шанс, возможно, у них бы появилось будущее. Но мы оказались одиноки в целой Вселенной… Так пусть дети ваших внуков и правнуков будут живым свидетельством того, что рувиры трудились не зря…

А теперь — отдыхайте. Бремя знаний действительно тяжко. Отдыхайте, но будьте готовы заплатить за то, что вы получили.

Зеленый сумрак вдруг подернулся рябью, словно морские волны, и стал как-то глубже. Время перестало существовать для Рассела. Он погрузился в пустоту небытия.

 

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

По бескрайним просторам изумрудной саванны неторопливо расползался рассвет. Вот он вырвал из тьмы два пластиковых гроба, появившихся на дороге между отелем и супермаркетом. Из саванны вышел человек, одетый в куртку из звериных шкур, потрепанные домотканые штаны и плетеные сандалии. Он деловито шагал по дороге к «Хилтону»; в руке у него блестел стальной топор, а через плечо было перекинуто полдюжины кур, связанных за шеи.

Увидев гробы, человек остановился.

Крышки гробов отлетели в сторону.

Рассел вылез первым. Он озирался, не понимая, где находится, потом нетвердой походкой сделал пару шагов и услышал стон: из гроба выбралась Анна. Он помог ей, и какой-то миг они, цепко держась друг за друга, молчали.

Удивленно разглядывали они притихший на рассвете отель. Потом заметили человека.

С громким криком он уронил топор, ощипанных кур и бросился навстречу Расселу и Анне. От его крика проснулись обитатели «Хилтона».

— Рассел, друг мой! — кричал Айрег. — Анна! Как давно вас не было! Но вы живы — это главное. Сердце мое счастливо.

Анна и Рассел не верили своим ушам. Неужели это говорит Айрег первобытный дикарь?

— Сколько времени прошло? — спросил Рассел. Айрег улыбнулся от уха до уха:

— Так много, что я кое-чему научился. У меня голова пухнет от этой грамоты.

Пока Рассел добивался от него более определенного ответа, из «Хилтона» высыпали остальные земляне; это были знакомые лица, знакомые голоса. Однако…

Однако в них было и нечто новое.

Они похудели, от солнца и ветра тела их стали бронзовыми, в осанке появилась гордость.

Однако самые большие изменения крылись в другом.

У Джона Говарда волосы стали серебряными, Марион Редмэн была на последнем месяце беременности, у Роберта Хаймэна не оказалось одной руки и обрубок успел зажить, у Селены Бержер на руках хныкал младенец, Мохан дас Гупта ослеп.

У Рассела губы пересохли от волнения, он взглянул на Анну — она покачнулась от слабости, и он поддержал ее.

Люди вокруг говорили, смеялись, плакали, спрашивали. Рассел ничего не слышал, в голове у него вертелся один и тот же вопрос: «Неужели это было позавчера? Всего лишь позавчера?..»

Ему было не до поцелуев и рукопожатий. Он видел, что губы Джона Говарда шевелятся, но ничего не слышал, потому что хотел получить ответ на этот проклятый вопрос:

— Сколько времени нас не было, Джон?

— Довольно долго, Рассел, — ответил тот уклончиво. — Мы думали, что вы погибли.

— Сколько времени, черт возьми?

— Три с половиной года, по нашим расчетам, — сказал Джон. — А сколько по твоим?

Рассел не ответил: он пытался удержать Анну, падающую в обморок.

— Э, да вы совсем не в себе, — сказал Джон. — А ну-ка, ребята, пропустите их в отель, пусть отдыхают. И давайте уберем эти чертовы гробы с дороги, слишком многое они напоминают.

Но вот уже Анна и Рассел сидят в удобных креслах в вестибюле «Хилтона». Приходя в себя, Анна медленно потягивает бренди из стакана.

Джон удалил всех из вестибюля, кроме Айрега и Марион. Дело в том, что Марион к этому времени стала как бы штатным врачом колонии, а с Айрегом Джон просто не смог справиться. Тот доказывал, что он друг Рассела, что он первый увидел его и Анну, и на этом основании отказывался уйти.

— Тебе лучше, Анна? — спросила Марион. — Довольно противно вылезать из гроба один раз, а уж дважды — тем более.

— Я в порядке, — ответила Анна. — Совсем глупо с моей стороны так свалиться. Дело в том… — Она не кончила, Рассел сжал ей руку.

— Спешки нет никакой, — сказал Джон. — Хотите, я изложу вкратце, что было за это время с нами? Но скажите хоть в двух словах, что с вами случилось?

Рассел улыбнулся:

— Для начала я вас ошарашу: нам казалось, что мы отсутствуем всего пару дней.

У Джона отвисла челюсть. Рассела это вдохновило:

— Выпей бренди. Похоже, тебе это не повредит.

— Кошмар. Это шокирует всех, — сказал Джон. — Но я буду держаться, пока не расскажу нашу половину истории.

— Итак, — продолжал Джон, — дней через десять после того, как вы отважно отправились в путь, мы начали серьезно беспокоиться. А через месяц большинство из нас считало вас погибшими… А где Фарн, между прочим?

Рассел и Анна растерянно посмотрели друг на друга.

— Мы не знаем, — ответил Рассел. — Думаю, его отправили в крепость Марур. Надеюсь, он жив. Но — продолжай.

— Так вот, — продолжал Джон, — мы думали, что вас больше нет. Мы вас оплакивали, но ведь нужно было жить дальше — работать, строить планы, хотя бы для того, чтобы не сойти с ума. Еще раз пробиваться сквозь стену тумана нам никак не хотелось. По крайней мере до тех пор, пока мы не будем получше оснащены. Итак, мы решили объединиться с остальными. — Он взглянул на Айрега. — Мы знали, что для этого нужно найти какую-то основу. Ты помнишь, что Дженис научилась выращивать цыплят? Так вот, она со своими цыплятами совершила революцию.

— Куры несут яйца, а не революции, — едко вставила Анна.

— Не скажи, — ответил Джон. — За три года наши «первобытники»… Ты не возражаешь, Айрег, что я вас так называю?

— Нисколько, — ответил Айрег, — мы вас называем «консервниками».

— За три года, — продолжал Джон, — Айрег и его друзья стали преуспевающими земледельцами, они разводят птицу. Это полностью изменило их образ жизни и даже взгляды. Они кормят кур семенами высокой жесткой травы, вкус семян похож на кукурузу, смоченную уксусом. Еще они обнаружили нечто вроде дикой капусты и овощ, напоминающий гибрид картофеля и лука. Короче, от охоты они перешли к земледелию.

— А как это началось?

— Началось с того, что Дженис — я преклоняюсь перед этой женщиной ушла жить к «речным людям».

До этого Айрег и Ора довольно часто у нас бывали, а в один прекрасный день Дженис ушла с ними, прихватив дюжину кур и петуха. Для начала она хотела научить наших друзей обращаться с наседками, получать яйца и цыплят. Прожив с ними недели две, Дженис вернулась, но не смогла оставаться здесь и возвратилась к ним. Она нашла цель жизни: помогать этим людям. Мужчин учила сельхозработам, женщин — домоводству. А теперь — благослови ее Бог! — она уже учит их читать и писать.

Тут Айрег с гордостью продекламировал весь английский алфавит и спросил:

— У меня есть десять пальцев на руках, десять на ногах, итого двадцать. Что ты на это скажешь, Рассел?

— Что ты великий человек, Айрег, — серьезно ответил тот, потом обратился к Джону: — А как поживают наши друзья в крепости Марур?

Джон широко улыбнулся:

— Эти орешки покрепче, чем «первобытники». Беда в том, что у них есть кое-какие знания, а главное — чертова уйма всяких предрассудков. Абсу, например, не может поверить, что мы не волшебники. Слава Богу, это не мешает ему участвовать в наших мероприятиях.

— А что это за мероприятия?

— Во-первых, мы хотим построить планер.

— Планер? — Анна не поверила своим ушам.

— Да. Мы думали, что вы погибли, замерзнув в стене тумана. И рассуждали так: раз нельзя пройти сквозь эту стену, мы через нее перелетим. Между прочим, в нашей «резервации» есть много источников теплого воздуха, а шкура палпала, если ее правильно обработать, будет крепче фанеры. Мы показали Абсу машины «тяжелее воздуха» на маленьких моделях. А теперь работаем над планером, который поднимет двух человек. Через месяц-два он будет готов.

— А как вы его запустите?

— Это сделает стадо палпалов. Когда нужно, они бегают очень быстро.

Помолчали, голова у Рассела шла кругом. Джон заметил его состояние.

— Всего не перескажешь. Но теперь у нас будет время. Да, главное — ты заметил, у нас уже есть следующее поколение! Были и несчастные случаи:

Роберт потерял руку, когда валил лее, Мохан ослеп, изобретая взрывчатку. Впрочем, мы дадим полный отчет, когда вы отдохнете.

Рассел вздохнул — столько событий произошло здесь за время их отсутствия. Однако в том мире, где были они, тоже многое произошло. «Бремя Знаний — тяжелое бремя», — пронеслось у него в голове. Как жить с сознанием того, что ты всего лишь «дублер», причем — самого себя. Стоит ли рассказывать об этом друзьям? Вдруг это, лишит их индивидуальности, столь необходимой для выживания. Они с Анной еще не осмыслили этого, они в состоянии шока. Может, в конце концов они смирятся с мыслью, что где-то Рассел № 1 оставил политику и не то наживает состояние, заняв пост в каком-нибудь концерне, не то прозябает в захолустье и медленно спивается. А Анна № 1 продолжает строчить свои статейки в русских газетах.

Он взглянул на Анну, она улыбнулась в ответ, и он понял, что не может оставить бремя этих знаний при себе,

— Рассел, хорошо, что ты вернулся. Я все понимаю. Дженис называет нас своими детьми, а есть вещи, о которых дети не должны знать. Мы скоро с тобой поговорим? — спросил Айрег.

— Да, скоро.

Когда Айрег ушел, заговорила Марион:

— Рассел, ты уверен, что хочешь все рассказать сейчас? Вид у вас совсем измученный.

— Понимаешь, потом совсем будет невозможно: я уже сейчас думаю, не сон ли все это. Но еще один вопрос к вам: вы больше не встречали рувиров… то есть «эльфов»?

— Встречали, но довольно давно, — ответил Джон. — Они всегда в полете и исчезают, как только кто-то бросит на них взгляд.

— У них лица морских коньков, — сказал Рассел.

— Морских коньков?

— Да, очень серьезные лица. Но, впрочем, начну сначала. Итак, сначала была стена тумана.

Рассел описал, как они с Анной и Фарном пробрались сквозь стену тумана, потом рассказал о гигантской башне и покоящемся на ней шаре, обрисовал город, оказавшийся всего лишь огромным мавзолеем. Потом попытался передать свои первые впечатления о рувирах. А дальше, с трудом подыскивая слова и спотыкаясь, он попробовал описать Сферу Созидания.

Повествование Рассела произвело на всех разное впечатление: сам он был выжат, как лимон, Джон и Марион были ошарашены, Анна плакала.

Джон спросил:

— А мы сами — тоже привидения?

— Живые привидения. Мы можем воспроизводить жизнь. Рувиры не могут. Они дублируют сами себя, но не производят новых рувиров, их энергия иссякла.

— Ты утверждаешь, что самые первые рувиры породили жизнь на Земле?

— Это ОНИ утверждают. Я просто сообщаю вам то, что сказали мне и что я пережил в этой Сфере.

— Готова подтвердить все сказанное Расселом, — вмешалась Анна.

— Я верю вам, — сказал Джон, — хоть это ни на что не похоже. Верю, потому что это невероятно. После всего, что с нами случилось, только невероятное способно что-то объяснить.

— А что они от нас хотят? — спросила Марион. — Чего они хотят, эти жуткие создания?

— Я никогда не забуду их фразу, — сказал Рассел, — «Пусть дети ваших внуков и правнуков будут живым свидетельством того, что рувиры трудились не зря».

Анна сказала:

— На Земле накоплено столько ядерного оружия, что оно способно уничтожить в семнадцать раз больше людей, чем на ней живет. Может быть, они хотят спасти нас от самих себя. Хотят, чтобы люди жили и дальше.

Джон запустил пальцы в свои седые волосы и спросил:

— Значит, и мы, и люди Грен Ли, и «первобытники» — все мы братья по крови?

— Выходит, так, — ответил Рассел.

— А что будет с нами?

— Будущее принадлежит нам, не рувирам. В один прекрасный день рувиры исчезнут. Я думаю, исчезнет и стена тумана, и продукты, доставляемые заботливыми пауками. Но мы унаследуем планету.

— Что же нам делать, — усмехнулся Джон, — строить новое общество? Интегрироваться? Что это будет — Утопия или Эревон? А ты, Рассел, захочешь ли, чтобы твоя дочь вышла замуж за парня из каменного века?

— Есть классический ответ: пусть она выйдет за настоящего мужчину, сказал Рассел, хотя устал так, что едва произнес эти слова.

— Им нужно отдохнуть, — решительно заявила Марион. — У нас будет уйма времени, чтобы все обсудить. А сейчас — тишина и покой.

Пока она говорила, у Анны уже закрылись глаза, заснул и Рассел. Они проспали почти весь день.

Вечером, перед заходом солнца, к «Хилтону» прискакал Абсу мес Марур. Он не скрывал радости и удивления, найдя Рассела и Анну в здравом уме и твердой памяти.

— Фарн зем Марур, следопыт и воин, тоже вернулся в крепость, — сказал он и добавил загадочно: — Поэтому я так рад, что мои друзья в полном здравии.

— А как он себя чувствует, здоров ли? — спросил Рассел.

Абсу ответил вопросом на вопрос:

— Лорд, я желаю знать, как вел себя мой вассал. Не обесчестил ли он свой клан?

Расселу это показалось странным, но он ответил:

— Фарн зем Марур, ваш слуга, наш друг и попутчик, вел себя, как подобает отважному воину!

— Я рад, Рассел, — Абсу сказал это так, словно камень свалился у него с души.

— А как он себя чувствует?

— Он мертв.

— Мертв?!

— Его замучили видения, которые он принес. Он говорил о каком-то зеленом солнце, дьяволах и странных голосах. Говорил много такого, от чего застывала кровь. Потом я понял, что он неизлечимо болен, но не успел связать его — он бросился на копье.

— Абсу, — сказал Рассел, — Фарн не был сумасшедшим. Он был храбрым человеком и говорил правду о том, что видел и слышал. Мне трудно подобрать слова, понятные тебе, но я постараюсь объяснить, что с нами произошло.

Абсу молчал долго, очень долго, когда Рассел кончил говорить. Они сидели втроем — Абсу, Рассел и Анна, — наблюдая, как холоднее делаются звезды на чужом небе.

— Да, мне ясно теперь, — сказал Абсу, — что рувиры — великие маги. Да ведь и вы тоже — клан волшебников. Значит, неравенство не так уж велико.

— Но ведь мы не воюем, — ответил Рассел. — Вопрос не стоит так — у кого больше мечей или сильнее чары.

— Я не знаю, друг. Наша задача — доказать, что мы мужчины.

— Наша задача — доказать, что мы одна раса. — Это сказала Анна.

— Прежде всего, — сказал Рассел, — нам надо окрепнуть. Хорошенько окрепнуть.

Но последние слова, подытоживающие сказанное, все же принадлежали Абсу мес Маруру, повелителю клана Марур, хоругвеносцу и предводителю караванов. Он сказал:

— Давно сказано, что если зерно полновесно, а погода ясна, то быть урожаю щедрым. Это сказано Землей. И сказано Небом.

 

ЭПИЛОГ

В 741 году Новейшей Эры город Порт-Грэхем был свидетелем запуска первой орбитальной ракеты. На обшивке из пиротитана красовалась эмблема, выполненная в темно-красных тонах: морской конек с крыльями за спиной.

В двух километрах от корабля, в здании, построенном на месте давным-давно снесенного «Хилтона», сидели молодые мужчина и женщина и следили за отсчетом времени.

У Дженсел Гуптирегсон были длинные золотистые волосы и прекрасное лицо, — впрочем, за этой внешностью скрывался блестящий математический ум. Варн Греймарк был мал ростом и лыс, но это не мешало ему быть прекрасным спортсменом.

— Девяносто секунд, — сказал Варн, — все системы работают нормально. Что может остановить корабль? Этот чертов морской конек должен взлететь.

— Почему ты настаивал на этом символе, Варн? Может, крылатый палпал был бы лучше? Или летящее копье?

— А ты читала Книгу Говарда?

— Шестьдесят секунд. Конечно читала: она есть в программе средней школы. Хотя можно было посвятить больше времени сравнительному религиоведению.

— В этой книге — вся история Созидания, — сказал Варн. — Ты, конечно, помнишь встречу лорда Рассела с крылатыми морскими коньками — рувирами?

— И что же?

— Мне просто понравился образ. Он невероятен, но красив. Сорок четыре секунды.

— Но зачем было выбирать что-то мифическое? Можно было взять нечто реальное.

— Ты математик, а чураешься мифов!

— Тридцать секунд, — ответила Дженсел. — Ладно, пусть будет морской конек — это красивое существо. Оно прекрасно своей иррациональностью.

Варн усмехнулся:

— Моя мать до сих пор верит, что лорд Рассел был первым человеком, вырвавшимся за пределы туманной стены. Каждый вечер она молится его духу.

— А ты веришь в духов?

— Двадцать секунд. Нет, я верю в людей.

— Пятнадцать секунд. И что же люди должны сделать?

— Не знаю, как люди, а я хочу найти место, которого нет, — снова усмехнулся Варн. — Этим меня и привлекла ракетная техника. Хочу найти планету, которая называется Землей. Это жилище богов.

— Десять, — сказала Дженсел. — Ты сумасшедший.

— Девять. Так и есть.

— Восемь. Я хочу ребенка от тебя.

— Семь. Это будет прекрасно.

— Шесть. Как мы его назовем?

— Пять. Абсу.

— Четыре. Опять Книга Говарда.

— Три. Опять.

— Два. Пусть будет так.

— Один. Пусть.

— Ноль. Старт!

— Взлетела! — закричал Варн во весь голос. — Взлетела ракета! Первая стадия полета — огненный морской конек носится среди звезд.

Варн всматривался в даль через тройное окно, прислушиваясь к приглушенному шуму машин, который был похож на огненный музыкальный аккорд, взлетающий к небесам.

Какое-то время пунцовый конек величественно восседал на огненном хвосте, потом, как будто приняв решение, поднялся и, плавно набирая скорость, устремился ввысь.

Варн Греймарк задумался: нет сомнения, карабкаться к звездам придется долго и тяжело. Но это у человека в крови — все время куда-то карабкаться. И лелеять такие мечты.