Мэйсен медленно выдохнул. Дыхание заклубилось паром в морозном воздухе и исчезло в голых ветвях окружавших его деревьев. Теперь следовало быть осторожным, нельзя издать ни единого звука, иначе добыча услышит его, несмотря на шум стекающей по камням горной реки. Слух у оленя был невероятно острым даже для зверя. Неудивительно, что за ним так долго и безуспешно охотились.

Он наблюдал, как олень бредет среди деревьев впереди – белая вспышка на фоне черных зимних стволов. Зверь зашел далеко от дома. Лес тянулся на всю длину Пестрых гор, от ан-Архен на юге до Астолара, где поднимался высоко над равнинами, почти до линии снегов. Неподходящее место для оленя, особенно для такого, как этот, с восхитительной короной широких рогов. Олени живут, полагаясь на свой ум и скорость, они не станут сознательно выбирать местность, где можно зацепиться рогами или сломать ноги. Что-то привело его сюда, что-то напугало настолько, что пересилило инстинкт самосохранения.

Мэйсен слегка изменил позу, плавно перенеся вес тела с одной ноги на другую. Он мог бы поклясться, что не издал ни звука, но олень что-то услышал и рванулся вперед. Копыта застучали по камням, зашлепали по воде. Что ж, раз зверь уже знает о его присутствии, можно позволить себе чуть меньше осторожности. Мэйсен встряхнул сетью и двинулся к реке.

Всего несколько шагов, и он оказался у воды. Сеть Мэйсен держал расправленной в правой руке. Олень настороженно вскинул голову, сверкнули рога – девятнадцать отростков, не двадцать, один был сломан, а другие исцарапаны и покрыты бороздами от множества битв. Умный зверь. Он решил встретить охотника в самом глубоком месте переката, где вода была быстрой и темной, а камни блестели от наледи. За оленем, на другом берегу начиналась отмель, удобная для быстрого бега. Мэйсен улыбнулся. Да, этот зверь действительно умен.

Вблизи олень казался еще красивее. Тонкокостный, в отличие от горных собратьев, но сильный, с широкой грудью – большие легкие, для долгого бега, – и мощными ногами, способными гнать это тело вперед. Высоко подняв голову, животное прядало ушами, ловя малейшие звуки. Каждый мускул под белоснежной шкурой был напряжен и готов к бегу. Здесь не было шансов его поймать.

Мэйсен медленно переложил сеть из правой руки в левую, чтобы дотянуться до лука и колчана. Олень фыркнул и топнул ногой, мелкие камешки посыпались в воду. Мэйсен очень осторожно повесил оружие на ветку ближайшего дерева и, не опуская руку, отошел в сторону. Олень повернул голову, не сводя с него глаз, чуткие уши шевелились. Королевский вепрь в свое время отучил Мэйсена недооценивать диких животных. Шрам на бедре напоминал о полученном уроке всякий раз, когда он раздевался.

Ветер донес запах оленя. Мэйсен ощутил густой пряный аромат пота и меха, пронизанный едким страхом. Тщательно следя за голосом, он мягко и глухо заговорил. Не важно о чем, олень все равно не понимал слов, главное – интонация. Мэйсен бормотал бессмыслицу, напевал обрывки колыбельных, плел все, что приходило в голову, лишь бы эти слова завораживали. Олень немного успокоился. Внимательный взгляд на секунду рассеялся, а затем зверь позволил себе оглянуться. Мэйсен присел, чтобы казаться меньше, но сеть держал наготове. Олень опустил голову к воде, и стали заметны движения темно-красного языка. Зверь хотел пить, и жажда пересилила осторожность.

Когда олень наклонился, Мэйсен прыгнул: выпрямив ноги, подбросил свое тело в воздух, раскинул руки. Невидимая, сплетенная из Песни сеть взлетела над рекой, расправилась и опала, подчиняясь его воле. Олень вскинулся, но слишком поздно. Сеть уже сжималась вокруг него, в считанные мгновения опутав гордые рога и подсекая ноги. Олень рухнул боком на гравий и испуганно заревел. Глаза животного закатились.

Мэйсен перемахнул через торчащий из воды камень, прыгнул на островок и присел на корточки рядом со своим пленником.

– Тихо, тихо, – бормотал он. – Я не причиню тебе вреда. Я здесь, чтобы отправить тебя домой.

Он погладил зверя по плечу, ощутив ладонью покалывание от нитей сетки. Мэйсен старался не задерживать руку на одном месте слишком долго, потому что плоть оленя была холодной, как зимние снега. Зверь тяжело дышал, распластавшись на гальке, серебристые копыта крошили гравий.

– Отдыхай, мой принц. Все будет хорошо.

Чернильные глаза закрылись. Олень положил голову на камни, тяжело дыша.

– Ну вот, видишь? Все будет хорошо, обещаю.

Приближение охотника Мэйсен ощутил как дрожь воздуха, как будто кто-то позади него воззвал к Песни. Он не слышал ничего, кроме шума реки, – ни звука шагов, ни шелеста листьев, – но мир за его спиной изменился, и Мэйсен понял, что охотник уже там.

На всякий случай готовя щит, Мэйсен поднялся на ноги.

«Я вижу тебя, человек».

Он обернулся. Рогатый лук был направлен ему в сердце, наконечник стрелы блестел, как лед. Сам охотник был наполовину скрыт в тени, которая падала не туда, куда могло бы направить ее солнце, да и саму тень отбрасывали огромные деревья, не похожие на те, что росли в этом лесу.

– Милорд, – Мэйсен поклонился. – Польщен встречей.

«У тебя то, что принадлежит мне. Верни это».

– Я верну его в его королевство, поскольку ему не место здесь, но не стану передавать его через вас. Я не нарушу закон.

«Отдай его мне!» Охотник сделал полшага вперед и вышел на свет. Яркие изумрудные глаза смотрели на Мэйсена поверх стрелы, ветер трепал косы, заплетенные на висках. Мэйсен встретил взгляд охотника не дрогнув.

«Отдай мне оленя, человек, иначе умрешь».

– Нет, милорд, не умру. Ваша стрела не перелетит через границу вашего королевства.

«Олень прошел в ваш мир».

– Олень нашел врата и прорвался. Здесь врат нет.

С молчаливым проклятием охотник опустил лук и ослабил тетиву. Но его взгляд по-прежнему оставался напряженным. «Я много дней охотился за ним. Загнал в тупик над водопадом, он был в моих руках».

– Тогда вы должны снова гнать его и найти другой тупик. Я не подарю вам эту добычу.

«Этим ты заслужил бы милость королевы».

– Я не ищу милостей вашей королевы. Я лишь слежу за тем, чтобы закон охоты не был нарушен. Я скован законами, как и вы.

Олень у ног Мэйсена вскинул голову. Песнь замерцала, невидимые нити вжались в по-зимнему густой мех. Олень знал, что смерть стоит на расстоянии удара, и напряг каждую клеточку тела, готовясь бежать.

Охотник вернул стрелу в колчан за спиной и расслабился. Его раскрашенная в цвета леса одежда словно раплывалась в тени, где он стоял.

«Что ж, хорошо, хранитель. Я соглашусь. Но королева узнает об этом».

– Не сомневаюсь, – сказал Мэйсен. – Это королевский олень, один из ее любимцев. Охотники гораздо удачливее вас пытались поймать его и терпели фиаско. У вас достойная компания, милорд.

Охотник зарычал. Его рука упала на пояс, и нож, сверкнув, полетел Мэйсену в грудь. Нож задрожал во вспышке сине-белого света, недовольства самой Богини. Охотник оскалился, развернулся и исчез в лесу.

Мэйсен потянулся к ножу, который завис в воздухе, и прижал ладонь к невидимой преграде. Острие ножа кольнуло его руку, не так сильно, чтобы поранить кожу, но ощутимо, как крошка под одеялом. Мэйсен нахмурился. Он вообще ничего не должен был ощутить. И нож должен был отскочить к ногам охотника, а не застрять в завесе. Это могло означать только одно: граница слабела.

В животе у Мэйсена похолодело от страха. Вуаль не слабела уже много лет, со времен грабителя. Да, в некоторых местах были прорехи, маленькие разрывы, которые пропускали мелочь из Сокрытого Королевства в мир, как порой высыпается зерно из старого мешка, но их легко было залатать, с ними можно было справиться. С тех пор как Мэйсен стал хранителем врат, он не видел ничего подобного. Здесь, в этом месте, сама ткань вуали стала не толще волоска.

Он рассмотрел кинжал охотника. Длинный и плоский, с лезвием из ледяного синего света и вязью гравировки. Затем знаки поблекли и нож исчез в клубе дыма. Давление на ладонь прекратилось.

С помощью Песни Мэйсен прощупал ткань. Нити не были разорваны, но там, где вонзился нож, полотно вуали было растянуто, словно на рубашке, зацепившейся за куст ежевики. Медленно, осторожно Мэйсен вплел вытянутые нити Песни на место и разгладил ткань. Когда он отошел от вуали, танцующий свет пропал.

Олень дрожал у его ног. Дыхание зверя стало спокойней, но глаза оставались открытыми и все так же смотрели на берег. Мэйсен распутал сеть и сплел из нее повод. Олень вскочил и рванулся прочь, но лишь для того, чтобы осесть на задние ноги, взрыв копытами гравий.

– Тише, мой принц. – Мэйсен поднял руку и погладил морду и наставленные на него рога. – Я понимаю, понимаю, – утешал он. – Ты не хочешь тут находиться. Ты напуган, одинок и не можешь найти дорогу назад. Ты не можешь почуять врата с этой стороны, правда? Не с такого большого расстояния.

Олень фыркнул, с его нижней челюсти сорвалась слюна. Шкура животного подергивалась. Зверю не терпелось сбежать. Все так же удерживая повод сильно натянутым, Мэйсен начал мурлыкать Песнь – только мелодия, без слов. Она потекла извивами среди деревьев, словно живое существо, которым в некотором роде и являлась. Ее ритм не принадлежал ни к одному музыкальному жанру. Он больше напоминал водный поток или кружение листьев на ветру, постоянно менялся, никогда не повторяясь и при этом оставаясь одинаковым. Чтобы овладеть необходимыми дыхательными техниками, у Мэйсена ушли годы, а в королевстве, откуда была родом эта Песнь, такие сложные мелодии были колыбельными, которые матери могли бы мурлыкать над детской кроваткой.

Уши оленя встали торчком, задрожали, ловя новые звуки. Иссиня-черные глаза уставились на Мэйсена. Тело зверя под рукой хранителя расслабилось.

– Вот так, уже лучше. Давай-ка отправим тебя домой, мой принц. Королева соскучилась по тебе.

Мэйсен шагнул на торчащий из воды камень, слегка удлинив повод. Олень одним прыжком перескочил через полосу воды на берег и обернулся, словно спрашивая, почему человек так долго возится. Мэйсен рассмеялся и прыгнул на берег. Так, бок о бок, они побежали в лес.

Врата были недалеко. В кармане зашевелился гвоздь, и внимание Мэйсена привлек порог. В этой местности было несколько врат, он давным-давно отметил их на карте. Эти врата находились выше всех, на отроге Пестрых гор. И до сих пор Мэйсен не видел смысла их закрывать. В низинах земля была плодородной и хорошо орошалась, но мало кто селился в этом регионе. Разрушенные фермы тех, кто пытался это сделать, так и остались на нижних равнинах.

Слишком много призраков. Привидения мертвого королевства, древние битвы, – все это истощило землю, словно костер. Предательство и отчаянье висели в воздухе, мешали поселенцам спать, оседали сединой в волосах, и рано или поздно человек грузил свои вещи на телегу и оставлял поля дикой природе – поля, которые были плодородными благодаря столетиями проливавшейся крови.

Сначала, если верить легендам, Слейн, потом город-штат Милантор, пытались присвоить себе все северные равнины. Сейчас сотни башен зияли пустыми глазницами окон. А потом с востока и запада сюда пришла армия Гвалча… В Рианнен Кат рыцарям наконец удалось их разбить, после чего отступающую окровавленную армию гнали до самого перешейка Свистунов. Ночной воздух загустел от их теней.

Мэйсен взобрался на крутой склон, цепляясь за выступающие корни и свисающие ветви. Он завидовал хрупкому оленю, чьи изящные копыта могли опираться на камни, на которых его неуклюжие сапоги ни за что бы не уместились. Усталая улыбка скользнула по лицу хранителя.

– Будьте снисходительны к старику, мой принц!

Олень фыркнул. Ну и кто теперь добыча, кто охотник?

На вершине склона тонкие сосны уже не росли, оставив поляну совершенно голой. Слева горы продолжали вздыматься до высоких пиков и Фьордана за ними, белые вершины терялись в облаках, а подножия – в море. Справа горный хребет оседал обратно в лес и терялся из виду у дальних равнин. Ветер, пронзительный из-за приближающихся снегопадов, донес грохот падающей воды.

Олень рядом с Мэйсеном подался вперед, повод четко выделился на его шерсти.

– Вот здесь ты и прошел, да? – спросил Мэйсен.

И чуть удлинил повод, после чего зверь тут же подался вперед, не сводя глаз с невидимого водопада.

Нужно запечатать врата за зверем. Нельзя рисковать, ведь олень может вспомнить этот мир и вернуться, когда снова начнется охота. Нельзя позволять ему возвращаться по собственной воле. Баланс будет нарушен, если из этого мира на ту сторону, в Сокрытое Королевство, не отправится нечто равноценное, но и этот способ в лучшем случае рискован. Маленькие вещи, инертные объекты вроде камней или веток могли без вреда перемещаться через границу, но большое животное – это совершенно другое дело.

К тому же олень был созданием силы. Его присутствие давило на мир, как на Мэйсена давил бы вес камней в карманах. Стоило посмотреть на него сквозь Песнь, и становилось ясно, что олень соткан из бело-синего света, холодной и беспокойной музыки, словно застывшая река энергии, которая искажала все вокруг себя. Оленю было не место здесь, он никогда не смог бы слиться с этим миром.

Мэйсен подошел к обрыву и посмотрел вниз, на ревущую реку. Насколько он знал, названия у речушки не было. Если оно и существовало когда-то, то давно рассыпалось в пыль вместе с картографом, который обозначил его на карте. Серо-белая вода бурлила в узком русле, каменные берега блестели ледяной коркой.

Своеобразная дорожка – камень, который раскололся на несколько узких ступеней, вела к обрыву высотой примерно в сотню ярдов. Там река обрывалась, пенной гривой вилась по ветру, который рассыпал поток дождем задолго до того, как вода касалась земли.

Скорее всего, это водопад Охотника. В Сокрытом Королевстве водопады встречаются редко и спрятаны от дневного мира. Обычно есть только эхо, искаженное временем и пространством до едва различимого, неузнаваемого шума. Леса там были старше, или моложе, или просто слегка отличались в мелочах, приятных для их обитателей. Реки меняли свое русло или становились озерами, иногда даже пересыхали. Время от времени встречались точки слаженности, места вроде этого, где два королевства пересекались, и тогда возникали врата.

Мэйсен внимательно смотрел под ноги, олень следовал за ним. Чтобы найти врата, нужно было подойти ближе к водопаду. Это был единственный путь, а влажный лед не прощал ошибок. Что ж, они будут не спеша поторапливаться. Выверяя каждый шаг, Мэйсен спустился в ущелье.

Шум реки заполнил уши, усиливаясь эхом от скалистых стен. Ледяные капли жалили лицо и оседали на одежде. За спиной взволнованно фыркал олень, и Мэйсен рискнул оглянуться через плечо. Брызги воды превратили рога животного в жидкое серебро, осели на его шкуре, словно речной жемчуг. От великолепия этого зрелища у Мэйсена заболело сердце, но красота волшебных созданий была угрожающей. Он снова повернулся к оленю спиной, сжал зубы и двинулся дальше.

Порог здесь ощущался сильнее. Олень тоже что-то почуял. Он натягивал повод и рвался вперед, серебристые копыта звенели по камням. Зверь нетерпеливо фыркал от желания сбежать. Он учуял аромат дома, неразличимый для Мэйсена из-за запаха воды, влажных скал и сосен.

Они были уже почти над водопадом, ветер свивался вокруг, напоминая о том, что обрыв совсем рядом. Мэйсен выудил из кармана кованый гвоздь на веревке и подвесил его перед собой. Гвоздь завертелся и четко указал на водопад. Они пришли в нужное место. Над обрывом были врата, все еще открытые врата в Сокрытое Королевство.

Мэйсен сунул гвоздь обратно в карман, и тот немедленно прижался к ткани. Затем хранитель потянулся мысленно к петле на оленьей шее и распустил затянутую Песнь.

– Пора домой, – сказал Мэйсен.

Олень запрокинул голову и заревел. Этот звук был мягче, чем басовитый лосиный рев, не такой резкий, как у красного оленя, и совершенно неземной. Задние ноги оленя напряглись, и он рванулся по крутому склону к водопаду. Прыжок, еще прыжок. Копыта каким-то образом находили опору на обледеневших камнях. А потом олень воспарил над тесниной. Бриллиантовые искры окружили его, когда солнце вынырнуло из-за туч и отразилось в капельках воды на шкуре. И в мгновение ока олень исчез.

– Пусть Богиня дарует тебе быстроту, мой принц, – пробормотал Мэйсен, глядя ему вслед.

Даже столько лет спустя ему странно было смотреть на то, как одно из созданий Королевства бесследно исчезает, проходя через врата. Особенно через те врата, что находились прямо в воздухе. Казалось, пора было бы привыкнуть, но всякий раз волоски на шее Мэйсена становились дыбом.

Он поднялся над краем ущелья и посмотрел вниз, на склон. Влажная одежда липла к телу, мешая двигаться, и Мэйсен понимал, что, пока доберется до лагеря, основательно промерзнет. Запечатывание врат придется отложить до лучших времен. Даже с веревками и крюками до них практически невозможно добраться в одиночку. Куда легче уничтожить камень-перемычку, если, конечно, удастся его найти, хотя уничтожение камня оставит в вуали грубую прореху, которая сама по себе бывает опаснее незащищенных врат и которую придется зашивать в два раза дольше, чем займет правильное запечатывание прохода.

Но пока что все это может подождать. Перед Мэйсеном стояла куда более важная задача. Он скользил и съезжал на подошвах между деревьями. Нужно предупредить орден. Придется двадцать дней скакать галопом вдоль Гринуэя до верхнего рукава Великой реки, где можно будет сесть на корабль. Астолар ближе, но высокие в беспокойстве и поэтому могли закрыть свои границы. Мэйсен не мог позволить себе потратить несколько недель, блуждая между холмов Астолана и не имея возможности найти выход, если уж Белый Двор решит закрыться изнутри. Путешествие обещало быть долгим и трудным.

Нет, только в Гринуэй, а это значит – на юг. Мэйсен был уверен, что сможет найти корабль – проклятие, он наймется на судно простым матросом, ему не привыкать, что угодно, лишь бы добраться до Флота. Раз уж вуаль готова упасть, нельзя терять ни секунды.