Даниляр сидел в своем кабинете и, глядя поверх чашки с остывающим чаем, наблюдал за тем, как занимается рассвет. Первый день того, что согласно календарю было новым годом, оказался белым с просинью и хрустящим, как яичная скорлупа. Если верить в приметы, это было добрым предзнаменованием. Как капеллан ордена Сювейона Даниляр не мог полагаться на народные поверья. Он лучше всех знал, что пути Богини неисповедимы, но Она стремится всюду оставлять подсказки.

Сегодня определенно был один из таких дней. Внутренний дворик под окнами засыпало снегом, и теперь там лежали сугробы по пояс — везде, кроме небольшого участка, где он кормил птиц. Огромные сосульки свисали с карниза, но в них отражалось небо и солнце, даруя надежду на будущее тепло.

Допив чай, Даниляр промурлыкал пару псалмов, расчищая дорожку, а затем налил воду и насыпал крошки для воробьев. Несколько самых голодных птиц тут же вспорхнули с колонн и запрыгали у его ног, подбираясь к пиршеству и то и дело косясь на него ясными черными глазками. Птички не ведали слов и не могли поблагодарить его, но Даниляр верил, что у них есть душа, так что возблагодарил Богиню молитвой за диких тварей, а затем отложил метлу.

Отпирая кладовую, он услышал с противоположной стороны быстрые шаги. Даниляр оглянулся и увидел одного из викариев, осторожно ступающего по обледенелым плитам двора в его сторону.

— Письмо вам, капеллан! — воскликнул викарий, размахивая пергаментом. — Ну, вообще-то оно для настоятеля, но гонец просил передать его вам.

Возможно ли это? Даниляр взял пергаментный конверт. Почерк оказался незнакомым, но на то были свои причины.

— Гонец ждет?

— Я отправил его к госпитальерам выпить горячего чаю — в такое морозное утро это будет совсем не лишним.

— Хорошая мысль, — одобрил Даниляр. — Беги и скажи ему, что я уже иду. Буду через минуту.

Он вернулся наверх, в свой кабинет, захватил со стола небольшой кошель. Минуту поразмыслил и добавил туда несколько марок из тайника, чтобы отблагодарить за быстрое исполнение задания. Этой зимой посланец отработал плату с лихвой.

Даниляр нашел гонца в кухне, где тот оседлал стул и грел руки об огромную чашку с чаем. Гонец взвесил кошель на ладони и, судя по заблестевшим глазам, сумел оценить сумму и приятно ей удивился. А потом Даниляр оставил его завершать завтрак в одиночестве и направился в покои настоятеля.

И без того хрупкое здоровье Анселя слабело с каждым зимним днем. Вскоре после того, как выпал первый снег, ему стало хуже, а за несколько дней до Угасания Даниляр исповедовал его, а затем нашел настоятеля практически бездыханным на полу у камина. Прогноз Хенгфорса был мрачным, но Ансель все еще держался, упрямый до последнего вздоха, словно переродившийся святой Августин.

Даниляр постучал и вошел. Настоятель, как прежде, был в постели. Над ним склонялся помощник Хенгфорса, в одной руке сжимавший бутыль, а другой протягивающий ложку.

— Вы должны выпить сироп, милорд, — настаивал помощник лекаря. — Вам не станет лучше, если вы не выпьете.

— Мне не станет лучше, хоть с сиропами Хенгфорса, хоть без них, — прохрипел Ансель. — Убери это.

Даниляр тихо притворил за собой дверь. Ансель тут же повернул к нему голову, едва заметно кивнул. Лицо настоятеля было таким бледным, что от крахмальных подушек его отличали лишь болезненно-алые пятна на щеках.

— Милорд, я вынужден настаивать…

— Убери это, проклятье! Иначе я тебя самого заставлю это выпить! — сорвался Ансель и тут же зашелся в кашле, а затем прижал к губам скомканный носовой платок.

Даниляр взял молодого лекаря за локоть.

— Настоятель ужасный пациент, не так ли? — прошептал он. — Почему бы не попытаться дать ему микстуру позже, когда у него улучшится настроение?

Медик помедлил.

— Я не должен его оставлять.

Даниляр стиснул его локоть чуть сильнее и мягко оттолкнул в сторону.

— Все в порядке, я за ним присмотрю. Иди, — подбодрил он, улыбаясь. — Я пошлю за тобой, когда будет нужно.

С сомнением поглядев на постель и на мрачного больного, лекарь закупорил бутылку.

— Надеюсь, за полчаса ему не станет хуже, — сказал он и, вспомнив о своей должности, вытянулся в полный рост, что, впрочем, рядом с высоким Даниляром не впечатляло. — Но вы должны пообещать, что сразу же позовете меня при малейшем ухудшении его самочувствия.

— Обещаю, — заверил его Даниляр, все так же спокойно улыбаясь.

Успокоенный лекарь вышел.

— Благодарение Богине! — зарычал Ансель, как только закрылась дверь. — У меня в глазах двоилось от запаха этого зловонного лекарства.

— О, сомневаюсь, что все настолько плохо. — Даниляр подвинул к себе стул. — Как ты чувствуешь себя сегодня?

— Как обычно. Омерзительно.

— Тогда, может, тебе стоило принять лекарство?

Морщинистое лицо Анселя сморщилось еще больше.

— От них не будет никакого толку.

— Но хотя бы не станет хуже, — сказал Даниляр.

Ансель хмыкнул.

— И вкус у них поганый. Как у гнилой рыбы.

— Лекарство и не должно быть вкусным. Как только ты поправишься, ты перестанешь их принимать.

— Я ведь не поправлюсь, Даниляр.

— Я знаю.

— И мне не поможет ни одно зелье Хенгфорса.

— Это я тоже знаю.

— Но все равно настаиваешь на том, чтобы я их принимал?

— Если не ты, то хотя бы Хенгфорс почувствует себя лучше.

— Проклятье, друг, ну почему ты всегда такой рассудительный? На тебя из-за этого очень сложно сердиться.

— Именно поэтому.

То, что Ансель сказал потом, было кратким, выразительным и заставило бы покраснеть имперского легионера, если бы не приступ кашля, который испортил весь эффект.

Даниляр подал настоятелю тазик для мокроты и подумал, что даже после того, как Богиня призвала Анселя на службу, в душе тот остался солдатом. Когда приступ закончился, тазик вернулся на свое место под прикроватной тумбой и Даниляр накрыл его салфеткой. Крови на этот раз было больше, и это доказывало, что жить Анселю осталось недолго.

Настоятель откинулся на подушки. В его груди бурлило и булькало при каждом вдохе и выдохе. Он закрыл глаза, и Даниляр заметил, что веки друга стали синеватыми и прозрачными, как бумага.

— Ну, капеллан, — прокаркал Ансель, — чему обязан счастьем лицезреть тебя в это чудесное утро?

— У меня для тебя письмо.

Глаза старика засияли.

— Есть новости? Прочитай его мне.

Письмо было запечатано диском синего воска с оттиском ласточки. Даниляр поддел его большим пальцем и открыл конверт. В сообщении было лишь несколько фраз, написанных убористым наклонным почерком.

— Праздник святого Сарена, — сказал Даниляр. — Если не изменится погода. Наверняка не дольше шести недель.

И он положил письмо на одеяло Анселя. Тот аккуратно сложил послание и разгладил его между ладоней.

— День святого Сарена, — повторил настоятель. — Подходит. Я молюсь лишь о том, чтобы дожить до него.

— Я уверен, что доживешь. Ты достаточно упрям.

— Возможно. Но ты отлично знаешь, что Она не слишком уважает это. Она призовет меня, когда сама решит, что время пришло. — Ансель замолчал, словно даже этот короткий ответ стоил ему больших усилий.

Даниляр подошел к окну и приоткрыл створку — в комнате было слишком жарко и душно для человека с больными легкими. Сквозь заиндевелое стекло он разглядел несколько фигур в сутанах, собравшихся во внутреннем дворе. Лиц различить не удалось, но красный цвет не оставлял сомнений.

— Ансель, — сказал Даниляр, — к нам направляется целая банда элдеров.

Настоятель захихикал.

— А я-то думал, когда же они решатся. Отошли их прочь.

Даниляр обернулся.

— Ты знаешь, зачем они пришли?

— Отлично знаю. Я ждал их каждый день с начала этого месяца.

— И хочешь, чтобы я продолжал теряться в догадках?

— Просто отошли их, Даниляр. Я не в настроении слушать их болтовню.

Даниляр ждал, но Ансель больше ничего не говорил. «Что ж, да будет так, но я молю Богиню о том, чтобы он знал, что делает, пусть даже я этого не знаю». Огорченно поджав губы, Даниляр вышел в приемную, закрыл за собой дверь и открыл вторую дверь перед посетителями.

Горан отшатнулся — он как раз поднял пухлую руку, чтобы постучать.

— Ох! — Он моргнул, его одутловатое лицо еще больше покраснело. — Капеллан, доброе утро.

— Элдер Горан, — вежливо поприветствовал его Даниляр. Судя по запаху бренди, Горан очень старался не замерзнуть. — Доброе утро. Вы не зайдете?

Горан понял, что так и стоит с протянутой рукой, опустил ее, спрятал кисти рук в рукава и переступил порог. Делегация следовала за ним по пятам, полукругом выстраиваясь у двери. Одинаковые красные сутаны делали элдеров похожими на стаю малиновок.

«Наверняка решили произвести грандиозное впечатление на старого больного человека. На меня же эта показуха никак не подействует».

— Итак, господа, — продолжил Даниляр, — чем я могу вам помочь?

— Мы пришли, чтобы увидеть настоятеля, — безо всяких вступлений начал Горан. — Мы обеспокоены состоянием его здоровья. Он болен уже давно. Возможно, ему следует отказаться от административных обязанностей и вплотную заняться своим выздоровлением. В конце концов, мы не видели его в зале совета уже больше месяца.

«Вот мы и перешли к сути». Даниляр слегка нахмурился.

— Значит, вы хотите убедиться, способен ли он, как прежде, держать бразды правления орденом в своих руках? Понятно. Что ж, заверяю вас, господа: болезнь настоятеля никоим образом не сказалась на исполнении им своих обязанностей по ежедневному управлению Домом.

— Благодарю, капеллан, но мы бы хотели убедиться в этом лично.

— У вас есть сомнения?

— Да, у нас есть сомнения! — Горан покраснел еще сильнее. — Мы не видели настоятеля даже мельком уже более пяти недель. Может, он давно лежит в могиле, нам это неизвестно.

— Но, элдер, настоятель совершенно очевидно жив. Вы читали подписанные им эдикты. Все они освидетельствованы и снабжены его личной печатью согласно нашим законам. — Даниляр говорил спокойно и ровно, не позволяя себе повышать голос.

— Эти эдикты, — заявил Горан, вытаскивая несколько документов из рукава и размахивая ими в воздухе, — могли быть написаны мальчишкой-прислужником и подписаны ручной обезьянкой настоятеля. Где доказательства того, что церковная власть не пострадала?

— Ах. — Даниляр скрестил руки на груди. — Вот мы и добрались до сути проблемы. Вас беспокоит вовсе не состояние его здоровья. Вас беспокоит состояние его ума — иными словами, не завелись ли летучие мыши на чердаке у настоятеля.

Горан изумленно фыркнул.

— Я не стал бы использовать столь неоднозначных определений, но настоятель все-таки стар…

— Не настолько стар, — прервал его Даниляр. — И разум его силен, как всегда, равно как и его характер. Спросите секретаря, если не верите моему слову.

— Нам нужны не доказательства из вторых рук, капеллан, — раздался другой голос. Из группы элдеров вышел вперед тощий дременириец с узким лисьим лицом. Он тронул Горана за локоть, и жирный элдер быстро растворился в толпе.

— Цейнан, — сказал Даниляр. Неудивительно, что истинным лидером стал именно он. — Как мило с твоей стороны зайти и пожелать настоятелю выздоровления.

— Даниляр, — так же непринужденно откликнулся тот, — как видишь, наши намерения чисты. Мы пришли в доброй вере, чтобы развеять сомнения. Вот и все. Мы не хотим созывать совет и требовать отстранения Анселя.

— Так чего же именно вы хотите?

— Всего лишь увидеть его. — Цейнан развел руками. — Всего лишь удостовериться, что все хорошо и наш орден в надежных руках.

— Боюсь, вам придется поверить мне на слово. Никто не допускается к настоятелю, пока не исчезнет опасность заражения.

В бледно-голубых глазах Цейнана мелькнуло раздражение.

— Зараза?

А вот Горан выпучил глаза.

— Именно она, элдер Горан, — сказал Даниляр. — Черная легочная лихорадка крайне заразна.

— Черная легочная лихорадка? — Красное лицо элдера побелело.

— Да. Мы же не хотим, чтобы она распространилась на весь совет? Элдеры, которые валятся с ног, — это будет катастрофа.

— Но ты приходишь и уходишь, когда захочешь, Даниляр, — возразил Цейнан.

— Я уже болел лихорадкой раньше, — сказал он. И сам удивился тому, как легко далась ему эта ложь. — Много лет назад, в пустыне. Хенгфорс говорил мне, что дважды этой болезнью не болеют.

Горан начал рыться в карманах в поисках носового платка.

— А ты уверен, что у настоятеля именно эта болезнь?

— Боюсь, симптомы весьма красноречивы. Нельзя позволить, чтобы она распространилась среди членов ордена или же перекинулась на горожан. Болезнь может быть смертельной. До тех пор пока есть вероятность распространения инфекции, настоятель должен пребывать в изоляции, но это не мешает ему справляться со своими обязанностями.

— Почему нам не сказали этого раньше? — вмешался один из элдеров. — Нас должны были поставить в известность, как только диагноз настоятеля стал вам ясен.

— Мы не видели смысла напрасно вас беспокоить. — Даниляр спрятал кисти рук в рукава. — Как только настоятель поправится, он вернется в зал совета. Пока же я могу лишь передать ему ваши искренние пожелания. Уверен, он будет тронут, узнав, скольким из вас небезразлично его здоровье. Хорошего вам дня.

Делегация заворчала и направилась к выходу. Горан вытирал лицо и то и дело оборачивался, словно желая убедиться в том, что за его спиной не крадется ужасный призрак болезни.

И только Цейнан задержался на пороге.

— Настоятель еще жив, правда, Даниляр? — спросил дременириец. — Ты не хуже меня знаешь, что секретарь умеет подделывать его подпись, а где находится большая печать, ни для кого из нас не секрет.

— О, он жив, заверяю тебя, и как всегда в ярости. Спроси у людей Хенгфорса, они это подтвердят.

Цейнан слабо улыбнулся.

— Я ведь могу и спросить. Я знаю, что вашей дружбе с настоятелем уже не один год, вы вместе были неофитами, так ведь? Как далеко может зайти твоя верность ему, Даниляр? Станешь ли ты лгать, чтобы защитить его, или сговариваться, чтобы помешать честному переизбранию?

— А кто сказал, что переизбрание состоится?

Цейнана задели его слова.

— Мой дорогой капеллан, мы оба знаем, что настоятель умирает. Твоя сказочка о страшной лихорадке была неплоха, признаю. Их это определенно впечатлило. — Он кивнул вслед удалившимся элдерам.

— Я никого не пытаюсь обмануть, Цейнан. Настоятель не готов заразить целый орден лишь ради того, чтобы удовлетворить твое любопытство и доказать, что он в здравом уме и может управлять нами. Это было бы глупо, не говоря уже о том, как это было бы неприятно тем, кто все-таки заразится. Поверь, болезнь тяжела, от нее легкие заполняются черной мокротой.

— Оттого она так и называется, я знаю. Но ты не убедил меня, Даниляр. Я думаю, Ансель обязан к нам выйти. Мы сами должны убедиться в том, насколько он болен и в каком он состоянии. Если настоятель не может заниматься делами, в наших законах есть подходящий для такого случая пункт.

Тревога впилась в Даниляра, как нож. Плохо, что Цейнан взялся за это. Очень, очень плохо.

— Цейнан, я понимаю твое беспокойство, — сказал он. — Совершенно правильно и достойно с твоей стороны заботиться о процветании ордена, но уверяю тебя, твое беспокойство необоснованно. Мы в надежных руках.

— Но надолго ли?

— Никто не может этого предугадать. Лишь Богине ведомы сроки.

— А Она молчит, полагаю?

— Это уже слишком близко к богохульству, элдер Цейнан, — предупредил Даниляр. — Богиня не поверяет мне своих намерений, но я знаю, как Ей не нравятся подобные формулировки. И потому предлагаю тебе оставить Анселя в покое. Если ты все еще хочешь его увидеть, попроси об аудиенции заранее и должным образом.

Цейнан наградил его фальшивой тонкой улыбкой и намеком на поклон, а затем вышел.

Со вздохом облегчения Даниляр запер дверь за его спиной. И вернулся к Анселю, который ждал его — слабый, но в сознании.

— Ну?

— Кажется, назревает бунт.

— Ничего удивительного. Именно этого я и ждал. Цейнан?

— Цейнан.

— Он скользкий тип, Даниляр. С ним нужно обращаться с крайней осторожностью.

— Знаю. Остальным пришлось скормить сказку о черной легочной лихорадке и об общем благе, но Цейнан дал понять, что не купился на это.

— Я слышал. Ты неплотно закрыл дверь. — Ансель тихо рассмеялся. — Как для церковника, ты слишком хорошо врешь.

— Благодарю, хотя и не уверен, стоит ли гордиться такими успехами.

— Сколько их там было?

— Девять или десять, но это наверняка не все. Цейнан намекал, что, если совет будет созван, он соберет кворум или чуть меньше половины голосов, чего уже достаточно для нашей головной боли.

— В последнее время у него все больше последователей, — задумчиво сказал Ансель. — Похоже, мы потеряли немало друзей, когда отпустили леанца.

— Если они собирались сжечь его живьем, я не уверен, что хотел бы оставаться их другом.

— В этом ты, возможно, и прав. Но все же приглядывать лучше за Цейнаном, а не за его кликой. Что ему известно?

— Не могу судить. Он намекал, что знает о нашем сговоре, но не уточнял, о каком именно.

— Тогда пусть пока что все так и остается. Мы и так получили все, на что могли надеяться. Пусть то, что происходит прямо у него под носом, станет для Цейнана сюрпризом. — Настоятель бросил Даниляру шарик из мятой бумаги, кое-где испачканный синим воском. — Сожги это.