— Гэр?

Он открыл глаза. И увидел над собой лицо Мэйсена.

— Гэр, все закончилось.

— Я знаю, — хрипло выдавил он. — Мне просто нужно немного отдохнуть.

Мэйсен взглядом ответил, что все понимает, и зашагал прочь. Буря стихла до отдаленного рокота, но дождь шел по-прежнему. Вода струилась по стенам, смывая кровь и гарь, отмывая Капитул дочиста. Во дворе вокруг изломанных тел суетились зеленые мантии. Тел было слишком много.

Гэру хотелось закрыть глаза, но с ним заговорила Танит, и ему пришлось сосредоточиться на ее лице. В ее взгляде дрожали слезы и тени. Она извинялась, стоя перед ним на коленях, прямо в луже, ее платье было испачкано кровью и грязью. Танит умоляла его понять, что все произошло слишком быстро и ей не удалось добраться до Айши вовремя.

— Ты сделала все, что могла, Танит, — тихо произнес Гэр. — Иди, помоги остальным.

С ее ресниц сорвалась слеза, прочертив чистую дорожку на испачканном сажей лице.

— Если бы я поторопилась, то могла бы ее спасти. Их было слишком много, и они… Прошу, прости меня.

— Мне нечего прощать. — Он сумел улыбнуться ей. Одной Богине известно, как он заставил себя это сделать, зная, что лежит под зеленой мантией. Голова Айши, покоившаяся на его плече, давила на него, как целый мир. — Ступай. Покажи свою руку Саарону, а затем помоги остальным.

— А как же щит?

В голове у Гэра было тихо, хотя ощущалось присутствие чего-то скрытого. Ему не удалось определить, чего именно. Он прикоснулся к Песни, но горе превратило ее в плач.

— Кажется, я вернул его на место.

Танит изумленно распахнула глаза.

— Но это невозможно!

Она потянулась к нему, собирая Песнь, но Гэр отстранился.

— Танит, пожалуйста, иди к Саарону. У тебя идет кровь. Это подождет.

Целительница опустила руку и медленно поднялась. С рыжих завитков, обрамлявших ее лицо, стекала вода. В глазах плескалась боль, которую Гэр не мог вынести. Он испытал облегчение, когда она отвернулась.

После ее ухода Гэр сомкнул вокруг себя щит, заглушая звуки. Раскаты бури превратились в шепот. Мимо сквозь серебристую пелену дождя беззвучно проплывали люди. Надежно укрывшись от них, Гэр прижал к себе Айшу и закрыл ее прекрасные глаза.

* * *

На приготовления ушло почти четыре дня. В лазарете не хватало места, а подземелья церкви превратились в покойницкие. Из Пенкруика пришли люди с топорами и пилами — заготовить дрова для погребальных костров. Некоторые из них привели с собой жен, чтобы помочь в лазарете. В основном туда шли немолодые женщины, которые не боялись омывать и пеленать мертвых.

На холме, выходящем в бухту, вырезали огромный круг ощипанного овцами дерна. Туда-сюда сновали телеги, привозящие топливо для разгорающихся погребальных костров. Даже на балконе пятого этажа Гэр чувствовал запах свежесрубленного дерева и сосновой смолы. И резкий сладкий аромат душистого масла, которое должно будет заглушить вонь горящей плоти.

День обещал быть ясным. На островах по-прежнему царила зима, но на солнце ее власть слабела, и пастбища сверкали, словно усыпанные бриллиантами. Скоро сквозь сухую, пожелтевшую траву пробьется новая. На деревьях уже начали набухать почки. Ну не забавно ли? Именно сейчас, в момент появления новой жизни, Дому Капитула приходилось хоронить своих мертвых.

Гэр посмотрел на бокал в своей руке. Великолепная работа: чистейший пурпур основания и ножки постепенно переходил в аметист и серебро у ободка. В бокале оставалось бренди меньше чем на дюйм, зато воспоминаний было вдоволь. Они шагали на рынок в порту Пенсаэки, чтобы купить ей подарок на день Угасания. Айша в форме ястреба сидела у него на плече и тихо урчала от восторга, так, что слышать ее мог только Гэр. Торговец, упаковывая покупку, робко интересовался, не продается ли эта великолепная птица.

Вот он смакует вино у камина, в трубе которого завывает зимний ветер. Пытается починить бокал, который она разбила в приступе ярости, когда они поссорились из-за какой-то глупости. А затем удивляется, как ей удалось выбрать именно этот бокал из всех, несмотря на то, что выглядят они одинаково. Айша сказала, что чувствует узор его Песни. Этот бокал стал ее любимым. Именно его Гэр сейчас держал в руке.

Он осушил бокал. Крепкий напиток заскользил по пищеводу, согревая его изнутри. Это был последний глоток. Графин опустел, бренди закончился, как и все хорошее. Жаль, что с этим последним глотком ему не удалось проглотить воспоминания: они оставались с ним, заполняли его внутреннюю пустоту призраками.

Гэр повернулся, чтобы зайти обратно, и увидел у двери Альдерана, положившего руку на дверной засов. Леанец не хотел, чтобы его беспокоили, но некоторых визитов не избежать. Если не сегодня, так еще когда-нибудь. Спасибо, что дали ему время хотя бы на то, чтобы вымыться и побриться. Гэр поставил бокал на стол.

Альдеран с непроницаемым лицом посмотрел на него, отметил взглядом тонкую синюю мантию у него на плечах, которая ниспадала до лодыжек.

— Она неплохо на тебе смотрится, парень, — сказал наконец старик.

— Я думаю, что ей бы понравилось.

— Уверен, что да.

Гэр разгладил ткань у себя на груди, хоть этого и не требовалось: линия выреза была идеальной.

— Ты знал?

— Да. Ты не заслуживал мантии, когда Айша тебе ее подарила, хотя мы еще тогда увидели твой потенциал. Ты получил необыкновенный дар. Теперь она твоя по праву.

Гэр коротко кивнул. Он надел эту накидку не ради себя.

— Ты что-нибудь выяснил?

— Не много. Разум Донаты и ее дар были захвачены. Савин воспользовался этим, чтобы удержать врата открытыми. Он вплел ее цвета в узор Песни, чтобы скрыть свои действия и выиграть время. — Альдеран вздохнул и неожиданно стал казаться очень уставшим. — Мы слишком многого не знаем. Слишком многое утеряно. Надеюсь, к следующей встрече с ним нам удастся подготовиться лучше.

— А Дарин?

— Дарин был его соглядатаем. Сам Савин не мог попасть к нам из-за защитных чар, поэтому и послал шпиона. И то, что он отдал знак именно Дарину, для нас большая удача.

— Знак?

— Когда мы его отыскали, Дарин держал его в кулаке: кристалл, ограненный под драгоценный камень. На нем скорее всего были чары, заставляющие Дарина хранить эту вещь у себя. При помощи кристалла Савин управлял им. Полагаю, до остального ты можешь додуматься сам.

Сердце Гэра заныло от ощущения вины.

— Дарин собирался вставить этот камень в кольцо для Ренны. Кольцо должно было быть обручальным. Он попросил меня быть его шафером.

— Гэр, мне очень жаль. Я знаю, Дарин был твоим другом…

Он был слишком поглощен собой, чтобы заметить происходящее. Это был ход конем, тот, который наносят сбоку, под углом, с той стороны, откуда ты меньше всего его ждешь. Гэр отвернулся. Ему требовалось время, чтобы справиться с голосом.

— По крайней мере он так и не проснулся.

— Нет. Полагаю, это единственное, за что мы должны благодарить богов. Я думаю, что после того как Савин подчинил его себе, Дарин почти не приходил в сознание. Когда рухнул щит, его тело осталось живым, но та искра, которая делала его личностью, погасла. На следующий день у него остановилось сердце.

Гэр вздрогнул. Он будет тосковать по смеху белистанца, готовому раздаться в любой момент, по его озорству и чувству юмора. Дарин был первым, с кем он подружился в Доме Капитула, белистанец стал ему почти братом. Удивительно, что он еще мог чувствовать такую боль. Гэр уже решил, что после всего увиденного разучился ее испытывать.

— Ты был прав, Альдеран, — резко произнес он, — насчет Савина. Он использует любые средства, чтобы приблизиться к цели. Даже людей. Они для него просто шахматные фигуры на доске, которыми при необходимости можно пожертвовать.

— Хотел бы я в этом ошибиться, — поморщился старик. — Это избавило бы нас от боли.

— Сколько человек мы потеряли?

— Двадцать четыре. Девять адептов, включая Дарина. Одиннадцать учеников. Брендана, Тивора, Донату.

— И Айшу.

— И Айшу.

С тех пор как все произошло, Гэр впервые произнес вслух ее имя. Айша мгновенно вернулась сюда, в эту комнату. Она наблюдала за ним с кушетки, он чувствовал запах ее кожи, ее цвета танцевали у него в голове. Гэр зажмурился, но образы остановить не удалось: темная кровь, растерзанная плоть — и все остальное, что утонуло в многочисленных бутылках бренди. Гэр открыл глаза, крепко сжав кулаки.

— Я буду смотреть, как он горит. Клянусь Богиней, я лично поднесу к нему факел. — Его слова походили на рычание.

Альдеран промолчал, но в глазах у него была печаль.

— Он убивал детей. — На грудь Гэра навалилась тяжесть пережитого, сдавливая его голос. — Мальчишек и девчонок. Их дара едва хватало на то, чтобы зажечь свечу. Савин привел демонов и приказал им убить детей. И ее.

Пресвятая Матерь, прошу Тебя, позаботься о ней. Позаботься обо всех них.

— Савин убил моих друзей, двадцать четыре человека мертвы, ни один из них не тронул его и пальцем, не причинил ни малейшего вреда. Я не прощу ему этого. Не могу. Я заставлю его заплатить.

Сильные ладони схватили леанца за руки. Альдеран говорил тихо и яростно:

— Гэр, я знаю, что тебе больно. Ты хочешь увидеть, как Савин понесет наказание, и я тоже. Я тебя понимаю, поверь мне. Я тоже кое-кого потерял из-за него и серьезно намерен призвать его к ответу за прошлое и за то, что произошло здесь. Но не сегодня, парень, не сегодня. — Он сжал ладони Гэра, заставляя посмотреть на себя. — Всему свое время, Гэр. Я не сомневаюсь, что Савина ждет расплата, но сегодня у нас есть другие дела.

Альдеран был прав.

— Не могу выразить, как мне жаль, — сказал старик.

К Гэру еще не вернулась способность говорить. Альдеран крепко его обнял, и он с силой ответил на объятие. Это простое движение слегка успокоило Гэра, и он сосредоточился на этом ощущении.

— Мне так ее не хватает!

Это было слишком слабо, несоразмерно, мизерно. Эти слова не могли передать ее значимости, не могли описать зияющую бездну потери. К глазам Гэра подступили слезы, и он поморщился, пытаясь удержать их.

— Мне тоже. Мы с Айшей редко виделись, но я всегда испытывал к ней огромное уважение. Полагаю, вы подходили друг другу.

— Я думал, ты не одобряешь…

— У нас в Доме Капитула мало правил, и вы нарушили одно из них, это так. Но это редко нуждается в одобрении простых смертных. Ваш союз благословила Богиня, и нет силы выше ее.

Немного успокоившись, Гэр выпрямился и сделал глубокий вдох.

— Спасибо.

Еще один вдох. Гэр зарылся пальцами в волосы на затылке и обнаружил, что серебряный зирин по-прежнему невредим. Леанец вытер глаза и усилием воли прогнал воспоминания за щит, поставленный им лично.

— Готов? — спросил старик.

— Как никогда.

Губы Альдерана дрогнули, сложившись в слабую улыбку, ласковую, но печальную.

— Ну тогда идем попрощаемся?

Они шли по Капитулу, который молчал, затаив дыхание. При других обстоятельствах сейчас был бы слышен топот ног, стук дверей, повседневный шум, похожий на гудение пчелиного улья, но слышны были только их шаги. Лестницы, галереи, даже главный двор были пусты и безмолвны.

Гэр и Альдеран вышли через ворота и начали подниматься на холм, где виднелись ферма и дорога, ведущая в Пенкруик. Пенсаэка Саунд шипел расплавленным оловом, ветер взбивал пену. Высоко над головой бледное небо затягивала тонкая вуаль облаков.

Все обитатели Дома Капитула собрались широким кругом возле трех погребальных костров: рабочие в повседневной одежде, мастера и адепты в мантиях, развевающихся на холодном ветру. На лицах лежала печаль. Даже самые маленькие дети, робко выглядывающие из-за родителей, понимали серьезность происходящего и молчали. Гэр с Альдераном подошли к краю круга, где пылал костер.

Веренас, капеллан, в белоснежных, развевающихся одеждах, ждал их, держа в руках книгу Эадор.

Каждый погребальный костер был высотой в человеческий рост и блестел от масла. Наверху лежали завернутые в ткань тела, неотличимые друг от друга, словно мотки шерсти. Которое из них было ее? Гэр не мог определить. По сверткам нельзя было даже сказать, кто из них мужчина, а кто женщина, хотя трупики детей отличить было до ужаса просто.

Гэр почти не слушал заупокойную службу Веренаса. Он подпевал в нужных местах, вместе с остальными скорбящими вставал на колени, чтобы принять благословение, но его мысли витали далеко от этого места. В своих фантазиях он летел высоко в небе, морозный воздух пел в его перьях, и другой орел повторял каждое его движение.

Когда затихло последнее «аминь», Альдеран поднес факел к поленнице. Она вспыхнула мгновенно, пламя взвилось вверх. Затем старик повернулся к Гэру и протянул факел ему.

Гэр задержал в памяти цвета Айши, яркие, как витражное церковное окно, сквозь которое светит солнце. От запаха масла кружилась голова. Без масла влажное свежее дерево отказывалось гореть. А с ним — запах заполнял легкие, мешал дышать.

Пребудь с Богиней, кариан.

Затем он поднес факел к погребальному костру. Пламя с ревом взвилось вверх, волна жара ударила в лицо.

Кариан… Возлюбленная. Жаль, что он нечасто так ее называл. Следовало повторять это слово каждый раз, когда оно звучало у него в сердце. Когда Айша читала ему у огня стихи Гимраэля. Когда они вместе лежали в тишине, переплетя пальцы. Каждый раз…

Вокруг столба пламени кружили, взмывая вверх, горячие искры. Гэр раскинул руки и затянул Песнь. Мелодия пришла откуда-то из раскаленного добела жара костра и была острой, как лезвие клинка. В ней слышались звуки небесной кузницы, в которой куются звезды. В пылающем перед ним пламени вспыхнули серебристые проблески, затем такие же появились и в двух соседних кострах. Серебро постепенно вытесняло золотой и оранжевый, затем блеснуло сталью и стало голубым.

Жар заставлял Гэра отступать шаг за шагом, но он продолжал взывать к Песни. Он хотел очистить огонь, насколько ему хватит сил, пусть мертвые Капитула вознесутся к небесам без дыма и пепла, без грязи. Это все, что он мог сделать для них. Для нее.

А затем Гэр наконец дал волю слезам.

* * *

Танит, завернувшись в плащ, издали наблюдала за ним. С того самого дня она ни разу не встречалась с леанцем. Он не открывал дверь ни ей, ни кому-либо другому, и Танит не хотелось бередить его раны, как бы сильно он ни нуждался в исцелении. Гэр казался вполне здоровым, был чисто одет и аккуратно причесан, но его выдавали глаза, серые, как кремень, и холодные, как северное море. Он управлял Песнью так же уверенно, как и раньше, но Танит до сих пор не поняла, как ему удалось отразить удар, который Савин нанес его разуму. Она видела все собственными глазами и до сих пор вздрагивала от воспоминаний. Танит боялась, что однажды Гэр сорвется, просто не выдержав напряжения.

Если бы только она смогла вовремя добраться до Айши, спасти ей жизнь, избавить его от этой боли! Но время невозможно отмотать назад, как катушку ниток, — что сделано, то сделано. Танит потерла свежий шрам, сбегавший по предплечью. Никакое исцеление не сможет ее от него избавить. Он останется напоминанием о ее ошибке. Ей следовало приложить больше усилий. Она должна была встать перед демонами и позволить им сожрать ее, если бы это могло спасти Гэра от раны в сердце.

Танит закрыла глаза, сдерживая колючие слезы.

— Необычный ритуал, — произнес К’шаа у ее плеча. — Мы отдаем своих мертвых морю, а не огню.

Она снова открыла глаза и процитировала похоронную службу морских эльфов. Ее голос почти не дрожал.

— «Мы рождены из воды и возвращаемся в воду. Да заберут воды нашего морского брата и унесут домой к Матери, до тех пор, пока прилив снова не вернет его нам».

К’шаа наклонил голову, его длинные волосы развевал ветер.

— Хорошо сказано. Скажи мне, вы всегда так делаете? — Его согнутый палец указал на сверкающее синее пламя, рвущееся в небеса.

— Нет. Я никогда раньше такого не видела. Наверное, это новый обычай.

— В последнее время я повидал очень много нового, — сказал морской эльф. Его голос слегка дрожал от горя и неодобрения. — Многое меняется.

Танит плотнее закуталась в плащ — она неожиданно озябла.

— К’шаа, твой народ умеет читать будущее? — спросила она. — Вы видите знаки и знамения в небе, слышите слова, принесенные ветром?

Эльф наклонил голову и окинул ее взглядом раскосых глаз.

— Я слышу приближение бурь, — ответил он. — Чувствую запах молний в чреве туч и читаю по волнам. Другие предзнаменования мне неведомы.

Танит смотрела, как Гэра омывает свет погребальных костров. Он закрыл глаза, и стекающие по его лицу слезы засияли серебром. Столько боли — как он это выносит?

— Я тоже слышу приближение бурь, — сказала Танит. — И боюсь, та, что идет сейчас, может стать концом для всех нас.